о правительства".
Полет "Восхода" не дал, разумеется, вообще никаких научных результатов.
В первые дни советская печать начала было прославлять в качестве особого
"достижения" то обстоятельство, что космонавты летали без скафандров.
Дескать, наши корабли до того теперь надежны, что скафандры больше не
требуются. Но Королев потребовал, чтобы о злополучных "курточках" перестали
упоминать -- и это было сделано тотчас. В биографии Королева мы еще находим
ссылку на "курточки" (цитата, описывающая "Восход", приведена выше) --
однако это уже не подается как достижение. А в советской энциклопедии
"Космонавтика" издания 1969 года вообще не упомянуто о том, что команда
"Востока" летала без скафандров. Более того, в том месте (стр. 493 в
английском издании), где описывается "Восход", дана фотография космонавта
Леонова... в скафандре! Эта фотография не относится к статье о "Восходе", но
помещение ее на этой странице, а не на следующей, где ей положено быть по
смыслу, само по себе забавно.
Что касается описания научных итогов полета "Восхода", то тут пасуют
даже весьма изобретательные советские источники. Мы находим фразу вроде:
"испытан в полете новый многоместный корабль" или "проверена возможность
совместной работы космонавтов, специализированных в различных областях науки
и техники". Присутствие на борту "Восхода" врача Егорова дало еще
возможность сообщить, что "выполнена широкая программа медико-биологических
исследований". Но самое замечательное описание результатов полета "Восхода"
я нашел опять-таки в биографии Королева, где о "медико-биологических
исследованиях" или "проверке возможности совместной работы" как раз ничего
не говорится. Зато там (стр. 179) сказано: "Многое дали наблюдения из кабины
корабля за Землей, космосом и небесными светилами".4
С уходом Хрущева, как я уже отмечал на первых страницах этой книги, у
Королева, Воскресенского и их сотрудников возникли новые надежды. Они
подготовили обстоятельный доклад, который излагал во всех подробностях
состояние дел с полетами в космос в СССР и США. Детально была изложена
история подготовки "Восхода" -- и, как передают, произвела на Брежнева и
Косыгина большое впечатление. Для них тогда это был типичный образец
хрущевского "волюнтаризма", против которого они ополчились.
4 Советский биограф Королева -- это П. Асташенков. См. его статью
"Академик Королев" в журнале "Москва", ╣╣ 11, 12, 1969 г.
В докладе Королева содержалось несколько предложений. Во-первых, забыть
о высадке на Луне и вести дальнейшее исследование Луны лишь в пределах
возможностей -- то есть, посылая туда только небольшие автоматические
приборы. Во-вторых, прекратить сейчас все полеты и не пытаться "обгонять"
каждый предстоящий американский полет по программе "Джемини". В-третьих,
разработать без обычной спешки ракету-носитель для корабля "Союз", запустить
этот корабль и проверить возможность создания орбитальных научных станций.
В-четвертых, разработать возвращаемый корабль для смены персонала этих
станций в космосе.
Эти предложения Королева были приняты как-будто благосклонно.
Обрадованный конструктор пообещал взамен новым "хозяевам", что постарается
напоследок обогнать американцев еще в одном деле -- выводе человека из
корабля в открытый космос. Было известно, что в первом же пилотируемом
полете "Джемини" астронавты США намереваются открыть люк и
разгерметизировать кабину, после чего герметизировать ее вновь и
восстановить внутреннее давление. А во втором поете "Джемини", вскоре после
первого, предполагался выход одного из астронавтов на "прогулку". Вот это
американское "расписание", как всегда объявленное заранее, Королев и
собирался "обойти" еще одним полетом "шарика" по совершенно той же
программе, по какой летал "Восход", а до него "Восток-2", а до него собаки.
Разумеется, это предложение было тоже принято, и в институте закипела
подготовка корабля -- ракета ведь была готова и отработана.
По предложению Воскресенского, решено было не разгерметизировать
"шарик" в полете. Пошли более простым путем -- к выходному люку корабля
приставили легкую "трубу" -- шлюзовую камеру, в которую космонавт должен был
влезать перед открытием наружного люка. Этот люк подлежал открытию после
того, как второй космонавт закроет за вышедшим внутренний люк. Вход в
корабль осуществлялся в обратной последовательности. В полете эта
конструкция чуть не стоила жизни Алексею Леонову и в дальнейшем никогда
больше не применялась.
Работу над видоизмененным "шариком" с двумя космонавтами и шлюзовой
камерой прервала смерть Воскресенского. Он работал до последней недели жизни
и в больнице продолжал интересоваться, как идут дела. Человеку в 52 года не
верилось, что наступает конец -- но его часы были сочтены. Годы тюрьмы,
десятилетия безостановочной изнурительной работы, постоянное нервное
напряжение -- вот что свело в могилу этого исключительно одаренного
человека.
Уход из жизни Воскресенского очень явственно подкосил Королева. В
последний год жизни его ничто уже не веселило. На могиле своего заместителя
Королев сказал, что если бы не он, то первый спутник не был бы запущен
раньше американцев.
Буквально на следующий день после похорон Королеву пришлось опять
работать с полной нагрузкой, хотя он чувствовал себя физически очень
скверно: пришло сообщение, что "Джемини" запустят 23 марта. Нужно было
поспеть со стартом непременно раньше этого дня. Хрущева больше не было в
Кремле, "новые" не подгоняли телефонными звонками и вызовами, но
представление о том, что нужно было во что бы то ни стало, любыми средствами
вылететь хоть на день раньше американцев -- это представление оставалось.
Действовала та психологическая инерция, которая играет и по сей день
огромную роль во всей жизни Советского Союза.
В работе над "Восходом-2" (так был назван корабль) тоже пришлось решать
множество весовых головоломок. Два космонавта в скафандрах весили не намного
меньше, чем трое в курточках. Кроме того, был шлюзовой отсек,
отсутствовавший в предыдущем "шарике". Правда, теперь можно было
дополнительно сократить запас бортовых средств жизнеобеспечения: кислорода
на два с половиной дня, питания и воды -- на два дня, из расчета на двоих.
"Сгонка веса" корабля отняла много времени, тем более, что не было больше
Воскресенского с его непрерывным "фонтаном идей". На испытания осталось
меньше месяца.
В качестве экипажа "Восхода-2" утвердили Павла Беляева и Алексея
Леонова, который одно время был кандидатом в космонавты ╣ 1. Он был очень
ловким, физическим тренированным человеком, превосходным парашютистом,
неплохим летчиком. Кроме всего прочего, он недурно рисовал. Ему предстояло
научиться вылезать через шлюз, и спустя неделю после начала тренировки он
научился выполнять эту операцию за минуту с завязанными глазами.
Корабль "Восход-2" принял старт в 10 часов утра 18 марта -- за пять
дней до полета "Джемини-3" с Гриссомом и Янгом. По радио торжественно
сообщили, что корабль запущен и вышел на орбиту, но даже тогда ничего не
сказали о цели полета. И лишь после выхода Леонова из "шарика" было передано
об этом экстренное сообщение. С Хрущевым или без, но "предохранительная
секретность" оставалась.
Примерно через час было сообщено, что Леонов вернулся в кабину, хотя от
открытия наружного люка до его задраивания прошло около 20 минут. Дело в
том, что минуты были весьма драматическими.
Выход Леонова прошел без происшествий. Когда космонавт находился вне
корабля, с ним по радио связался Королев. На десятой минуте пребывания в
открытом космосе он велел космонавту входить обратно. И тут оказалось, что
сделать это не так просто.
За считанные минуты пребывания в космическом пространстве скафандр
Леонова сильно раздуло. Это действовал так называемый "эффект футбольной
камеры", правильно предсказанный ранее английскими специалистами и принятый
во внимание американцами. Если бы не исключительная ловкость Алексея
Леонова, он ни за что не сумел бы втиснуться в шлюз. Как уже сказано, на
тренировках он выполнял это за одну минуту с закрытыми глазами. Теперь, с
открытыми, он влезал восемь минут, все время сообщая в микрофон: "Не могу...
Не могу... Опять не получается... Ну-ка еще раз... Нет, опять не вхожу... Не
могу!" Когда Леонов все-таки втиснулся в люк, он закричал "Ура!" и длинно,
облегченно выругался.
Это, однако, было не последним происшествием в полете. На семнадцатом
витке случилось то, что дважды происходило в 1960 году с беспилотными
капсулами: по радиосигналу с земли тормозная двигательная установка -- ТДУ
-- не включалась. Королев приказал подготовиться к ручному включению ТДУ по
устной команде с земли после следующего, восемнадцатого витка. Вот где
сказалась его предусмотрительность! Все "шарики", с самого первого,
гагаринского, были оборудованы ручным включением ТДУ. Ни один космонавт
"Востока" ими не пользовался, и кое-кто даже думал, что ручное включение --
излишняя роскошь. Но вот на восьмом по счету "шарике" оно вдруг понадобилось
и спасло жизнь космонавтов.
После восемнадцатого витка посадка в южной половине СССР была
невозможна -- только в северной. Были немедленно оповещены все военные
авиачасти на Севере и в Арктике, где еще стояла суровая зима с морозами и
очень глубокими снегами. Секундная неточность при включении ТДУ вручную
могла привести к спуску в Ледовитый океан или в густонаселенную Московскую
область. Королев потребовал у расчетчиков траектории: за оставшийся у них
час рассчитать момент включения так, чтобы наверняка не угодить в океан. В
последние минуты перед включением он подробно проинструктировал Беляева, как
включать, хотя тот и сам хорошо это усвоил на тренировках. Получив сигнал,
Беляев включил ТДУ практически мгновенно, но тут же сказал, что хотя ТДУ и
загорелась, он не очень уверен в ориентировке. По счастью, и ориентировка
была выполнена правильно. "Восход-2" ухнул в глубокий снег, накрывший редкий
лесок под Пермью. Его заметили местные жители и сообщили в воинскую часть.
