Николай Прокудин. Гусарские страсти эпохи застоя --------------------------------------------------------------- © Copyright Николай Николаевич Прокудин Email: nas(а)sertolovo.ru WWW: http://www.afganwar.narod.ru │ http://www.afganwar.narod.ru Origin: http://artofwar.ru/p/prokudin_n_n/gusari-1.shtml │ http://artofwar.ru/p/prokudin_n_n/gusari-1.shtml Date: 02 Jan 2005 Отзывы о книге │ http://artofwar.ru/comment/p/prokudin_n_n/gusari-1 --------------------------------------------------------------- Предисловие к повествованию. Все события этой книги происходили для кого-то давно, а для меня -- будто вчера. Те годы кто-то называет "застойными", кто-то -- "старыми добрыми временами", а для некоторых это "период расцвета развитого социализма". Мой рассказ может показаться выдумкой, насмешкой или даже глумлением над армией. Такого, мол, во времена построения социализма не могло произойти, а моральный облик советских людей всегда был образцовым. Увы, мои друзья. Хотите верьте, хотите нет, но все изложенное на этих страницах -- чистейшая правда. И я отношусь с симпатией к большинству из персонажей. В те времена официальная пропаганда вещала: "пшеница колосится на полях, тучные стада коров дают рекордные надои молока, в шахтах совершаются трудовые подвиги, сталевары выплавляют стране миллионы тонн стали". Но реальная, настоящая жизнь людей была иной и шла своим чередом. Партией предписывалось жить в соответствии с Кодексом строителя коммунизма. Люди жили в соответствии с собственными принципами (или обходились без них). И жизнь их была наполнена почти шекспировскими страстями. Жизнь с кем бы то ни было и где бы то ни было. Пусть и в далеком военном гарнизоне на задворках Советской Империи -- пыльном, грязном, унылом, нищенском. События, происходящие там, -- это и комедия, вплоть до фарса, и драма, вплоть до настоящей трагедии. Всего понемножку. Но все это было.... Пролог Велика столица, а отступать некуда. То есть как раз есть куда -- кругом дома и дома, проспекты и проспекты, площади и площади, переулки-закоулки. Но Никите-то нужен конкретно сад "Эрмитаж", а где его..? Самостоятельно не нашел бы ни за что. Либо нашел бы -- кто ищет, тот всегда найдет! -- но объявился бы там аккурат к окончанию встречи ветеранов: "Здрасьте! -- А мы как раз уже расходимся!" Проводник нужен, нужен проводник. Кто, как не Вовка Кирпич! Благо жил в военной общаге при академии. А уж где эта общага, Никите хоть это, слава богу, известно... Вовка Кирпич, бывший подчиненный Никиты по Афгану, командир взвода, редкостный раздолбай и сорвиголова, признаться! Впрочем, десять лет спустя, может, изменился в корне? Как-никак, ныне он -- большой чин, полковник, слушатель элитного военного вуза. Но язык с трудом повернулся, когда Никита на вахте осведомился у дежурного по общежитию: -- Где я могу найти... полковника Кирпичина? Переговорить с ним... -- Полковника? Кирпичина? -- дежурный ухмыльнулся. -- Кирпича, что ли? -- Ну, или так. Кирпича, если такой есть... -- Судя по ухмылке дежурного старинный приятель Никиты мало изменился за десять лет, разве что в худшую сторону. -- Такой есть. Найти-то вы его сможете. А вот переговорить... -- Мы с ним созванивались, он меня ждет. Я... издалека. -- Да пожалуйста! Жалко, что ли! Только... Его сегодня поутру четверо принесли, положили... -- Как?! -- Мелькнула картинка бездыханного Кирпича, который, надо же, весь Афган прошел вдоль и поперек и живым вернулся, а тут... Что? Дорожно-транспортное? Сердце? Орава шпаны? -- Каком кверху! Собутыльники приволокли. Отметил, блин, День Победы. С группой ветеранов. Три часа назад "му" сказать не мог, а вы -- поговорить! Это не раньше, чем к вечеру, когда очухается. -- Черт! Как же так! Мы ж как раз сегодня собирались отметить... Встреча однополчан... Черт! -- А Кирпич у нас всегда -- с опережением графика и перевыполнением плана... Вы поднимитесь на двенадцатый этаж. Комната 1291. Лифт, как водится, не работал. Пешком, пешком. Медленно и печально. Медленно -- потому, что спешить теперь Никите, собственно, некуда, если Кирпич мертвецки пьян и лыка не вяжет. А печально тоже как раз потому, что спешить некуда. На встречу однополчан он без проводника Кирпича так и так не успевает. Кто не скитался по Москве, донимая встречных-поперечных вопросами "как пройти? а где это? а случайно не подскажите?", тот пусть и не пробует, поверив на слово. Дверь открыла женщина: -- Вам кого? -- М-м. Вашего... мужа, наверное. Это квартира Кирпичиных? -- Не квартира. Это номер общежития. -- Но... Кирпичин Владимир... Он здесь живет? -- Этот гад здесь не живет! -- Простите... -- Этот гад здесь только ночует! Когда ночует! Гад! -- Я, простите, не вовремя? -- Смотря зачем вы... -- Видите ли, я издалека. Приехал на торжественное мероприятие -- "Десять лет без