и так-то, если бы он решился на то-то и то-то, и т. д. Но беда заключается в том, что он уже не властен ничего решительного сделать, даже если бы решился. И не потому, как они там думают, что существует рядом Лигачев, бюрократический аппарат, а потому что у него нет механизма добиться проведения в жизнь своих решений. Их некому проводить. Партию уже никто не признает в этом качестве, а Советы по-прежнему беспомощны. Хозяйственники между двух стульев: никаких указаний к ним не поступает, свободой своей распоряжаться они не могут и не знают, к кому "тыркнуться", чтобы производство функционировало и чтобы связи с другими предприятиями сохранить. Аппарат на всех уровнях деморализован или пассивно ждет, когда все это завалится. А им, аппаратчикам, все равно уже терять нечего. Лозунг "включить человека, человеческий фактор" повис в воздухе, потому что наш человек без поводыря оказался заброшенным и озлобился, потому что ничего у него нет и не у кого теперь просить и требовать. Остается только кричать и поносить все вокруг. Опасно поднимает голову рабочий класс. В лидеры к нему приходят профсоюзники и партийные деятели райкомовского звена, которые поняли, что место им может спасти только махровый популизм и демагогия, обращенная к самому верху. А М. С. продолжает заигрывать со всякими Яриными, которого на митингах требуют ввести в Политбюро. Так что и здесь идеология подставляет Горбачеву ножку. И не только ему, а и всей перестройке. И не только в экономике, но и в гласности. 29 октября Поездка в Финляндию убедила, что и от нее мы отстали уже на десятки лет. Но и в эти четыре года перестройки упускали время, все осторожничали. Горбачев боялся за социалистические ценности, а теперь эти ценности оборачиваются против него, потому что возникает рабочее движение со своим естественным тред-юнионистским законом: дай мне, а на остальное наплевать... Вчера был у Брутенца в больнице. Он лежит с инфарктом. Поговорили часа полтора о том, конечно, куда мы катимся и что думает Горбачев. Я говорю: М. С. искренне верит в формулу: социализм -- творчество масс. Вот они и творят. А что получится, мол, посмотрим. Карен согласился, но добавил, что надо при этом все-таки и управлять. А как управлять, возразил я, когда нет никаких механизмов для этого. План можно составить, но никто не захочет теперь жить по какому-то плану. Насытились мы всякими планами. Да если бы и захотели, не смогли бы. Мы достаточно уже доказали всем и себе, что общество по плану развиваться не может. Государство может, до какого-то момента, пока окончательно не оторвется от общества. Да к тому же известно, что нельзя регулировать неизвестное. 6 ноября 1989 года По поводу очередной истерики Рыжкова на Политбюро. Мол, со всех сторон кричат о кризисе. Экономика -- в кризисе, общество -- в кризисе, партия -- в кризисе, снабжение -- в кризисе. Все в кризисе! М. С. заметил ему: но они ведь только повторяют то, что мы сами сказали, в том числе на XIX партконференции. Вот когда кричат о катастрофе, тут я не согласен. 1 января 1990 года Примерно месяца полтора назад, после очередной встречи с видным иностранцем М. С. сказал мне, потом Шахназарову, потом Яковлеву: "Я свое дело сделал!" Воистину так, но не думаю, что он захочет уйти. Скорее всего ему придется стать президентом. И тогда появится еще одна пауза, захотят посмотреть, как он распорядится и справится -- не обремененный наличием Лигачева, Политбюро, ЦК и т. п. 2 января Размышления по итогам поездки в Италию и на Мальту. Визит в Италию не казался значительным. И переговоры, и подписанные документы -- все это уже было с другими странами и все это мало пока идет в дело и для нас, и для них. Суть в изменении атмосферы и всей политической ситуации. Тут в Италии, умноженные на темперамент, фантастически искренние симпатии к Горбачеву -- это не просто популярность. Острее всего я почувствовал это в Милане, где была просто массовая истерия. Машина еле-еле продвигалась через толпу. А когда он вышел на площади Л а Скала и пошел по галерее к муниципалитету (это почти километр), происходило что-то невероятное. Сплошная плотная масса, которую полицейским с огромным трудом удавалось раздвигать, чтобы дать ему сделать несколько шагов. В окнах, на балконах, на перекладинах, между стенами под сводами галереи, на любых выступах люди нависали друг на друга. Под крышей галереи -- оглушающий вопль: "Горби! Горби!" Полицию в конце концов смяли. Охранников затолкали и растащили. Только самодисциплина людей позволила предотвратить давку, "ходынку". В муниципалитете Горбачев не смог произнести заготовленную заранее речь. Признался мне потом, что был просто в шоке, и заготовленные слова куда-то все делись. По выходе из мэрии к машине прорвались женщины, судя по одежде явно из высшего света. Со слезами, в истерике бросаются на стекла машины, их оттаскивают, они