Разговор на фоне новой книги (Из диалога Ирины Ришиной и Виктора Астафьева)
---------------------------------------------------------------
По публикации в "Литературной газете" (1995. 8 февр. No 6).
OCR: Александр Белоусенко
---------------------------------------------------------------
- Виктор Петрович, вы всегда говорили, что ваша главная книга о войне
впереди и что вы уже много лет готовитесь к ней. По вашим словам, чтобы
написать такую книгу, сколько надо перестрадать,- "подобный труд сжигает
сердце художника". Работая над романом "Проклятые и убитые", вы вдруг
написали новую повесть - опять о войне, значит, не "отболели" ею, а ведь
признавались, что, творя роман, надеетесь "отболеть войной в последний раз".
- Я вне плана начал повесть эту гвоздить и написал вчерне за полтора
месяца. Тяжело, тяжело пишется. Одно дело - пережить мальчишкой все это. В
моей новой повести взводный говорит: "Всегда солдату завидовал, что тот
лег-свернулся, встал - встряхнулся"... Так вот, одно дело-18-летним
переносить фронтовую жизнь-нежизнь, и другое дело - пропустить войну сквозь
себя сейчас, уже осознанно, имея опыт и насмотревшись, начитавшись, в том
числе и противной литературы, и киномакулатуры, которым хочется возражать. А
возражать только и можно, воспроизведя мою войну, не всеобщую, а именно мою.
- Расскажите о повести - это конец войны?
- С 43-го года и до наших дней. Сконцентрировано все вокруг одного
инвалида-фронтовика, через все прошедшего. И не просто прошедшего, но в силу
своего витиеватого характера со всякими изгибами и загибами натерпевшегося.
- Вы когда-то говорили, что будет у вас книга о том, как возвращались
победители, как начинали жить,- значит, это вылилось в повесть?
- В повести - и "Дорога на фронт", и "Дорога с фронта". Обе дороги
непростые, но с фронта - особенно. Как мы ехали, изувеченные, всеми
брошенные на произвол судьбы, без специальности, без образования, никому не
нужные - победители, гол как сокол. Верховоды в Кремле гуляют, друг друга
награждают, а мы - кому до нас было дело?!
- Название есть?
- Уже третье - "Так хочется жить". Слова эти произносит в повести, как
заклинание, человек, который видит, что недолго ему быть на земле, что
скоро, скоро помрет: "Давай выпьем, брат. Будем жить. Так хочется жить".
Тем, кто остался жив и до 50-летия Победы добрался, так хочется жить. Всем
хочется жить. Надо довести до крайнего состояния, чтобы хотеть: "Скорее
убило бы". Видимо, жизнь - и награда, и мучение, и какой-то период, данный
тебе в мироздании, что ты должен особенно его пройти, протосковать это время
о жизни всей. Сейчас люди особенно тяжело умирают, им внушили, что сгниют,
что черви их съедят. Быть может, это самое тяжкое преступление коммунистов,
что сделали людей атеистами, лишили веры в небесное будущее. Что там свет,
там Бог, там Богородица. Люди умирали спокойно, готовились к этому уходу.
- И все же что-то толкнуло вас к этой повести сегодня, что?
- Да вот эти митинги с красными знаменами, эти рожи - в основном там
бывшие вохровцы и надзиратели-лагерники, настоящих-то солдат осталось в крае
5 - 6 тысяч. Орущие эти толпы ничего, кроме чувства протеста и отпора,
вызвать не могут, потому что зовут к новому насилию, к крови. Мы общество
надсаженное. Мы не восстановили население русское до сих пор. Мы не можем
позволить себе новой свалки, к которой сегодня кличут наши фашисты, так
прямо пиши - фашисты и осатанелые прохановцы. Он, Проханов, в Москве сидючи,
повсюду выметал вшивоту жуткую. У нас в Красноярске, в Новосибирске, в
других местах суетятся, организуют невесть что его последыши. И куда зовут?
Потрясающе: зовут к светлому прошлому. И настолько куцый ум у них, что не
понимают: "Можно в те же вернуться места, но вернуться назад невозможно".
- Отчего же старый израненный солдат идет с портретом Сталина на
площадь? Что это?
- Скудоумие.
- А как вам кажется, в России может взрасти такое явление, как русский
фашизм? Вы говорите: "наши фашисты",- значит, ощущаете их присутствие.
- А почему не может? В России так много прививалось всего
противоестественного, в том числе и революция, которую пробовали прививать
во многих странах, но удалось только у нас. Сейчас время обнажило, какие
разрушительные ее последствия мы претерпели. Есть такое русское слово
"порча". Мы даже не понимали, какой порче подверглись. Не знаю, как ты, а я
в себе то и дело нахожу привычку к прежней жизни, какое-то согласие с ней.
Хотя вроде бы все время ей сопротивлялся, не состоял ни в пионерии, ни в
комсомоле, ни в партии. И в писательстве пытался вырваться из-под этой
могильной плиты. Делать это было очень трудно. Я не уверен, что и до конца
жизни мне удастся освободиться. Понимаешь? А старых дураков сейчас поманят:
мол, дадим каши бесплатной, вернем дешевую колбасу вам, будем строить жилье,
больницы, медицину бесплатную получите. И они верят и на площади бегут.
Молодежи там нет, слава Богу.
- При том кризисе власти, который у нас сегодня, возможно ли, чтобы
демократия совсем провалилась? Или она все же укоренилась?
- Товарищ Зюганов - этот современный Чичиков,- Константинов, Исаков,
Бабурин - провокаторы самые настоящие, они все могут. Жириновского, конечно,
не допустят до власти. Но своего выдвиженца - партийного пахана,
объединившись в банду, вполне могут подсунуть народу. Созидательной силы там
никакой нет. Красные вообще никогда не были созидательной силой - только
разрушительной. А что дальше разрушать? Если мне не изменяет память, во
время Брежнева пропито 780 миллиардов от нефти. Только пропито! Золотой
запас почти весь распродан. Государство на мели... После 17-го года
торговали картинами, иконами, церковными ценностями, обдирали Россию как
могли. Но главное, почему тогда удался Нэп,- это честно работающие
мастеровые люди, портные, парикмахеры, торговцы, землепашцы. Почему не
удался сейчас нэп? Да никто работать не хочет, тем более задаром,
полузадаром. А в 20-х вкалывали.
- А почему надо сегодня задаром?
- Да ни в коем случае не надо. Вот верные ленинцы-сталинцы и хотят
сделать снова такой социализм, чтобы oдин с ружьем стоял, а другой киркой
землю долбил. Есть вожди сейчас в Думе, я их в лицо знаю, которые говорят,
что надо уничтожить 12-15 миллионов снова, чтобы остальные жили счастливо.
Половину населения - в гроб, тогда другая половина будет жить при
коммунизме.
Меня потрясает вот что. Я Москву-то не очень вижу, а в Красноярске бабы
одеты в меха, в дорогие меха, в соболя. Мужики - в кожу. Детки, как
попугайчики, нарядные. В заплатах никто не ходит. Приехал я на день
поминовения на деревенское кладбище, где дочь похоронена. Оно у нас большое,
на три поселка - сплавщиков, деревообработчиков - и нашу деревню. Люд все
рабочий да пенсионный. Так чуть не две тысячи машин около кладбища стоит, я
прямо ахнул, и половина - иномарки. И на столах, Ириша, не самогонка, я ее
узнаю, закрашенную чаем. Длинные бутылки с дорогими напитками, "сникерсы"
всякие, детки шоколадки кусают. И все ругают власть. Я вспоминаю первые
послевоенные годы, когда мы ходили в стеженых бурках, а Марья Семеновна моя,
фронтовичка, в телогреечке застудила груди, мастит заработала, и нечем ей
было деточку кормить. Деточку схоронили. Тогда власть не ругали. А сейчас ее
клянут. Никто не хочет работать, и все ждут хорошей жизни.
- Откуда же тогда разговоры, что народ голодает, что множество людей за
чертой бедности?
- А это красные подначивают. И, кстати сказать, пресса помогает
маленько в этом деле. Надо было позаботиться о 5-6 процентах действительно
бедствующего народа. Как? А вот у нас бизнесмен и предприниматель Сергей
Зырянов взял в своем районе доплату за хлеб и молоко пенсионерам на свои
деньги, так тут же и в подозрение попал - "карьеру лепит, к выборам
готовится". Это вместо того, чтобы состоятельные люди взяли на себя груз
расходов и заботу о тех, кто не в состоянии купить себе хлеб, сахар, масло.
Помоги нищим и страждущим, выполни веление Божье, а тогда и жируй, щеголяй
себе на здоровье. Сейчас если коммунистам удастся людей стравить, будут
убивать просто за то, что у тебя пенсия на 15 тысяч больше, на четыре сотки
огород больше - нельзя, чтоб у тебя было больше. Да просто за то, что у тебя
собака громче лает.
- Откуда такая агрессивная завистливость?
- "Да пусть у Ваньки изба сгорит, у меня вчера корова сдохла". Это про
нас. Потенциал у русского народа был крепок, надо было доброе поддерживать.
Революция же возбуждала только темное, страшное. Что ж сейчас удивляться,
как мы испорчены, на какое упали нравственное дно. И каких ждать реформ,
каких перемен, если вокруг те же обкомовцы, крайкомовцы, чины из ВПК,
генералы - они и в Думе, и в области, и в городских креслах?!
Кто-то сказал по телевидению: сейчас в каждой деревне по кандидату в
президенты. Ну, допустим, президента сняли, что тогда - новая неразбериха?
- Вы сказали, что народ стал намного лучше жить - шубы, кожа,
"сникерсы" всякие. А книги представляют сегодня ценность для ваших земляков?
Провинция читает? Когда я была в 81-м у вас в Овсянке, вы с гордостью, да,
именно с гордостью, водили меня в местную школу, где у вас регулярно был
"час поэзии", и, помнится, детвора слушала, как вы читали и Ахматову, и
Твардовского, и Ахмадулину, и Рубцова, даже китайскую лирику - Ду Фу... А
сейчас?
- Я в этой школе не бывал лет восемь.
- Почему? Некогда?
- Никто меня и не зовет. Никому поэзия не нужна.
- Казалось бы, наоборот, если люди богаче стали, то хватает денег на
книги, на журналы.
- Кто лучше стал жить, тот не скажу, что больше стал читать, но точно
знаю: больше стал пить. Таких дебилов понарожали - им разве до чтения? Ты
задаешь вопросы о жизни - сама ответить на них не можешь, а меня
спрашиваешь. Не знаю, что такое происходит с людьми, но жестокости,
глупости, пьяной дури - этого сколько ни отбавляй, не отбавляется. Про
писателя съязвят непременно: "Ишь, как сыр в масле катается". Если идет
катер по Енисею, показывают: вот особняки новых русских, а вот - дача
Астафьева. А я как жил в избе деревенской, так и живу, подремонтировал
слегка, побелил изнутри-хорошая и удобная для работы и отдыха изба. Лес
подрос, на огороде стало красиво. Приходят два рыла, ломают oграду: "Сука,
людям картошку негде садить, а он тут цветочки развел". Куда я денусь от
этого? В "Правде" про меня написали: от народа оторвался. Да я и рад бы от
него оторваться, хоть немножко бы с голландцами пожить. А неделю поживу, так
тянет к этому ко всему. Говорю:
{{порча" же напущена!
Утром встаю - из-за гор солнце выкатывается, испорченный, но родной
Енисей шумит, петухи орут - появились; односельчане ковыляют угрюмые c
похмелья - тоже часть пейзажа. Печку топлю, мусор выношу, дрова затаскиваю и
отрабатываю за утро "кусок", который мне предстоит написать. Сажусь за стол,
а он уже готов в башке - только води ручкой по бумаге и ни о чем не думай.
-- На новые вещи есть отклики?
-- В основном идут от фронтовиков, которые следят за моими вещами.
Хорошие письма. Ясно, будут и другие. Не смолчат наши местные фашисты.
Отзовутся проклятиями и ветераны, не все, не все, но комиссарство на меня
навалится, и за дело - отношусь к нему непочтительно. Надо с придыханием да
с приседанием, а я, видишь ли, галифе с них снимаю принародно.
- Кстати, публикация в "ЛГ" в прошлом году вашей переписки с
Кондратьевым "Правда выборочной не бывает..." тоже вызвала полярные мнения.
- Уж вы дали так дали - молодцы, ничего не подправили. Ну, генералы
наши, думаю, побелели: как можно такое о Жукове?!
- Прочитали переписку, перепечатанную в пермской "Звезде", ваши бывшие
земляки и прислали нам "обвинительное заключение": "...клевещет на наши
Вооруженные Силы, искажает историю ВОВ, порочит командный состав...",
одобренное, как в былые времена, пленумом пермского совета ветеранов. Вот
так. А 94-летний кавалер двух орденов Ленина, пяти орденов Красного Знамени
полковник в отставке И. Старинов пишет: "Как участник четырех войн,
обрадован, что нашлись смелые люди, которые выступили за восстановление
исторической правды".
- Моя точка зрения, моя. Как солдат я дважды был под командованием
Жукова. Говорят, солдаты ничего не знают. Знают. Когда Конев нас вел,
медленней продвигались, но становилась нормальней еда, обутки, одежа,
награждения какие-то, человеческое маленько существование. А Жуков сменит
Конева - и в грязь, в непогоду, необутые в наступление, вперед, вперед. Ни с
чем не считался. Достойный выкормыш вождя. Так он начинал на Халхин-Голе,
где не готовились к наступлению, а он погнал войска, и масса людей погибла.
С этого начинал, этим и кончил. Будучи командующим Уральским военным
округом, погнал армию на место атомного взрыва в Тоцких лагерях. Это его
стиль. Конечно, он много сделал, очень много. И себя надсадил, но надсадил и
страну, и народ, бросая его из огня да в полымя, из крайности в крайность.
Да, наверное, тут и нельзя иным быть. Только такой и возможен был
главнокомандующий. Сталин - что за верховный, сделали из фанеры икону
фанерную. Главная фигура войны - Жуков. Ответственность на нем лежала
колоссальная. Как дыры затыкать - так Жуков. Оборонял Москву, Ленинградом
занимался. Износился мужик. "У самого маршала Жукова в голове шумит",-
отчитывал меня знаменитый профессор, к которому обратился с жалобой на
постоянный шум-звон в контуженной голове. Жуков - продукт времени, и этим
все определено. Когда Ельцин был в Красноярске и заговорили о памятнике
Жукову, где его ставить, мы сказали: не на Красной площади. Красную площадь
надо очистить. Убрать мавзолей с этим маскарадом, убрать вельможные могилы,
переставить, вернуть на место памятник Минину и Пожарскому, надо
восстановить исторический лик площади. А все, что касается современности,-
на Поклонную гору, и памятник Жукову туда же.
- Виктор Петрович, знаю, о Чечне не очень хочется говорить... Но
все-таки?
- Нельзя было лезть в эту авантюру. То, что влезли,- глупость. А как
заметил справедливо Платонов: глупость - самое дорогое дело. Не стану
рассуждать, кто виновен больше, кто меньше,- у меня фактов нет для
бесспорных умозаключений, но что я знаю твердо: генерал Ермолов с
250-тысячным войском воевал против 20 тысяч горцев, и война растянулась
почти на 50 лет. У нас нет такого сроку и при современном вооружении ни
горцев, ни армии не хватит на длительное кровопролитие. Хотя, как старый
солдат, вижу, чувствую: скоро не кончится. Вот чеченка кричит в отчаянии:
"Россия, ты получишь много Афганов!" А при чем тут Россия? Жаль несчастных
людей и жаль мальчишек, пригнанных туда. Скажут: и на той войне, с немецким
фашизмом, были такие же мальчики. Да, но ими владело сознание, что родина в
опасности. А сегодня почему, зачем они должны рисковать своей жизнью, во имя
чего?
На улицах Грозного горят танки. А ведь давным-давно признано, что танки
как уличное оружие никуда не годятся. Их, между прочим, не надо было и в
45-м в Берлин вводить, где на узких улочках любой парнишка, любая старуха
могли шурануть в бок танка фаустпатронами, вот и горело там одновременно 750
наших танков. Сдуру влезли в город, ввязались в уличные бои, а если бы
Берлин окружили, блокировали, то встретились и договаривались бы с
американцами дальше на 500-700 км, и условия, и переговоры были бы другие, а
главное, сохранили бы жизнь сотням тысяч русских ребят. Но Сталину и Жукову
надо было, чтоб Берлин пал - на весь мир какое впечатление произведет эта
политическая акция! Чего уж тут думать о жертвах, тем более о телах
погибших! Великий грех - не предать их земле. Немцы ночью подбирали своих,
хоронили. А мы и тогда не спешили и до сих пор во многих местах этого не
сделали. Напиши, пожалуйста, что не на митингах с портретами преступного
генералиссимуса орать, не медалями бренчать, а надо, обязательно надо в
юбилей Победы по оврагам, болотам пройти, волховским, березанским под
Киевом, по всем, где полегли наши бойцы, сгрести косточки сотен, тысяч, а
может, и миллионов наших воинов, сделать памятные захоронения. Это
большевики породили такое презрительно-плевое - им на все плевать -
отношение и к жизни, и к смерти.
- Когда вам вручали премию "Триумф", то подчеркивали, что вы стали
лауреатом русской Нобелевки именно как русский писатель. При этом А. Битов
дал свое определение понятию "русский писатель". А ваше определение?
- По-моему, русский писатель - это писатель, живущий среди русских
людей и знающий их не понаслышке, язык не по словарю, а ощущающий основу
жизни локтями, боками и в какой-то мере осознающий, пропускающий через себя
нашу действительность, что, между прочим, отнюдь не так легко, как кажется
некоторым.
- А что бы вы пожелали народу нашему?
- Воскресения, воскресения, воскресения. Силы есть, способные это
сделать. Не мешал бы впредь Сатана и помогал бы Бог, которого мы гневим и
гневим, но он иногда обращает к нам свой милосердный лик, прощает нам наши
тяжкие грехи, спасает и врачует нас. На это и будем надеяться.
По публикации в "Литературной газете" (1995. 8 февр. No 6).
Last-modified: Thu, 08 Nov 2001 12:58:13 GMT