Тоон Теллеген. Они еще спали --------------------------------------------------------------- © Copyright Тоон Теллеген © Copyright Ольга Гришина(olga.grishina(a)gmail.com), перевод с нидерландского Date: 19 Sep 2005 --------------------------------------------------------------- БЕЛКЕ НЕ СПАЛОСЬ. Она слонялась от двери к шкафу, обходила стол с одной стороны, задумчиво останавливалась перед шкафом - открывать или нет, - не открывала, обходила стол с другой стороны и начинала все сначала. "Вот так вот и буду бродить до самого утра", - думала она. Ей не хотелось ни спать, ни даже прилечь. Внезапно снаружи, из темноты, до нее донеслись голоса. Белка прижалась ухом к стене. Слышно было довольно отчетливо. Говорили о ней. - Вот тут живет Белка. - Да ну? - Ага. - А что она вообще за личность? - Белка-то? - Ну да. - Ну... что тебе сказать... как бы это выразиться... Она очень ешкиндрын. "Чего? " - чуть было не завопила Белка, но вовремя остановилась. - ишкиндрын? - переспросил один голос. - Угу, - подтвердил другой. - Ой, как интересно. И что, она всегда такая? - Да почти. - А когда она не такая? - Тогда она пумпурум. - Да ну, правда, что ли? - Чесслово! - Ух ты... Белка пожалела, что ухо у нее не может пролезть сквозь стену. Ей так хотелось разобрать, какая же это она такая почти всегда и какая - когда она не такая. - Да брось ты, - сказал один голос. - Правду тебе говорю, - сказал другой. - И вот тут вот она и живет? - Ну. Наступило молчание. - Да уж, - сказал один голос, - нечего сказать. - Во дела... - сказал другой. Белка чуть было не лишилась чувств. Из глаз ее брызнули слезы. Ну чего они так мямлят? И кто они, вообще говоря, такие? Что они там делают, глухой ночью? Голоса тем временем замерли вдали. "Едррн", услышала она. И "шишшк". И больше ничего. Белка бросилась навзничь на постель и уставилась в потолок. Довольно долго она раздумывала над тем, какая же это она такая. "В любом случае, - думала Белка, - в настоящий момент я совершенно безотрадна. Если бы я сейчас говорила сама с собой, я бы сказала: лично мне Белка кажется совершенно безотрадной. Да, ответила бы я, мне тоже". И тут Белка подскочила. "Ну конечно! " - сказала она самой себе, спрыгнула на пол, подбежала к шкафу и выдвинула ящик, из которого извлекла письмецо, написанное маленькими корявыми буковками - как-то раз, давным-давно, его подсунули ей под дверь. Дорогая Белка, Мне кажется, Вы - совершенно необыкновенная. Ну просто совершенно необыкновенная. Письмо было без подписи, - на последних словах листок обрывался. Белка долго ломала голову над тем, кто бы мог его послать. Но этого ей узнать так и не довелось. Она распахнула окно. В буковых ветвях висела низкая луна, и в ее свете Белка принялась читать письмо вслух, громко-громко. В лесу было тихо. Мерцали редкие звезды. "Может, они меня еще и услышат, - подумала она, - и скажут друг другу: "Да, и впрямь, она всегда такая, такая необыкновенная... " Потом она закрыла окно и вернулась в постель. ДОРОГАЯ БЕЛКА, Недавно из письменных источников я узнала, что Вам не спится. Мне известно, что это чрезвычайно неприятное явление. Лично я всегда раззавписываю себя в сон. Возможно, Вы также должны последовать моему примеру, мой далекий друг по переписке. (Надеюсь, что могу Вас так называть? Если нет, то приношу Вам свои извинения за сию эпистолярную вольность. К слову сказать, я страдаю разнообразными письменными недугами и скверными привычками. Но об этом, если позволите, я напишу позже и в деталях. ) В целом мне хотелось бы написать следующее: ах да, я пишу однако поздновато я однако что-то писать я пишу однако без удержу как пишу я там его пишу и пишу я имею написать и пишу и пишу так тихонько всегда однако пишу и пишу шовершенно шшшшшооооооооо всем ссссссссссс На этом обрывалось письмо, которое Белка получила как-то вечером. Белка распечатала его и честно принялась читать, но, даже не дойдя до конца, уснула, уронив голову на столик. Поднялся ветер, завыл, засвистел, выхватил письмо и выдул его за дверь. Однако ветер нередко сует нос не в свое дело, поэтому на полдороге к небесам он сунул его в письмо. И тут же умолк. В лесу воцарилась тишина. Письмо покружилось в воздухе и упало в реку, а там попалось на глаза Карпу. Как только Карп уснул, течение погнало письмо к морю. Там его прочли Дельфин, Кит и Кашалот, а потом и прочие рыбы и птицы, присевшие на воду, и звери, которые там случайно оказались - так, гуляли себе потихоньку. И вот на самых дальних берегах океана, летним вечером уснули все, кто прочел письмо Птицы - Секретаря. РАССВЕЛО. СВЕРЧОК В СИДЕЛ В ТРАВЕ, НА ОПУШКЕ ЛЕСА. Он только что проснулся и протирал глаза. На траве лежала роса, в кустах Паук ткал маленькую блестящую паутину. Сверчок взглянул на горизонт, где как раз всходило что-то красное. "Это солнце там, что ли? - подумал он. - Или другое что? " Он с беспокойством взглянул на пылающее Нечто, становившееся все больше и больше. Сверчок нахмурился и отправился в лес, где ему навстречу попался Жук. - Привет, Жук, - сказал Сверчок. - Привет, Сверчок, - сказал Жук. - Ты не знаешь, что это там такое? - спросил Сверчок, указывая на горизонт. - Да солнце, что же еще, - сказал Жук. - Солнце... - сказал Сверчок. - В самом деле? Точно? Жук пожал плечами. - Неа, точно, солнце это, - сказал он наконец. - Хотя, вообще-то... Сверчок так и подскочил. - Сомневаешься! Сомневаешься! - завопил он. - Вот и я засомневался! Оба мы с тобой теперь сомневаемся! Значит, это уж точно что-то другое! А когда немного погодя засомневалась также и Черепаха, Сверчок был уже убежден: это было никакое не солнце - нечто иное поднималось вдали над вершинами деревьев. Потому что если бы это было солнце, никто бы не сомневался - это он знал точно. Он расхаживал по лесу широкими шагами. - Это не солнце, - сообщал он всем встречным, указывая при этом на непонятное светило, которое поднималось все выше и выше. - Не солнце? - удивлялись звери. - Нет, - отвечал Сверчок. - Я и сам не знаю, что это за штуковина. Но это никакое не солнце. Это уж извините. Изумленные звери застывали на месте и глазели в небо. От непонятной штуки исходили ослепительный свет и тепло. - Да ну, это просто случайность, - заявила какая-то Букашка. - Временное явление, - сказала Выдра. - Кто их знает, эти штуки. К полудню все уже знали, что в этот день светило не солнце, а что-то другое. Это знали даже Земляной Червяк с Кротом, глубоко под землей, и Светлячок в зарослях, и Осьминог на дне моря. - Хе-хе, - сказал Земляной Червяк Кроту. - Наконец-то у нас на небе что-то новенькое. - Я, вообще говоря, надеюсь, что это что-нибудь черненькое такое, - сказал Крот. Обуреваемый любопытством, он высунулся из земли, но увидел не черненькую, а ослепительную громадную штуковину и торопливо юркнул назад. - Никаких перемен к лучшему, - поведал он Земляному Червяку. - Да где уж там, - буркнул в ответ Земляной Червяк. На перемены к лучшему он никогда особо не надеялся. К вечеру неизвестная штуковина закатилась, и в лесу стемнело. - Обычные сумерки, - переговаривались звери. На этом они сошлись единодушно. Сверчок на лесной опушке закутался в листик и подумал: "Хотел бы я знать, что там у нас утром взойдет. - И, нахмурившись, добавил: - Если вообще взойдет... " Но когда он проснулся на другое утро, над горизонтом поднималось солнце. Сверчок взглянул и понял: точно, оно. "Никаких сомнений! " - сказал он себе и разок-другой весело подпрыгнул в свежем утреннем воздухе. - "Признаться, они мне порядком надоели, сомнения эти", - подумал он и дал себе зарок никогда больше не сомневаться, что бы там ни восходило на горизонте. - Солнце! Солнце! - вопил он, бегая по лесу и указывая на него всем, кто к тому времени уже проснулся. - Да, - сказали звери с облегчением. - Это солнце. И они потихоньку разошлись: кто на травке полежать, а кто посидеть на веточке и с наслаждением погреться в солнечных лучах. СВЕТЛЯЧОК ЛЕЖАЛ В ТЕМНОТЕ НА ВЕТКЕ БУКА И ТИХОНЬКО СВЕТИЛСЯ. "Эдак мне, пожалуй, и не уснуть будет, - думал он, покачивая головой. - Погашу-ка я свет", - решил он чуть позже. Но без света ему не было видно, как он лежит, а он всегда непременно хотел видеть, как он лежит. А вдруг он лежит как-нибудь не так? "Очень может быть, - думал он. - Это сколько угодно. И до чего же я сложно устроен! " - удивлялся он сам себе в промежутках между остальными мыслями. Немного погодя на огонек к нему залетел Мотылек. - Мотылек, - сказал Светлячок, - вот я сейчас свет потушу. Посмотришь, как я лежу? - Давай, - сказал Мотылек. Светлячок потушил свет и провалился в сон. В полночь он проснулся. - Ну, как я лежу? - поинтересовался он. Но Мотыльком к тому времени овладела охота к перемене мест, и он улетел. Светлячок зажег свет, убедился в том, что лежит он хорошо, потушил свет, перевернулся на бок, вновь зажег свет, чтобы посмотреть, как он теперь лежит, снова потушил свет, но уснуть уже не смог. Взошло солнце. "Ну вот, теперь можно и без света", - с облегчением подумал Светлячок. Потушив свет, он свернулся в клубочек и уснул крепким сном. Он проспал весь день, поскольку знал, что может в любой момент посмотреть, хорошо ли он лежит. "Вот в чем дело-то", - думал он во сне и кивал самому себе. Иногда он называл себя Сложным Светлячком. Но, когда он как-то раз поприветствовал Жука: "Привет, Жук, я - Сложный Светлячок ", - то получил в ответ: "Привет тебе, Сложный Светлячок, я - Жестоковыйный Жук", - и они уставились друг на друга с изумлением. Тогда все усложнилось еще больше, и Светлячок подумал: "Надо полагать, я - Страшно, Страшно Сложный Светлячок". Но вслух он этого не сказал, а то еще выяснилось бы, что и Жук - Жутко, Жутко Жестоковыйный Жук, или того похлеще. И Светлячок вздохнул в своем полуденном сне. КАК-ТО В ОКЕАНЕ ВСТРЕТИЛИСЬ КИТ И КАШАЛОТ. - Привет, Кашалот, - сказал Кит. - Привет, Кит, - сказал Кашалот. Они кивнули друг другу, не зная, о чем бы им таком поболтать. - Не спится мне, - пожаловался наконец Кашалот после некоторого раздумья. - Вот, круги нарезаю тут... - Хочешь, и я с тобой? - предложил Кит. - Ну, давай, - согласился Кашалот. И они поплыли вместе. Кашалот поведал Киту, что вообще никогда глаз не смыкает. Что даже и вспомнить не может, когда он в последний раз-то спал. Гигантские слезы катились по его серым щекам и падали в соленую океанскую воду. На это Кит, покачав головой, ответил, что когда ему не спится, он думает о том, что он очень хотел бы увидеть во сне. Сам придумал, сказал он. - Да ну? - воскликнул Кашалот, - Чистая правда, - сказал Кит. - А потом я быстренько засыпаю, чтобы мне сниться начало. Знаешь, как здорово! - Хм, - сказал Кашалот. - Тебе, Кашалот, надо бы тоже разок попробовать. - Ты думаешь?... - сказал Кашалот без особого энтузиазма. - Ну, что ты хочешь, чтобы тебе приснилось? - Ну, это... - начал Кашалот и задумался. - Если честно, - сказал он наконец, - я бы хотел, чтобы мне приснилось, что у меня есть синяя шляпа, не такая чтобы очень большая, но такая чтобы совсем синяя, и что лежу это я под ивой, в тенечке, в шляпе в своей, и что все проплывают мимо, кланяются и говорят: " Шикарная шляпа у тебя, Кашалот!, - а я киваю и отвечаю: - Ну да, вот, шляпа моя... ". Он умолк и устремил мечтательный взор в океан, на водную гладь. - Вот и все, - тихо закончил он. - Сладких снов тебе, - сказал Кит. Кашалот немедленно уснул, и снилось ему, что лежит он под ивой, в тенечке, на голове у него синяя шляпа, а все остальные звери - Черепаха, Сверчок, иж, Белка, - ломают перед ним свои красные шапки. "Добрый день, Кашалот, - говорят они. - Ну до чего же потрясающая шляпа у тебя! " "Привет, Сверчок " и "Привет, иж" и "Привет Белка", - говорит Кашалот и застенчиво приподнимает свою шляпу перед каждым из них. Так лежит он, а солнце бьет сквозь ивовые ветви, и по лесу разносится солоноватый запах торта из морской травы. Кит полюбовался счастливой улыбкой на лице Кашалота и поплыл дальше. - А мне о чем бы таком помечтать? - спросил он себя и придумал что-то настолько приятное, что немедленно уснул и так, во сне, медленно поплыл через весь океан, домой. НА ДАЛЬНЕМ КРАЮ ПУСТЫНИ ЖИЛ ЛЕМУР. Жил он там в глуши, один как перст. К нему никто никогда еще не приходил в гости. "Ну и что ж в этом такого, - говорил он себе каждый вечер, - в этом вовсе ничего такого нет". День и ночь он просиживал в ожидании какого-нибудь прохожего. Он не решался сомкнуть глаз, - а вдруг проспит, и прохожий уйдет восвояси не солоно хлебавши? Временами он так уставал, что все-таки не выдерживал, и сон одолевал его. Тогда он вздрагивал спросонок, вскакивал, озирался по сторонам и кричал что есть сил: "Никто не проходил? Ау! Я не сплю! " Но прохожих никогда не было, и он вновь с облегчением усаживался на место. Как-то раз он опять уснул. Это было в разгаре лета, и громадное палящее солнце стояло в зените. Когда через некоторое время Лемур проснулся, рядом с ним лежало письмо: Дорогой Лемур, Я тут проходила мимо, но ты спал. Приветик. Белка. Лемур подпрыгнул, хорошенько огляделся и завопил: - Белка! Белка! - но Белки уже и след простыл. И тогда Лемур принялся рвать на себе волосы, топать ногами и голосить, и голосил, пока не охрип. - Теперь уж дудки я вам усну, - ревел он. - Ни за какие коврижки! Он выбросил прочь свой стул и уселся прямо на острые камни. Он решил, что станет питаться только вялой крапивой, от которой у него так сводило живот, что он глаз не мог сомкнуть. И день и ночь напролет он твердил себе: "У меня сна - ни в одном глазу, слышишь, Лемур, ни в одном глазочке". И все же как-то раз сон и усталость опять одолели его. В животе у него бушевал огонь, острые обломки камней впивались в спину, и он бормотал сквозь сон: "Не сплю, не сплю, ни вполглазика". Но он спал, и храпел при этом на всю пустыню. Заснул он, вообще говоря, всего на пару секунд, но тут же вскочил и с воплем: "Лежебока! " закатил себе огромную оплеуху. И тогда он заметил еще одно письмецо. Эх Лемур, Лемур, Опять ты спал. Ну и силен ты храпака задавать! Не знаю даже, стоит ли к тебе заходить-то. Белка Лемур побелел как полотно и потерял дар речи. Будто какая-то толстенная ручища схватила его за горло, вздернула в воздух и держала так, пока он беззвучно дрыгал ногами. И тогда он совершил свой самый великолепный в жизни прыжок. Далеко вдали сумел он разглядеть кончик белкиного хвоста, только что скрывшийся за скалой. - Белка! - завопил