му мой пристальный интерес. Человек оторопел. По-кошачьи сутулый, он ссутулился еще больше. Но выражение лица, как всегда, оставалось открытым. Он ничем не показал, что идея противна ему. Кто-то сказал однажды, что он напоминает ленту Мебиуса. Лента Мебиуса - это перекрученная один раз и соединенная концами полоска бумаги, которая превращается таким образом в плоскость, лишенную лицевой и оборотной стороны. Может быть, в это прозвище вкладывали тот смысл, что он, как лента Мебиуса, слил воедино свою профсоюзную деятельность и личную жизнь? Вместе с легкой издевкой в этом прозвище звучало и одобрение. - Может быть, ты имеешь в виду реалистическое образование? - Нет, возьми мой пример с песком... разве мир в конечном счете не похож на песок?.. Этот самый песок, когда он в спокойном состоянии, никак не проявляет своего существа... На самом деле не песок движется, а само движение есть песок... Лучше мне не объяснить... - Я и так понял. Ведь в практике преподавания заключены важнейшие элементы релятивизма. - Нет, не то. Я сам стану песком... Буду видеть все глазами песка... Умерев раз, нечего беспокоиться, что умрешь снова... - Уж не идеалист ли ты, а?.. А ты ведь, пожалуй, боишься своих учеников, правда? - Да потому, что я и учеников считаю чем-то похожим на песок... Тот человек звонко рассмеялся тогда, обнажив свои белые зубы, ничем не показывая, что ему не по душе разговор, в котором они так и не нашли точек соприкосновения. И без того маленькие глаза совсем упрятались в складках лица. Он, помнится, тоже не мог не улыбнуться в ответ. Этот человек действительно был лентой Мебиуса. И в хорошем смысле, и в плохом. Стоило уважать его хотя бы за хорошую его половину. Но даже этот Лента Мебиуса, так же как и остальные сослуживцы, явно выказывал черную зависть к его отпуску. Это уж совсем не было похоже на ленту Мебиуса. Завидуя, он в то же время и радовался. Ходячая добродетель часто вызывает раздражение. И поэтому дразнить его доставляло огромное удовольствие. И тут это письмо... Сданная карта, которую уже не вернешь. Вчерашний кошмар никак нельзя считать беспричинным. Было бы ложью сказать, что между ним и той, другой женщиной не было никакой любви. Между ними были какие-то тусклые и, пожалуй, неясные отношения, и он никогда не знал, чего можно от нее ждать. Стоило, к примеру, ему сказать, что брак, по существу сходен с распашкой целины, как она безапелляционно и зло возражала, что брак должен означать расширение дома, который стал тесен. Скажи он наоборот - она бы и на это, безусловно, возразила. Это была игра - кто кого переиграет, которая продолжалась без устали уже два года и четыре месяца. Может быть, правильнее было бы сказать, что они не столько утратили страсть, сколько в конце концов заморозили ее,. Потому что слишком идеализировали. И вот тогда-то совершенно неожиданно и созрело решение оставить письмо и сообщить в нем, что на некоторое время он уедет один, не указав места. Таинственность, которой он окутал свой отпуск, так безотказно действовавшая на сослуживцев, не могла не подействовать на нее. Но в последнюю минуту, уже надписав адрес и наклеив марку, он решил, что это дурачество, и оставил письмо на столе. Безобидная шутка сыграла роль автоматического замка с секретом, который может открыть только владелец сейфа. Письмо обязательно должно было попасться кому-нибудь на глаза. В нем, конечно, усмотрели нарочно оставленное доказательство того, что он исчез по собственной воле. Он уподобился неумному преступнику, который с тупым упорством уничтожает отпечатки пальцев, хотя его видели на месте преступления, и этим только доказывает свою преступность. Возможность выбраться из плена отдалилась. И сейчас, хотя он все еще не терял надежды, надежда задыхалась от яда, которым он сам ее отравил. Теперь у него один путь - вырваться отсюда, пусть даже силой. Сомнения сейчас недопустимы. Перенеся всю тяжесть тела на пальцы ног, так что они до боли врезались в песок, он решил: сосчитаю до десяти и выскочу... Но досчитал до тринадцати - и все не мог решиться. Наконец, отсчитав еще четыре вздоха, он вышел из-за укрепления. Для того, что он замышлял, движения его были слишком медленными. Песок поглощал все силы. Тем временем женщина повернулась и, опершись на лопату, с изумлением уставилась на него. Если бы женщина оказала сопротивление, результат был бы совсем иным. Но его расчет на неожиданность оправдался. Правда, он действовал слишком нервозно, но и женщина была так потрясена, что ее словно парализовало. Ей и в голову не пришло отогнать его лопатой, которую она держала в руках. - Не поднимай крика!.. Ничего тебе не сделаю... Тихо!.. - шептал он сдавленным голосом, как попало заталкивая ей в рот полотенце. Но она и не пыталась противиться этим неловким, слепым действиям. Почувствовав ее пассивность, мужчина взял себя в руки. Он вытащил концы полотенца у нее изо рта, плотно обмотал ей голову и завязал их сзади узлом. Потом гетрой, которую приготовил заранее, крепко-накрепко связал ей за спиной руки. - А теперь быстро в дом! Женщина, совершенно оцепеневшая, покорно подчинялась не только действиям, но и словам. Какая уж тут враждебность - она и тени сопротивления не оказывала. Видимо, впала в состояние, подобное гипнозу. Мужчина не задумывался над тем, что делал, и не знал, делает ли он то, что нужно, но грубое насилие, видимо, и лишило ее способности сопротивляться. Он заставил женщину подняться с земляного пола наверх. Второй гетрой связал ей ноги у лодыжек. Он все делал в полной тьме, на ощупь, и оставшийся кусок гетры еще раз обмотал для верности вокруг ног. - Ну вот, сиди спокойно, ясно?.. Будешь себя хорошо вести, ничего тебе не сделаю... Но смотри, со мной шутки плохи... Всматриваясь в ту сторону, откуда слышалось дыхание женщины, он стал пятиться к двери, потом быстро выскочил наружу, схватил лопату и лампу и тут же вернулся в дом. Женщина повалилась набок. Она часто и тяжело дышала в такт дыханию поднимала и опускала голову. При вдохе она вытягивала челюсть - наверное, для того, чтобы не вдыхать песок из циновки. А при выходе - наоборот, чтобы воздух из ноздрей с большей силой сдувал песок с лица. - Ладно, потерпишь немного. Дождись, пока вернутся эти, с корзинами. После всего, что я перенес, тебе лучше молчать. Кроме того, я ведь заплачу за то время, что пробыл здесь... Ну а всякие там расходы ты в общем сама подсчитаешь... Ну а всякие там расходы ты в общем сама подсчитаешь... Не возражаешь?.. Возражаешь?! По правде говоря, мне бы ничего не следовало платить, но я просто люблю, чтобы все было по честному. Поэтому, хочешь или нет, все равно отдам эти деньги. Обхватив рукой шею, точно помогая себе дышать, мужчина напряженно, с беспокойством прислушивался к какому-то шуму, слышавшемуся снаружи. Да, лампу лучше потушить. Он поднял стекло и уже готов был задуть огонь... Нет, надо проверить еще разок, как там женщина. Ноги перевязаны достаточно крепко - палец не просунешь. С руками тоже все в порядке - запястья побагровели, обломанные до мяса ногти стали цвета старых, загустевших чернил. Кляп отличный. Ее и без того бесцветные губы так растянуты, что в них не осталось ни кровинки - ну просто призрак. Сочившаяся слюна образовала черное пятно на циновке, как раз под щекой. Оттуда, где виднелась женщина, в колеблющемся свете лампы, казалось, слышался беззвучный вопль. - Ничего не поделаешь. Сама заварила кашу... - В его торопливо брошенных словах сквозила нервозность. - Ты меня пыталась обмануть, я - тебя. В расчете? Я ведь все ж таки человек, меня нельзя так вот просто посадить на цепь, как собаку... Любой скажет, что это честная, законная самозащита. Неожиданно женщина повернула голову, стараясь уголком полузакрытого глаза поймать его взгляд. - Ну что?.. Хочешь что-нибудь сказать? Женщина как-то неопределенно покачала головой. Вроде бы и утвердительно, вроде бы и отрицательно. Он приблизил лампу к ее лицу, пытаясь прочесть по глазам. Сначала он даже не поверил. В них не было ни злобы, ни ненависти, а лишь бесконечная печаль и, казалось, мольба о чем-то. Быть не может... Наверное, кажется... "Выражение глаз" - это просто-напросто красивый оборот... Разве может быть в глазах какое-то выражение, если глазное яблоко лишено мускулов? Но все же мужчина заколебался и протянул было руки, чтобы ослабить кляп. И тут же отдернул. Торопливо потушил лампу. Приближались голоса переносчиков корзин с песком. Чтобы потушенную лампу легче было найти, он поставил ее на самый край приподнятого над землей пола и, вынув из-под умывальника котелок с водой, припал к нему и стал жадно пить. Потом, схватив лопату, притаился у двери. Он весь взмок. Вот сейчас... Еще пять-десять минут терпения... Решительно подтянул к себе ящик с коллекцией насекомых. - Эй, - раздался хриплый голос. - Чего вы там делаете? - точно эхо, послышался другой, еще сохранивший молодые нотки. Яма была погружена в такой густой мрак, что его, казалось, можно было почувствовать на ощупь, а снаружи уже, наверное, взошла луна, потому что на границе между песком и небом расплывчатым пятном темнела группа людей. С лопатой в правой руке мужчина пополз по дну ямы. Наверху раздались непристойные шуточки. Вниз опустилась веревка с крюком, чтобы поднимать бидоны. - Тетка, давай побыстрей! В ту же минуту мужчина, напружинившись, кинулся к веревке, подняв за собой клубы песка. - Эй, поднимай, - заорал он, вцепившись обеими руками в шершавую веревку с такой силой, что, будь это камень, пальцы все равно вошли бы в него. - Поднимай! Поднимай! Пока не поднимете, не отпущу... Женщина в доме валяется связанная! Хотите помочь ей - быстрее тяните веревку. А до тех пор никого не подпущу к ней!.. Если кто попробует сюда сунуться, лопатой башку раскрою... Суд будет - я выиграю! Снисхождения не ждите!.. Ну, что мешкаете? Если сейчас поднимете меня, не подам в суд, буду обо всем молчать... Незаконное задержание - преступление немалое!.. Ну что там? Давайте тащите! Падающий песок бьет в лицо. Под рубахой, от шеи вниз, ползет что-то неприятное, липкое. Горячее дыхание обжигает губы. Наверху как будто совещаются. И вдруг - сильный рывок, и веревка поползла вверх. Тяжесть его болтающегося тела, значительно большая, чем он предполагал, вырывает веревку из рук. Он вцепился в нее с двойной силой. Спазма, точно от сдерживаемого смеха, сдавила живот, и изо рта веером вырвались брызги... Продолжавшийся неделю дурной сон рассыпался и улетает... Хорошо... Хорошо... Теперь спасен! Неожиданно он почувствовал невесомость и поплыл в пространстве... Ощущение как при морской болезни разлилось по всему телу; веревка, которая до этого чуть ли не сдирала кожу с рук, теперь бессильно лежала в ладонях. Эти мерзавцы отпустили ее!.. Перевернувшись через голову, он неловко упал в песок. Ящик для насекомых издал под ним противный треск. Потом что-то пролетело, задев щеку. Очевидно, крюк, привязанный к концу веревки. Что делают, негодяи! Хорошо, хоть не задел. Пощупал бок, которым упал на ящик, - кажется, нигде особенно не болит. Вскочил как подброшенный и стал искать веревку. Ее уже подняли наверх. - Дурачье! Мужчина завопил не своим голосом. - Дурачье! Ведь раскаиваться-то будете вы! Никакой реакции. Только тихий шепот - не различишь слов - плывет, точно дым. Что в этом шепоте - враждебность или насмешка, - не разберешь. И это невыносимо. Злоба и унижение, точно стальными обручами, сковали его тело. Он продолжал кричать, сжав кулаки так, что ногти впились во взмокшие ладони. - Еще не поняли?! Слов вы, верно, не понимаете, но ведь я сделал такое, что даже вы поймете! Женщина связана! Слышите?.. Пока не поднимете меня наверх или лестницу не спустите, она так и останется связанной!.. И некому будет песок отгребать... Ну как, нравится?.. Подумайте хорошенько... Если все здесь засыплет песком, вам же хуже будет, верно?.. Песок пересыплется через яму и начнет надвигаться на деревню!.. Вместо ответа они просто ушли, слышался только скрип корзин, которые они волокли по песку. - Почему?.. Почему вы уходите, так ничего и не сказав?! Жалкий вопль, который уже никто, кроме него, не слышал. Дрожа всем телом, мужчина нагнулся и стал на ощупь собирать содержимое разбитого ящика для коллекционирования насекомых. Бутылка со спиртом, видимо, треснула: когда он коснулся ее, между пальцами разлилась приятная прохлада. Он беззвучно заплакал. Горевал он не особенно сильно. Да и казалось ему, что плачет кто-то другой. Песок полз за ним, как хитрый зверь. Блуждая в кромешной тьме, еле передвигая ноги он с трудом добрался до двери. Ящик с отломанной крышкой тихонько положил рядом с очагом. Рев ветра разорвал воздух. Из банки у очага он вынул завернутые в полиэтилен спички и зажег лампу. Женщина лежала все в той же позе, чуть больше наклонившись к полу. Она слегка повернула голову в сторону двери, стараясь, видимо, выяснить, что делается снаружи. Заморгала от света и сразу же снова плотно закрыла глаза. Как восприняла она жестокость и грубость, которую он только что испытал на себе?.. Хочет плакать - пусть плачет, хочет смеяться - пусть смеется... Еще не все потеряно. Я, и никто другой, держу запал к мине замедленного действия. Мужчина опустился на колено за спиной женщины. Чуть поколебался, потом развязал полотенце, стягивавшее ей рот. И не потому, что почувствовал вдруг угрызения совести. И уж конечно, не из жалости или сочувствия. Он просто обессилел. И уже не мог выносить этого бесконечного напряжения. Кляп, в сущности, был ни к чему. Если бы тогда женщина и кричала о помощи, это, может быть, наоборот, вызвало бы растерянность сред его врагов и заставило бы их скорее решить все дело. Женщина, вытянув подбородок, тяжело дышала. От ее слюны, смешанной с песком, полотенце стало серым и тяжелым, как дохлая крыса. Синие следы от врезавшегося полотенца, казалось, никогда не исчезнут. Чтобы размять одеревеневшие щеки, ставшие твердыми, как вяленая рыба, она беспрерывно двигала нижней челюстью. - Уже время... - Взяв двумя пальцами полотенце, он отбросил его. - Пора им кончить совещаться. Сейчас прибегут с веревочной лестницей. Ведь если все останется как есть, им же самим хуже будет. Да, это точно... Не хотели беспокойства - нечто было тогда заманивать меня в эту ловушку. Женщина проглотила слюну и облизнула губы. - Но... - Язык еще плохо ее слушался, и она говорила глухо, точно с яйцом во рту. - Звезды взошли? - Звезды?.. При чем тут звезды?.. - А вдруг звезды не взошли... - Ну и что, если не взошли? Женщина, обессилев, снова замолчала. - В чем дело? Начали - договаривайте! Хотите составить гороскоп? Или, может быть, это местное суеверие?.. Еще скажите, что в беззвездные ночи нельзя спускать лестницу?.. Ну так как же? Я не понимаю, когда молчат!.. Может, вы заговорите, когда взойдут звезды? Ждите, дело ваше... Но что будет если в это время разразится тайфун? Тогда уж нечего будет беспокоиться о звездах! - Звезды... - Женщина точно по капле выдавливала из себя слова, как из полупустого тюбика. - Если к этому времени звезды еще не взошли, особо сильного ветра не будет... - Почему? - Звезд-то не видно из-за тумана. - Нужно же сказать такое! Разве сейчас ветер дует не так же, как раньше? - Нет, тогда был намного сильнее. Слышите, он стихает... Может быть, и верно, что она говорит. Звезды видны как в тумане потому, что у ветра не хватает сил разогнать испарения в воздухе. Нынешней ночью вряд ли будет сильный ветер... Значит, и они там, в деревне, не будут торопиться с решением... И то, что ему представлялось сначала вздором, глупостью, оказалось неожиданно разумным ответом. - В самом деле... Но я совершенно спокоен... Если они так, то и я могу выжидать. Где неделя, там и десять дней, и пятнадцать дней - разница невелика... Женщина с силой поджала пальцы ног. Они стали похожи на присоски-прилипалы. Мужчина рассмеялся. И, рассмеявшись, почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Ну что себя изводить?.. Разве ты не нащупал слабое место своих врагов?.. Почему же ты не успокаиваешься, не наблюдаешь?! Ведь когда ты наконец благополучно возвратишься домой, безусловно, стоит описать все пережитое. ...О! Мы поражены. Наконец-то вы решились что-то написать. Действительно, пережили немало. Но на опыте мы учимся - ведь даже дождевой червь не вытянется, если не раздражать его кожицу... Спасибо. Мне и правда многое пришлось продумать, даже заглавие уже есть... О! Ну и какое заглавие?.. "Дьявол дюн" или "Ужас муравьиного ада"... Да, интригующие заглавия. Но не создают ли они впечатление некоторой несерьезности?.. Вы так считаете?.. Какими бы ужасными ни были испытания, нет смысла обрисовывать лишь внешнюю сторону событий. Кроме того, герои трагедии - это люди, которые там живут, и, если в написанном вами не будет хотя бы намечен путь к решению проблемы, плакали тогда все эти ваши тяжелые испытания... Свинство?.. Что?.. Кажется, где-то чистят сточную канаву? Или, может быть, происходит какая-то особая химическая реакция между хлоркой, разбрызганной в коридоре, и запахом чеснока, который исходит у вас изо рта?.. Что?.. Ничего, ничего, не беспокойтесь, пожалуйста. Сколько бы я ни писал, вижу, что не гожусь в писатели... Это снова совершенно излишняя скромность, не к лицу она вам. Мне кажется, не нужно смотреть на писателей как на людей особой категории. Если пишешь, значит, ты писатель... Существует устоявшееся мнение, что кто-то, а уж эти учителя любят писать - дай им только волю. Это, наверное, потому, что профессионально они сравнительно близки к писателям... Это и есть творческое обучение? И, несмотря на то, что сами они даже коробочку для мелков смастерить не умеют... Коробочка для мелков - благодарю покорно. Разве одно то, что тебе открывают глаза на тебя самого, не есть прекрасное творчество?.. И поэтому меня заставляют испытывать новые ощущения, несущие новую боль... Но и надежду!.. Не неся никакой ответственности за то, оправдается эта надежда или нет... Если с самого начала каждый не будет верить в собственные силы... Ну, хватит заниматься самообольщением. Ни одному учителю не позволителен подобный порядок... Порок? Это я о писательстве. Желание стать писателем - самый обыкновенный эгоизм: стремление стать кукловодом и тем самым отделить себя от остальных марионеток. С той же целью женщины прибегают к косметике... Не слишком ли строго? Но если слово "писатель" вы употребляете в таком смысле, то быть писателем и просто писать, пожалуй, и в самом деле не одно и то же... Пожалуй. И именно поэтому я хотел стать писателем! А если не смогу, то и писать не стоит!.. Кстати, как выглядит ребенок, которому не дали обещанного? Снаружи послышался звук, напоминающий хлопанье крыльев. Схватив лампу, мужчина выскочил за дверь. На дне ямы валялось что-то, завернутое в рогожу. Наверху - ни души. Не притрагиваясь к свертку, он громко закричал. Никакого ответа. Он развязал веревку, стягивавшую рогожку. Пакет с неизвестным содержимым - это взрывчатка, к которой поднесен запал, именуемый любопытством. Против воли в глубине души затеплилась надежда: может быть, какие-нибудь приспособления, чтобы выбраться из ямы?.. Эти деревенские бросили сюда все необходимое и поспешно убежали... Но там был лишь маленький пакет, завернутый в газетную бумагу, и примерно литровая бутыль, заткнутая деревянной пробкой. В пакете три пачки, по двадцать штук, сигарет "Синсэй" И больше ничего. Просто не хотелось верить. Он снова взял рогожу за край и с силой встряхнул ее - посыпался только песок... На худой конец, хоть записочка должна быть, все еще надеялся он, но и ее не оказалось. В бутыли была дрянная водка, пахнувшая прокисшей рисовой лепешкой. Для чего все это?.. Какая-нибудь сделка?.. Он когда-то слыхал, что индейцы в знак дружбы обмениваются трубками. Да и водка - везде знак празднества. Итак, можно с полным основанием предположить, что в такой форме они выражают свое стремление как-то договориться. Обычно деревенские жители стесняются выражать свои чувства словами. В этом смысле они очень простодушны. Но пока всякие соглашения в сторону - сначала сигареты. Как это он целую неделю вытерпел без них? Привычным движением надрывая уголок пачки, он ощутил глянцевитость бумаги. Щелкнул по дну и выбил сигарету. Пальцы, взявшие ее, слегка дрожали. Прикурив от лампы, он медленно и глубоко затянулся, и аромат опавших листьев разлился по всему телу. Губы онемели, перед глазами повис тяжелый бархатный занавес. Будто от удара, у него закружилась голова, охватил озноб. Крепко прижав к себе бутылку, с трудом сохраняя равновесие, он медленно пошел в дом. Ноги не слушались. Голова, точно стянутая обручем, все еще кружилась. Он хотел посмотреть туда, где была женщина, но никак не мог повернуть голову. Лицо женщины, которое он увидел, краешком глаза, показалось ему удивительно маленьким. - Подарок вот... - Он высоко поднял бутылку и потряс ею. - здорово сообразили, верно? Теперь, спасибо им, вы можете заранее все отпраздновать... Без слов ясно... Я с самого начала все понял... Что прошло, то прошло... ну как, может, за компанию рюмочку? Вместо ответа женщина крепко закрыла глаза. Возможно, она сердится за то, что он не развязал ее? Глупая женщина. Ведь если бы она хоть на один вопрос как следует ответила, он бы сразу развязал ее. А может, ей просто обидно? Из-за того, что она не может удержать с таким трудом добытого мужчину и вынуждена - тут уж ничего не поделаешь - отпустить его. Какие-то основания у нее, пожалуй, есть... Ей ведь лет около тридцати, вдова. Сзади на щиколотках у нее какие-то странные, резко очерченные впадины. Он опять почувствовал прилив беспричинного веселья. Почему ноги у нее такие чудные? - Хотите закурить? Дам огоньку. - Нет, не хочу, и так в горле сохнет... - тихо ответила она, покачав головой. - Может, дать попить? - Да ничего не надо. - Не стесняйтесь. Я ведь с вами сделал такое не потому, что питаю какую-то особую злобу именно к вам. Вы сами должны понять, что это было необходимо с точки зрения стратегии. И вот теперь они как будто уступили... - Мужчинам раз в неделю выдают водку и табак. - Выдают?.. - Большая муха, которой кажется, что она летит, когда на самом деле она бьется головой о стекло... Научное название Mushina stabulans. Почти не видящие глаза, которые воспринимают предметы по частям... Даже не стараясь скрыть растерянность, он спросил: Но зачем же так затрудняться ради нас?! Разве не лучше дать людям возможность самим покупать, что им нужно? - Работа очень тяжелая, и много ее - ни для чего другого не остается времени... Да и деревне выгодно: часть расходов берет на себя Лига. Если так, все это означало не соглашение, а совсем наоборот - рекомендацию капитулировать!.. Да нет, пожалуй, еще хуже. Может быть, он уже превратился в колесико, одно из тех, что приводят в движение повседневную жизнь, и в качестве такового внесен во все списки? - Да, мне бы еще хотелось для верности спросить. Я первый, с которым вот такое случилось здесь? - Нет. Что ни говори, а рук-то ведь не хватает... И люди, у которых хозяйство, и бедняки - все, кто может работать, один за другим уходят из деревни... Нищая деревушка - песок один... - Ну так как же... - Даже голос его приобрел защитную окраску - под цвет песка. Кроме меня есть еще кто-нибудь, кого вы поймали? - Да, это было в прошлом году, в начале осени... Открыточник... - Открыточник? - Ну да, агент одной компании, которая выпускает открытки для туристов, приехал в гости к здешнему руководителю кооператива... Чудесный пейзаж, говорит, только разрекламировать для городских... - И его поймали? - Как раз в одном доме в нашем же ряду не хватало рабочих рук... - И что же дальше? - Да вроде сразу же и умер... Нет, он с самого начала не очень крепкий был... А тут еще, как назло, время тайфунов, вот и перетрудился... - Чего ж он сразу не сбежал? Женщина не ответила. Так все ясно, что и отвечать нечего. Не убежал потому, что не смог убежать... Дело, конечно, только в этом. - А кроме него? - Да... в самом начале года был здесь студент, он, кажется, продавал книги. - Коробейник, что ли? - Какие-то тонюсенькие книжечки, всего по десять йен. В них было против кого-то написано... - Студент - участник движения за возвращение на родину... Его тоже поймали? - Он и сейчас, наверное, живет в третьем от нас доме. - И веревочная лестница тоже убрана? - Молодежь никак у нас не приживается... Что же поделаешь, в городе платят лучше, да и кино и рестораны каждый день открыты... - Но ведь не может быть, чтобы ни одному человеку еще не удалось убежать отсюда? - Почему же, был один молодой парень, которого сбили с пути дружки, и он убежал в город... Кого-то он там ножом пырнул - даже в газетах об этом писали... Срок ему дали, а после сюда обратно вернули, живет, наверное, спокойно под родительским кровом... - Не об этом ли я спрашиваю! Я спрашиваю о тех, которые убежали отсюда и не вернулись! - Это давно было... Помню, целая семья сбежала ночью... Дом долго пустовал, и это стало очень опасно, но уже ничего не сделаешь... правда, очень опасно... Если хоть одно место здесь рушится - это все равно что трещина в плотине... - И после этого, говорите, не было? - Думаю, что нет... - Абсурд какой-то! - Жилы у него на шее вздулись, стало трудно дышать. Вдруг женщина перегнулась пополам, точно оса, кладущая яйца. - Что такое?.. Болит? - Да, больно... Он дотронулся до ее побелевшей руки. Потом просунул пальцы сквозь узел и пощупал пульс. - Чувствуете? Пульс вполне хороший... По-моему, ничего серьезного. Понимаю, что поступаю плохо, но мне нужно, чтобы вы пожаловались тем, из деревни, которые во всем виноваты. - Простите, вы не почешете мне шею, там, за ухом? Застигнутый врасплох, он не мог отказать. Между кожей и коркой песка был слой густого пота, напоминавшего масло. Было ощущение, что ногти проходят сквозь кожу персика. - Простите... Но правда, отсюда еще никто не выбирался. Внезапно очертания двери превратились в бесцветную, неясную линию и уплыли. Это была луна. Осколки тусклого света - точно крылышко муравья. И по мере того как глаза привыкали, все дно песчаной чаши приобретало влажную глянцевитость, какая бывает на сочных молодых листьях. - Ну что ж, в таком случае я буду первым! Ждать было тяжело. Время лежало нескончаемыми петлями, похожими на кольца змеи. Вперед можно двигаться лишь из кольца в кольцо. И в каждом кольце сомнение, а у каждого сомнения - свое собственное оружие. И очень нелегко было продвигаться вперед, споря с этими сомнениями, игнорируя их или отбрасывая. В мучительном ожидании прошла ночь. Рассвело. Из окна над ним смеялось утро, ползшее, как белая улитка, по его лбу и носу. - Простите, водички бы... Что такое? Наверное, задремал на какой-то миг. Рубаха, штаны на коленях взмокли. Песок, налипший на пот, и цветом и на ощупь - точно недопеченная пшеничная лепешка. Он забыл прикрыть лицо, поэтому в носу и во рту пересохло, как на рисовом поле зимой. - Простите, очень прошу... Женщина, с ног до головы засыпанная песком, тряслась как в лихорадке. Ее страдания, будто по проводам, передавались и ему. Он снял с котелка полиэтилен и сначала сам жадно припал к нему. Набрал немного воды, чтоб полоскать рот, но одного раза, даже двух было недостаточно. Он все время выплевывал комья песка. Потом махнул рукой и проглотил песок вместе с водой. Это было все равно что глотать камни. Выпитая вода тут же проступила потом. Воспаленная кожа - на спине сверху донизу, на груди и на боках до самой поясницы - болела так, точно ее сдирали слоями. Он попил и с виноватым видом поднес котелок ко рту женщины. Она схватила его зубами и, не прополоскав рот, стала пить, постанывая, как голубь. В три глотка она опорожнила котелок. Глаза ее, смотревшие на мужчину из-под припухших век, впервые наполнились беспощадным осуждением. Опустевший котелок стал легким, точно был сделан из бумаги. Чтобы избавиться от гнетущего чувства вины, мужчина спустился на земляной пол, отряхивая песок. Может, хоть лицо протереть ей влажным полотенцем? Конечно, это гораздо разумнее, чем давать ей задыхаться от пота. Считается, что уровень цивилизации пропорционален степени чистоты кожи. Если у человека есть душа, она, несомненно, обитает в коже. Стоит только подумать о воде, как грязная кожа покрывается десятками тысяч сосков, готовых всосать ее. Холодная и прозрачная как лед, мягкая как пух - великолепное вместилище для души... Еще минута - и кожа на всем его теле сгниет и отвалится. Он заглянул в бак и отчаянно закричал: - Там пусто!.. Он засунул в бак руку. Черный песок, скопившийся на дне, лишь испачкал кончики пальцев. Под кожей, жаждавшей воды, закопошились мириады раненых тысяченожек. - Сволочи, про воду забыли?.. Может, они ее попозже собираются привезти? Он хорошо понимал, что хочет этим успокоить себя. Пикап всегда заканчивает работу и возвращается в деревню, как только рассветет. Замысел этих негодяев понятен. Они, видимо, решили прекратить доставку воды и довести его до исступления. И он вспомнил - ведь эти люди, прекрасно зная, как опасно подрывать песчаный обрыв, не сочли даже нужным предостеречь его. У них и в мыслях нет заботиться о том, чтобы с ним ничего не случилось. Они, наверное, и в самом деле не собираются выпускать его отсюда живым, человека, так глубоко проникшего в их тай ну, и если уж встали на этот путь, то не сойдут с него до конца. Мужчина остановился в дверях и посмотрел на небо. В розовой краске, разлитой утренним солнцем, с трудом можно было различить пушистые застенчивые облака... Небо не предвещает дождя. С каждым выдохом тело, казалось, теряет воду. - Да что же они задумали?! Хотят убить меня, что ли? Женщина по-прежнему дрожала. Она молчит, наверное, потому, что все прекрасно знает. Короче - соучастница преступления, прикидывающаяся жертвой. Помучайся!.. Твои мучения - лишь справедливое возмездие. Но все ее мучения ни к чему, если о них не узнают те подлецы из деревни. А ведь нет никакой гарантии, что они узнают. Мало того, если понадобится, они, вполне возможно, и женщину, не задумываясь, принесут в жертву. Может быть, поэтому она и напугана так. Зверь слишком поздно обнаружил, что щель, в которую он полез, надеясь убежать на волю, оказалась входом в клетку... Рыба поняла наконец, что стекло аквариума, в которое она то и дело тыкалась носом, - непреодолимая преграда... Он второй раз остался ни с чем. И сейчас оружие в руках у них. Но пугаться нечего. Потерпевшие кораблекрушение гибнут не столько от голода и жажды, сколько от страха, что пищи и воды не хватит. Стоит только подумать, что проиграл, и в тот же миг начнется поражение. С кончика носа упала капля пота. Обращать внимание на то, сколько кубических сантиметров влаги потеряно, - значит попасться на удочку врага. Надо бы подумать, сколько потребуется времени, чтобы испарился стакан воды. Ненужные волнения ведь не подгонят эту клячу - время. - Может, развязать, а? Женщина настороженно замерла затаив дыхание. - Не хотите - мне все равно... Хотите - развяжу... Но с одним условием... Без разрешения лопату в руки не брать... Ну как, обещаете? - Очень прошу, ну пожалуйста! - стала жалобно просить женщина, до того терпеливо сносившая всИ. Это было неожиданно, точно зонт вывернуло порывом ветра. - Что хотите обещаю! Очень прошу, ну пожалуйста, пожалуйста!.. На теле остались багровые рубцы, сверху покрытые белесоватой пленкой. Лежа в том же положении, лицом вверх, женщина терла лодыжки одну о другую. Потом начала пальцами разминать запястья. Чтобы не стонать, она стиснула зубы, на лице выступил пот. Вот она медленно перевернулась и встала на четвереньки: сначала на колени, потом на руки. Наконец с трудом подняла голову. Некоторое время она оставалась в этом положении, слегка раскачиваясь. Мужчина тихо сидел на возвышенной части пола. Он собирал во рту слюну и глотал. После нескольких глотков слюна стала вязкой, как клей, и застряла в горле. Ему не хотелось спать, но от усталости в мозгу все расплывалось, как чернила на влажной бумаге. Перед глазами мелькали какие-то мутные пятна и линии. Точно загадочная картинка. Есть женщина... Есть песок... Есть пустой бак из-под воды... Есть распустившее слюни животное... Есть солнце... И где-то, - где, он и сам не знает, - есть, конечно, и районы циклонов, и переходные слои между течениями воздушных масс. С какой же стороны подступиться к этому уравнению с множеством неизвестных? Женщина встала и медленно пошла к двери. - Куда идешь? Лишь бы отвязаться, она пробормотала что-то, чего он не разобрал. Ему стало понятно, почему все это время ей было так плохо. За деревянной стеной сразу же послышалось, что она тихонько мочится. И вдруг все показалось ему до ужаса никчемным. Это очень верно: время не начинает вдруг лететь галопом, как лошадь. Но и не тащится медленнее ручной тележки. Постепенно жара достигла своей высшей точки; она довела до кипения глаза и мозг, расплавила внутренности, подожгла легкие. Песок, впитавший в себя ночную влагу, выпускает ее в виде испарений в атмосферу... Благодаря преломлению света он сверкает, как мокрый асфальт... Но на самом деле эта, без всяких примесей, одна восьмая миллиметра - суше поджаренной на сковородке мухи. И вот первый песчаный обвал... Привычный звук, без которого не начинается ни один день, но мужчина невольно переглянулся с женщиной. Один день песок не отгребали - какие будут последствия?.. Ничего особенного, подумал он, но все же забеспокоился. Женщина, опустив глаза, молчит. Всем своим видом показывает - сам беспокойся сколько угодно. Ну, раз так - пропади все пропадом, не станет он ее расспрашивать. Песчаный поток, сузившись было до тоненькой нитки, снова разросся, превратившись в оби, и так несколько раз. Потом наконец иссяк. В общем ничего страшного. Он облегченно вздохнул. Внезапно в щеке начались пульсация и жжение. Дешевая водка, о которой он до этого старался не вспоминать, стала вдруг неодолимо манить его к себе, точно светильник во тьме. Что бы там ни было, а горло промочить не мешает. Не то вся кровь из тела испарится. Он прекрасно сознавал, что сеет семена будущих мучений, но больше не мог противиться желанию. Вытащил пробку, поднес бутылку ко рту и стал пить прямо из горлышка. Но язык все еще оставался верным сторожевым псом - заметался, испугавшись неожиданного вторжения. И он захлебнулся. Будто от избытка кислорода. Но не остановился перед соблазном сделать и третий глоток. Пьет в честь чего-то страшного... Пришлось и женщине предложить. Но она, конечно, решительно отказалась. И с таким видом, будто ей отраву предлагают выпить. Как он и опасался, упавший в желудок алкоголь тотчас же, как шарик пинг-понга, подскочил к голове и зажужжал в ушах, точно оса. Кожа становится жесткой, как шкура свиньи. Кровь разлагается!.. Кровь испаряется! - Нужно что-то делать! Самой, наверное, тоже не сладко? Веревки я ведь развязал - делай теперь что-нибудь! - Хорошо... Но если я не попрошу кого-нибудь из деревни привезти воды... - А разве этого нельзя сделать?! - Только если работу начнем, тогда... - Мне не до шуток! Ну скажи... Есть у кого-нибудь такие права? Женщина опустила глаза и плотно сжала губы. Ну что ты будешь делать?! Клочок неба, видневшийся сквозь щель над дверью, из ярко-голубого превратился в блестяще-белесый, как внутренность морской раковины. Допустим, долг - это паспорт человека, но почему он должен визировать его у этих типов!.. Жизнь человека - не разбросанные обрывки бумаги... Она закрытый, тщательно сброшюрованный дневник... Одной первой страницы для единственного экземпляра вполне достаточно... И незачем выполнять свой долг на тех страницах, которые не будут иметь продолжения... Если каждый раз спасать ближних, умирающих от голода, ни на что другое времени не останется... Черт, как хочется пить!.. А какое множество людей умирает от жажды, - если бы ему нужно было хоронить всех умерших, то, сколькими бы телами он ни обладал, их все равно не хватило бы. Начался новый обвал. Женщина поднялась и взяла веник, стоявший у стены. - Не вздумай работать! Ведь, кажется, обещала? - Нет, с одеяла... - С одеяла? - Если вы немного не поспите... - Захочу спать - сам сделаю все, что нужно! Неожиданный толчок, точно всколыхнулась земля, потряс дом. На миг глаза, как дымом, застлало песком, посыпавшимся с потолка. Вот он наконец, результат того, что песок не отгребали. Не имея стока. Он прорвался вниз. Балки и столбы дома, сдерживая напор, жалобно застонали всеми суставами. Но женщина, пристально уставившись на притолоку двери, не выказала особого беспокойства. Наверное, потому, что давление испытывал еще только фундамент. - Сволочи, негодяи... Сколько же можно?.. Им, видно, все нипочем... Как сердце колотится!.. Ему не терпится ускакать, точно испуганному зайчонку... Не в силах усидеть в своей норе, оно готово забиться куда угодно - в рот, в уши, в кишки. Слюна стала еще более вязкой. Но в горле не очень пересохло. Наверное, потому, что выпил водки и слегка опьянел. Но как только алкоголь выветрится, оно начнет гореть огнем. И огонь испепелит его. - Сделали такое... и радуются... Потому что и мышиных-то мозгов у них нет... Ну что они будут делать, если я здесь подохну?! Женщина подняла голову, собираясь что-то сказать, но опять промолчала. Подумала, должно быть, что отвечать бесполезно. Это ее молчание как бы подтверждало, что разговоры бесцельны, что ответ может быть только плохим. Хорошо... если конец все равно один, почему бы ему не испробовать все, что только возможно?! Мужчина еще раз глотнул из бутылки и, приободрившись, выскочил наружу. В глаза ударила струя расплавленного свинца, он пошатнулся. В следах, оставленных ногами, сразу же закружились водовороты песка. Вон там он бросился ночью на женщину и связал ее... Где-то должна быть засыпана и лопата. Обвал как будто приостановился, но со склона ямы, обращенного к морю, песок продолжал беспрерывно сыпаться. Временами, из-за ветра, что ли, этот поток отрывался от стены и развевался в воздухе, точно кусок полотна. Следя за тем, чтобы не вызвать новую лавину, он стал осторожно носком ботинка шарить в песке. Недавно был обвал, значит, искать нужно глубже, однако нога нигде не встречала сопротивления. Прямые лучи солнца жгли нестерпимо. Сузившиеся до точки зрачки... лоб... Нельзя больше терять ни капли пота... Это предел. Да, но куда же запропастилась моя лопата?.. Точно, я ее держал в руках, собираясь использовать как оружие... Ну, значит, ее засыпало где-то там... Он стал осматривать дно ямы и сразу же увидел, что в одном месте песок возвышается в форме лопаты. Мужчина собрался было сплюнуть, но тут же одернул себя. Все, что содержит хоть каплю влаги, нужно стараться удержать в организме. Между зубами и губами он постарался отделить песок от слюны и только то, что налипло на зубах, счистил паль