войны". Мое имя Никита. Ромашкин. -- А-а-а, слышала о вас, проходите. Но он спит, гад. Будите, если у вас получится. Спальня там. Никита прошел через "предбанник", служивший кухней, столовой, коридором и прихожей одновременно. В спальню. Ее сотрясал богатырский храп, заглушающий все остальные звуки утренней Москвы из открытого окна. Крупномасштабный Вовка валялся поперек двухъярусной кровати в позе морской звезды. Правая нога в туфле -- на полу, левая в носке -- на простыне. Целиком никак не помещался Кирпич на обычной кровати для обычного человека. Во всяком случае, не в позе морской звезды. Опухшее багровое лицо. Полуоткрытый булькающий рот. "Пленочные" глаза. И перегарная вонь. Водочку с пивом потреблял, Кирпич ты наш "ершистый"? И еще в каких дозах! -- И часто он так пьет? -- Никита спросил с сочувствием к хозяйке и с осуждением хозяина. Чтобы ненароком не подумали, что вот и он тоже... и вообще все мужики сволочи... -- Регулярно. То однокурсники, то академики, то ветераны, то какие-то бандиты. Он ведь еще и руководит этим... как его? Охранным агентством, вот! Рестораны, казино, банки. Не знаю даже, на занятия в Академию он, гад, вообще ходит? Или просто деньги там сует кому надо, чтоб его отмечали в журнале. У-у-у, гад! Храпит, как... как Горилла! - А гориллы храпят? - Храпят. И гориллы, и слоны, и бегемоты, и ... кирпичи! Детям хотя бы дал заснуть! Только тут Никита заприметил две мордашки, пацана и пацанки, на втором кроватном ярусе. Они с интересом смотрели на гостя, высовываясь из-под одеяла. -- Брысь! - прикрикнула мамаша, и детишки юркнули в "укрытия", натянув одеяла на головы. Никита взялся за нос спящего приятеля тремя пальцами и слегка потрепал. Кирпич чихнул и, не открывая глаз, отмахнулся огромными лапищами, словно отгонял назойливую муху. -- Кирпич! Подъем! Рота подъем! Тревога! -- протрубил Никита в полный голос. Без толку. -- Без толку! -- сказала жена Вовки. -- Пока не проспится, не проснется. -- О как? По-другому попробуем... -- Никита набрал в легкие воздух, но не проорал, а шипящим громким шепотом издал: -- Духи! Кирпич, духи! Окружают! Пулемет, Кирпич! Тащи пулемет! Полковник Кирпичин дернул глазом, приоткрыл щелочку, очумело окинул взглядом комнату и пробормотал: -- Сейчас! Сейчас-сейчас!... Держитесь! Ленту мне! Пулеметчик! Где лента? Лента где?!! -- Ну, вот, -- Никита жестом "умыл руки", будто хирург после тяжелой, но успешной операции, -- прогресс налицо. Сейчас мы еще... -- Он форсировал голос: -- По машинам!!! Быстро грузиться!!! Где Кирпичин?! Опять пьян?! Под суд отдам! -- Здесь! Я здесь! -- вскинулся полковник Кирп... да никакой не полковник, а взводный Кирпичин. -- Встать! Смирно! -- гаркнул Никита. Крупномасштабный Вовка с усилием сложился пополам и, держась за перила верхней кровати, приподнялся и распрямился во весь двухметровый рост. Разомкнул глаза, хлопнул ресницами, потер ладонью "морду лица". Узнал: -- Никита?! Ты откуда здесь? Какими судьбами? Как ты меня нашел? -- Да, Вова, это уже диагноз! Совсем белый и горячий. Мы же с тобой неделю перезванивались-договаривались. Нам сегодня на банкет идти. Я тащусь через пол-России! И что я вижу?! Живой труп! И пьяный к тому ж! -- Ладно, прекрати! -- Кирпич рухнул тяжелым задом на матрас и вытянул перед собой ноги. С удивлением посмотрел на свои конечности, обутые по-разному. Почему-то снял не туфлю, а носок. Пацан и пацанка, подглядывающие в какую-то известную только им щелку сверху вниз, хихикнули. Мать двоих детей тоже -- непроизвольно. Кирпич натужно посоображал. Исправился. Снял туфель. Подумал и содрал второй носок. Похлопал себя по щекам ладонями. -- Опохмелиться бы, Валюх? - жалобно попросил супругу. Ага, Валюха. Валентина то есть. Вот и познакомились. -- Перебьешься! -- отрезала Валентина. -- Видишь, командир. Совсем меня здесь не жалеют и не любят. А я босой... несчастный... как... Лев Толстой! -- В зеркало глянь, Лев Толстой! -- хмуро сказала супруга. -- Образина! Нет, ты глянь, глянь! И сам подумай, за что тебя любить! Тем более жалеть! Кирпич по инерции покорно пошел к трельяжу, повертел перед ним образиной: -- Морда, как морда! Могло быть и хуже!.. Ну, не Лев Толстой, не Лев. - Верно, не лев. Лев половой гигант и царь зверей! А ты пьешь и спишь... - Ладно, Алексей. Между прочим, член Президиума Верховного Совета! -- Ты? -- Никита еле сдержался, чтобы, в свою очередь, не хихикнуть. -- При чем тут?! Алексей. Толстой. "Буратину" читал? Никита таки не сдержался. Хи-хи! -- И ты туда же... -- со вселенской грустью произнес Кирпич. -- Все вы заодно. И она, и они, и теперь ты! -- он обвиняюще затыкал пальцем в жену, в пацана с пацанкой, в Никиту. -- Если пришел для того, чтобы издеваться над больным человеком, мог бы вообще не приходить. -- Кирпич, я не за тем пришел. Я не издеваться пришел, -- Никита взял тон психиатра, успокаивающего тяжелого пациента. -- Да? И чем докажешь? -- Т-то есть? -- Какие у тебя планы на сегодня? -- уличил Кирпич. Типа: ага, попался! и сказать тебе нечего! -- Планы?! -- тут Никита возмутился. И раздельно, как для тугодумов, произнес по слогам: -- Тор-жест-вен-ное собрание и банкет ветеранов дивизии! -- Какой дивизии? -- Нашей! Баграмской! -- А-а-а, точно! Я-то всг думаю, где мы с тобой вместе служили! В мозгах, заклинило. -- Заклинило. И перекорежило. Опух от водки! Иди, умой рыло, а то опять выключишься из реальности! Кирпич направился в ванную, снимая на ходу штаны и рубашку. Запутался в одной штанине, покачнулся и сильно ударился плечом о дверной косяк, вызвав новое общее "хи-хи". В те пятнадцать минут, что он фыркал и плескался под душем, жена продолжила сетования на непутевость мужа. -- Хватит стенать! - рявкнул Вовка, появившись из ванной. -- Впервые человека видишь, и сразу на жалость берешь! Хоть знаешь, кто он? Мой бывший замполит. Зверь, а не человек! А ты -- на жалость... Никита, не слушай ты ее! Я хороший! -- Ладно, хороший! Одевайся и в путь! -- В путь? Однако Кирпич начинает доставать! -- В сад "Эрмитаж"! Ты же сам мне приглашение выслал! Почтой! -- О! И дошло? Надо же!.. Точно! Нас ждут! В "Эрмитаже"! Ну? И чего тогда расселся? Пошли! -- Куда пошли?! -- воспротивилась Валентина. -- Тебя качает, как...! На ногах не стоишь! Сядь, поешь, а потом можете идти на все четыре стороны! Иначе после первой рюмки сразу развезет! Никита, вы присоединитесь? Гм, к рюмке или к завтраку? Никита с Кирпичом сели за стол, быстро перекусили яичницей с сосисками. -- Ну, всг! -- Чмокнув жену в щеку, Кирпич потянул за собой гостя -- на выход, на выход. -- Пошли, пошли! А то меня в этом доме совсем зади... дискредитируют! В твоих глазах! В глазах Никиты Кирпич дискредитировал сам себя, похлеще кого-то стороннего. -- Понимаешь, Никит, она меня пилит, а я не виноват! -- уже в коридоре застегивая рубашку, на ходу Кирпич стал сам себя реабилитировать. -- Как не пить, если каждый день вынужден спаивать всех подряд: милицию, чекистов, чиновников, бандитов, военное начальство из академии. Я же еще и охранным предприятием руковожу. Ну, по умолчанию, конечно, как бы нелегально... Мороки уйма, что ты! -- Погоди, Вовк! Мы правильно идем? -- Правильно, правильно! Верной дорогой идете, товарищи! Нет, вот ты скажи, как жить-то?! На жалованье полковника, да с двумя детьми, да с женой-домохозяйкой, да в Москве! -- Мы верно движемся? В "Эрмитаж"? -- В "Эрмитаж", в "Эрмитаж"! Думаешь, я совсем ку-ку?! Я тебе больше скажу -- нам не в питерский Эрмитаж, где "Даная", а в московский, где садик и товарищи по оружию... Потому что мы -- в Москве! Молодец я? Соображаю? -- Молодец. Соображаешь. Нас в метро пустят? -- В метро-о? Да ты что?! Посмотри на меня! Какое метро?! И... под землю всегда успеем. И чем позже, тем лучше! Не-ет, мы сейчас на автобусе пару остановок, потом пешочком чуток... О! Автобус! Наш! Сели!.. Нет, ты слушай, Никит! У меня же риск -- каждый день! Курируем игорные заведения, рестораны, гостиницы... много чего еще. На той неделе одного моего охранника подранили из обреза. Позавчера другого моего хлопчика рубанули -- топориком в спину, насовсем, бля!.. Вот мы хлопца поминали-хоронили и напились... Да в меня самого! И стреляли! И гранату под машину подбрасывали! Не, если б хотели убить -- убили бы. Так, предупредили... Пассажиры автобуса каменели в тщательно демонстрируемом равнодушии -- Кирпич громкость не убавил, говорил в прежний полный голос. И облегченно выдохнули только когда жутковатый шумный верзила засгк: "О! Наша остановка! Выходим!" -- и вышел. Теперь, значит, еще пешочком чуток? -- Вовк, нам куда теперь? -- Туда! -- уверенно махнул Кирпич неуверенной рукой. -- Да ты не дергайся, Никит! "Автопилот" не подведет! М-да? Да. Как ни странно, "автопилот" не подвел. Вот ты какой, сад "Эрмитаж"! На входе патруль проверял документы, расспрашивал о цели прибытия. Документы в порядке, цель прибытия очевидна -- судя по уже достигнутому состоянию души и тела. Проходите. Добро пожаловать! -- Видал? Как только генералы на мероприятии собираются "нарисоваться", так патрули просто косяками, косяками! -- Кирпич усмехнулся почти трезво. -- А что, и генералы -- сюда? -- Никита недовольно поморщился. -- Три бывших комдива, Никит! Они теперь большие люди в Министерстве Обороны. Ну что, пойдем поздороваемся? Никита еще больше поугрюмел: -- Да, в принципе, Вовк, о чем с ними говорить? Я на прошлой встрече просил двоих о помощи, когда за штатом стоял без должности, а до пенсии -- два года! Думаешь, кто-то пошевелился? Хрен с маслом! Поглядели свысока, пообещали и забыли. Только Султаныч, бывший начштаба, прислал полковника, тот с проверкой в округе был. И знаешь, что