Оцените этот текст:



----------------------------------------------------------------------------
     Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
     Для высших учебных заведений.
     Том 2. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Римская литература.
     М., "Просвещение", 1965
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------


                     (Около 40 г. - около 104 г. н. э.)

     Валерий  Марциал  (Valerius  Marcialis)  родился  в  Испании,  в городе
Бильбилисе.  По-видимому,  в  63  г. он переехал в Рим, где развернулась его
литературная  деятельность.  Марциал  -  один  из виднейших эпиграммистов не
только  римской,  но и мировой литературы. В небольших остроумно-шутливых, а
иногда  и  довольно  ядовитых  стихотворениях  он  отражает свое отношение к
современной  ему  жизни,  к  окружающим  его  людям. Во многих эпиграммах мы
слышим  жалобы  талантливого, но задавленного нуждой поэта, принужденного по
социальным   условиям   своего   времени  вместе  со  многими  образованными
тружениками   из   средних   общественных   слоев  обращаться  за  помощью к
влиятельным и богатым лицам и быть на положении их клиента.
     По  этой  причине  Марциал  был  вынужден  прибегать  даже  к лести; он
расточает  похвалы  императору  Домициану и его фаворитам, лишь бы заслужить
покровительство "сильных мира сего". В то же время во многих из его эпиграмм
чувствуется гуманное отношение поэта к маленькому униженному человеку и даже
рабу.
     Марциал  написал  много эпиграмм и на темы, непосредственно связанные с
его  литературной деятельностью. Эти эпиграммы особенно блестящи. В них поэт
подчеркивает  специфику  жанра  эпиграмм,  клеймит  презрением  плагиаторов,
приписывавших  себе его эпиграммы, зло смеется над бездарными поэтами и в то
же  время ласково шутит над своими литературными друзьями. Всего им выпущено
было 15 книг эпиграмм.
     Марциал  был известен не только в самом Риме, но и в далеких провинциях
Римской империи. Его слава не померкла и в позднейшее время.
     Эпиграммы  Марциала читали и в средние века, но особенно высоко ставили
его  в  эпоху Ренессанса и Просвещения. Лессинг считал эпиграммы Марциала за
их остроту и отточенность формы образцом этого жанра. Великий Пушкин любил и
ценил  Марциала  и,  по  словам  С.  А. Соболевского, даже комментировал его
эпиграммы филологу Мальцеву.
     Перевод  избранных  эпиграмм  -  Н. И. Шатерникова (ГИХЛ, 1937); полный
перевод Марциала был сделан А. Фетом.


                    [ЭПИГРАММЫ О САМОМ СЕБЕ КАК О ПОЭТЕ]



                    Вот он, тот, кого ищешь и читаешь, -
                    Марциал, по всему известный свету
                    Книжками эпиграмм с их острословьем.
                    Он живет, и не умерли в нем чувства.
                    Ты ж, читатель, поэту славу создал,
                    Что не часто другим и смерть дарует.

                    Перевод Н. И. Шатерникова




           Верь мне, мой Флакк, непонятны совсем для того эпиграммы,
              Кто полагает, что в них только смешки да игра.
           Больше игры у того, кто пишет про завтрак Терея {1}
              Грозного или про твой ужин, ужасный Фиест {2};
           Или Дедала возьмет, как крылья он сыну приладил,
              Иль Полифема, как пас он сицилийских овец.
           Нет, словесный пузырь от книжек далек моих вовсе {3}.
              Муза не вздута моя, будто в трагедиях плащ.
           "Да, но дивятся тому, хвалу воздают, обожают".
              Верно, хвалу воздают, ну, а читают не то!

           Перевод Н. И. Шатерникова

     1  Терей  -  фракийский  царь, женатый на дочери афинского царя Прокне,
вступил  в  связь  со  свояченицей Филомелой и вырезал ей язык, чтобы она не
сказала  о  его  насилии. Филомела все же смогла выткать на платье несколько
слов, чтобы передать сестре о преступлениях ее мужа. Прокна из мести убивает
своего сына Итиса и подает его на ужин Терею.
     2  Фиест - по мифу, брат греческого героя Антея; последний убил сыновей
Фиеста и угостил его их мясом.
     3  Марциал  подчеркивает, что его эпиграммы не связаны с мифологической
основой. В связи с ростом науки падало значение мифологии, и она уже не была
почвой  для  искусства. Художник черпает материал для произведений из жизни,
он  уже  не  обращается к образцам и сюжетам мифа. Произведения, связанные с
мифом,  кажутся  Марциалу  "словесным  пузырем".  В  противоположность таким
произведениям Марциал выдвигает свои эпиграммы, написанные на тему дня. Поэт
защищает  самый  жанр эпиграммы и его право на существование. Жанр эпиграммы
Марциал  понимает  в  новом смысле. Эпиграмма в его определении - маленькое,
насмешливое, острое стихотворение "с солью" и "уксусом".




