округ и вскинул голову кверху, примеряясь, с какого боку удобнее подступиться к этакой махине. Толстый ребристый у комля ствол мощным тугим фонтаном взметнулся в поднебесье. Высоко в синеве беззаботно и вольно купалась крона, знать ничего не желая об Илье и его опрометчивом обещании. Илья показался вдруг Тосе маленькой букашкой, копошащейся у подножья несокрушимой громадины. Не верилось, что он сможет свалить эту сосну, дошедшую до нас из глубины веков, пережившую с добрый десяток человеческих поколений. Даже легкомысленную Тосю величественная сосна настроила на непривычные для нее торжественные мысли, и она подумала, что дерево это, может быть, стояло здесь еще во время Ивана Грозного или Петра Первого... Впрочем, она тут же поймала себя на том, что не помнит в точности, кто из этих царей был древний, а кто царствовал поближе к нам, и виновато шмыгнула носом. Тося вообще плохо разбиралась в истории и даже не могла никогда толком понять, почему век, в котором она живет, считается двадцатым: ведь у каждого года в этом веке первая цифра - девятнадцать. Поплевав на руки, Илья включил свою чудо-пилу. Застоявшаяся без работы пильная цепь с голодным свистом рассекла воздух, легко и жадно вошла в ребристый комель. В сапог Ильи крутой цевкой ударили опилки. Тося одобрительно смотрела на чужую спорую работу. У нее даже руки зачесались от проснувшегося вдруг желания самой подержать чудо-пилу и свалить хотя бы махонькое деревце. Пропилив ствол на одну треть, Илья вынул пилу, зашел с противоположной стороны и стал делать второй подпил - чуть повыше первого. Натужно выла пила, войдя в ствол на всю длину цепи. Илья уперся в дерево шестом и попробовал качнуть его, но подпиленная сосна стояла все так же прочно и незыблемо, совсем не собираясь падать. - Мало каши ел... - сказала Тося, начиная уже жалеть, что даже не имеет права подбодрить Илью, а обязана в воспитательных целях, для его же пользы, насмехаться над ним. А чтобы Илья не думал, что она торчит тут ради него, Тося стала сдирать с ближней березы кору, запасая впрок растопку для своей кухни. - Врешь! Вре-ешь!..-твердил Илья, войдя в азарт. Покачивая пилой, он все глубже вгрызался в сердцевину дерева. Опилки теперь веером летели из надреза, вихрились злой поземкой. Они запорошили землю далеко вокруг сосны и так густо облепили ноги Ильи, что издали казалось, будто он напялил поверх сапог длинные белые чулки. Капли пота бисерными цепочками повисли над бровями Ильи, жгли глаза, мешая работать. - Вверх смотри! - приказал он Тосе. Тося послушно запрокинула голову. В далекой вышине дрогнула крона, качнулась, на секунду замерла, все еще не веря, что отжила свое, и с нарастающей скоростью ринулась к земле. С железным скрежетом переломилась недопиленная сердцевина. Илья проворно выхватил из надреза чудо-пилу И отскочил от пня, увлекая за собой Тосю. Круша на своем пути подлесок, сосна с тяжким обвальным грохотом рухнула на :землю, высоко подпрыгнув комлем. Дождь сухих веток и сбитой хвои осыпал Илью с Тосей. Уголком глаза покосившись на Тосю, Илья смахнул со лба пот, взобрался на поверженное дерево и огласил лес победным криком: - Хэ-гэ-эй! "Э!.. Э-эй!.. Э-а-о..." - подхватило крик лесное эхо и понесло над делянкой. Тося поспешно отвернулась, боясь, что слишком уж восторженно для первого знакомства глазеет на лесоруба. Она собиралась сказать Илье что-нибудь вроде: "Молодец, и дальше так старайся!" - но вдруг заметила строгого начальника лесопункта Игната Васильевича, вылезающего из кабины трактора. Все воспитательные мысли мигом вылетели из Тосиной головы, она схватила ведро, выплеснула воду и с нашкодившим видом помчалась к кухонному навесу. Тося не видела, как Игнат Васильевич спрыгнул на землю и хозяйским, все замечающим взглядом окинул делянку. Пожилой, неторопливый, он больше походил на принарядившегося по случаю воскресного дня лесоруба, чем на начальника лесопункта. Здесь, в лесу, Игнат Васильевич казался на своем месте, а вот представить его в кабинете, за письменным столом, было трудновато. И только Игнат Васильевич ступил на землю, как храп в кустах позади Тосиного навеса разом оборвался, будто замкнулась какая-то невидимая электрическая цепь и тряхнула мастера Чуркина, предупреждая его о приезде начальства. Чуркин проворно выскочил из куста, крикнул осипшим со сна голосом: - Поднажмем, ребятушки! - и,-на бегу очищая бок от приставшей рыжей хвои, затрусил к трактору. Игнат Васильевич хмуро посмотрел на подбежавшего мастера, сердитым щелчком сбил с его плеча желтый листок и тайком от лесорубов показал Чуркину кулак. Их связывала давняя дружба, и только благодаря этой дружбе Чуркин до сих пор оставался мастером. Он был из тех мастеров-практиков, которые неплохо справлялись со своим делом еще лет десять назад, когда лес валили лучковой пилой, а трелевали лошадьми. А сейчас - с бензомоторными пилами и мощными дизельными тракторами, сменившими лучок и конягу, - Чуркину приходилось туго. В простой одежде Игната Васильевича и Чуркина, в их кирпичных от долгой работы на морозе лицах проглядывало то сразу бросающееся в глаза внешнее сходство, какое накладывается на людей одинаковой профессией. Они проработали бок о бок целую треть века. Было даже такое время, когда более молодой Игнат Васильевич подчинялся Чуркину - бригадиру и позже мастеру. Потом, уже оба мастерами, они с переменным успехом соревновались друг с другом и на торжественных собраниях перед Октябрьскими праздниками и Первомаем сидели рядком в президиуме. Как лучших производственников, их вместе послали на курсы повышения квалификации. Игнат Васильевич, хоть и нелегко ему было, осилил науку и вернулся в поселок начальником лесопункта. А Чуркин заскучал от учебы, "споткнулся", как он сам говорил, о геометрию, сбежал с курсов ж- и так и остался мастером. Они мечтали Породниться: лет пять назад старший сын Чуркина и дочка Игната Васильевича полюбили друг друга и даже сиживали уже на Камчатке. Но вскоре сын Чуркина ушел в армию, и осенью пятьдесят шестого ему выпала черная доля сложить свою голову в Венгрии. Дочка Игната Васильевича погоревала-погоревала да и вышла замуж за пришлого рабочего-сезонника. Она уехала с мужем на Украину, и довелось Игнату Васильевичу не думая не гадая породниться на старости лет с полтавским колхозником, которого он и в глаза никогда не видел. Многие из комсомольцев не знали ничего этого, а те, кто знал, за давностью времени не придавали этому большого значения и на каждом собрании ругали Чуркина за безделье, а раза два в год единогласно просили снять мастера с работы, "как не обеспечивающего должного руководства". Игнат Васильевич признавал их критику справедливой, не скупился на выговоры Чуркину - простые, строгие и даже с самым последним предупреждением, - но с работы его все-таки не снимал. Игнат Васильевич давно уже видел, что Чуркин стал помехой в жизни лесопункта, но в память о старинной их дружбе и несостоявшемся родстве он хитрил перед самим собой и выискивал всяческие уловки, чтобы не увольнять Чуркина, хотя и предчувствовал, что рано или поздно, а придется ему подписать роковой приказ. "Пусть лучше попозже", - думал Игнат Васильевич... И сейчас он отвел Чуркина за густую стенку молодого ельника и там целых полчаса "снимал с него стружку" - всячески стыдил и распекал его с глазу на глаз, чтобы не подрывать авторитета мастера, хотя и знал, что никакого авторитета у Чуркина давно уже нет. Потом они обошли всю делянку. Игнат Васильевич распорядился повернуть фронт лесозаготовок и до морозов не лезть в болото. - Будет сделано... - сказал Чуркин с тем почтением к начальству, которое всегда овладевало им в первые минуты после очередного нагоняя. - А сам не мог догадаться? Чуркин почесал в затылке. - Так это как посмотреть... - пустился он в рассуждения, выгораживая свою промашку. Игнат Васильевич только головой покачал. Чуркин проводил начальника до верхнего склада, где хозяйничала Вера. Под ее доглядом хлысты, поступающие с делянок, разделывали на сортименты и грузили на железнодорожные платформы. Юркий работящий паровозик "кукушка" отвозил бревна по узкоколейке на нижний склад у реки. Здесь все было в полном порядке, и Игнат Васильевич не в первый раз подумал, что когда он наконец наберется мужества и снимет с работы Чуркина, то на его место надо будет поставить расторопную Веру. На прощанье он спросил у Чуркина: - Как новенькая? Продукты не портит? - Удружил ты мне с этой поварихой! - злорадно ответил Чуркин, с радостью чувствуя, что почтение его к начальнику, вызванное недавним нагоняем, уже улетучивается. - Я тебе так, Игнат, скажу: хороший бухгалтер должен быть в очках, а повар - толстый! - Тебе бы в отделе кадров работать! - со смехом сказал Игнат Васильевич и полез на парующую, готовую к отправке "кукушку" с таким видом, с каким столичный его собрат садится в персональную "Волгу". Проводив начальство, Чуркин вытащил из кармана большущие старинные часы размером с доброе блюдце, глянул на циферблат, покосился на солнце, уточняя время, и заспешил к кухонному навесу. - Готов обед? - накинулся он на Тосю, намереваясь, по своему обыкновению, переложить на чужие плечи часть того нагоняя, каким его попотчевал Игнат Васильевич. - Да вроде готов... - отозвалась Тося. - "Вроде"! - передразнил ее Чуркин. - А ну, звони! Тося огляделась вокруг: - А где у вас звонок? - Ты что, ослепла? - Чуркин сердито кивнул в сторону буфера, подвешенного к углу навеса. - Вот работничка бог послал! Тося злопамятно посмотрела на Чуркина и неуверенно тюкнула топором по буферу. Наклонив ухо, прислушалась к тонкому певучему звуку и осталась довольна. Она стукнула во второй раз, покрепче, и, войдя во вкус, принялась охаживать безотказную железяку, не жалея казенного обуха. Тягучий призывный звон поплыл над делянкой. Приплясывая на месте от избытка сил, Тося завопила на весь окрестный лес: - Обе-ед!.. Навались, рабочий класс!.. Кушать подано!.. - Голосистая! - подивился Чуркин и почесал в затылке. На делянке замолк шум работы. Проголодавшиеся лесорубы со всех сторон устремились к Тосиному навесу. В горделивой позе, уперши руки в бока, Тося стояла возле котла, по-матерински снисходительно смотрела на спешащих к ней лесорубов и чувствовала себя сейчас самым главным в лесу начальником. - Навались, у кого деньги завелись! - крикнула Тося и вооружилась самым большим черпаком, какой только нашелся на кухне. С дымящимися мисками в руках лесорубы отходили от котла, устраивались, кто где может. Они облепили короткий, грубо сколоченный стол, рассаживаясь на пеньках и поваленных деревьях. Как ни тесно было за столом, но Тося заметила, что лесорубы потеснились, освобождая местечко Илье. "Уважают!" - решила она. Илья порылся в миске с хлебом, выбрал, как это сделала бы и Тося на его месте, вкусную горбушку и впился в нее крепкими зубами. И как недавно на делянке, когда Тося поила Илью и ей ни с того ни с сего передалась его жажда, - так и теперь она почувствовала вдруг во рту кисловатый вкус хорошо выпеченного ржаного хлеба, будто сама только что откусила от заманчивой Илюхиной горбушки изрядный кусмень. "Чего это я? Прямо гипноз какой-то..."-обеску-раженно подумала Тося и поспешно отвернулась от Ильи. Ухаживая за Катей, Сашка придвинул к ней туесок с солью. Но благодарности он не дождался. - У меня у самой руки есть! - обиделась Катя. Орудуя великаньим черпаком, Тося все поглядывала украдкой на обедающих. Вот и последняя обрубщица сучьев отошла от котла, а Тося все еще не знала, угодила она привередливым лесорубам или нет. Она встретилась глазами с Сашкой и дружески кивнула незадачливому Катиному ухажеру, выпытывая: как ему показался обед? Но Сашка не понял ее, осмотрелся по сторонам и передвинул миску с хлебом на середину стола. Тося досадливо мотнула головой. - Что я, больше других хлеба ем? - возмутилась Катя и оттолкнула миску от себя. Сашка смущенно крякнул. - Ксан Ксаныч, как там на квартирном фронте? - спросил он минуту спустя и украдкой покосился на неприступную Катю, проверяя: поняла ли она, что неспроста он интересуется жилищными делами такого почти семейного человека, как Ксан Ксаныч. - Обещали нам с Надюшей в четырехквартирном доме, а его и не строят. Всех плотников на лесоповал двинули, - сразу же отозвался Ксан Ксаныч с той охотой, с какой больные говорят о своих застарелых болезнях. - С нашим начальством и не поженишься! А годы у меня, ребятки, не маленькие... - Да уж, Ксан Ксаныч, годы у тебя того... - деланно посочувствовал нагловатый парень в неожиданной для северных лесов шапке-кубанке, втискиваясь между Ильей и Сашкой. Это Филя, первый зубоскал и скандалист в поселке. - Вот то-то и оно... - согласился Ксан Ксаныч, не. почуяв насмешки в словах Фили. Тося потеряла всякое терпенье и окликнула Катю: - Ну, как там? - Горячо, Тось, не бойся! - порадовала подругу Катя и стала дуть на ложку. Тося головой боднула воздух и подивилась, до чего же бестолковые эти лесорубы. "Ну погодите, ироды, я вам завтра наготовлю!" - рассердилась Тося, жалея уже, что так старалась сегодня. Илья перехватил ее поскучневший взгляд. Он вдруг догадался, чего сейчас ждет от них эта забавная девчушка-повариха, которой, кажется, очень хочется, чтобы все принимали ее за взрослую. Сам не зная, зачем он это делает, Илья поднялся из-за стола и подошел к Тосе. - Веселые у тебя щи! - похвалил он. - Веселые? - удивилась Тося. - Веселые! - подтвердил Илья и с чувством затряс Тосину руку. - От бригады и... от меня лично! И все лесорубы, будто Илья развязал им языки, наперебой принялись хвалить Тосю и ее вкуснейшие щи. - А научные работники твои не дураки были! - крикнула Катя и показала Тосе оттопыренный большой палец. Сашка зачерпнул соли из туеска, посолил Катин палец, возвещая, что Тосины щи - "на большой с присыпкой". И то ли вкусные Тосины щи были тому виной, или здесь таилось что-то другое, но на этот раз Катя сменила гнев на милость и посмотрела на Сашку гораздо ласковей, чем девушки смотрят на парней, которых приписывает им чужая молва. И даже хмурый мастер Чуркин, отведав знаменитых Тосиных щей, проговорил подобревшим голосом: - Наваристые... Ишь ты, из молодых, да ранняя! - И почесал в затылке, дивясь, как это Тосина худоба не мешает ей быть толковой поварихой. - А я сразу догадался, что она хорошо стряпает, - похвастался Ксан Ксаныч. - По глазам видно! И Вера, пришедшая с верхнего склада, порадовалась неожиданному Тосиному успеху: - Вот чертенок! А я, признаться, боялась за нее... Смущенная всеобщими похвалами, Тося притворно насупилась, но тут же не выдержала и заулыбалась. - Я что? Я ничего... Вот если бы лаврового листа побольше! Один лишь Филя неподкупно проворчал: - И чего раскудахтались? Щи как щи. Бывают и хуже, конечно, но... редко! Все так рьяно зашикали на Филю, что Тося не успела даже обидеться. А Илья посоветовал дружку... - Проснись! - и нахлобучил ему на глаза кубанку. Тося с немой благодарностью глянула на Илью и неожиданно для себя решила: он же не виноват, что таким красивым народился. Что же ему теперь - нарочно оспой заболеть или уши себе отчекрыжить?.. Хорош он будет без ушей! Она усмехнулась, представив на миг Илью безухим, покрутила черпаком в котле и, стараясь унять горделивую свою радость, деловито объявила; - Добавки кому? Навались! ПЕРЕД НАЧАЛОМ -ТАНЦЫ В просторном неуютном клубе лесопункта гремела радиола. Посреди зала кружилось в танце с десяток пар. На ногах танцующих мелькали ботинки, сапоги, туфли на высоких каблуках, запоздалые босоножки и преждевременные валенки. Озабоченный комендант с молотком в руке и портретом под мышкой пробирался между танцующими. Он охранял портрет от толчков с таким бережным старанием, словно нес полотно знаменитого художника. В углу зала на сдвинутых скамьях навалом лежали плащи, пальто, ватники. По стародавнему поселковому обычаю, нетанцующие девчата выстроились у одной стены, а ребята - у противоположной. Шумная ватага сгрудилась вокруг подвыпившего Фили. Парни дружно дымили папиросами, не обращая внимания на застенчивые запретительные таблички, и от нечего делать громко обсуждали достоинства танцующих девчат. Любители "козла" отчаянно стучали костяшками домино, будто собирались проломить крышку стола. Перекликаясь с их стуком, поминутно хлопала наружная дверь. Все новые и новые лесорубы поодиночке и парами входили в зал. У двери пары расставались: девчата сворачивали к женской стенке, а парни - к мужской. Вот в зал вошла Катя под руку с неуклюжим Сашкой, а вслед за ними прошмыгнула Тося. Сашка с заметным сожаленьем выпустил Катину руку и, подчиняясь обычаю, шагнул к парням, а Катя - к девчатам. Мешая входящим лесорубам, Тося растерянно замерла у порога, не зная, куда ей податься. И тут как раз замолкла радиола. Танцующие отхлынули от середины зала, одна лишь Тося осталась стоять на виду у всех, с боязливым любопытством озираясь вокруг. - Эй, новенькая, шагай сюда! - крикнул Филя. Тося подалась было к нему, но увидела смеющиеся рожи ребят из Филиной ватаги, испуганно отпрянула и побежала к женской стенке. Ватага заулюлюкала ей вслед. - Зря вы... - пристыдил парней Сашка. Он терпеть не мог, когда сильные обижали слабых, а тем более измывались над такими вот беззащитными девчонками, как Тося-повариха. Когда Сашке доводилось читать в газете, что бригадмильцы, а то и просто правильные ребята приструнили где-то распоясавшихся хулиганов, он всегда приветствовал такие добрые дела и радовался, что порок наказан, а справедливость восторжествовала. Сам Сашка никогда ничего постыдного не делал, а всякое хулиганство прямо-таки ненавидел. Если б его воля, он собрал бы хулиганье со всей страны, погрузил бы на какой-нибудь старый, отслуживший свое корабль, вывел бы его в океан и утопил всю эту человеческую шваль в самой глубокой ямине. Вот какой непримиримый человек был Сашка! Но при всем том, у себя в поселке Сашка как-то не замечал, что Филя со своими дружками сплошь и рядом творит точно такие же дела, против которых воюют бригадмильцы из газеты. И не надо думать, что Сашка боялся Фили. Никого в поселке он не боялся, и, если б дело дошло до драки, Сашка один раскидал бы добрую половину Филиной ватаги. Просто он никак почему-то не мог догадаться, что Филя со своими дружками хулиганит. Сашка не хитрил сам с собой, ища спокойной жизни, а в самом деле не догадывался. И вроде неглупый был парень, а вот поди ж ты... В газете сразу было видно: такой-то - хулиган, пакостник, бить его надо в морду или сажать за решетку. А Филиных дружков равнять с таким отпетым хулиганьем было никак нельзя. Те, чужие, газетные хулиганы были только хулиганы, и все. А многих ребят из Филиной ватаги Сашка знал с детства: они работали вместе с ним в лесу, и неплохо работали, - "вкалывают будь здоров", как любил говорить Сашка. Все их пакости Сашка, конечно же, не одобрял, но приструнить своих приятелей детства и товарищей по работе у него как-то рука не поднималась. Он все надеялся, что они одумаются, но время шло, а Филина ватага что-то не очень спешила одумываться. В общем, Сашка был убежден, что тем стойким парням из газеты, которые мужественно хватали своих хулиганов за шиворот, было гораздо легче, чем ему. Им все было ясно и сразу было видно, где черное, а где белое. А в родном Сашкином поселке все как-то смешалось и перепуталось. Тот же Филя, только что зря обидевший забавную девчушку Тосю, до этого целый день, не жалея себя, вкалывал вместе с Сашкой на делянке; он дал Сашке закурить, когда у того кончились папиросы, а завтра они сядут за одну парту в вечерней школе... Комендант с портретом под мышкой подошел к Тосе. Выбирая место для портрета, он бесцеремонно передвинул Тосю сначала в одну сторону, потом в другую и стал заколачивать в стену большущий гвоздь. Комендант повесил портрет, отступил на шаг, любуясь делом своих рук, и, просвещая Тосю, важно сказал: - Передовик! Тося почтительными глазами глянула на портрет, на котором был изображен парень в пыжиковой шапке, с бензомоторной пилой в руках. Он показался вдруг Тосе знакомым, хотя она могла бы поклясться, что никогда в жизни не видела этого носа-сливы. Всю силу своего таланта местный художник вложил в то, чтобы поточней выписать бензопилу. Шапка тоже удалась ему, а вот лицо парня вышло неживое и постное. С бензопилой в руках и благочестивым лицом праведника лесоруб смахивал на новейшего лесозаготовительного святого механизированной формации. Стайка любопытных девчат подбежала к портрету: - Ой, кто это? - Да вроде Илюха... - Не похож! - А ты на шапку глянь. - Шапка его... Тося попристальней вгляделась в портрет и узнала вальщика леса Илью Ковригина. Не дай бог, если такой вот художник-мазила вздумает и ее нарисовать. Вот чело получится! Большая рыхлая девица с крупными серьгами, добровольно обслуживающая радиолу, поставила новую пластинку. Сашка пригласил танцевать Катю. Тося надеялась, что и ее тоже кто-нибудь пригласит, но всех девчат вокруг давно уже расхватали, а она все еще стояла под портретом, словно приставлена была караулить его. От нечего делать Тося стала следить за танцующими. Скоро она заметила, что лесорубы не очень-то церемонятся с девчатами: танцевали они с таким снисходительным видом, будто делали невесть какое одолжение. Попадались среди них и такие кавалеры, что не вынимали папирос изо рта, а самые отпетые даже бросали девчат в разгар танца. "Что делают, ироды!" - ужаснулась Тося. Ее удивило, что местные девчата не протестуют и, по всему видать, давно уже свыклись с таким обращением. "Вот телушки!" - негодовала Тося. Ей вдруг захотелось, чтобы какой-нибудь лоботряс с папиросой пригласил ее, а потом бросил бы посреди танца. Она бы ему показа, как вести себя с девушкой! Но танец сменялся танцем, а Тосю никто не приглашал, и ей так и не удалось поучить лесорубов уму-разуму. Все нетанцующие девчата сбились вокруг радиолы а Тося одна-одинешенька стояла под портретом Ильи. Пела-заливалась радиола, насмехаясь над Тосей: На скамейке, где сидишь ты, Нет свободных мест... Танцевать хотелось так, что у Тоси даже похолодели кончики пальцев. "Хоть какой-нибудь завалященький пригласил бы!" - молила Тося, перезабыв все свои мстительно-воспитательные планы. Но молодые лесорубы стойко подпирали плечами стены и совсем не замечали Тосю, будто ее и в зале не было. Катя проплыла мимо в танце с Сашкой и улыбнулась ободряюще Тосе. Хорошо ей было улыбаться, на ее месте Тося и не так бы еще заулыбалась! А может, и зря позавидовала Тося своей подруге. Неуклюжий Сашка танцевал плохо и поминутно наступал Кате на ноги. - Ох и пентюх ты! - упрекнула его Катя, морщась от боли. - Под гармошку у меня получается, -защищался Сашка. - А радиола эта шепелявит, ничего не разберешь... Только ради тебя и танцую! - Потому и терплю, - призналась Катя. Сашка счастливо заулыбался и большущим сапожищем припечатал Катину туфлю. - Может, передохнем?-покаянно предложил он. - Танцуй, чего уж там! - сквозь слезы сказала Катя. К Тосе подошла Вера. Ее тоже никто не приглашал танцевать, но у Веры был такой вид, будто она этого даже и не замечает. Тося пристально посмотрела на нее, но так и не поняла, на самом деле старшей подруге не хочется танцевать или она только притворяется. Кто их, тридцатилетних заочниц, разберет... - Ну, как тебе наш клуб? - спросила Вера. - Клуб ничего себе, - честно признала Тося, окидывая взглядом просторный зал. - А вот культурной работенки у вас кот наплакал! Вера кивнула головой, соглашаясь с Тосей, и тут же, не сходя с места, разъяснила ей все по-научному: - Такое несоответствие часто бывает. Надстройка всегда отстает от материальной базы... Ведь так?, Тося сразу заскучала. Ей почудилось, что высокообразованная Вера как-то нескладно распорядилась своей наукой и вроде бы даже оправдывает ею все поселковые безобразия. Но спорить с ученой подругой Тося не отважилась и сказала уклончиво: - Мы этого в вечерней школе еще не проходили... Раскатисто хлопнула наружная дверь, и в зал вошел Илья. В живом Илье не было ничего иконописного, только по шапке и можно было признать в нем парня, увековеченного на портрете. Попыхивая папиросой, Илья прошествовал через весь зал, на ходу пожимая руки, танцующим парням и небрежно кивая девчатам. Он остановился в трех шагах от Тоси. При мысли, что ее сейчас наконец-то пригласят танцевать, у Тоси перехватило дыхание, и она, потеряв всякий стыд, чуть было не шагнула первая навстречу Илье. - А это что за птица? - спросил Илья, скользнув глазами по своему портрету. Нетанцующие девчата сбежались со всего зала, подобострастно захихикали: - Себя не узнал! Илья придвинулся к портрету и искренне удивился: - Да разве это я? - А шапка? - Шапка моя...- признался он и покрутил головой.- Искусство! Не отрывая глаз от портрета, Илья с ленивой уверенностью первого в поселке парня протянул руку в сторону девчат. Рука его повисла в воздухе между Тосей и девицей с серьгами. Тося невольно подалась вперед. Она тут же сама ужаснулась тому, что натворила, но было уже поздно. Слепая рука Ильи нашла ее и увлекла в танце. Чтобы не опозориться перед знатным лесорубом, Тося старательно семенила ногами, а лицо у нее стало таким напряженным, будто она решала трудную алгебраическую задачу с буквенными коэффициентами. И только Тося приноровилась к широкому свободному шагу Ильи, как радиола замолкла. - Не везет тебе, Дуся! - посочувствовал Илья. Тося растерялась, не зная, обижаться ей или можно стерпеть такое. - Меня Тосей зовут... - тихо сказала она. - Это все равно! -уверил Илья и отошел к парням. Тося немножко надеялась, что и на следующий танец Илья пригласит ее, но он куда-то запропал, а потом вынырнул из толпы уже вместе с Анфисой. Они промчались в танце мимо Тоси, обдав ее теплым ветром, - высокие, красивые, под стать друг другу. Рядом с ними Тося самой себе показалась вдруг невзрачным заморышем. Даже не верилось, что минуту назад Илья танцевал с ней. И чего она, такая замухрышка, ерепенится? Только чужие портреты ей и сторожить! Красотой обделили -так хотя бы росту набавили, все, глядишь, на человека была бы похожа, - так нет, и тут Тосе не повезло. Видно, в первый год ее жизни мать недодала ей каких-то витаминов, решила Тося, припомнив брошюру, которую читала она у доцента с аспиранткой, чтобы подковаться теоретически и по-научному воспитывать их девочку. Оно и понятно: война тогда кругом бушевала, не до витаминов тут было... Мальчишки-безбилетники под руководством коменданта устанавливали скамейки перед экраном. Хоть бы поскорей начинали картину крутить, и чего расплясались! - Станцуем?- вкрадчиво спросил чей-то голос над ухом Тоси. Она живо обернулась и увидела перед собой Филю, одергивающего пиджак. Что ж, на безрыбье и рак - рыба... Тося придвинулась к Филе, доверчиво положила руку ему на плечо - и тут же отпрянула, брезгливо скривив лицо. - Чего ты? - не понял Филя. - Постыдился бы приглашать: водкой от тебя несет. -ж Да не водка это! - оправдался Филя. - Самогон... - Какая разница? - удивилась Тося. - Ну, разница-то есть! - просвещая Тосю, снисходительно сказал Филя и пообещал: - Слышь, я отворачиваться буду... - Тут уж как ни отворачивайся! - Да что ты корчишь из себя! Получка у нас была, опять же премия... Я всего вот столько и хватанул. Филя чуток расклеил пальцы, показывая придирчивой Тосе, как мало он выпил. - Иди-иди, не буду я с тобой танцевать. - Пожалеешь, девушка... - ласковым голосом сказал Филя, грозно посмотрел на Тосю, и двинулся к своей ватаге. - А ты отчаянная! - удивилась девица с серьгами. - Видать, не учили еще тебя. Тося презрительно махнула рукой: - Все вы тут какие-то чокнутые! В перерыве между танцами она видела, как Филя подошел к Илье, шепнул ему что-то на ухо и повел головой в ее сторону. Илья усмехнулся и с любопытством глянул на Тосю. И хотя до них было шагов двадцать, Тосе показалось, что смеялся Илья не над ней, а над Филей. Катя пришла проводить свою неудачливую подругу. У нее был такой откровенно счастливый вид, что Тосе даже как-то неловко стало, будто Катя начала вдруг раздеваться на людях. Судя по всему, Сашка не только наступал ей на ноги, но и успел шепнуть какое-то заветное словцо. Дальновидная Тося тут же дала себе клятву: какое бы счастье в грядущие дни ни свалилось ей на голову, у нее никогда не будет такого вот глупого, обидного для подруг, нестерпимо счастливого вида. - Ты что ж не танцуешь? - спросила Катя. - Пол у вас... сучковатый, - нашла Тося причину. - А я что-то не заметила... Хочешь, Сашка с тобой потанцует? Вот-вот, Тосе только и осталось разбивать чужие пары! И до чего же любят удачливые девчата выручать своих несчастных подруг! Прямо медом их не корми, а дай сотворить без спросу доброе дело! И Тося не удержалась, чтобы не преподнести Кате пилюлю: - Спасибочко, а только ноги мне еще пригодятся. Не всем же быть инвалидами, хватит и тебя одной! - Как знаешь... - обиделась Катя за своего косолапого Сашку и отошла прихрамывая. Одну полечку Тося все-таки оттопала с девчонкой-школьницей из тех бойких девчонок, которые вечно крутятся возле взрослых и больше всего на свете любят смотреть запретные кинокартины. Девчонка и еще набивалась танцевать, но Тосе не понравилось, что та держится с ней, как с равной, и она ее прогнала. Тося стояла и скучала, дожидаясь начала сеанса. Мимо нее опять промчался в танце Илья - на этот раз уже не с Анфисой, а с другой девушкой, работающей калькулятором в поселковой столовой. "Когда много - значит, нет ни одной!.." - подумал вдруг в Тосе кто-то незнакомый ей, дремавший до поры до времени, а теперь вдруг проснувшийся. С непривычки к таким мыслям Тося сначала даже не поверила, что она сама, без чужой подсказки все это подумала, - прямо как мудрая заочница Вера! Но как следует порадоваться неожиданному своему таланту она не успела: мимо нее снова промчался Илья с хихикающей калькуляторшей. На миг Тося встретилась глазами с Ильей, и ей почудилось, что он, как в открытой книге, прочитал все ее тайные мысли - прочитал и понял: не от хорошей жизни занялась она не своим делом и ударилась вдруг в умственность. Кажется, Илья даже пожалел ее - маленькую, некрасивую, никому здесь не нужную. Только жалости его Тосе и не хватало! Она закусила губу и выбежала из клуба. На крыльце шла совсем другая жизнь: безбилетные мальчишки и девчонки уговаривали старичка контролера пустить их в клуб на свободные места. Парнишка лет четырнадцати курил в рукав, осторожно озираясь по сторонам. Тося сразу будто вывалилась из взрослой жизни, к которой начала было приобщаться, в недалекое, но уже позабытое ею детство. - Ага, вот ты где! - хищно сказал Филя, выходя из клуба вслед за ней. Тося шаром скатилась с крыльца и отодрала от земли примерзший горбыль. - Только подойди! - Кислицына, брось палку! - строго сказал Филя и шагнул с крыльца. - Милок, да разве так за девкой ухаживают? - прошамкал вдогонку ему контрольный старичок. Тося занесла горбыль над головой и пригрозила: - Ка-ак стукну! - Ты что, шуток не понимаешь? - удивился Филя, плюнул под ноги и вернулся в клуб. Волоча за собой горбыль-спаситель, Тося прогуливалась по ночному поселку. Первый морозец сковал землю, молоденький ломкий ледок со стеклянным хрустом трещал в лужицах под ногами. Циркульная пила на шпалорезке угомонилась на ночь, и в поселке было непривычно тихо. Лишь на нижнем складе глухо рокотали скатываемые с платформ бревна. Тося взобралась на высокий дощатый тротуар. Настил не хлюпал больше под ногами, как в недавнюю слякоть, а сухо гремел под Тосиными каблуками. Вот бы где танцевать! В небе один-одинешенек гулял молодой тонкий месяц. Тосе вроде даже легче на душе стало, когда увидела, что не одна она коротает в мире свое одиночество. Месяц стоял боком к земле, чтобы трудней было попасть в него космической ракетой. Тосе вдруг сильно захотелось, чтобы именно сейчас, сию вот минуту, когда она смотрит на месяц, в него ударила бы ракета и высекла искру и чтоб на всем белом свете это видела одна лишь она. Ну... пусть еще ученые, которые дежурят у своих зорких труб и получают за это ордена и высокую зарплату. Против ученых Тося ничего не имела. Она стояла целую минуту, задрав голову к небу и надеясь, что заказанное ею чудо сбудется. Может быть, Тося и дождалась бы своей ракеты, но тут в клубе погас свет. - Начинают! Начинают!- загалдели безбилетники на крыльце. Тося отшвырнула горбыль и припустила к клубу. ЖИЛИ-БЫЛИ... За окнами общежития завывал студеный ветер, и время от времени с нижнего склада доносились приглушенные стенами гудки паровозика, лязг буферов и дробный стук сгружаемых бревен. Вера оторвалась от книги и оглядела комнату. Все девчата были в сборе, одна лишь Тося куда-то запропастилась. Надя жарила картошку для Ксан Ксаныча. Анфиса причесывалась перед зеркалом, собираясь на ночное дежурство. Принаряженная Катя, готовясь к решительному свиданию с Сашкой, смотрелась в зеркало из-за плеча Анфисы и, послюнив палец, расправляла белесые брови. Со дня Тосиного приезда прошло уже две недели. Вера и не заметила, как привязалась к непоседливой, взбалмошной девчонке и стала близко к сердцу принимать все ее радости и беды. Любимые Тосины киноактрисы, прикатившие в поселок в бауле, успели уже перекочевать на стенку. Вперемежку с ними висели пестрые картинки, которые Тося выдирала из иллюстрированных журналов. Даже и тут она была верна поварской своей профессии и всем самым красивым пейзажам предпочитала вкусные натюрморты. Любила Тося краски ярчайшие. Стена над ее койкой стала самым экзотическим уголком во всей комнате. У Веры при одном лишь взгляде на пеструю Тосину экзотику сразу же зарябило в глазах... Дверь со стуком распахнулась, и в комнату ступила радостная Тося с великим множеством разнокалиберных кульков и пакетов в руках. Не оборачиваясь, она закрыла дверь ногой - с ловкостью инвалида, давно уже привыкшего обходиться без помощи рук, и высыпала покупки на стол. - Налетай! Тося разворошила кульки, отыскала любимые свои конфеты. С раскрытым кульком обошла девчат. - Красные берите, вкуснее! Себе Тося взяла желтую, чтобы подругам досталось побольше красных. И Анфису-злюку не миновала Тося, высыпала на тумбочку перед зеркалом горсть конфет. Анфиса удивленно покосилась на Тосю и машинально сунула конфету в рот. - Весь аванс угробила? - полюбопытствовала Вера, на правах старшей подруги осуждая юное Тосино расточительство. Тося беспечно махнула рукой: - А чего там! Я так считаю: деньги для того и зарабатывают, чтобы тратить. Ведь правда, мама-Вера? - Открыла Америку! - фыркнула Анфиса. Тося обернулась было к ней, чтобы дать отпор, но тут в поле ее зрения попала прихорашивающаяся Катя, и мысли Тоси сразу же настроились на другой лад. - Это платье тебе не к лицу!-решительно объявила она. - Надень лучше Верину блузку и Анфискину черную юбку. - Недолго думая, Тося вытащила из шкафа чужие одежины и примерила издали к Кате. - Девчонки, правда, лучше? Анфиса пожала плечами. Надя на миг оторвалась от плиты, безучастно посмотрела на Катю и снова занялась своей картошкой. А Вера даже головы не повернула. - Единоличники вы несчастные! - пристыдила Тося девчат. - Подруга на первое свидание идет, а вам хоть бы хны! - Одни женихи у вас на уме, - отозвалась уязвленная Вера. - Занялись бы чем посерьезней. - Эх, мама-Вера! Как тридцать стукнет, обещаю только про международное положение думать. С утра до вечера, без перерыва на обед!.. - Тося кинула юбку с блузкой Кате. - Переодевайся! Катя многозначительно повела глазами в сторону Анфисы. . - Мам-Вера, Анфиска, можно? - запоздало спросила Тося. Вера разрешающе кивнула головой, а Анфиса снова неопределенно пожала плечами, удивляясь детдомовской Тосиной бесцеремонности. Катя поспешно стала переодеваться, боясь, что Анфиса передумает и отнимет у нее лучшую свою юбку. - Глянет Сашка - и наповал!-убежденно говорила Тося, тормоша Катю и изо всех сил стараясь сделать подругу покрасивей. Болтая ногой в тонком чулке, Анфиса сидела на койке и насмешливо-снисходительно следила за Катей и без толку суетящейся возле нее Тосей: так ветераны смотрят на сборы новобранца. И Надя у плиты украдкой поглядывала на Катю. В коротких Надиных взглядах было жадное любопытство человека, обделенного в жизни многими радостями, выпавшими на долю ее более счастливых подруг, в том числе и этой вот молодой трепетной радостью первого свидания, какой полна была сейчас Катя. - Он как тебе сказал? Приходи, мол, буду ждать! - выпытывала у Кати малолетка Тося, которой еще никто в жизни не назначал свидания. - Да что-то вроде этого... - неуверенно ответила Катя, смущенная всеобщим вниманьем. - Счастливая ты, Катька! - позавидовала Тося.- Слушай, возьми мою брошку. - Да ее под пальто и не видно будет. - Все равно возьми. Пусть хоть брошка моя на свидании побывает! Тося живо нырнула под койку, достала из баула крупную брошку - единственное свое украшение- и нацепила ее на грудь смирно стоящей Кате. Тосина бескорыстная забота о подруге неожиданно заразила и Анфису, она тоже внесла свою посильную лепту в Катины сборы. - Целоваться без спросу полезет - ты вот так руку держи, - посоветовала опытная Анфиса и выставила руку локтем вперед. Тося запоминающе повторила полезный Анфисин жест на всякий случай - может, когда и пригодится. - А совсем обнаглеет - бей прямо по мордасам, это их успокаивает! - Критически осмотрев Катю, Анфиса решила: -Да куда тебе!.. Ты хоть не бросайся ему сразу на шею, поманежь хорошенько, крепче привяжешь. -А зачем Кате притворяться, раз она и сама Сашку любит? - удивилась Тося. - Лю-убит? - насмешливо переспросила Анфиса рассматривая флакон с одеколоном на свет. -Никакой любви нету. - Нету любви? - опешила Тося. - А куда ж она подевалась? - А ее никогда и не было! -сказала Анфиса, наслаждаясь Тосиным изумлением. - Врут люди, сочинили себе сказочку, чтоб веселей жить было... Поверь мне всем мужикам лишь одно нужно! Тося растерянно огляделась вокруг, ища подмоги. - И... Пушкин, по-твоему, врет?.. "Я вас любил, лю бовь еще, быть может..." - "Быть может"! - передразнила Анфиса. - Хватит тебе девчонку пугать, - остановила ее Вера. - Не слушай ты ее, Тось. - У меня своя голова на плечах есть, - обиделась вдруг Тося и пристально посмотрела на Анфису. - Жалко мне тебя, Анфиска, если ты всерьез так думаешь... - Она придвинулась к Кате и тихонько, как говорят о тайном и стыдном, спросила: - Ты и на Камчатку с ним пойдешь, если позовет? За две недели Тося узнала уже все местные обычаи. У Камчатки были свои неписаные, но всем в поселке известные законы. Для девушки пойти с парнем на Камчатку- значило на весь поселок объявить о своей любви, все равно что обручиться. Вместо старомодных "жених и невеста" здесь говорили: "Они на Камчатке сидят". Почти все молодые с