- Не чуйствуешь, разве? - деланно удивился Борис. - Настоящая кошатина! Переловили всех хуторских кошек и поджарили. Правда, одна была дохловатая, но... - умолк, получив от Веры подзатыльник. Гостья положила обратно культышку, которую начала было обгладывать - Нюся, не слушай ты его, балаболку! Это зайчатина, честное слово, - вынуждена была объясняться Вера. - Точно, точно! - подтвердил Рудик. - Лично видел. Да вон на окне и хвостик в доказательство! Шутка всех развеселила, разрядила несколько натянутую вначале атмосферу. Пирушка продолжалась в непринужд╕нной обстановке, с разговорами, шутками и прибаутками. Сказалось и воздействие "винца": у Тамары заблестели глаза, загорелись щ╕ки, с лица не сходила блаженная улыбка. Тем паче что Борис то и дело подбрасывал комичные байки, запас которых, на все случаи жизни, был у него неистощим. Впервые в жизни выпив да ещ╕ так много (около ста пятидесяти граммов), она захмелела. А это, как известно, к добру не вед╕т... Дошло до того, что поднялась из-за стола, вынула из графина самую красивую розу и приладила к волосам Нюськи; заметив неодобрительные взгляды твер╕зых подружек, подошла и обеих расцеловала. Подкрепившись, Рудик снова взял бутылек; в нем оставалось ещ╕ граммов около тр╕хсот. - Надо опорожнить посуд... Не нести ж добро обратно! Кто хочет? - разлил поровну в два стакана; охочих не нашлось. - Нет желающих? Нюся, держи ты! "Полюбовница", принявшаяся было за оладьи, отрицательно тряхнула богатой прич╕ской, но, передумав, протянула руку. - Мы, мы желаем! - заявил вдруг Миша, сидевший бок о бок с Федей и перед тем о ч╕м-то с ним перешепнувшийся. Перехватив стаканы, добавил: - Токо мы, воще, тут пить стесняемся, скажи, Хветь? Хочем выпить на кухне. - Оба вышли; притворив дверь, процедил осуждающе: - Сам, воще, меры не знает и е╕, дур╕ху, спаивает! - Не говори, - согласился Федя. - Ты вовремя смикитил. Его будто подменили ивановцы - стал ещ╕ и курить да пить... - И Ванько, морда, потакает, воще. Я вот ему с╕дни выскажу! Выплеснув содержимое в помойку, наполнили стаканы узваром и вернулись обратно. Накануне, готовя угощения аж на двух плитах, кухарки опасались, не останется ли половина невостребованной, не прокиснет ли добро. Но напрасно: аппетит собравшиеся демонстрировали настолько отменный, что Вера с Клавой едва поспевали подносить добавки. Начали побаиваться другого - что до утра вс╕ будет съедено и ещ╕ не хватит. Но этого не случилось. Правда, по другой причине: сразу после полуночи пирушка была неожиданно прервана... дон╕сшимся снаружи непонятным стуком, опять же в ставню. Все настороженно притихли. - Вера, это я... открой, доченька, - расслышали голос за окном. - Мамочка вернулась! - радостно вскричала Вера и кинулась отпирать двери. Ванько поспешил следом - и кстати: поддерживая, они ввели в комнату измученную дальней дорогой Елизавету. Она не села, а буквально рухнула на кровать. - Мама, что с тобой? Ты заболела? - захлопотала около не╕ дочь. - Ничего страшного... немного нездоровится... да устала досмерти. Дайте мне попить... здравствуйте, ребятки... что у вас тут за праздник такой? - тяжело дыша, через силу улыбнулась она столпившимся возле кровати подросткам. Праздник закончился несколько раньше, чем предполагалось. Но никто не сказал бы, что не удался: прощались и расходились восвояси довольные, от души благодарили главных устроителей и друг дружку. Клава оставалась помочь убирать со стола, перемыть посуду; Федя - чтобы проводить е╕ после всего домой. Рудик, понятно, уш╕л с Нюськой; они затянули было какую-то песню. Это побудило Мишу не откладывать намеченный выговор Ваньку за его нейтральное отношение к вопиющим безобразиям. - Слышь, Ванько, - сказал он на подходе к подворью Кулькиных, - ты ч╕, воще... Одобряешь, что ли, эти рудиковы фокусы? - Какие фокусы? - не понял тот. - Ну как же! Он курит, пьянствует, с Нюськой обратно путается. А мы ни гу-гу, вроде так и надо... - Ты, Мишок, преувеличиваешь. И как вседа - торопишься, - возразил старший товарищ. - Курить он обещал бросить и без нашего нажима. Думаю, так и будет. А насч╕т пьянства - тут ты не прав: вс╕-таки с╕дни повод был. - Я тоже не считаю это за пьянство, - поддакнул Борис. - А насч╕т Нюськи... конешно, это непорядок. Мы с ним об этом потолкуем. Туман встретил у калитки. Как обычно, лизнул на радостях руку хозяину, попрыгал. Но затем пов╕л себя странным образом: стал, повизгивая, увиваться вокруг Тамары. - Ч╕ это с ним? - удивился Ванько. - Никак соскучился по тебе? - Так я ж ему гостинчик несу, вот он и учуял, - показала она на св╕рток под мышкой. - Забрала домой косточки. - Вон оно что! Ты умница, что додумалась. Пусть и он полакомится. - Ничего, что я так сказала - "домой"? - спросила она, как бы извиняясь. - Вс╕ правильно! Т╕ть Лиза вернулась, теперь станешь жить с нами. Я тебе не говорил, но мы с мамой в первый же день так и решили. - Лучше б ты сказал... А то я вс╕ это время переживала: как жить дальше? - Будешь мне сестричкой. Двоюродной. Мама уже слух пустила, что ты... что вы с Валерой е╕ племянники. Как, согласна? - С большим моим удовольствием! - Погодка с╕дни на ять: месячно, тихо и не холодно, - сказал Ванько, когда подошли к алыче. - Не хочется и в хату идти. - И я спать ни граммочки не хочу! - Ты глянь, как влюбленно он на тебя смотрит, - обратил он е╕ внимание на пса. - Вон, возле будки, чугунок. Высыпь, а я щас вынесу что-нибудь накинуть тебе на плечи. Дверь заперта не была. Заш╕л тихо, но мать услышала, обозвалась: - Ты, сынок? Что-то ищешь? - Мам, тут где-то была шаль. - Помацай в шкапу, справа. Зачем она тебе? - Немного посидим с Тамарой под лычой. Вернулась т╕ть Лиза, и она попросилась домой. - Ну и слава богу! А то я уж начала тревожиться. Как там Дмитрий, не говорила? - Нет: добралась домой уставшая и больная. Ну, я пош╕л. Тамара, угощавшая пса с руки, наполнила чугунок, оставив немного и на завтрак. - Он теперь полюбит тебя больше, чем меня. Ишь, с каким удовольствием набросился - аж треск стоит! - Ванько, сложив шаль по диагонали, набросил ей на плечи. - Вот так. Чтоб не простыла. - Сели на лавочку. - А ты - не зам╕рзнешь? - За меня не беспокойся, я закал╕нный. - А как ты закаляешься? И я хочу. - Пожалуйста: будем закаляться напару! Дело нехитрое: надо всего лишь по утрам обливаться водой из колодезя. - Ой! - зябко перед╕рнулась она. - И зимой тоже? - Зимой можно просто обтираться. Или растираться снежком - знаешь, как здорово! - Я так не смогу-у... - призналась собеседница. - А железяки ты часто поднимаешь? Ну, которые я за сараем видела, - гири, потом эти, кол╕са от вагонеток. Я попробовала, так даже с места стронуть не смогла. В них сколько весу? - В гирях? Двухпудовые. - Ого! А сколько раз можешь поднять одну? - Выжать, что ли? Я, вобще-то, не считаю... Примерно, сто раз. Можно завтра уточнить, если тебе интересно. Говорить о своих физических возможностях Ванько, как правило, избегал. Так же как и заноситься либо злоупотреблять. Но сейчас был случай, когда не отвечать на вопросы считалось бы неприличным. Что же до Тамары, то задавала она их не лишь бы о ч╕м-то говорить - ей хотелось узнать о н╕м побольше. Скромные, без рисовки, ответы можно было бы принять за похвальбу, если б она не имела случай кое в ч╕м убедиться лично. Она так и сказала: - В жисть бы не поверила, что могут быть такие сильные мальчики! Это у тебя природное? - Думаю, что нет. По-моему, все рождаются одинаковыми. У нормальных, конешно, родителей. - Которые... А как это понимать? - Нормальные - это которые совсем не пьют и даже не курят. - Таких мало, особенно мужчин... - Да. К сожалению. - Помолчав, вернулся к вопросу "одинаковости" новорожденных. - И уже по мере взросления каждый человек, если захочет, может сделать себя кем угодно - футболистом, кузнецом или, например, силачом, как мой т╕зка Поддубный. Слыхала о н╕м? - Не-е. Расскажи. - Мне тоже довелось не много о н╕м прочитать... Знаю только, что Иван Максимович Поддубный - знаменитый русский силач и борец - объездил весь мир и нигде не был побежден, положен на лопатки. Его называют корол╕м чемпионов. У него даже трость весит двадцать килограммов. И силачом его сделали постоянные тренировки. - А мне думается, что всякие таланты и способности задаются человеку еш╕ до рождения, - не согласилась с его доводами Тамара. - Вот у Сережи, моего соседа... бывшего, - поправилась она, вздохнув, - у него способности к рисованию с раннего детства. А Клава хвалилась, что у е╕ Феди - к стихам. У тебя вот - природная способность к силе. Не надеясь, видно, на его закал╕нность (возможно, впрочем, что и по иной причине), она поделилась шалью, прикрыв и его; при этом придвинулась вплотную. Ванько не возразил против такой о себе заботы, напротив: положил, видимо - для удобства, свою руку к ней на плечо. - От природы у меня разве что любовь к спорту. Мне доставляет удовольствие возиться с тяжестями, тренироваться, иметь крепкие мышцы. Какая-то внутренняя потребность быть при силе. - Мне бы такую потребность! Но я ужасно ленивая, особенно на физзарядки. - Тебе это и ни к чему. Хватит и того, что красивая. - И вовсе я не красивая! - Не скажи. И красивая, и симпатичная. Особенно была сегодня - Борька не зря назвал тебя принцессочкой. С ним согласны Федя и даже Миша. Я сказал "даже", потому что для него все девчонки на один манер: "вреднюги, уродины и воще". - Просто он сжалился надо мной. Или - в угоду старшим. - Ничуть, - заверил Ванько. - Он хоть и малолетка, а вполне независимый. И не подхалим. - Ну, спасибо им, - поблагодарила она. И Мише, и остальным. Обо мне таких слов мальчики ещ╕ не говорили. - А мне, значит, как дальнему родственнику в спасибе отказано? - шутя упрекнул "двоюродный брат". - Так это ж я для них красивая! - нашлась Тамара. - От тебя я такого не слыхала. - Если на то пошло, то мне ты показалась красивой ещ╕ там, в каталажке, - признался он. И пожалел: упоминать о том кошмарном дне сегодня бы не следовало. - Тогда спасибо и тебе. И ещ╕ за то, что спас нас с братиком. Мама наказывала, - воспользовалась она случаем, - поблагодарить тебя и от е╕ имени... - Умолкла, расстроенная нахлынувшими отнюдь не радостными чувствами. - Не будем с╕дни об этом вспоминать, хорошо? - догадался о е╕ состоянии Ванько. - А то я уже и не рад, что напомнил про каталажку. Испортил настроение в такой вечер. Вернее, ночь. Правда чудная? Как будто и нет никакой войны... Или, может, пойд╕м уже отдыхать? - Нет-нет! - обозвалась она живо, незаметно смахнув не вовремя набежавшие сл╕зы. - Посидим ещ╕ трошки, это я так... - Хорошо, продолжим нашу беседу. На ч╕м мы остановились? - Ты сказал про Мишу, что мы для него такие-сякие. А за что он нас презирает? - Он не то чтобы презирает, просто пока ещ╕ равнодушен к прекрасной половине человечества... Ещ╕ не дорос: ему, по-моему, нет и двенадцати. Годика через два-три и он досмотрится, что некоторые из вас... я не так сказал - большинство из вас очень даже не уродины. - Спасибо за комплимент... А сколько лет Рудику? - Этот уже старик: под шестнадцать. Ч╕ это ты вспомнила о н╕м? - Я слыхала о н╕м нехорошее... Это правда? - Что именно? - спросил Ванько. хотя и догадывался. о ч╕м и от кого наслышана. - Ну... что в девочках он ценит не любовь и верность, а... - поискала подходящие слова, - легкомысленность и поддатливость. - Любовь и верность!.. - вздохнул на этот раз уже он. - Красивые слова, святое чувство... - После паузы - вспомнилась Варя - добавил: -Токо не все на них способны. Последние слова касались Нюськи. Помедлил, размышляя, следует ли заводить разговор на столь неприятную тему. Но на вопрос отвечать надо, и он сказал: - Одна из таких как раз и попалась Рудику - легкомысленная и, как ты выразилась, поддатливая. А он оказался не из привередливых; не берусь судить, хорошо это или плохо... - Из мужской солидарности? - Н... не совсем. Ты слыхала такую поговорку: виноват медведь, что корову задрал, но и корова тоже - что в лес пошла. - Только не пойму, к чему ты это говоришь. . - Можно и пояснить. Ты под нехорошим имеешь в виду их с Нюськой отношения? - Не Нюськой, а Нюсей, - поправила она. - Если девчонка родилась с косоглазием, так что ж теперь - она и не человек? И е╕ ничего не стоит обмануть!.. - Ты под "обмануть" имеешь в виду замуж? - Ну, в шестнадцать лет жениться, конешно, рано, - согласилась она. - Но зачем он уверял, что она ему нравится и что он е╕ любит? А, небось, добился своего и теперь бросит. Это я и называю обмануть. - Ни в ч╕м таком он ей не клялся и не обманывал! - Выходит, на него зря наговаривают? - Футы-нуты! Не перевернуть ли нам пластинку!.. Ваньку претило говорить о пошлых вещах, да ещ╕ и называя вс╕ своими именами. - Я считала тебя справедливым, - заметила она обиженно. - А теперь и не знаю, кому больше верить - тебе или девочкам. В знак недовольства (сочтя, видимо, что тот просто-напросто выгораживает беспутного дружка, поступаясь истиной) она попыталась спихнуть его руку. - Ну-ну, не обижайся, - мягко сказал он, поймав и слегка сжав е╕ ладошку. - Я вовсе не собираюсь его оправдывать! Но справедливости ради - раз уж ты настаиваешь - не могу не сказать: эта самая Нюся уже бывала не раз обманывата задолго до Рудика и никаких заверений в любви не требовала. Понимаешь, о ч╕м я говорю? - Догадываюсь. Только мне не верится. Это он так говорит? - Ему можно б и не поверить. Но я имел случай убедиться в этом лично - Так ты с нею тоже путался?! - с тревогой, если не сказать ревниво, перебила его Тамара, безуспешно пытаясь при этом выдернуть ладошку и отделаться от его полуобнимающей руки. - Да нет, не путался, - поспешил успокоить е╕ Ванько. - Просто однажды оборонил е╕ от хулиганов, которые хотели, извини за нехорошее слово, снасильничать е╕ втро╕м. Их я нажучил, а е╕ - был поздний час - проводил до двора. Ну и часа два поговорили. Только и всего. - Извини, - отмякла "сестричка". - Я сдуру подумала, что и ты на такое способен... - Извинение принято. Так вот, она мне рассказала про свою жизнь... Росла без отца, его убили незадолго до е╕ рождения. В пьяной драке. Он и сам был, как я понял, спившийся мерзавец. Потому как под пьяную руку избивал жену, то есть е╕ маму. Это она Нюсе рассказала спустя много лет, когда та поинтересовалась, кто е╕ отец и где он пропадает. - Какие ж есть, вс╕-таки, подлые людишки!.. - заметила Тамара. - Не зря же поговорка: дураков и подлецов в России на сто лет припасено. Может, поэтому - я так думаю - и родилась она не совсем того - косоглазенькой и не очень способной: два года сидела во втором классе и столько же в третьем - все е╕ "университеты". После и мать пристрастилась к вину, стала принимать у себя таких же выпивох. Безобразничали, и вс╕ это на глазах у подрастающей дочери... Откуда в таких условиях взяться у не╕ порядочности!.. А кончилось вс╕ это тем, что один из е╕ хахалей - это Нюся сама же по простоте своей и выложила, так что извини - когда мать надралась до беспамятства и дрыхнула без задних ног, он снасильничал и е╕, а Нюсе не было ещ╕ и тринадцати. - Лучше умереть, чем пережить такое! - ужаснулась слушательница, вся перед╕рнувшись. - Кто ж заранее знает, что с ним случится завтра!.. - Я имела в виду, что после такого лучше не жить, - уточнила она. - Ты и теперь сказала не подумавши. Умереть никогда не лучше, что б там ни случилось! На память снова пришла Варя, и Ванько помолчал в задумчивости. - Не знаю, - заговорил наконец, - был ли у вас с девочками разговор о Варе. Она была моей невестой. Так случилось, что в первый же день оккупации фашисты надругались над ней, а потом и убили... Но если б осталась она в живых, любовь моя к ней меньше из-за этого не стала бы. И я никогда, ни одним словом не напомнил бы ей о случившемся. Но это я так, к слову. - Ты е╕ до сих пор любишь? - Теперь уж люби не люби... Вспоминаю часто. И помнить буду всю жизнь. Но мы, кажись, опять отклонились. Спать ещ╕ не захотела? - Нисколечки. А что было потом? Это я про Нюсю, - вернулась она к рассказу о е╕ судьбе. - Потом был суд, конешно. Скрыть преступление было невозможно, так как тот подонок вдобавок вывихнул ей руку, и Нюся попала в больницу. Негодяя присудили к расстрелу, а мать лишили материнства; правда, дали испытательную отсрочку. После этого она пьянствовать перестала. По крайней мере, пока они живут на хуторе, а это с июня месяца, за нею ничего такого не усматривалось. А вот Нюська... Но про не╕, если интересно, можешь узнать и от Веры. Теперь сама и рассуди, такой ли уж Рудик распоследний сукин сын. - Вс╕ равно он нехороший! - Я его и не хвалю. Правда, до оккупации мы не видели в этом большого преступления, хотя и не одобряли. Теперь - другое дело. Поэтому Миша - он малолетка, а вс╕ понимает верно - на меня и недоволен. - Ты его приструнишь? - Рудика? Приструнишь - не то слово. И притом не я, а мы. Постараемся внушить словесно... Может, пойдем уже бай-бай? 3автра, вернее с╕дни с утра нам предстоит работа. - Ты вот сказал: умереть - не лучший выход, - словно не расслышав его предложения, сказала Тамара. - А если б тогда сорвалось и тебя стали бить, как папу или Степку... ты бы что? - Не будем гадать о том, чего не было и быть не могло! - А вс╕-таки? Интересно знать, как бы ты поступил, если б их, полицаев, оказалось больше и они тебя скрутили. - Ну, смотря по обстоятельствам... Мне трудно это представить; прикончил бы сперва как можно больше гадов... пока не застрелили бы. Но больше - никаких вопросов! Ид╕м, впереди у нас много времени, успеешь наговориться, ещ╕ и надоем. - Скорее я тебе, чем ты мне! С этими словами они, наконец, и покинули скамейку под алычой. Результатом затянувшейся беседы был у не╕ крепкий сон и позднее пробуждение. Этому способствовала ещ╕ и полнейшая тишина в хате, какой Тамара не знавала за все дни проживания в шумном верином семействе. Новоприобрет╕нная т╕тя старалась не грюкнуть и не звякнуть - "пущай девочка выспится вдоволь!" За завтраком Агафья Никитична подтвердила намерение принять ребят в свою семью под видом племянников. Поделилась и могущими возникнуть опасностями: надо бы зарегистритроваться, а документов-то никаких, даже метрик нет. Ну как заподозрят в принадлежности к евреям, большевикам или партизанам. Не за себя боязно - за них... Один выход, правда, имеется. Сестра, у которой они с Ваней оставляли Валеру, тоже с радостью дала бы им приют. Да что там приют - хоть завтра бы удочерила е╕ и усыновила братика. Ей, бедняжке, в жизни не повезло. Вышла замуж, но не успели и реб╕ночком обзавестись, как мужа ни за что ни про што арестовали, обвинили бог знает в ч╕м и сослали неведомо куда. Она его ждала-ждала, да так и осталась одна-один╕шенька, безмужняя и бездетная. Давно ей хотелось реб╕ночка, и она счастлива будет стать им обоим мамой. А жив╕т на отл╕те - не надо будет и отмечаться в полиции. Тамара может жить то там, то здесь - никому и в нос не влетит интересоваться, кто такая. А там, глядишь, и наши возвернутся. Не может же быть, чтоб германцу не своротили шею! Оба варианта для Тамары были приемлемы и желанны. Как старшие решат, так пусть и будет, согласилась она. 3а вс╕ останется им благодарна и никогда не забудет этой их доброты. После завтрака пришла к Шапориным забрать брата - теперь уж точно домой. Но не тут-то было! Валерке настолько пришлась ко двору развес╕лая компания, что он не на шутку разревелся, и пришлось отложить это дело до вечера. Осталась и сама - работы у Веры пока что не убавилось. Мать чувствовала себя лучше против вчерашнего, но вс╕ ещ╕ была крайне слаба, и Вера не разрешала ей подниматься с постели. Землекопы во вчерашнем составе явились пораньше, и ко времени, когда Тамара пришла звать обедать, управились с ямой. Сидели, отдыхая, на той же ветке, где застал вчера Володька. - Посиди с нами, - предложил Ванько, когда она, пригласив, хотела уходить. - Мы недолго. От не╕ не ускользнуло, как он едва заметно подмигнул Феде. - Слышь, Рудой... - начал тот. - Ты что, с Нюськой не поладил? - Почему ты решил, - шевельнул тот плечом. - Видел, что ты возвращался рановато. - А почему ты от Клавки рано вернулся? - вопросом же ответил бывший тамада, зная, что тот пойд╕т провожать е╕ домой. - Ты нас к себе не ровняй! Наши отношения не выходят за рамки приличия. - Может, и у нас будет так же! - А не ты ли мне позавчера говорил другое? - не отставал следователь. - Или считаешь меня глупей себя? - Какое вам, вобще-то, до нас дело? - с вызовом огрызнулся допрашиваемый. - Раз сердишься, значит, правда: отшила, - съязвил Федя. - Да ничего подобного! - Задетый, Рудик изобразил на лице презрительную гримасу. - Просто уш╕л сам. - 0х, ах! Он ещ╕ и врать научился у своих ивановцев!.. - Нич╕ не вру. - Наклонился к нему и тихо, чтоб не расслышала Тамара, добавил: - Она как раз в эти дни больная. - Ч╕ буровишь! - не дошло до Феди. - Вы же ушли с песней. - Ты, наверно, ещ╕ не в курсе... Уйд╕т Тамара - объясню, что к чему. Тамара посмотрела на Ванька, готовая подняться, но тот знаком разрешил присутствовать. Ей и самой было интересно, чем же кончится эта словесная обработка. - Ничего не надо объяснять, - сказал молчавший до сих пор старшой. - Это к делу не относится. Мы неспроста завели этот разговор - он для нас очень важный. - Не по-онял... - Важный потому, что стоит вопрос: быть тебе нашим другом или нет. - А при ч╕м тут э т о? - А при том, - снова подключился Федя, - что с мерзавцем мы дружить не собираемся! - Значит, до этого я мерзавцем не был, а теперь стал? - вс╕ еш╕ не уступал своего Рудик. - Если говорить начистоту, ты им был и тогда... А теперь и тем более. Не кривись. Хоть у не╕, как ты считаешь, и не все дома, вс╕ одно ты поступаешь подло. - В ч╕м же ты видишь подлость? - А если у не╕ будет от тебя реб╕нок - ты что, возьм╕шь е╕ в ж╕ны? Станешь помогать, чтоб не сдохли с голоду? Нет. А теперь ведь не советская власть! - высказал Федя не только свои аргументы. - Вот вы о ч╕м!.. А если она обратно снюхается с каким-нибудь Гундосым, вы ей запретите? Или и его заставите жениться? - Это, Рудик, называется уже демагогией, - вмешался Ванько. - Во-первых, в этом случае наша совесть не была бы запятнана - Гундосый или там Плешивый - нам не друг. А во-вторых, пока фрицы здесь, мы последим, чтобы она ни с кем не "нюхалась". Так что выбирай: или Нюська, или мы. - Вот так! - поставил точку Федя. - Ну... если вы так, то я, конешно, с нею порву, - сдался наконец он. - Это мы и хотели от тебя услышать. Вот тебе пять, - подобрев, подал руку Ванько. - Токо ты не тово... а то я твои клешни знаю, - предупредил донжуан. Обменявшись рукопожатиями, пошли обедать. Подош╕л Борис и сообщил, что сегодня им попалось ещ╕ четыре зайца. Что он уже их обработал, то бишь снял шкурки. По одному зан╕с Феде и Ваньку, двоих оставили в этот раз себе. Был и пятый, но перекрутил петлю и убег - петля была неновая. Добавили новых, и завтра достанется и Рудику. А сегодня он составит им с Мишей компанию - пойдут поискать покрышку, может, попад╕тся. Феде поручено было заготовить десятка с два пялец - впрок, потому что все шкурки желательно сберечь. Из них можно нашить шапок, а будет много, то и "забацать" т╕плые одеяла на случай, если придется отсиживаться в погребе. Захватили фрицы хутор без боя, даже стекла в окнах остались целы; но их наверняка погонят обратно, могут разразиться сражения, и придется всем спасаться в погребах - так говорят старшие. Забегая впер╕д, скажем: хутору повезло, и в феврале 43-го - гитлеровцы "драпанули" так же поспешно, без боев, как и пришли. Оставшийся без поручений, Ванько обмылся дома у колодезя и собирался отдохнуть в своей комнате. Поздно лег, рано встал - следовало наверстать. Но уснуть не успел: к матери пришла Елизавета, и поговорить устроились на кухне по соседству. Он оказался невольным свидетелем. - Господи, как же ты, кума, исхудала! - посочувствовала мать. - Давно захворала? - На обратной путе простыла: в горах уже холодно. - И по горам довелось полазить?! - А то как же, там вс╕ больше горы... Ид╕шь-ид╕шь по каменистой дороге, с одной стороны скалы, с другой - пропасть, а она то вниз, то в гору. То легко иттить, то зовсим чижало. - Так-таки всю дорогу пеши и топала? - Что ты, в такую-то даленю! Месяца б не хватило да и ног тожеть. И поездом довелось, и лошадьми подбирали, и на ослике случалось. - Не приведи господь! И подумать страшно - в такое-то время... - Натерпелась... И врагу б не пожелала такого путешествия. Но дошла-таки до этого проклятого Ма╕копу!.. - С Митей виделась? Как он там? - Ой, кума!.. Токо сердцем изболелась... Виделись. Подержались за руки через колючую проволоку... Худющий, как шкилет. Заросший - не узнать. Лагерь этот - хуже всякой каторги! Представь: держут впроголодь, мыться негде - завшивели жутко. В бараке, говорит, голые нары, холод собачий. Болеют, мрут, как мухи. А уж обращаются с ними - издеваются, как токо хотят. На работы - кажен день, чуть што не так - прикладом, а то и застреливают. - Что ж они там делают, на работах? - Говорил, арадром. А ещ╕ какие-то доты чи зоты. Вот так... Наревелась, душу растравила и вс╕... Очкам обрадовался, как не знаю чему. Говорил, при первой же возможности убегу. Токо куда там ему, от ветра шатается! - Попросила бы: какой, мол, из него работник? А дома семеро по лавкам, может бы сжалились. - Кума! И просила, и молила, и на колени падала, да куда там!.. И слухать не хочет. Вот ежли б было чем лапу позолотить! На это клюют. Кой-кому, говорил Митя, посчастило. - Сторожат немцы? - Не-е, те боятся и близко подходить - как бы не схватить хворобы. Наши, русские... Откуда токо набралось такой нечисти, вроде до войны усе были патриоты, усе - "слава Сталину!" А вон скоко переметнулось. - Есть, кума, люди, а есть людишки... Были и, наверно, всегда будут. А ты ещ╕ и скоро управилась! - Спасибо добрым людям. Их, добрых-то, слава богу, больше. - Там же эти, как их, черкезы... Они, говорят, русских не жалуют. - Кто так говорит, тот, по-моему, брешет. Черкезы - не знаю, не видела. А адыгейцы - такие ж люди, как и мы, токо ещ╕ боле бедные. К горю людскому отзывчивые. Догонит, бывало, на двуколке, запряженной осликом, посмотрит и остановится. Объясню, где была и зачем, что видела (это когда уже назад шла) - послушает и говорит: садись, дочка или там мамаша, подвезу малость. И подвез╕т до аула, и едой поделится, и платы за ночлег не спросит. Но вругорядь в такую даленю - ни в жисть не решусь отправиться!.. Ванько достал из-под матраса андреевы часы и прош╕л на кухню. - Уж извините, т╕ть Лиза, я случайно слышал ваш рассказ, - обратился к соседке. - Вы сказали, что если позолотить этим гадам лапу, то дядю Митю могут отпустить. Это, как я понял, - предложить охране что-нибудь дорогостоящее? - Да, детка, что-нибудь очень ценное. Да где ж его возьм╕шь!.. - У меня вот часы золотые. Они, правда, андрюшкины, но его и т╕ть Веры нет... да если б и были, они бы не пожалели для такого дела. Возьмите. Если он такой слабый, то навряд ли ему удастся убежать... Выздоровеете - может, рискн╕те сходить к нему ещ╕ раз. Елизавета дрожащими руками (судя по навернувшимся слезам - не только от слабости) приняла часы, смотрела на них, словно это было некое чудо невиданное. Может, для не╕ и действительно невиданное: секундная стрелка, золоченный циферблат с выпуклыми голубыми цифрами, массивный золотой корпус, заморская работа. Только нижняя крышка из белого металла и по ней гравировка: "Саше - от друзей" Взволнованная неожиданным предложением, женщина не находила слов. Подняв на него влажные глаза, она наконец бессвязно запричитала: - Отчего ж господь не послал мне тебя раньше!.. Да ежли б знать, что у Вани, - взглянула на куму, - что он даст мне такое сокровище!.. Был бы мой Митя теперь уже дома!.. Но я пойду обязательно, доползу до этого лагеря смерти, живая или м╕ртвая... Вот токо ден╕к-другой передохну и отправлюсь. Спасибо тебе, сынок, за вс╕: и за часы, и за помощь в хозяйстве, и за заботу о детях... - Ну что вы, т╕ть Лиза! - перебил е╕ Ванько. - Не стоит благодарности. Успокойтесь! - И он уш╕л к себе в комнату. Ч е г о не упомянула Агафья Никитична в сво╕м недавнем разговоре с Тамарой, так это - что е╕ сестра Матрена уже дважды наведывалась на хутор, и вс╕ из-за Валеры. Не упомянула, чтобы девочка не подумала, будто от них здесь попросту хотят отделаться. А между тем это далеко не так. Малыш разбередил в сердце сестры нерастраченные любовь и нежность, невостребованное материнское чувство - она спала и видела сиротку своим сыночком; ей не терпелось наглядеться на него, снова подержать на руках... И вот решено было сходить к ней в гости всей семьей. Из осторожности пошли раздельно: мать с Тамарой кружной дорогой, Ванько с братом - напрямик через станцию. В этот раз дядя уже не был чужим. Путешествие у него на руках доставляло ему истинное удовольствие, и мальчуган за всю дорогу о сестре и не вспомнил. Поначалу испуганно таращил глаз╕нки, когда "дада Ванко" подбрасывал его, словно мячик, выше себя, но вскоре понял, что это нисколько не страшно и не опасно; звонко визжал, заливался смехом и требовал повторить "ис╕". Т╕тя, увидев дорогих гостей, расцвела в улыбке, кинулась навстречу. - Валерочка, моя ж ты рыбка золотая! Ты меня не забыл? - протянула к нему руки. - Ну, иди же ко мне... Рыбка смотрела настороженно, воздерживалась: мне, дескать, и тут неплохо. - Не помнишь меня? Ну, скажи, кто я? - Я тебя помню: ты т╕тя. - На маму разве не похожа? - Мама халосая. У мамы вава... Ванько заметил, как у т╕ти сверкнули на глазах сл╕зы, но она старалась не подавать виду. Говорила вс╕ так же весело-ласково: - Я тоже буду тебе хорошей мамой. Ну, давай мне ручки! - Ты халосая, токо длугая, - стоял мальчик на сво╕м, но руки протянул. И тут же был притиснут к груди и обцелован. От жалости ли к сиротской судьбе реб╕нка, от счастья ли держать его на руках, только т╕тя не в силах была сдерживать сл╕зы, и Ванько, чтобы отвлечь е╕, спросил: - Не ждали нас сегодня? -Ой, я вас кажен день ждала! - Прошли в дом. - А севодни смотрю, а Мурка так же умывается! И лапой-то вс╕ вроде как с вашей стороны. Ну, думаю, быть нынче гостям. Ты один? - Мама с Тамарой должны вскорости подойти. Мы с Валерой оказались пошустрей, правда, Валера? - Плавда, - согласился тот. - А вон и они, л╕гкие на помине! Т╕тя передала мальчика и выскочила встречать. В окно было видно, как, по обыкновению, чмокнулись они с матерью, затем она привлекла к себе Тамару и тоже поцеловала и пригласила в дом. Когда показалась в дверях сестра, Валера, притаившийся у косяка, набросился на не╕, надув щ╕ки и вытаращив глаз╕нки: - У-у! Я волк, залас тебя съем! - И рассмеялся, довольный произвед╕нным эффектом: Тамара сделала вид, что страшно испугалась. Все тоже засмеялись, а т╕тя опять взяла его на руки. - Ой, какой страшный волчище! - заговорила к нему. - А ты маму не съешь? - Не-е, тебя не съем. И Тамалу не съем, это я налосно. - Ах ты ж моя умница! - Она принялась его тормошить, но он заметил "своих" слоников и, как тогда, потребовал: "Дай цацу!" Усадив гостей, Матрена подала на стол, и пошла беседа... Она сообщила, что за вс╕ время к ней на отшиб "ни одна зараза не заглядывала" - детям будет здесь совершенно неопасно. Ей хотелось с "с╕днишнего" дня оставить у себя и "дочку", но Ванько возразил (и Тамара его поддержала) по той причине, что т╕ть Лиза опять ушла в Майкоп и Вере нужно помочь по хозяйству. Но заверил, что они часто будут приходить в гости, а в дальнейшем Тамара будет жить "то у вас, то у нас". П о з д н я я осень вс╕ заметней преображала землю. С каждым дн╕м редело карнавальное убранство деревьев. Жухла, осыпалась листва, не дожидаясь сильного заморозка. Стремительно укорачивались дни, вс╕ ниже опускалось подслеповатое солнце. Вс╕ чаще небо заволакивали угрюмые тучи, на вс╕ более грустной ноте скулил, завывал ночами ветер. Жизнь на хуторе неуклонно ухудшалась, к одной беде добавлялась другая. Давно кончился у людей керосин, у самых экономных его хватало разве что на каганец; кончались спички, мыло, соль. Полицаи уводили с подворий коров независимо от того, дойная или нет, лишая детвору, подчас многочисленную, единственной кормилицы. Прош╕л слух, что в прилегающих к Краснодару станицах Елизаветинской, Марьянской, Новомышастовской и даже в соседней Ивановке карательные отряды проводят "чистку" - уничтожают поголовно евреев, семьи партейцев, активистов, просто в ч╕м-то заподозренных станичников... Вс╕ это тревожило, вселяло в души страх и неуверенность в завтрашнем дне. По-прежнему никто не знал, что творится на белом свете - как там на фронтах, что с Москвой, как дела у Красной Армии... Что до подростков, наших героев, то страхи, о которых говорили между собой взрослые, их волновали меньше. Хватало дел и забот, отвлекавших от суровой действительности, привносивших в быт даже некоторую долю романтики. Общение и т╕плая дружба, шефство над семьями кр╕стных и многодетных соседей, та же "охота" на зайцев приносили пусть небольшое, но приятное разнообразие, удовлетворение от своей значимости. Но, как и предполагал в самом начале Миша, с охотой дела пришли в упадок. Ни одной автопокрышки найти не удалось (за ними охотились ещ╕ и старики-сапожники, использовавшие прорезиненную часть для ремонта обуви). Зайца было в степи много, но петли кончились, а с ними и мясо, все эти дни, почитай, не выводившееся. Без него стало голодно. Довольствовались постной мамалыгой, кукурузной кашей с узваром, кукурузными же леп╕шками, подчас недосоленными. Благо кукурузы, как и подсолнуховых семечек, удалось натаскать с бывших колхозных плантаций. Запасец пшенички - она, также как и кукуруза, имелась не у всех - расфасовали по узелкам да махоткам, рассовали по припечкам и прочим закуткам - берегли до весны на семена. В один из скучных, пасмурных дней Ванько наведался к Феде домой и застал его за тетрадкой, с карандашом в руках. Тот спешно прекратил занятие и хотел спрятать письменные принадлежности в стол, где в секретном закоулке хранил свои литературные опыты. - Вижу, что-то сочинял, - поинтересовался товарищ. - Вообще - да. В этом году знаменательный юбилей - двадцать пять лет Советской власти. Четверть века! Напросились стихи, вот и решил записать... - Может, прочитаешь? - Ванько знал, что неготовых вещей он обычно не показывал. - Да понимаешь... - замялся тот, - ещ╕ не готово. Коряво пока. - Ничего, я критиковать не стану. Федя раскрыл тетрадь (тут и вправду было много перечеркиваний, исправлений, дописок сверху и сбоку) и, почти не заглядывая в написанное, стал декламировать - размеренно, то с подъ╕мом, то как бы с угрозой. Привед╕м это стихотворение полностью: Едва, после залпа Авроры, в России, Впервые в истории, русский народ Стряхнул с своих плеч кандалы вековые - Помещичий, царский и прочая гн╕т; Едва эту весть изумл╕нному миру Повсюду людская молва разнесла. Как дрогнула жадная свора вампиров, Что потом и кровью народов жила. В панический ужас поверг мироедов Рабочий России великой победой! И понял заводчик, кулак и купец, Плантатор-расист, бизнесмен-воротила, Что рано иль поздно наступит конец - Смет╕т и его пролетарская сила! В Европе, Америке, в мире везде, Где люд обездоленный стонет в нужде. Тогда толстосумы мешки развязали И, с миру по доллару, вал золотой Штыком, пулем╕том, махиной из стали Поп╕р на Советы зловещей стеной... Деникин, Юденич, Колчак и другие, Антантой закупленные на корню, Пытались, в крови утопив, вновь Россию Царю да себе, да Европе вернуть. Но Ленин великий, сплотивший народы На бой беспощадный за дело Свободы, Усилием гения, волею масс Страну молодую - дитя в колыбели - От алчных шакалов, от гибели спас. И вышло не так, как того бы хотели Кровавые хищники разных мастей! Сбывались мечты угнет╕нных людей. Но поступь Истории денежный Боров Законной считать ни за что не желал; Он выход искал, и наш╕л его вскоре В Фашисте Адольфе, что Фюрером стал... На этом Федя декламировать закончил и хотел снова спрятать тетрадку в стол, но Ванько протянул руку: - На этом вс╕? Можно глянуть? - Пока вс╕. А вообще - примерно, половина. Закончить хочу нашей полной победой над фашистами. Как, по-твоему, ничего? - По-моему, очень даже неплохо. Но есть замечание. Можно? - Буду очень даже признателен! - его же усиливающими смысл словами разрешил начинающий поэт. - Ну, первое - это насч╕т кандалов: их, как известно, надевали каторжанам не на плечи, а на ноги. - Согласен. Пусть будет "стряхнул с своих ног кандалы вековые". Хотя имелось в виду не кандалы конкретно, а царский гн╕т вообще. Что ещ╕, на твой взгляд, надо бы изменить? - Да вот четв╕ртая строчка: "Помещичий, царский и прочая гн╕т"... Последние слова звучат как-то не по-современному. - Можно подумать... А если так: Помещичий, царский, буржуевский гн╕т? - Это уже лучше. - Дальше у меня складывается такой вариант: Да только подв╕л их стратег бесноватый, И Доллар, и Фунт просчитались, увы: Вскормили мерзавца, а он, как когда-то, Не смог на колени поставить Москвы. - Имеешь в виду Наполеона? - Да, конешно. Доллар - Америка, Фунт - Англия; главные акулы капитализма. Ведь все они на нас ч╕ртом смотрят и с Гитлером заодно. - Это точно... Вобщем, будет отличное стихотворение! Но я не думал, что твои складные стихи даются тебе так непросто: вон сколько строчек с исправлениями, - покрутил головой Ванько. - Это не только у меня так, - сказал Федя. - Даже у Александра Сергеевича в оригиналах не вс╕ гладко. Маяковский не зря говорит: "Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды". А эти исправления оттого, что русский язык, как, наверно, никакой другой, очень богат. У каждого слова много синонимов, один лучше другого. Перебираешь их мысленно, кажется - вот оно, самое подходящее слово. Напишешь, подумаешь, а тут явилось ещ╕ более удачное. Затем - единственно верное, как ход в шахматах. Только там надо мозги напрягать, а когда сочиняешь стихи - одно удовольствие. - Я как-то тоже попытался сочинить. Но дальше двух строчек дело не пошло. Другое дело - тяжести: тут вс╕ легко и просто. И удовольствие, и польза, - вернул Ванько тетрадку. - И что думаешь с ним делать. - Хотел от руки, печатными буквами, размножить и разбросать в людных местах. Подальше, конечно, от хутора. На станции, в станице на базаре. Ты как на это смотришь? - С неодобрением. Знаешь, почему? Пользы мало, а случиться могут большие неприятности! Многие знают, что ты сочинял стишки. Л╕ха, например. Поэтому лучше не рисковать. - Хотелось отметить славную дату, - явно огорчился юный поэт. - И хоть по-комариному, но куснуть или хотя бы припугнуть... ес