           Вечно я был бедняком, Каллистрат, бедняком и остался,
              Но не из темных людей: всадник и всеми я чтим.
           Всюду читают меня нарасхват, кажут пальцами: вот он!
              Жизнь мне дала, что другим редко и смерть воздает.
           Твой же высокий чертог подпирают колонны - их сотня,
              И либертинов {1} казной твой переполнен сундук.
           Нильская Сьена тебе обширной землей услужает,
              Галльская Парма стрижет сотни овец для тебя,
           Вот каковы ты и я! Но тебе невозможно быть мною,
              Стать же подобным тебе может любой из людей.

           Перевод Н. И. Шатерникова


     1  Либертин - в юридическом смысле этого слова вольноотпущенник; обычно
же либертинами называли сыновей вольноотпущенников.




              Сладкие только одни ты пишешь всегда эпиграммы;
                 Блеска побольше у них, чем румян на лице.
              Соли ж крупинки там нет, горькой желчи там капли не видно.
                 Все же, безумец, ты ждешь, чтобы читались они.
              Но ведь коль уксуса нет, и пища сама неприятна;
                 Если улыбка мертва, не миловидно лицо.
              Яблок медовых и смокв безвкусных ребенку дать можешь;
                 Мне ж смокву хийскую дай, - в ней есть укол языку.

              Перевод Н. И. Шатерникова



           Было довольно пяти: шесть книжек и семь - уже слишком.
              Что же ты, муза, игру продолжаешь свою?
           Нет! Устыдимся! Конец! Ничего уже больше прибавить
              Слава не может: в ходу книжечки наши везде!
           Камень Мессалы {1} падет, обрушившись, ляжет на землю;
              Мрамор Лицина {2} во прах весь обратится и в пыль,
           Я ж на устах буду жить; иноземцев несметные толпы
              К ларам родимым своим наши стихи понесут. -
           Так я сказал... Мне в ответ рекла девятая муза
              (Кудри и платья ее благоухание льют):
           "Неблагодарный! О, ты ль писание сладкое бросишь?
              В праздности что же, скажи, лучше ты сможешь найти?
           Или комедий башмак на котурн трагедии сменишь,
              Иль равносложным стихом грубость войны будешь петь,
           Чтобы учитель, хрипя, читал тебя тоном высоким,
              Ненависть взрослых девиц, мальчиков бравых будя?
           Дай же об этом писать почтенным и строгим писакам:
              Видит и в темную ночь этих несчастных свеча.
           Римскою ты остротой приправляй свои милые книжки:
              Пусть же тут жизнь узнает образы нравов своих!
           Скажут, пожалуй, тебе, что свирель твоя слишком ничтожна.
              Пусть! Лишь бы трубы других властно глушила она!"

           Перевод Н. И. Шатерникова

     1  Мессала (Марк Валерий Мессала Корвин) - крупный политический деятель
эпохи Августа.
     2  Лицин  -  вольноотпущенник  Юлия  Цезаря,  наживший  себе  громадное
богатство во время управления Галлией.




              Кто об Эдипе прочтет, об окутанном мглою Фиесте,
                 Сциллу, Медею возьмет, - все это лишь чудеса.
              Что тебе сгинувший Гил {1}, или Партенопей {2}, или Аттис,
                 Что тебе Эндимион {3}, сном достославный своим?
              Что тебе мальчик Икар, при полете крыльев лишенный,
                 Гермафродит {4}, что любовь страстной наяды отверг?
              Смысла не видно совсем в пустой игре этих строчек.
                 То лишь читай, где сама жизнь скажет: "это - мое".
              Нет в этой книжке горгон, ни гарпий нет, ни кентавров:
                 Здесь человека найдешь - им моя книжка сильна!
              Только ни нравов своих, ни себя познавать ты, Мамурра,
                 Вовсе не хочешь! Читай хоть Каллимаха тогда {5}.

