Александр Шленский. Бухгалтер, паук и всеведущий Господь
---------------------------------------------------------------
© Copyright Александр Шленский
WWW: http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/
---------------------------------------------------------------
Пожилой, верующий в бога бухгалтер Никодим Антонович Пухов сидит
напротив своего компьютера и вводит серийные номера поступивших на склад
комплектующих деталей, другими словами, приходует товар, поступивший на
склад. Бухгалтерия 1С - скверная программа, работает медленно, со скрипом.
Никодим Антонович даже слышит этот скрип физически, ушами. Совершенно
омерзительный, отчаянный скрип, выматывающий душу. Скрип-визг, скрип-крик,
скрип-вопль о помощи умирающего лютой смертью существа.
Нет, хоть бухгалтерия 1С и гадкая штука, но так скрипеть она не может.
К тому же скрип доносится вовсе не из компьютера, а из-под потолка. Никодим
Антонович возводит глаза к потолку и обнаруживает в углу паутину, где
темно-рыжий паук издевательски-методично опутывает коконом большую толстую
муху, подергивая лапками. Муха трепещет в удушающем ее коконе, и ее
предсмертный крик становится все тоньше и пронзительнее. Муха ни разу не
видела паучьего жала, но она уже предчувствует, как это жало вопьется ей в
мозг, как желудочный сок голодного паука жарко разольется по ее телу,
наполняя его последней, нестерпимой, невыносимой болью. А потом, когда паук
будет с наслаждением выпивать мушиный бульон из ее хитинового тельца,
превратившегося в чашу с едой, мушиная душа будет кружиться рядом и в ужасе
трепетать, наблюдая как паук сладострастно выпивает ее плоть. Паук
маленький, и к тому же он не умеет издавать звуков. А вот если бы он был
побольше, он бы непременно, выпивая муху, самозабвенно урчал, вздрагивал и
повизгивал от злобного, плотоядного удовольствия.
Но паук маленький, и поэтому он жрет муху молча.
Никодим Антонович вдруг осознает, что вот так, молча, в зловещей
тишине, без надежды на помощь было сожрано пропасть всякого народа. От этой
мысли он цепенеет и больше не может приходовать комплектущие. Он хочет
схватить со стола стопку накладных, с которых он считывает серийные номера
для приходования, и запустить в потолок, в омерзительную восьминогую тварь.
Он уже хватает накладные, уже почти замахивается, но вдруг ему, смиренному
христианину, приходит в голову соверщенно иная мысль: "Что я, господь
всеведущий?",-- думает Никодим Антонович. -- "Вот гордыня! Гордыня
окаянная... Спаси меня и помилуй! Если господь разрешает пауку убивать,
чтобы есть, то какое право имею я вмешиваться в установленный порядок вещей
и нарушать его волю?"
И пальцы Никодима Антоновича вновь начинают барабанить по клавишам. Он
всеми силами старается не смотреть на потолок, где планомерно совершается
редкое по жестокости убийство. Горка накладных постепенно уменьшается. К
тому моменту как накладные подходят к концу, паук решает, что муха готова к
употреблению и приникает к ней в последнем смертельном поцелуе. Никодим
Антонович чувствует как будто бы невидимый удар. Он против своей воли
поднимает глаза к потолоку и видит крохотную скульптурную группу: паука,
приникшего к мухе в неотрывном, страстном, смертном экстазе, как Квазимодо к
трупу Эсмеральды.
"Боже мой!" -- проносится в голове у Никодима Антоновича. --"Боже мой!"
Никодим Антонович видел на сцене театра как душили Дездемону, но перед
открывшимся ему ужасным зрелищем даже Шекспир кажется бледным и
ненатуральным.
Накладные забыты. Бухгалтер безотрывно глядит на потолок, беззвучно
шевелит губами и силится понять сопряжение вещей. Ему становится вдруг
понятным, что как он периодически молится господу о том, чтобы ему не
задержали зарплату, так и паук молится о том, чтобы ему ниспослали муху его
насущную. Никодим Антонович вдруг начинает понимать, что и он вовсе не
безгрешен. Ведь он ест мясо, и несчастных животных и птиц забивают для него
на бесчисленных мясокомбинатах и птицефермах, и животные умирают с таким же
душераздирающим криком, в муках и страхе.
