Виктор Слипенчук. Заметки с затонувшей Атлантиды --------------------------------------------------------------- й Copyright Виктор Трифонович Слипенчук WWW: http://www.slipenchuk.ru/ Date: 01 июня 2005 --------------------------------------------------------------- Взбунтовавшееся Слово и тридцать восемь попугаев "Не могу молчать", - так граф Лев Николаевич Толстой назвал свое публицистическое выступление в пользу отмены смертной казни в России. Выступление было записано на фонограф (один из первых приборов для механической записи звука и его воспроизведения), и теперь трудно сказать, кому надо быть обязанным (физикам или лирикам), что ознакомился с выступлением великого писателя еще в школе. Помнится, меня заинтересовало -- граф. (Нем. Graf ) в раннее средневековье в Западной Европе - должностное лицо, представлявшее власть короля в графстве. У нас в России со времен Петра 1 и до 1917г. - наследственное дворянское достоинство, оно выше баронского и ниже княжеского. Чтобы получше уяснить субординацию, представил, что за царя-императора у нас - генсек КПСС, за князей -- члены политбюро. Кандидаты в члены политбюро, пожалуй, были графами. А члены ЦК КПСС -- баронами. Представив Льва Николаевича Толстого в чине кандидата в члены политбюро, я был безгранично восхищен не только смелостью его выступления, но и его беззаветной преданностью интересам русского народа. Причем не только перед лицом высших чиновников, которых он называл "правительственные люди", но и царя. Мое восхищение было безграничным потому, что даже юношеский опыт убеждал - подобную смелость и беззаветность никто из советских номенклатурных "дворян-разночинцев" себе не позволял, хотя именно они называли себя с трибун слугами народа и, по логике вещей, только для того и находились у власти, чтобы служить его интересам. В общем, субординация высших чиновников царской власти, опирающейся на дворянство, и чиновников советской, опирающейся на диктатуру пролетариата, была приведена, согласно моему представлению, так сказать, в равное соотношение. Единственное, что трудно представлялось в лице номенклатурных бонз, так это наследственное дворянское достоинство, о котором Владимир Иванович Даль говорил -- местами и доныне владетельское, но у нас только почетное. Впрочем, в обществе, где могла править страной любая кухарка, огорчаться на этот счет, тем более юноше в моем возрасте, не приходилось. Не задумывался. Зато теперь, с опозданием, приходится. Да-да, с опозданием, ведь ни о каком опережении, ни о каких-либо упреждающих действиях власти, после череды террористических актов в столице и после расстрела детей в Беслане, не может быть и речи. Наша власть - вся, в лице Президента, министров-силовиков, премьера, генерального прокурора, Верхней палаты и Думы, и прочая, прочая оказались не готовыми к вызовам времени. Конечно, мы вправе выражать свое недовольство властью, как исполнительной, так и законодательной. Именно она ответственна за все происходящее в стране. Горечь утрат и ненависть к террористам как бы подталкивают нас винить во всем ее. Но будем помнить, что наша власть не свалилась с неба -- мы голосовали за нее. Отсюда и сентенция, подобная постулату, -- всякий народ достоин своих правителей. То есть мы тоже ответственны за происходящее. Не юридически (уверен, что прямые виновники трагедии в Беслане и в других городах, в конце концов, будут найдены и наказаны), а нравственно. И здесь эту нашу ответственность, как ответственность гражданского общества, имеет смысл рассмотреть поближе. Все мы родом из затонувшей Атлантиды, из СССР. Не буду перечислять республики, не в перечислении дело, скажу лишь, что все мы были единым народом, прежде всего советскими гражданами (атлантами), а потом уже россиянами, прибалтами и лицами кавказской национальности. Да-да, мы были великой страной с открытой для всех братских республик цивилизацией, в которой даже большинство анекдотов Союзного значения были великими, во всяком случае, не содержащими зла. Например, о приехавшем в Ташкент цыганском ансамбле, встречая который, администратор обращался к худруку: товарищ цыган, товарищ цыган! А в ответ услышал раздраженное: послушайте, я же не называю вас - товарищ узбек! Да-да, это было время, когда слово "товарищ" являлось не только главным в обращении к человеку любой нации и народности, но и служило своего рода цементом дружеских отношений. Товарищ татарин и товарищ русский вполне могли пойти в гости к товарищу латышу, а потом все вместе к товарищу еврею и так далее. "Товарищ" было первичным, а "национальность" вторична, а потому в отношениях простых людей зачастую даже не замечалась. Сравните, сколько смешанных браков было в СССР и ныне. А все потому, что великая Атлантида имела четкую программу по национальному вопросу, которая никаким образом не противоречила главному принципу развитого социализма: воспитанию советского, то есть нового человека, твердо шагающего в светлое будущее -- коммунизм. Оглядываясь назад, невольно приходишь к выводу, что перед нами именно тот случай, когда наличие ошибочной программы менее губительно для общества, чем полнейшее ее отсутствие. - У нас бесплатная медицина, бесплатное образование! У нас нет безработных! Эти хвалебные слова в пользу развитого социализма не раз приходилось слышать из уст партийных, комсомольских и профсоюзных деятелей. Иногда они вызывали раздражение, но чаще пропускались мимо ушей, как набившие оскомину, так сказать, отскакивали от нас, как горох от стенки. Теперь, когда бесплатной медицины и образования практически не осталось, и появились безработные, низведенные до бомжей, пришло прозрение: сколь много не твердили нам о праве на труд, о бесплатном образовании и медицине, об этом должно было твердить и больше -- эти социальные завоевания стоят того. Другое дело - качество жизни в нравственном и материальном отношениях. Оно заставляло желать лучшего. К сожалению, качество предопределялось идеологией. Сортировка идей и людей осуществлялась по принципу: наш -- не наш. А методы сортировки?! Однако вернемся к началу статьи. Граф -- наследственное дворянское достоинство, у нас почетное, замечает Владимир Иванович Даль. И опять я был смущен. Если бы автор толкового словаря употребил вместо слова "достоинство" титул , пожалуй, я бы удовлетворился ответом. Но достоинство (в дни моей юности) так часто употреблялось в сочетании со словом советский или новый человек , что я счел его слишком современным для фигурирования в областническом и устаревшем словаре В.И.Даля. Как бы там ни было, но в СЭС (1990) разъяснение слову достоинство отсутствует, такого слова как бы нет в русском языке. То есть в народном обиходе оно есть, но всем, кто обращается к словарю за разъяснением, его нет. И тут не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы видеть, что к словарю обращается в основном учащаяся молодежь. Отсюда и последствия для СССР -- ускользнувшее будущее. Ведь не случайно же было сказано: "В начале было Слово...". Кажется, в средней школе прочел статью о величии русского языка, о том, что им надо гордиться и беречь его от сорных слов, от загрязнения. В качестве примера для подражания автор приводил издание словаря английских слов, который уже к тому времени насчитывал свыше четырехсот тысяч слов и служил предметом гордости едва ли не каждого англичанина. Удивительным было - гордиться языком?! "Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин". Это понятно, интерес ко всему, к чему бы ни прикоснулся предмет обожания. А гордиться языком - как-то не воспринималось. Между тем, язык любого народа - прежде всего его дух. Чем богаче язык - тем крепче дух. Кажется, в советское время Александр Трифонович Твардовский первым заметил, что действительность, не запечатленная в слове, исчезает из поля зрения человека, как будто ее никогда и не было. Конечно же, эта мысль имела место быть задолго до Твардовского. В Писании сказано: "Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей". (Бытие. 2,19) А в Евангелии от Иоанна апостол и вовсе свидетельствует: "И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благости и истины; и мы видели славу Его, славу единородного от Отца". Всякий человек, занимающийся языком профессионально, не раз сталкивался с его самостоятельной, независимой от кого бы то ни было, или чего бы то ни было, внутренней правдой. Правдой, имеющей свою логику. Да-да, логику, я не оговорился. Иногда Слово, проецируемое на общество, именно благодаря своей, скажем так, самостоятельности, вдруг вскрывает в нем, обществе, глубоко спрятанные конфликты, виновниками которых являемся мы сами потому, что породили их своим неосторожным Словом. Мы как бы сталкиваемся с нелицеприятной, зачастую парадоксальной, отдельно существующей от нас высшей логикой. И за примером тут дальше очерка и ходить-то не надо. В свое время мы все так часто повторяли слова Ленина, что руководить государством сможет любая кухарка, что, в конце концов, только на кухне и было нам дозволено говорить правду о советском режиме. А отсутствие слова достоинство в Советском энциклопедическом словаре?! Разве это не прямая констатация того, что на официальном уровне слово достоинство не имело спроса. Официальная власть не нуждалась в значении, заключенном в нем. А достойный человек, согласно словарю Владимира Ивановича Даля -- это человек уважаемый, ценимый, сообразный с требованиями правды, чести. Вот это последнее -- правды и чести для нас (гражданского общества) всегда должно быть первым. Но, увы!.. Не менее удивительную трансформацию и окраску получают слова, позаимствованные из чужого языка. И так уж случается, что те, кто пользуется ими, более всего ими же и характеризуются. Помнится, политические обозреватели привнесли в наш язык английское слово брифинг . В отличие от слова "достоинство" оно наличествует в СЭС. И разъясняется -- встреча официальных лиц с представителями средств массовой информации, на которой вкратце излагается позиция правительства по определенному вопросу... Не будем забывать, что, в те достопамятные времена, пресса была подневольной, то есть находилась в полнейшей зависимости от цензуры. О нынешней свободе слова нельзя было даже мечтать. (Разве что только на кухне .) Естественно, что передачи по телевидению и радио, в которых не было ничего, грубо говоря, кроме трепа, сразу же набили оскомину. В народе слово брифинг стали образовывать не от английского brief - краткий, а от русского брехня -- брехинг. А вспомните начало Горбачевской перестройки и самого Михаила Сергеевича с его знаменитым начать ? Слово как бы взбунтовалось, не подчинилось генеральному секретарю ЦК КПСС. И это в то время, когда благие намерения Михаила Сергеевича находили единодушную поддержку не только за рубежом, но и у нас в стране. Мы были согласны на все, а Слово не подчинилось. Слово остерегало нас простодушных - благими намерениями вымощена дорога в ад. А вспомните Ельцина во время Кизлярской трагедии, когда он объяснял нам, несмышленышам, как тридцать восемь снайперов буквально ведут на прицеле радуевских террористов. Борис Николаевич в мохнатой шапке даже маленько кивал головой и прищуривался, точно заправский снайпер. Однако неубедительно получалось, смехотворно. Приходил на память мультик про мартышку, слоненка и удава, которого измерили, и который по метражу составил ровно тридцать восемь попугаев. И как-то сразу загодя представилось, что и на этот раз все провалится и террористы, пролив безвинную кровь наших сограждан, вновь уйдут от ответа. И ушли, а мы остались со своим не солоно хлебавшим президентом и его тридцатью восьмью попугаями. Совковость и гарканье на чистейшем русском языке Разумеется, не хочется бередить прошлое, тем более, что и в настоящем житье-бытье не легче. Но для того, чтобы ответить: кто такие мы, и есть ли мы - гражданское общество? приходится оглядываться назад: на Горбачева, на Ельцина, а куда денешься - знаковые фигуры нашей постсоветской демократии. Оба весьма лихо начинали, под восторженные вопли и аплодисменты уличных площадей и огромных залов (наконец-то, кухни были покинуты), а закончили, увы, не досидев даже своих законных президентских сроков. Причем уже не под восторженные аплодисменты и вопли, а под гневное улюлюканье тех же площадей и улиц. Да ведь и было за что гневаться. Один "сфоросил" "гэкачепистский" путч и "профоросил" СССР. Другой в Беловежской пуще срубил под корень советский народ (быдло), чтобы положить в домовину, и едва вместе с ним (уподобившись и сам столь звучному званию) не похоронил Россию. Для большинства из нас всюду, где бы ни появлялся Ельцин, появлялась пословица: дома нет, а домовище будет. Но не погибла Россия. А на смену СССР пришло СНГ, Содружество независимых государств, с каждым годом все более и более осознающее свое судьбоносное значение. Сказать, что все это произошло благодаря первому президенту России Ельцину и последнему генсеку КПСС Горбачеву, нельзя. Скорее все произошло вопреки их масштабным деяниям. Первый и последний зачастую действовали наперекор друг другу так, что уж никак не скажешь о них -- альфа и омега. Зато, имея в виду Россию и Содружество независимых государств, невольно чувствуешь присутствие Спасителя, то есть Того, Кто определил сроки спасения и изъяснил: "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний". Но если в роковые минуты государств (СССР и Россия при всем при том абсолютно разные страны) что с одного, что с другого президентов было мало проку, поневоле задаешься вопросом -- как такое могло случиться? Мы восхищались ими. Мы надеялись на них. И вдруг оказалось, что в нашем спасении они не участвовали. Нас спас Господь, то есть мы сами себя спасли. (Не случайна же пословица: глас народа -- глас Божий.) Выходит, нас обманули? Выходит, нам другие президенты были нужны? А как же постулат -- всякий народ достоин своих правителей? Сейчас распространяется мнение, что у нас нет народа. Есть население, электорат, а народа, как исторической общности, нет. Разумеется, никто не бегает с подобными прокламациями. Тем легче и распространяется мнение, что слово, и понятие за ним стоящее, вытесняются словами, внутренняя форма которых весьма и весьма приблизительна. (Сравните народ и население .) Причем как раз теми, кто более всего, как мне кажется, должен был бы быть заинтересован в обратном, то есть чтобы народ (в понимании исторической общности) был. Происходит нечто подобное, что произошло со словом достоинство . (Впрочем, надеюсь, что совсем уж подобного не допустим.) Однако, если что-то происходит -- должна быть причина. В данном случае она все та же. Все мы родом из СССР, из затонувшей Атлантиды. И коммунисты, и единороссы, и либералы, и аграрники -- все . Как говорится, мы за демократию, но где взять демократов, если мы все из тоталитарного общества. Уж так устроена была наша цивилизация, что в ней в основе основ главенствовал закон - материя первична, а сознание, то есть Слово, вторично. Вторичность Слова и предопределила соответствующее общество, в котором обман, подтасовка, умолчание, как способ лжи, расцвели пышным цветом. В СССР ведущим народом был русский, так что именно ему больше всего и досталось этого пышного цвета. Ведь прежде всего русских делали советскими. Да так основательно, что если говорилось советский, то уже непременно подразумевалось русский. Бывало, где-нибудь в Алма-Ате или Баку вандалы осквернят могилы евреев, мировое сообщество тут же и обвинит русских -- смотрите, они антисемиты! К русскому народу власть имущие обращались только в годину испытаний, когда вставал вопрос им, власть имущим, самим быть, или не быть. А в повседневной жизни о русском народе, в лучшем случае, не вспоминали, а если вспоминали, то только для того, чтобы лишний раз унизить. Но ведь давно известно, что душу народа убивают не лишения и бедствия, а унижения. Отсюда и только отсюда берет свое начало наша совковость . Единственным и безусловным спасителем и защитником русского народа был великий и могучий, да-да, великий и могучий русский язык. Но и здесь до сих пор не все гладко. Будем откровенны, при всем официозе (русский язык -- язык общенационального общения) русские писатели были менее всего защищены от власти, чем их коллеги в союзных, да и автономных республиках. Перед ними не вставала дилемма кому служить: народу или власти? Они знали, что, поднимая самосознание своего народа, всегда будут по достоинству оценены. Откройте Советский энциклопедический словарь. Кайсын Шуваевич Кулиев -- балкарский советский поэт, народный поэт Каб.-Балк. АССР. Виктор Петрович Астафьев -- русский советский писатель. Все. То есть у писателей других национальностей была возможность еще при жизни уйти под защиту своих народов, у русских писателей такой возможности не было. Даже такой гигант, как русский советский поэт Сергей Есенин, о котором в СЭС сказано -- знаток народного языка и народной души, был беззащитен перед советской властью. Служить народу и служить власти это далеко-далеко не одно и то же. В первом случае ты должен быть готовым к гонениям (во всяком случае) на твое творчество. Во втором -- на добровольное служение власти, как это сделали глава футуризма Маринетти и Маяковский -- русский советский поэт. Прилагательное "советский" не имеет никакого отношения к какому бы то ни было языку. И все же оно не так безобидно, как кажется. Листая тот же словарь, прочтете: Сулейменов Олжас Омарович, казах, советский писатель (и далее), пишет на русском языке. Казах и пишет на русском?! Только не надо в удивлении вскидывать брови. Айтматов Чингиз, советский писатель тоже пишет на русском. Правда, он еще народный писатель Киргизской ССР. Гоголь Николай Васильевич, русский писатель, которому литературную известность принес сборник "Вечера на хуторе близ Диканьки". Живи он в наше время, словарь бы сообщил о нем - украинец. Тут, конечно, могут возразить: великоросс и малоросс -- братья славяне с очень похожими языками. Тогда, чтобы уже поставить все точки над i , остановимся на Джозефе Конраде (настоящее имя и фамилия Юзеф Теодор Конрад Коженевский), английский писатель. У меня есть его книга Гослитиздата 1936 года "Фрея семи островов" в переводе с английского. В начале двадцатого века в Америке его даже сравнивали с Львом Николаевичем Толстым. Но не это интересно. В возрасте, когда Владимир Маяковский писал -- иду красивый, двадцатидвухлетний, Конрад еще даже не приступал к изучению английского, а смотри ты, стал классиком английской литературы. По сути, стал англичанином, так что не будем вскидывать брови. Другое дело, разве можно представить себе, чтобы Конрад позволял себе в своих произведениях покрикивать на английский народ, народ, который является носителем языка его произведений. Нонсенс! Представить невозможно -- европейская культура. Зато у нас все возможно, именно о таких русских писал Достоевский в "Дневнике писателя", что это тип неумирающий; но все же они более боялись и скрывали чувства, а теперь нет-нет, и вдруг прорвется, на самую середину, такой господин, который считает себя совсем уже в новом праве. И что же надобно такому господину? -- спросим мы. Оказывается, встать посреди собрания и вдруг что-нибудь гаркнуть на чистейшем национальном наречии, - свистнуть кому-нибудь оплеуху, отмочить пакость девушке и вообще тут же среди залы нагадить: "Вот, дескать, вам за двухсотлетний европеизм, а мы вот они, все как были, никуда не исчезли!" Ну, вот гаркнул советский поэт на чистейшем русском -- русский народ, не люби Ермака! Да разве ж в Ермаке дело. Дело в народных песнях о нем. Это же целый пласт русской культуры, освоения Сибири, бытования, продвижение русского языка, в том числе и в Казахстан. Когда Гоголь писал "Тараса Бульбу", основным историческим источником для него были народные песни того времени. Впрочем, ни в ликбезе дело, а в степени унижения русского народа. Все можно, все сойдет с рук - оскорбить русских по-русски это, знаете-с, приятно-с. Вот куда зашло дело. Теперь уместен вопрос -- было ли гражданское общество в СССР при Горбачеве, а в России при Ельцине? И есть ли это гражданское общество сейчас, при Путине? Власть, народ и гражданское общество После всех этих унижений, которые здесь (из-за краткости очерка) и рассмотреть-то невозможно, хочется сказать: никакого гражданского общества не было и не могло быть. Но это на первый взгляд. На взгляд ученого, который любые события созерцает с высоты умственных стратосфер, или из-за Кремлевской стены. А если ты живешь среди народа, и в часы пик тебе мнут бока и отдавливают ноги, потому что задержалась очередная электричка. И ты сам в толпе, наезжая на кого-то, чувствуешь, что и ты весьма конкретная частичка населения, вполне определенно скажешь: народ и гражданское общество были, есть и будут всегда. В самом деле, если есть народ -- гражданское общество созидается легко и просто. А вот посредством гражданского общества созидать народ мне представляется делом весьма затруднительным. Впрочем, я не намерен слишком сильно различать то и другое, мне представляется более важным заметить, что наше общество особое. Да-да, особое, не в смысле избранности, а по форме становления и несения своих общественных функций. Иногда эти функции настолько необычны для любого из европейских народов, что уже хочется говорить о загадочной русской душе. Но не будем столь углубляться. Со времен Брежневского застоя и до времен Горбачевской перестройки между партией КПСС и народом существовал как бы негласный договор, консенсус. Партия брала на себя власть во всех сферах: идеологии, науке, образовании, здравоохранении, в средствах массовой информации, в общем, везде. Взамен она обещала коммунистическое общество, рай на земле. Где от каждого человека будет взято по способностям, а воздастся - по потребностям. Но пока коммунистического общества не было, нам необходимо было жить будущим, то есть мечтами, и мы жили. Мы жили при развитОм социализме, при котором от каждого требовалось по способностям, а воздавалось по труду. (Скажем прямо, далеко не всегда воздавалось.) Но сейчас не об этом речь. В идеале с обеих сторон были предъявлены воистину великие Библейские ценности, и консенсус состоялся. Так что, когда народ, как в Пушкинском "Борисе Годунове", безмолвствовал, это вовсе не значило, что его не было. Он был, и он безмолвствовал в силу негласного консенсуса. "Мы предоставили вам власть в расчете на коммунистическое завтра. - Где оно, где?!". Для власти это звучало, как боевой клич -- действовать. Молчание почти всегда можно было воспринимать, как знак согласия. Безмолвствование -- нет. По напряженному красноречию оно всегда превосходило базарный шум, и власть считалась с ним. Критические публикации в прессе (если уж случались) принимались властью к неукоснительному исполнению. Отчеты, с приписками несуществующих успехов. Суды над диссидентами, как тунеядцами, иногда показательные. Лишения гражданства и выпроваживание из страны известных литераторов. Это ведь не только и не столько уступки Западу, сколько реакция на красноречивое безмолвствование своего народа. Словом, гражданское общество при Брежневе было. Тем более оно было при Горбачеве. Захватывающие политические диспуты в Верховном Совете СССР приковывали к экранам телевизоров все население страны подобно самым остросюжетным спектаклям. Люди обсуждали столкновения мнений на голубом экране везде: на фабриках и заводах, на остановках автобусов и даже в очередях. Такого в Верховном Совете СССР никогда не было и, как-то совершенно безболезненно, мы стали называть его иностранным словом "парламент", от слова " parler " говорить. Следом за ним, естественно, стали утверждаться и другие слова: парламентарий, парламентер, плюрализм, консенсус, менталитет и так далее, и так далее. В Берлине рухнула разделяющая страны стена, в Москве, еще при Верховном Совете, лопнули опоры, оберегающие русский язык. Лавинообразное нашествие иностранных слов было похоже на оккупацию, на новое татаро-монгольское иго, которое, как говорится, еще предстоит по-настоящему переварить русскому языку. Но не об этом речь. В начале было Слово. А за словом всегда стоят люди. И они пришли - люди Запада, они буквально ринулись в Советский Союз. В основном это были наши люди, учившиеся в Сорбонне, Кембридже и Гарварде. Они пользовались иностранными словами, точно своими, но мы-то в большинстве своем не понимали их. И русский народ, носитель русского языка, приостановился. Кто они такие, эти люди Запада? Горбачеву еще верили, надеялись, что в трудное для всех время, как бывало и раньше в советской действительности (выборы в первые президенты СССР не назовешь легким временем), он обопрется на весь советский, то есть в большинстве своем русский народ. Нет, его выбрали в первые президенты СССР в парламенте, уже превратившемся в говорильню, причем малопонятную для русского народа (с всякими там "менталитетами и консенсусами"). Стало быть, Горбачев стал первым президентом СССР без воли русского народа?! У них там, в парламенте, "менталитеты и консенсусы", а нас, русских, уже как бы и нет?! Народ приостановился -- выходит, власть расторгла с ним негласный, так называемый, консенсус?! Ну, что ж, пусть в СССР нас как бы и нет, но в своей-то России мы еще есть. И взор народа упал на Ельцина. Горбачева еще превозносили за рубежом, выбирали в почетные немцы, вручали Нобелевскую премию, а его политическая карьера в России уже была решена (заканчивалась) -- русский народ отвернулся от него, следил за Ельциным. К тому времени в глазах народа он был не то чтобы Христосиком, но многие старушки в церквях называли его "старотерпцем". Да и то: уже был выдворен из первых секретарей МГК КПСС, ушел из КПСС, с моста в реку падал. Да-да, для многих он был подлинным страстотерпцем. Ведь мы все знали, как его "ушли" из кандидатов в члены политбюро ЦК КПСС. Как эффектно, хлопнув дверью, он сам покинул КПСС. А что в реку с моста упал -- мы думали, "враки", оговаривают нашего богатыря. Некоторые известные русские писатели не приняли Ельцина, призывали народ не смотреть телевизор, мол, ящик для оболванивания. Странным казался призыв, смехотворным - сами в главном парламенте (центре шабаша) сидят, так сказать, штаны протирают - и ничего. А нам нельзя, за нас они опасаются -- лицемерие, да и только. Вот откуда берет начало неверия в русский народ, дескать, есть ли он? Есть. Мы сами на своих руках принесли Ельцина и вверили ему верховную власть, сделали первым президентом России. Конечно, и Запад постарался, посредством гарвардских, кембриджских и сорбонских мальчиков, посредством наших зарубежных писателей, в том числе и писателя из Вермонта, который через океан советовал президенту "быть поменьше русским". Странный совет, но народ истолковал его в свою пользу -- мы не ошиблись, Ельцин наш, русский, он позаботится о нас. Кажется, именно в это время он обозвал советский народ "быдлом". Но мы не приостановились. На этот раз мы как-то даже не сразу заметили, что за словом "советский" напрямую стоим мы -- русские. Я полагаю, и это сугубо мое мнение, мы не сразу спохватились, то есть среагировали на оскорбляющее начало в Ельцине не только из-за опьянения его героическим поступком выхода из партии. Каждый в нем хотел увидеть своего героя и увидел. Мне лично Борис Николаевич представлялся творянином (от слова творец), то есть дворянином, графом нового времени, который выходом из партии, подобно Льву Николаевичу, заявил на весь мир - не могу молчать, лучше быть извергнутым из вашего круга "правительственных людей", чем быть с вами! Большую роль имело и сходство предания анафеме Толстого православной церковью, а Ельцина, так сказать, "церковью КПСС". В общем, каждый в соответствии со своими представлениями находил в нем своего героя. И все же не в опьянении дело. Наш народ - это коллективистский народ, любящий трудиться коллективно. Доярка из-под Владивостока хорошо понимала доярок из-под Курска, из-под Рязани, из-под Бреста и так далее, и так далее. Рабочий с "Дальзавода" прекрасно понимал рабочего с "Ижорского" завода. Трудящийся человек привык не спорить с начальством и решать с властью свои самые насущные вопросы тоже коллективно. Для простого народа было слишком умно сравнивать президента с великим старцем. Со "старотерпцем" -- это еще, куда ни шло. Словом, народ в самой забитой русской деревне нес свой голос избирателя в пользу Ельцина с одной надеждой - заключить негласный договор, консенсус (черт бы его побрал), который утратился при Горбачеве. Мы тебе - власть, а ты нам хотя бы пообещай пусть не светлое завтра , а хоть какую-то заботу о нас. Не пообещал. Советский народ - совки, быдло! А ведь в большинстве своем, как мы знаем, советские - это русские. Именно тогда, средства массовой информации стали просто кишеть сообщениями о самоубийствах среди стариков и пожилых людей. "600 секунд" - была такая жестокая телевизионная программа - показала бабушку, ничком легшую на воды Невы и утонувшую (не пожелала поднять голову). Потом и квартирку ее показали, чисто прибранную, а на столе: хлеб, селедочка, колбаска и бутылка водки, а под ней карандашная писулька - простите, люди добрые, что так поступила, я жила для страны, а сейчас не знаю, зачем живу. Потом выяснилось, бабушка блокаду перенесла, а здесь не выдержала. Да и только ли одна бабушка?! В те времена я был редактором новгородской газеты "Вече", следил за статистикой, русский народ буквально вымирал. Каждый год уносил в среднем по миллиону граждан, но это не бросалось в глаза потому, что цифры вымирания нивелировались притоком беженцев из СНГ. Не знаю, есть ли на земле еще подобная нация, люди которой, как мы иной раз говорим, маленькие обычные так бы тесно связывали свою личную жизнь с жизнью страны. Я говорю об этом не для того, чтобы возвеличивать, или принижать этот факт. Я хочу лишь одного, чтобы власть в своих кардинальных решениях учитывала, что среди русских такие люди есть. Что касается Ельцина, при всем уважении к нему, невольно вспоминаются Одесские рассказы Бабеля. "Об чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях -- и ничего больше. Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день". Как только народ понял, о чем думает президент, как только почувствовал к себе наплевательское отношение -- тут же и отшатнулся от него. Не отвернулся, как от Горбачева , а именно отшатнулся. Конечно, нелегкое это дело вести страну, но будем честны, Борис Николаевич слишком часто вел ее как бы в нетрезвом виде. Необоснованные рывки, зигзаги. Выскакивание на скользкую обочину. И все над пропастью, да над пропастью с обязательными, но ненужными, сальто-мортале. Тут уж никого не волновало -- кто станет следующим президентом? Все мы знали, наверное, хуже не будет, потому что хуже уже не бывает. Был ли в Ельцинское время народ? Было ли гражданское общество? Вспомните самоотставку и покаянную речь президента, обращенную к нам, гражданам России. Вспомните первый Путинский указ, который вошел в сознание, как оберегающий президента Ельцина. (Указ оберегал от кого? Наверное, от тех, у кого многие мечты не сбылись.) Словом, был народ, и было гражданское общество. Но все это уже в прошлом и хотя еще не поросло быльем, всех нас интересует, а что же сейчас? Здравый смысл и поиск утраченного консенсуса В очерке "Божественный Юлий" Гай Светоний Транквилл сообщает о нем: "Вина он пил очень мало - этого не отрицают даже его враги. Марку Катону принадлежат слова: "Цезарь один из всех берется за государственный переворот трезвым". После очередной Ельцинской рокировочки, которую в народе называли чехардой (высшие чиновники, вплоть до министров, узнавали о своих назначениях и смещениях из средств массовой информации). В газете "Московский комсомолец" (примерно на одну треть первой полосы) был опубликован рисунок: огромная дыра в кремлевской стене, скачущий всадник в беленьком чепчике с обнаженной шашкой над головой (в больничном полосатом халате, экспрессивный, как бы только что вырвавшийся из смирительной рубашки). Вокруг всадника порубленные тела (может быть, даже кембриджских и гарвардских мальчиков). Один из них на последнем издыхании приподнял голову и в изумлении вопросил -- зачем проснулся дедушка? Я не любитель черного юмора, но тут поневоле улыбнешься -- хо-ороший вопрос . Но мальчик никогда не узнает ответа. И вовсе не по той причине, по которой роза никогда не узнает о смерти садовника. Тут все проще и грубее - понимаешь, взбрело в голову. И даже не надо объяснять, почему и что взбрело. Президент подотчетен только народу, а консенсус между ним и народом не состоялся. В самом деле, какой консенсус -- голосуй, а то проиграешь?! Однако отсутствие консенсуса (как показала жизнь) не столько губительно для народа, сколько для высшей власти. Теряя центр тяготения (народ всегда является таким центром), власть попадает как бы в правовую невесомость, так сказать, вседозволенность - что хочу, то и ворочу ! Происходит почти обвальное разрушение личности. Реальное понимание происходящего утрачивается. Власть, как правило, высшая либо не реагирует на происходящее, либо - неадекватно. Русский народ это выразил в пословице -- рыба гниет с головы. Именно это запечатлел рисунок в "Московском комсомольце". И именно в этот период, период полного обезличивания власти в стране, то есть грубо говоря, "раздрая", Ельцин передает президентство в руки Владимира Путина. В одном из интервью, кажется, на сто дней пребывания Путина в должности Главы Государства, Явлинский с некоторой завистью сказал, что Владимиру Путину везет. Его становление в качестве президента России совпало с ростом мировых цен на нефть. Везение президенту, это ведь и везение стране. Видит Бог, в череде развалов и мрака так хочется хотя бы немножко везения русскому народу. Впрочем, выскажу крамольную мысль, в становлении президента Путина цены на нефть вторичны, более всего "помогло" ему бездарное Ельцинское правление. Не имея четкой программы реформ (во всяком случае, народу она была неведома), Ельцин решал буквально все государственные вопросы кавалерийскими наскоками. "Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день". Не имея руля и ветрил, с лозунгами, подобными: "пусть каждый откусит столько суверенитета, сколько проглотит", он наплодил на территории России столько президентов-князьков, что его собственная реальная власть уже не простиралась дальше Садового кольца. Страшное время для любого народа, но какое замечательное для всякого рода коррупционеров, криминала и прочая, прочая проходимцев. Взяв власть из рук Ельцина, Путин, по сути, спас его от позора. Для того чтобы утвердиться в должности президента России, нужны были не высокие цены на нефть (хотя и это неплохо), а простой здравый смысл. Если бы Путин даже ничего не делал, а просто сидел, скрестив "белы ручки", и то, как президент, он принес бы больше пользы, чем Ельцин. Кстати, поначалу многим так и казалось -- сидит, ничего не делает. С развалом СССР мы утратили чувство здравого смысла. Для многих из нас "ломать" стало синонимом "работать". А Ельцин настолько уверовал в оригинальный стиль труда путем кавалерийских наскоков, что уже даже стал предлагать Путину поруководить вместе. Чтобы почувствовать всю несуразность предложения, достаточно представить хотя бы на миг подобное предложение ему со стороны Горбачева. Мол, СССР можно было сохранить, но, увы, рухнул в одночасье, давай, Борис Николаевич, теперь вместе поруководим Россией?! (А может, было предложение?!) Представляю, как отвердели желваки, как Борис Николаевич в ответ скрипнул зубами, дескать, отойди, понимаешь, сам справлюсь. Ломать - это тебе не перестраивать, тут уже не щепки -- бревна полетят, понимаешь. Впрочем, все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Позволю лирическое отступление. Из-за проклятой бронхиальной астмы мне приходится по полгода, а иногда и больше жить в Крыму, рядом с поселком Черноморское. Это дачные выселки на каменистом Кипчаке, вблизи Черного моря. Места девственные, не обихоженные. Сюда приезжают "дикари" из числа студентов и средний класс (так они сами себя называют) из Белоруссии и России. От полутора до двух месяцев в году здесь длится курортный сезон (в основном июль и часть августа перед началом учебного года), остальное время -- мертвый сезон. Но именно в мертвый сезон обретаешь возможность выходить на безлюдные скалы, чтобы созерцать морскую даль. В тихую солнечную погоду море - как на ладони, и видны морские течения, которые выделяются цветом воды, как реки без берегов. Если рядом с вами окажется знаток, он непременно подскажет, какое течение теплое, а какое холодное. Какому отдают предпочтение кефаль и пеленгас, а какому - краб и медуза, и всякая другая живность. Но это в тихую, солнечную погоду, когда море просматривается со скал почти до дна, а вдали, в дымке, сливается с синевой небес. В шторм вода взбаламучена, море черно, и всюду белые скачущие гривы волн. Они набрасываются на скалы, оставляя на узкой береговой полоске тучи камги (водорослей). Ветер взвывает и, сливаясь с шумом прибоя, как бы усиливается и усиливается. Так и народ -- море. А течения в нем, наверное, партии. А ветер - очевидно, власть. Ветры являются и исчезают, а море остается. Тихим или ревущим, но всегда со своей живностью оно никуда не уходит. Всего лучше, для понимания течений, обозревать водную стихию в погожий день, потому что в погожий день видится высоко и глубоко. Именно поэтому не любят погожие дни контрабандисты, браконьеры и всякие тайные организации. И это естественно, в погожий день слишком прозрачна вода, отсюда и выражение, обращенное к всякого рода лжецам - ну, погоди, тебя еще выведут на чистую воду. Когда Путин получил верховную власть, в России штормило. Под налетами ветров море до того разгулялось, что не одно судно не могло покинуть порт без риска быть опрокинутым. Толчея волн была такой, что даже легкий ветерок грозил кораблекрушением. И именно в такую погоду, Путин создает Верхнюю палату нового типа и ставит своих полномочных представителей в регионах. Особенно удивляет и восхищает последнее. И тут вольных и невольных ассоциаций не избежать: царь Борис, то есть драма "Борис Годунов" и радостное восклицание великого поэта -- ай да Пушкин, ай да сукин сын! Другой царь Борис, нынешний, то есть вчерашний. И вполне оправданная по восприятию аналогия -- ай да Путин, ай да... молодец! В самом деле, чтобы обозревать Россию, наша верховная власть должна быть и в прямом и переносном смысле высокой (с высоты Садового кольца одну шестую часть суши не обозришь). Надо ездить по стране. И все же, как это ему удалось, как говорил Высоцкий: раз, два и - в дамках? Впрочем, не будем забывать, что большинство губернаторов сами понимали, что для блага всей страны надо многие местные законы сообразовать с Основным Законом Рос