Юля Беломлинская. Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин --------------------------------------------------------------- © Copyright Юля Беломлинская Издательство "Амфора", Санкт-Петербург, 2002 Email: julietta60(nо_spаm)mail.ru WWW: http://subscribe.ru/catalog/culture.news.arefievatigr │ http://subscribe.ru/catalog/culture.news.arefievatigr Date: 31 Oct 2003 --------------------------------------------------------------- ПРОСЬБА К КОРРЕКТОРУ. ЭТА ВЕЩЬ ПЕЧАТАЕТСЯ В АВТОРСКОЙ ОРФОГРАФИИ И ГРАММАТИКЕ. В ЭТОЙ ВЕЩИ АКТИВНО ИСПОЛЬЗУЕТСЯ НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА И ПРОСТОНАРОДНЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ. ВСЕ ЭТО СОГЛАСОВАНО С ЛИТЕРАТУРНЫМ РЕДАКТОРОМ. ВСЯ ПРАВКА ПО ГРАММАТИКЕ, ОРФОГРАФИИ И СТИЛЮ ПРОИЗВЕДЕНА АВТОРОМ И ТАКЖЕ СОГЛАСОВАНА С РЕДАКТОРОМ. С РЕДАКТОРОМ ТАКЖЕ СОГЛАСОВАННЫ ВСЕ СЛУЧАИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ЗАГЛАВНОЙ БУКВЫ, КУРСИВА И КАВЫЧЕК. ВСЕ ИНОСТРАННЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ ТАКЖЕ ОСТАЮТСЯ В АВТОРСКОЙ РЕДАКЦИИ И СОГЛАСОВАНЫ С ЛИТЕРАТУРНЫМ РЕДАКТОРОМ. ПРОСЬБА НИЧЕГО НЕ МЕНЯТЬ. ЕДИНСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМА - ЭТО ПУНКТУАЦИЯ - СЛИШКОМ ЧАСТОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ АВТОРОМ, ТИРЕ И ДЕФИСОВ ВМЕСТО ЗАПЯТЫХ, А ТАКЖЕ ТИРЕ ВМЕСТО ДЕФИСОВ И ДЕФИСОВ ВМЕСТО ТИРЕ. ТАКЖЕ ВОЗМОЖНЫ ЛИШНИЕ ЗАПЯТЫЕ. С УВАЖЕНИЕМ ЮЛЯ БЕЛОМЛИНСКАЯ. Добрым покупателям! ( Эта чудная фраза, когда-то, в семидесятые, была напечатана на пластиковых бутылочках с вьетнамским соевым соусом.) Добрый покупатель - любезный читатель, прими без огорчения бедность языка и примитивность литературного стиля этой книги. Эта прикладная, (в том смысле, что в отличие от абстрактной, ее сразу можно брать и прикладывать к собственной жизни), философия, переложенная, как шоколад орехами, интимными приключениями главной героини, поможет тебе по-новому взглянуть на собственную жизнь и, независимо от твоего пола, возраста и социального положения, обнаружить, что жизнь твоя протекает плавно и хорошо. Кроме того, ты можешь быть уверен не только в подлинности всех событий, имен, фамилий и географических мест, упоминаемых в этой книге, но и в том, что каждое утверждение автора, безусловно, является истиной в последней инстанции - абсолютной и неделимой. Это - свойство прикладной философии, которую не сочиняют в тиши кабинета, но проживают, то в королевском дворце, то во Дворе объедков. На Мерсер-стрит, на Большой Конюшенной, на улице Пигаль... Знание того, что в Париже, Нью-Йорке и Санкт-Петербурге - ширина койки в камере предварительного заключения - абсолютно одинакова, наводит на философские размышления, о единстве мира и братстве человечества. Но приобрести таковое знание возможно лишь только собственной спиной. Я избавляю тебя, Добрый покупатель, от необходимости самолично кочевать по миру, встречаясь, то с сумой, то с тюрьмой, и радостно поделюсь с тобой накопленным опытом. Я также хочу поблагодарить Вадима Назарова и Павла Крусанова, не обманувшихся, моей молодостью, и предоставивших мне возможность донести до мира глубочайше знание жизни и правильное понимание действительности, которыми я овладела в совершенстве, плывя одинокой беленькой парусиной в тумане грозного житейского моря. Бедная девушка Юля Беломлинская. Юля Беломлинская Бедная девушка или яблоко, курица, Пушкин Вместо посвящения: Ирину из "Русалки", Наталью из "Пандоры", Романа Аркадьича из "Самовара", и всех остальных Бедных девушек и Русских поэтов, которых я втянула в эту комедию, не спросивши их на то разрешения - ПРОШУ МЕНЯ ПРОСТИТЬ!  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. *  ЯЩИК ПАНДОРЫ. ... КАК ЯБЛОКО ИЛИ ОБЛАКО НОВОСТИ И БОРОДА, АМЕРИКА - НЕНАДОЛГО НЕ НАВСЕГДА... Володя Друк ...Будут девками ваши дочери И поэтами сыновья.... Марина Цветаева. О ПЛАВАЮЩИХ И ПУТЕШЕСТВУЮЩИХ. Я приходила к нему два раза в неделю. Мы немножко курили (без этого он давно уже не мог сотворять любовь), потом ложились в постель и это было удивительно хорошо - я чувствовала, что внутри у меня - Питер - все его шпили и адмиралтейская игла, все его камни, и кони на Аничковом, все его голуби (ну вот же их голос: полу-клекот - полу-стон) и все подворотни. Потому что Ярмола - это Ярмола, он - свой, он был с Хвостом в Салихарде и в эфедрине, он был с Курехиным в начале Поп Механики, от него пахнет Питером - корюшкой, плесенью и болотом - ну как же такого его не любить? И когда он со мной, то я КАК БУДТО снова дома. Тут нужно много этих КАК БУДТО: Вот моя работа - маленькая студия на углу 8-й и 30-й, американская девушка - хозяйка, мы с Иркой и четверо грузин, сбежавших от гражданской войны - брат и сестра, и еще, брат, и сестра - все из тбилисской Академии Художеств. Ирка из Мухи, еще по Питеру моя любимая подруга (я ее сюда и выдернула), а я вот после Театрального - Постановочный факультет. Все мы называемся гордо "Художник-дизайнер тканей" и рисуем в основном абстракции для дорогих мужских рубашек - это легкая и приятная работа, и нам с Иркой кажется, что мы КАК БУДТО в мастерской в Мухе или в Театральном или в Академии - шесть столов, диван, кактус, кофеварка, по пятницам мы пьем и грузины поют. Хозяйка дала нам всем ключи, и мы работаем, когда нам удобно, а она с 9-и до 5-и - в это время работают клиенты- заказчики. Как будто.... Но дружить с грузинами не выходит - они слишком вписались в этот новый мир - говорят все время о деньгах или о том, что увидели в телевизоре. Ну и о еде, конешно - это уж обязательно. Хозяйка с ними дружит и почти всю работу отдает им, а нам - остатки. Ну, как- то концы с концами сводить удается. Мы с Иркой говорим по-прежнему только о любви и о книжках, а книжки мы себе выписываем по почте (как положено провинциальным барышням из старинной России, из той предыдущей Дореволюции), выписываем на двоих и по очереди читаем. КАК БУДТО мы дома - на Петроградской. Я - на Ораниенбаумской, а она за углом, на Гатчинской. Утром мы просыпались и созванивались - у кого будем кофе пить? Счастье ненормированного рабочего дня... Она меня и провожала. Все, что угодно я могла предположить, уезжая в Америку "навсегда", но только не продолжение этих безумных кофеепитий - тут в Нью-Йорке. Я через год написала ей письмо, и после первого путча она принесла мне его и прочитала эти строчки: "...Вали оттуда, вали скорее! Ты не себя, ты Алешу должна оттуда увезти - он слишком хороший мальчик. Ты же знаешь, как у нас бывает - вот там сейчас ебнет, и пусть даже не сильно, пусть даже погибнут только пятеро мальчиков - но это будут самые лучшие, самые вот такие - как твой, потому что такие выскакивают под танки - за Родину первыми - ВСЕГДА. И твой - выскочит. Увози!" В общем, я ошиблась в своем предсказании на двух мальчиков. Одного как раз увезли по моему совету. Ирка взяла сына - закинула его в Германию к дальней родне (она из петербургских немцев - часовщиков), а сама сюда - неизвестно за каким хером - знаменитая мухинская красавица Ирка - идиома превращается в казарменную шуточку - к началу моего рассказа уже было известно за каким: уже возник на горизонте черновицкий еврей Эмиль Лудмер, (Ирка для простоты звала его Шуриком), прошедший питерскую Консерву по классу рояля, Израиль, Бельгию, (там он купил землю и стал Вассалом бельгийского короля - а попросту - гражданство получил), Париж - (там он жил в замке у графа и плавал пианистом на пароходике по реке-Сене), но бродяжий дух его из Парижа вынес и донес до квартирки для бедных на Ист-Сайде, а это я вам скажу - сокровище. Вторым его сокровищем являлась мечта каждого провинциального еврея - красавица-шикса, то есть Ирка. Ирка, стало быть, была уже пристроена, а я - не вполне. Ярмола меня вроде как не любил. То есть физически - он меня любил - со здоровым физиологическим интервалом в три-четыре дня, но душой он явно со мной не лег - это было по всему заметно - супом не угощал (он вообще был скуповат, как многие старые холостяки и ухаживанье его за дамами выражалось не в походах в ресторан, а в варке им грибного супа - мои предшественницы говорили, что суп был с песком и несоленый, но мне он и такого не предлагал). В гости не брал меня с собой и даже не любил, когда я оставалась ночевать. А я оставалась иногда и писала, сидя в ванной на полу поэму о двух наркоманах - питерцах, живущих в отеле для нищих "Вашингтон-Джефферсон". Поэма называлась "Сердце моряка" и рассказывала о моей любви к Ярмоле, то есть о тоске по Родине, о которой нельзя было говорить впрямую, потому что мы все сами себе Родину отменили - и хули ж теперь? Еще ТЕ из Ярмолиной волны могли тосковать - их выгнали из страны злое "КейДжиБи" и паганая "Софья Власьевна", а мы то, вроде как уехали, как раз от страха перед их отсутствием. И теперь нужно было представить себе, что все КАК БУДТО нормально хорошо и правильно. Что у нас там КАК БУДТО не было еще одной МАЛЕНЬКОЙ РЕВОЛЮЦИИ, и сейчас там не происходит НЕБОЛЬШАЯ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА, а просто мы вот такие любители свободы и демократии, или мы невероятные любители американской культуры и языка, или мы просто любители путешествовать - ну вот ездить себе по свету, глядеть чужие страны - так когда-то во время "оттепели" - в неугомонных любителей путешествовать - этаких "тури-тура-туристов" превратились многие деятели русской культуры - в предисловиях шестидесятых писалось: "...в 1922-м году Бахтин переезжает с семьей в Саранск..." - НУ ТИПА - НАДОЕЛО ЧЕЛОВЕКУ В МОСКВО-ПИТЕРЕ - В САРАНСК ПОТЯНУЛО. Последний раз я обнаружила этот стиль у Вани Толстого в предисловии к Набокову: неутомимый путешественник Набоков, неизвестно по какой причине покинул в середине тридцатых Берлин, а в конце тридцатых - Париж, чего это он? Остальные жили спокойно - Лифарь, Бунин и т.д., а этот кузнечик - вишь скакать принялся. Это Ваня уже писал в свободные времена. По старой советской привычке, желая избежать неприятного слова "еврей", в случае Набокова совсем уж нелитературное "еврейка" - ну зачем об этом, это удел антисемитов - грязные инсинуации на тему приставания евреек к русским гениям, Ваня - чистый человек, но, знаете, "...ложки нашлись, а неприятный осадок остался..." - не нужно таких слов - они нервируют, а пусть лучше Набоков вот так ездит себе, путешествует, как Бахтин и прочие... А тут нужно было самому себе стать Ваней - поставить в голове заслонки. Да - вот путешествуем по Австрии и Италии, да с бабушками и младенцами - а что? - бабушкам и младенцам тоже хочется мир увидеть. А эти чемоданы - подушки, запас мыла на пару лет вперед, альбомы с фотографиями, (книг, слава Богу, не видно - их отправили морем), а что? - мы любим русские подушки и всюду их возим с собой. И потом, когда приехали - самое главное быстро выстроить заново полностью укомплектованное светлое будущее. Должен быть определенный набор необходимых свершений. Квартира - все показывают друг другу квартиры. Мебель. - Ты ездила в Бруклин получать ортопедический матрас? - Нет, зачем он мне? - Все получают - нам положено. Ты ездила за ботинками?... Работа. Очень важно если в Манхэттене. За мной идет по родному Квинсу кореец - кадрит меня: - Я живу тут, а работаю в МАНХЭТТЕНЕ! Машина, конешно, если ты семейный, а одиноким нужны обязательно домашние животные под названием "бойфренд" и "гелфренд". Они, как корова молоко, приносят в новое хозяйство важную составляющую американской мечты - СЕКС. - У тебя есть бойфренд? - Что ты не можешь себе никого завести? Не могу. Любовь - не лошадь, корова, коза и кошка; она - вша, клоп и таракан - ее не заводят - она заводиться! (Когда санитарные условия души позволяют...) - ГДЕ ТВОЙ БОЙФРЕНД, ЮЛЯ? (это уже мама). - Ты представляешь, сначала она долго выясняла у всех моих знакомых - не лесбиянка ли я, а вчера она сказала, что собрала мне три штуки баксов на пластическую операцию носа! Может сделать?... - С ума сошла? Ты посмотри на мой нос! Ирка прикасается пальцем к своему носу - американцы не верят, что он у нее с рождения - точно такой сделали всей семье Джексонов, и теперь такие носы носит весь Голливуд - Ирке даже немножко обидно. - А что у меня в личной жизни? Вот с этим моим носом? Шурик! К сорока пяти годам. Не нос нам с тобой мешает. Вот, что мешает, вот! Ирка стучит себя пальцем по изумительной формы лбу. - Мозги мешают! Они этого не любят. Им надо чтоб давала и слушала. Давать и слушать. А ты не можешь, ни слушать, ни давать! Тебе скучно. Это я отлично понимаю, только нос тут причем? Думаешь, с красивым носом тебя полюбит умный - что ж интересно меня - вот такую красивую до сорока лет никто не подобрал? Умные любят полных идиоток и притом - безответных. А у тебя еще и характер. Сама знаешь... Нету бойфренда и все сторонятся меня - никуда не приглашают, как-то незаметно начинается репутация городской сумасшедшей. Бойфренд бы хоть защитил, а так - некому! Сначала я сделала все правильно, после года в подвале у львовских хозяев - реставрация антикварного фарфора: -Толя, скажи этой, пусть сходит на угол, возьмет мне в салат-баре немного риса, морковь и пулочку... Через год я сделала портфолио и устроилась уж почти по специальности - по крайней мере, рисовать кисточкой по бумаге - в НАСТОЯЩУЮ американскую компанию, а вскорости и вовсе поступила разумно - вышла замуж. За НАСТОЯЩЕГО американца - русского князя - Рюриковича и профессора - слависта, да еще и исследователя Бахтина. Это был, конешно, пик моей американской жизни. И все мною гордились - друзья, родители. А потом началось сползание вниз: на работе увидели, что я работаю в два раза быстрее всех остальных, и начальница быстренько уволила девицу, сидящую со мной рядом и стала каждый день давать мне двойное задание, а я только радовалась, любила эту работу. Через пять месяцев у меня вырубились глаза - вышли из фокуса, очень страшно стало - я ведь всю жизнь художник и этим зарабатываю. Пришлось взять Полю и уехать к мужу в американскую жопу - Мид-вест Индиана. Там университет. Три года прожила. Летом было здорово - мы ездили в знаменитую Норвиджскую школу русского языка - Поля пела в ансамбле Покровского, а я гуляла по аллеям парка с разными гениями русской культуры - они туда приезжали на каникулы. А потом взяла и развелась. Встретила своего питерского вечно любимого Гастона в Лаковых Сапожках - в доску женатого человека. Он тоже в Америку подался. Первый раз я из-за него в Питере развелась, а тут уж во второй. Это понятно - роковая любовь называется, и описывать эту душевную болезнь в сто первый раз я не стану. Развелась в общем, а он ко мне и не вернулся. Зато я вернулась в Нью-Йорк. Нашла работу. Какой к черту бойфренд, когда каждую ночь вижу во сне своего ненаглядного Гастона. А в промежутках - город Питер - что снова мы идем белой ночью по мосту. Я такое правило завела - в пьяном виде, первым делом переходим на НАШУ сторону мостов и там уж выябывайся сколь душе угодно - хочешь песни пой, хочешь в канаве спать ложись... Я жила на Петроградской - мир мой был абсолютно круглый и счастливый. Он состоял из ЯБЛОКА, КУРИЦЫ и ПУШКИНА. Помните такую детскую игру? Сначала пишешь на бумажке три слова: ЯБЛОКО. КУРИЦА. ПУШКИН. Потом прячешь эту бумажку, подходишь к какому-нибудь человеку и просишь: - Назови быстро: фрукт, домашнюю птицу и поэта! Очень многие говорят: яблоко, курица, Пушкин! И тут ты с восторгом предъявляешь свою бумажку, а потрясенный человек говорит: - Ой, а откуда ты знал? Я-то точно тот, кто всегда скажет именно эти три слова. Из них и состоял мой мир. Яблоком и курицей я кормила ребенка. Яблоко было зеленое - полезное, а курица - синяя, потому что без очереди и за рупь семьдесят. Иногда еще родители с криком: "Ты не мать, а фашистка!" распахивали мой холодильник и закидывали туда... курицу! Но все же розовую - из кулинарии - за три восемьдесят. Так и жили... А главное был - Пушкин. Пушкин был "Наше Все". Никто не верил ни в Бога, ни в Советскую власть, ни в Россию - а в Пушкина все верили и всегда. Он висел на небе Солнцем русской поэзии и просвечивал дырочкой в левом боку. И Маяковский просвечивал, и Лермонтов, а снизу болтались на своих веревочках Марина и Сережа - "золотые головы", как елочные игрушки, и все остальные вокруг; самым младшим стал Башлачов, наверное, они гоняли его за небесной водкой и ему выдали Гермесовы крылатые сандалии - чтобы легче леталось из окна... С ними было не страшно. И за Полю не страшно - от яблока и курицы - выживет ее тело, а от Пушкина и Ко - душа. А потом сделалась вот эта - точно из учебника истории - НЕкровавая реформистская революция. Сначала пошатнулось яблоко. Я помню свою первую очередь за яблоками - летом - на Петроградской - я стояла часа два с половиной. Тогда я испугалась - и стала вместе со всеми ждать гражданской войны. А потом к гражданской войне подошли вплотную - и тут пошатнулся мой Пушкин - он стал получаться вроде как и не мой, а лишь временно взятый напрокат. И все - не мои: и Марина, и Сережа, а мне только Мандельштам остается и еще, почему то Фаня Каплан, (нет, конешно, все-таки Леня Канегиссер - он был поэтом). В общем, подошли вплотную к Гражданской и пришла пора отвечать за козла. Или отрекаться - но гены не позволяют. Дедушка в 13 лет убежал из Парголова в царский торговый флот, а брат его - дядя Наум устроил революцию в доме собственного отца - обойщика мебели, красавца, любовника баронессы (так гласило семейное предание). Дядю Наума я никогда не видела - его не любили, он не сидел - попал в один список с Крупской, и Сталин этот список не подписал - больше оттуда никого не трогали. У него было 4 жены, а дети его умерли ужасно: Тамарку зарезал пьяный араб, (она стала валютчицей), а Володька получил передозняк - дети Дома на набережной. В Питере все они никогда не появлялись. В войну дядя Наум ушел на фронт добровольцем - политруком. И 4-я жена Клава была медсестра, которая вытащила его раненого из воронки - он там все в атаку бегал. - Политруков ВАШИХ в атаке СВОИ стреляли в спину. - Правда, правда... Для того, чтобы тебя в атаке СВОИ стреляли в спину, ты должен, по крайней мере, бежать впереди - первым выскочить из окопа на пулемет - ЗА РОДИНУ. За Родину, с оружием в руках отбитую в 17-м году у коренного населения. В общем, от всех этих гатчинских аптекарей и парголовских обойщиков мебели (это все столыпинские местожительства) осталась я - единственное потомство. Вот я и решила, что отвечать - мне. Больше - некому. А чего отвечать - не знаю. Зачем вы сделали у нас революцию? Остальные НАШИ мальчики вокруг отвечали: Не мы, мол, дедушки наши - паганые мудаки, и с еще большим чувством, чем прежде, затягивали: "...Поручик Голицын, раздайте патроны...". Ну, это - которые мальчики. А мужики - жестоковыйные питерские фарцовщики, санитарные врачи и контрабасисты - мрачно шли в Овир. Мужики в этом городе никогда друг друга не любили. У нас ведь тут та самая ЧУЖА ДЕРЕВНЯ, в которой: Мужики дерутся, топорами бьются А по будням там дождь, дождь, А по будням там дождь, дождь А по будням там дождь, дождь, А по праздникам... дождь! Всегда они различали - кто какого роду- племени. И в пору моей юности после бесконечного просеиванья, прочесыванья этого города кровавой расческой (последние коренные питерцы перемерли в блокаду - им, НЕВАЖНЫМ людям не выпало ни пайков, ни эвакуации), - опять МОИ выжили лучше - дедушка вот вовсе убежал в 47-м. Убежал из "Вечерки" в Мурманск, штурманом на селедошный флот и до 53-го пахал на ледяной каторге - но за зарплату и, зная, что дети не в детском доме, а дома - на Моховой. А моряком он уже давно не был - с 24-го: - Партия дала мне в руки перо! На войне он, конешно, опять воевал изо всех сил и высаживался прямо на эту самую МАЛУЮ ЗЕМЛЮ с морским десантом. Отчего и умер впоследствии, когда ему было 74 года. Это вышло вот как: В 72 он стал капитаном спасательного катера в питерской команде водных скутеров, они там все время опрокидываются на соревнованиях и их надо вылавливать. В общем,, поехали они на соревнования в Сталинград, и дед встретил моряка, с которым тогда ходил в этот морской десант. И сели они выпить и пили десять дней. А потом он приехал домой - счастливый - наша команда всех победила, на следующий день утром вышел за газетой, встретил соседа - тот рассказал ему анекдот, дед вернулся, стал рассказывать этот анекдот бабке - рассмеялся и умер. В одно мгновенье. Не факт, что такую смерть посылают святым - им может и мучительная полагается, но я уверена, что такую дарят - только чистой душе. Каждый, наверное, о такой мечтает. Он так и остался для меня идеалом мужчины - мой худой, похожий на беркута революционный дедушка. Я знала, что надо за него отвечать - только не знала что ответить. Я вообще растерялась от этой гражданской войны, так вплотную подступившей - это друг друга они не любили, а меня то они любили все подряд, и я их в ответ - всех подряд, не разделяя на наших и не наших - и всеми возможными способами - от минета до эпистолярного романа, от групповухи до Светлой Братской Любви. Я умудрилась почти ничем кроме любви до 30 лет не заниматься, все остальное (фильмы, спектакли, картины, песни...) делалось между делом и являло собою некий жмых - отходы основного - любовного производства. В основном любила я (как настоящая героиня настоящей антисемитской прозы) гениев русской культуры. И захватывала их в плен! Как впрочем, и они меня. Когда любовь перетекала в нетелесные формы, происходил обмен пленными. Еще немножко я любила местечковых евреев - за родственность и голубые глаза, иногда казанских татар, сибирских латышей, обрусевших украинцев ну и донских казаков само собой. Этим в моем круглом мире завершалось слово "Русь", которую я единственно и любила всегда, по завету дедушки, который в 17-м году с оружием в руках ... трофейная моя Русь. Меньше всего перепало от меня любви дворянам и питерским еврейским интеллектуалам - эти мне всегда казались не мужиками, а мальчиками - у них и дружить получалось между собой, и я с ними дружила, а влюбляться не могла - на них одинаково лежит печать вырождения: талант, слабость и мечтательность, и похожи они друг на друга - князья и потомки древних мудрецов, а я то - полная дворняжка! Земляная - деревенская - первобытная. Если я с таким лягу, моя душа - грубая, его нежную душу - заспит. В общем, все эти разговоры велись именно со мной. И Ромка Смирнов именно мне кричал: Я - русский человек! Обьясни, почему я должен работать в русском театре у жида Додина? Ромка был красивый - полу-цыган и пел чудно, а работал он режиссером. В театре. У жида Додина. Жид-Додин должен писаться через черточку, как Змей-Жидовин. Это вероятно и есть один и тот же персонаж. И он бедного Ромку - к себе в театр заманил и мучил. Репетиционным процессом. Жид-Додин перепутал - посчитал Ромку за Иван-царевича - то есть человека, берущего свое трудом и смекалкой. А Ромка - классический Емеля - он любит чтоб на печке - и быстро. На эмоциях и на обаянии. Иногда еще храбрость участвует. Главного Емелю русской истории - Гришку Отрепьева народ не уважает. Не пишут о нем романов, не снимают кино. Только Марина помянула его, пишучи о Марине: В маске дурацкой лежал С дудкой кровавой во рту Ты - гордецу своему, Не отершая пота... Жалко, что про Гришку не снимают кино, Ромка гениально сыграл бы его - себя. И стало бы понятно - почему толпами сдавались, почему впустили поляков на Москву. Так они и бьются по сей день - Емеля с Жидовином-Змеем. За Россию - любимую Невесту. А я уж и не пойму - сама-то я - жидовинская дочка, которая влюбилась и вынесла ключ от темницы? Не влюбилась и не вынесла. Тогда, все это слушая, увидела за этой сказкой много чего интересного. И даже Германию тридцать третьего года. Схватила дите, и валить отсюда подальше. Ладно, если тетя не приедет, останусь как дурак с чистой шеей... Ромка принес ко мне гитару Башлачова, и две недели она стояла в комнате. Пару раз они звонили с Башлачовым по-русски, с угла - хотели зайти - познакомить нас, а я была занята чем-то, а потом Башлачов взял и вышел в окно. А мы оба уехали на Запад и там мне пришлось стать русской - там тебе давали деньги за то, что ты еврей, могли целый год давать, а мне через три месяца перестали - потому что я сказала, что еще не нашла своего Бога и не решила куда же мне идти - в синагогу или в православную церковь - возраст еще такой - 30 лет - можно думать над этим и дальше. Ведущий у меня был хасид, и он нас с Полей немедленно после этого от денег отлучил. Слава Богу, уже львовские хозяева были. А я никуда не ходила еще долго - лет пять, потом все же стала ходить в русскую церковь - совсем маленькую, куда ходят все художники, поэты, выкресты и прочая шелупонь и на крестный ход шепчутся, как в деревне, (или как в синагоге): Глянь-ка, Машка вона - с мужиком пришла и платок новый... А Ромка в Германии стал еврей (так он пишет в своих мемуарах - с немного виноватой обаятельной своей улыбкой - ну понятно же, ребята - Запад, бабки, тяжело в общем,). Из-за тебя, сука, я прожила тринадцать лет в Америке, и со мной случилось, все, что случилось. А ты поиграл год в Заграницу и вернулся. Теперь я тоже вернулась, и мы мирно гуляем по каналу Грибоедова - оказывается, мы друг по другу соскучились. Что тут скажешь? Уж если ты, бродяга безымянный Смог обмануть чудесно два народа, То должен быть, по крайней мере, Достоин своего обмана... Все мы нынче и Змей и Невеста. Напиши мужскую историю про Гришку Отрепьева, а я - женскую про Парашу Жемчугову. Пусть снимут кино и поставят спектакль. Там, в Америке я видела другое - я видела русских женщин - "еврейских подстилок", которые сначала принимали на себя все, что было за это положено тут - увольнения с работы, сидения в отказе, издевательства в Овире и т.д., а потом там - в Хеасе - гордо доставали свой нательный крест - и прощай Найана с ее деньгами, бесплатными курсами и ортопедическими матрасами. - У нас - только для евреев, а вам - в Толстовский фонд - там денег не дадут, но иногда могут выдать шкаф или табуретку. И шли они мыть полы, пока другие шли на курсы английского. Единственный комментарий - у всех этих теток - все в Америке сделалось хорошо - и с деньгами, и с любовью, и с детьми. Господь их все же разглядел. Нужно об этом сказать, не плачь по ним, Россия. Меня редко спрашивают, почему, я уехала. Разве что Митьки иногда. А в основном спрашивают - почему вернулась. - Совсем что ль спятила? В Питер! Нет, ну в Москву - это понятно, но сюда, в болото! - "Чего сидишь, чего сидишь?" Живу я тут! Пушкин упал, и Яблоко упало. Осталась одна Курица - подозрительно похожая на самолет. Вот мы и полетели. Теперь через 13 лет, я уж знаю чего кому отвечать. Для этого нужно было прожить 3 года возле самой большой в Америке русской библиотеки, там было и все дореволюционное и все эмигрантское и три года слушать и слушать эти голоса мертвецов - на рассыпающейся под пальцами желтой бумаге. Почему мужчины ищут ответа на все вопросы в философии? Почему они так уверены что Фуко, Хайдеггер, Будда или свод законов династии Дзынь - помогут им разобраться в том, что же случилось в селе Горюхине или в городке Верхнее Подвздошье в 1918-м году? Нет, помогут только голоса из-под земли - ТОЙ САМОЙ, а они есть, и их - несметное множество. Три года я жила неработающей женой профессора-слависта в Мид-вест Индиане - американской глубинке, в 15-и милях от центра Ку-Клукс-Клана - Мартинсвилля. Это с моей-то неарийской физиономией! Вот повезло! Там Америка из пьес Сэма Шепарда - ихнего Чехова. Там фермы, на которых не только отцы ебут дочерей, но и мамаши, сыновей, потому что вокруг - на много миль - никого, только иногда заедет пастор, тогда его тоже ебут. Потом детей-внуков душат и закапывают на заднем дворе. Вокруг - нищета. "Белая шваль" так это обычно переводят. В баре они набьют тебе морду, если у тебя черные глаза и волосы, не за то, что ты - еврей, (нет, ТЕ - с двумя головами, они забрали все золото у народа и живут в страшном НЬЮ-ЙОРК ГОРОДЕ, в котором мы никогда не были и даже пролетать над ним боимся.) Нет, тебе начистят чайник за то, что ты - ближний враг - реальный "католик-итальяшка". Все живут в трейлерах и все в клетчатых фланелевых рубашках. Это - Шепард. После Индианы понимаешь, что нью-йоркская "Черная шваль" - это просто тихие зайчики. Есть еще Техас - тамошние казаки. (Глухие заборы, злые псы и кружку воды выносят на ржавой цепи. Ненависть к каждому, кто говорит с каким бы то ни было, акцентом - даже с акцентом соседней губернии). Оказывается все это отлично можно устроить и без заборов, и без псов. Мы однажды потерялись с мужем в маленьком техасском городке, подъехали к какому то дому - дорогу спросить, и дядька выбежал с ружьем, щелкая затвором. Хорошо у меня реакция мгновенная - я окошечко в машине закрутила со скоростью света и заорала, как резаная: Дави на газ!!! Эти гордятся: - Америка - это мы! И вполне по праву. Крепкая кость - как и наше казачество. Да, и тем и другим есть, чем гордится. Но гордость - родная сестра гордыни, а гордыню - христианский Бог, которому молятся и те, и другие - не шибко жалует... В Индиане, в университетском городке Блюмингтон находится самая крупная в Америке русская библиотека. Мой дом был в 10-и минутах ходьбы от нее. Наверное, поэтому и машину водить не выучилась - в супермаркет мы с дочкой ходили пешком, дочка придумала связывать целлофановые мешки по две штуки и вешать на плечи - оказывается это старый деревенский способ, а больше мне никуда было не нужно в этом городке - только в библиотеку. Вот оно - знание, ответы на все вопросы, голоса из-под земли, из-под МОЕЙ русской земли - они были рядом; вышла из дома и через 10 минут уже слушаешь крик, стон или неторопливый рассказ... Вот питерский профсоюз железнодорожников - одна из последних, яростных попыток несуществующего рабочего класса все же осуществиться. Вот продотряд - во главе двоюродный дедушка, он "за хлебом для детей питерских рабочих", он почему-то твердо уверен, что если голодать будут дети не в Питере, а в деревне Малые Хренки, то в мире от этого прибавится счастья и справедливости. В результате, дети поумирали и в деревне, и в Питере, да и своих детей двоюродный дедушка не уберег. А вот - Батька Махно идет себе по Парижу: - Месье, купите марионетку! Он, оказывается - Папа Карло! И Русский Париж шел, плача, за его гробом. А убийцу Петлюры, оправданного прямо в зале суда, вынесли на руках и забросали цветами. Тоже Русский Париж. А из телевизора, учебников по истории и прогрессивного фильма "Россия, которую мы потеряли" смутно представляется что "Махно-Петлюра" - это некое общее неприятное животное о двух головах. Вот " Красная книга" - донской казак написал историю погромов в Гражданскую войну, и Господь пожаловал его за это смертью от старости, редкость для того поколения - дар Господень чистой душе, а может он денно и нощно мечтал о смерти - там в Париже? Вот мой дед - красный матрос, еврей, атеист - учит меня семилетнюю молиться Николе Морскому: - Святой Никола внучку русского моряка никогда в беде не бросит! ...И бросала его молодость на кронштадский лед. А других на "Белую лошадь" и "Красную горку". Все уже мертвы, и победители и побежденные, но нам издали если что и видно - то только кровь, а любовь уж вовсе не разглядеть. А из-под земли о любви говорят не меньше, чем о крови. Я прочла не только печально известное тем, что его никто не осилил, "Красное колесо", (и еще больше прослыла городской сумасшедшей, утверждая, что это замечательная книга - о любви; смеются, а ведь на всей земле, до конца дочитали, только я да Дора Штурман, учительница-пенсионерка из Израиля - говорят, есть еще какая то Ленка в Париже - надо бы с ней списаться), но и все источники, коими пользовался Исаич. Все эти стоны из могил впечатляют, но сантиментов лишают начисто: уже ни над кем не заплачешь - от излишнего знания перестаешь видеть малые слезки - все выстраивается в одну огромную мозаику, которую укладывает кто-то с умыслом и четким рисунком, в результате своих ученых штудий, полностью в идею этого рисунка въехала и теперь отвечу за козла, каждому, у кого найдется хотя бы полчаса - послушать, но человеки в результате, превратились в моем сознании в цветные кусочки смальты - и как же их теперь пожалеть? Вот и приходится жалеть только ближнего своего - кто поближе подвернется - изблизи хорошо видать, что это не божье стеклушко, а напротив "хьюмен бин" - человечья фасолина. Одним словом, обнаружив, что Родина у меня трофейная и язык - тоже, а сама я происхожу из рода зверских завоевателей, я решила дедовское занятие продолжить, но Америку завоевывать было неинтересно, потому что она - на все согласная - ее не надо закидывать на лошадиный круп - вот она лежит перед тобой, по крайней мере, к Америке я явно опоздала. Главным завоеванием - Землей Обетованной так и осталась Россия и совсем уж было горько оттого, что в Америке ее нету. Тогда я решила попытаться ее вырастить - вырастить из слов - из ничего - но так колдовство и происходит. В общем, так вышло, что и мне пришлось выскочить из окопа в некую метафизическую атаку, а уж СВОИ - они всегда СВОИ, и на этот раз не пожалели патронов на мою спину. В конце концов, метафизические эти патроны привели к физическим ведрам, полным моей крови - я так думаю, что ведра три набралось - может и больше, чем вытекло из дедушек за две войны... ЛАМПА. Но это все было еще впереди, а в тот момент - мне показалось, что я счастлива - вот опять выстроился мой - Правильный Эмигрантский Домик: Я - "дизайнинг вумен" прямо в таком черном плаще, как в телесериале, дочь моя в Школе искусств учиться на певицу, квартира - чудесная, в хорошем спальном районе, и бойфренд у меня - а вот он, пожалуйста! Роскошный мужчина с седыми усами - два метра росту, и сам он тоже дизайнер, и хата у него за углом от моей работы, в самом, что ни на есть сердце этого города - в Мидтаун. Для легенды моего благополучия - все годилось. В Мидтауне было несколько таких одиноких успешных красавцев и всем я им по очереди нравилась - просто потому что умела одеваться - нормально - все они были полу американизированы, и с одной стороны, их тянуло к русским женщинам, а с другой, почти никого из русских нельзя было привести на американское скучнейшее "парти", а на этих "парти" и шла вся центровая Раздача Пирога. У большинства наших девушек - неистребимо неправильный вид, если говорить о моде нью-йоркских монстров Яппи. У них особый стиль, и я его быстро усвоила, потому что он - классный, так же как и япповская еда. Яппи - это вообще натуральные люди-роботы. Спят они часа по 4 в день, с утра съедают "таблетку счастья", "прозак" называется, и целый набор витаминов: аппетит, желудок, хуестой, пиздожелание и т. д. Само ничего не работает - все постепенно заменено, как у Железного Дровосека. При этом они не все педики, много разнополых натуралов, (если это слово хоть как то к ним можно применить!) Вообще- то этот Манхэттенский Нью-Йорк - это не Город Победившего Пидара, это Город Победившей Женской Идеи, и в результате этой победы - Город Андрогенов, ведь победив Мужскую Идею, Женская, немедленно и сама скончалась. Наверное, Берлин 39-го был Городом Победившей Мужской Идеи - трудно сказать, что является более НЕЕСТЕСТВЕННЫМ зрелищем, но все же, Нью-Йорк не столь злобен и агрессивен, и там на окраинах - у эмигрантов еще теплиться какая то человеческая жизнь. Я уж не говорю о диссидентском антияпповском движении - растет и множиться движение людей, которые обьявили этот очередной Эксперимент по установлению счастья, провалившимся и называют любимую страну: "Концлагерь с усиленной кормежкой и принудительным "шоппингом", но такие вот и сбегают из центра в Квинсы-Бруклины, а то и вовсе в Мэны-Вермонты. А в городе сплошной Яппи-бал. С любовью у них все сложно. Такой расклад: с Яппи-бабами не живет никто. Это невозможно. Они злые как собаки, некрасивые и не знают, что макароны надо кидать в кипящую воду. Морщинами они покрываются годам к 30-и и это при непрерывном хождении ко всяким косметичкам, парикмахерам, психоаналитикам и т.д. - они ведь все свободное время должны тратить на покупание чего-нибудь. В общем, бабы ихние - живут с вибраторами и это - целая культура. Однажды мои друзья, пожалевши мое одиночество, прислали мне каталог. Мы с Иркой его долго изучали - там был хуй "Лебединое озеро", была еще такая Бабочка - целая машина, в которую вставляется женщина, прикрепляется ремнями, и машина ласкает ее всюду, куда живой мужик и достать то не может! Больше всего нам понравилась реклама на обложке: " С НАШИМ ОБОРУДОВАНИЕМ ВЫ СМОЖЕТЕ ИМЕТЬ ДО 160-и ОРГАЗМОВ В ДЕНЬ!!!" Для мужчин там тоже были всякие штучки и резиновые красавицы, но мужчины - даже если они Яппи, предпочитают живых и вообще, например, жениться и размножаться. И они себе живут с желтыми бабами - кореянками, китаянками, вьетнамками и японками. Эти "ориентал вумен" отлично вписались в Яппи-Бал, я только никогда не могла понять, с кем теперь живут их азиатские мужики - ну может их просто меньше родилось, или меньше приехало. Азиатки дико стильные, женственные и достаточно мягкие - в общем,, вот такой альянс. Конешно Яппи мечтали бы жить и с русскими, и с испанками (так зовут всех латиноамериканцев - "испанцы", как и всех россиян - "русские", по языку), и с негритянками - но все эти бабы в массе своей живут только со своими - так принято. Из всего этого ясно, что у русских красавцев, попавших в этот монстро-мир и сделавших в нем карьеру есть проблема, как добыть себе пизду, приятную и душе и телу и пригодную, для вывода в свет. Я помню рассказ одного такого: - Конешно я ее бросил, я ее привел в хороший дом на Бликер, а эта дура - шубу до пят напялила, как будто я ее на Аппер Ист-сайд позвал, к богатым евреям! Представляешь - все в курточках - а ЭТА в шубе стоит, все на нее смотрят и давятся от смеха, говорят "Оу, итс риал фер! У гот риали рашн вумен!" НУ МОГ Я С НЕЙ ЖИТЬ ПОСЛЕ ЭТОГО? Там все это важно. Это тут в Питере, пока еще полегше - хоть Захар Михалыч и прочитал мне нотацию: - Понимаешь, у нас тут молодой капитализм - надо хотя бы делать вид, что одеваешься дорого, а ты хиппуешь! Это была его реакция на сумочку Армани и шарфик от Донны Каран - два самых дорогих предмета в моем гардеробе, но все же не бросил! Несмотря на провалившийся эксперимент, Яппи создали свою культуру - кухню, одежду, музыку. Считается, что и литературу, но это - пиздеж, книга, конешно же, из культуры Яппи - культуры потребления, исключена - ее полностью заменили кино, телек и компьютер. Они пытаются делать вид, что читают иногда, но в общем, не сильно и пытаются. Обычно в год читается одна МОДНАЯ книга. Я думаю, что наши Яппи-авторы это Сорокин и Пелевин - у нас не читающая продвинутая молодежь ограничивает чтение этими двумя культовыми авторами. Яппи создали замечательную кухню - такая могла родиться только в Нью-Йорке - это смесь всего самого здорового и полезного из этнических кухонь всего мира (трагическая попытка бедных