Никодиму Антоновичу становится тоскливо и страшно. Он вдруг понимает,
что он сам - гораздо более ужасный и чудовищный паук, чем тот, что сидит на
потолке. Вот только его жало не столь очевидно, и механизм выпивания
бесчисленных жертв настолько отдален от потребителся этих жертв, что совсем
не ощущается страшным и безобразным, несущим кому-то страх и смерть. Жало
Никодима Антоновича и ему подобных - это вся товаропроводящая сеть
мясомолочной промышленности, в которой Никодим Антонович проработал
бухгалтером много лет, и только сейчас ему пришло в голову, что начинается
она в убойном цехе, где убийство поставлено на конвейер, и крики жертв - не
более чем часть производственного шума. Бухгалтер думает об этом и с ужасом
удивляется, как он до сих пор не догадывался, что он такое чудовище.
И тут до Никодима Антоновича доходит, что ведь и паук вовсе не ощущает
себя страшным, кровожадным чудовищем. Он просто поймал свой обед и с
удовольствием обедает. Все в мире зависит от того, с какой точки зрения
посмотреть. Паук ничего не знает ни о бухгалтерии, ни о серийных номерах
комплектующих, ни о том, что приходящий на склад товар положено немедленно
приходовать в количественном и суммовом выражении. И никто, никогда в мире
не сможет объяснить это пауку. Паук знает о жизни Никодима Антоновича и о
его мире не больше чем сам Никодим Антонович знает о божественном промысле.
Непостижим для паука всеведущий бухгалтер Никодим Антонович. Непостижим
Никодиму Антоновичу всеведущий господь. "А всеведущий ли сам господь?" -
неожиданно проносится нелепая мысль. "Если бухгалтер непостижим для паука, а
Господь непостижим для бухгалтера, то почему Господь - это последнее звено в
цепочке? А что если есть высшее существо, непостижимое для самого Господа
так же как непостижим бухгалтер для паука? Но ведь и это существо не
последнее в цепочке всеведения и могущества! Так кому же я возношу молитвы?
Я надеялся, что знаю Господа сердцем своим, но я знаю о нем не более чем
паук на потолке! А раз так, то значит Господь внемлет моим молитвам
абсолютно на том же основании что и молитвам мухи о дерьме насущном, и
молитве паука об удачной охоте. Значит я и сам являюсь и мухой господней, и
пауком господним. Значит, Господь дал мне право выпивать жизнь моих
невольных жертв и жить благодаря выпитым жизням. Значит, Господь дал кому-то
право выпить и мою жизнь, и меня точно так же могут поймать в кокон, вонзить
страшное жало и выпить, оставив сморщенный чехол?"
И тут страшное, беспощадное паучье жало вонзается в грудь Никодима
Антоновича с необыкновенной силой, выпивая всю кровь, леденя жилы и не давая
дышать. Последняя накладная падает из вмиг побелевших рук. Паук отрывается
от своей жертвы, сыто отрыгивает и убегает к краю стенки - чинить паутину.
Бухгалтер сидит в своем кресле со склоненной на сторону головой, не
шевелится и не дышит. Мерцает осиротевший монитор. Программа 1С ждет, когда
пользователь введет последний серийный номер и нажмет на клавишу Enter. Но
пользователь на клавишу не нажмет. Пользователь только что умер, и причина
его смерти - острый инфаркт миокарда.
Паук хитро смотрит с потолка вниз. Паук не такой дурак как кажется. Он
- дока в такого рода смертях и хорошо знает, кто только что у него на глазах
выпил бухгалтера. Знает, но не скажет, потому что Господь, разделивший мир
на пауков и мух, не любит, когда кто-то подсматривает за тем, как работает
созданное им таинство.
Last-modified: Thu, 07 Nov 2002 11:12:55 GMT