оболочки атомов, говоря грубо, из шарообразных превращаются в кубические. Криволинейное движение - невозможно. Гравитация равна нулю. Инерции нет. Но, значит, и массы нет! Нет материи! Так что ж тогда находится там, за пределами корабля? Ведь корпус "Сигнала" разрушается, и, следовательно, какое-то поле, какая-то материя за пределами корабля обязательно есть! Он связал все уцелевшие датчики анализаторов среды за бортом с вычислительным центром и поставил задачу: оценить эту среду. Печатающее устройство не работало. Ответ появился в виде бегущей неоновой надписи: "Поле за пределами корабля не может быть точно воспринято и точно описано". "Первый итог, - подумал Тополь, - постичь то, что происходит при движении с околосветовой скоростью, объяснить с помощью обычных физических понятий нельзя... И какая обида: самый решающий опыт достаточно не подготовлен! Да кто ж и готовил его? Наша цель была - щит! На пульте гасли последние лампочки. Уже гибли не датчики. Гибли их вторичные, контрольные цепи и контрольные цепи этих цепей. А ведь при испытаниях на Земле они выдерживали ускорения в десятки тысяч метров в секунду, температуру в сотни и сотни градусов, давление в тысячи атмосфер! Разрушалось, выходило из строя самое главное - оболочка "Сигнала". Тополь взглянул на крышку люка. Как там Рад? Может, "Десант" уцелеет? Пробраться туда? Но не все ли равно? Когда разрушится корпус "Сигнала", неизбежно дойдет очередь и до десантной ракеты. Какой же смысл выгадывать эту отсрочку? Если что-то и предпринимать, то сейчас, здесь, пока еще не совсем замер главный пульт. Но с чем же бороться? Вокруг - пустота! Как она может разрушать? Даже если считать, что пустота - тоже материя! Погасла панель ловушек межзвездного газа. Погасла целиком - все сигнальные огни и все светящиеся надписи, ловушки физически срезаны! Новый сигнал - перестала светиться сразу целая россыпь лампочек: уничтожены антенны дальней связи - пятисотметровые сверхпрочные полосы, заделанные заподлицо в оболочку... Срезаны кольца противорадиационной защиты... А тормозные двигатели? Двигатели по-прежнему не оказывают никакого действия! И баки пусты. Реакторы выжигают уже низон из пористых защитных слоев внутренней облицовки... Забрать последние килограммы низона? Те, что в "Десанте"? Тормозить и тормозить! Но где же гарантия, что и это поможет? На табло вычислительного центра вновь замелькали, передвигаясь, неоновые буквы. "Движение "Сигнала", - прочитал Тополь, - происходит в такой среде, где время имеет два измерения. При движении в направлении на центр мира и от него - ноль. При поперечном движении - равномерный ход. Всякое движение прямолинейно. Поворот возможен только под прямым углом и является мгновенным. В момент поворота материя не наблюдаема". Сомнений не было: "Сигнал" находился теперь в мире с совершенно иными физическими законами, чем те, которые существовали в их прежней Вселенной. Но, значит, их вынесло за пределы этой Вселенной? Или, что было, пожалуй, даже более вероятно, начиная двигаться с околосветовой скоростью, мы как бы переносимся в мир с другими физическими законами, существующий в нашей же Вселенной, параллельно с ней, и до того не обнаруживающийся?.. Вот тебе и выход на поверхность векторного предвосхищения, о которой они с Чайкен и мечтали еще со студенческих времен!.. Тополю вдруг показалось, что уже прошло много-много времени с того момента, как он застыл вот так у экрана; что он вообще всегда-всегда стоял вот так, одеревеневшими ногами упершись в пластиковый плинтус, а руками до боли сжимая тонкие, с карандаш, хромированные скобы волноводов. Потом внезапно в нем возникло тревожное ощущение того, что необоримо-властная разумная сила извне вторглась в "Сигнал", в кабину главного пульта, и все изучает в ней, постигает смысл всех вещей и приборов - их назначение, материал, - а постигнув, моделирует, заменяет их такими же по внешнему виду и назначению, но с перестроенной атомной структурой, внесенными извне, делая это, чтобы уберечь их от распада в новых физических условиях. Это было еще не самое жуткое. Ужас пришел к Тополю позже, когда он вдруг понял, что и сам он уже другой. Его, прежнего Вила, не было. А того Вила, который был теперь, изумляло уже не то, что атомы кубичны, а то, что они могут быть шарообразны! И еще он видел, что воздух внутри кабины стал голубым и густым, как стекло. И он, этот новый Вил, считал такой воздух нормальным. И он знал также, что дело совсем не в движении с околосветовой скоростью, а в том, что он находится теперь за Гранью. Но где-то, в самых отдаленных, потаенных глубинах сознания, все же робко билась мысль о Радине, о Чайкен, о Земле, о том, что там их очень и очень ждут, - мысль далекая, безотчетная, как инстинкт. Как подсознательная тяга к чему-то родному-родному, впитанному с молоком матери. И он, этот новый Тополь, который чувствовал себя уже коренным обитателем "кубического" мира, поставил пред собой трудную цель: познать не тот мир, в котором он теперь был хозяином, а мир соседней Вселенной. И он, новый Тополь, решил эту задачу. Сперва в теории, потом - практически. С помощью какого математического аппарата? С какой техникой? Он не помнил этого. Он помнил только, что всплеск особым образом сконцентрированной энергии вытолкнул его за пределы "кубического" мира... Пульт с потухшими шкалами, тусклое аварийное освещение - это словно выплывало из редеющего тумана. Где Рад? Ах да, он в десантной! Хорошо хоть он не так пострадал. Теперь его вахта. - Моя вахта кончилась, - проговорил он вслух. Голос звучал необычно. Во время земных тренировок так бывало в тех случаях, когда в барокамере очень уж понижали давление воздуха, имитируя разрушение оболочки. "Одеть бы скафандр", - вяло подумал он. В ушах толчками бился звон. Уши были колоколами. Сердце распухло и било в эти колокола. То в левый, то в правый. "Так умирают, - спокойно подытожил Тополь. - Но почему у меня сердце в ушах?.." Он вдруг увидел себя со стороны, словно глядя в экран стороннего обзора. Увидел, как легкая ослепительно золотая соломинка пропеллером завращалась и полетела, полетела, полетела... На пульте внутренней безопасности пульсировало красное табло: "Кабина разгерметизирована". ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ ...В аварийном положении каждый обязан говорить себе суровую правду и каждый обязан поддержать силы другого надеждой. Люди Земли видят тебя, космонавт, только прекрасным. п.16 Космического Устава 2014 года. 1. "ТОГДА СЧИТАТЬ МЫ СТАЛИ РАНЫ..." Он пришел в себя уже в десантной ракете. Он лежал в противоперегрузочном челноке. Обручи цитаппарата стягивали грудь и голову. Крышка челнока была открыта. - Живой, конечно, живой, - говорил Радин, склонившись над ним. - Что с "Сигналом"? - спросил Тополь. Радин не ответил. - Очень плох? Ты ходил, смотрел? - продолжал Тополь, понимая в то же время, что спрашивает что-то не то, что есть нечто гораздо более важное, о чем нужно узнать в первую очередь. - Осматривал, - ответил наконец Радин. - Но ведь дальше кольцевого коридора никуда не пройдешь. Он смягчил эту фразу улыбкой. - Малого кольцевого? - Да. Люки перекрыты противорадиационными шторами. - Корпус? - Трудно сказать. Датчики срезаны, сигнализация распалась на автономные системы. Но реакторы внутреннего цикла работают хорошо, хотя мы и пронеслись через этот чертов вулканический кратер. - Если б это одно! - грустно усмехнулся Тополь. Радин продолжал: - Ну и, видимо, тогда мы приобрели радиоактивность. - Уровень очень высок? - Один-два рема в сутки. - Это в "Сигнале"? - Нет, Вил. Это здесь, в "Десанте". Активной защиты теперь у нас нет. Придется носить скафандры. Ну а гравикомпас работает. Я прикинул: мы миллионах в тридцати от Юпитера. Я даже думаю: уж не пронесло ли "Сигнал" сквозь его атмосферу? - Мы возле Юпитера? - переспросил Тополь и вспомнил, что именно надо было узнать прежде всего. - Ты не смотрел сводную ленту? Что на ней? И что на кадрах кинолетописи? Сводной называли широкую белую ленту, на которой десятки самописцев фиксировали показания приборов. Вместе с кинолетописью она заменяла применявшийся в прошлом бортовой журнал. - Да, - ответил Радин. - Я смотрел. Но это мало что дает: с того момента, как начались твои переключения, на ленте почти чистое поле. Единственный вывод: некоторое время, пожалуй, скорость была околосветовой. Я заложил ленту в кассету хранения. Ты взглянешь потом. - И с какой скоростью мы шли? - По меньшей мере восемь или девять десятых. По зависимым часам за это время прошло тридцать часов. Ну а по собственным, - Радин несколько мгновений помедлил, словно делая в уме какие-то вычисления, - по собственным - пять с половиной. - Помолодели на целые сутки, - проговорил Тополь. Он вдруг подумал о Чайкен. Нежность к ней, радость от того, что он вспомнил ее, охватила его. Он продолжал: - Вернемся на Землю, все удивятся: "Думали, вы с бородами вернетесь..." А мы даже помолодели! Радин, соглашаясь, кивнул: - Вернемся... Обязательно надо вернуться, - но глаза его были суровы, холодны, и в углах губ лежали резкие складки. И Тополь понял: какая же это несбыточная мечта - вернуться на Землю в таком изуродованном корабле!.. Жить надо так, будто любимый, самый дорогой тебе человек все время видит тебя. Тополь перенес в "Десант" пульт гравикомпаса и, обложившись пластинами звездных карт, стал определять орбиту "Сигнала". Через полчаса он знал: со скоростью сорок семь километров в секунду они приближались к Юпитеру. Однако они не упадут на эту планету. Постепенно изменяя скорость, они пронесутся мимо нее и сами станут планетой - спутником Солнца. Они будут вечно кружиться вокруг него по сильно вытянутой, кометной орбите - один оборот за семьдесят восемь лет. В перигее они станут приближаться к Солнцу на расстояние восемьдесят миллионов километров. В апогее будут отдаляться на полтора миллиарда. Правда, через восемнадцать лет и два месяца "Сигнал" промчится всего лишь в пятистах тысячах километров от Земли. Это могло быть спасением: либо они выйдут к ней на "Десанте", либо их еще раньше заметят и сумеют оказать помощь. Когда были получены эти данные. Тополь словно окаменел, чувствуя, как у него холодеет под сердцем. "На что ж еще можно было надеяться? - подумал он, стараясь успокоить себя - ему не хотелось тревожить Радина - и все-таки вновь ужаснулся: - До встречи с Чайкен восемнадцать лет! И все эти годы она не будет знать, что я жив!.." Он покосился на Радина. Тот полулежал в своем командирском кресле, пристегнув к нему скафандр. Глаза Радина были закрыты. "Спит", - с облегчением подумал Тополь. Не открывая глаз, Радин вдруг спросил: - Итак? Что ж ты узнал? - Если бы работала радиосвязь, - вздрогнув, ответил Тополь. - Ведь мы же проживем в "Сигнале" восемнадцать лет? Радин открыл глаза, повернул голову в его сторону: - Восемнадцать? Откуда взялась эта цифра? Тополь протянул ему пластину звездной карты. На ее полях был карандашом сделан расчет. - Так, - проговорил Радин, пробежав глазами вычисления. Перевел глаза на Тополя, повторил: - Та-ак... В голосе его Тополю послышалось облегчение. "Ты считал, что будем идти еще дольше? - подумал он. - Но и восемнадцать лет прожить в этих стенах разве мало? Восемнадцать лет ждать! - он беспокойно оглядел кабину "Десанта", будто на ее стенах мог найтись ответ. - Восемнадцать лет разлуки! Это же все равно, что смерть. Нет, это хуже. Она ведь ничего не будет знать обо мне". - Вылетели на пятнадцать дней, вернемся через восемнадцать лет, - сказал Тополь. Он обращался не к Радину. Он сам для себя подводил итог. - Мы с тобой космонавты, Вил, - отозвался Радин. - Надо всегда помнить об этом. "Зачем меня агитировать? - подумал Тополь. - Разве я не понимаю и так? - И вдруг он почувствовал, что волна холода вновь подступает к сердцу. - Но ведь восемнадцать лет! Это целая жизнь!.." Космическая психология учила: чтобы успешно ждать, нужно ясно и спокойно сказать себе: "Я готов ждать. Слышишь, Чайкен! Я буду ждать восемнадцать лет. Все, что мы могли, сделано. Остался только мой личный долг - вернуться к тебе". Они решили: вахты по двенадцать часов. Вахтенный шесть часов отдает работам по ремонту "Сигнала", три часа - гравитационному компасу: определение истинного положения корабля, скорости, ускорения. Два часа - забота о пище, о регенерации воздуха, воды, уборка. Один час - личное время. Час этот - на раздумья о прошлом и будущем. И все. В первую же свою вахту Тополь разбудил Радина до наступления срока. Он тряс его за плечи: - Проснись, Рад, проснись! Радин заторопился, отстегивая скафандр от кресла и недоуменно спрашивая: - Уже прошло двенадцать часов? Что случилось? Я только уснул! - Да нет, конечно же, не прошло, ты только посмотри сюда, - Тополь совал Радину пластину звездной карты, исчерченную карандашными стрелами гравитационных засечек. - Я тут прикинул - щит уже создан! На Земле празднуют. Рад! Я не мог не разбудить тебя - ведь это весточка от нас. Наш привет! Как еще мы могли дать знать о себе? И ты смотри... Говоря это. Тополь водил карандашом по карте. Рука дрожала. Карандаш дробно стучал по пластине карты. - И масса щита, и форма, и координаты, - все на диво удачное. Лучше и не могло быть! Только одно удивительно: почему Янус так быстро вышел в расчетную точку? Правда, мы не знаем того, какая часть его низверглась через канал... Радин положил ладонь на руку Тополя, сжал ее. Карандаш перестал прыгать. - Если обрушилось хотя бы сорок процентов... - Возможно, - проговорил Радин. - Конечно! - воскликнул Тополь. - Но это еще: не все! Важнее другое! Я бы, наверно, не стал тебя будить, но ты понимаешь, что получилось? - Что получилось? - сурово спросил Радин. - Что у тебя получилось? Бери себя в руки! - Делая гравизасечки щита, я наткнулся на удивительную возможность: если нам двести суток продержаться на орбите спутника Юпитера, а потом сойти с нее, мы даже без всякой помощи окажемся дома через шесть лет! Радин еще сильней сжал руку Тополя. Выражение внутренней боли появилось на его лице. Но Тополь не видел этого и говорил все громче, восторженней: - А продержаться у Юпитера можно! Надо только на одном "Десанте" идти к нему. Ну и надо, чтобы орбита вокруг Юпитера была такой вытянутой, что в апогее нас перехватит Марс. Я рассчитал: расход низона будет ничтожный! Столько его у нас есть! У Марса мы пробудем подольше. Таким же способом перейдем на орбиту к Земле. Там нас снимут любым кораблем, если только еще у Марса кто-нибудь нас не обнаружит. Ты понимаешь, Рад? Рад! Радин быстро встал, обеими руками держась за кресло, грудью оттолкнул Тополя. Тот не ожидал этого и отлетел к противоположной стенке кабины, отскочил от нее, но успел ухватиться за один из поручней и задержался на нем, испуганно глядя на Радина. - Покинуть "Сигнал"? - спросил тот. - Но это же очень разное дело: идти в десантной шесть лет или восемнадцать в корабле типа "Сигнал"! - Но это в три раза быстрей! - Тополь понял, что, вопреки всем ожиданиям, Радин против его предложения, и растерялся. - Я все рассчитал! Ты можешь проверить! - Психология - тоже наука, - ответил Радин. - Шесть лет в десантной гораздо большее испытание, чем восемнадцать в "Сигнале". И еще с возможностью покинуть его на "Десанте" в пятистах тысячах километров от Земли и приземлиться на Московском космодроме. Приземлиться и сказать: "Здравствуйте!". Тополь смотрел на него с изумлением: - Я не понимаю тебя. Рад. Ты извини, это впервые так, но я просто не понимаю. Почему ты так говоришь? Почему так думаешь? Радин молчал с неподвижным, хмурым лицом. - Я не понимаю тебя, - видимо, потеряв надежду переубедить Радина, Тополь перешел на шепот. - Ты мне должен очень хорошо объяснить. Столько всего случилось за эти часы... - Я объясню, - уверенно и спокойно ответил Радин. - Пока мы в "Сигнале", у нас есть достаточная энергия, продовольствие, кислород. - Ну и что? - В "Десанте" углекислоту придется разлагать биологическим циклом, жить по-прежнему только в скафандрах. - Ну и что? - повторил Тополь. - Научная ценность нашего полета в сведениях об астероидах, которые мы посещали, в твоих вычислениях. Все это мы не сможем забрать в "Десант". - Но ведь у нас будет радиосвязь! - Не раньше, чем мы перейдем на орбиту вокруг Земли, то есть лет через пять-шесть. Да и кто поручится, что к тому времени она еще будет работать? Тополь настороженно смотрел на Радина. - Я понял: ты просто против нашего скорого возвращения. Это ж не довод: шесть лет - все равно что восемнадцать, в "Сигнале" удобней, чем в "Десанте". Да плюнем на все удобства! Резким взмахом руки Радин остановил его: - Считаешь, что я не хочу возвращаться? Считай! Да, сейчас я не хочу возвращаться! И давай прекратим разговор. Он ничего не даст. - Но почему? Что произошло? В нашем с тобой положении - не слушаться логики! Что тебя так пере родило? Радин захлопнул забрало шлема. Голос его звучал теперь из радиофона и казался еще более глухим и холодным: - Повторяю: в "Десанте", как части "Сигнала", мы продержимся восемнадцать лет. У меня есть опыт. Я знаю. Шесть лет в "Десанте" нам не продержаться. Это я тоже знаю. - Но мы же тренировались, готовились. Нас специально подбирали, чтобы мы были такими, что никогда не постыдимся друг друга, никогда не перестанем пони мать друг друга. Ты же сам и нашел меня! Ты помнишь, когда прилетел в отряд? - Да. Тренировались, готовились, - говоря. Радии утвердительно кивал. - Но в гораздо более разнообразных условиях и всего лишь около года. А надо выдержать шесть! Система "Сигнал" - человек гораздо надежней системы "Десант" - человек, тем более, что важно вернуться, а позже или раньше... В конце концов, это не самое главное! - Но что тогда делать. Рад? - Тополь сжал руками голову, и на лице его появилось выражение глубокого отчаяния, физического страдания. - Ты подумай только ведь и шесть лет - очень долго. А надо будет и еще двенадцать. Мне не выдержать. Ты стань на мое место... Я готов на все. Я подчиню себя самому суровому режиму, не дам себе ни минуты расслабленности. Я хорошо знаю себя. Я выдержу любое, если только будет шесть лет, а не восемнадцать. Ты должен понять меня. Ведь ты ж еще недавно понимал меня без всяких слов! - Хорошо, - сказал Радин. Лицо его было бледно. Говорил он почти не разжимая губ. - Сейчас мы выйдем к главному пульту и просчитаем этот твой вариант со всей строгостью. Если действительно только шесть лет, я дам согласие... Через трое суток они прощались с "Сигналом". Они знали на этом корабле каждый люк, переход, отсек. Но аварийные шторы по-прежнему отгораживали малый кольцевой коридор от всего корабля. Приказать им убраться? Но зачем? Они ограничились кабиной главного пульта. Здесь они не только работали. Здесь они жили. Пульт был темен. Холодно голубели экраны. Растеньица зоны отдыха поблекли, иссушенные разряженным воздухом. Радин не возвращался больше к разговору о том, что не считает возможным покинуть "Сигнал", но он был так угрюм, что Тополь чувствовал себя виноватым. Ему хотелось как-то утешить Радина, но слова не находились. Внезапно Радин сам пришел ему на помощь. - Рано мы с тобой родились, Вил, - сказал он, глядясь, как в зеркало, в темный экран кругового обзора. - Тем, кто после нас будут выходить в космос, уже не придется быть партизанами. Правда, и задачи им решать более трудные. - Разве наш щит - легкое дело? - удивился Тополь. - Но вообще-то ты прав. У меня как-то нет ощущения, что мы совершили такой уж титанический подвиг. Радин перебил его: - Напрасно. И подвиг есть, и риск. - В геофизическом отряде я рисковал ничуть не меньше в каждом полете. Ты думаешь, я этого не знал? - Меньше, Вил! Меньше! - Но ведь Чайкен еще при жизни похоронит меня! А я дал себе слово прожить так, чтобы ни разу не причинить ей горя. Ни большого, ни малого. А теперь причиняю самое страшное: переживать мою смерть в то время, как я буду жив! Лучше уж тогда действительно умереть!.. Когда я думаю о твоей жене, Рад, о тебе, вы представляетесь мне такими людьми, которые дошли к нам, ну, что ли, из далекого прошлого, скажем, из первых лет советской власти. И что вы так вот и шли рядом, поровну деля трудное. Если и отступая, то вместе. Я даже несколько раз ловил себя на мысли: да по скольку ж вам лет? Сколько лет тебе, Рад? А у нас всегда было иначе: я сильней и оберегаю Чайкен. Слушая его, Радин продолжал стоять перед пультом. Они оба были в скафандрах, с опущенными забралами гермошлемов, но в отражении от стекла экрана Тополь вдруг увидел, что глаза Радина так блестят, будто в них слезы! У Рада - слезы в глазах! Это огорошило его. Он умолк, уставясь в экран, а потом растерянно заговорил совсем о другом, о чем вообще до того не думал: - Может, все-таки взять кассеты хранения? Я так и не видел ни сводной ленты, ни кинолетописи. - Хорошее дело! - громко сказал Радин и рассмеялся грубо и хрипло ("Были слезы", - подумал Тополь). - Масса кассет - сто двадцать пять килограммов. А нам еще каждый грамм будет поперек горла стоять. Ты знаешь, что нам предстоит? - Радин махнул рукой, и губы его горько скривились (в отражении от стекла экрана это было хорошо видно Тополю). - Эх, Вил... - Лишних двенадцать-лет разлуки, - ответил он, почему-то оправдываясь. - Все равно что навеки. И если б еще не было другого выхода... - Зачем меня убеждать? Решено, - значит, решено. И задача теперь - донести до Земли элементы орбиты "Сигнала". Его разыщут потом. На "Сигнале" кассеты не потеряются. - А на "Десанте"? - Чем меньше размеры системы, тем больше вероятность того, что она затеряется. Это же азбука, Вил!.. Створки ангара, в котором помещался "Десант", ока запись тоже заклиненными. Покинуть "Сигнал" можно было только взорвав его оболочку. Собственными руками вспарывать корпус "Сигнала"! Но дело есть дело. Когда взрыв раздался, они лежали одетые в скафандры, прижатые к креслам прозрачными оболочками полусфер. Конструкторы создавали "Десант" надежной маневренной экономичной ракетой, но зато он имел только ручное управление. Его радиооборудование рассчитывалось лишь на связь с основным кораблем, но двигатели отличались большой мощностью, и экран кругового обзора был таких же размеров, как экран "Сигнала". Взрыв донесся до них слабым толчком. И то, что "Десант" уже в космосе, они узнали только по тому, что экран кругового обзора потемнел и засеребрился блестками звезд. Они замерли, жадно, с перехваченным дыханием, - восторженные, так обостренно счастливые, - вглядываясь в открывшуюся картину. Слабая голубоватая звездочка светилась среди тысяч и тысяч других. Тополь хотел сказать: "Земля". Он и думал, что сказал это слово. А сказал он: - Чайкен... В следующее мгновенье он увидел в углу экрана "Сигнал" и едва не вскрикнул от изумленья. Белоснежная стрела его была безжалостно перегнута посредине, почти сложена вдвое. Кормовой реакторный отсек и носовая часть "Сигнала", где находилась кабина главного пульта, сближенные, словно концы ножниц, были в опаснейшем, недопустимом соседстве! Останься они в "Сигнале", им не помогли бы никакие скафандры. Никогда бы радиация не пошла на убыль. Она неизбежно убила бы их уже в ближайшие месяцы. "Насколько же я оказался прав! - подумал Тополь. - Но только не торжествовать! Мы оба не знали!" Он оглянулся на Радина. Тот не отрывал глаз от голубоватого крошечного светлячка на экране кругового обзора. И Тополь подумал облегченно и озадаченно: "Но до чего замечательно получилось!.." 2. ДОЛГАЯ ВАХТА Как же все это было? Тополь лежит в своем кресле, пристегнутый к нему ремнями. Рядом в таком же кресле - Радин. Он спит. Сейчас вахта Тополя. Уже четвертая вахта на орбите вокруг Юпитера. И такою же будет пятая, шестая, двадцатая... А какими радостными были первые часы возле Юпитера! "Десант" проходил от него на расстоянии двадцати семи миллионов километров. Они могли видеть небо, звезды. Могли видеть Землю! Даже бурлящая атмосфера Юпитера со всеми ее поясами и облачными протуберанцами не казалась Тополю страшной. Он жадно оглядывал ее - как давно знакомую, как преддверие близкого возвращения домой - и говорил, говорил, говорил... - Первый шаг - самый важный. Рад. Он позади. И от Юпитера мы скоро уйдем. Хорошо бы напоследок пролететь под его облаками, своими глазами увидеть, что там происходит. Но и промчатся так близко - здорово. Кому это удавалось до нас?.. - ...А вдруг под облаками Юпитера города? В нижних слоях его атмосфера очень сжата. Газы там стали жидкостями. Но разве не может быть так: города плавают на поверхности этого моря, как надводные корабли в океанах нашей планеты?.. Он так ликовал! Ему хотелось петь, смеяться. И чтобы Радину тоже было весело. Чтобы и он смеялся. Да, какими же счастливыми были для Тополя первые часы возле Юпитера!.. И все это время он упоенно работал. Он брал пробы забортного вакуума, фотографировал облачные структуры, замерял напряженность магнитного поля... Первым увидел на экране кругового обзора изображение этого шара Радин. Впрочем, его нельзя было бы не заметить. На экране вдруг вспыхнуло крошечное, с грецкий орех, нестерпимо яркое солнце. По характеру поглощения радиоволн сразу установили, что это металлический шар. Он находился в четырехстах тысячах километров впереди них и тоже шел по орбите спутника Юпитера. Они торопливо начали определять элементы его траектории, температуру поверхности, массу, объем. Они ничего почти не успели: на экране вспыхнул еще один такой же сияющий диск. Потом их стало четыре, затем восемь, шестнадцать, тридцать два... Диски удваивались до тех пор, пока не слились в одно сплошное изображение. Весь экран излучал ослепляющий блеск! Стрелки приборов радиоконтроля бестолково метались по шкалам. "Юпитеряне, Рад?" - "Все может быть". - "А что же еще?". - "Не знаю", - вот и все реплики, которыми они обменялись за те двадцать восемь секунд, пока на экране происходили эти превращения. Затем блеск уменьшился - на экране опять было лишь тридцать два изображения. Они сгруппировались в кольцо. Оно пульсировало: шары то сближались, то расходились; то наступали на "Десант" (делались крупней), то отступали (делались меньше). И всякий раз при этом они рывком перемещались к верхнему обрезу экрана и потом медленно сдвигались вниз, туда, где на экране голубело полукружье Юпитера. Они явно звали за собой, вели, и облачная пелена юпитерянской атмосферы под этими шарами дыбилась исполинскими арками, раздвигалась воронками. Она тоже звала. - Надо идти за ними, Рад, - сказал Тополь. Мысль, что с помощью технически развитой цивилизации Юпитера они смогут оказаться на Земле быстрее, чем за шесть лет, - через год, через месяц, завтра! - вдруг овладела им с такой силой, что его стала бить дрожь. - Они нас зовут, - продолжал он, не сводя глаз с экрана. - И если они вывели на орбиту сразу столько космических кораблей, они помогут нам. Это в их силах Мы не только вернемся скорее на Землю, мы установим с ними контакт. Сразу два дела! Он ожидал, что Радин будет говорить о необходимости еще и еще все проверить, рассчитать, окончательно убедиться, но тот ответил лишь одним словом: - Хорошо. Мягко защелкали переключатели. Автоматически сработало кресло, принимая чудовищно возросший вес тополевского тела. Радин круто, почти яростно бросив "Десант" к Юпитеру, навстречу шарам. Те резко отпрыгнули, вытянулись в линию, поплыли за нижний обрез экрана. Волокнистые космы атмосферы Юпитера заплескались на экране кругового обзора. "Десант" промчался сквозь строй шаров. И тут обнаружилось, что никаких шаров нет. Ни спереди, ни сзади. Радин тотчас же вырвал "Десант" вверх, к звездам. Шаров на экране кругового обзора по-прежнему не было. - Да где ж вы, в самом-то деле! - услыхал Тополь искаженный перегрузкой голос Радина. - Ведь вы должны быть здесь!.. Двигателям "Десанта" пришлось много-много часов надсадно гудеть на предельных режимах. Не для того уже, чтобы, переходя в область притяжения Марса, распроститься с Юпитером, а просто чтобы не упасть на него, удержаться на самой скромненькой круговой орбите. Когда опасность, наконец, миновала, на пульте горели красные сигнальные лампочки: центральная группа двигателей - горючего нет... Левая группа - горючего нет... Правая группа - горючего нет... Как кошмар преследовало потом Тополя это видение пульта, словно обрызганное каплями крови. Да. Теперь не уйти. Пройдет двести-триста лет, Юпитер начнут планомерно осваивать, и тогда, конечно, наткнутся на их "Десант". Но будет это лишь через два-три века. Мысль эта оглушила Тополя. Резко, одним ударом. Отняла у него желание и есть, и пить, и даже дышать. Она настолько угасила в нем всякий интерес к тому, что происходит в корабле, и к тому, что происходит в космосе, что любое действие, жест стали требовать от него огромных усилий. Даже простое проявление внимания - выслушать и понять, что говорит Радин, - стало почти непосильной работой. То, что он слышал, врывалось в его мозг лишь отрывками, словно голос Радина то появлялся, то исчезал, заглушаясь, сходя на нет. - Была удачной орбита, - говорил Радин, - стала менее удачной. Для тех, кто может наблюдать нас с Юпитера или с орбиты вокруг него, наше положение не изменилось. Когда это Радин повторил уже, наверно, в десятый раз, оно дошло до сознания Тополя. Он оживился. - Кто же может нас наблюдать с Юпитера? - спросил он. Радин, откровенно обрадованный, что завладел наконец вниманием Тополя, продолжал: - Тот, кто населяет города, о которых ты говорил, кто увел нас этими импульсами. - Быть бы твердо уверенными... - Пожалуйста! Можно еще точнее установить! - Как? Ринувшись туда? - Тополь указал на пол. - Зачем? Надо высадиться на одном из спутников Юпитера. Если юпитерянская цивилизация так высока, она уже вышла на спутники. Это всегда первый этап освоения космоса. - К тому же, ты скажешь, некоторые из них по размерам не меньше Земли и на них есть атмосфера. Но она ведь водородно-метановая!.. - Пускай! Это ничего не меняет. Здесь, у Юпитера, мы обязаны отыскать цивилизацию, которая поможет нам вернуться домой. - О, понимаю, ты предлагаешь видеть в исследовании спутников завтрашнюю радость? И благодаря этому до времени не сойти с ума? Радин ответил совершенно серьезно: - Хотя бы и так, Вил. Но только в то, что мы вернемся на Землю, я больше чем верю. Я знаю - так будет. - Предчувствие? - грустно усмехнулся Тополь. - Спасительное самовнушение? - Я уже много раз ходил в космос. - И всегда возвращался, - с той же грустно-понимающей улыбкой закончил за Радина Тополь. Расчеты были готовы. Те жалкие остатки низона, которые чудом сохранились в тормозных двигателях, позволяли им посетить три спутника Юпитера, - к сожалению, самых небольших и самых удаленных от планеты: Одиннадцатый, Восьмой и Девятый. Эти спутники были настолько малы, что даже не имели названий. Только номера. Затем они могли еще вывести "Десант" на такую орбиту, на которой он оставался бы не менее двадцати пяти тысяч лет. Было что-то очень утешающее в этой цифре - двадцать пять тысяч лет! Она была как заявка на бессмертие. По условиям экономичного расхода энергии, ближайший из спутников они могли посетить через год и двести семьдесят восемь дней. И это ожидание было первым барьером, который предстояло преодолеть. 3. ЧАСЫ РЕШЕНИЙ - Вил! Вспомни, пожалуйста, что за пленка - АДБ-31? - Это летописная пленка. - А что это значит? - Как что? Каждые пять минут - кадр перед "Десантом"! - И можно установить, когда именно делались отдельные снимки? - Еще бы! Цифры в левом верхнем углу - это год, месяц, число, время суток. Но в чем дело, Рад? Почему ты спрашиваешь то, о чем знаешь сам? Ты проверяешь мои умственные способности? - Видишь ли, я стал просматривать эту пленку и наткнулся на любопытнейший факт. Радин легким жестом пододвинул фотометр к креслу Тополя. Тот покорно прильнул к окулярам прибора. Почти весь снимок занимал причудливый облачный протуберанец. Формой он напоминал трехногого рогатого человека с непомерно большой головой и крючковатым носом. Тополю приходилось делать усилие, заставляя себя вглядываться в снимок. Однако он сразу вспомнил момент, когда снимок был сделан: в то самое время, когда они гнались за мифическими шарами. - Я ничего не вижу особого, - проговорил он, переводя взгляд на Радина. - Ну, а что в левом верхнем углу? - Там цифры. Я тебе уже говорил о них. - А несколько ниже их? Тополь взглянул еще раз. - Здесь какая-то точка. - Смотри дальше. Радин щелкнул переключателем. На втором снимке была та же точка, но не было протуберанца. Привстав с кресла и держась одной рукой за него, Радин положил другую руку на плечо Тополя и осторожно, потому что дело происходило в мире без тяжести, потряс его: - Вил! Мы гнались с тобой не за призраками. Это было. Но только не десятки шаров, а один! Все остальные - мираж, радиоотражение от ионосферы Юпитера. Это реальный объект. Вил! И надо искать и искать его по тем элементам орбиты, которые мы успели установить!.. Они нашли его на десятые сутки бессменных наблюдений. Теперь они были осторожнее. Едва изображения шара начали двоиться, Тополь стал изменять длины радиоволн, на которых работали локаторы, отыскивая среди них такие, которые свободно проходили бы сквозь ионосферу Юпитера. Изображения делались все более размытыми, расплывались, но в разной степени. Одни сильней, другие слабей. В конце концов на экране осталось лишь одно из них. Тоже расплывчатое, без четких границ, но зато единственное. Это, несомненно, было реально существующее космическое тело, естественного или искусственного происхождения. Измерения показали, что оно находится от них на расстоянии двухсот пятидесяти тысяч километров. - Давай обсудим, - предложил Радин, когда это было установлено со всею определенностью. - И как можно спокойнее. Прежде всего предположим самое худшее: металлоидный астероид! - Нет, - Тополь категорически крутил головой, - ты обрати внимание: изображение на экране совершенно одинаково по яркости. Так отражать импульсы может только металлическое, идеально гладкое шарообразное тело и к тому же полое, судя по его массе и диаметру! - Ну а если скорость его вращения тысячи оборотов в минуту? Тогда обломок тонкий, как лист бумаги, и то будет казаться гладким и шарообразным. - Но в этом случае радиоимпульсы очень ослаблялись бы, отражаясь во все стороны от его поверхности, рассеиваясь! - И значит? Тополь отозвался не сразу; сомнений не оставалось: это космическое тело было искусственного происхождения. Но если так, тогда возникали сразу сотни вопросов. На какой из них отвечать? Он сказал: - К Юпитеру, Рад, кроме нас, не направлялся еще ни один из земных кораблей. И тем более такой малообтекаемой формы. Шар не лучшая форма для ракеты. Тополь обнаружил вдруг, что Радин не слушает. Он по-прежнему смотрит на Вила, но, ничего не видит. Он задумался. А на лице его все следы многодневного изматывающего труда: синие круги под глазами, бледные губы, мешками отвисшие щеки. Таким Тополь еще ни разу не видел Радина. "Ведь он же старик! - подумал Тополь. - Он и рассчитывал на свои силы, когда хотел оставаться в "Сигнале"..." - Итак, этот корабль не с Земли, - бодрым голосом продолжал Тополь, - однако помочь нам они все равно смогут! Речь ведь идет о том, чтобы нас физически перенесли к Земле! Радин провел рукой по лицу и как бы стер с него всю усталость - так преобразила его слабая улыбка. - Да, - сказал он, часто мигая. - Все это очень возможно. Только не надо сейчас ни очень радоваться, ни потом огорчаться. Береги силы, Вил. Ты измотался, ты плохо выглядишь. Я все время боюсь за тебя. Сможешь ли ты выдержать? "Это я плохо выгляжу? - подумал Тополь. - Да кто ж из нас двоих плохо выглядит?.." Выйти на новую орбиту, чтобы сблизиться с этим шаром, "Десант" не мог. Но можно было добраться до шара, пользуясь ракетными поясами, и, значит, с очень небольшим снаряжением. И тут возникли вопросы, на которые Тополю самому было трудно найти ответы. Радин же вдруг начал проявлять по отношению к предстоящим событиям такое спокойствие, что оно походило на безразличие. Шар как появился, так мог и исчезнуть. Ожидание только уменьшало шансы на спасение. Но, с другой стороны, если цивилизация обитателей шара окажется очень далека от земной, кто поручится, что, пока удастся наладить контакты, они не погибнут от голода, от жажды, не задохнутся от недостатка кислорода? Предположим, что тот цилиндрик, который оказался на оболочке "Сигнала" и потом погиб в кратере Януса, - представитель какой-либо подобной цивилизации. Космонавты могли бы обмениваться с ним знаниями, но не продовольствием или водой: судя по всему, и вода, и продовольствие, необходимые людям, ему были просто неведомы. Радин же словно снял с себя всю командирскую ответственность и передал ее Тополю: "Верю - ты справишься наилучшим образом". Или, может, он был уверен, что обитатели шара схожи с людьми? Но что за наивная уверенность? - Цивилизация, которая имеет дело с металлом, - рассуждал Тополь, - наверняка знает электромагнитные волны. По-хорошему, они должны бы заметить импульсы наших локаторов и послать ответный сигнал. Стало бы легче идти на риск. Мы бы знали, чего можно ждать. Но что с тобой. Рад? Ты себя плохо чувствуешь? Радин пожимал плечами: - Нет. Я как обычно. С тобой я согласен. Все эти рассуждения правильны. Но по глазам его Тополь видел, что, говоря это, он смотрит куда-то далеко-далеко за пределы кабины "Десанта". Сопровождаемые связками из баллонов с водой, кислородом и контейнерами с родфлерией, горбатые от универсальных питателей, обвешанные гранатами аварийной защиты и пластиковыми мешками утилизаторов, обложенные тройными комплектами труб ракетных поясов, они вывалились в космос и оказались в облаке молочного тумана. В ледяные кристаллы мгновенно превратились не только водяные пары, но и кислород и азот воздуха, содержавшегося в кабине. Было что-то печально закономерное в том, что и в этот раз они покидали корабль, взрывом распоров его корпус, сразу и навсегда отрезая себе всякий путь к отступлению. 4. НЕЗВАНЫМИ ГОСТЯМИ Они падают на Юпитер! Это было первой мыслью Тополя, когда туман рассеялся. Свинцово-серые клубы облаков, такие плотные, казалось, что о них можно разбиться, стремительно приближались. И в то же время по всем своим ощущениям Тополь знал, что он никуда не падает, - он чувствовал, что находится в состоянии невесомости и, значит, свободно летит вокруг Юпитера по бывшей орбите "Десанта". "Опять ускорение без всякого проявления инерции? - подумал он скорей изумленно, чем тревожно. - Но оно же наблюдалось мной прежде только в том мире, с особыми физическими законами! Или мы оттуда так и не выбрались? Может, Рад потому-то и не заинтересовался тогда моими рассказами о всех тех чудесах, что сам тоже видел их? А может, после путешествия со световой скоростью мы с Радом обрели способность так легко переносить перегрузки?.." Клубы облаков тем временем начали быстро уменьшаться в размерах. Но, значит, теперь космонавты удаляются от Юпитера! И опять никаких перегрузок! - Я уже сориен