              Перевод Н. И. Шатерникова

     1 Гил - по мифу, мальчик, любимец Геракла, похищенный речными нимфами.
     2 Партенопей - один из семи вождей, воевавших против Фив.
     3  Эндимион  -  возлюбленный  Селены,  богини луны, изнеженный красавец
юноша, погруженный богами в вечный сон.
     4  Гермафродит  -  по  мифу,  сын  Гермеса и Афродиты; он отверг любовь
Салмакиды, потом слился с ней в единое существо.
     5   Марциал   снова   подчеркивает,  что  его  эпиграммы  не  связаны с
мифологией,  что  в них изображен человек его времени; но поэт понимает, что
такой  характер  искусства не для всех еще приемлем, и он с досадой советует
архаистам   читать   Каллимаха,   ориентирующегося  в  своем  творчестве  на
мифологические сюжеты.




                Нет! Не город один наслаждается музой моею,
                   И не для праздных ушей все это я сотворил.
                В гетских далеких снегах, под знаменами Марса, суровый
                   Ревностно центурион книжку читает мою.
                Стих распевается мой, говорят, и в Британии дальней, -
                   Попусту! Мой кошелек вовсе не знает о том!
                А ведь какие бы мог на века создавать я творенья!
                   И на какие бои звал бы своею трубой,
                Если бы Августа нам блаженные боги вернули,
                   Если бы вновь Меценат был возвращен тебе, Рим!

                Перевод Н. И. Шатерникова


               [ЭПИГРАММЫ НА ПЛАГИАТОРОВ И БЕЗДАРНЫХ ПОЭТОВ]



               Мне говорят, будто ты, Фидентин, мои сочиненья
               Всем декламируешь так, точно их сам написал.
               Коль за мои признаешь, стихи тебе даром отдам я,
               Коль за свои, - покупай: право получишь на них.

               Перевод А.А. Фета



          В книги мои, Фидентин, ты одну лишь страничку прибавил,
          Но отпечатались в лей черты твои с яркостью полной,
          И обличают они, что все остальное украл ты.
          Так и лигонскии башлык, примешавшись к фиалковой тоге
          Рима, пятнает ее косматостью жирной своею.
          Так аретинский сосуд из глины - позор при хрустальных.
          Так, если ворон бредет, к берегам попавший Каистра {1}, -
          Черный среди лебедей, птиц Леды {2}, он будет осмеян.
          Так, когда песнь соловья разливается в роще афинской,
          Криком сорока своим искажает томные трели.
          Надписи мне не нужны; не нужен стихам моим мститель.
          Вот пред тобой страница твоя и кричит тебе: вор ты!

          Перевод Н. И. Шатерникова

     1  Каистр  -  река  в  Малой  Азии; на ней водились многочисленные стаи
лебедей.
     2 Леда - возлюбленная Зевса, который, согласно позднейшему мифу, явился
к ней в виде лебедя. Леда снесла два яйца; из одного вышла Елена, из другого
- Кастор и Полидевк.




             Просишь меня прочитать мои эпиграммы... Не стану!
             Целер, ты хочешь их знать, чтобы читать за свои.

             Перевод Н. И. Шатерникова




             Ты не читал ничего, а хочешь казаться поэтом.
                Будь чем угодно, Мамерк, - только стихов не читай.

             Перевод Н. И. Шатерникова




                  Встреч с тобой избежать желает всякий,
                  И куда б ты ни шел, бегут; и станет
                  Вкруг тебя, Лигурин, одна пустыня.
                  Хочешь знать, почему? - Поэт ты слишком.
                  О, большой то порок и очень страшный!
                  Ни тигрица, своих тигрят лишившись,
                  Ни змея, прожжена вся солнцем полдня,
                  Или злой скорпион не так опасны.
                  Кто ж, спрошу, на такой пошел бы подвиг?
                  Я стою - ты поешь; я сел - поешь ты;
                  Я спешу - ты поешь; я в нужник - ты тоже;
                  В бани я побежал - звенишь ты в уши;
                  Я в купальню - что ж? - не даешь ты плавать;
                  Я спешу на обед - ты гонишь с места;
                  Я засну, утомлен - ты спящих будишь;
                  Вот ты сколько беды, смотри, приносишь!
                  Честен ты, незлобив, правдив - но страшен.

                  Перевод Н. И. Шатерникова




              Бегал ли Феб от стола и от пира Фиеста, не знаю;
                 От твоего же стола я убегу, Лигурин.
              Правда, прекрасен твой стол и уставлен он кушаньем дивным,
                 Но как начнешь ты читать, в рот не идет ничего.
              Не подавай камбалы, и барвены в два фунта не нужно,
                 Устриц не нужно, грибов, - только одно: помолчи.

              Перевод Н. И. Шатерникова




            "Общее все у друзей", - вот, Кандид, твоя поговорка:
               С пылом и ночью и днем ты повторяешь ее.
            Ткани для тоги твоей омывались в спартанском Галезе {1},
               Или их Парма {2} дала данью прекраснейших стад.
            Тогу мою ж не признало б своей и чучело в цирке,
               Что свирепость рогов первым встречает всегда.
            Кадмова вышлет земля тебе Агенора {3} рубашки,
               Красного ж цвета моя - нуммов не стоит и трех.
            Ты на слоновых клыках укрепляешь ливийские доски,
               А у меня черепком буковый стол мой подперт.
            На золоченых блюдах у тебя распростерты барвены {4},
               А на тарелке моей жалкий краснеется краб.
            Свита рабов у тебя поспорит с распутником Трои,
               Мне же помощник - рука; вот она, мой Ганимед {5}.
            И от богатств ничего старинному, верному другу
               Ты не даешь, но твердишь: "Общее все у друзей".

            Перевод Н. И. Шатерникова

     1  Галез  -  река  в  Калабрии, протекающая недалеко от города Тарента,
основанного,  по  преданию,  выходцем из Спарты, Фалантом. Поэтому Марциал и
называет эту реку "спартанским Галезом".
     2 Парма - город на севере Италии, в Циспаданской Галлии. В окрестностях
ее разводилось много овец, славившихся своей шерстью.
     3 Агенор - мифический финикийский царь, отец Кадма и Европы.
     4 Барвена - сорт рыбы. Барвена высоко ценилась у древних.
     5  Подразумевается  красавец  Ганимед, сын царя Троя; похищенный Зевсом
при помощи орла и ставший виночерпием в сонме богов.




           Если зовешь на обед не рабом уже - так было прежде, -
              Что же обед не один нам подается с тобой?
           Устриц себе ты берешь, что в Лукринских {1} водах упитались,
              Я же улитку сосу, рот обрезая себе.
           Гриб благородный ты ешь, для себя я свинух получаю;
              Ты занялся камбалой, будет с меня и леща.
           Горлица желтая даст для тебя свою жирную гузку,
              Мне же сороку дают, - в клетке она умерла.
           Что ж мне обедать с тобой, без тебя коль обедаю, Понтик?
              К счастью, подачек уж нет! - Будем же кушать одно.
           Можешь ты, гость - то право твое - у меня оставаться,
              Если на голой земле ты в состоянье лежать,
           Иль для себя привезешь всю нужную утварь с собой:
              Ведь отказалась служить утварь моя уж давно.
           Сломано ложе, на нем тюфяка нет, даже пустого,
              А перетяжки лежат сгнившие, порван ремень.
           Пусть, однако, для нас, для обоих, пристанище будет:
           Место сам я купил, ты ж обстановку купи.

           Перевод Н. И. Шатерникова

     1 Лукрин - озеро в Кампании.




                   Если грустно, один обедать должен,
                   Что ж, иди голодать со мной, Тораний.
                   Коль закуску вперед иметь желаешь,
                   Лук тяжелый я дам, салат дешевый.
                   Дам и рыбы в кусках, ломтями яйца,
                   Дам капусты тебе зеленой - в черном
                   Будет блюде она, сожжешь все пальцы, -
                   Только с грядок она взята прохладных;
                   Дам тебе и колбас я в белой каше,
                   Желтоватых бобов на красном жире.
                   Коль второе себе ты блюдо хочешь,
                   Вот сухой виноград к твоим услугам,
                   Или груша - зовут ее сирийской,
                   Иль каштан, что в Неаполе рос мудром:
                   Пекся он на огне, не очень сильном.
                   Нам дрянное вино - хорошим станет.
                   Если ж после еды всей этой снова
                   Голод Вакх возбудит - всегда так было,
                   Тут на помощь идут оливки - прелесть,
                   Лишь недавно снимали их в Пицене {1},
                   И кипящий горох, лупин чуть теплый.
                   Скудный, правда, обед, - кто может спорить?
                   Но ты искренен здесь, с тобою - тоже,
                   Ты лежишь, и лицо твое спокойно.
                   Свитка длинного тут читать не будут,
                   А бесстыдный Гадес {2} не даст танцовщиц,
                   Тех, кто бедрами движут бесконечно,
                   В похотливой своей умелой дрожи.
                   Здесь же грубости нет, и вкус тут тонкий:
                   Юный Кондил играть на флейте будет.
                   Вот он весь и обед... Но будешь рад ты
                   Видеть Клавдию здесь на первом месте.

