ей лагерной жизни.... СОЛОВЕЦКIЙ НАПОЛЕОНЪ Въ прiемной у Успенскаго сидитъ начальникъ отдeла снабженiя и еще нeсколько человeкъ. Значитъ, придется подождать... Я усаживаюсь и оглядываюсь кругомъ. Публика все хорошо откормленная, чисто выбритая, одeтая въ новую чекистскую форму -- все это головка лагернаго ОГПУ. Я здeсь -- единственный въ лагерномъ, арестантскомъ одeянiи, и чувствую себя какимъ-то пролетарiемъ навыворотъ. Вотъ, напротивъ меня сидитъ грузный, суровый старикъ -- это начальникъ нашего медгорскаго отдeленiя Поккалнъ. Онъ смотритъ на меня неодобрительно. Между мной и имъ -- цeлая лeстница всяческаго начальства, изъ котораго каждое можетъ вышибить меня въ тe не очень отдаленныя мeста, куда даже лагерный Макаръ телятъ своихъ не гонялъ. Куда-нибудь вродe девятнадцатаго квартала, а то и похуже... Поккалнъ можетъ отправить въ тe же мeста почти все это начальство, меня же стереть съ лица земли однимъ дуновенiемъ своимъ... Такъ что сидeть здeсь подъ недоумeнно-неодобрительными взглядами всей этой чекистской аристократiи мнe не очень уютно... Сидeть же, видимо, придется долго. Говорятъ, что Успенскiй иногда работаетъ въ своемъ кабинетe сутки подрядъ и тe же сутки заставляетъ ждать въ прiемныхъ своихъ подчиненныхъ. {347} Но дверь кабинета раскрывается, въ ея рамe показывается вытянутый въ струнку секретарь и говоритъ: -- Товарищъ Солоневичъ, пожалуйста. Я "жалую"... На лицe Поккална неодобренiе переходитъ въ полную растерянность. Начальникъ отдeла снабженiя, который при появленiи секретаря поднялся было и подхватилъ свой портфель, остается торчать столбомъ съ видомъ полнаго недоумeнiя. Я вхожу въ кабинетъ и думаю: "Вотъ это клюнулъ... Вотъ это глотнулъ"... Огромный кабинетъ, обставленный съ какою-то выдержанной, суровой роскошью. За большимъ столомъ -- "самъ" Успенскiй, молодой сравнительно человeкъ, лeтъ тридцати пяти, плотный, съ какими-то, безцвeтными, свeтлыми глазами. Умное, властолюбивое лицо. На Соловкахъ его называли "Соловецкимъ Наполеономъ"... Да, этого на мякинe не проведешь... Но не на мякинe же я и собираюсь его провести... Онъ не то, чтобы ощупывалъ меня глазами, а какъ будто какимъ-то точнымъ инструментомъ измeрялъ каждую часть моего лица и фигуры. -- Садитесь. Я сажусь. -- Это вашъ проектъ? -- Мой. -- Вы давно въ лагерe? -- Около полугода. -- Гмъ... Стажъ невеликъ. Лагерныя условiя знаете? -- Въ достаточной степени для того, чтобы быть увeреннымъ въ исполнимости моего проекта. Иначе я вамъ бы его и не предлагалъ... На лицe Успенскаго настороженность и, пожалуй, недовeрiе. -- У меня о васъ хорошiе отзывы... Но времени слишкомъ мало. По климатическимъ условiямъ мы не можемъ проводить праздникъ позже середины августа. Я вамъ совeтую всерьезъ подумать. -- Гражданинъ начальникъ, у меня обдуманы всe детали. -- А ну, разскажите... Къ концу моего коротенькаго доклада Успенскiй смотритъ на меня довольными и даже улыбающимися глазами. Я смотрю на него примeрно такъ же, и мы оба похожи на двухъ жуликоватыхъ авгуровъ. -- Берите папиросу... Такъ вы это все беретесь провести? Какъ бы только намъ съ вами на этомъ дeлe не оскандалиться... -- Товарищъ Успенскiй... Въ одиночку, конечно, я ничего не смогу сдeлать, но если помощь лагерной администрацiи... -- Объ этомъ не безпокойтесь. Приготовьте завтра мнe для подписи рядъ приказовъ -- въ томъ духe, о которомъ вы говорили. Поккалну я дамъ личныя распоряженiя... -- Товарищъ Поккалнъ сейчасъ здeсь. -- А, тeмъ лучше... Успенскiй нажимаетъ кнопку звонка. {348} -- Позовите сюда Поккална. Входитъ Поккалнъ. Нeмая сцена. Поккалнъ стоитъ передъ Успенскимъ болeе или менeе на вытяжку. Я, червь у ногъ Поккална, сижу въ креслe не то, чтобы развалившись, но все же заложивъ ногу на ногу, и покуриваю начальственную папиросу. -- Вотъ что, товарищъ Поккалнъ... Мы будемъ проводить общелагерную спартакiаду. Руководить ея проведенiемъ будетъ т. Солоневичъ. Вамъ нужно будетъ озаботиться слeдующими вещами: выдeлить спецiальные фонды усиленнаго питанiя на 60 человeкъ -- срокомъ на 2 мeсяца, выдeлить отдeльный баракъ или палатку для этихъ людей, обезпечить этотъ баракъ обслуживающимъ персоналомъ, дать рабочихъ для устройства тренировочныхъ площадокъ... Пока, товарищъ Солоневичъ, кажется, все? -- Пока все. -- Ну, подробности вы сами объясните тов. Поккалну. Только, тов. Поккалнъ, имeйте въ виду, что спартакiада имeетъ большое политическое значенiе и что подготовка должна быть проведена въ порядкe боевого заданiя... -- Слушаю, товарищъ начальникъ... Я вижу, что Поккалнъ не понимаетъ окончательно ни черта. Онъ ни черта не понимаетъ ни насчетъ спартакiады, ни насчетъ "политическаго значенiя". Онъ не понимаетъ, почему "боевое заданiе" и почему я, замызганный, очкастый арестантъ, сижу здeсь почти развалившись, почти какъ у себя дома, а онъ, Поккалнъ, стоитъ на вытяжку. Ничего этого не понимаетъ честная латышская голова Поккална. -- Товарищъ Солоневичъ будетъ руководить проведенiемъ спартакiады, и вы ему должны оказать возможное содeйствiе. Въ случаe затрудненiй, обращайтесь ко мнe. И вы тоже, товарищъ Солоневичъ. Можете идти, т. Поккалнъ. Сегодня я васъ принять не могу. Поккалнъ поворачивается налeво кругомъ и уходитъ... А я остаюсь. Я чувствую себя немного... скажемъ, на страницахъ Шехерезады... Поккалнъ чувствуетъ себя точно такъ же, только онъ еще не знаетъ, что это Шехерезада... Мы съ Успенскимъ остаемся одни. -- Здeсь, т. Солоневичъ, есть все-таки еще одинъ неясный пунктъ. Скажите, что это у васъ за странный наборъ статей? Я уже говорилъ, что ОГПУ не сообщаетъ лагерю, за что именно посаженъ сюда данный заключенный. Указывается только статья и срокъ. Поэтому Успенскiй рeшительно не знаетъ, въ чемъ тутъ дeло. Онъ, конечно, не очень вeритъ въ то, что я занимался шпiонажемъ (ст. 58, п. 6), что я работалъ въ контръ-революцiонной организацiи (58, 11), ни въ то, что я предавался такому пороку, какъ нелегальная переправка совeтскихъ гражданъ за границу, совершаемая въ видe промысла (59, п. 10). Статью, карающую за нелегальный переходъ границы и предусматривавшую въ тe времена максимумъ 3 года, ГПУ изъ скромности не использовало вовсе. {349} Во всю эту ахинею Успенскiй не вeритъ по той простой причинe, что люди, осужденные по этимъ статьямъ всерьезъ, получаютъ такъ называемую, птичку или, выражаясь оффицiальной терминологiей, "особыя указанiя" и eдутъ въ Соловки безъ всякой пересадки. Отсутствiе "птички", да еще 8-лeтнiй срокъ заключенiя являются, такъ сказать, оффицiальнымъ симптомомъ вздорности всего обвиненiя. Кромe того, Успенскiй не можетъ не знать, что статьи совeтскаго Уголовнаго Кодекса "пришиваются" вообще кому попало и какъ попало: "былъ бы человeкъ, а статья найдется"... Я знаю, чего боится Успенскiй. Онъ боится не того, что я шпiонъ, контръ-революцiонеръ и все прочее -- для спартакiады это не имeетъ никакого значенiя. Онъ боится, что я просто не очень удачный халтурщикъ и что гдe-то тамъ на волe я сорвался на какой-то крупной халтурe, а такъ какъ этотъ проступокъ не предусмотрeнъ Уголовнымъ Кодексомъ, то и пришило мнe ГПУ первыя попавшiяся статьи. Это -- одна изъ возможностей, которая Успенскаго безпокоитъ. Если я сорвусь и съ этой спартакiадской халтурой -- Успенскiй меня, конечно, живьемъ съeстъ, но ему-то отъ этого какое утeшенiе? Успенскаго безпокоитъ возможная нехватка у меня халтурной квалификацiи. И больше ничего. ...Я успокаиваю Успенскаго. Я сижу за "связь съ заграницей" и сижу вмeстe съ сыномъ. Послeднiй фактъ отметаетъ послeднiя подозрeнiя насчетъ неудачной халтуры: -- Такъ вотъ, т. Солоневичъ, -- говоритъ Успенскiй, поднимаясь. -- Надeюсь, что вы это провернете на большой палецъ. Если сумeете -- я вамъ гарантирую сниженiе срока на половину. Успенскiй, конечно, не знаетъ, что я не собираюсь сидeть не только половины, но и четверти своего срока... Я сдержанно благодарю. Успенскiй снова смотритъ на меня пристально въ упоръ. -- Да, кстати, -- спрашиваетъ онъ, -- какъ ваши бытовыя условiя? Не нужно ли вамъ чего? -- Спасибо, тов. Успенскiй, я вполнe устроенъ. Успенскiй нeсколько недовeрчиво приподнимаетъ брови. -- Я предпочитаю, -- поясняю я, -- авансовъ не брать, надeюсь, что послe спартакiады... -- Если вы ее хорошо провернете, вы будете устроены блестяще... Мнe кажется, что вы ее... провернете... И мы снова смотримъ другъ на друга глазами жуликоватыхъ авгуровъ. -- Но, если вамъ что-нибудь нужно -- говорите прямо. Но мнe не нужно ничего. Во-первыхъ, потому, что я не хочу тратить на мелочи ни одной копeйки капитала своего "общественнаго влiянiя", а во-вторыхъ, потому, что теперь все, что мнe нужно, я получу и безъ Успенскаго... {350} ВВЕДЕНIЕ ВЪ ФИЛОСОФIЮ ХАЛТУРЫ Теперь я передамъ, въ чемъ заключалась высказанная и невысказанная суть нашей бесeды. Само собой разумеется, что ни о какой мало-мальски серьезной постановкe физической культуры въ концлагерe и говорить не приходилось. Нельзя же въ самомъ дeлe предлагать футболъ человeку, который работаетъ физически по 12 часовъ въ сутки при ясно недостаточномъ питанiи и у самаго полярнаго круга. Не могъ же я въ самомъ дeлe пойти со своей физкультурой въ девятнадцатый кварталъ?... Я сразу намекнулъ Успенскому, что ужъ эту-то штуку я понимаю совершенно ясно -- и этимъ избавило его отъ необходимости вдаваться въ не совсeмъ все-таки удобныя объясненiя. Но я не собирался ставить физкультуру всерьезъ. Я только обязался провести спартакiаду такъ, чтобы въ ней была масса, были рекорды, чтобы спартакiада была соотвeтствующе рекламирована въ московской прессe и сочувствующей иностранной, чтобы она была заснята и на фото-пластинки, и на кино-пленку -- словомъ, чтобы urbi et orbi и отечественной плотвe, и заграничнымъ идеалистическимъ карасямъ воочiю, съ документами на страницахъ журналовъ и на экранe кино, было показано: вотъ какъ совeтская власть заботится даже о лагерникахъ, даже о бандитахъ, контръ-революцiонерахъ, вредителяхъ и т.д. Вотъ какъ идетъ "перековка". Вотъ здeсь -- правда, а не въ "гнусныхъ буржуазныхъ выдумкахъ" о лагерныхъ звeрствахъ, о голодe, о вымиранiи... "L'Humanite'", которая въ механикe этой халтуры не понимаетъ ни уха, ни рыла, будетъ орать объ этой спартакiадe на всю Францiю -- допускаю даже, что искренно. Максимъ Горькiй, который приблизительно такъ же, какъ я и Успенскiй, знаетъ эту механику, напишетъ елейно-проститутскую статью въ "Правду" и пришлетъ въ ББК привeтствiе. Объ этомъ привeтствiи лагерники будутъ говорить въ выраженiяхъ, не поддающихся переводу ни на одинъ иностранный языкъ: выраженiяхъ, формулирующихъ тe предeльныя степени презрeнiя, какiя завалящiй урка можетъ чувствовать къ самой завалящей, изъeденной сифилисомъ, подзаборной проституткe. Ибо онъ, лагерникъ, онъ-то знаетъ, гдe именно зарыта собака, и знаетъ, что Горькому это извeстно не хуже, чeмъ ему самому... О прозаическихъ реальныхъ корняхъ этой халтуры будутъ знать всe, кому это надлежитъ знать -- и ГПУ, и ГУЛАГ, и Высшiй Совeтъ Физкультуры, и въ глазахъ всeхъ Успенскiй будетъ человeкомъ, который выдумалъ эту комбинацiю, хотя и жульническую, но явно служащую къ вящей славe Сталина. Успенскiй на этомъ дeлe заработаетъ нeкоторый административно-политическiй капиталецъ... Могъ ли Успенскiй не клюнуть на такую комбинацiю? Могъ ли Успенскiй не остаться довольнымъ нашей бесeдой, гдe столь прозаическихъ выраженiй, какъ комбинацiя и жульничество, конечно, не употреблялось en toutes lettres и гдe все было ясно и понятно само собой... {351} Еще довольнeе былъ я, ибо въ этой игрe не Успенскiй используетъ и обставитъ меня, а я использую и обставлю Успенскаго... Ибо я точно знаю, чего я хочу. И Успенскiй сдeлаетъ почти все отъ него зависящее, чтобы, самъ того не подозрeвая, гарантировать максимальную безопасность моего побeга... АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ВИХРЬ Въ течете ближайшихъ трехъ дней были изданы приказы: 1. По всему ББК -- о спартакiадe вообще, съ обязательнымъ опубликованiемъ въ "Перековкe" не позже 12 iюня. 2. Всeмъ начальникамъ отдeленiй -- о подборe инструкторовъ, командъ и прочаго -- "подъ ихъ личную (начальниковъ отдeленiй) отвeтственность" и съ обязательнымъ докладомъ непосредственно начальнику ББЛАГа, тов. Успенскому каждую пятидневку о продeланной работe. Приказъ этотъ былъ средактированъ очень круто: "Тутъ можно и перегнуть палку, сказалъ Успенскiй, времени мало"... 3. Объ освобожденiи всeхъ участниковъ командъ отъ работы и общественной нагрузки и о прекращенiи ихъ перебросокъ съ лагпункта на лагпунктъ. 4. О подготовкe отдeльнаго барака въ совхозe "Вичка" для 60 человeкъ участниковъ спартакiады и о бронированiи для нихъ усиленнаго питанiя на все время тренировки и состязанiй. 