сидел живой жидо- масон, да еще, наверное, не из последних, раз уж его показывают всей стране по телевизору. Вонюша застонал от гнева. Вот бы до него добраться, мечтал он, до его носа... И тут ГриГорий на глазах миллионов зрителей совершил подвиг. Он вдруг схватил со стола стоящий перед ним стакан с водой и выплеснул его горбоносому прямо в лицо! Вонюша от избытка чувств даже зааплодировал. Но горбоносый жидомасон в ответ выплеснул свой стакан в лицо ГриГорию. Вонюша просто онемел от такой наглости. Да как он смеет, пархатый, русскому человеку, на глазах всего народа... Слов не хватало. В ажиотаже Вонюша вскочил на ноги и, не выключив телевизор, пулей вылетел из дому -- на помощь ГриГорию... * * * Увы, повествование наше близится к печальной развязке. Героический, но пьяный Вонюша не добежал до Останкино. Его по дороге сбила машина. Автомобиль был из разряда "малый членовоз" и в нем возвращался со съемок злой и мокрый ГриГорий. Сбив какого-то забулдыгу, он, естественно, не остановился... Борис Немировский. Универсальная биржа Сегодня -- день торгов. День торгов! Кто ни разу не был на нашей бирже, тому не понять, какое это слово... У входа -- радостное оживление: подъезжают лимузины и олдсмобили, проворные привратники отворяют дверцы, подают руки, берут под козырек... Наша биржа -- не для шушеры, у нас -- только солидные клиенты. Наши брокеры -- всем на зависть. День торгов! Каждый знает каждого, приветственные возгласы, радостные улыбки... "О-о, рад видеть!" -- "...без петли на шее..." -- "Как жена?" -- "Которая?" -- "Как бизнес?" -- "Помаленьку..." Вообще, слово "бизнес" -- самое употребительное. Наши бизнесмены никогда не забывают о деле, они сжились с ним, они дышат им! День торгов! Веселые, довольные привратники тихонько убираются с глаз подальше с солидными чаевыми в карманах. Оживленная толпа всасывается в роскошный вестибюль и движется в направлении зала. Вперед пропускают, конечно же, женщин -- джентльмены мы, черт возьми, или нет! А женщины... О, это НАШИ женщины -- и этим все сказано. Впрочем, о них позже, ибо звучит гонг, зажигается электронное табло и ведущий берет в руки микрофон... День торгов! -- Господа брокеры, рад приветствовать вас на нашей бирже! Начнем нашу работу. Первым номером у нас сегодня... И пошла работа. Серьезные, вдумчивые лица, тишина в зале. Только изредка задаст кто-нибудь вежливый вопрос. Бесшумно шныряют официанты с напитками... Продается и покупается все -- от партий редкоземельных металлов до политических партий, от японских телефонов до телефонного права, тепловозы, оружие, власть, жизнь... Все есть на нашей бирже -- только плати. Универсальность -- наш девиз. -- Продается власть. Полная партия -- кабинет министров, цены в зависимости от партии... Вопрос с места: -- А по одному можно? Кабинет министров коротко совещается. Вперед выступает премьер: -- Можно, -- решительно кивает он, -- Но с условием: от каждой покупки -- процент мне. Такой товар обычно не залеживается. Министров споро и охотно разбирают. Премьер довольно качает головой -- он в стороне не остался. -- Предлагается к продаже партия национал-социалистов... Все морщатся и поспешно прячут глаза. Некоторые бросают укоризненные взгляды на самоуверенного лидера партии. Национал-социалисты уже многократно продавались и куплены. Все-то им неймется... Поменять название, что ли? Ведущий сноровисто хватает следующую карточку: -- Господа, обратите внимание: интересный товар, -- следует профессиональная улыбка, -- предлагается к продаже творческая интеллигенция... По залу проходит короткий, масленый какой-то смешок. Да-а, такой товар не каждому по карману... Покупать ненужные вещи может себе позволить только очень богатый человек. Интеллигенция испуганно жмется в угол, из ее беспорядочной толпы доносятся жалобные возгласы: -- Где это мы? -- Как это нас угораздило? -- Что делать?.. Кто виноват?.. Спокойны только киноактеры и режиссеры -- им не привыкать. Это их работа -- на публике. Хотя и в их улыбках, если присмотреться, тоже можно заметить некоторую нервозность. Им тоже как-то не по себе... В общем, товар не ахти... Берут самых знаменитых, берут и парочку молодежи побойчее. В основном актрисочек с ножками -- хоть какой-то прок от них... Ведущий замечает уныние и решает объявить перерыв. После перерыва торговля вновь оживляется. Ведущий свое дело знает крепко -- в работу пошел коронный номер: -- Продажа по разделу "Тела". Предлагается тело с лицензией на вывоз. Оплата в СКВ. Прошу внимания, господа... цена... Вот они -- наши женщины! Бойко стучат по помосту каблучки, качаются бедра... Вот где просыпаются лучшие чувства -- цены растут на глазах, достаются объемистые кошельки. Ведущий взмок: -- Регистрируется сделка... Номер такой-то... Но -- хорошего понемножку. Опять все сходит в накатанную рабочую колею. Продается, покупается -- страны и народы, сырье и полуфабрикаты, газеты и телевидение, посты и привилегии... Где-то в котировке сиротливо болтаются ум, честь и совесть -- они уже никого не интересуют, они вышли в тираж. Да и качество товара сомнительное... Торги идут к концу. Ведущий ставит последний номер. Все удивленно переглядываются. На помосте -- маленький, сморщенный и старый попик в рясе и с большим нательным крестом. Добрые глазки посматривают на господ брокеров. Ведущий объявляет: -- Продается царство небесное. Долгое молчание. Потом неуверенный вопрос: -- А-а... А оплата какая? Попик на помосте ласково улыбается: -- Житие праведное, сынок. Раздается чей-то приглушенный смешок. Он ползет по залу, набирает силу и ширится. Вопросы сыплются так, что поп еле успевает поворачиваться: -- А лицензия на вывоз есть? -- А оплата по факту? Попик отвечает: -- Что ты, сынок, предоплата... Хохот в зале. Даже ведущий смеется. -- Предоплата не катит, батюшка, пора знать! -- А почем опиум для народа? Вдруг вопрос, за которым следует напряженная тишина: -- А деньгами возьмешь? Попик грустно качает головой: -- Нет, сынок. Царствие небесное за деньги не продается... Вдруг -- от дверей: -- Что ты мелешь, окаянный! Не слушайте его, господа, продается! У дверей -- огромный, благолепный. Седая борода, золотой крест, шелковая риза... Голос зычный, но приятный: -- Продается, господа, подходите. За деньги все продается! Вот это по-нашему! Вокруг благообразного сразу собирается толпа. Размахивают деньгами, целуют руку... Оно, может быть, товар и непонятный, да авось пригодится... И только старенький попик сокрушенно бормочет: -- И легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богачу войти в царствие Господне... Борис Немировский. Спи, сынок, спи... Жарко. Очень жарко. Май на дворе, а печет, как в июле. Вроде бы каменные стены, солнца нет -- а жарко. Есть там еще что-нибудь во фляжке? -- Heinz, K umpel, gibвАШ mir mal die Wasserflasche...* Полфляжки... Губы смочить, остальное -- пулемету. Зараза, пятый ствол меняем, а еще удивляюсь, что так жарко... Вроде затихло немного. Сбегать, что ли, воды набрать? -- Herr Oberleutenant, darf ich kurz ein biГЯchen Wasser ho len?** -- Володя, поди-ка сюда. -- Что, лапка? -- Да вот, с Тимкой что-то... Ворочается, руками машет... -- Нуу, ничего. Плохой сон, значит, снится. Бывает. Небось, нахватал двоек, совесть мучает. -- Да ну тебя, я сегодня дневник смотрела. Все у него в порядке, пятерка по квантовой, пятерка по пению... Ты послушай, он чего-то бормочет такое, а что -- не пойму. Не по-нашему вроде. -- Так может, по английскому двойка? Или контрольная завтра. Переучился... -- Нее, это не английский. Какой-то другой, похожий... Бегу-бегу! Я уже здесь. Что, снова Иваны лезут? Как у нас с патронами? Хайнц, ну что ты смотришь, заряжай давай. Подавай, подавай... Что там валится? Дьявол, они тут все обрушат! Herr Oberleutenant, давайте перемещаться, тут скоро совсем делать нечего станет. Сектор обстрела никакой, ничего не вижу. Да знаю я! Ни шагу назад, за фюрера... Так за фюрера драться ж надо, а не под завалом погибать. Есть отставить. Иваны справа! Хайнц, помогай! Хайнц! -- Не, это не английский. Это, по-моему, немецкий. Фюрер, вассер, оберлейтенант... Он что, визио насмотрелся? Что там сегодня такое было? -- Что-то такое про войну, не помню. Да... неудивительно. Только он ведь длинно так бормочет, понимаешь? Он же немецкий в школе не учит, откуда это? -- Из фильма, наверное. Или игрушка какая-нибудь компьютерная. Говорил же -- не надо ему брать этот дурацкий "Виртуал". Он же из него не вылазит, все время что-нибудь крутит. То он Робин Гуд, то Конан-варвар, теперь это еще... -- Да нет, нет там такой игры. Хотя -- может, дал кто из ребят... Так точно, товарищ старший лейтенант. Там здание какое-то заслоняет, подвал. Из подвала пулемет без передышки кроет -- не пройти. Улица такая, узкая, знаете... Нет, мин нет. Вроде нет. Хотя там поди проверь, как следует -- он же строчит, погань. А на чердаке ...кукушка" сидит, одна или две. Осторожнее, товарищ старший лейтенант. Не высовывайтесь -- они сверху мочат. А обойти эту точку как-нибудь нельзя? Что там за этим домом такое? Что-о-о? Нет, правда? -- Schatz***, я волнуюсь. С ним такого никогда не было. Он всегда очень спокойно спит. -- Ну что ты, Гунде, ну успокойся. Ну что ты все время плачешь? Глаза на мокром месте... -- Да-а, ты за сына не волнуешься, да? Я тут переживаю... -- И я переживаю, только не плачу. Ну чего ты паникуешь? Сон плохой приснился, с кем не бывает. -- С ним не бывает! Я же говорю -- он всегда очень тихо... -- А сегодня -- нет. Мало ли, перепугался чего-нибудь. Я, помню, когда маленький был, во сне иногда такое орал... -- А он -- какое? Ты понимаешь, что это за язык? -- Нет. Латынь? -- Сам ты латынь! Это не французский и не английский. Это какой-то славянский. У меня бабушка -- полька, так она как заговорит -- вот точно так же, "псс" да "пшш". -- Славянский? Он что, польский в школе учит? -- Нет, не учит, чего вдруг? Английский, французский да латынь. Товарищ старший лейтенант, нельзя там просто так пройти. Танк бы подогнать да прямой наводкой раздолбать, а так -- нельзя. Положат всех. Он же там, понимаете, сидит, как заноза в... ээ... в общем, не выковыряешь. Даже гранату кинуть не подберешься -- "кукушка" сверху снимет. Нет, я понимаю, что танк тоже нельзя -- у них там фаустпатроны тоже должны быть. Вот же ж закопались, фрицы поганые... -- Кто это -- Фриц? У него в классе есть такой? -- Нет, кажется. И поляков нет. Есть несколько турок, есть русский. Послушай, может -- это по-русски? -- И откуда он так хорошо по-русски тебе станет говорить? Ты послушай -- он же бегло чешет, как на родном. И потом -- что такое фаустпатрон? Это же не по-русски вроде, по-нашему. А что такое -- непонятно. Может, у них там игра какая-нибудь? -- Не знаю. Только не нравятся мне эти игры. Смотри, до чего ребенка довели, он же так заболеть может... Я же говорил, уходить надо! Куда-куда?Я знаю, куда? Вы здесь начальник, вот и командуйте! Что, запасных позиций нет? Как это -- нет? Я под Харьковом еще не так дрался, а за спиной всегда окопчик был! Вы мне перед носом своим пистолетом не машите, я Вам не... что? Как -- некуда? Что сзади? Вот черт, а я ж не знал... Я не берлинец, Herr Oberleutenant, я из Гайленкирхена...Понял. Понял. Все. Некуда. Хайнц, заряжай. Сейчас они опять пойдут. Им через нас только... -- Вовка, ну нет, ну так нельзя... Давай его разбудим... -- Тоже плохо. Еще вскочит, переполошится... Попробуй его укачать, что ли. Ничего себе, тринадцатый год оболтусу -- укачивать его надо. -- Ну и ничего, ну и укачивать! Некоторых и в сорок надо... Тшшш, тшшш, маленький. Все хорошо, все хорошо. А-а, а-а, мама покачает, все будет хорошо... Спи, птенчик, спи... --Гельмут, я боюсь. Я так не могу. Что делать? -- Ну погоди... У него температура есть? -- Нет, кажется. Вот, лоб нормальный, губы не запеклись... -- А он поел хорошо сегодня? -- Вот вечно ты так -- ты же рядом за столом сидел! -- Слушай, перестань. Ну не помню я... -- А, ладно. Хорошо, нормально поел. Может, позвонить доктору Платтену? -- В три часа ночи? Нет уж, давай как-нибудь его до утра успокоим, а утром отвезу его к доктору -- пусть посмотрит. -- А в школу? -- А что в школу? Ничего, пропустит денек. Напишу записку. Артиллеристов? Точно. Правильно. Если вон туда поставить сорокапятку, она сможет в пару выстрелов там хотя бы кирпичом все завалить. Нет, о "кукушках" постараемся позаботиться -- прикроем, чем сможем. -- Здорово, боги войны! Давай-давай... стала. Что? Да, я. А откуда... Женька?!Женька, братан! Я и не знал, что ты поблизости. Слушай, вырос... Лейтенант! Старшего брата козырять заставишь, а? -- Виноват, товарищ старший лейтенант. Брательник это мой, младшенький. Я-то думал, его еще в сорок втором... Извините. Ну, Женюра, покажи, чего твоя бухалка умеет! Не боись, прикроем. Уж я прикрою, не сомневайся... -- Schlaf, Kindchen, schlaf... Dein Vater...*** -- Гунде, что ты делаешь? -- А на что это, по-твоему, похоже? Успокаиваю его. Укачиваю. -- Мальчишке скоро тринадцать, что ж ты его укачиваешь? -- Бла-бла-бла, тринадцать. А вот укачиваю -- видишь, помогает. Улыбается. -- Так все равно же что-то бормочет. -- Зато хоть улыбается. Ты иди, ложись. -- А ты? -- Я тут еще немножко посижу, мало ли что. --Смотри-ка, вроде успокоился немного. -- Не нравится мне, как он успокоился. -- Ну, знаешь -- на тебя не угодишь. Кричит -- плохо, молчит -- опять не слава Богу... -- Да-а, ты посмотри, какой он. Насупился, лицо какое-то застывшее... Не нравится мне это. Не нравится. Может, неотложку вызвать? -- И что мы им скажем? У сына кошмары, дайте таблетку? Вчера праздник был, он, наверное, перевозбудился, да так и спать лег. -- Может, он простудился? Вчера с ребятами на речку бегал -- может, они купаться лазили? Я запретила. -- Запретишь ему, как же... Хайнц! Хаааайнц! О, Господи, Хайнц! Хайнц, ты что? Ну погоди чуток, я сейчас тебя перевяжу... Да какого дьявола?! Что Вы говорите, Herr Oberleutenant, какой там "мертв"! Да я с ним с польской! Хайнц! Скажи что-нибудь! Убит. Господи, ну что же это... Есть прекратить панику. Уходить? Куда уходить? Вы же сами говорите -- Рейхстаг уже там, за спиной. И Иваны -- тоже, наверное, уже там. Некуда. Иваны атакуют! Да бросьте Ваш пистолетик, что Вы им там навоюете! Подавайте ленту! Ленту, я сказал, Himmelherrgottnochmal****!!! Женька, что же это ты... Женька... Братишка... Ребята, ну как же так? Он же не высовывался. Я ведь этого кукушонка снял, кто же... Жееенькаааа! Есть отставить панику. Есть. Да, сейчас уже можем -- там после двух снарядов, наверное, всех поубивало к матушке. Женя всегда так основательно работал... Что ж я маме-то теперь скажу... Готовы? Да, готовы. Давайте, ребята. Зинченко и Берштейн -- прикрывайте. Посматривайте на крышу, если что. Остальные... приготовились...За Родину, за Сталина! К Рейхстагу! Урааааааааааа!!! -- Мама! Мамочка! -- Тшшш, маленький, тише, тише... Все хорошо, сыночка, все в порядке. Мама здесь. Мама рядом. -- Мама, меня убило! Меня... там... -- Ну-ну-ну, тише-тише. Ты просто видел плохой сон. Видишь, все хорошо, все спокойно. Скоро утро. Спи, мой маленький, спи. Мама здесь. Все хорошо... За окнами занималось утро второго мая 2045 года. * Хайнц, дружище, дай мне фляжку. (нем) **Господин оберлейтенант, можно мне воды набрать? (нем.) ***Иносказательно: дорогой. (нем.) ****Немецкая детская колыбельная. *****Немецкое грубое ругательство. Примечание: Эта вещь -- явно не для печати, как Вы, несомненно, поймете. Так, маленький бред... Борис Немировский.  ОБЫКНОВЕННЫЙ ВЕЧЕР ДОКТОРА ДЖОКЕРА. "Как уютно, как спокойно посидеть у камина в такой отвратительный день, как этот" -- лениво думал доктор Джокер, раскачиваясь в кресле и задумчиво посасывая трубку... Кресло было вообще-то не качалка, а просто колченогое и разболтанное старье, но доктору оно нравилось, так как своей разболтанностью с успехом заменяло ему дорогой предмет обстановки. До той поры, конечно, пока не развалится. Но доктора такая перспектива трогала мало -- он не очень любил заглядывать в будущее. Хотя и умел. В последний раз он предсказал своей горничной Марте, что ее богатый дядюшка скоропостижно выздоровеет, да так и случилось. С тех пор Марта затаила злобу и делала док- тору всякие пакости при каждом удобном случае. Впрочем, дядюшка ее тоже остался на доктора в обиде, так как не только благодаря ему поправился, но в то же время и разорился. Благодаря доктору же -- тот его лечил и счет оказался для старика губительным. К счастью, пакостей добрый дядюшка творить не мог -- богадельня, где он нынче обретался, была далеко, и вся его нерастраченная изобретательность уходила на бесславную борьбу с ненавистными врачами и крысами. Что же думали по этому поводу последние -- доктор Джокер не знал и знать не хотел. Он мирно сидел в раздолбанном кресле, размышляя о камине, которого у него не было, и посасывая, как было уже выше сказано, телефонную трубку... За окном вечерело. Лил промозглый осенний дождь, еще более отвратительный оттого, что вечер был июльским. Сквозь щели в оконной раме в комнату пробивался туман мерзкого желтоватого оттенка, обильно сдобренный различными кетонами и альдегидами фабричного производства. Вместо уютных отблесков каминного огня на задумчивое лицо доктора падали уютные отблески ближайшего горящего дома, что было с точки зрения освещения в общем-то, одно и то же. Доктор уронил на пол трубку и взялся за газету. Он очень любил такие вот одинокие, спокойные вечера, полные уюта и сибаритства, когда ровным счетом ничего не случалось. Мир был особенно прекрасен в эти минуты, обещая долгие часы упоительного безделья и тупого глазенья в перевернутую вниз заголовком газету... К химическому запаху тумана вдруг примешалась новая струя, явно биологического происхождения. Доктор Джокер с беспокойством повел носом, пытаясь определить таким образом источник этой, прямо скажем, навозной вони, в глубине души надеясь, что нечто, испускающее ее, находится на улице. Но увы, надеждам его не суждено было исполниться -- тянуло из-за приоткрытой двери в коридор. "Не иначе, посетитель", -- тоскливо подумал доктор, поворачиваясь в сторону запаха. Кресло жалобно взвизгнуло, однако нашло в себе силы продолжать свою безрадостную жизнь. Дверь приоткрылась еще и впустило в комнату странное существо густого коричневого цвета, наводящего беспристрастного наблюдателя, каковым доктор себя полагал, на мысль опять же о навозе. Близко посаженные глаза посетителя сверкали густым желтым цветом и он скалил в отвратительной ухмылке грязно-бурые клыки. Излишне будет упоминать, что зловоние исходило именно от этого существа. Запахнув на себе такой же, как оно само, коричневый плащ, создание скорчило мистически-высокомерную, по его представлениям, гримасу и вперило в доктора глазищи. На самом же деле гримаса лишь создала у доктора впечатление, что гость страдает глубочайшим расстройством желудка. Впрочем, хозяин, как и подобает хорошему тера- певту, с диагнозом не торопился. -- Хмм...-- задумчиво протянул доктор, придерживаясь старого принципа мистера Доджсона "Когда не знаешь, что сказать, говори по-французски". В качестве ответного приветствия существо издало звук, похожий на отрыжку. -- Смотри-и на меня-а-у ! -- завопило оно с подвывом. Зенки его завращались в разные стороны, как у хамелеона, и в конце концов сползли к переносице. Монстр попытался по-мефистофелевски взмахнуть плащом, запутался в нем и с грохотом упал под стол. -- Смотрю, -- меланхолично ответил доктор Джокер, -- Что, Барнум приехал ? -- Чего ? -- прохрипело чудище, безуспешно пытаясь выбраться из дебрей плаща. -- Я имею в виду, -- пояснил доктор, -- что для цирка Дю Соле вы староваты немного. Впрочем, если вы -- пациент, то вы не по адресу. Я не психиатр. -- Молчи, смертный, -- послышалось с пола, -- иначе не миновать тебе моих клыков ! Хотя, -- добавило существо тоном ниже, -- тебе их и так не миновать. Оно наконец-то встало и продолжило с прежними завывающими интонациями : -- Ибо я -- погибель рода Адамова ! ( У него вышло -- погиииибеллль) -- Ибо я -- ночной кошшшмааарррр... -- Очень интересно, -- заметил доктор, -- а скажите, у вас бывают боли в области желудка ? -- Я изведу всееех, -- не обращая ни на что внимания, как тетерев, токовало чудище, -- Я обращу всех в дерьмооо ! Ибо я -- говномпир`, и имя мне -- граф Сракулаааа ! От одного касания моих клыков все превращается в экскременты, а дыхание мое смеррртеееелльноооуууу !!! -- Охотно верю, -- поморщился доктор Джокер, стараясь дышать ртом, -- И откуда же ты такое на мою голову свалилось ? -- О-о-о !, -- снова завелся говномпир, -- Меня породили жуткие, нечестивые заклинания, меня извергла отвратительная бездна... -- Все ясно, можешь не продолжать, -- со вздохом оборвал его доктор, но тут же ему пришлось задержать дыхание, так как вонял монстр немилосердно. -- Эта чертова неряха Марта опять не вымыла унитаз. -- Нуу...в общем-то да, -- смущенно сознался говномпир и потупился. -- Тебе совершенно нечего стыдиться,-- покровительственно заметил доктор. -- Во-первых, я врач, а во-вторых, знавал я парней, которые воняли куда хуже, и ничего, жили и даже размножа... -- Хуже ?! Ты посмел сравнить меня с какими-то вонючими смертными ? -- Но ведь и ты тоже...э-э...пахнешь ? -- Запомни, человек, я ВОНЯЮ ! Причем куда гадостнее, чем все, что ты в своей жалкой жизни нюхал до сих пор, вместе взятое ! Понятно ? -- Гмм, -- с сомнением протянул доктор, -- Попробуй-ка высунуться из окна на минутку... Монстр строевым шагом подошел к окну и шумно втянул в себя воздух. Цвет его резко изменился в сторону позеленения и он поспешно закрыл окно. -- Ладно-ладно, -- пробулькал он, -- я вовсе не имел в виду вашу чертову химическую промышленность... -- Тогда почитай газету. Сейчас как раз предвыборное ралли и кандидаты так развонялись, что куда там тебе. -- Газету ?! -- обрадованно завопил Сракула, -- Сейчас ты увидишь, что я из твоей газеты сотворю ! Он метнулся к столу и прокусил газетный лист клыками. Ничего не произошло. Говномпир отчаянно впился в бумагу, изжевал ее всю, однако лишь добился полной непригодности ее к дальнейшему прочтению. В конце концов он поперхнулся и, закашлявшись, выплюнул остатки многострадального периодического издания на пол. После чего горестно уставился в пол и зас- тыл. -- А что, собственно должно было произойти ? -- осторожно поинтересовался доктор. -- Как это -- что ? -- истеричесни вопросил говномпир, -- она должна была в дерьмо превратиться, вот что ! -- А-а...Ну, так не волнуйся, пожалуйста, она и так уже была дерьмом. А вещи в самое себя не превращаются. Взбешенный монстр резво запрыгал по комнате, кусая все подряд. Доктор заинтересованно следил за ним, с грустью отмечая, что никаких изменений не происходит. "И куда только деньги деваются" -- с грустью подумал он. В конце концов чудище запыхалось и остановилось перевести дух. Доктор решил, что и ему пришла пора вставить слово: -- Я бы не советовал тебе пробовать на зуб все подряд. Страшилище тупо оглядывалось по сторонам, тяжело дыша и горестно время от времени подвывая. Плащ обвис на нем и ста- ло заметно, какое оно худое. А доктор продолжал: -- Не советую также кусать политиков, поп-музыкантов и фанатиков, как религиозных, так и националистических. Если хотите самоутверждения, кусайте специалистов любого профиля, хотя некоторые могут Вам просто-напросто клыки выломать. Что же касается запаха изо рта, то я бы посоветовал... Монстр поднял голову. Глаза его засветились, как два бордельных фонаря. -- Специалистов, -- медленно повторил он, -- вот я с тебя и начну... Он стал медленно приближаться к креслу. Доктор разочарованно вздохнул и вытащил из-под себя резиновый вамп, каким пробивают засорившиеся унитазы. При виде ненавистного инструмента говномпир зашипел и опасливо попятился. -- Прием окончен, -- обьявил доктор, -- счет получите завтра по почте. Я тебе, щенок, покажу, что такое настоящий вампир! -- и доктор гнусно расхохотался, обнажая остро отточенные резцы... С приглушенным стоном граф Сракула метнулся за дверь, втянулся в туалет и доктор услыхал, как зашумела спускаемая за посетителем вода... В дверь позвонили. Шаркая шлепанцами, доктор подошел ко входной двери и открыл. На пороге стоял человек в кепке и с чемоданчиком. -- Сантехник, дохтур, -- прохрипел он, обильно дыша перегаром. Доктор победно ухмыльнулся: -- Спасибо, голубчик, не требуется, -- он помахал в воздухе вампом. Пришли сюда лучше экзорциста... ___________ * 'Говномпир -- рус.Усырь или Вурдасрак. (Прим.автора) Борис Немировский. ПАРОДИИ СМУР-1. (Фантастические стружки) Собрались как-то на совет герои всяческой фантастики. Сидят, пригорюнившись, жалуются на свое житье-бытье. Встает, к примеру, огромный, лохматый и расхристанный дядька в ядовито-зеленом камзоле, дурацких малиновых штанах с бубенчиками и с обручем на голове. Может, кто над ним и посмеялся бы, кабы не руки по локоть в земляничном соке да не два меча. Тоже в земляничном соке. Встает, значит, пошатываясь, и говорит: -- Я, говорит, блаародный дон Румаатаа Эстоонский-ик ! Веселый я человек получился, только вот пьян вечно-ик !, как дон Тамэо. И постоянно-ик ! лупаю глазами. Вот добраться бы мне до авторов моих, уж я бы-ик ! лупанул... Он потащил из ножен меч, но поскользнулся и упал под стол. Так и остался, бедняга, лежать, лупая глазами. А с мест поднялись трое -- высокий тощий старик с печальным лицом, которого с двух сторон поддерживали собака с огромной головой и жуткого вида ракопаук, изредка подвывающий от страха перед самим собой. Старик скорбно пожевал губами и тихо произнес: -- Вы вот что, товарищи... Можно, я лягу ? Все переполошились, а голован успокоил: -- Не беспокойтесь, он всегда так. Это Глеб... э-э... Леонид Ильич... э-э... Андреевич Горбовский. Старик задумчиво наступил головану на хвост. Тот замолчал, а ракопаук коротко взвыл и пояснил публике: -- Это вой меня, приветствующего всех. Все успокоились, хотя не понятно, почему. Горбовского положили под стол, рядом с несчастным доном Руматой, глаза которого лупали с методичностью земснаряда. Горбовский повозился, устраиваясь, и сонно пробормотал: -- Валькенштейн, дайте мне эльфу... То есть, арфу. И еще дайте помереть спокойно. Саенара, товарищи... Ракопаук безутешно взвыл. Голован пояснил: -- Это вой ракопаука, ищущего своих создателей. Кто-то бородатый из угла осведомился: -- А ежели, скажем, шерсть на носу, найдет, то что будет, шерсть на носу ? Голован секунду подумал и, пренебрежительно подняв заднюю лапу, ответил: -- Моему народу это не интересно. Тут с жутким грохотом и дымом, потеснив голована с ракопауком, из воздуха вывалились двое бородачей. Один стал левитировать, как Зекс, у него по спине бегал маленький зеленый попугайчик, гадил на собравшихся и выпрашивал сахарок и рубидий. Другой держал на поводке рыжего бородатого комара, который урчал и пытался вставить хобот во все, что попадалось ему на глаза. В конце концов он добрался до розетки и запустил хобот в нее. -- Мы эта, -- заговорил тот, что с комаром, -- писателей ищем. Чаво эта удумали-та ? Потребители всякие, значить, дерьмом набитые, да... Кес ке ву фет, значить, а ? Другой заметил сверху: -- А я так вовсе теперь хаммункулус. В меня начальство не верит. Вот в таком аксепте. Тут забегалло Выбегалло, увидало комара и убегалло обратно. Комар живо всосал поводок и с лаем кинулся вслед. За ним, нецензурно телепатируя, улетел Привалов. Почкин грустно продекламировал: -- Вот по дороге едет "ЗИМ", и им я буду задавим... Поэты... Задавить из жалостию И тоже исчез. Попугай высунулся из подпространства и прокаркал: -- Боррис, ты не пррав ! Арркадий, ты не лев. Веррнее, не тигрр. К психиатрру, к психиатрру ! Затем исчез и он -- сперва лапы, потом хвост, потом улыбка. Откуда-то послышалось: "Пятнадцать человек на сундук Погибшего Альпиниста" и все стихло. За окном на пышной красотке гарцевал мерзостного вида старикашка и время от времени не без удовольствия стегал ее плетью по пластиковым ягодицам. В небе с грохотом промчался "Тахмасиб", из него торчал хвост Варечки, замимикрированный под отражатель. Из маневровой дюзы высунулся Моллар и восторженно завопил: -- Как жизьнь, как дедУшки, хорошео ?!! Крепкая рука капитана втащила француза обратно, "Тахмасиб" улетел, оставив за собою крик Быкова:"Будет порядок в этой повести ?!" и запах мидий со специями. Сидевший в углу Изя Кацман хотел пофилософствовать на эту тему, но в дверном проеме появилось типично арийское лицо и произнесло: -- Ну что ж, пойдем, мой еврей. Пойдем, мой славный... Кацман ушел, на ходу поясняя, чей он еврей. А в комнату вбежал Марек Парасюхин по прозвищу Сючка, выстрелил в воздух из "вальтера", потом из него же полил себе ноги, пустил корни и зацвел, обьявив: -- Жиды города... Тут врастаю ! Побеги дасьта... Однако за ним следом притащился Матвей Матвеевич Гершкович (Мордехай Мордехаевич Гершензон) и стал с жаром доказывать цветущему Сючке: -- Вы еще молодой человек, вы не понимаете, что значит хорошо устроиться с автора-ми! Я тут уже совсем почти договорился с двумя братьями, так они мне устроят свежие яички и другие молочные продукты вдохновения... Сючка горько возрыдал: -- Да Госсссподиии !!! Ну везде же они, ну вездееее... Плюнул, с треском выдрал корни и убежал. Привратник подал ему шляпу и подстриг веточки. Плевок попал в лупающие глаза Руматы, тот подпрыгнул и стал рубить ме-бель. Было в нем что-то от вертолета в тесной комнате. Все повскакивали, а Рыжий Рэд Шухарт с криком:"А вот, счастье для всех, даром !" швырнул в комнату "зуду" и оторвал всем когти. Тут-то все и началось. Но это уже совсем другая история... Смур 2. (Головачевая боль) Писатель-фантаст В. Головачев проснулся оттого, что кто-то прямо над ухом глухо каркнул. Продрав глаза, он первым делом попытался вспомнить, что же было вчера. Не вышло. Голова Головачева болела. "Хмурое утро" -- подумал В., но вспомнил, что это не его, и продолжать не стал. Он повел глазами по комнате и вздрогнул от удивления: на спинке стула сидел Страж и, склонив голову, одним глазом укоризненно поглядывал в сторону писателя. На стуле в уютном гнезде мирно покоилось гигантское яйцо Сверхоборотня. "Ах, орлуша, орлуша, большая ты..." -- подумал Головачев, но Страж каркнул и писатель спохватился, что это тоже не его. Тут входная дверь с треском рухнула и из прихожей показался танк-лаборатория "Мастифф". Он коротко взлаял мотором и застыл. Люк откинулся и из танка вылез Диего Вирт. -- Что, тошно? -- спросил Диего Вирт. -- А вы как узнали? -- Обостренная экстрасенсорная перцепция. Виртосязание, если угодно. Головачев подумал: "И скушно, и грустно, и некому..." Из танка он ухватил телепатему Лена Неверова: -- Это не ваше. Так что не продолжайте. А события развивались стремительно. В окне вдребезги разлетелось стекло. Это неуловимый Зо Ли разбушевался и палил по окнам родного автора. Из воздуха появился "серый призрак" в сопровождении Габриэля Грехова. -- Эль! -- воскликнул Диего Вирт, а Сверхоборотень приветственно заиграл что-то из "Битлз". Грехов вынул из кармана фляжку и бросил ее Вирту. Вирт скрутил колпачок и отхлебнул. -- Эль! -- еще раз торжественно провозгласил он. И был прав. Головачев с трудом заглянул призраку в... наверное, в глаза, решил он. -- Вы Сеятель? -- Да, это примерно отражает род моей деятельности. -- Скажите, а что вы сеете? Я как-то не успел придумать... -- Я сею разумное, доброе. -- Вечное, -- иронически добавил Грехов. -- Не перебивай, Габриэль. Вечное противоречит второму закону термодинамики и права на существование не имеет. Но существует. В окно заглянул глаз Спящего Джина, который только притворялся спящим. Глаз ехидно подмигнул и Головачев подумал: "Саурон!" Но кто это, В. Головачев не помнил. Но явно не его. Разозленный Зо Ли выстрелил по глазу. Из глаза посыпалась всякая дрянь -- иглоколы, ДМ-модули, крейсеры "Ильмус" и "Риман". Послышались далекие взрывы. Толпа народа повалила в ту сторону. Зо Ли обрадованно перенес на нее огонь. Сеятель завопил: -- Остановитесь, разумные! Разумные остановились. Остальные побежали дальше. Зо Ли расстрелял остановившихся, приговаривая: -- Остановка в пути -- смерть! Сеятель превратился в быстролет и улетел, рассыпая на ходу что-то разумное, доброе и немножко вечное. Оно стукнуло Зо Ли по макушке и он замолчал. -- Вот видите, чего спьяну померещиться может. Похмелитесь, что ли... -- заметил ворчливо Вирт. -- Не-ечем, -- простонал Головачев и уронил голову на подушку. -- Изыди! -- Ну, эт'мы мигом, -- промолвил Вирт, вынул ПГД-пистолет и выстрелил в Сверхоборотня. Тот с глухим хлопком превратился в запотевшую с холода бутылку "Жигулевского". Головачев, взвыв, потянулся к ней, зубами сорвал крышечку и стал, захлебываясь и рыча, пить. Постепенно исчезли Грехов и Вирт, "Мастифф" и Сверхоборотень, Зо Ли со своим карабином... Каркнув укоризненно напоследок, пропал Страж. Головачев оторвался, глянул на бутылку, и, подумав: "Это-то мое!", продолжил. Смур 3. (Тягломотина) В лучах закатного солнца по дороге среди крапивы шли двое -- Магистр и мальчишка. Вообще, крапивы было полно -- в поле, в лабиринте, но особенно в сюжете. Но видать, автор крапивы не боялся. А напрасно... Когда солнце село, Магистр сказал: -- Все, проводил. Беги домой. Из темноты на дорогу выступило нечто огромное и сопящее. -- Не бойся, это страж границы. Пацан подумал, что никто и не боится, но промолчал. Страж тоже. -- Ну что, -- спросил Магистр, -- пропустишь? Сколько всякой дряни через границу шастает, а ты со мной возишься. Страж обиженно засопел, но снова сдержался. -- Ну так как, пропускаешь? Мне некогда. Страж подумал, посопел и ответил: -- Му-у-у! -- Вот и отлично! -- обрадовался Магистр и быстренько исчез. А Страж ушел пастись.