Благодаря этому счастливому случаю, команда спасателей прибыла к Беляеву и
Леонову через несколько часов после приземления.
В официальных советских сообщениях нет решительно ничего о двух
чрезвычайных происшествиях, разыгравшихся на борту "Восхода-2". Сообщалось
лишь (как достижение, конечно!), что командир "Восхода-2" Беляев произвел
включение ТДУ вручную. А гораздо позже, через год, примерно, после полета,
было мельком сказано, что посадка произошла не в обычном районе приземления,
а на 2000 километров севернее, и что полет длился не обычные 24 часа с
минутами, а 26 часов. Наконец, в биографии Королева оба инцидента поданы в
этаком "легком", разухабисто-балаганном стиле. По поводу попыток Леонова
войти корабль биограф говорит мимоходом всего одну фразу: "С первого раза
забраться в шлюз не удалось". Не удалось -- и все, без дальнейших
объяснений. Что касается второго происшествия, то ему в биографии посвящен
следующий отрывок:
"Как известно, посадка корабля 'Восход-2' впервые осуществлялась без
автоматического управления.
-- Ребята, валяйте вручную, -- с одобрения С. П. Королева передал
команду Земли Юрий Гагарин.
И они пошли еще на один виток. Вручную сориентировали корабль и
включили тормозную двигательную установку.
Раздался шум за бортом. Куда пойдет корабль? Если сориентировались
неправильно -- не на землю, а от нее...
По опускающимся пылинкам поняли: сработано все верно, корабль идет в
плотные слои атмосферы".
Вот, видите, как все было весело и приятно! Неприятно только думать,
что сочинители подобных советских опусов и их цензоры явно рассчитывают на
полный идиотизм будущих читателей.
Запуск "Восхода-2", в отличие от предшествующего полета, может
претендовать на ощутимый научный результат: человек впервые побывал в
открытом космосе. Медицинские наблюдения показали, что Леонов хорошо перенес
"прогулку". Меньше повезло П. Беляеву: уже будучи в Англии, я узнал из
советских газет, что он умер от какой-то внутренней болезни в возрасте 37
лет. От какой именно болезни -- не сообщалось.
"Восход-2" был последним пилотируемым космическим кораблем, запущенным
в Советском Союзе при жизни Сергея Королева. Через десять месяцев после
этого полета, 15 января 1966 года, великий инженер скончался в больнице --
остановилось его больное сердце, не выдержав операции по удалению раковой
опухоли.
--------
Глава 4. ЗАКАТ
После полета Беляева и Леонова на "Восходе-2" в марте 1965 года
Советский Союз два с лишним года не предпринимал никаких пилотируемых
запусков. Наконец, 23 апреля 1967 года состоялся пробный полет корабля
"Союз". Корабль, как мы помним, был детищем уже умерших Королева и
Воскресенского и был готов еще в конце 1963 года. Его запустили в апреле
1967 года потому, что к тому времени был разработан более мощный носитель.
Этот носитель имел опять-таки "многокамерное" строение, он представлял собой
связку из тех же двадцати двигателей. Поскольку связки были идеей Королева,
то можно считать, что и заслуга в запуске "Союза" принадлежала Сергею
Королеву.
Увы, во время этого запуска замечательный конструктор был мертв; его,
вездесущего, не было в цехах в дни подготовки, никто не вникал в каждую
мелочь с уникальным, чисто "королевским" знанием дела и умением предвидеть
неполадки. А систематическая проверка узлов ракеты перед запуском с помощью
электронно-вычислительных машин, давным-давно узаконенная в Америке, не
выполняется в Советском Союзе и по сей день. В результате "Союз-1",
запущенный то ли из предосторожности, то ли ради экономии веса с одним
космонавтом на борту, потерпел катастрофу и погиб.
Для пилотирования "Союза" был выбран наиболее образованный и умелый
советский космонавт Владимир Комаров. Он был первым из советских
космонавтов, отправившимся в космос вторично. И второй полет стал для него
роковым.
О причинах гибели "Союза-1" и Владимира Комарова известно очень мало.
Официальная советская версия состоит в том, что корабль после 24-часового
полета нормально вошел в плотные слои атмосферы, но на высоте 7000 метров
над Землей не сработали главные парашюты, и "Союз" разбился.
Эта версия представляется мне более чем сомнительной. Прежде всего,
озадачивает длительность полета -- 24 часа. Опять, значит, 17 витков, опять
"собачья программа", как у "Востока-2", "Восхода-1", "Восхода-2"? Но зачем
было назначать эту допотопную программу, к которой очень нехотя и лишь по
необходимости прибегал еще Королев, которой он почти стыдился? Ведь
24-часовой полет "Восходов" имеет точные объяснения. "Шарики" были
перегружены, в них сидели первый раз три, второй раз два человека. Из-за
этого длительный полет был немыслим, средств жизнеобеспечения было до
крайности мало. Семнадцать витков, как нам известно, было тем минимальным
количеством, после которого "шарики" выходили в позицию для приземления в
удобном районе.
Ни одна из этих причин не влияла на длительность полета "Союза-1". В
корабле, более просторном, чем "шарики", сидел всего один космонавт. Даже
если к тому времени мощность носителя не позволяла сильно нагружать "Союз",
то все равно запас жизнеобеспечения вряд ли был меньше, чем на десять дней.
Напомним, что даже "Восход-1" имел трехдневный запас кислорода на троих --
то есть девятидневный на одного. Ясно, следовательно, что не запас средств
жизнеобеспечения ограничивал полет Комарова одними сутками.
С другой стороны, мы теперь знаем, что первый успешный полет "Союза",
предпринятый через полтора года после катастрофы Комарова, длился четверо
суток (тоже с одним космонавтом на борту). Трудно представить себе, чтобы
полет 1967 года почему-то планировался на одни сутки. Ведь к тому времени
американцы провели десять полетов "Джемини" подряд, некоторые из "Джемини"
находились в космосе неделями. Пусть полет Комарова и не претендовал, в
отличие от былых времен, на установление какого-либо "первенства", но все же
нужно было показать хоть какой-то прогресс.
Вот почему я с большим трудом допускаю мысль о том, что Комаров должен
был вернуться через сутки по расписанию. Если я прав, и полет планировался
на более долгое время, тогда "парашютная" версия гибели, выдвинутая
советскими источниками, не выдерживает критики. Тогда преждевременная
попытка Комарова прекратить полет (иностранные радионаблюдатели считают, что
попытка была сделана) объясняется какими-то неполадками на борту, о
характере которых можно только гадать. Эта теория подкрепляется еще и тем,
что западные радиостанции слежения услышали странный и тревожный разговор
Комарова с советским центром управления полетом, когда корабль еще находился
на орбите. По сообщениям прессы разговор происходил между Комаровым и
женщиной-оператором с Земли, причем Комаров доложил, что у него неполадки на
борту. К сожалению, мне не удалось достать в Англии запись этого разговора
-- либо он не записан на пленку, либо такие записи решено не разглашать.
Причина гибели Комарова не имеет, однако, прямого значения для нашего
рассказа. Для меня лично катастрофа была тяжелым переживанием, потому что
Владимира Михайловича Комарова я знал и глубоко уважал. В отличие от
малообразованных, туповатых пилотов, какими были, скажем, Гагарин, Николаев,
Попович, Быковский, Терешкова, Владимир Комаров был интеллигентным человеком
-- к тому же, судя по моим весьма поверхностным впечатлениям, человеком
добрым и мягким.
Нет ничего удивительного, что катастрофа "Союза-1" отодвинула
дальнейшие старты в Советском Союзе на полтора года. Катастрофы всегда имеют
такие последствия. Трагедия на мысе Кеннеди 27 января 1967 года, когда в
результате пожара погибли трое космонавтов, отложила исполнение программы
"Аполлон", примерно, на тот же срок. Но важно отметить, что если бы даже
полет Комарова в апреле 1967 года не закончился трагически, отставание
Советского Союза от США в области космических полетов было бы таким же
громадным. Ведь тогда Советскому Союзу предстояло (кстати, неизвестно для
чего) повторить разнообразную программу космических экспериментов,
выполненную в десяти полетах "Джемини" (с совершенно точной целью
подготовить высадку на Луне). До сих пор (я пишу эти строки в
предрождественские дни 1970 года, уже после доставки на Луну советского
"лунохода") советские исследователи очень далеки от выполнения того объема
работ, какой был выполнен в полетах "Джемини" по околоземным орбитам. Между
тем, последний из серии полетов "Джемини" состоялся в ноябре 1966 года. А
если вспомнить о программе "Аполлон", в ходе которой уже три группы
астронавтов США высадились на Луне, то тут дело обстоит еще проще: к
чему-либо похожему Советский Союз просто-напросто не приступал.
Вам теперь, я думаю, ясно, что я испытывал, беседуя с издателем в
Лондоне. Ведь программа "Джемини" была американцами уже выполнена, а
Советским Союзом еще не начата; подготовка к программе "Аполлон" шла в США
полным ходом, а мои советские друзья-ученые не могли даже мечтать о том,
чтобы начать планировать какую-нибудь программу в этом роде. И в то же время
никакие мои доводы не могли убедить издателя: он продолжал твердо верить,
что русские все равно прилетят на Луну первыми!