5. Объ ассигнованiи 50 000 рублей на покупку спортивнаго инвентаря. 6 и 7. Секретные приказы по Вохру, третьему отдeлу и Динамо объ оказанiи мнe содeйствiя. Когда все это было подписано и "спущено на мeста", я почувствовалъ: feci quod potui. Дальше этого дeлать больше было нечего -- развe что затребовать автомобиль до границы... Впрочемъ, какъ это ни глупо звучитъ, такой автомобиль тоже не былъ совсeмъ утопичнымъ: въ 50 клм. къ западу отъ Медгоры былъ выстроенъ поселокъ для административно-ссыльныхъ, и мы съ Юрой обсуждали проектъ поeздки въ этотъ поселокъ въ командировку. Это не было бы до границы, но это было бы все-таки почти полъ дороги до границы. Но я предпочелъ лишнiе 5 дней нашего пeшаго хожденiя по болотамъ -- дополнительному риску автомобильной поeздки... КАКЪ ОТКРЫВАЕТСЯ ЛАРЧИКЪ СЪ ЭНТУЗIАЗМОМЪ Какая-то завалящая ББКовская спартакiада -- это, конечно, мелочь. Это -- не пятилeтка, не Магнитострой и даже не "Магнитострой литературы". Но величiе Аллаха проявляется въ малeйшемъ изъ его созданiй... Халтурные методы ББКовской спартакiады примeняются и на московскихъ спартакiадахъ, на "строяхъ" всeхъ разновидностей и типовъ, на Магнитострояхъ литературныхъ и не литературныхъ, печатныхъ и вовсе непечатныхъ и въ суммe {352} мелкихъ и крупныхъ слагаемыхъ даютъ необозримые массивы великой всесоюзной Халтуры съ большой буквы. Ключъ къ ларчику, въ которомъ были запрятаны успeхи, увы, не состоявшейся ББКовской халтуры, будетъ открывать много совeтскихъ ларчиковъ вообще. Не знаю, будетъ ли это интересно, но поучительно будетъ во всякомъ случаe. Спартакiада была назначена на 15 августа, и читатель, неискушенный въ совeтской техникe, можетъ меня спросить: какимъ это образомъ собирался я за эти полтора-два мeсяца извлечь изъ пустого мeста и массы, и энтузiазмъ, и рекорды, и прочее. И неискушенному въ совeтской техникe читателю я отвeчу, даже и не извиняясь за откровенность: -- Точно такъ же, какъ я извлекалъ ихъ на Всесоюзной спартакiадe, точно такъ же, какъ эти предметы первой совeтской необходимости извлекаются по всей Совeтской Россiи вообще. На волe есть нeсколько сотенъ хорошо оплачиваемыхъ и питаемыхъ профессiоналовъ (рекорды), нeсколько тысячъ кое-какъ подкармливаемыхъ, но хорошо натренированныхъ въ "организацiонномъ отношенiи" комсомольцевъ (энтузiазмъ) и десятки тысячъ всякой публики, вродe осоавiахимовцевъ и прочаго, которые по соотвeтствующему приказу могутъ воплотиться въ соотвeтствующую массу въ любой моментъ и по любому рeшительно поводу: спартакiада, процессъ вредителей, прieздъ Горькаго, встрeча короля Амманулы и пр. Поводъ не играетъ никакой роли. Важенъ приказъ. У меня для рекордовъ будетъ 5-6 десятковъ людей, которыхъ я помeщу въ этотъ курортный баракъ въ Вичкe, которые будутъ тамъ жрать такъ, какъ имъ на волe и не снилось (Успенскiй эту жратву дастъ, и у меня ни одинъ каптеръ не сопретъ ни одной копeйки), которые будутъ eсть, спать, тренироваться и больше ничего. Въ ихъ числe будутъ десятка два-три бывшихъ инструкторовъ физкультуры, то-есть профессiоналовъ своего дeла. Кромe того, есть моментъ и не халтурнаго свойства, точно такъ же, какъ онъ есть и въ пятилeткe... Дeло въ томъ, что на нашей бывшей святой Руси разсыпаны спортивные таланты феерическаго масштаба. Сколько разъ, еще до революцiи, меня, человeка исключительнаго сложенiя и многолeтней тренировки, били, въ томъ числe и по моимъ "спортивнымъ спецiальностямъ", совершенно случайные люди, рeшительно никакого отношенiя къ спорту не имeвшiе: пастухи, монтеры, гимназисты... Дeло прошлое, но тогда было очень обидно... Такихъ людей, поискавши, можно найти и въ лагерe. Людей, вродe того сибирскаго гиганта съ девятнадцатаго квартала. Нeсколькихъ, правда, пожиже, но не такъ изъeденныхъ голодомъ, я уже подобралъ на 5 лагпунктe. За полтора мeсяца они подкормятся. Человeкъ 10 я еще подберу. Но ежели паче чаянiя цифры рекордовъ покажутся мнe недостаточными, то что по милости Аллаха мeшаетъ мнe провести надъ ними ту же операцiю, какую Наркоматъ тяжелой промышленности {353} производить надъ цифрами добычи угля (въ сей послeдней операцiи я тоже участвовалъ). Какой мудрецъ разберетъ потомъ, сколько тоннъ угля было добыто изъ шахтъ Донбасса и сколько изъ канцелярiи Наркомтяжпрома? Какой мудрецъ можетъ провeрить, дeйствительно ли заключенный Ивановъ 7-ой пробeжалъ стометровку въ 11,2 секунды и, въ положительномъ случаe, былъ ли онъ дeйствительно заключеннымъ? Хронометражъ будетъ въ моихъ рукахъ, судейская коллегiя будутъ "свои парни въ доску". Успенскому же важно, во-первыхъ, чтобы цифры были хороши, и, во-вторыхъ, чтобы онe были хорошо сдeланы, внe подозрeнiй или, во всякомъ случаe, внe доказуемыхъ подозрeнiй. Все это будетъ сдeлано. Впрочемъ, ничего этого на этотъ разъ не будетъ сдeлано, ибо спартакiада назначена на 15 августа, а побeгъ на 28 iюля. Дальше: роль десятка тысячъ энтузiастовъ будутъ выполнять сотни двe-три вохровцевъ, оперативниковъ и работниковъ ОГПУ -- народъ откормленный, тренированный и весьма натасканный на всяческiй энтузiазмъ. Они создадутъ общiй спортивный фонъ, они будутъ орать, они дадутъ круглыя, улыбающiяся лица для съемки переднимъ планомъ. Наконецъ, для массы я мобилизую треть всей Медгоры. Эта треть будетъ маршировать "мощными колоннами", нести на своихъ спинахъ "лозунги", получить лишнiй паекъ хлeба и освобожденiе отъ работъ дня на 2-3. Если спартакiада пройдетъ успeшно, то для этой массы я еще выторгую по какой-нибудь майкe -- Успенскiй тогда будетъ щедръ. Вотъ эти пайки и майки -- единственное, что я для этихъ массъ могу сдeлать. Да и то относительно, ибо хлeбъ этотъ будетъ отнять отъ какихъ-то другихъ массъ, и для этихъ другихъ я не могу сдeлать рeшительно ничего. Только одно -- использовать Успенскаго до конца, бeжать за границу и тамъ на весь христiанскiй и нехристiанскiй мiръ орать благимъ матомъ объ ихъ, этихъ массъ, судьбe. Здeсь же я не могу не только орать, но и пикнуть: меня прирeжутъ въ первомъ же попавшемся чекистскомъ подвалe, какъ поросенка, безъ публикацiи не то, что въ "Правдe", а даже и въ "Перековкe", прирeжутъ такъ, что даже родной братъ не сможетъ откопать, куда я дeлся... ТРАМПЛИНЪ ДЛЯ ПРЫЖКА КЪ ГРАНИЦE Конечно, при всемъ этомъ я малость покривлю душой. Но что подeлаешь? Во-первыхъ, не я выдумалъ эту систему общеобязательнаго всесоюзнаго кривлянья и, во вторыхъ -- Paris vaut la messe. Вмeсто "Парижа" я буду имeть всяческую свободу дeйствiй, передвиженiй и развeдки, а также практически ничeмъ не ограниченный "блатъ". Теперь я могу придти въ административный отдeлъ и сказать дружескимъ, но не допускающимъ никакихъ сомнeнiй тономъ: {354} -- Заготовьте ка мнe сегодня вечеромъ командировку туда-то и туда-то... И командировка будетъ заготовлена мнe внe всякой очереди, и никакая третья часть не поставитъ на ней штампа: "Слeдуетъ въ сопровожденiи конвоя", какой она поставила на моей первой командировкe. И никакой вохровецъ, когда я буду нести въ укромное мeсто въ лeсу свой набитый продовольствiемъ рюкзакъ, въ этотъ рюкзакъ не полeзетъ, ибо и онъ будетъ знать о моемъ великомъ блатe у Успенскаго -- я уже позабочусь, чтобы онъ объ этомъ зналъ... И онъ будетъ знать еще о нeкоторыхъ возможностяхъ, изложенныхъ ниже... Въ моемъ распоряженiи окажутся такiя великiя блага, какъ тапочки -- я ихъ могу дать, а могу и не дать... И человeкъ будетъ ходить либо въ пудовыхъ казенныхъ сапожищахъ, либо на своихъ голыхъ частно-собственническихъ подошвахъ. И, наконецъ, если мнe это понадобится, я приду, напримeръ, къ завeдующему ларькомъ товарищу Аведисяну и предложу ему полтора мeсяца жратвы, отдыха и сладкаго бездумья на моемъ вичкинскомъ курортe. На жратву Аведисяну наплевать и онъ можетъ мнe отвeтить: Нашъ братъ презираетъ совeтскую власть, И даръ мнe твой вовсе не нуженъ. Мы сами съ усами и кушаемъ всласть На завтракъ, обeдъ и на ужинъ... Но объ отдыхe, объ единственномъ днe отдыха за всe свои 6 лeтъ лагернаго сидeнiя, Аведисянъ мечтаетъ всe эти 6 лeтъ. Онъ, конечно, воруетъ -- не столько для себя, сколько для начальства. И онъ вeчно дрожитъ -- не столько за себя, сколько за начальство. Если влипнетъ онъ самъ -- ерунда, начальство выручить -- только молчи и не болтай. Но если влипнетъ начальство? Тогда -- пропалъ. Ибо начальство, чтобы выкрутиться -- свалитъ все на Аведисяна, и некому будетъ Аведисяна выручать, и сгнiетъ Аведисянъ гдe-нибудь на Лeсной Рeчкe... Аведисянъ облизнется на мой проектъ, мечтательно посмотритъ въ окно на недоступное ему голубое небо, хотя и не кавказское, а только карельское, но все же небо, и скажетъ этакъ безнадежно: -- Полтора мeсяца? Хотя бы полтора дня... Но, товарищъ Солоневичъ, ничего изъ этого не выйдетъ... Не отпустятъ... Я знаю, его очень трудно вырвать. Безъ него начальству придется сызнова и съ новымъ человeкомъ налаживать довольно сложную систему воровства. Хлопотливо и небезопасно... Но я скажу Аведисяну небрежно и увeренно: -- Ну, ужъ это вы, т. Аведисянъ, предоставьте мнe. И я пойду къ Дорошенкe, начальнику лагпункта. Здeсь могутъ быть два основныхъ варiанта: 1. Если начальникъ лагпункта человeкъ умный и съ нюхомъ, то онъ отдастъ мнe Аведисяна безъ всякихъ разговоровъ. Или, если съ Аведисяномъ будетъ дeйствительно трудно, скажетъ мнe: -- Знаете что, т. Солоневичъ, мнe очень трудно отпустить {355} Аведисяна. Ну, вы знаете -- почему, вы человeкъ бывалый... Пойдите лучше къ начальнику отдeленiя т. Поккалну и поговорите съ нимъ... 2. Если онъ человeкъ глупый и нюха не имeетъ, то онъ, выслушавъ столь фантастическую просьбу, пошлетъ меня къ чортовой матери, что ему очень дорого обойдется... Не потому, чтобы я былъ мстительнымъ, а потому, что въ моемъ нынeшнемъ положенiи я вообще не могу позволить себe роскоши быть посланнымъ къ чортовой матери... А такъ какъ Дорошенко человeкъ толковый и, кромe того, знаетъ о моемъ блатe у Успенскаго, онъ вeроятнeе всего уступить мнe безо всякихъ разговоровъ. Въ противномъ случаe мнe придется пойти къ Поккалну и повторить ему свою просьбу. Поккалнъ съ сокрушенiемъ пожметъ плечами, протянетъ мнe свой умилостивительный портсигаръ и скажетъ: -- Да, но вы знаете, т. Солоневичъ, какъ трудно оторвать Аведисяна отъ ларька, да еще на полтора мeсяца... -- Ну, конечно, знаю, т. Поккалнъ. Поэтому-то я и обратился къ вамъ. Вы же понимаете, насколько намъ политически важно провести нашу спартакiаду... Политически... Тутъ любой стремительно-начальственный разбeгъ съ размаху сядетъ въ галошу... По-ли-ти-чески... Это пахнетъ такими никому непонятными вещами, какъ генеральной линiей, коминтерномъ, интересами мiровой революцiи и всяческимъ чортомъ въ ступe и, во всякомъ случаe, -- "недооцeнкой", "притупленiемъ классовой бдительности", "хожденiемъ на поводу у классоваго врага" и прочими вещами, еще менeе понятными, но непрiятными во всякомъ случаe... Тeмъ болeе, что и Успенскiй говорилъ: "политическое значенiе"... Поккалнъ не понимаетъ ни черта, но Аведисяна дастъ. Въ томъ совершенно невeроятномъ случаe, если откажетъ и Поккалнъ, я пойду къ Успенскому и скажу ему, что Аведисянъ -- лучшее украшенiе будущей спартакiады, что онъ пробeгаетъ стометровку въ 0,1 секунды, но что "по весьма понятнымъ соображенiямъ" администрацiя лагпункта не хочетъ его отпустить. Успенскому все-таки будетъ спокойнeе имeть настоящiя, а не липовыя цифры спартакiады и, кромe того, Успенскому наплевать на то, съ какой степенью комфорта разворовывается лагерный сахаръ -- и Аведисяна я выцарапаю. Я могу такимъ же образомъ вытянуть раздатчика изъ столовой ИТР и многихъ другихъ лицъ... Даже предубeжденный читатель пойметъ, что въ ларьковомъ сахарe я недостатка терпeть не буду, что ИТРовскихъ щей я буду хлебать, сколько въ меня влeзетъ... И въ своемъ курортe я на всякiй случай (напримeръ, срывъ побeга изъ-за болeзни -- мало ли что можетъ быть) я забронировалъ два десятка мeстъ, необходимыхъ мнe исключительно для блата... Но я не буду безпокоить ни Дорошенки, ни Поккална, ни Аведисяна съ его сахаромъ. Все это мнe не нужно... Это -- случай гипотетическiй и, такъ сказать, несостоявшiйся... О случаяхъ, которые "состоялись" и которые дали намъ по {356} компасу, по парe сапогъ, по плащу, по пропуску и, главное, карту -- правда, паршивую, но все же карту -- я не могу говорить по причинамъ вполнe понятнымъ. Но они развивались по канонамъ "гипотетическаго случая" съ Аведисяномъ... Ибо не только, скажемъ, кухонному раздатчику, но любому вохровцу и оперативнику перспектива полутора мeсяца на курортe гораздо прiятнeе того же срока, проведеннаго въ какихъ-нибудь засадахъ, заставахъ и обходахъ по топямъ, болотамъ и комарамъ... А вотъ вамъ случай не гипотетическiй: Я прохожу по корридору отдeленiя и слышу грохочущiй матъ Поккална и жалкiй лепетъ оправданiя, исходящiй изъ устъ товарища Левина, моего начальника колонны. Мнe ничего не нужно у Поккална, но мнe нужно произвести должное впечатлeнiе на Левина. Поэтому я вхожу въ кабинетъ Поккална (о, конечно, безъ доклада и безъ очереди), бережно обхожу вытянувшагося въ струнку Левина, плотно усаживаюсь въ кресло у стола Поккална, закидываю ногу на ногу и осматриваю Левина сочувственно-покровительственнымъ взглядомъ: "И какъ это тебя, братецъ, такъ угораздило?"... Теперь нeсколько разъясненiй: Я живу въ баракe ╣ 15, и надо мной въ баракe существуетъ начальство: "статистикъ", староста барака и двое дневальныхъ, не говоря о "выборномъ" начальствe вродe, напримeръ, уполномоченнаго по борьбe съ прогулами, тройки по борьбe съ побeгами, тройки по соревнованiю и ударничеству и прочее. Я между всeмъ этимъ начальствомъ -- какъ листъ, крутимый бурей. Дневальный, напримeръ, можетъ поинтересоваться, почему я, уeзжая въ двухдневную командировку, уношу съ собой двухпудовый рюкзакъ и даже поковыряться въ немъ. Вы понимаете, какiя будутъ послeдствiя, если онъ поковыряется?.. Тройка по борьбe съ побегами можетъ въ любой моментъ учинить мнe обыскъ... Староста барака можетъ погнать меня на какое-либо особо неудобное дежурство, на какой-нибудь ударникъ по чисткe отхожихъ мeстъ, можетъ подложить мнe всяческую свинью по административной линiи. Начальникъ колонны можетъ погнать на общiя работы, можетъ пересадить меня въ какой-нибудь особо дырявый и уголовный баракъ, перевести куда-нибудь моего сына, зачислить меня въ филоны или въ антiобщественные и антисовeтски настроенные элементы и вообще проложить мнe прямую дорожку на Лeсную Рeчку. Надъ начальникомъ колонны стоитъ начальникъ УРЧа, который съ начальникомъ колонны можетъ сдeлать больше, чeмъ начальникъ колонны со мной, а обо мнe ужъ и говорить нечего... Я возношусь мысленно выше и вижу монументальную фигуру начальника лагпункта, который и меня, и Левина просто въ порошекъ стереть можетъ... Еще дальше -- начальникъ отдeленiя, при имени котораго прилипаетъ языкъ къ горлу лагерника... Говоря короче, начальство до начальника колонны -- это крупныя непрiятности, до начальника лагпункта -- это возможность погребенiя заживо въ какомъ-нибудь Морсплавe, Лeсной Рeчкe, Поповомъ островe, девятнадцатомъ кварталe... Начальникъ {357} отдeленiя -- это уже право жизни и смерти. Это уже право на разстрeлъ. И все это начальство мнe нужно обойти и обставить. И это при томъ условiи, что по линiи чисто административной -- я былъ у ногъ не только Поккална, но и Левина, а по линiи "блата" -- чортъ меня разберетъ... Я черезъ головы всего этого сногсшибательнаго начальства имeю хожденiе непосредственно къ самому Успенскому, одно имя котораго вгоняетъ въ потъ начальника лагпункта... И развe начальникъ лагпункта, начальникъ колонны могутъ предусмотрeть, что я тамъ брякну насчетъ воровства, пьянства, начальственныхъ процентныхъ сборовъ съ лагерныхъ проститутокъ, приписки мертвыхъ душъ къ лагернымъ столовкамъ и много, очень много другого?.. И вотъ, я сижу, болтая въ воздухe ногой, покуривая папиросу и глядя на то, какъ на лбу Левина уже выступили капельки пота... Поккалнъ спохватывается, что матъ вeдь оффицiально неодобренъ, слегка осeкается и говоритъ мнe, какъ бы извиняясь: -- Ну, вотъ видите, тов. Солоневичъ, что съ этимъ народомъ подeлаешь?.. Я сочувственно пожимаю плечами: -- Ну, конечно, тов. Поккалнъ, что подeлаешь... Вопросъ кадровъ... Мы все этимъ болeемъ... -- Ступайте вонъ, -- говоритъ Поккалнъ Левину. Левинъ пробкой вылетаетъ въ корридоръ и, вылетeвъ, не дважды и не трижды возблагодаритъ Аллаха за то, что ни вчера, ни позавчера, ни даже третьяго дня онъ не подложилъ мнe никакой свиньи. Ибо, если бы такая свинья была подложена, то я не сказалъ бы Поккалну вотъ такъ, какъ сейчасъ: -- Что подeлаешь... Вопросъ кадровъ... А сказалъ бы: -- Что же вы хотите, тов. Поккалнъ... У нихъ въ кабинкe перманентное воровство и ежедневное пьянство... Само собой разумeется, что и объ этомъ воровствe, и объ этомъ пьянствe Поккалнъ знаетъ такъ же точно, какъ знаю и я. Поккалнъ, можетъ быть, и хотeлъ бы что-нибудь сдeлать, но какъ ему справиться, если воруетъ вся администрацiя и въ лагерe, какъ и на волe. Посадишь въ ШИЗО одного, другой на его мeстe будетъ воровать точно такъ же -- система. Поэтому Поккалнъ глядитъ сквозь пальцы. Но если бы я при Поккалнe сказалъ о воровствe вслухъ, то о томъ же воровствe я могъ бы сказать и Успенскому, такъ, между прочимъ... И тогда полетитъ не только Левинъ, но и Поккалнъ. Ибо въ функцiи Успенскаго входитъ "нагонять страхъ". И, значитъ, въ случаe подложенной мною свиньи, вылетeлъ бы товарищъ Левинъ, но уже не въ корридоръ, а въ ШИЗО, подъ судъ, на Лeсную Рeчку, въ гнiенiе заживо. Ибо я, въ числe прочихъ моихъ качествъ, живой свидeтель, имeющiй доступъ къ самому Успенскому... И, придя домой и собравъ собутыльниковъ и соучастниковъ {358} своихъ, скажетъ имъ товарищъ Левинъ, не можетъ не сказать въ интересахъ общей безопасности: -- Обходите вы этого очкастаго за двадцать пять верстъ съ правой стороны. Чортъ его знаетъ, какой у него тамъ блатъ и у Поккална, и у Успенскаго. И буду я благоденствовать и не полeзетъ никто ни въ карманы мои, ни въ рюкзакъ мой... РЕЗУЛЬТАТЫ Въ результатe всего этого блата я къ 28 iюля имeлъ: Двe командировки въ разныя стороны для себя самого, что было сравнительно несложно. Двe командировки на тотъ же срокъ и тоже въ разныя стороны для Юры, что было, при нашихъ статьяхъ и одинаковыхъ фамилiяхъ, чрезвычайно сложно и трудно. Два разовыхъ пропуска для насъ обоихъ на всякiй случай... И, кромe того, этотъ блатъ по-просту спасъ намъ жизнь. Какъ я ни обдумывалъ заранeе всeхъ деталей побeга, какъ ни представлялъ себe всeхъ возможныхъ комбинацiй, я проворонилъ одну. Дорогу къ "укромному мeсту" въ лeсу, гдe былъ сложенъ нашъ багажъ, я прошелъ для развeдки разъ десять. На этихъ мeстахъ ни разу не было ни души, и эти мeста не охранялись. Когда я въ послeднiй разъ шелъ туда, шелъ уже въ побeгъ, имeя на спинe рюкзакъ съ тремя пудами вещей и продовольствiя, а въ карманe -- компасъ и карту, я натолкнулся на патруль изъ двухъ оперативниковъ... Судьба. Въ перспективe было: или арестъ и разстрeлъ, или драка съ двумя вооруженными людьми, съ очень слабыми шансами на побeду. И патруль прошелъ мимо меня, не посмeвъ поинтересоваться не только рюкзакомъ, но и документами. ЕСЛИ БЫ... Если бы я почему бы то ни было остался въ ББК, я провелъ бы эту спартакiаду такъ, какъ она проектировалась. "L'Humanite'" распирало бы отъ энтузiазма, а отъ Горькаго по всему мiру растекался бы его подзаборный елей. Я жилъ бы лучше, чeмъ на волe. Значительно лучше, чeмъ живутъ квалифицированные спецiалисты въ Москвe, и не дeлалъ бы ровно ни черта. Все это не очень красиво? Все это просто и прямо отвратительно. Но это есть совeтская жизнь, такая, какая она есть... Миллiоны людей въ Россiи дохнутъ съ голоду и отъ другихъ причинъ, но нельзя себe представить дeло такъ, что передъ тeмъ, какъ подохнуть, они не пытаются протестовать, сопротивляться и изворачиваться. Процессами этого изворачиванiя наполнены всe совeтскiя будни, ибо протесты и открытое сопротивленiе безнадежны. {359} Не нужно схематизировать этихъ будней. Нельзя представить себe дeло такъ, что съ одной стороны существуютъ безпощадные палачи, а съ другой -- безотвeтные агнцы. Палачи -- тоже рабы. Успенскiй -- рабъ передъ Ягодой, а Ягода -- передъ Сталинымъ. Психологiей рабства, изворачиванiя, воровства и халтуры пропитаны эти будни. Нeтъ Бога, кромe мiровой революцiи, и Сталинъ пророкъ ея. Нeтъ права, а есть революцiонная цeлесообразность, и Сталинъ единственный толкователь ея. Не человeческiя личности, а есть безличныя единицы "массы", приносимой въ жертву мiровому пожару... ПРИПОЛЯРНЫЕ ОГУРЦЫ Административный вихрь, рожденный въ кабинетe Успенскаго, произвелъ должное впечатлeнiе на лагерную администрацiю всeхъ ранговъ. Дня черезъ три меня вызвалъ къ себe Поккалнъ. Вызовъ былъ сдeланъ весьма дипломатически: ко мнe пришелъ начальникъ лагпункта, тов. Дорошенко, сказалъ, что Поккалнъ хочетъ меня видeть и что, если у меня есть время, не откажусь ли я заглянуть къ Поккалну. Я, конечно, не отказался. Поккалнъ былъ изысканно вeжливъ: въ одномъ изъ приказовъ всeмъ начальникамъ отдeленiй вмeнялось въ обязанность каждую пятидневку лично и непосредственно докладывать Успенскому о продeланной работe. А о чемъ, собственно, могъ до