вырываются... Что это? Для меня объяснение одно. Мы не знали и не могли понять, какой ужас много лет наводили на Европу своей военной мощью, 68-м годом в Чехословакии, своим Афганистаном, каким потрясением для европейцев была установка СС-20. Мы знать этого не хотели, мы демонстрировали мощь социализма. И вот Горбачев убрал этот ужас, и страна наша предстала нормальной, даже несчастной. Вот почему мы имеем этот Милан. Вот почему Горбачев теперь не только "человек года", но "человек десятилетия" (по Time'y). Я болел эти дни. По звонкам от Гусенкова и Шахназарова почувствовал тревогу. Предстоит Политбюро. Ждут основательного разговора: кто за что и с кем. Однако тревога оказалась преждевременной. Горбачев спокойно оценил итоги года. В духе своего новогоднего приветствия порассуждал об экономической программе Рыжкова, утвержденной съездом. Сказал, что надо "браться с первого дня", что 90-й год -- решающий. И заключил: "Если не изменим положение со снабжением, нам надо уходить". Обсудили, когда ему ехать в Литву. Некоторые предложили потянуть с поездкой. Никаких наших идей, которые мы с Шахназаровым пытались навязать ему в связи с поездкой, при обсуждении не появилось. А мы ему говорили, что без предложения заключить договор между Литвой и СССР лучше не ехать вообще, ибо это провал. 4 января Мой прогноз: спасение перестройки в ее рутинизации, в пассивизации народа. Но и это при условии, что хоть чуть-чуть будет улучшаться с едой в России. А Союз, я думаю, начнет сокращаться. Прибалтика станет договорной частью Союза, саму Россию будут изнутри растаскивать татары, башкиры, якуты, коми и т. д. 21 января Между прочим, день смерти Ленина... А как-то незаметно. Вчера утром на Политбюро тайно обсуждали ситуацию в Азербайджане. Заодно решили проводить в июне партийный съезд. Опять Горбачев опоздал. Я и другие доказывали ему еще летом, что съезд надо проводить в 1989 году, до сессии Верховного Совета, до Съезда народных депутатов. Все равно к этому пришел, но время-то упущено. И он, стараясь сохранить партию, теряет ее, а главное, остается опутанный Лигачевым и компанией, аппаратом, отделом оргпартработы, не говоря уже об обкомовских бонзах типа только что прогнанного Богомякова из Тюмени и т. п. После Литвы и в связи с событиями в Азербайджане, которые, кстати, вызвали яростную демонстрацию женщин в Краснодаре, Ставрополье, в Ростове-на-Дону, в Туапсе, в казацких станицах и русских крестьянских селах против набора резервистов, направляемых на "усмирение Кавказа". Женщины кричали: "Нет новому Афгану! Почему русские мужики должны умирать из-за всяких армян и азербайджанцев? Пусть сами разбираются, вместо того чтобы спекулировать на наших рынках!" Так вот, под воздействием всего этого я вспомнил "концепцию" Распутина--Астафьева (о том, что Россия должна уйти из СССР). Читаю сейчас Владимира Соловьева "Национальный вопрос в России" и стал склоняться к тому, что многонациональную проблему Союза можно решить только через русский вопрос. Пусть Россия уходит из СССР и пусть остальные поступают, как хотят. Правда, если уйдет и Украина, мы на время перестанем быть великой державой. Ну и что? Переживем и вернем себе это звание через возрождение России. 23 января Вчера за день начитался всякой информации о событиях в мире. Восточная Европа "отваливает" от нас совсем, и неудержимо. И все больше очевидно, что "общеевропейский дом" будет (если будет!) без нас, без СССР, а мы пока "пусть поживем" по соседству. И везде рушится ком-движение. Новая, новая эра наступает. Решительнее, смелее надо уходить от стереотипов, иначе останемся в хвосте мировой истории. А Горбачева еще прочно держат за фалды страхи из прошлого. Он скорее инстинктом рвется на новые просторы, а разум не охватывает всего или боится "делать выводы" политические. 25 февраля 1990 года Из реплик в узком кругу, из звонка ко мне Раисы Максимовны я почувствовал, что Горбачев готов уйти. Великое дело он уже сделал, а теперь, мол, сам народ, которому он дал свободу, пусть решает свою судьбу как хочет и как сможет. Впрочем, держит его чувство ответственности и надежда, что все-таки еще можно "упорядочить процесс". На что же опираться Горбачеву в нынешней ситуации? Народ он оттолкнул пустыми полками и беспорядком. Перестроечных партийцев -- объятиями с Лигачевым. Перестроечную интеллигенцию -- заигрыванием с Бондаревым, Беловым, Распутиным. Националов -- тем, что не "отпускает" их либо не "спасает" одних за счет других. Упущен шанс: надо было сразу после январского Пленума, в чрезвычайном порядке, в нарушение конституционной нормы созвать Съезд народных депутатов. Сыграть на том, что они -- сами народные депутаты -- полномочны решать, законно они или незаконно собрались в Москве, чтобы избрать президента. А между тем вчера умер Дезька. Горбачев явно ведет дело к реальной многопартийности. Иначе не могла бы появиться записка за подписью Кручины и Павлова (зав. Отделом адморганов ЦК) об инвентаризации партийного имущества и подготовке к передаче государству всего того, что принадлежало партии (механизмы шифроинформации и связи, закрытые телефоны, партийные здания, гебешная охрана, просто непомерная для политической партии как таковой, и т. д.). Срок -- 2 месяца. В пятницу приходил ко мне Креддок (внешнеполитический помощник Тэтчер). Выяснял, продержится ли Горбачев, и в этом контексте -- об объединении Германии. Боятся. Мадам больше кого бы то ни было в Европе боится, как бы Великобритания совсем не лишилась положения великой державы. И логика, и аргументы ее посыльного понятны и в общем те же, что и у нас. Но для них выход -- Германию в НАТО. Я с ним полтора часа говорил, держался совершенно натурально, без всякой самоцензуры. А опомнившись, не сразу сообразил, что разговаривал отнюдь не с "товарищем". На Политбюро в силовом духе, с позиций "единой и неделимой" (так прямо Воротников, например, и произносит) обсуждался вопрос об отделении Литвы, о Союзном договоре. И Горбачев говорил в унисон с Лигачевым, Рыжковым, тем же Воротниковым. Словом, происходит отрыв от реальности, который грозит тем, что останется один аргумент -- танки. Смятение в душе. Общество рассыпается, а зачатков формирования нового пока не видно. У Горбачева, по моим последним наблюдениям, утрачено чувство управляемости процессом. Он, кажется, тоже "заблудился" (любимое его словечко) в том, что происходит, и начинает искать "простые решения" (тоже любимый его термин). 12 апреля 1990 года Горбачев продолжает игру с Литвой. Доказывает иностранцам (был тут Эдвард Кеннеди, потом скучный Херд -- мининдел Великобритании), как он, Горбачев, прав и какой он такой же, как они, законник. Да, юридически он прав, но исторически и политически проигрывает. И, дай Бог, проиграет только... личный престиж. Я предложил Горбачеву направить Добрынина послом в Индию взамен заваливающегося Исакова. А он хочет его на пенсию. Мне не понятен и не нравится маневр Шеварднадзе, который всю свою довольно сильную команду замов отправил послами: Бессмертных, Воронцова, Адамишина, Абоимова... Оставшись с "нежным Толей" (Ковалев) и Никифоровым (партноменклатурщик). Горбачев активен и кажется бодрым, уверенным. Это производит впечатление, но главным образом на иностранцев. Обманчиво: это результат его физического и нравственного здоровья, а не политической уверенности. Дела все хуже. Хотя я не верю в гражданскую войну, если мы сами ее "не захотим". Пока ее хотят лишь генералы, которые брызжут ненавистью ко всему горбачевскому. И остервенелый аппарат. Будет бой на съезде КП РСФСР, а потом на XXVIII съезде КПСС. 13 апреля Вчера Горбачев проводил Президентский совет по радикализации экономических реформ. Я не пошел. Текучка заела. Что со страной, сколько еще до полного паралича? 15 апреля В общественном сознании и в средствах массовой информации общим мнением стало, что никакого социализма у нас не было и нет. Я эту мысль вписал Горбачеву в "Слово о Ленине" (ему предстоит выступить с докладом к дню рождения Ленина). Думаю, аккуратно вычеркнет. 21 апреля М. С. охладевает к внешней политике, возможно, из-за Литвы. Я ему принес график встреч на май--июнь. Он мне: Делора -- долой, Миттерана -- маханул (я взвился, поскольку Миттерану уже сообщили), делегацию Социнтерна -- долой. Киннока тоже. И добавляет: вот было бы хорошо, если бы Марго отказалась от поездки в Киев, да и Буш -- от встречи. Хоть делом бы занялся. 22 апреля Гляжу я на этот развал прежних структур и думаю: а может быть, он и в самом деле "готов пойти так далеко, как вы (это он мне и Яковлеву) и не предполагаете"? Не раз и уже давно он так говорил. Может, в самом деле хочет распрощаться со всем, что нас привязывает к 70 прошедшим годам, оставив лишь некоторую символику, чтобы отличаться от Запада? Может, он так горячо настаивал на письме ЦК к партии, чтобы окончательно ее завалить или, по крайней мере, отодвинуть от реальной власти? Хотя трудно в это поверить, глядя на него на заседаниях Политбюро. Видимо, все время в нем борются два начала и иногда побеждает импульсивное -- от крайкомовской его инерции. А потом он начинает "разбираться", отруливать или использовать к своей одноминутной выгоде то, что явно, казалось бы, во вред его официальной политике. Во всяком случае, он давно понял, что с Егором Кузьмичом, Рыжковым, Воротниковым, Зайковым и т. п. ему не по пути. И по-разному их характеризуя, он не скрывал "в нашем кругу" неприязни, по крайней мере к первым двум. И я понимал: отделаться от них -- вопрос времени. Теперь он почти этого достиг. Но не так, как его призывали сделать: убрать из ПБ, освежить ПБ, заменить и т. д. Это ему казалось "старым мышлением". А он сделал большее: убрал само ПБ от власти. И это уже визуально просматривается. На возложении венков у Мавзолея в первом ряду он, Лукьянов, Рыжков (премьер), другие. Не партийные боссы. И чуть поодаль -- Яковлев (член Президентского совета). А "партийные" Лигачев и КА -- уже во втором ряду. События, связанные с формированием Компартии РСФСР, создают ситуацию, когда Горбачеву надо сильно торопиться. И поскорее вывести КПСС как целое за скобки власти, окончательно сделав тем самым свое правление "светским". Хотя проблема России остается. Прав Анатолий Стрелянный в своей статье: ВС РСФСР, который изберут на съезде России в мае, не будет таким послушным, как ВС СССР. И если к тому же Ельцин станет президентом... Думаю, не надо сопротивляться превращению СССР в союз государств, в конфедерацию. Тогда бы он правил над ним. А так, если Россия выйдет из его подчинения, как управлять остальной страной? Тут надвигается большой просчет. Скорей бы закрыть литовскую закавыку -- по особому статусу для всей Прибалтики в Союзе. Конечно, и остальные захотят такого статуса. Назарбаев уже бьет копытом, не говоря уж об Армении, Грузии, Азербайджане. Ну и что? Неизбежное не отвратить. Горбачев сказал мне вчера, впрочем, не впервые: никогда не пойду на то, чтобы судить за "злоупотребление властью" в застойный период. Тогда 100 тысяч надо отдавать под суд. Тогда мы возвращаемся в "1937-й". Все думаю: сознательно он вел дело к идейно-психологическому развалу в обществе или так получилось? А он, как всегда, адаптировался и "оседлал процесс"? Но без этого никакого обновления не получалось бы. Даже поношение и дискредитация Ленина "экстремистами" (радикалистами, как он стал их называть) служит раскрепощению мозгов и утверждению "чувства полной свободы". Вседозволенность работает на расчистку почвы для нового общественного сознания, действительно плюралистского и ни от кого сверху не зависящего. В разговоре с Асадом (президент Сирии) он отвлекся опять на рассуждения о "социалистической идее" в рамках перестройки. Не видит, что ли, что пока эта идея в обществе держится лишь на консервативной инерции ("За что боролись!", "Тогда было равенство, хоть и в бедности")? В этом смысле характерен такой защитник социализма, как народный депутат Сухов -- шофер из Харькова. Не видит М. С., что ли, что ничем оригинальным в социальной сфере, что было бы неизвестно современному капитализму, "социалистическая идея" не отличается. Мы не наполнили эту идею жизнеспособным содержанием, и никто не сможет это уже сделать. Литва -- самая болевая для него (М. С.) точка. Она -- в экономической блокаде. А "восстания", которого он ждет против Ландсбергиса и Прунскене, все нет и нет. Нет у него политики в отношении Литвы, а есть одна державная идеология: не допустить распад империи. В Свердловске недавно вновь заявил -- не отступит от этого. Он очень усталый и стареет на глазах. После встречи с Асадом на улице Алексея Толстого жаловался нам с Брутенцем, что дошел до ручки, голова ломится. И впрямь: вчера де Мезьеру (премьер ГДР) наговорил с ходу такого, от чего придется отступить. Потом диктовал свою речь для съезда РСФСР, который действительно все может и порешить, если Россия захочет выйти из СССР. Воротников уже подал в отставку (с поста Председателя Совмина РСФСР). Власова на ПБ прочат на его место. Но, наверное, это не пройдет. Скорее всего, будет Ельцин "со всеми вытекающими". А М. С. его в Свердловске объявил конченым политическим деятелем. 7 мая 1990 года Да, с Горбачевым что-то происходит: сегодня устроил встречу с Героями Советского Союза и орденоносцами "Славы". Какой-то генерал, приехавший из Литвы, 20 минут нес черт знает что -- будто он не в 1990-м, а в 1950 году. Другие под стать, и все под бурные аплодисменты. Западная печать усекла: Горбачев, мол, эти празднества, 45-летие победы и проч. проводит, чтобы умаслить армию, которая еще не сказала своего слова в политике. Наверное, так оно и есть. Но тут сказываются и его крайкомовские "эмоции". (А почему у меня самого их нет? Вернее, они у меня совсем другие, эти эмоции, хотя я-то, как и эти генералы и орденоносцы, воевал.) Язов выступил тоже по-генеральски, по существу цинично. Обрушился на ученых-очернителей: насчитали, мол, 46 миллионов, а погибло на полях сражений всего (!) 8. Забыл даже о 3 миллионах пленных только в 1941 году. По чьей вине, товарищ Язов? А ведь их судьба оказалась хуже, чем у убитых. Словом, М. С. напускает серую пену, чтобы прикрыть просчеты перестройки. Эта его акция -- та самая другая крайность, против которой он так яростно выступает. 20 мая Вчера, в субботу, М. С. позвал в Ново-Огарево обдумать концепцию к XXVIII съезду КПСС. Приехали Яковлев, Примаков, Фролов, Шахназаров, Болдин, Петраков и я. Весь день дискутировали. Попутно услышали такие его рассуждения "о своей доле". Жизнь что? Она одна. Ее не жалко отдать за что-то стоящее. Не на жратву же или на баб только. И я ни о чем не жалею. Раскачал такую страну. Кричат: хаос, полки пустые! Партию развалил, порядка нет! А как по-другому? История иначе не делается. И как правило, такие большие повороты сопровождаются большой кровью. У нас пока удалось избежать ее. И это уже колоссальное достижение. И весь мир теперь рассуждает категориями нашего нового мышления. Это что, так себе? И все ведь к человеку, все в русло цивилизаторское. А дефициты и полки пустые переживем. Колбаса будет. Ругают, клянут! 70 процентов аппарата ЦК и самого ЦК против меня. Ненавидят. Не делает это им чести: если поскрести -- шкурничество. Не жалею ни о чем и не боюсь. И на съезде не буду ни каяться, ни оправдываться. Целый день разговор шел вокруг этих проблем. Он даже согласился с моим заявлением (а это я уже не раз ему говорил), что перестройка означает смену общественной системы. Согласился, но добавил: в рамках социалистического выбора. Ну и ладно пока... 23 июня 1990 года Лигачев на крестьянском съезде уже в открытую назвал президента предателем, развалившим страну и социалистическое содружество. И добавил, что он, Лигачев, будет бороться до конца. На московской партконференции Прокофьев (первый секретарь МГК) обошел Горбачева слева. Силаев, премьер-министр России, выступил за частную собственность (полная метаморфоза у технократа). Кстати, Бочарова взять в премьеры Ельцин побоялся, а взял Силаева, хотя это был человек Горбачева. Чудеса, да и только! А вообще-то, как отвлечешься от повседневных перегрузок (давление опять дает о себе знать) -- находит ощущение полного завала и распада... Наверное, это и есть настоящая революция: от системы к системе. Что я и пытаюсь заложить в доклад к XXVIII съезду. Скорее всего, люди именно так переживают такие времена. Вчера Полозков избран первым секретарем Российской компартии. Со всех сторон, включая даже редакцию "Коммуниста", от всяких писателей и театральных деятелей идут протестующие телеграммы и звонки: индивидуально и целыми организациями люди хотят выходить из партии. Мне тоже надо об этом подумать. Горбачев, который все дни торчал на съезде Российской компартии, выслушивал грубости и принимал прямые оплеухи от этой своры. Сносил не просто грубости, а махровую дикость. Потом произнес заключительное слово. Но свел все (этого потребовали от него!) к ответам на вопросы -- провокационные, глупые, ехидные, с подковырками. Отвечал путано, многословно, сумбурно, иногда не умея выразить того, что хотел, или, как всегда, боясь определенности, сознательно плутал, чтобы не было ясно. Повторил свое клише -- против ухода с поста генсека, против превращения КПСС в парламентскую партию, за рабочий класс как социальную базу партии, и прочее, и прочее. По существу это все популистское, компрометирующее самою его перестроечную концепцию. И вообще он слишком стал разным: один за границей, другой -- здесь. Это особенно контрастно выглядит после недавней поездки в Америку. Там его здравый смысл, там его теория "движения страны к процветанию". Тут инстинкты страха, тактически -- аппаратный образ мышления, органичная привязанность к компромиссам, которые уже наносят огромный вред политике и всему делу. Если он пойдет на Пленум ЦК КПСС (для утверждения проекта своего доклада к XXVIII съезду), то теперь-то уж его разнесут вчистую -- после этого темного российского съезда. И даже могут снять с генсекства. И сделают это обязательно, если он представит доклад, который подготовлен в Волынском-2. А играть "ва-банк", судя по его поведению на съезде Компартии РСФСР, он не будет. Значит, подчинится. Думаю, и от рынка отступится -- и будет всеобщий позор и бесславный конец. Может быть, не сразу, а по сильно скользящей наклонной. "Великий человек" -- а он оказался именно в таком положении -- не смог удержаться на уровне своей великости, когда пробил час. А он пробил именно в эти дни. Мы с Шахназаровым написали ему записку, умоляя оставить пост в партии. Доказывали, что для него это означало бы подняться над всеми партиями, стать действительно президентом. И, кстати, уход позволил бы ему отгородиться от нападок и оскорблений всяких шавок, которые пользуются уставным партийным правом и дискредитируют его с позиции собственной "культуры". Записка была проигнорирована. Горбачев либо считает, что опять все ему сойдет (хотя с каждым разом сходит все хуже и хуже и для него, и для страны), либо что-то задумал. Но тогда зачем он раздевается публично на съезде РКП? Чтобы потом обвинили в обмане, в коварстве? 8 июля 1990 года Идет съезд партии. Скопище обезумевших провинциалов и столичных демагогов. Настолько примитивный уровень, что воспринять что-то, кроме марксизЬма-ле-нинизЬма, они просто не в состоянии. Все иное для них предательство, в лучшем случае -- отсутствие идеологии. После встречи с секретарями райкомов и горкомов Горбачев сказал мне: "Шкурники. Им, кроме кормушки и власти, ничего не нужно". Ругался матерно. Я ему: "Бросьте вы их. Вы -- президент, вы же видите, что это за партия, и фактически вы заложником ее остаетесь, мальчиком для битья". "Знаешь, Толя, -- ответил он мне, -- думаешь не вижу? Вижу. Да и все твои (!) Арбатовы, Шмелевы... письма пишут такие же. Но нельзя собаку отпускать с поводка. На съезде Ивашко (зам. генсека) отвел М. С. в сторонку. Пошептались. Оказалось, тот предупредил, что в резолюции съезда хотят генсеку "неуд" поставить. Тут же М. С. забрал в свои руки председательство на съезде. Большинство только что проголосовало за то, чтобы каждого члена Политбюро выслушать и дать ему персональную оценку. М. С. ринулся "спасать ситуацию": "Если вы на это пойдете, партия расколется". Вот и получается, что, вместо того чтобы самому расколоть такую партию два года назад, он сейчас, когда она превратилась во враждебную ему и перестройке силу, продолжает спасать ее от раскола. Он обвиняет своих оппонентов в том, что они не ощущают, что живем уже в другом обществе. Но он сам этого не ощущает, потому что его понимание, что такое "другое общество", не совпадает с тем, какое оно на самом деле. А оно оказалось в массе своей "плохим", а не "хорошим", на что он рассчитывал, когда давал свободу. 9 июля Вчера весь день Горбачев -- "с рабочими и крестьянами" в Кремле на их съезде. Потом -- на комиссии по обсуждению проекта Устава партии. Неумолим и настойчив. Только чего добивается-то? Лигачева в качестве заместителя генсека? И что он будет "иметь" с этой партии? Вся московская интеллигентская пресса кроет и съезд, и Лигачева с Полозковым и недоумевает по поводу тактики Горбачева. Поступают сведения, что творческие союзы собираются скопом уходить из КПСС. Вот вчерашнее интервью Горбачева после встречи с рабочими. Опять: КПСС -- это партия рабочих. И идеология ее -- от рабочего класса. Те, кто за него или хотя бы без него, но за перестройку, в полной растерянности. В докладе на съезде он говорит одно, а под угрозой забастовки в Кузбассе и под давлением горлопанов на съезде говорит другое. Не чувствует он гула истории, о чем сам же предупреждал в свое время Хонеккера. Контрастом является речь Ельцина, которую ему написал Попцов. Один из делегатов назвал ее бонапартистской, может, и правильно с точки зрения популизма, в расчете предотвратить гражданскую войну. И вообще Ельцин выглядел солиднее президента, ибо он определеннее. А этот мечется в своей компромиссной тактике, хотя самому полуграмотному в политике уже видно, что никакой консолидации не будет. 12 июля Сегодня Ельцин театрально с трибуны съезда заявил, что он выходит из КПСС, и покинул зал под редкие выкрики "Позор!". М. С. вечером позвонил мне. Стал пояснять, что это "логический конец". Я ему в ответ: "Нельзя недооценивать этого шага". Такие вещи производят сильное впечатление: во-первых, эмоционально. Человек позволил себе, и это вызывает уважение и интерес к нему; во-вторых, сигнал общественности и Советам, что можно с КПСС отныне не считаться: можно с партап-паратом поступать теперь вот так; в-третьих, сигнал коммунистам: можно уже не дорожить партбилетом и оставаться на коне; в-четвертых (Горбачеву тогда я этот пункт "не сказал"): это вы довели дело до того, что могут происходить такие вещи; в-пятых, вы тут две недели из-за запятых спорите. Перед всей страной болтовню разводите, разрушая свой авторитет. А урожай на полях сыплется. И вообще все останавливается; в-шестых, и главное (тоже оставил при себе): вы зубами рвали, чтобы сохранить за собой пост генсека партии, Ельцин плюнул ей в лицо и пошел делать дело, которое вам надлежало делать. Обиделся, когда я стал расхваливать команду министров и парламентариев, которых Ельцин с Силаевым набрали. Бурно, по-горбачевски, стал предрекать им провал. Мол, соприкоснутся с жизнью... Вот-вот, ответствовал я: думаю, что с Россией они справятся быстро. Ух, как он взвился, обвинил меня в профессорстве, в эйфории и т. д. Конечно, не очень это я деликатно... после музыкального момента с выходкой Ельцина на съезде. Жутко не хочется в этой ситуации лететь с ним и с Колем на Кавказ. Может, пронесет? М. С. становится мне по-человечески неприятен. Его понесло, но по ложным волнам. Он начинает портиться, как все при власти. Жалко. Эти дни все думаю об отставке. Конечно, смешно обижаться на президента сверхдержавы, да и вообще, что значат мои ощущения перед лицом его перегрузок. Однако есть и собственное достоинство и, кроме того, становится неинтересно делать дело при таком его поведении. Именно в таком состоянии я и сачканул: из особняка на улице Алексея Толстого, где была встреча с Колем, я уехал в ЦК, а не на аэродром, чтобы лететь на Кавказ (под предлогом, что меня лично М. С. не пригласил). Хотя мне было известно, что в утвержденном списке сопровождающих моя фамилия была. 21 июля Был у него Делор. Тоже присматривается. Обещает все изучить. Но под "ни за что" денег не даст. Вообще, под имя Горбачева закладная становится для Запада все более сомнительной. Вон он сколько наговорил в последнее время: и Колю, и Вернеру (генсек НАТО), и индийскому премьеру, каждому из сиятельных иностранцев. И что будет у нас авторитетный Президентский совет, сильный Совет Федерации, Союзный договор. А когда собрался этот Совет Федерации, Ельцин не явился, а из Прибалтики приехали второстепенные лица. Правда, была Прунскене. Но с ходу заявила, что не собирается участвовать ни в каком Союзном договоре, что Литва уходит, ее только этот вопрос и интересует. Горбунова из Латвии Горбачев лично просил приехать -- не приехал. Ельцин претендует на Кремль -- в качестве Президента России и для пущей важности. Наиздавал указов, по сравнению с которыми эстонские законы прошлого года, фактически дезавуировавшие права Центра,-- детская забава. Горбачев остается властью без связи и рычагов. Как же он рассчитывает руководить? Нет, Михаил Сергеевич. Вы начали процесс, который должен иметь естественное развитие. Вы это закладывали в главную идею перестройки. И это произошло. Так не дискредитируйте себя попытками управлять из Центра. Вам остается мудро наблюдать, как все теперь пойдет само собой, и не мешать и не навредить. Ведь это и ваш лозунг -- не мешать. Правда, вы его сказали в отношении колхозов и их судьбы. Но надо его распространить на все, на всю страну. И прежде всего -- разогнать министерства. Правильно сказал по поводу нашей реформы английский министр в разговоре с вами: "Когда кошке отрезают хвост по кусочкам -- это хуже, чем сразу". Гаврила Попов издал по Москве постановление отозвать всех милиционеров с охраны общественных объектов, прежде всего ЦК, МГК, райкомов и т. п. Милиционеров, мол, не хватает для борьбы с преступностью, а тут еще надо охранять Волынское-1, Волынское-2 и сколько их там. 29 июля Встречался Горбачев с японским деятелем Икэдой. Интересная фигура. Он хлопал Горбачева по плечу и что-то выкрикивал по-японски -- от восторга перед великой личностью. Горбачева это вдохновило, и он стал философствовать и опять "далеко пошел". То же, впрочем, произошло и с Андреотти. Есть, однако, надежда, что этот реально поможет, а не только будет изучать и советовать, как Делор, Буш, Херд и другие. А Ельцин в это время обратился к соотечественникам с призывом убрать урожай и пообещал вознаграждение, т. е. не "на ура!", и не только лозунгами сделал то, что я советовал сделать Горбачеву. Он проигнорировал и опять опоздал. Между прочим, в обращении Ельцина есть такие слова: "Давайте спасать то, что еще можно спасти в России, над которой провели такой недобросовестный эксперимент". Это о перестройке. 21 августа 1990 года (Запись сделана по возвращении из Крыма в Москву) В день приезда в Крым в отпуск Горбачев озадачил меня статьей на тему "рынок и социализм". "Меня, вот, -- говорил он, -- обвиняют, я хочу увести страну от социализма, предать социалистический выбор". Через два дня я ему принес набросок. Он мне: "Ты меня неправильно понял. Возможно, я не ясно изложил идею". Из того, что он потом наговорил, я усек, что он уже хочет чего-то совсем другого. Через три дня я принес новый вариант. Покривился, хотя и сказал, что теперь уже вроде получается. Короче говоря, и хочется, и колется у него на эту тему. А главное, не получается сочетания двух слов в названии статьи. Шахназарову он в это же время поручил подготовить интервью по проблемам Союзного договора. Когда тот прислал проект, Горбачев забраковал и долго ругался. А ругался, потому что Шах реалистически изобразил, что неизбежно произойдет. А М. С. этого не хочет и опять опаздывает. Сначала он ратует за восстановление ленинского понимания федеративности, потом -- за обновленный федерализм, потом -- за реальную федерацию, потом -- за конфедерацию, потом -- за союз суверенных республик. Наконец -- за союз государств и это -- когда некоторые республики уже заявили о выходе из СССР. Шахназаров переделал и прислал взамен слезливую бодя-гу, увещевание -- не уходите, мол, вам будет плохо, а в новом Союзе будет хорошо! Но Горбачев уже передумал и насчет статьи, и насчет интервью. Решил поехать на маневры в Одесский военный округ, там произнести речь и затронуть эти темы. Трижды передиктовывал текст. В вопросе о рынке вроде продвинулся. Впервые произнес, что основа всего -- частная собственность, уже без прилагательного: социалистическая или какая-нибудь там другая. Определился и с кризисом социализма, успокоился насчет приватизации, включив ее в социалистический выбор, но во главу решительно поставил разгосударствление. Словом, держит его еще идеология, а вернее, мифология, к которой, как он считает, еще привязано большинство населения. Отдает ей дань, хотя все меньше и меньше. Вернувшись из Одессы, спрашивал меня, какие отклики на его речь. Увы, я ничего ему не мог сказать -- никаких откликов ни в Москве, ни среди отдыхающих в санатории, где я жил, я не услышал. Он никак не может примириться с тем, что слово теперь ценится только как дело, а не как отражение идеологии. С идеологией действительно покончено везде. Из Крыма по просьбе разных организаций он посылал приветствия всяким конференциям, слетам, международным встречам, но их даже не публиковали центральные газеты. И тем более никаких откликов на них не последовало. 11 августа 1990 года вечером он собрал в Мухалатке кое-кого из больших начальников, в это время отдыхавших в Крыму. Это он проделывал каждый год, но меня пригласил впервые на такое сборище. Были Назарбаев, Язов, Медведев, Фролов, Нишанов, Ниязов, Примаков, с женами, у кого таковые были. Примаков, конечно,-- за тамаду. Все подряд говорили тосты. Горбачев сам предоставлял слово. Назарбаев вступал в дело неоднократно, в тональности у него чувствовалась подчеркнутая самоуверенность. Много рассуждал о свободном рынке, о том, какими богатствами располагает "его государство" -- уникальными, без которых другие в Союзе не проживут. А тем временем разворачивался иракский кризис. У меня были опасения, что М. С. поостережется круто осудить Хусейна. Но я, к счастью, ошибся. К тому же Шеварднадзе действовал строго в духе нового мышления. Правда, все, начиная с согласия на встречу с Бейкером в Москве и на совместное заявление с ним, согласовывал с Горбачевым по телефону. Иногда, впрочем, если звонил ночью, я Горбачева не беспокоил и брал на себя, уверяя Эдуарда Амвросиевича, что Горбачев поддержит. Пригласил однажды вечером Горбачев меня и Примакова на семейный ужин к себе на дачу. Поговорили откровенно, главным образом вокруг Ельцина и Полозкова. Горбачев: "Все видят, какой Ельцин прохвост, человек без правил, без морали, вне культуры. Все видят, что он занимается демагогией (Татарии -- свободу, Коми -- свободу, Башкирии -- пожалуйста). А по векселям платить придется Горбачеву. Но ни в одной газете, ни в одной передаче ни слова критики, не говоря уже об осуждении. Ничего, даже по поводу его пошлых интервью разным швейцарским и японским газетам, где он ну просто не может без того, чтобы не обхамить Горбачева. Как с человеком ничего у меня с ним быть не может, но в политике буду последовательно держаться компромисса, потому что без России ничего не сделаешь". Заговорили о Полозкове. Я сказал, что чем хуже в компартии РСФСР, тем лучше, чем она "сталинистее", тем скорее сойдет с политической сцены. Примаков: есть опасность смычки Ельцин -- Полозков. Я согласился: есть. Если эта партия будет слабеть, Ельцин ее облагодетельствует и, подобрав, поставит на службу своему бонапартизму. Если она будет усиливаться, он постарается не сделать из нее врага. Примаков: надо обласкать Полозкова, дать ему хорошую должностишку и пусть уйдет с должности первого секретаря, а туда двинуть перестройщика. Я возразил: это иллюзия. Полозков хотя и темный, но понимает, что, уйди он с поста или откажись от своей программы, он -- политический труп. М. С. игнорировал наши ходы вокруг этой темы. И заключил так: я же Полозкова знаю очень давно. Он честный, порядочный мужик, но глупый, необразованный. Он даже в этом своем последнем интервью показал, что не понимает, что говорит. Ему напишут, он произнесет. Заговорили о Рыжкове. Примаков: надо распрощаться с Рыжковым. Он объединяет ВПК, директоров (включая военных), объединяет их на анти-ваших, М. С., позициях. Он не способен воспринять рынок, тем более реализовать рыночную концепцию, ибо мозги не те, не только амбиции. Он публично противопоставляет свою программу программе президента, дискредитирует "группу тринадцати", Абалкин превратился в его клеврета. Я поддержал Примакова. Горбачев: "Котята вы. Если в такой ситуации я еще и здесь создам фронт противостояния, конченные мы. Рыжков и сам Совмин падут естественными жертвами объективного развертывания рыночной системы. Так же будет с государственной властью партии, причем произойдет это уже в этом году". Согласились с ним на словах, но не в душе, ибо время опять теряем: программу-то экономическую надо принимать не когда-нибудь, а уже в сентябре. Незадолго до отъезда из Крыма Горбачев с подачи Примакова пригласил к себе Игнатенко, чтобы предложить ему "должность Фицуотера" (пресс-секретарь Буша). Красивый, умный, талантливый. Журнал "Новое время" поставил наилучшим образом. Игнатенко был очень польщен. Вел себя достойно. Напомнил, что он ведь создал фильм о Брежневе, за что Ленинскую премию получил. М. С. к этому отнесся нормально. Важно, говорит, что ты сейчас думаешь и делаешь, ведь мы все -- из того времени. Погуляли по вечерним дорожкам вокруг дачи. Горбачев его прощупывал на разны