За годы пребывания в Англии мне много раз задавали вопрос: чем
объяснить ослабление темпов советской космической гонки? Может быть, новое
руководство, пришедшее к власти после Хрущева, решило более трезво
распределять ресурсы? Более сведущие люди интересовались, не повлияла ли на
советские космические исследования смерть Королева. Но во всех этих
расспросах сквозил один и тот же подтекст: как же так Советский Союз
"уступил" свое первенство Америке?
Надеюсь, теперь, после всего, что мы знаем, можно сказать ясно:
никакого советского первенства в космосе попросту никогда не было. А была
видимость первенства -- были спектакли, блестяще созданные великим
режиссером Королевым по американским сценариям. Конечно, даже он не смог бы
долго продолжать эти спектакли; без него они тем более сразу прекратились.
То, что Советский Союз делает в космосе теперь, -- мы коснемся этого ниже --
оставляет тягостное впечатление.
На предыдущих страницах я уже говорил, но сейчас повторю ввиду
важности: отставание Советского Союза в космосе органично и закономерно --
Советский Союз вообще отсталая страна, а в частности, технологически
отсталая. НЕ органичным и НЕ закономерным был как раз выход СССР на
космическую сцену -- но теперь мы знаем, что налицо была попытка гениального
человека "выпрыгнуть из времени". Гений ведь всегда обгоняет свое время -- в
любой области человеческой деятельности.
Могут сказать, что ведь Советский Союз не только занимается
космическими исследованиями, но владеет также ядерными бомбами огромной
силы, владеет межконтинентальными баллистическими ракетами, атомными
подводными лодками, множеством современных самолетов. Было бы, однако,
опрометчиво судить о технологическом уровне страны по этим предметам.
Благодаря свирепой и неконтролируемой диктатуре, советские руководители
могут, если желают, направлять любые средства и усилия на достижение
определенных узких целей. Такой узкой целью режима всегда была -- и остается
-- гонка вооружений. Больше половины всех советских промышленных предприятий
выпускают или разрабатывают только военную продукцию; среди остальных
заводов и фабрик очень многие выполняют различные военные заказы -- либо
временно, либо постоянно. Например, когда я работал на автомобильном заводе
в Москве, там, помимо легковых автомобилей, выпускали под наблюдением
особого представителя военного ведомства сперва стартовые установки для
запуска двигателей военных самолетов, а потом телефонные катушки полевой
связи. При этом завод считался абсолютно "открытым", несекретным, и его
часто посещали иностранцы. Случалось, я сам водил иностранных гостей по
заводу, старательно обходя тот участок, где шла сборка военной продукции.
Впрочем, войти на этот участок по ошибке я все равно не смог бы: там
выставлялась внутренняя охрана, и доступ разрешался только по особым
вкладышам в заводские пропуска.
При такой концентрации усилий, принося в жертву жизненный уровень
населения, можно, конечно, достичь многого -- особенно в такой богатейшей
природными ресурсами стране, как Советский Союз. И все-таки технологическая
отсталость существует в СССР и в области вооружений. Ведь недаром же
Советский Союз ведет беспримерный по масштабам и расходам всемирный шпионаж.
Советская атомная бомба -- это, в известной части, увезенный с Запада
атомщик Бруно Понтекорво, это шпионская работа Клауса Фукса, Абеля и других;
советская термоядерная (водородная) бомба -- это, в том же смысле, супруги
Розенберг и их сообщники; советские атомные подводные лодки -- это Гордон
Лонсдейл, супруги Крогер и прочие агенты.
Лишь в области ракет положение в СССР было несколько лучше, чем в
других областях, ибо здесь существует хоть какая-то традиция, существует
"школа" Цандера-Королева. Но, конечно, и здесь иностранный опыт, зарубежная
техника влияли очень сильно. Достаточно вспомнить немецких специалистов,
привезенных в СССР после второй мировой войны, вспомнить Янгеля, до сих пор
занимающего один из самых высших постов в советской ракетной иерархии.5 А
кроме того, Советский Союз ведет чрезвычайно активную разведывательную
работу и в этой области. Типичный пример -- похищение в Западной Германии
ракеты "Сайд-уиндер" и переброска ее в Восточную зону.
5 См. сноску на стр. 133
Однобокость развития советской промышленности в сторону военной
продукции дорого обходится стране и ее населению. В государстве, где умеют
делать ракеты и бомбы, оказалось невозможным наладить собственное
производство автомобилей. Все советские автомобили, выпущенные за последние
полвека, -- так или иначе, иностранного происхождения. Еще более безнадежно
отстали такие отрасли советской техники, как производство пластмасс,
искусственных волокон, химических удобрений и гербицидов. Во всей стране не
выпускают ни доброкачественной одежды, ни хорошей обуви, ни даже более или
менее приличной бумаги. При гигантских просторах плодородных почв и при
чрезвычайно низкой плотности населения -- всего около 11 человек на
квадратный километр -- обеспеченность населения даже хлебом целиком зависит
от урожая в каждом данном году. Если урожай низок -- страна подходит к грани
голода и, пользуясь природными запасами золота, леса, пушнины и других
натуральных ценностей, начинает покупать зерно за границей.
Имея прекрасных помощников и неограниченные ресурсы, будучи сам
блестящим инженером, Сергей Королев сумел на фоне такого технологического
уровня добиться того, чего он добился -- а именно: вывода на околоземные
орбиты кораблей-спутников. Однако для организации, скажем, полета человека
на Луну требуется технологический комплекс такого многообразия и сложности,
что даже, живи Королев сегодня, он бы за это дело вряд ли взялся. Недаром,
как свидетельствует его официальный биограф, в последние месяцы своей жизни
Королев обдумывал большую книгу по ракетной технике, причем "особое внимание
Сергей Павлович предполагал уделить описанию межпланетных орбитальных
станций и других объектов для длительного обитания человека в космосе".
Зная об американском проекте "Аполлон", -- в 1965 году проект был уже
опубликован со всеми подробностями -- Королев видел для СССР единственную
альтернативу в постройке орбитальных станций. На выполнение такого плана
можно было, по крайней мере, питать реальные надежды. Пока, однако, даже
этим скромным надеждам Сергея Королева осуществиться было не дано.
Космические запуски в СССР после кончины Сергея Королева отличаются
бессистемностью, нервозностью и малой эффективностью. Первый благополучный
полет корабля "Союз" в октябре 1968 года продолжался четыре дня, причем
единственный космонавт, Георгий Береговой, предпринял попытку сближения с
другим, беспилотным, "Союзом". Это происходило через два с половиной года
после того, как Нейл Армстронг осуществил первую стыковку в космосе с
беспилотным аппаратом, причем об этом эксперименте, в котором возникла
драматическая ситуация и понадобилась срочная расстыковка, существует целая
литература, надо полагать, подробно изученная советскими специалистами. И
все же космонавт Береговой не сумел даже подвести свой "Союз" плотную к
беспилотному кораблю.
Лишь в январе 1969 года Советский Союз осуществил стыковку в космосе
двух пилотируемых кораблей -- "Союза-4" и "Союза-5". Это произошло через три
с половиной года после первой американской операции такого рода и через
месяц после возвращения астронавтов "Аполлона-8 " с окололунной орбиты. До
сих пор эксперимент пилотируемой стыковки в СССР не повторен, хотя в октябре
1969 года (через три месяца после высадки американцев на Луне) в космос были
запущены три корабля "Союз" с интервалом в одни сутки. Все западные эксперты
предполагали, что эти корабли соединятся, наконец, в космическую станцию;
специалисты по рекламированию достижений Советского Союза и все журналисты
антиамериканского толка предвкушали некий изумительный сюрприз, который
Советский Союз должен был вот-вот преподнести. Именно тогда "Таймс" написал,
что полет трех кораблей в Советском Союзе означает некую революцию в
исследованиях космоса. Однако, к великой досаде всех этих малоосведомленных
доброжелателей, три "Союза", покрутившись на околоземной орбите по пять
суток каждый, опустились на Землю без малейших "сюрпризов".
За прошедшие после этого четырнадцать месяцев в Советском Союзе
состоялся всего один пилотируемый полет. Уже известный нам Николаев и другой
космонавт, Севастьянов, совершили длительный, но столь же "бессюрпризный"
полет на очередном "Союзе" вокруг Земли. Все эти действия, как отмечено
выше, далеко не достигают того объема работ, какой был выполнен астронавтами
США в ходе программы "Джемини", законченной в 1966 году.
И все-таки сказать, что Советский Союз отстает теперь от США в области
космических исследований "на четыре года", нельзя. Сравнение "по конкретным
достижениям", как мы видели на примерах "обгона" американцев Королевым, вещь
ненадежная. СССР отстает от США не на четыре года, а на целую эпоху, как
правильно отметили в своем недавнем письме-протесте трое советских ученых --
А. Сахаров, Р. Медведев и В. Турчин.
Американская программа "Аполлон" и невиданный интерес советского
населения к высадке человека на Луне серьезно взволновали московских
диктаторов. "Вторжение" американцев на Луну, особенно через одиннадцать
месяцев после вторжения советских танков в Чехословакию, имело крайне
отрицательный для руководителей СССР пропагандный эффект. Нет сомнения, что
еще до запуска "Аполлона-11" нынешние высшие советские космические
специалисты получили задание любым путем ослабить эффект американского
триумфа. И вот началась серия беспилотных запусков, которые трудно назвать
иначе как постыдными.
В те самые дни, когда к Луне отправилась экспедиция "Аполлон-11",
Советский Союз вдруг запустил беспилотную лунную станцию "Луна-15". Она
прибыла на лунную орбиту как раз тогда, когда Армстронг и Олдрин выполняли
первое в истории человечества прилунение. Этот запуск вызвал определенную
нервозность у американских исследователей. Строились самые невероятные
гипотезы о назначении этого автомата -- вплоть до того, что в нем находится
секретное оружие для разрушения "Аполлона". Соединенные Штаты сделали даже
официальный запрос в СССР через дипломатические каналы и получили ответ
Президента Академии наук СССР М. Келдыша о том, что "Луна-15" никак не
помешает работе экспедиции "Аполлон". Это оказалось чистой правдой:
"Луна-15" упала на Луну далеко от места прилунения отсека "Аполлона" и
разбилась о лунную поверхность. Но цель запуска "Луны-15" так и оставалась
неясной. Коммюнике, выпущенное по этому поводу в СССР, было выдержано в
обычных туманных выражениях и сообщало о том, что "Луна-15", дескать,
"выполнила программу своей работы".
И только через год с лишним, когда на Луне побывала следующая советская
автоматическая станция "Луна-16", стала ясна цель предыдущего запуска. Дело
в том, что "Луна-16" имела автоматический грунтозаборник, который взял пробу
лунной породы весом около 100 граммов, и возвращаемый отсек. Лунный грунт
был автоматически помещен в этот отсек (диаметром около 30 см) и возвращен
на Землю. Советские газеты подняли запоздалый шум насчет того, как хорошо
исследовать Луну автоматическими приборами, без риска человеческой жизнью.
После этого не осталось сомнений: пробу лунного грунта должна была
взять и доставить на Землю "Луна-15", бесстыдно запущенная одновременно с
"Аполлоном-11". Это дало бы советской пропаганде шанс противопоставить
советское достижение американскому и сказать, что мы, дескать, сделали, в
общем, то же самое, только без людей. Ясно также, что в НИИ-88 царила
обычная спешка и лихорадка -- надо ведь было запустить "Луну-15" точно в
срок, -- отчего и произошел какой-то срыв. На подготовку успешного рейса
такого рода пришлось затратить еще год. А американские полеты по программе
"Аполлон" идут по расписанию (в советской космической энциклопедии
невозмутимо изложено это расписание вплоть до экспедиции "Аполлона-20",
который успели отменить, с указанием объявленных имен астронавтов и мест
прилунения); даже авария "Аполлона-13" обратилась в своеобразный космический
триумф. И потому советским специалистам, у наиболее честных из которых, не
сомневаюсь, горят уши от стыда, было ведено выдумывать новые трюки. Так был
придуман и запущен в ноябре 1970 года "луноход".
Было забавно -- и прошло незамеченным для западных журналистов, -- что
нигде не указывались размеры шумно разрекламированного "лунохода". Все
снимки этой самоходной тележки на солнечных батареях давались так, что на
них не было никаких предметов, размеры которых известны -- скажем, растений,
мебели или даже людей. Журналистам в Москве была показана увеличенная модель
"лунохода", а на вопросы об истинных размерах ответов не давалось. Все это
привело к тому, что даже такой опытный английский научный обозреватель, как
Питер Фэрли из телевизионной компании "Темза", объявил о "русском луноходе
размером с автомобиль Мини".
Между тем, для меня совершенно ясно, что "луноход" -- это нечто вроде
самоходной игрушки, он едва ли достигает даже двух метров в длину. Мои
соображения просты. Во-первых, за это говорит сам факт сокрытия истинных
размеров "лунохода". Если бы он имел хотя бы четыре метра в длину (это
меньше, правда, чем автомобиль), об этом уже можно было бы объявить, не
стесняясь. Во-вторых, запуск "Луны-17" с "луноходом" произошел очень скоро
после "Луны-16", размеры которой теперь известны и не допускают размещения
на ней даже двухметровой тележки. Нет сомнения, что система и основные
параметры "Луны-17" те же, что и "Луны-16", отсюда вывод о маленьком
"луноходе", на котором опять-таки создан большой блеф.
Но все-таки, несмотря на горячее желание обратного у определенных
кругов на Западе, мы наблюдаем теперь закат советского космического блефа.
Ведь, если говорить о ракетной стороне дела, то запуск станций
"Луна-16" и "Луна-17", а до них двух станций "Зонд-6" и "Зонд-7", облетевших
Луну и. вернувшихся обратно, не представляет ничего нового даже с точки
зрения уже достигнутого Советским Союзом. Действительно, ведь еще в сентябре
1959 года Королев обеспечил Советскому Союзу очередное "первенство",
запустив на Луну станцию "Луна-2", доставившую на естественный спутник Земли
металлические пластинки с гербом СССР и портретом Ленина. Строго говоря, для
отправки на Луну последних станций могла бы использоваться все та же ракета
(хотя, вероятно, использовалась другая, ибо прошло 11 лет). Можно быть
уверенным, что станции "Луна-16" и "Луна-17" были отнюдь не тяжелыми -- ибо
иначе у Советского Союза не было бы оснований столь тщательно скрывать их
вес.