он что было сил. - Белка! Белка чудом услыхала его. Оглянувшись, она заметила Лемура. - Да не сплю я! - надсаживался Лемур. - Ничего я не сплю! Немного погодя они сидели друг напротив друга. Белка примостилась на старом лемуровом стуле, а Лемур достал горшочек с чем-то вкусненьким, который хранился у него с незапамятных времен. - Ты - мой первый гость, Белка, - сказал он. - А я-то и впрямь думала, что ты спал, - сказала Белка. Под разговоры обо всем на свете они опустошили горшочек. - Моя первая беседа, - тихонько сказал Лемур. - Я теперь знаешь чего? - Нет, - сказала Белка. - Я теперь счастливый, - сказал Лемур. - Ох какой же я счастливый теперь. - Ну что ж, - сказала Белка, когда солнце утонуло в пустыне и небо заалело. - Пора мне. Счастливо тебе, Лемур. - Пока, Белка, - сказал Лемур. Привстав на цыпочки, Лемур провожал взглядом уходящую Белку. Вот она скрылась за скалой... И тогда он устроился поуютнее и заснул крепким сном. НА КРАЮ ЛЕСА В ОСИНОВОМ ДУПЛЕ СОВА ДЕРЖАЛА МАГАЗИНЧИК, в котором торговала спальными принадлежностями. У нее имелись пуховые подушки, одеяльца из мха, мешочки со сладким храпом, коробочки с сонливостью и дремой, ящики, набитые зевками и толстыми шапочками-чтобы-натягивать-на-глаза. Сова также охотно давала инструкции по правильному засыпанию. Но особой клиентуры у нее не было. Поскольку ее основным занятием были сон или демонстрация лучших способов погружения в него, то погружалась она весьма основательно, так что покупатель, не солоно хлебавши, отбывал восвояси. Многих посетителей начинало клонить ко сну уже при одном виде магазина или запахе товаров. Поэтому у дверей под осиной была установлена кровать, не предназначенная для продажи. Однажды случилось так, что некто, приобретя толстую шапочку, натянул ее на глаза не отходя от кассы, тут же заснул, оступился, грохнулся на пол и пролежал так несколько часов в сладком забытьи, перегородив проход всем остальным. "Ну да, - говорила себе Сова, проснувшись, - вот таким путем". Она нашла это весьма симпатичной формулой, и с тех пор время от времени давала совет своим посетителям: "Вы ложитесь в постель, укутываетесь вот в это зеленое одеялко и произносите: "Вот таким путем". А если это не поможет, свернитесь клубочком". Эту формулу ей присоветовал Еж, а Слон, Сверчок и Лебедь как-то однажды ее опробовали. С тех пор Сова их никогда у себя в магазине не видала, и потому сделала вывод, что формула сработала. Вот так и сидела она за своим прилавком, и слой пыли на товарах становился все толще, а Сова спала все дольше. Однажды в магазин зашла Белка, которая давно маялась бессонницей. Уже издалека она заслышала храп. Табличка с надписью "СПАЛЬНЫЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ" висела на одном гвозде, дверь разбухла и намертво засела в проеме. Белка устроилась на краешке постели под осиной. Она прислушивалась к храпу, несущемуся из магазинчика, к шороху осиновых листьев, и внезапно ее одолел такой сон, что она заснула там, где стояла, и проспала целые сутки. Поскольку товары Совы - и на прилавке, и на складе - были отменного качества. ОДНАЖДЫ СОЛНЦЕ ЗАСНУЛО. День был в разгаре, и оно висело высоко в небе. На жаре ли его разморило, или просто оно у себя за горизонтом плохо выспалось, было не вполне ясно. Но солнце спало, спало крепким сном. Белка и Муравей сидели в траве на берегу реки. Они болтали о лете, засыпали, просыпались и опять болтали. Проходил час за часом, а солнце беспробудно висело в зените. - Сдается мне, что время остановилось, - сказала Белка. - Угм, - сказал Муравей. - Очень похоже. И все-таки это не так. Время никогда не стоит на месте. Вот ты стену перед ним поставь, ему хоть бы что. Ему хоть гора, хоть океан, хоть колючки какие, хоть болото тебе, хоть тьма тьмущая - ему хоть бы что. Белка кивнула, и они опять принялись клевать носом. Проснувшись, они подумали, что спали долго-долго, но солнце по-прежнему висело высоко в небе. - Ну а почему бы времени и в самом деле не остановиться разок? - спросила Белка. - Ну там вздремнуть, или что... - Никогда! - завопил Муравей. - Не бывает! - Но при этом он озадаченно взглянул наверх. Внезапно из земли высунулся Крот, поморгал, осмотрелся и фыркнул: - Это что же, сегодня темнеть не собирается? Ничего себе! И проворно убрался назад. Немного погодя из-под земли послышалась его возмущенная возня и ерзанье. За компанию с ним возился и ерзал Червяк. - Хорошенькие дела, - ворчали они. - Что-то тут неладно, - засомневалась Белка. - Нет! - закричал Муравей. - Ничего тут нет неладного! Никогда ничего неладного не бывает! Он встал на голову, сделал неуклюжее сальто мортале, плюхнулся на спину, зажмурился и завопил, перебирая в воздухе лапками: - Ничего неладного никогда не случалось и никогда не случится! Но звери заволновались. Одним было чересчур жарко, другим хотелось спать в темноте, третьи как раз собирались немного пройтись в сумерках. Некоторые звери раньше утверждали: "Вот было бы здорово, если бы солнце никогда не садилось", - но в этот полдень они решительно изменили свои взгляды. А солнце все спало. Звери почесали в затылках и решили покричать солнцу хором. Может, тогда оно их услышит? - Солнце! - закричали они. - Солнце! Проснись! "Э, что такое? - подумало солнце, вздрогнув. - Где это я? " И тут оно заметило, что все еще висит высоко в небе. "Ох... - подумало солнце, - никак вздремнулось мне... это в полдень-то... вот ведь угораздило... " Оно тряхнуло лучами и широким шагом спустилось вниз. В считанные секунды оно исчезло за горизонтом. Так стремительно оно еще никогда не закатывалось. Звери озадаченно переглянулись. Затем те, кто хотел спать, торопливо отправились спать, а те, кто хотел прогуляться, пошли прогуляться. Крот с Червяком выбрались из земли. - Хе-хе, - сказали они, переглянувшись, и осведомились друг у друга, как насчет сплясать. - А почему бы и нет? - решили они и пустились в пляс, в глубокой темноте, посреди леса, пока Белка и Муравей наощупь брели домой, и Муравей приговаривал: "Ну, вот видишь" и "Так дело не пойдет". Но он бормотал это себе под нос, а Белка и не прислушивалась. БЕЛКА ЛЕЖАЛА В ПОСТЕЛИ. Была ночь. Белка ворочалась с боку на бок, вглядывалась в темноту своей спальни и думала обо всех сонных вещах, какие ей только приходили на ум. Но заснуть не могла. - Не могу заснуть, - сказала она самой себе. - И не сможешь, - вдруг послышался снаружи чей-то голос. Белка вскочила. - Кто там? - спросила она. - Это сон, - ответил голос. - Я войти не могу. "Сон? " - подумала Белка. - Мой сон? - спросила она. - Твой, твой, - сказал голос. - Открывай давай. - А почему это ты не можешь войти? - спросила Белка. - Раньше-то входил. - Так то раньше, - ответил сон и задумался. - А я и сам не знаю, - сознался он наконец. Белка подошла к окну. На дворе было темно. - Я тут, у дверей, - сказал сон. Белка распахнула дверь. - Да мне и щелочки хватит, - сказал сон. Белка отскочила и уселась на кровать. Она никого не увидела, но явственно расслышала тихие, мягкие шаги и шорох. И в в полутьме спальни она рассмотрела, как падает ее стул - медленно, медленно. - Что происходит? - спросила она. - Тихо, - шикнул сон. - Стул разбудишь. Потом и стол свинулся в сторонку и начал тихонько поскрипывать. - Стол-то наш храпака задает, - прошептал сон. Утреннее письмо от Кита само собой свернулось в трубочку, шкаф негромко и размеренно посапывал замочной скважиной, а предметы на стене устраивались поудобнее, повисали вкривь и вкось и засыпали. - А теперь ты, - сказал сон. - Ты какой вообще из себя? - спросила Белка. - Я ничего не вижу. - Да никакой я, - ответил сон. - Мне и не надо никаким из себя быть. Судя по звуку, он стоял возле кровати. Белка улеглась и почувствовала, как засыпают ее ноги, колени, хвост и живот. - Пока, сон, - сказала Белка. - Пока, Белка, - сказал сон и склонился над Белкой. И она уснула. Белка и вещи дышали тихонько и размеренно. Сон еще раз обошел комнату и проверил, все ли спали - гребешок на полу, коробочка с секретами, которую Белка так ни разу и не открыла, пыль в углах. Все спало. И тогда сон опять выскользнул наружу и бесшумно прикрыл за собой дверь. У него было еще невпроворот дела, и он тихонько улетел на поиски других зверей, которые не могли спать. Потому что он мог усыпить всех на свете. Всех на свете. - А ВОТ БЫЛ БЫ Я ДЕРЕВОМ, - сказал Слон, - с меня бы никто никогда не свалился. Уж я бы об этом позаботился. Они с Белкой сидели на травке. Было лето. Распевал Дрозд, высоко в небе носилась Ласточка. - Я был бы здоровенный, - продолжал Слон, - и жутко ветвистый, - лезь не хочу. А оступится кто - я тут как тут: "Поберегись", или "Эй, там", и вот он спохватился и под ноги посмотрел. А если все-таки оступился, я тут же ветку-то протянул да и поймал его. А если все-таки не поймал я его, и он свалился, и хоть малюсенький синяк себе набил, тогда мне хоть под землю проваливайся... Белка уже давно клевала носом. Время от времени до ее сознания все-таки доходили слова вроде "падать" и "эй". - Ну да, - сказал Слон. - Я же ведь не дерево. Как это ни прискорбно. Он встал, задрал хобот и крикнул: - Как это ни прискорбно! Как это ни прискорбно! Белка уже спала без задних ног. Слон опять уселся. - А был бы я землей, Белка, слышь, - сказал он, - уж такой я был бы мягкий, уж такой рассыпчатый!.. Он откинулся на спину и уставился в небо. "Вот где я еще ни разу не был, - подумал он, - на небе. Как там, интересно? Ну да, - тут же спохватился он, - столько еще всяких мест на свете, где я ни разу не был... " Он прикрыл глаза и сказал себе: "Ах, о чем это я вообще... " И, глубоко вздохнув, прибавил: "Хотел бы я хоть разок в мыслях куда-нибудь забраться, высоко-высоко, и оттуда глянуть на них.... на мысли мои... " Он собрал лоб в гармошку и хмуро подумал: "И тогда? Что тогда-то? Ну, пройдусь вприсядку...... ну и что с того... " Он пожал плечами, глубоко вздохнул, заложил хобот за шею, откинулся на спину и уснул. Так и спали они, в траве, теплым летним днем, Белка и Слон. А солнце светило, и неугомонная Ласточка расчерчивала небо резкими зигзагами. УЛИТКА И ЧЕРЕПАХА РЕШИЛИ ВМЕСТЕ ОТПРАВИТЬСЯ НА ПРОГУЛКУ. - Уж мы-то с тобой нога в ногу зашагаем, - сказала Черепаха. - Надеюсь, Черепаха, - ответила Улитка. - Ох, надеюсь. Накануне Черепаха забегала к Улитке, и они обсудили маршрут. Было решено сходить проведать розовый куст - тот, что цвел под буком, напротив Улиткиного домика. Этой ночью они улеглись спать неподалеку друг от друга - Улитка у себя домике, Черепаха - под своим панцырем. Первой проснулась Черепаха. Она высунула голову из-под панцыря, увидала, что солнце уже встало, и тихонько постучала в стенку Улитки. - Улитка... - позвала она негромко. Спавшая безмятежным сном Улитка подскочила так, что пробила крышу домика и рухнула на него сверху. И крыша и стены разлетелись в щепки. Бледная и подавленная, восседала она среди обломков. Черепаха стояла рядом и мямлила, что это не входило в ее намерения... - Ах! - воскликнула Улитка. - И куда так торопилась, и зачем в стенку молотила! - Ну а как же наша прогулка? - спросила Черепаха. - Прогулка, прогулка... - проворчала Улитка. - Ну не так же сразу-то... Я, Черепаха, так сразу не люблю. У меня очень большое предубеждение против "сразу". Черепаха уставилась себе под ноги и прошептала: - Мне очень жаль. - Ах, тебе жаль... - проговорила Улитка с горечью. - Жалость - то же самое, что торопливость, а? - Ее трясло. - Видишь, как меня пробирает? - не унималась она. - Я ведь вообще никогда не дрожу. А все из-за твоей жалости. Нет, Черепаха, против жалости у меня такое же предубеждение, как и против "сразу". Черепаха молчала. - Ну, и что теперь? - спросила Улитка. Черепаха понурилась, и они долго сидели рядом в траве, не говоря ни слова. В полдень мимо них прошел Жуктор. Его вызвали чинить кого-то, кто ночью неожиданно взорвался. - Тю-тю домик? - спросил он. - Угу, - ответила Улитка. - Чинить будем? - спросил Жуктор. - Оно бы неплохо, - сказала Улитка. Немного погодя домик Улитки был опять в полном порядке, и оказался даже лучше, чем прежде, поскольку Жуктор выкрасил его красной краской. - А это еще зачем, красным-то? - неуверенно спросила Улитка. - Это знак, - сказал Жуктор. - Для тебя. - Для меня? - спросила Улитка. - Вот так вот прямо для меня? Но Жуктор уже отправился по своим делам. Улитка забралась в домик, ощупала стены, выглянула в окошки и вернулась на улицу. Черепаха по-прежнему сидела на травке. - Я получила знак, Черепаха, - сказала Улитка, бросив на нее многозначительный взгляд. Черепаха промолчала. "А я вот чего-то никогда ничего не получаю", - подумала она. Солнце уже клонилось к закату, и они решили отложить прогулку на неопределенное время и, возможно, - добавила Улитка, - на никогда. - Ну, тогда я пошла, - сказала Черепаха. Улитка стояла в дверях своего ярко-красного домика и смотрела на Черепаху. - Пока, Черепаха, - сказала она. - Отныне торопись малость помедленней. Черепаха неумело скрипнула зубами и поплелась домой. Сгустился туман, и солнце скрылось за деревьями. "Невезучая я", - подумала Черепаха. Но внезапно настроение у нее приподнялось. "Вот она я какая, стало быть, - подумала она, - невезучая. " Она изо всех сил старалась не торопиться. "Невезучая, одним словом. С Улиткой такого никогда не случается! Мне ли того не знать. " БЕЛКА И ЛЯГУШКА сидели в камышах на берегу реки и рассуждали насчет спать и не засыпать и проспать и не хотеть спать и проспаться и заснуть и так далее и тому подобное. - Я люблю засыпать с кваком, - сказала Лягушка. - Я, Белка, себя в сон уквакиваю. Это очень приятно. Но, разумеется, для этого нужно уметь квакать... Она посмотрела на Белку с некоторым снисхождением. - Да, - сказала Белка. - В особенности, - продолжала Лягушка, - люблю я по вечерам чего-нибудь веселенького восквакать. Но не всегда получается. И это мне очень странно, Белка. Иногда вот прямо душа поет, а выквакивается сплошной мрак. И все-таки я - королева квака! Она поднялась на задние лапки и озадаченно уставилась на Белку. - А иначе и быть не может! - сказала она. - Да где же нам знать, - вздохнула Белка. - Нигде, - согласилась Лягушка и снова уселась. Плечи ее опустились. - Я бы очень хотела всквакнуть что-нибудь такое меланхолическое, - сказала она, - когда туман, или там снег идет... Тогда это совсем другое дело. Но вот по вечерам, на сон грядущий... У тебя такое бывает? - Чего? - Когда ты чему-то не хозяин, а сам знаешь, что все-таки хозяин. - Бывает, - сказала Белка и подумала: "Мои мысли, им-то я никогда не хозяйка, они живут сами по себе, кишат, суетятся... будто я тут вовсе ни при чем! ". Но вслух она ничего не сказала. Помолчав, Лягушка заметила: - Чудно. Солнце скрылось за макушками деревьев. - Ага, - согласилась Белка. - А иногда я и просыпаюсь от квака, - сказала Лягушка. - И вот тогда все начинают причитать - вот, дескать, всю ночь проквакала, спать не давала... Она глянула на Белку, но та смотрела на водную рябь в зарослях тростника. - Страшного-то в этом, конечно, ничего нет, - продолжала Лягушка. - Хотя и хотелось бы мне узнать, что это я там во сне квакаю... Ну да что ж... Она задумчиво смотрела на прибрежные волны и тихонько напевала про себя. Вдруг она встрепенулась. - Ну нет, -- воскликнула она. - Опять я тут квакаю сама не знаю чего. Вот дела! Вот странно! Они замолчали. Лягушка широко раскрытыми глазами глядела на воду, Белка зевала. - Квакство, Белка, - сказала Лягушка, - это умом не понять. Это, может быть, самая непонятная штука на свете. Белка кивнула. Лягушка подскочила, издала громкий вопль, шлепнулась в воду и с веселым кваком поплыла на другой берег. - Я - королева квака! - вопила она. - Королева самой непонятной штуки на свете! Белка прокашлялась, подумала про мед и про горизонт и про неожиданные письма с приглашениями в гости от разных незнакомых зверей, и сказала: - Ну. ЖУК НИКАК НЕ МОГ УСНУТЬ. Он ворочался с боку на бок под своим камнем на краю леса. "А я знаю, почему, - думал он. - Это потому, что завтра я впаду в меланхолию". Он и сам не знал, с чего бы это ему было впадать в меланхолию. Но то, что он в нее впадет, он знал точно. Он нахмурил брови и подумал: "Может, мне потому не спится, что у меня уже сейчас меланхолия, от одной мысли о том, что завтра я в нее впаду? Да ну, вот еще. Ведь сейчас у меня никакой меланхолии нету". Его мысли застыли на мгновение, будто перед командой "кругом", или, скорее, сжались, как пружина перед выстрелом. "Так что пока-то я в полном порядке", - думал он неуверенно. Он встал, глубоко вздохнул и прошелся вприсядку, распевая: "Как хорошо"! Но, выдав коленце-другое, он застыл как вкопанный. "Ну вот ведь ерунда какая, - подумал он, - сейчас я пляшу, а утром - нате вам, меланхолия. И никакого тебе веселья! Разве это жизнь? " Он покачал головой, вновь улегся и повернулся на бок. Его меланхолия стояла у него перед глазами. Она надвигалась на него, как громадное облако, как всемирный потоп. "Да, - думал он, - вот на что это похоже, на мрачный потоп, на большое черное наводнение". Он вновь улегся на спину и уставился из-под камня на звезды. Они переливались и подмигивали. "Завтра они померкнут, - сказал он себе. - Вот увидишь. - Он тяжко вздохнул. - Вот только пожалуйста без тяжких вздохов, - тут же подумал он. - Завтра еще навздыхаешься". Он попытался больше не вздыхать и не глядеть озабоченно и не бровей хмурить. Вот так и лежал он на спине, в темноте, в ночь накануне прихода меланхолии. Это была длинная, изнурительная ночь. "Если я утром припомню все то, что со мной сейчас делается, - думал он, - я только присвистну от удивления. Сейчас-то лежу себе, забот не знаю... " Он присвистнул. И тут же подумал: "Нет, это я оставлю на завтра. А сейчас только кивну". Он кивнул. На горизонте показалось солнце. Жук взглянул на небо. Казалось, подступающую меланхолию было слышно издали. Она громыхала как гром, накатывала волнами. Он снова забрался как можно глубже под камень. "Ой, ну до чего же сейчас-то хорошо! " - подумал он. И тут же уснул. Солнце поднималось все выше, пронзая лучами густые заросли на опушке леса, и добралось до самого камня, под которым лежал и спал Жук, сияя в утреннем свете. ОДНАЖДЫ У ЗЕМЛЕРОЙКИ СЛУЧИЛСЯ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. Был устроен большой праздник, на котором собрались почти все звери. Огромные кучи подарков возвышались возле землеройкиных дверей, и повсюду громоздились торты. В самый разгар пиршества, когда гости уписывали так, что за ушами трещало, а некоторые уже наелись до отвала и только тихонько покряхтывали, Землеройка поднялась с места. - Звери, - сказала она. Гости притихли. Все, даже Медведь, прекратили жевать. Землеройка прокашлялась и простерла руки. Она собиралась произнести очень значительную речь, такую, какой еще никто никогда не произносил. И вдруг позабыла, что хотела сказать. В голове у нее не осталось ничего от заготовленной речи, а то, что оставалось, показалось ей настолько малозначительным, что она не решалась произнести этого вслух. Сделалось очень тихо. Землеройка по-прежнему стояла с простертыми руками. Все глаза были прикованы к ней. "Нужно что-то сказать, - думала она. - Нужно! " Она стояла в раздумьи, чувствуя, как по спине у нее скатываются мелкие капельки пота. И тогда она выдавила: - Спокойной ночи. И уселась на место. "Господи, что это я тут несу", - в смятении подумала она. Раздался громкий гул голосов. - Это она чего сказала? - спросил один. - Спокойной ночи, - сказал другой. - Спокойной ночи? - Ну да, спокойной мол ночи всем вам... - А мой торт как же? - Ну что торт... Сам небось слышал... Наступило молчание. Звери задумались. - В конце концов, это ее день рождения, - согласились они, закивали, забормотали: "И тебе спокойной ночи", - и принялись устраиваться на земле под стульями или засыпали там, где сидели, головой на столе. Медведь сподобился уложить голову прямо в торт, а Муравей завернулся в белкин хвост, чтобы не простудиться, - как знать, сколько придется проспать. Вскоре все уснули, и отовсюду неслось негромкое похрапывание. Было далеко заполдень. Солнце опустилось за верхушки деревьев. Река поблескивала, и Карп, Щука и все другие рыбы тоже спали. Не спала одна Землеройка. Она в недоумении озиралась по сторонам. "Что же я тут наплела, что же я тут напорола... " - думала она. И внезапно ей вспомнилось то, что она собиралась сказать. - Звери! - воззвала она. - Животные! Но все спали. И тогда Землеройка тоже уронила голову на лапы. "Они должны были узнать, что я собиралась сказать... " - думала она. - "Тогда бы они уже никогда не смогли жить, как прежде... Никогда больше! " Солнце село. Тонкий, прозрачный туман обвивал кусты и стекал по берегам реки. Все спали. Теперь уже все до единого. КОГДА БЕЛКЕ НЕ СПАЛОСЬ и она размышляла изо всех сил и все равно не могла уснуть, она принималась считать своим особым способом, который выучила от Муравья: "своеобычный многострадальный фундаментальный незаурядный благоразумный краеугольный неоднократный достопочтенный необычайный пессимистичный мягкосердечный миролюбивый благопристойный... " Как правило, она засыпала на слове "благопристойный". Но, если ей это не удавалось, она выдумывала новые числа, поскольку Муравей утверждал, что каждый сам знает, что должно следовать за словом "благопристойный". Тогда Белка принималась тихонько бормотать про себя, в своей темной комнате, высоко на стволе бука: "Лакомый солнечный праздничный радостный может быть всякий раз... " Она не знала, были ли это настоящие числа, но всякий раз засыпала, так и не перевалив за "всякий раз". И, раскрывая по утрам глаза, не представляла, что за число должно последовать за "всякий раз". "Может, и вовсе никакое", - думала она. Но солнце сияло, и было много чего другого, о чем стоило бы подумать: дни рождения, письма, заоконные просторы, тушеные орешки и блеск речных волн. Как-то раз, полусонная, она заглянула в свой шкаф и сосчитала на свой особенный лад стоявшие там горшочки: "Многострадальные горшочки дубового меда, незаурядные горшочки липового сахара, достопочтенные горшки березовой коры и, вот здорово, ну-ка, посмотрим-поглядим, миролюбивые, нет, даже скорее благопристойные горшочки буковых орешков в меду". И тогда ей сделалось так хорошо, что она крепко уснула своей теплой постельке у вершины бука, даже не посчитав до "своеобычный". КУЗНЕЧИК ОБОЖАЛ свой зеленый сюртук, свою изысканную походку - он называл ее поступью - и себя самого. Больше всего он любил рассматривать себя в зеркало. - Ах, какое благолепие, - бормотал он при этом, - какое благолепие... Частенько он подвешивал зеркало на дерево, отходил на несколько шагов назад и прохаживался мимо, чтобы полюбоваться своей поступью. "Величавая поступь у меня, - думал он при этом, - ни дать ни взять величавая... " Он всегда прихватывал зеркало с собой в дорогу, чтобы время от времени проверять, насколько дружелюбно он улыбается прохожим, которые говорили ему: "Привет, Кузнечик". Сам он никогда не говорил "привет". Он предпочитал вообще ничего не говорить и лишь приветливо кивал или делал ручкой. Делать ручкой, это он любил. Но кое-что его беспокоило. А именно - он ни разу не имел случая полюбоваться тем, как он спит. "А вдруг тогда я еще благолепнее", - думал он. Он подвесил зеркало над кроватью, чтобы, засыпая, заглядывать в него одним глазком. Ему казалось, что лежит он потрясающе, но всякий раз он замечал свой прищуренный глаз и сознавал, что не спит. Однажды, когда Кузнечик ощутил приближение меланхолии, а его сюртук угрожал приобрести оттенок кручины безысходной, он спросил Жука, не хотел бы тот посидеть ночку у его постели и посмотреть, как он спит. - Ладно, - сказал Жук. На следующий вечер Жук уселся на стул возле постели Кузнечика. Кузнечик осторожно улегся, натянул на себя маленькое небесно-голубое одеяльце и сомкнул веки. - Ну, теперь смотри в оба, Жук, - сказал он. - Не извольте беспокоиться, - ответил Жук.