же держал паузу. Внезапно Миркин взорвался почти на крике: -- Пропади она пропадом со своей колбаской! Пишинте! Пишите, пока не передумал!.. x x x Такого радостного и веселого обыска никому из его участников не случалось проводить. При обилии всячеснких шкафов, комодов, укромных местечек и закоулков объем трудов предстоял громадный. Да впереди еще конридор с неведомыми залежами, да какие-то стеллажи в передней. Но всем все было нипочем. Спала с души тяжесть, сил хватило бы хоть на сутки, хоть на двое. Ширмы, делившие пространство и придававшие кажндой части его разумный смысл, вынесли вон -- и комната превратилась в беспорядочное сборище мебели, обнажинлись кучи мусора в углах, куда годами не добиралась Настя, прежнее великолепие исказилось нелепо и созданло обыску карикатурный фон. Прахова упорно крепилась, стараясь сохранить достонинство. Оперативники из группы Токарева развлечения ради подыгрывали ей, изъявляли почтительность, выслуншивали "великосветские" тирады; а один все отвешивал поклоны, потешая окружающих, и Токареву пришлось отвести его в кухню и пригрозить выговором "за клоунаду в процессе проведения обыска". Антонина Валериановна, сидя в любимом кресле, раскладывала сложный пасьянс. Периодически звонил будильник, и она принимала свои крупинки. В положенное время Настя состряпала и подала ей ужин; "шпиков" она поначалу игнорировала. Однако нанрастающее разорение родного гнезда побудило ее по-своему включиться в общую деятельность. Нависая над "отработанным" участком, она спрашивала грубо: -- Можно убирать? И принималась укладывать вещи обратно. Но будь то кружевные шали, отрезы шелка или побитое молью трянпье -- ничто не желало умещаться в прежнем объеме. Десятилетиями слеживались они, спрессовались временнем, а сейчас распрямились, напитались воздухом и не лезли назад. Настя отчаялась, уперла руки в бока и начала пононсить вперемежку и хозяйское добро и разбойничающих в доме "ментиков". -- На-астя! -- урезонивала Прахова, когда та слишком повышала голос. В области брани лексикон у молчаливой Насти оканзался неожиданно богат и сочен, уходил корнями в народную толщу прошлого века, и ему в подметки не годилась скудная, однообразная современная матерщина. Знаменский хотел было угомонить ругательницу -- ради Зиночки, но та шепотом воспротивилась: -- Не ханжествуй. Такое услышишь раз в жизни! Действительно, хоть на магнитофон пиши "для внутнреннего пользования". Пал Палыч сел против Праховой с пистолетом, котонрый ему вручил кто-то из токаревских парней. -- Бельгийский браунинг, Антонина Валериановна. -- Вы думаете, это настоящий? -- невинно спросинла она. -- Вполне. С оружием я как-нибудь знаком. -- Боже мой, как любопытно! Я всегда считала его зажигалкой, но мы с Настей не курим, и я хранила просто как память о моем третьем муже... Или о втором?.. Ах, я в таком состоянии от вашего нашествия... Даже пасьянс не удается! -- Зина, на минуту! Та подошла танцующей походкой, непринужденно лавируя среди мебельных дебрей. -- Зинаида Яновна, наш эксперт, -- представил Знанменский. Прахова впилась в Кибрит неприязненным взглядом. -- Антонина Валериановна утверждает, что приниманла браунинг за игрушку. Ты его осматривала? -- Да. В отличном состоянии, последний раз смазывали дней десять назад. И я знаю место на обойме, где навернянка сохранились отпечатки пальцев того, кто это делал. -- Вы рассказываете весьма интересно, дорогая, но... -- Спасибо, Зина, все. Зиночка улыбнулась и скрылась за шкафом, где на створках два кавалера скрестили шпаги. До сих пор Знаменский допрашивал Прахову урывканми -- отвлекало общее руководство обыском. Но теперь дело наладилось и можно было заняться Праховой более основательно. -- Не скажете ли, зачем к вам приходил этот челонвек? -- показал он фотографию Чистодела. -- Хотел отдать долг Борису. -- А этот? Прахова долго рассматривала шантажиста. -- Какая неудачная фотография, даже не разберешь лица. -- Полно, Антонина Валериановна, фотография доснтаточно разборчива. -- Настя! Настя, милая, ты узнаешь этого человека? -- Первый раз вижу. -- Ну? Что я говорила? -- Антонина Валериановна, совершенно точно извеснтно, что он пробыл у вас вчера более полутора часов. -- Да?.. Ну, если известно... Но в жизни он гораздо красивее. -- Так кто он и с какой целью вас навещал? Прахова поправила прическу и устремила на Пал Палыча томный взор: -- Вам не кажется, что вы задаете нескромные вопросы? -- Такая работа. -- Ах, нет, я не в том смысле. Не забывайте, что я женщина, и как у всякой женщины у меня могут быть свои тайны. Вы следователь, вы должны быть психологом, как Порфирий Петрович у Федора Достоевского. Нельзя же так грубо, в лоб спрашивать даму, с какой целью ее посещал мужчина! Смешливо фыркнул ощупывавший стену миноискантелем оперативник. Настя где-то невдалеке вновь принянлась браниться. "Нет, это не допрос -- это оперетка!" Знаменский с трудом сохранял серьезность. -- Надеюсь, вы не ждете, что я приму ваше объясненние за чистую монету? -- Полагаете, я стара? Вы просто невежливы с дамой, голубчик! Зазвонил будильник. Прахова огляделась в поисках своих лекарств. -- Где моя гомеопатия? -- строго вопросила она Пал Палыча. -- Такие маленькие коробочки -- три круглые, три квадратные? Боже, вы все так перерыли, что теперь не найти! Никто не видел? Шесть коробочек... Внезапно она замолкла, уставясь в угол. Знаменский проследил за ее взглядом. Присев на корточки, Миша Токарев достал из кармана перочинный нож и поддел одну из паркетин. Та поднялась вместе с несколькими соседними. -- Пал Палыч, тайник! Из образовавшейся дыры Миша извлек большую и явно очень тяжелую жестяную банку. Торжествуя, понес Знаменскому, водрузил поверх пасьянса: -- Шлих, Пал Палыч. -- Вот мы и добрались до сути дела. Откуда у вас золотой песок, Антонина Валериановна? Прахова еще пыталась бороться: -- Его приобрел мой покойный муж. -- Который по счету? -- язвительно осведомился Тонкарев и отправился на дальнейшие поиски. -- Второй... А может быть, третий... Когда я волнуюсь, я их путаю. -- И вы хранили его -- тоже как память? -- Ну, мало ли, на черный день... -- Золото похищено с приисков. Кто вам его продал? -- Моему мужу, -- упрямо поправила Прахова. -- Значит, он у вас давно? -- Ну разумеется! -- Зина! Можно установить, когда добыто золото -- много лет назад или недавно? Кибрит отозвалась откуда-то слева: -- Даже очень легко! -- Отлично. Ну как, Антонина Валериановна, может быть, шутки в сторону и поговорим начистоту? -- Не понимаю, о чем вы. Знаменский переставил неподъемную банку на чернный стол, предложил Праховой собрать карты -- раз пасьянс не удался. Та согласилась, но собирала не спеша, выгадывая время на какую-нибудь еще увертку. Знаменснкий мельком подумал, что намучается с ней на будущих допросах. Но сейчас ему тоже некуда было спешить. Когда столик очистился, Пал Палыч галантно поблангодарил (хотелось, как и остальным, подурачиться). -- А теперь, Антонина Валериановна, позвольте понзнакомить вас с показаниями Бориса Миркина, благоданря которым я и получил санкцию на обыск. Прахова посерела. И тут донесся смех Зиночки и ее возглас: -- Пал Палыч, еще тайник! И опять появился Миша Токарев, неся жестянку. -- Мадам, -- проникновенным пасторским голосом укорил он, -- с вами грыжу наживешь, право слово! Ах, если бы он еще знал о Париже! x x x Тем временем Томин в аэропорту проделывал свое "просто". Все помещения были грамотно и скрытно прочесаны. (Сказать легко -- осуществить хлопотно: в аэропортах, мягко выражаясь, людно.) Убийцу не нашли. Фотогранфию показали девушкам в кафе, в кассах и всем служанщим, бывающим в залах или на выходе к летному полю. Томин снова и снова описывал его внешность, манеры. Люди отрицательно качали головами. -- И что теперь? -- спросил подполковник милиции, помогавший Томину. "Беда, что мы ничего не знаем. Все предположительно. Он мог явиться сюда ночью, с ходу взять билет и улететь куда угодно. Мог не достать билета и вернуться в город..." -- Думаю, он все-таки улетел хабаровским рейсом, -- наперекор сомнениям произнес Томин вслух. Хабаровских было два -- вчерашний полуночный и сегодняшний рано с утра. Первый должен был вскоре пойти на посадку. -- Ведите меня к самому высокому начальству. Поклоннюсь в ножки, чай не откажут. Если бы у Томина не было с собой расторгуевских фотографий, неизвестно, как отреагировал бы на него аэрофлотовец в просторном кабинете. Чужое ведомство, чужие заботы, какой-то красноглазый от недосыпа инснпектор МУРа... Но наглядное зверство вытряхивает человека из мундира. -- Я даю вам связь с обоими "бортами". Приказываю стюардессам вас выслушать. Вы описываете убийцу. Пусть девушки пройдут по салонам, посмотрят на пассажиров. И доложат. Ясно? -- требовательно оглядел он Томина и подполковника, словно не они только что изложили ему подобную просьбу. x x x А обыск продолжался. Чего только не накопит жаднный человек за семьдесят лет? Сколько бессмысленного хлама, частью уже истлевшего, поползло из сундуков, коробок и свертков, когда переместились в коридор!.. Настя стала повторяться в своих проклятиях, потом и совсем иссякла. -- Все, что ли, в комнате-то? Кончили? -- мрачно спросила она и начала яростно подметать мусор, вздымая пыль. Прахова, обессиленная, сломленная, полулежала в кресле. -- Настя, -- застонала она, -- там на полу... Это не анакардиум? Настя в сердцах подняла и сунула ей коробочку: -- Кончилась ваша гомеопатия! Боренька, Боренька... пригрели змееныша!.. -- Чем скрести сухим веником, лучше собрали бы хозяйке, что надо, -- сказал Токарев. Настя опустила веник. Помолчала, соображая, о чем речь. Поняла. -- А что надо? -- спросила обреченно. -- Ну, белье и прочее... необходимое. Она швырнула веник, приволокла откуда-то огромнный и некогда шикарный чемодан и взялась укладывать в него бархатные халаты, домашние туфли, колоду карт... -- Такой сундук нельзя, -- изумился Токарев. -- Завсегда с этим саквояжем ездили! -- Но, видимо, в другое место... -- хмыкнул Токарев. Зазвонил телефон. От Томина передали одну фразу: "Взят при посадке самолета в Хабаровске". Новость была дороже всего изъятого золота. Беспоряндочно пожимали друг другу руки, поздравляли Зиночку, пили хмель победы. И -- с новым азартом за работу... Нет, иногда жизнь, несомненно, прекрасна. И дело, которое делаешь, кажется самым нужным на свете. 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского