я с репетиторами и сдавать экзамены экстерном. Другого выхода нет! Это заболевание никак не лечится. С возрастом, если кривая пойдет вверх, может выздороветь. Если же кривая пойдет вниз - умрет. Необходимо ежегодно делать рентген мозга. По снимкам мы будем видеть, куда пойдет кривая болезни - вверх или вниз. - Даунька, рентгеновские снимки тоже делать не будем. Раз болезнь не лечится, зачем их делать? А это вредно ребенку. Растить сына без школы, без сверстников - это заведомо растить неполноценного человека. От Гарика мы его болезнь скроем. Осенью он пойдет в школу. Наблюдать его буду я сама! - Корочка, подумай, ты берешь на себя непосильную ответственность! - Дау, это я решила окончательно. Не хочу верить медикам. Я верю в защитные силы организма - это большая сила, порой творящая чудеса. Вот в эту силу я хочу верить! Гарик в школьные годы не болел инфекционными болезнями, только периодически его валила с ног мозговая рвота. Два раза эпидемия кори была так сильна, что в классе оставалось 3-5 школьников. В их числе всегда был Гарик. В 6-м классе приступы мозговой рвоты уже не наблюдались, а в 7 и 8-м классах сын стал совсем здоров. Без медиков-профессоров. Гарик переболел корью уже взрослым в 1974 году без осложнений. Мне необходимо было описать свою первую встречу со светилами медицины - Егоровым и Корнянским, потому что судьба в злой час снова сведет меня с ними! Глава 5 Утром 8 января Гарик ушел на работу, а я помчалась в 50-ю больницу. Разделась, вошла в лифт, но чьи-то сильные, враждебные руки бесцеремонно выволокли меня из лифта, втиснули в шубу, нахлобучили шапку. Я рыдала, вырывалась, кричала: "Хочу видеть Дау!". Ничего не помогало. Их было много, они были сильнее, они втолкнули меня в машину и велели шоферу отвезти меня домой! Почему меня не пустили к Дау? Как смели не пустить к Дау? И я была обречена сидеть у телефона и ждать звонка из больницы. Было это невыносимо. Телефон молчал, молчал, молчал! Не выдержала, пошла в институт, дали телефон дежурных физиков в больнице. Позвонила. Телефон ответил: "У телефона дежурный физик Зинаида Горобец". От неожиданности и удивления трубка упала на рычаг. Что это? Дежурный физик Горобец? С каких пор Женькина любовница стала физиком? Горобец, о которой Дау говорил, что она ходит не ногами, а грудью. Этим Женьку и соблазнила. Ведь у бедного Женьки все девушки до Зиночки были досковаты! Телефон зазвонил только в восемь часов вечера. - С вами говорит профессор Гращенков. Мы должны поставить вас в известность как жену, что сейчас по решению консилиума мы приступаем к мозговой операции. Результаты после операции я вам лично сообщу. Вы спать не будете? - О нет, что вы! Я от телефона не отойду до вашего звонка! Но вы непременно позвоните? - Да, конечно, как может быть иначе? Напряженно, не сводя глаз с телефона, я ждала. Шли часы. Звонка не было. С каждой минутой уходила надежда. В пять часов утра потеряла сознание. Гарик вызвал "скорую". Очнулась в постели, "скорая" уехала, возле меня был Гарик. - Гарик, у меня просто слабость, телефон не звонил? - Нет. - Гарик, поставь мне телефон на подушку. 9 января утром пришла Леля, Женькина жена. Я стала рыдать, говоря: - Вы пришли мне сказать, что Дау уже нет! Мне вчера умышленно не позвонили о результатах мозговой операции! - Кора, вы что спятили? Какая мозговая операция? Просто пропилили узкую щель в черепе и увидели, что гематомы нет. Кора чистая. Это всех медиков очень обрадовало. Вся операция продолжалась 20 минут. Вам просто забыли позвонить. Это нельзя назвать мозговой операцией. - Боже, как я счастлива! Лелечка, милая, спасибо! - Можете меня не благодарить. Я на вас очень сердита. Зачем вы на Женю так кричали да еще при физиках? Женя из больницы вернулся в плохом состоянии, на нервной почве возник понос. Он всю ночь просидел на унитазе, рыдая: "Теперь я творчески погиб! Сам Дау всегда говорил, что творческая смерть хуже физической!". - Так что Женя в большей опасности, чем Дау? Вы это хотите сказать? - Бросьте, Кора, придираться к словам. Мы просто все в отчаянии! Я пришла к вам за деньгами. Комитету физиков при больнице нужны деньги, и немалые. - У меня есть только тысяча рублей. Это все, что осталось после покупки новой "Волги". - И еще, Кора, мне следует вас отругать. Вы не должны были всовывать своего врача в консилиум, да еще через самого министра Курашова. Что вы понимаете во врачах? Вы поставили меня в нелепое положение, ведь в консилиуме я представляла вашего врача. - Леля, но ведь вы - патологоанатом. Что вам делать в консилиуме? Скажите, почему меня не пустили к Дау в больнице? - А вы ездили? - Ездила вчера утром, но меня просто взашей вытолкали вон! - Кора, я этого не знаю. Я была так счастлива, что это не была серьезная мозговая операция. В мозг, тем более в мозг Дау, не должна лезть рука человека. Кроме того, в мозговой коре нет гематомы! Но еще и сознания нет, опасность не миновала. Она надо мной висит и в любой момент может обрушиться и меня раздавить! А в это время в больнице врач Федоров не отходил от Дау в течение уже 96 часов, днем и ночью один на один со смертью, как в бою, без сна. Это был настоящий подвиг настоящего врача. Как могла Леля сравнивать себя с таким блестящим врачом, как С.Н.Федоров? Он один стоил всего консилиума. Как часто профессора медицины не умеют врачевать! Консилиум заседал, а врачевал только С.Н.Федоров. Между тем консилиум уже сообщил дежурным физикам: наступила клиническая смерть! (Это когда, введя мочевину, не дали внутрь воды). На самом деле была смертельная агония. Прилет Кунца отодвинул агонию и спас от настоящей смерти. Моя благодарность Зденеку Кунцу безгранична. В институте у входа через каждые два часа на большом щите вывешивалась сводка состояния здоровья Ландау. Я все время бегала ее смотреть. Вдруг увидела - на белом плакате появились беспощадные три слова, написанные черной жирной краской: "Наступила клиническая смерть". Все головы повернулись ко мне, все взгляды впились в меня, все это вытолкнуло меня из института. В мозгу одна мысль: сейчас Гарик придет обедать, он увидит страшные черные слова. Подавая Гарику обед, спросила: - Ты шел мимо доски, что там написано о папе? - Мама, я не читаю. Все так смотрят на меня, я стараюсь поскорее уйти. В ночь на 10 января разорванные легкие отказались снабжать кислородом организм больного. Федоров мгновенно произвел трахеотомию, машина взяла на себя функцию дыхания. Это произошло в три часа ночи, а утром в 11 часов пришел в палату к Ландау Н.И.Гращенков на заседание консилиума "акамедиков". Увидев, что Ландау уже подключили дыхательную машину, он начал кричать на С.Н.Федорова: - Как вы осмелились подключить больному дыхательную машину без разрешения консилиума? - Если бы я этого не сделал ночью, консилиуму уже не пришлось бы заседать сегодня! - ответил Федоров. Что ж, речью владеют все, а ум дан не многим. Глава 6 Свою теорию "как надо правильно строить мужчине свою личную жизнь" Дау считал выдающейся теорией. Он всегда сожалел, что его лучшая теория никогда не будет напечатана. Как мне хочется эту теорию жизни "опубликовать". Ведь будучи морально чистым (девственником), он ее тщательно разработал и как результат появился "Брачный пакт о ненападении". Неправда ли, звучит почти анекдотически, но у Дау было очень чистое, пламенное сердце, его теоретические выводы о любви человеческой опирались на классическую литературу. Когда я пыталась ему доказать, как необходима верность до гроба в браке, он слушал с тихой, доброй улыбкой. - Милая моя Коруша, а ведь еще мудрецы древности говорили: нам дозволено судьбой счастье с женщиной любой! Опять забежала Женькина жена: - Кора, комитету физиков нужны еще деньги! Открыла ящик письменного стола, где Дау хранил свои деньги. Все деньги перекочевали из стола Дау в большую Лелину сумку, которую она даже не смогла закрыть. Согласно "Брачному пакту о ненападении" все денежные доходы нашей семьи делились так: 60 процентов жене на все потребности семьи, включая и мужа, 40 - мужу в личное пользование. - Коруша, ты должна знать: свои 40 процентов я буду тратить на филантропию, помощь ближнему и, естественно, на тех девушек, с которыми буду встречаться. Любовь чиста и бескорыстна. Покупать любовь - смертельный грех, так что на девушек пойдет самая малость: цветы, шоколад, театр. Конечно, Корочка, сейчас я так влюблен в тебя, даже не могу смотреть ни на одну женщину. В сравнении с тобой проигрывают все! Но в конце концов любовницы у меня обязательно будут! Его филантропия в основном заключалась в том, что он материально содержал семьи пяти физиков, умерших в тюрьме в эпоху сталинизма. - Знаешь, Корочка, я очень люблю дарить хорошим людям деньги. Они очень радуются, когда вдруг просто из симпатии получают приличную сумму денег. Сам тратить деньги не умел: это очень большая канитель. Куда как проще их раздаривать! Был такой случай. Сразу после войны он получил Сталинскую премию. Взяв в сумку 20 тысяч, я решила обновить мебель. Поехала в центр осуществлять свою затею. Жулики, разрезав мою сумку, вытащили все деньги. Вернувшись домой, я разрыдалась. Даунька слетел ко мне вниз. - Корочка, что случилось? - У меня из сумки в троллейбусе вытащили 20 тысяч рублей. - Ты из-за такого пустяка плачешь! Как тебе не стыдно! Ты лучше подумай о том несчастном воришке, который лез к тебе в сумку, рассчитывая на сотни две, и вдруг ему неожиданно такая сумма! Может быть, у этого человека сегодня самый счастливый день! Подумай лучше о той большой радости, которую ты доставила этому человеку. Нам ведь совсем не нужна новая роскошная мебель, вполне обойдемся. На сберегательной книжке он свои деньги не держал. Они хранились в среднем ящике письменного стола: а вдруг кто-нибудь попросит? - Но ты теряешь проценты! - восклицал Женька. - Женька, ты забываешь: в стране строящегося социализма ренты нам не нужны. Дау называл средний ящик своего стола "Фондом помощи подкаблучным мужчинам". Однажды он влетел в кухню каким-то замысловатым танцем, в восторге прошелся по ней и сказал: - Угадай, кто у меня сейчас был? - Ну, конечно, Женька. - Вот и нет! Был один из благороднейших академиков, сам Лев Андреевич Арцимович! Меня привело в восторг, что этот закабаленный подкаблучник вылез из-под каблука жены и едет на курорт с любовницей. Я из своего фонда одолжил ему две тысячи: он так просил. Когда летом я купила новую "Волгу", то истратила все свои сбережения. Старую "Победу" умудрилась продать за расписку. Этот позорный для меня факт от Дау я скрыла. - Даунька, деньги за проданную "Победу" я раздарила своим родственникам. Ты ведь не против? - Ну, что ты, Коруша. Буду очень рад, если ты найдешь вкус в филантропии. - Даунька, меня немного пугает тот факт, что у нас нет никаких сбережений. - Коруша, неужели ты захотела копить деньги? - Конечно, не так, как копит деньги твой Женька! Но какую-то сумму надо иметь на книжке. - Ты боишься, что я подохну? Так ты получишь приличную пенсию, потом мне обязательно присудят Ленинскую премию посмертно. Многим ученым я стою поперек горла, многие лжеученые просто жаждут выпускать липовые работы, но очень боятся меня. За посмертное вручение мне Ленинской премии проголосуют все сто процентов. И у тебя будет сразу крупная сумма денег. Так что, Корочка, копить деньги нам нет никакого смысла. Я был бы очень счастлив, если бы ты вместо каких-то люстр, хрусталя, дорогих сервизов и других совершенно бесполезных вещей научилась дарить деньги хорошим людям. Вот, представь, живет очень симпатичный человек. Он мечтает купить мотоцикл, скопить деньги ему трудно: семья, дети и т. д. И вдруг в один прекрасный день он получает сумму стоимости самого лучшего мотоцикла от какого-нибудь Гарун-Аль-Рашида! Говорил это Дау не без оснований. Он умел красиво дарить деньги, а это совсем не так просто. Глава 7 Наступило 12 января. С большим усилием встаю готовить завтрак Гарику. Холодильник оказался пуст, все продукты кончились. - Гарик, сегодня на завтрак только чай, варенье, сухари. На обед то же самое. В школу не ходи, пока я не раздобуду денег. Позже зашла Валя Щорс, жена Халатникова: - Кора, почему вы не приходите в больницу? - Валя, я была, но меня не допустили к Дау, вероятно, жалеючи, но очень грубо. Просто выбросили вон из больницы. - Кора, я не понимаю вас. Да знаете ли вы, что там с этой Зинаидой Горобец, штатной любовницей Лившица, все время находится одна из девиц Дау, какая-то Ирина Рыбникова. Ее Лившиц всем врачам представляет как жену Ландау, говорит, что с Корой он не успел развестись. Вы вообще страшно распустили своего Дау! На вашем месте я бы немедленно вышвырнула вон эту девицу. (Так вот почему физики меня не пустили к Дау!) Кора, вы должны взять себя в руки, вставайте, одевайтесь и сейчас же со мной поедете в больницу. Там надо навести порядок! Эту Горобец тоже надо вышвырнуть вон из больницы. Попробовал бы кто-нибудь привести девицу к моему Исааку! - Милая Валя, Дау - не Исаак. Если там Женька с девицами, то мне места нет. Когда Даунька придет в сознание, он сам меня позовет. Тогда порядок восстановится сам собою. Мне никому не нужно доказывать, что я жена Ландау. Валечка, скажите, ведь вы врач, есть ли надежда, будет ли он жить? - Кора, в своем ли вы уме? Так вы не поедете выгонять эту девицу? - Нет, Валя, я не имею права ее выгнать. Только скажите, есть ли надежда на жизнь? Будет Дау жить? - Надежды нет никакой. Но, Кора, очень нужны деньги. Лившицы очень нецелесообразно тратят ваши деньги, они устраивают несколько раз в сутки банкеты для консилиума и физиков. Все едят зернистую икру ложками. Но ведь там еще очень многие дежурят: шоферы, медсестры и разные добровольные дежурные. Все голодны. У больницы нет на это средств. Я решила, что необходимо организовать бутерброды для всех. Денег на это надо немало. - Валя, я все отдала Леле. У меня нет больше денег. - Как нет? Тогда возьмите с книжки. - Да нет, у меня даже сберкнижки нет. Вот 25-го получу за звание и 17-го будет зарплата. - Кора, в больнице нужны деньги, чтобы кормить людей сегодня, а не завтра. Валя ушла, окинув меня презрительным взглядом, не поверив, что у меня нет денег. А ведь, когда она вошла, я надеялась у нее одолжить денег на обед моему Гарику. Вот какие уроки иногда преподносит жизнь! Надо расплачиваться за те необдуманные поступки, на которые я так легко шла. Все хотела подавить в себе необузданную ревность. Года два назад у Дау была возлюбленная, некая Гера. Она дружила с Мариной, женой Алиханова. Дау с Герой очень часто заходили к Алихановым (меня поставили в известность друзья). Как-то мне позвонила Марина: - Кора, моей знакомой надо срочно продать дорогие бриллиантовые серьги. Вы не хотели бы их приобрести? Им цена 60 тысяч. - Спасибо, Марина. Я как раз ищу такие серьги. Записав координаты, я обещала съездить посмотреть. Серьги меня не интересовали, но я горела желанием чем угодно насолить этой Гере. Мой замысел удался. С очередного свидания Дау вернулся слишком рано, зашел ко мне. О, как я ликовала, глядя на не свойственное ему мрачное выражение лица. - Коруша, какие это бриллианты ты купила? - Я? - Да, ты. Причем очень дорогие. - Так это по звонку Марины. Понимаешь, Дау, я никогда не видела черных бриллиантов (это я уже врала), просто хотела съездить посмотреть, а потом решила не беспокоить зря людей. Но почему тебя коснулась пустая телефонная болтовня? - Всякая ложь мне отвратительна. Гера устроила мне омерзительную сцену. - Гера? А причем здесь Гера? - Она дружит с Мариной. Вот теперь попробуй доказать, что ты не верблюд. Сейчас я себе была отвратительна. Все это было так мелко. Я была недостойна великодушия моего Дауньки. Вскоре после Вали забежал Шальников: - Кора, я пришел по поручению комитета физиков при больнице. Возле Дау дежурят восемь медсестер. Им ежемесячно надо доплачивать по 50 рублей. Комитету нужны деньги. - Шурочка, все свои деньги и все деньги из ящика Дау я отдала Лившицам на больницу. У меня просто уже нет денег. Мое состояние ухудшается. Я с трудом встаю. Пожалуйста, оформите через институт на себя доверенность в получении денег за звание. Эти 500 рублей ежемесячно передавайте в больницу доплачивать медсестрам, тем более вы там же ежемесячно получаете свои деньги за звание. Шальников оформил доверенность. Зарплата медсестрам при Дау была обеспечена, но надо что-то продавать. Продавать есть что, но нет сил встать! 14 января 1962 года позвонили из больницы: "Приезжайте с семьей прощаться. Эту ночь ваш муж не переживет". Ландау умирает. Я уже не кричала, не рыдала. Только помню полное опустошение и отупение. Все мысли голову покинули, все опустошилось. