рейлера, Алиса устроилась на бампере фургона и влила в себя остатки прохладной жидкости в надежде утихомирить лихорадочное сердцебиение. Неужели она тоже подхватила этот вирус сентиментальности от трепещущей эскимоски -- раритетную заразу, сохранившуюся в арктическом холоде, которая теперь подорвет ее эмоциональный иммунитет? Куда же подевалась ее свирепая армия антител? Отступила? Обращена в бегство? И кем? Мужской плотью, облаченной в тогу? Нет, нет и нет, она достаточно этого насмотрелась в рисовальных классах, чтобы привыкнуть. У нее были модели с телами гладкими, как мрамор Микеланджело -- красавцы, зарабатывавшие как платные любовники, -- она рисовала их сутками, и ничего. Соллес и в подметки не годился ни одному из этих бифштексов. Не то чтобы он не был красавцем, но в нем отсутствовал блеск, свойственный моделям и диск-жокеям. Это был еще один грех, не свойственный Айку Соллесу: он давно перестал быть эксгибиционистом... Почувствовав нервозность Алисы, Марли покинул свой сторожевой пост и положил свою серую морду ей на колено. Алиса наклонилась и благодарно потрепала его по загривку. -- Сама не могу поверить, старик, -- рассмеялась она, уткнувшись в жесткую собачью гриву. -- Даже представить себе не могу, чтобы я думала об этом. Дверь трейлера распахнулась, и по лестнице, застегивая рубашку, спустился Соллес. Это была груботканая рубашка в узкую синюю полоску, которую она нашла на полу и убрала в шкафчик в свой предыдущий приезд. Темное тошнотворное чувство забурлило в Алисе. Она оттолкнула пса и залезла в машину. -- Ладно, Соллес, ты поведешь, -- сообщила она. -- А я посплю. -- Куда ехать? На пост береговой охраны? -- Ты прекрасно знаешь, что Кармоди там не может быть. Езжай к Хербу Тому и возьми у него самолет. -- Сомневаюсь, что Херб Том даст мне еще один самолет. -- Езжай, черт бы тебя побрал! Я возьму его, а ты поведешь. Разве не ты у нас знаменитый летчик? Если тебе удалось найти такого крохотного зассыху, как Билли Беллизариус, то уж такого большого пердуна, как Майкл Кармоди, ты найдешь и подавно. Езжай! Голос ее угрожающе звенел. Айк развернулся и выехал на дорогу. Алиса запустила пустую фляжку в первую же попавшуюся свинью. -- Ты, наверное, думаешь, что я пьяна, Соллес? Да? Чертовски пьяна в это чертовское время? Айк пожал плечами. -- В наше время практически все пьяны, Алиса... практически постоянно. -- Ты, наверное, думаешь, что я напилась от горя, что потеряла любимого мужа. Так вот, ты ошибаешься. Полярного шторма и техасского смерча недостаточно, чтобы угробить Майкла Кармоди -- он слишком живуч. Айк не ответил. Ему пришлось съехать с дороги, чтобы обогнуть лежащую свиноматку, кормившую свой выводок. Айк давно уже заметил, что свинячьи мамаши предпочитали кормить своих детей на открытом пространстве, вероятно, из соображений безопасности. Так боровам было труднее подкрасться к визжащему помету и закусить кем-нибудь из поросят. -- Притормози! -- распорядилась Алиса -- этот вираж вызвал у нее еще больший приступ тошноты. -- И закрой окно. Я не для того платила за кондиционер, чтобы потом нюхать свинячье дерьмо. Айк без возражений выполнил ее пожелание. Он вернулся на дорогу, и они плавно покатили дальше в своем катафалке. Но Алиса была не в состоянии долго выносить молчание. -- Черт бы тебя побрал, Айк Соллес, вместе с твоим ханжеством! То, что ты отличаешься от остальных, еще не дает тебе права быть таким самодовольным... -- От остальных? От каких остальных? -- От остальных людей! -- рявкнула Алиса. -- От, мать твою, человеческих людей! К ее полному изумлению, темная волна тошноты рассеялась, уступив место веселому головокружению. И приступ необъяснимой лихорадки показался ей вдруг смешным и забавным. -- Господи, ты бы видел себя, когда ты проснулся! Тоже мне, отшельник-оборванец! Ты когда-нибудь слышал о прачечных? Да открой же ты эти несчастные окна! Уж лучше нюхать свинячье дерьмо, чем этот образчик мужской красоты! -- и, довольная своей шуткой, она аж скрючилась от хохота. Плохо было только то, что Айк Соллес ее не понял. Она видела отражение его озабоченного лица в боковом зеркальце. Ну надо же, несчастный болван принял ее пароксизм за приступ горя! Решил, что она плачет. Это вызвало у нее еще больший приступ веселья, и ее так затрясло, что Айк наконец сочувственно протянул ей руку. Но поскольку плечи у нее ходили ходуном, единственным местом, куда можно было опустить ладонь, оказалось ее бедро. По всему телу Алисы пробежали мурашки от этого прикосновения. Он продолжал вести машину левой рукой, не отводя глаз с дороги. Когда наконец дрожь начала отступать, Айк крепко сжал ее ногу, вероятно, имея в виду братское пожатие, и снова взялся за руль обеими руками. -- А с какой стати Кармоди куда-то отправился на моторке с Герхардтом Стебинсом? -- поинтересовался он спустя некоторое время. -- Никто не знает. Николай говорит, что Стебинс слинял с какого-то приема. А Кармоди, вероятно, решил к нему присоединиться. Если у Соллеса и были другие соображения по этому поводу, он оставил их при себе, и остальную часть пути они проделали молча. Крыльцо клуба Дворняг было запружено пьющей пиво братией. Похоже, они решили воспользоваться выходным. Кое-кто при виде проезжавшего мимо фургона приветственно поднял банки, но Алиса не отреагировала на эти знаки уважения. Когда они свернули к берегу, она увидела, что толпа у боулинга увеличилась по крайней мере раза в три. Айк притормозил, чтобы переброситься парой слов, и Алиса отпрянула от окна. -- Не останавливайся, идиот, не останавливайся! Я что, похожа на человека, способного давать интервью? -- Алиса отвернулась в сторону залива. Она знала, что глаза у нее покраснели и выглядят ужасно, судя по тому, как их резало. Да что глаза! У нее и бедро горело как в огне. Она даже боялась посмотреть на свою ногу, так как ей казалось, что на ней остался отпечаток руки Соллеса. Уже во второй раз за день она прокляла себя за то, что надела этот идиотский замшевый костюм с мини-юбкой. Можно было попросить Айка заскочить в мотель, чтобы хотя бы надеть чулки. По-быстрому, одна нога там, другая здесь. Но будь она проклята, если доставит этому негодяю такое удовольствие. В этом заключалась еще одна из ее проблем -- она не только была одарена исключительно плохим вкусом, она еще всячески поощряла его в себе. Алиса попробовала включить радио, но станции, сражавшиеся за частоты, устроили такую какофонию, что его пришлось выключить, и они снова погрузились в тишину. Соллес произнес лишь пару фраз, когда они проезжали мимо болотистой пустоши, где проживали портовые крысы. Горы шин, ящиков и пристроек с односкатными крышами были отгорожены антициклонным волнорезом, из-за которого доносился собачий лай и вой. -- А я-то все гадал, куда муниципалитет подевал всех собак, -- заметил Соллес. -- Надо было сразу догадаться. Он не стал сворачивать к аэропорту. А когда впереди показался дом Кармоди, Алиса никак не могла сообразить, куда подевался ее вигвам. -- Наверное, его сдуло. Это была плоская декорация, чтобы скрыть дом, но ураган... -- Я вижу их, -- перебил ее Айк, всматриваясь вперед. -- Вон они, на крыльце. Я же говорил тебе. И тут Алиса начала плакать, на этот раз по-настоящему, беспомощно сжимая подол юбки. Горячие слезы бесконтрольно катились по ее лицу, черт бы их побрал. Оставалось надеяться только на то, что отпечаток руки Соллеса, каким бы он ни был -- воображаемым или нет, поблекнет к тому моменту, когда они подъедут к дому. Двухдневная суета, как и предсказывал Ник, завершилась самым благополучным образом. Исчезновение Герхардта Стебинса произвело на камбоджийских миллионеров гораздо большее впечатление, чем могло бы произвести его присутствие, и они поставили свои подписи на львиной доле акций. К тому же они были поражены самообладанием, с которым местными жителями был встречен полярный смерч (от других прибрежных городков, расположенных неподалеку, камня на камне не осталось); студийные репортеры, в панике вылетевшие из Лос-Анжелеса, вернулись обратно в восторге от общественного резонанса и снятого знаменитым режиссером материала; а сообразительный Ник выдоил благодаря этой заварушке столько эфирного времени у средств массовой информации, сколько не смогли бы никакие пиарщики. Кларк Б. Кларк восседал перед мониторами, установленными в одной из дорожек боулинга, когда на всех экранах внезапно появился Левертов -- этот молодой голливудский лев, выступающий в официальной должности пресс-атташе корпорации "Чернобурка". Лицо с чрезвычайными полномочиями, поверенный в делах, человек с крутым характером, начальник! И как он мастерски совладал с ситуацией! Кларк Б. Кларк настолько раздулся от чувства гордости, что боялся лопнуть, как шарик. Какие бы заковыристые вопросы ни задавали на пресс-конференции, Ник выворачивался с дьявольской хитростью. Когда какой-то репортер из газеты "Народ" поинтересовался у Стебинса, а как тот, собственно, оказался на "Зодиаке", Ник тут же изощренно переадресовал вопрос толстопузому рыбаку, сообщив журналистам, что если бы не восхитительное мастерство Майкла Кармоди, они навсегда утратили бы великого режиссера. -- Расскажите, как вам удалось спастись, капитан Кармоди. А когда тот же писака поинтересовался у капитана Кармоди, а что, собственно, тот делал в моторной лодке, поскольку мистер Стебинс отказывался отвечать, Николай Левертов переадресовал этот вопрос Алисе -- своей родной матери, как, наверное, всем известно -- спросив у нее, насколько она была встревожена исчезновением своего мужа. - Кармоди плавает как пробка, -- глядя в глаза корреспонденту "Народа", ответила Алиса. -- Его не потопить даже с помощью торпеды. "Мастерски", -- почтительно вставая и наблюдая за тем, как пресс-конференция катится к своему завершению, повторил про себя Кларк Б. Кларк. Ник завершил ее длинным перечислением всех картин, снятых Стебинсом, и полученных им премий; а если у кого-то еще есть вопросы о подробностях этого ужасного приключения, слава Богу, счастливо завершившегося, то их можно будет задать на приеме, который студия сейчас подготавливает для всех журналистов на борту "Чернобурки" -- для всех тех, кто проявил такое терпение, сдержанность и участие -- бесплатный бар и спасибо всем. Собравшиеся ответили аплодисментами и начали с улыбками расходиться, испытывая удовлетворение и предвкушение одновременно. Высокий класс. Пользуйся ими, эксплуатируй их, но никогда не обижай. Ник был гениальным серым кардиналом, приводившим в действие своей театр марионеток. Невидимый кнут в пряничных устах. И кто стал первым ценителем этого гения? Этого мастера qui pro quo? Кларк Б. -- как в слове "Богобоязненный" -- Кларк -- вот кто! Я оценил его в первый же день, когда он со своей хромированной харизмой и мешком химических препаратов появился в кафетерии студии. На него мало кто обратил внимание: еще один Дилер -- сегодня здесь, завтра нет. Теперь большинство этих продюсеров стало экс-продюсерами. Теперь они поняли, что Николай Левертов -- явление не временное, но постоянное, может, даже вечное, настоящая динамо-машина. Уж он-то умел управляться с мешалкой. Особенно когда речь шла о дури, не только потому, что она у него была самого высшего качества, но и потому, что он владел обоими компонентами -- и черным, и зеленым. Что было немыслимо само по себе, ибо не существовало человека, имевшего и то, и другое. Существовали зеленые дилеры и черные дилеры, и самым строжайшим образом им было предписано придерживаться своего цвета. Некоторые картели давно уже пользовались такой системой двустороннего движения. Поэтому когда кому-то требовалось пополнить свои запасы, приходилось иметь дело с двумя дилерами, как правило, одним немецким, а другим І-- мексиканцем или азиатом, причем положиться было нельзя ни на того, ни на другого. И ничего не могло быть хуже, когда в одном кармане уже лежали зеленые немецкие мешочки, а черных приходилось ждать неделями, а то и месяцами. И никто не мог понять, как Нику удалось наладить контакты с обеими сторонами. "Нигде так не знакомишься с людьми, как за решеткой", -- единственное, что он отвечал восхищенным поклонникам, которые вскоре по несколько раз в неделю начали осаждать наш офис. Впрочем, одна из подружек так и не стала поклонницей юного Ника. Может, благодаря этой пикантной истории вы поймете, что я хочу сказать. Она была молодой сукой, и у нее был пунктик относительно наркотиков вообще и дури в частности. На ее футболке от Гуччи было написано: "Жизнь естественна, смерть противоестественна". Она была выпускницей института кинематографии и происходила из известной еврейской киношной семьи. И она была задвинута на том, чтобы сохранить Фабрику грез в незамутненном виде. Она объявила войну Нику, как только он появился. Он довольно быстро начал подниматься по служебной лестнице, и эта стерва прослышала о нем: Большой Белый Дилер -- его имя было у всех на устах. И вот я показываю Нику его рабочее место, а из-за перегородки выскакивает эта стерва и тычет в него своим длинным красным ногтем: "Мистер Помойное Ведро! Мне кофе со сливками, без сахара, а не ваши помои". Я в то время работал вторым ассистентом консультанта в одном из отсеков того же офиса, только мой находился в самом конце помещения и родители у меня были не евреи, а обычные поденщики из Помоны, у которых до сих пор сохранились кое-какие связи. И я знал, что меня не ждет головокружительная карьера. Этой породистой стерве тоже ничего не светило, но она об этом не догадывалась. А может, и догадывалась, и именно поэтому так окрысилась на Ника. -- Еще кофе! -- протявкала она. -- И в дальнейшем бери кружку в кафетерии. Стирол разрушает слизистую в нижнем отделе кишечника. Так продолжалось уже третий день. Ник сходил в кафетерий и вернулся с двумя кружками -- в одной кофе со сливками без сахара, в другой кипяток и два пакетика. -- Меня тревожит количество кофеина, которое вы потребляете, мисс Мейер, -- вежливо и подобострастно говорит он. -- Может, вы попробуете этот травяной чай? Может, вам понравится... -- Тебе не удастся меня заарканить, -- и она швыряет кружку с кипятком и пакетиками в мусорное ведро. -- Не на ту нарвался! -- и она принимается заглатывать свой кофе со сливками без сахара. Николай Левертов видит, что я наблюдаю за этим, и театрально подмигивает. Сердце у меня начинает скакать чуть ли не до самого горла. Через полчаса родившаяся в сорочке стерва начинает вопить и орать, как взбесившийся койот, а когда за ней приезжают врачи, она до крови расцарапывает им руки. Анализ мочи абсолютно чистый. По прошествии нескольких месяцев, наполненных важными событиями, когда я уже работал на Ника, мы вспомнили с ним этот эпизод. И он признался, что небольшие дозы не могут быть выявлены с помощью тестов, о чем многие даже не подозревают. -- Например, Пурпурная муть. Некоторые люди так на нее подсаживаются, что им хватает микроскопической дозы. А она изготавливается, кстати, из зараженной пшеницы. То есть из естественного продукта... Но не спешите, не стоит делать скоропалительных выводов. Она попалась в собственные сети. Или еще пример -- Захарий Зант. Он был заядлым игроком в гольф. Кстати, тоже счастливчик из породистого семейства, из тех, с которыми лучше не связываться. Любил отвлекать внимание партнеров перед ударом с помощью разных дешевых уловок -- начинал, например, советовать, как улучшить спортивную форму. Разве Ник был виноват в том, что Захарий открыл свою толстую пасть во время проводки мяча? Или еще один пример: мистер Супермен Сол Мэнли. Энтузиаст прыжков с парашютом. Постоянно заставлял нас с Ником ехать с ним в аэропорт и прыгать с самолета. Утверждал, что испытывал самый сильный оргазм, когда парашюты раскрывались и мы втроем парили в облаках. Оргазм свободного падения. Эта идея принадлежала не Нику. Никому так и не удалось доказать, что он раскрыл свой парашют раньше времени. Парень просто не мог остановиться, а позвоночник не приспособлен для того, чтобы выносить такие перегрузки. Поэтому запомните слова Кларка Б. о том, как надо ценить Николая Левертова, и о том, что происходит с теми идиотами, которые его недооценивают. Как вы скоро убедитесь, они сами попадают в собственные сети. Все вернулось на свои места. Горожане возвратились в свои загоны, бунтари были усмирены. Кларк Б. Кларк с торжествующей улыбкой вел арендованный лимузин, в котором сидели его шеф и Айк Соллес. Левертов настоял на том, что подвезет Соллеса домой после окончания пресс-конференции. -- Это самое малое, что мы можем сделать, Исаак, для ищейки, отыскавшей нашего беглого реликта. К тому же у меня так и не было времени вспомнить прошлое. Если Левертов действительно хотел поговорить, то ему это плохо удалось, так как в основном говорил он сам. Соллес сидел, прислонившись к дверце, чувствуя, как его омывает мурлыканье Левертова. Кларк Б. повернул зеркальце заднего обзора так, чтобы наблюдать за прославленным нарушителем спокойствия. Он был красив, но сдержан, замкнут и чуть угрожающ. Не было ничего удивительного в том, что он нравился Нику, его непогрешимый вид провоцировал. -- Помнишь Конфетку, Исаак? -- спросил Левертов. -- Полицейского Конфетку? Здоровенного мормона с дыркой в передних зубах, который постоянно наезжал на негров? -- Помню. Левертов наклонился вперед, чтобы подключить Кларка Б. к своим воспоминаниям. -- Видите ли, мистер Кларк, хуже Конфетки там никого не было. Настоящий изувер. Постоянно носил кобуру, хотя охранникам и запрещено было пользоваться оружием. Поговаривали, что он пристрелил несколько чернокожих не то в Техасе, не то в Арканзасе только чтобы посмотреть, как они будут корчиться. Иначе, как "нигеры" он их не называл. -- Приятный был тип, судя по всему, -- ответил Кларк Б., глядя в зеркальце. -- А еще он любил устраивать неожиданные проверки мочи. Причем только для темнокожих заключенных, что было не слишком-то приятно, учитывая что девяносто девять процентов из них принимали те или иные наркотики. Но самое потрясающее заключалось в том, что ему так и не удалось ни у кого получить положительного Результата. Ни у единого человека! И при этом все в лагере знали, что все негры или кололись, или пили дурь. Эти окружные тюрьмы всегда были фармацевтическими базарами. Так почему же из лаборатории приходили только отрицательные результаты? -- Для меня это покрыто тайной, -- счастливым голосом сообщил Кларк. -- И для нас тоже было покрыто, пока наш знаменитый бандит Бакатча не раскусил это. Исаак, расскажи мистеру Кларку, что ты сделал. Исаак пожал плечами. -- Я отвечал за погрузку фургона, который раз в неделю ходил в Сакраменто, и заметил, что жидкость в пробирках была не совсем того цвета. Тогда я решил ее понюхать, и выяснилось, что это просто подкрашенная водичка. -- Вот именно! И как вы думаете, мистер Кларк, что шериф Конфетка делал с негритянской мочой? -- Боюсь даже предположить, -- откликнулся Кларк Б. -- А вот Исаак Соллес не боялся, -- сообщил Левертов. -- Он высказывал свои предположения настолько громко, что слухи об этом просочились в прессу, и шерифа привлекли к служебному расследованию. Выяснилось, что с того момента, как в лагере появился шериф Конфетка, в лабораторию ни разу не поступала моча. Милейший шериф просто замалчивал происходившее в подведомственном ему учреждении. Он заявил, что окружной химаналитик не вызывал у него доверия, поэтому он лично занимался титрованием в собственном кабинете. Он продемонстрировал группе расследования свою маленькую химическую лабораторию со всем оборудованием. Ему всех удалось обвести вокруг пальца, кроме нашего героя. Скажи ему, Исаак. -- Не могу сказать, чтобы я очень этим гордился. -- Исаак пробрался однажды ночью к Конфетке, поджег мусорный бачок в коридоре и закричал "Пожар!" А когда шериф выскочил, чтобы загасить горящий мусор, Исаак проскользнул к нему в кабинет. На следующий день Конфетка дежурил по столовой. Исаак Соллес подходит к его столу, садится и просит извинения за вызванный им переполох. Конфетка отвечает: "Катись на место". Но перед тем как уйти, Исаак запихивает в пустую кобуру небольшой сюрприз. Потом дойдя до середины столовой, он поворачивается и кричит: "Посмотри в кобуре, Конфетка". Тот лезет в кобуру и достает оттуда детский рожок, наполовину полный желтой жидкостью. Глаза у него лезут на лоб, и он окончательно слетает с катушек. Увезли его в смирительной рубашке. Вся тюрьма стояла у окон и торжествующе махала ему руками, особенно негры. -- Торжествующе? -- Айк скорчил гримасу. -- Присланный на его место охранник в первую же неделю выявил три дюжины наркоманов, и они получили максимальный срок. Хорошенькая победа. Кларк Б. Кларк почувствовал себя обязанным возразить. -- Ник хочет сказать, что по крайней мере они избавились от унижений со стороны расиста-извращенца. Я считаю, это победа. -- А я считаю это чухней, -- сказал Айк. -- Притормози. Сегодня утром за следующей кучей свинья кормила свой выводок. Свиньи уже не было, зато в мусоре рылось несколько поросят, которые разбежались в разные стороны при звуке клаксона. Рядом с дорогой вяло боролись два хряка, выясняя, кто имеет право на труп оленя, валявшийся рядом с дымившейся кучей. -- Смотри, К. Б.! Именно тут произошла наша сердечная встреча с Исааком, о которой я тебе рассказывал. В присутствии моей жены Луизы, тестя Омара и еще целой группы свиней. Странно, не правда ли, Исаак? Нас словно тянет обратно на эту свиноферму. Но прежде чем Левертову успел кто-нибудь ответить, из придорожных зарослей кустарника внезапно выскочило какое-то скользкое существо, стремительное, как черная торпеда, которое целенаправленно летело в сторону переднего правого колеса. Кларк Б. Кларк резко свернул влево и въехал в кучу мусора. Битое стекло и гравий заскрежетали по днищу бензобака, и Кларку пришлось дать полный газ, как в свое время Соллесу, чтобы снять карбас с отмели. Но через мгновенье дикая тварь набросилась на левое колесо, и машина снова перевалила через обочину и оказалась в глубокой колее. -- Это еще что такое?! -- процедил Левертов сквозь зубы, когда лимузин наконец затормозил во дворе Соллеса. Всю напевность его интонаций как ветром сдуло. -- Это просто Марли, старый пес Грира, -- сообщил Айк. -- Он совсем старик. -- Для старика он неплохо двигается, -- Левертов раздраженно мотнул головой, откидывая назад спутанные пряди волос. -- Но я бы советовал его держать на привязи, тогда у него будет шанс дожить до еще более преклонного возраста. -- Я уже много лет не видел, чтобы он так набрасывался на машины, -- возразил Айк. -- Это все лекарство, которое ему давала Алиса, -- какой-то новый преднизолон. -- Бабки -- двигатель прогресса, Дурь же лечит нас от стресса, -- пропел Кларк. Но Левертов не отреагировал. -- Вылезай и отвлеки эту скотину, -- распорядился он. -- Хочу взглянуть на нынешние условия жизни бывшего сокамерника, если меня только не покусает этот дикий пес. -- Он совсем ручной и к тому же беззубый, І-- заверил Айк, вылезая из машины. Молочная дымка сумерек ослепила его после сумрака, царившего в лимузине. Айк почувствовал, как пес пропихнул свою морду ему под руку, требуя, чтобы ему почесали уши. -- Вот видите? -- Он заметил, что его собственный фургон стоял на месте. Он стоял глубоко в кустах с открытой задней дверцей, а бампер был завален постельными принадлежностями -- точно так же, как в день их "сердечной встречи" с Левертовым, как тот изволил выразиться. Кларк Б. Кларк осторожно выскользнул из лимузина, и Марли тут же метнулся в его сторону. -- Стой-стой-стой, -- заверещал тот совершенно неубедительным голосом, -- хорошая собачка. Но Марли всего лишь хотел понюхать лосьон для рук. -- Зверь укрощен, босс, -- не оборачиваясь, отрапортовал Кларк Б. -- Можете спокойно выходить. Дверь трейлера со скрипом отворилась, и, щурясь от яркой дымки, на пороге появился Грир, застегивавший рубашку. В спешке он застегивал пуговицы не на те петли, широкий воротник лимонно-желтого цвета частично застрял внутри и дико топорщился, поэтому один его конец свисал книзу, а другой вздымался над костлявым плечом Грира, как стрекозиное крыло. -- Привет, Айк... люди... -- крикнул Грир, когда глаза у него привыкли к свету, -- в чем дело? -- Привет, Грир. Нам тебя не хватало на пресс-конференции. -- Я слыша\л по радио. Ты налетел, как настоящий дракон, напарник. Привет, мистер Левертов. А вы наоборот, походили на ангела. Ну ладно, идите сюда, мы не кусаемся. Мистер Кларк Б. Кларк! А вот относительно вас я еще не определился. Вы начальник или мальчик на побегушках? -- Я ангел-хранитель вот этого ангела, -- ответил Кларк. Дверь трейлера снова скрипнула, и на свет высунулось помятое женское личико. -- Вообще-то она выглядит гораздо лучше, -- поспешил сообщить Грир, увидев реакцию, вызванную растерзанным видом своей гостьи. Волосы у нее были завязаны в пучок на макушке, как у детского пупса. На обеих щеках виднелись подтеки туши, казавшиеся засохшими черными слезами. Подведенные брови смотрели в разные стороны, как уголки рубашки Грира, а пространство вокруг рта было покрыто помадой, словно та блуждала в поисках губ. И если бы не татуировка в виде бабочек, ее было бы невозможно узнать. -- Луиза сама не своя от беспокойства. Вот она и пришла сюда, -- интонации Боба Марли как ветром сдуло. -- В новостях сообщили о какой-то катастрофе на Мак-Кинли, и она боится, не ее ли это брат. Вот и все, правда, Луиза? -- Темно-синяя машина с черным бордюром, -- завыла Луиза, внезапно вспомнив о причине своего беспокойства. -- Как у Оскара. А папа путешествует, и мамы нет, и мне больше не к кому обратиться. Ведь вы мои соседи... -- Луиза, все машины, работающие на этаноле, синего цвета с черным бордюром, -- попытался успокоить ее Айк. -- Их специально выпускают одинакового вида, чтобы на заправочных станциях знали... Объяснения Айка были прерваны злобным лаем, от которого кровь стыла в жилах. Это был снова Марли, который невероятным образом перемахнул через лимузин. Левертов, наконец вылезший из машины, приглаживал волосы, когда пес с диким воем бросился ему на грудь. Левертов с криком повалился навзничь, и Марли оказался на нем. Айк с Гриром одновременно бросились к собаке и в считанные секунды оттащили ее в сторону. Еще хорошо, что долгие годы охоты лишили Марли клыков, иначе этих секунд хватило бы, чтобы оставить Левертова бездыханным. -- Никогда в жизни не видел, чтобы он так себя вел, -- пробормотал Грир, держа пса за мощный загривок; Айк тянул Марли за хвост. -- И хорошо бы, чтобы больше не увидели, -- заметил Кларк Б. Кларк, сжимая обеими руками "узи", маленький черный ствол которого был нацелен прямо на пса. Но приступ ярости у Марли кончился так же внезапно, как и начался. Пес снова осклабился и принялся вертеться, пытаясь ухватить Айка, как игривый щенок. -- Обычно он не ведет себя так, -- извиняющимся тоном промолвил Грир. -- Конечно-конечно, -- зловеще промурлыкал Левертов, поднимаясь на колени и стряхивая с себя приставшие ракушки. -- Это все алисино лекарство. Уберите это, мистер Кларк. Все в порядке... Автомат исчез так же таинственно, как и появился; каким бы он ни был маленьким, вряд ли Кларк Б. мог спрятать его в своих шортах или под футболкой. -- Пошел вон, Марли! -- прокричал Грир в рваное ухо пса, и глаза у того от изумления и обиды заволоклись пленкой. -- Пошел вон! -- Грир повторял это снова и снова, швыряясь пригоршнями ракушек в поджатый хвост Марли. И наконец пес с трагическим видом побрел к своему сторожевому посту под кустом на краю прогалины. Левертов снова пригладил волосы и улыбнулся Луизе. Та, словно окостенев, по-прежнему продолжала стоять с поднятой в приветствии рукой на ступеньках трейлера, как гипсовая статуя с облупившейся краской. -- Моя маленькая луговая лилия, тебя, похоже, и вправду отымели по полной программе. Унизанная кольцами рука Луизы тяжело опала, и она принялась беззвучно рыдать, размазывая по щекам, казалось, неистощимый запас туши. -- На самом деле все это совершенно не так, как вы думаете, -- повторил Грир, косясь на Кларка Б. и пытаясь сообразить, куда тот засунул этот чертов израильский автомат. -- Заходите, -- наконец произнес Айк. -- Кажется, у нас есть пиво. Пива, однако, не было. Вероятно, его выпила Алиса, так как пустые банки тоже отсутствовали. Айк вскипятил воду для кофе, а Луиза продолжала оплакивать свои беды, сидя за столом. Она уже успела позабыть о своих братьях, и теперь ее тревожили проблемы более личного свойства. Ее не любили на "Чернобурке". Богатые сучки только насмехались над ней. Она была всеобщим посмешищем. Она бы с радостью вернулась домой, но ее мать подала на развод, а братья куда-то уехали, и ей совершенно не улыбалось остаться одной с медведями и свиньями. К тому же она умудрилась подзалететь от кого-то. И еще... что же там было еще? ах да, она позвонила в фирму Королевских турне, и ей сообщили, что ее папы на борту не было. -- Его даже никто не видел, -- прорыдала она. Грир похлопал ее по руке, и кольца забряцали по столу. -- Он просто болтается где-нибудь со своими старыми дружками по боулингу, Лулу, в Анкоридже или Джуно... -- Конечно, Луиза, -- подхватил Айк. -- Старый котяра вырвался на свободу. Посмотри, как долго не было Кармоди. -- Но у него не было билета на Королевское турне, -- провыла Луиза. -- Это совсем не похоже на Омара Лупа. С ней все согласились, и Айк разлил кофе. Они дали ей выплакаться. Левертов пообещал, что подыщет ей какое-нибудь приличное жилье в городе. Грир залег в койку. Кларк Б. Кларк закемарил в уголке, нижняя губа у него отвисла, глаза закатились и веки начали подрагивать, когда перед ним, мерцая, заплавали божественные видения. А когда Левертов наконец повел Луизу к лимузину, он вскочил, как ни в чем не бывало. -- Все на борт! Женщины и белые мужчины первыми! Кларк Б. -- как в слове "Безмозглый" -- за руль. -- Нет, -- возразил Левертов, -- дай мне ключ -- я поведу. Теперь твоя очередь утешать безутешную Луизу. Кларк Б. щелкнул резиновыми подметками своих парусиновых туфель и взял Лулу за другую руку. Исаак вышел за ними во двор. "Это хорошо", -- отметил про себя Кларк. Он один видел, что престарелый сукин сын снова готовился к нападению. Николай смотрел в противоположную сторону, и его бок был беззащитен и не прикрыт. Руки и у него, и у Кларка были заняты Луизой. Она безвольно висела, откинув голову назад, и косметика у нее начала стекать в противоположном направлении по лбу. Теперь ее глаза со всех сторон были окружены стрелочками туши. Но в тот самый момент, когда Кларк Б. и Айк пытались запихать ее в лимузин, манипулируя ее конечностями, Айк вскинул голову и закричал: "Берегись!" И если бы он этого не сделал, Ник получил бы перелом позвоночника. Впрочем, Ник и бровью не повел -- он был так спокоен, словно знал, что пес предпримет еще одну попытку. И что все эти собаки имели против него? Может, им не нравился цвет его волос? Но сам факт того, что он решил сесть за руль, говорил о том, что ему хватило и первого нападения. Поэтому второе его несколько изумило. Вот почему он так долго прощался с Соллесом, пока я с его бестолковой куклой ждал его в машине -- он просто ждал, когда пес уберется под свой куст. Все они ловятся в свои собственные сети. Поэтому когда Соллес вернулся в трейлер, а Николай уселся за руль, больше никто не обмолвился о псе. Ни единым словом. Николай просто завел машину и тронулся с места. Он никогда специально никому не причинял боль, и он никогда не промахивался. Все было по-честному. Просто и ясно. Он просто делал свое дело и никому не позволял манипулировать собой и дергать себя за поводок. Ни направо, ни налево. Он не знал ни ярости, ни снисхождения. Мщение приятно, -- говорится в Великой Энчиладе, -- если ты мстишь, не раздумывая. Месть проста и чиста. Тяжелый лимузин всего лишь слегка подпрыгнул. Едва заметно. Сначала переднее левое колесо, потом -- заднее. Никто и не заметил. Что за парень -- он даже притормаживать не стал. 15.Не дайте псу вам сердце надорвать Собачье кладбище занимало пять акров и располагалось в конце улицы Кука на крутом склоне, поросшем крушиной и заваленном камнями. Там, где дорожное покрытие сходило на нет, все пространство было уставлено машинами и фургонами, между которых ютились мопеды и "харлеи". Группки прощавшихся чинно поднимались и спускались вниз по склону, а к подножию холма прибывали все новые и новые скорбящие. Процессия движется так медленно, что ее изображение на мониторе представляется замедленной съемкой, пока камера не выхватывает чью-то выделяющуюся фигуру в черном галстуке и блестящих очках, которая мечется от группки к группке с утроенной скоростью. Вейн Альтенхоффен пребывал в упоении от своей репортерской деятельности. Когда накануне он печатал и распространял двести траурных приглашений, написанных Гриром, он и представить себе не мог, сколько соберется народу. Он думал, человек десять-двенадцать, не считая членов клуба. Впрочем, и время, конечно же, сыграло свою роль -- огромный рыбацкий флот стоял на якоре в ожидании завтрашнего открытия летней путины. Съемки тоже были прерваны на ремонт декораций, поэтому силы безопасности Дворняг тоже получили выходные. Толпы зевак, собиравшихся на берегу, были разогнаны, так как рабочие перевозили трибуны для зрителей на следующее место съемок. Они, конечно же, могли болтаться и на стоянке, но предпочли этому мероприятие на склоне холма -- может, собачьи похороны в зарослях полевых цветов и не ахти какое зрелище, но все же лучше, чем вкалывающие рабочие. Больше эмоций. Законопослушный Орден Бездомных Дворняг приобрел этот участок еще на заре своего существования, когда все горели энтузиазмом возвести Дом для Потерявшихся Щенков. И строители, и банкиры считали его абсолютно бесполезным, от него отказались даже азиаты, скупавшие все и строившие повсюду, но Дворняги оказались более прозорливыми. Они сочли этот каменистый склон идеальным местом для своего широко афишируемого щенячьего проекта. Верхняя треть участка упиралась в рваную полосу древесных зарослей, где бедные сироты могли вволю играть и резвиться. Там же круглый год били ключи, из которых можно было напиться, уже не говоря о грязи, в которой можно было валяться до полного изнеможения. Для вынюхивания и выкапывания прекрасно подходили подземные ходы леммингов, которые изощренно петляли между огромными базальтовыми валунами, а кроме этого, отсюда открывался прекрасный вид на юго-восток и северо-запад, так что лучшей площадки для того, чтобы посидеть и повыть на луну, когда она во весь опор несется по небосклону, было не найти. Но самое главное заключалось в том, что участок был дешевым. Несмотря на его удобное расположение неподалеку от центра города, ни один делец так им и не заинтересовался. Склон был слишком крут и ненадежен для строительства. Единственным зданием, возвышавшимся здесь, была деревянная водонапорная башня, огромный резервуар которой уже сровнялся с уровнем земли вследствие многолетних оползней, в то время как фасад продолжал оставаться на высоте двадцати ступеней. Перекос был слишком большим, чтобы можно было полагаться на этот склон. Отсюда действительно открывался превосходный вид на залив, но для того, чтобы возвести здесь дом, строителям потребовалось бы поднять его фасад футов на тридцать над землей, и только тогда задняя дверь оказалась бы на уровне земли. С другой стороны, молодые щенячьи лапы не нуждались в ровном напольном покрытии, и члены клуба рассудили, что хождение по наклонной плоскости может оказаться для них даже полезным. Поэтому участок был куплен, и у них еще осталось достаточно денег, чтобы приступить к строительству собачьего приюта. Первым препятствием, на которое натолкнулись их благородные намерения, стали валуны. Сдвинуть их зубчатые пласты оказалось гораздо сложнее, чем кто бы то ни было мог себе представить. После того как были сломаны два трактора и один бульдозер, миссис Херб Том заметила: "Это все равно, что пытаться сдвинуть головы этих идолов с острова Пасхи, когда туловища у них уходят в землю". Два выходных все члены клуба работали на укладке гравия, чтобы к месту строительства можно было подвозить необходимое оборудование. Однако плоды их деятельности с трудом можно было назвать дорогой. Она извивалась, как покалеченная змея, между неподвижных камней, и все же по ней можно было ездить. А на следующую ночь после завершения строительства легкая дрожь прокатилась по склону холма. Балла три-четыре, не больше. Если не считать того, что дорога исчезла. Она как растворилась в яркой зелени травы и кустарника. Просто верхняя часть холма сползла вниз и скрыла под собой всю грязь и мусор. К концу лета энтузиазм Дворняг сильно поубавился. Естественно, никто не хотел выкупать землю у них обратно, и со временем участок превратился в место последнего упокоения. Сначала на нем хоронили только четвероногих, но потом как-то июньским днем туда был открыт доступ и для двуногих, которые не могли рассчитывать на получение лучшего пристанища. Первым двуногим членом Ордена, удостоившимся чести быть похороненным на святой земле Дворняг, стал бедный полубезумный глухонемой по прозвищу Боб-Шпиц, хотя утверждать, что он ходил на двух ногах, значило бы сильно погрешить против истины. У Боба-Шпица не было пальцев на ногах, и он постоянно ходил на полусогнутых, так как нижняя часть позвоночника у него была парализована. Когда он передвигался, ему приходилось так низко нагибаться, что порой его всклокоченная борода мела по земле. Катастрофа, лишившая его рассудка, не пожалела и его тела. Как его звали на самом деле, так и осталось неизвестным. Имя "Боб" значилось на воротнике его рваной футболки, а его колючая борода и бакенбарды свидетельствовали о том, что он мог находиться в родстве со шпицами. Никто не знал, что с ним случилось, но горестное хныканье, которое он издавал каждый раз при виде краболовного судна, заваленного крабами и исхлестанного арктическими волнами, заставило многих догадаться о подробностях его биографии. Чем меньше оставалось королевских крабов, тем рискованнее приходилось работать краболовам. И тех, кому удалось пережить крушение, было нетрудно распознать. Как правило, они получали травмы позвоночника, когда на них обрушивались ящики с крабами, и разбивали себе коленные чашечки, когда судно переворачивалось. А за то время, что они дрейфовали на плотах в ожидании спасения, пальцы у них отмерзали, разбухали и начинали гнить. Так что, глядя на искалеченные тела, несложно было восстановить картину происшедшего. Боб-Шпиц, не имевший ни имени, ни денег, не мог рассчитывать на место на городском кладбище. Ни ПАПы, ни католики не имели никакого желания его хоронить. И тогда президент Соллес решил, что похоронами займется клуб без каких бы то ни было разрешений. Члены клуба заколотили Шпица в упаковочный ящик, в котором им был прислан гидрант с Тайваня, так как все равно ни один гроб не мог вместить в себя столь скрюченный труп, и с вызывающим видом пронесли его через весь город до самого кладбища, где и похоронили его у подножия массивной базал