мне тот полкан предложил? -- Начальником санатория? Замполитом курорта? -- подначил Кирпич. -- Ага! Как же! В Таджикистан, блин! Оказывать интернациональную помощь в погранотряде! -- Послал? -- Послал, в натуре. -- Молодец! -- Да нет... Потом подумал... Как раз там заставу разбили. Ладно, думаю, нужно ехать. Но вакантная должность там -- только в Душанбе, психологом у зенитчиков. Ну, вообще-то... почему нет? Не по горам ведь опять бегать, там год за три, тройной оклад. Я и чемодан собрал, и из части меня рассчитали, и с семьей простился. Но кто-то из "старичков" уцепился за должность перед увольнением. В итоге, ушел я в отставку по сокращению штатов, еле до пенсии дотянул... И черт с ними! Зато теперь мне что генералы, что маршалы -- не указ. Пенсионер, он и в Африке пенсионер! Давай свалим в сторонку, подальше от митинга и построения? Займем столик и накатим... -- Давай! Наш ты человек! -- Кирпичу и так-то давно не терпелось опохмелиться. - Во-он тот столик давай! Тенгчек!.. -- Он потрусил под развесистые ветки, стряхнул ребром ладони со стола прошлогоднюю опавшую листву, расстелил газету, достал бутылку водки "Черная смерть". -- Символично! - хмыкнул Никита. - Упьемся вусмерть? -- Ну не обязательно в нашу смерть. Сейчас кто-нибудь подрулит, послабее организмом. Подрулит непременно. Отдельные несознательные ветераны банкет под сенью кустов уже начали, и парадный строй потерял еще несколько бойцов. Когда Никита нарезал сало, колбасу и хлеб, к ним подковылял огромный парень со шрамом на щеке, в голубом берете, с палочкой: -- Пехота, десантуру примете? -- А то! Садись, брат, не перетруждай ногу! -- Кирпич подвинулся на лавочке. - Держи стакан! Десантник извлек из кармана поллитру, а из авоськи -- помидоры и огурцы. -- Дмитрий. Панджшер, Восемьдесят шестой год. Бывший сержант. Ныне художник. Свободный художник... -- уточнил. -- И как? Хорошо идут дела? -- По-разному. Работаю в поте лица и по мере сил и здоровья. Когда уходит одна, когда две картины в месяц, когда ни одной. Но жить надо, ребенок кушать хочет каждый день, а не раз в месяц. Пенсия от благодарного государства -- по инвалидности... -- десантник Дмитрий оголил ногу и похлопал по протезу, чуть выше колена, -- ...в триста "деревянных". О как! Пятидесяти "баксов" и то не заслужил! Эх! Я вот в Штатах работал -- по контракту с галереей, встречался с ветеранами Вьетнама, вот кому уважуха! -- И на что существуешь? -- Работаю охранником на автостоянке. Там и рисую, по ночам. Ты не подумай, брат, что ерунду какую-нибудь! Мои картины в Государственной Думе выставлялись! Я в Америке хорошо продавался. В Голландии! У меня замечательный голландский и чешский цикл. А какая серия фэнтэзи! Эх! Что мы о чепухе! Выпьем, братцы, за возвращение не в "цинках"! Выпили. Сзади к скамейке нарочито подкрался еще один... Сидя спиной, не сразу засекли. Он и схватил Никиту с Кирпичом за горло. Стал душить, причем всерьез душить, причем не громко гогоча. -- Отстань, паразит! - прохрипел Кирпич. - Кто это?! -- Серега?! Ты, что ли? -- Никита безуспешно пытался вывернуться. Десантник-художник Дмитрий скорчил свирепую гримасу и замахнулся тростью на подкравшегося "душегуба". -- Не тронь! Я свой! - упредил "душегуб". - Сейчас добью этих, и будем вместе пить. Нам больше достанется! Хрен тебе, душегуб, а не больше! Кирпич все же выкрутился из цепкого удушающего захвата, принял стойку, коротко замахнулся -- целя в челюсть! Челюсти даже у суперпуперменов -- "стеклянные". И... расхохотался Кирпич: -- Серега! Точно! Здорово, Большеногин! Привет, сволочь! -- Я ему сейчас эти его большие ноги обломаю! -- грозно пошутил Никита. -- Безногиным сделаю или Одноногиным!.. Извини, брат, -- он поймал себя на неловкости перед художником Дмитрием с протезом. -- Безуховым сделаю! Будешь как подстреленный моджахед! -- Но-но! Не тронь! Зашибу! -- рыкнул "душегуб" отстраняясь и... бросился обнимать друзей. В его железных руках заскрипели кости даже у крупномасштабного Кирпича: -- Ну, ты! "Железная лапа"! Полегче! Я ж тебе не Маугли. Шею сомнешь, а мне завтра работать! -- Откуда ты объявился, скотина? - по-мужски ласково спросил Никита. - Десять лет ни гу-гу и, на тебе, нарисовался! Представляешь, Вовка, я ему пишу письма, в гости зову, а он мне телеграмму присылает: "Спасибо, друг, что помнишь, скоро напишу!" Проходит год, я вновь ему письмо, а он мне опять телеграмму: "Никита! Рад твоему письму, спасибо, скоро напишу!" Я через полгода опять царапаю весточку, зову на встречу ветеранов-однополчан, а в мой адрес очередная благодарственная телеграмма. Ну тут у меня бумага кончилась, да и ручка писать перестала. -- Никита! Прости засранца! Каюсь, виновен, больше не буду, исправлюсь! -- Врешь! Будешь и не исправишься! Знаю я тебя! Обнялись, расцеловались. Тут же -- по стопарю. -- Знакомьтесь, что ли! -- Никита представил: -- Дима-десантник, теперь художник. А это Серж, мой бывший вечный подчиненный. Взводный, потом ротный. Краса и гордость нашего мотострелкового полка! Граф, орденоносец, командир лучшего взвода, но разгильдя-а-ай! -- Сам такой! -- И я сам такой, -- охотно согласился Никита с Большеногиным. -- Ты откуда? Каким ветром, Серж? -- Да на денек всего. Завтра улетаю к арабам, за кордон. Да что мы про меня! Лучше вы про себя! -- А про меня?! А про меня?! -- к столику подтянулись... да все свои. Вася Котиков, москвич. Питерцы, сослуживцы по полку, Витя Дибаша и Виталик из разведки третьего батальона. Питерцам, выходит, кроме как в Москве и встретиться не где... Все флаги в гости к нам! Знакомьтесь, мужики, если кто с кем не знаком! Приняли на грудь по соточке, закусили огурцами. -- О, черт! Чем закусываем?! -- спохватился Серж. -- У меня же балык! -- принялся доставать из "дипломата" рыбу в пакетах, икру в банках. -- Ого! Граф Серж получил наследство? -- Нет, графа сослали на Восток. На самый Дальний Восток. Дальше некуда. Оттуда и рыбка! Десять лет без права переписки. -- Сильно! За что тебя так? -- За то, что был холост. После Афгана холостяков по "дырам" распихивали. Так холостяком и оставался десять лет, только недавно расписался. -- Поздравляю! -- поздравил Кирпич и ехидно уточнил: -- С графиней? Расписался-то? -- Нет, -- Серж выдержал обескураженную паузу и побил козыря джокером: -- С княгиней. Так-то вот... -- Везет же некоторым! -- поощряюще вздохнул Никита. -- И ничего-то с ним не поделаешь! И в Афгане уцелел, и теперь вот княгиня... Ни фугас его не взял, ни духовская пуля, ни жара, ни мороз! Помню, как-то нас на Новый год в горы загнали, так у Сержа сосулька в полметра висела на носу. Он мороза ужас как боится, больше чем пуль и осколков. Теплолюбивое растение. -- Э, Никита, знаешь, как я выжил тогда в горах? Не знаешь. А тебя, Кирпич, тогда еще в батальоне в помине не было. Ромашка, а ты разве с нами тогда в горах тоже ночевал? -- Гм! Это ты с нами тогда ночевал! Еще вопрос, кто кого с собой в горы брал! Кто начальником был? -- Да пошел ты к бабушке в штаны! Опять будем выяснять, кто начальник, кто дурак? Ну, ладно-ладно! Ты! -- Начальник? Или дурак? -- А сам выбери! -- Вообще-то начальник. Но демократичный. И я там был, но мед-пиво не пил, и мерзли мы все вместе. Я вообще -- шапка и волосы поутру вмерзли в подтаявший наст. -- Во-во. Демократичный начальник -- по определению, дурак. Мерз он! А вот я спал комфортно -- в... гробу! -- Где?!! -- Чего ты мелешь, Серж?! В каком гробу?! Память отшибло?! Какие гробы в Афганских горах? -- Да правда! Бойцы где-то разыскали и приволокли три гроба с крышками. Я сам удивился! Афганцы ведь своих в саванах хоронят... Так думаю, бойцы из обслуги морга "домовины" просто сперли. Хотели продать как дрова, а мои орлы тайник нашли, растащили этот... дровяной склад. -- И ты со своей мнительностью спал в гробу? -- Ее-ей! Вот те крест! Мерзко, но тепло. -- Трепло, ты ж атеист! -- подловил Никита. -- Нет, не верю! Что же раньше про ту ночевку не рассказывал? -- А кому интересно болтать про гробы? Приметы всякие нехорошие. Одним словом, мистика. А как мне было иначе выжить при большом минусе? Я ж теплолюбивый, домашний, и ехал не на Северный полюс воевать, а почти в тропики! Ты ведь, Никита, тоже ехал не на зимовку, правда? Не ожидал сугробов? И вообще! Почему тебя, диссидента, занесло на войну? Постоянно вольнодумствовал и нас разлагал! Что тебя-то в Афган привело, Ромашка? -- Интересно? -- А интересно! - кивнул голвой Серж. -- Что ж, это... занимательная история. Долго рассказывать... -- Ничо! Водки и закуски у нас вагон! И до вечера времени навалом. -- Ладно. Надоест -- остановите. Никита расположился на лавочке поудобнее, на солнце блеснули два ордена и три медали. -- Порою мне кажется, что все это было не со мной, а с кем-то другим. Поэтому повествовать буду от третьего лица, как бы не от себя. Ну, слушайте... Глава 1. Педженский гарнизон Ранним утром поезд прибыл на Педженский вокзал. Окна в коридоре и тамбурах выбиты -- частично самими пассажирами, чтоб не задохнуться в духоте, а частично сняты заранее в депо, в преддверии жарких летних рейсов. Никите казалось, что он путешествует в эшелоне периода Гражданской войны. Во время движения было свежо и прохладно, но в купе то и дело залетали мусор, пыль и сажа. Хотелось принять ванную или, на худой конец, постоять под освежающим душем. Настроение в высшей степени паршивое, и новенькое офицерское звание "лейтенант" более не радовало. А чему радоваться? Прибыл в богом забытую дыру, на краю света. И куда тебя, лейтенант, занесла судьба? Сиди на двух чемоданах, думай. На третьем чемодане примостилась злая, как собака, молодая супруга. Не разговаривали уже второй день. О том ли она мечтала, выходя замуж за курсанта?! Не о том. Эх, сколько прекрасных мест для прохождения службы! Германия, Польша, Венгрия, Белоруссия и Украина. Так нет! Занесло после выпуска в Туркестан... Приехали, вылазь! Вокзал. Заплеванный пыльный перрон с выкрашенным в розовый цвет одноэтажным вокзалом. Несколько хилых, высохших деревцев без листвы. Тени от них -- как с козла молока. Разве что сам вокзал хоть какую-то тень отбрасывал. В той тени, опершись спиной на стену, исходил обильным потом милиционер-туркмен. Выпирающий живот перетягивала портупея, словно стянутый обручем пивной бочонок, засаленный, мятый китель висел мешком. А более никого. Пусто и безлюдно. Эх, тоска! Захолустье, да и только! Куда попал?! -- Товарищ старшина! Не подскажите, где военный гарнизон? -- О-о! Дорогой, пешком не пырайдэшь! Маршрутка нада ехать! Иди к базару, там остановка. Отойди, нэ мешай работать! Товарищ старшина достал из кармана огромный носовой платок и принялся вытирать пот, струящийся по лбу несколькими ручейками. Перетрудился, боров! Устал работать!... У ног -- ополовиненная трехлитровая банка разливного пива. На расстеленной газетке -- вобла. Кр-расота! Ромашкин бы тоже хотел так трудиться. Нам так не жить и не служить... Окликнув жену и подхватив чемоданы, Никита побрел в ту сторону, куда указал озабоченный "нелегкой" службой постовой. Незнакомый мир -- из довоенных фильмов. Площадь перед вокзалом обрамлялась двухэтажными эпохи позднего сталинизма домишками, а с другой стороны, за узкой колеей рельсов, -- одноэтажный кишлак, глиняные халупы. Трущобы сродни тем, что Никита уже видел в "старом городе" Термеза. Опять тебя обманули, Ромашкин! Обещали службу в городе, выпроваживая из Термеза на повышение. А оказалась очередная большая деревня. Вернее, аул. Место значительно хуже, чем прежнее... В Термезе Никита провел месяц службы за штатом. Там его гоняли по нарядам, перебрасывали с места на место -- и никаких дальнейших перспектив. Кадровик в дивизии предложил повышение: капитанскую должность в танковой учебке, замполитом роты курсантов! Молодой лейтенант Ромашкин соблазнился и быстро согласился. А зря! Термез все же был город как город! С аэропортом, гостиницами, ресторанами, кинотеатрами, скверами, универмагами. Пусть изредка, но можно погулять по аллеям, по проспекту, по культурным и злачным местам. А что тут? Прошлый, вернее даже позапрошлый век. Ромашкины пошли по единственной асфальтированной городской дороге в сторону рынка. Не без труда разыскали нужную остановку. Скорее, догадались о ее наличии по присутствию возле столба с навесом нескольких славянских физиономий мужского и женского пола. До этого по пути встречались исключительно азиаты, не желающие вступать в разговоры. Теперь вокруг свои, "бледнолицые братья", хотя и очень загорелые. Некоторые в военной форме. Один из таких подтвердил, что в вэчэ номер такой-то действительно попасть можно исключительно отсюда. Вэчэ номер такой-то -- танковый полк. Педженский гарнизон это не только танкисты. Там стоят еще и пехотный полк, медсанбат, рембат, стройбат и еще множество мелких подразделений. Значит таких страдальцев, как ты, Ромашкин, тут не перечесть... Он исключил почему-то из числа страдальцев супругу... Служат же люди как-то, и мы послужим, не помрем!" *** -- Товарищ лейтенант! Вы прибыли в учебный танковый полк! На капитанскую должность! И должны оправдывать оказанное высокое доверие, а не валять дурака! -- прорычал командир танкового полка. И чего он такой неадекватно агрессивный? Никита всего лишь доложился о своем прибытии в часть... Малорослый подполковник Хомутецкий со злыми колючими глазами смешно топорщил жиденькие усы и во время разговора постоянно слегка подпрыгивал, приподнимаясь с пяток на носки, что раздражало -- ишь, попрыгунчик! Вернее, разговора никакого и не получилось. Разговор -- это когда беседуют двое, а ни одного умного или не умного слова Никите вставить Ромашкину не удалось. -- В предписании указан срок прибытия позавчера! Где болтался все это время? -- Да, я... -- Выгоню к чертовой матери! У меня своих бездельников достаточно! И я от них избавляюсь только так! Я тебя, лейтенант, мигом сошлю в Кызыларбат или Иолотань. В Туркво достаточно дыр, куда можно запихнуть ленивый зад! Намек понятен, лейтенант?! Всг! Идите в назначенную вам восьмую роту, а я еще подумаю оставлять вас или отправить куда-нибудь подальше! Ни фига себе! Куда же еще подальше? Это что, еще не самая окраина земного шарика? Есть более глухие и гадкие места? Не ожидал, лейтенант Ромашкин, не ожидал. Он совершил ритуал представления остальным начальникам, переходя из кабинета в кабинет. Никто особенно энтузиазма не выказал -- прибыл и прибыл, какая нам от тебя польза! Замполит полка Бердымурадов был менее груб, чем отец-командир Хомутецкий, но дослушать до конца рассказ об отсутствии билетов не пожелал, махнул рукой. По долгу службы расспросил о семейном положении и распорядился по поводу ночлега: -- Переночуете в общежитии. Затем поставим вопрос на жилкомиссии о выделении квартиры. Ого! Есть даже свободное жилье! -- Когда приедет супруга? -- спросил замполит, делая пометки в блокноте. -- Уже. Она со мной! С чемоданами на КПП. Как в кино "Офицеры", -- Никита закатил к потолку глаза. Эх, как бы от нее избавиться побыстрее! Сплавить к теще, что ли? Может, и не вернется обратно. Надоело бесконечное нытье! Или пора разводиться? -- Вот и хорошо! -- невпопад ромашкинским мыслям одобрил замполдит. -- Председатель жилищной комиссии -- майор Зверев, наш зам по тылу полка. Сейчас ступайте к нему, напишите заявление. Крыша над головой -- самое главное для семьи! -- Крыша -- да, это замечательно. Жена в следующем месяце на пару недель поедет сдавать сессию в институте. Пока туда-сюда, я обживусь... Бердымурадова столь тонкие нюансы семейной жизни лейтенанта уже не интересовали, он уже углубился в чтение газеты "Правда". Представление полковому начальству растянулось до вечера. Молодому лейтенанту все было в новинку. Казалось, не первый год в армии (шестойй), но тогда был солдатом, курсантом. Все в прошлом, а теперь офицерская жизнь -- с чистого листа. Как-то она сложится, жизнь эта? Капитанским званием? Или удастся стать полковником? А то и посчастливится -- до генерала? Из штаба полка, где сдал документы в строевую часть, он был скоренько препровожден в батальон, а там попал прямо в лапы начальника штаба. -- Лейтенант. Как фамилия? -- грозно спросил рябой майор с "шилом бритым" лицом. Начальник курил на высоком крыльце, небрежно стряхивая пепел на парапет. -- Ромашкин. Лейтенант Ромашкин. Назначен на должность заместителя командира восьмой роты. -- Отлично! Как раз вовремя прибыл. Попался, голубчик! -- майор радостно потер ладони. -- Ты-то мне и нужен! Завтра заступаешь начальником патруля по гарнизону. Солдат тебе в подчинение определит ротный. Форма следующая: брюки в сапоги, без оружия. Чего молчим? Приказ не ясен? -- Ясен. Так точно! -- отчеканил Никита в некотором смятении. Он-то сразу представился: "Лейтенант Ромашкин!" А вот что за майорское рябое "мурло" им так командует? -- Разрешите полюбопытствовать, чтоб впредь знать? Вы-то, майор, кто будете? -- Что?!! Кто?!! Я -- майор Давыденко! Начальник штаба батальона! Твой прямой начальник. Второй по значимости для тебя после комбата! -- Виноват. Не совсем понял последнее выражение. А замполит батальона у нас есть? Или он отсутствует? А ротный? -- Молчать, бояться! В порошок сотру, по нарядам загоняю! Ух, ты, говорливый какой объявился. Что ни замполит, то умник и демагог! Мало мне было Колчакова, так нате вам -- еще один говорун! Что ни лейтенант, то Бенедикт Спиноза! -- А чем плох Борух? -- буркнул Никита. Что в батальоне есть и другие демагоги, подобные ему, где-то вдохновило и порадовало. -- Борух? Какой Борух?! -- Спиноза. Фамилия Спиноза. Имя у него настоящее - Борух. -- А, так он еще и Борух?! Тем более! Все вы для меня спинозы-занозы! Занозы в жопе! Политические занозы! В этот момент из открывшихся дверей появился широкоплечий майор, а за ним два весело хохочущих капитана. Майор поймал последние фразы Давыденко и нахмурился. Высокие начищенные сапоги сверкали черным глянцем на солнце. Шитая фуражка с высокой тульей, словно у латиноамериканского генерала-диктатора. Широкие плечи бывшего борца. Волевой квадратный подбородок. Ох, нелегка доля его подчиненных!.. Правда, позднее выяснилось, что этот борец -- милейший человек. -- Мирон! Ты уже теперь не ротный, уймись! Чего ты накинулся на молодого лейтенанта? Солиднее нужно быть, интеллигентнее. Начальник штаба слегка растерялся, лицо его и без того не бледное, побагровело еще пуще: -- Да вот... Прибыл новый замполит роты. По всему видать, наглец и бездельник. Мало нам своих! -- По чему -- по всему? Какой у тебя критерий для определения личности? Веснушки на носу? Голубые глаза? -- Товарищу майору, наверное, не понравилось, что я за честное имя Спинозы вступился, -- рискнул хмыкнуть Ромашкин. -- Чье имя, за какое имя? -- Спинозы. За Боруха. -- Наш человек! -- кучерявый капитан-брюнет толкнул в бок высокого голубоглазого блондина, тоже капитана. -- Короче! -- майор Давыденко швырнул окурок в урну, будто тот окурок во всем и виноват. -- Вот, вам новый кадр! Забирайте на здоровье и мучайтесь. Но главное, чтоб не забыл о завтрашнем заступлении в патруль. Иначе я его живым сожру! В первый день службы! Он быстро сбежал по ступенькам вниз и зашагал широкими чеканными шагами через плац к выходу из городка. -- Ну, лейтенант! И чем ты так Мирона разозлил? -- опосредованно похвалил капитан-блондин. -- Чуть не довел до инсульта! -- А я знаю?! Он и до меня был уже на взводе, словно бешенный бросился... Да! Кстати! -- Отрапортовал скороговоркой: -- Лейтенант Ромашкин. Прибыл для прохождения службы в восьмую роту. -- Вовремя прибыл! -- возрадовался капитан-брюнет. -- Наконец-то я сдам должность! Ведь ты моя смена, р-родненький! Моя фамилия Штранмассер, откликаюсь на Михаила. -- А также на Моисея, -- подъелдыкнул капитан-блондин. -- И на Моисея тоже. Но никто пока на святую землю не зовет! -- Капитаны! Угомонитесь! Молчать! -- Майор одним движением отодвинул в сторону обоих весельчаков-балагуров. -- Молодой человек, повтори медленнее и внятно! Ромашкин вновь представился, объяснился. Попутно мельком выразил недоумение -- по поводу немотивированной ярости начштаба. -- Знаешь, как про таких говорят, Ромашкин? -- сновап встрял неугомонный капитан-блондин. Жена плохо дает, или дает, но другим! Гы-гы! -- Р-разговорчики! Прекратить! -- майор-замполит в корне пресек циничные намеки подчиненных на семейные проблемы товарища Давыденко. -- Значит, так, лейтенант. Я -- Рахимов, замполит нашего третьего батальона. Вот этот... веселый -- капитан Хлюдов. Пока что замполит седьмой роты. -- Володя! -- назвался блондин, протягивая руку для знакомства. -- А этот -- капитан Штранмассер. Всем говорит, что Миша, но никто не верит. С ним, в принципе, можно не знакомиться, а лишь поздороваться. Один хрен, сегодня тебе дела передаст и уедет в свою Иолатань! -- Эх, жалко, не в свой Израиль. Дела передаст, но сам он не "передаст"! -- Хлюдов со значением вскинул вверх указательный палец. -- Штранмассер! -- повторил Штранмассер. Не путать со "шмайсером" и "трассером". А то тут есть охотники до... У меня обычная русская фамилия -- Штранмассер. Нужно просто заучить, она легко запоминается. Почти как Иванов. -- С такой фамилией, и назначили заместителем командира батальона! Майором станет! -- наигранно восхитился Хлюдов. -- А я, вот, Хлюдов, потомок старинного офицерского рода -- по-прежнему в капитанах! -- Вовочка, -- отбил Штранмассер, -- Мне моя фамилия двенадцать лет мешала должностному росту! А тебе вредит имя! -- Что в имени тебе моем?! -- голосом трагика взвыл Хлюдов. Чувствовалось, что пикировка между капитанами, блондином и брюнетом, -- этакое перманентное развлечение для них обоих, да и для окружающих. -- Во-воч-ка! -- нежно подчеркнул Штранмассер. -- Да на тебя только начальство глянет и сразу вспомнит: "Вовочка"! Не человек, не офицер, а так, анекдот... про Вовочку. Вот подтвердите, товарищ майор! Товарищ майор, замполит Рахимов, не сказал, но с удовольствием промолчал. -- Видишь, и товарищ майор согласен! -- Почему согласен? Он не подтвердил! -- Но и не опроверг! Замполит продолжал с удовольствием молчать. Со снисходительной привычкой к этим капитанским играм разума. -- И фамилия у тебя, Вовочка, еще подозрительней, чем у меня! Хлюдов, блин! Белая гвардия! И вдруг в красной армии! Булгакова хоть читал? Да куда тебе! В твоем-то возрасте! -- В ка-а-аком-таком моем возрасте?! Да мне уже тридцатник почти! -- Я и говорю, молод ишшо. Вот стукнет тридцать три, тогда и станешь замкомбата. Не спеши, дай срок настояться "бражке" в твоей кровушке. Так они побалагурили. Затем с разрешения Рахимова увлекли Никиту в казарму. Там много и быстро говорили, размахивали руками, показывая тетради, конспекты, журналы, накладные на телевизор и радиоприемники, провели экскурсию по Ленкомнате... Ну, Ленкомната, как Ленкомната -- как везде. Наполовину, правда, недооформленная. Никита слушал, кивал, "угукал". А в голове крутилась одна мысль: "Ни хрена себе! Тридцать три года! Дорасти до капитана и стать, наконец, замкомбатом! Переспективы воодушевляют! Гнить в этой глуши лет десять и все на одной должности!" -- Коротко о наших офицерах!.. Потом подробней познакомишься. Ротный у нас новый, фамилия -- Неслышащих. Чтоб кто запомнил! Витька Недумающий, Витька Непомнящий -- как только ни называют... Невидящий, Неслышащий... Взводные с придурью, у каждого свой бзик. Карьеристов в роте нет, ни в прямом смысле (сволочей), ни в переносном (старых пердунов). Служат тут кто год, кто три, кто и пять лет. Первым взводом командует Вовка Мурыгин. Вторым -- Мишка Шмер. Третьим - Сергей Шкребус, он же Глобус, он же Ребус. Четвертым -- Ахмедка-туркмен, Бекшимов. Зампотех -- лейтенант Шурка Пелько. Есть снятый ротный майор Леня Никешов. Этот "висит" за штатом, на него можно внимания не обращать. Он, как старый шкаф: места много не занимает, никому не нужен, а выбросить жалко. Ходит на службу и ходит, ждет, когда переведут в военкомат. В общем, Ромашкин, сам в процессе со всеми перезнакомишься. Со временем. Процесс пошел. И пошел, и пошел. Со временем. Штранмассер посодействовал Никите в перемещении вещей из общаги в квартиру.