Новое в запусках "Луны-16" и "Луны-17" заключалось в
усовершенствованных системах связи и дистанционного управления, благодаря
которым часть "Луны-16" стартовала автоматически к Земле, а "луноход"
катается по лунной поверхности по командам из центра управления. Но эта
сторона дела не относится непосредственно к развитию космической техники и
лишь показывает, что за последнее время советские специалисты по электронике
несколько сократили тяжелый разрыв в этой важнейшей области между США и
Советским Союзом. Но разрыв этот существует, и он по-прежнему очень велик,
несмотря на успехи управляемой по радио лунной игрушки.
Мой рассказ будет неполон, и причины советских успехов и неудач
останутся неясными, если не дать общего представления о функционировании
науки в СССР и о системе засекречивания научно-технических работ.
Научные исследования в Советском Союзе сконцентрированы главным образом
не в университетах, как в США и некоторых других странах, а в специальных
организациях, называемых научно-исследовательскими институтами (НИИ).
Прикладные научно-технические разработки тоже идут большей частью в
специальных организациях -- опытных конструкторских бюро (ОКБ). Бывает, что
при НИИ или при ОКБ существует экспериментальный завод, изготовляющий
образцы новых разработок. Бывает и обратное: при каком-нибудь крупном заводе
существует "свое" ОКБ, разрабатывающее перспективные образцы изделий на
будущее.
Что касается университетов и других высших учебных заведений, то
формально в них тоже ведется научная работа. Но так как вести ее обязаны те
же преподаватели, студенты и аспиранты, которые очень заняты в учебном
процессе, и так как крупных средств на "университетскую науку" не выделяют,
то сколько-нибудь значительные работы по фундаментальным и прикладным наукам
в университетах и учебных институтах, как правило, не проводятся.
В послевоенное время в Советском Союзе стали создаваться обособленные
научные центры, удаленные от городов и других населенных пунктов, -- так
называемые "научные городки". Первым "городком" такого рода стал центр, где
велись (и ведутся по сей день) разработки атомного и термоядерного оружия.
Где расположен этот секретный город, я не знаю, хотя знаком со многими
людьми, которые там работали или работают. Все они именуют этот таинственный
населенный пункт странным именем "Проблема". Город "Проблема" был основан не
кем-нибудь, а печально знаменитым Лаврентием Берия -- "советским Гиммлером",
руководителем сталинской тайной полиции, палачом и бандитом, ныне
расстрелянным. Именно Лаврентию Берия Сталин поручил "организовать"
производство атомных бомб, и эту задачу Берия, в общем, выполнил.
Главным конструктором Советского Союза по ядерному оружию бессменно
остается с самых первых дней академик Юрий Харитон -- ближайший ученик и
сотрудник покойного академика Иоффе, крупнейший ученый, а внешне тщедушный,
низкорослый человечек. Среди подчиненных, относящихся к нему с большой
любовью, академик известен под добродушной кличкой "Рахитон".
В городе Проблема взошла звезда и другого замечательного ученого --
академика Андрея Сахарова, только в 1945 году окончившего физический
факультет Московского университета и быстро ставшего руководителем всех
работ по термоядерному (водородному) оружию. В разное время в этом городе
работали такие выдающиеся ученые, как академики Боголюбов, Зельдович,
Вайнштейн, и другие.
Трудности в изготовлении советского атомного и водородного оружия были
неимоверны -- они, наверняка, были более грандиозны, чем у ракетчиков. И
нельзя, конечно, думать, будто эти трудности были преодолены только
получением шпионских данных с Запада. Ведь оборудования, машин, необходимых
для обогащения урана или получения гидрида лития или других сложных
процессов, никто с Запада не привозил. Частично жителям города Проблема
помогало то, что в Советском Союзе еще с дореволюционных времен существовала
сильная школа физиков, блистающая такими именами как Лебедев, Фридман,
Иоффе, Ландау, Капица, Фок, Тамм. Частично помогали крупные таланты
непосредственных исполнителей работы -- Харитона, Курчатова, Сахарова,
Боголюбова. И, наконец, в распоряжении атомщиков были неограниченные
ресурсы, на их потребности при нужде переключалась работа любого предприятия
в стране, на них работал, наконец, весь механизм советского шпионажа за
границей.
Кроме города Проблема было создано несколько других научных городков --
секретных и несекретных. Тот же Берия "заложил", например, город Дубна в 129
км к северу от Москвы. До смерти Сталина город был секретным -- там физики
работали над ускорением элементарных частиц и исследованием частиц высоких
энергий. Именно туда "определили" работать привезенного с Запада профессора
Понтекорво -- бывшего сотрудника Энрико Ферми, создавшего вместе с ним
первый атомный реактор в США. Там, в Дубне, работал до последних дней своей
жизни большой ученый академик Векслер, там и по сей день ведет исследования
один из открывателей атомного распада академик Флеров.
На рубеже сороковых и пятидесятых годов был основан еще один секретный
городок -- Обнинск, в 105 км к юго-западу от Москвы. В 1954 году в Обнинске
под руководством академика Лейпунс