                   Перевод Н. И. Шатерникова

     1  Пицен  -  область средней Италии на побережье Адриатики, славившаяся
своими оливками.
     2 Гадес - город в Испании (теперь Кадикс). Из Гадеса в Рим отправлялись
рабыни-танцовщицы.


[Эпиграммы  Марциала отражают жизнь "маленького человека" в большом и шумном
Риме.  Этот  мотив часто связан у поэта с призывом покинуть город и уехать в
 деревню, где бедному человеку жить все же лучше и спокойнее, чем в Риме.]



                  О, отвратительные Календы июля!
                  Видел я рухлядь твою, Вацерра; я видел,
                  Как не задержанное за наем двухгодичный
                  Рыжая при семи волосках жена уносила,
                  Также седая и мать с огромной сестрой.
                  Фурии, думал я, вышли из Дитовой ночи.
                  Вслед за ними, от стужи и голода чахлый
                  И гораздо бледнее несвежего бука,
                  Нового времени Ир {1}, и сам ты тащился;
                  Перебирается холм Арицинский, казалось,
                  Одр трехногий прошел и стол о двух ножках
                  Вместе с лампадою и со стаканом из рога,
                  Сбоку разбитый горшок тут же мочился;
                  Шея амфоры посверху зеленой жаровни;
                  Что были герры тут или дешевые сельди,
                  Возвещал кувшина бессовестный запах,
                  Как над сажалкой он морской веет разве;
                  Четверть при этом была толозского сыра
                  С четырехлетним венком черным порея,
                  С чесноком на обрывке да луком лущеным,
                  И материнский горшок полон гадкой смолою,
                  Коей застенные девы выводят пушок свой.
                  Что же ты ищешь хором, глумясь над деревней,
                  Ежели даром прожить, о Вацерра, ты можешь?
                  Скарб этот пышный вполне месту приличен.

                  Перевод А.А. Фета

     1  Ир  - нищий, упоминаемый в "Одиссее" (песнь XVIII). Марциал называет
Вацерру "Иром нового времени".




             Продал вчера ты раба за двадцать тысяч сестерций,
             Каллиодор, чтоб обед пышный устроить гостям.
             Только обед-то был плох: в четыре фунта барвену
             Подал ты; в этом одном соль и приманка стола.
             Хочется крикнуть: злодей, не рыба тут вовсе, не рыба,
             Тут человек, - и его, Каллиодор, ты пожрал!

             Перевод Н. И. Шатерникова




                 Сказать ты просишь, для чего в Номент езжу, -
                 Что высох вовсе, - к ларам скудного дома.
                 Ни размышленью, ни покою, верь, места
                 Нет в Риме, бедным! Не дает нам жить утром
                 Учитель школьный, Спарс, и мельники ночью,
                 А шум кузнечный молотков - и день целый.
                 Бездельники-менялы на столах грязных
                 Ссыпают груды денег, что Нерон делал.
                 А там вот мастер золотой песок с Тага
                 На гладком камне бьет блестящею палкой.
                 А вот - Беллоной {1} вдохновленные толпы.
                 Моряк болтливый вот, с обломками в связках,
                 Еврей, просящий так, как мать его учит.
                 И спичек серных продавец (глаза в гное).
                 Кто все помехи перечесть для сна сможет,
                 Он скажет, сколько рук по меди бьют в Риме,
                 Как ромб колхийцев на луну удар бросит {2}.
                 Того не знаешь, знать не можешь, Спарс, вовсе,
                 Живя прекрасно в Петильяновом царстве.
                 Там снизу дом твой на вершины гор смотрит:
                 Ты - как в деревне, и садовник из Рима.
                 Соберешь ты больше, чем Формийские склоны;
                 В своем поместье в колеснице ты ездишь.
                 И сон глубок твой. Ты работаешь, спишь ли, -
                 Кто помешает? - Разве только сам впустишь.
                 Меня ж идущих толп всечасно смех будит,
                 И Рим - постель мне. Утомясь совсем скукой,
                 В усадьбу еду всякий раз, как спать надо.

                 Перевод Н. И. Шатерникова

     1 Беллона - римская богиня войны.
     2  По  верованиям  древних колхидские маги управляли лунными затмениями
при помощи особого инструмента (ромба).


                         [ЭПИГРАММЫ НА РАЗНЫХ ЛИЦ]



             В золото бедное ты облегчаешь желудок, бесстыдник
             Басс, а пьешь из стекла. Что же дороже тебе?

             Перевод А.А. Фета



             Был недавно Диавл врачом, он могильщиком ныне:
             То, что могильщик творит, то же и врач совершал.

             Перевод А.А. Фета




              С нами купался, потом благодушно обедал, а утром
              Мертвым в постели найден, к ужасу всех, Андрагор.
              Смерти внезапной причину, Фавстин, тебе знать интересно?
              Знай, Гермократа-врача видел во сне Андрагор.

              Перевод А.А. Фета




              Если сограждан толпа столь усердно кричит тебе "браво",
              Это обед твой, Помпей, красноречив, а не ты!

              Перевод А.А. Фета




              Кто тебе, Гавр, старику богачу, присылает подарки,
              Тот, если можешь смекнуть, вот что твердит: "Умирай"!

              Перевод А.А. Фета



                   И предатель ты, и привиратель,
                   И надуватель к тому же, и покупатель,
                   И распутник затем, и разбойник. Дивлюся,
                   Отчего у тебя, Вацерра, нет денег.

                   Перевод А.А. Фета




               Я бы, Флакк, не желал такой сухопарой подруги,
               На руки коей могли б кольца надеться мои,
               Той, что ляшкой скребет и своими коленьями колет.
               Коей пилою хребет, книзу торчащий копьем.
               Но подруги я тож не желал бы и в тысячу фунтов,
               Тело я точно, люблю, но я не падок на жир.

               Перевод А.А. Фета


[XIII  и  XIV  книги  составляют эпиграммы в основном значении этого слова -
"надпись".  Это  "Подарки  гостям"  - двустишия к разным кушаньям и винам на
обеде у богача, и "Уносимое" - двустишия к подаркам, которыми богатый хозяин
                 одарял своих гостей после пышного обеда.]






                 Если супруга стара и члены твои омертвели,
                 Можешь одну получить сытость от луковиц ты.

                 Перевод А.А. Фета



               Как печенка, гляди, раздулась у крупного гуся!
               Молвишь, дивяся: "Да где ж это, скажите, росло?"

               Перевод А.А. Фета






              Эти шкатулки одной прилично лишь желтой монетой
              Наполнять; серебро, в дереве бедном лежи.

              Перевод А.А. Фета



              Лучше мастика всего, но ежели шпильки древесной
              Не найдется, перо может в зубах прочищать.

              Перевод А.А. Фета




[Это самые ранние, собранные в одну книгу, эпиграммы Марциала, написанные по
поводу  представлений в амфитеатре и цирке при императоре Тите и отчасти при
                                Домициане.]



             Как на скифской скале Прометей прикованный грудью
             Слишком отважной своей алчную птицу питал,
             Так утробу свою Каледонскому предал медведю,
             На неподвижном кресте голым вися, Лавреол.
             Жилы были в крови и в клоки истерзаны члены,
             И на всем теле его не было тела нигде.
             Наконец, претерпел он казнь за то, что отцу он
             Иль господину, злодей, в горло свой меч погрузил,
             Иль что из храма украл потаенное злато безумец,
             Или факелов злых, Рим, под тебя подложил.
             Древнюю славу злодейств победил ужасный преступник:
             Что было сказкою, то карою стало ему.

             Перевод А.А. Фета



             В самый сильный разгар Дианы Цезарской только
             Что в поросной свинье быстро засело копье.
             Поросенок прыгнул у матери бедной из раны.
             Злая Люцина, ужели это и значит родить?
             Пожелала бы та умереть от множества копий,
             Лишь бы всем детям открыт этот печальный был путь.

             Перевод А.А. Фета


Last-modified: Wed, 26 Oct 2005 04:57:18 GMT
Оцените этот текст: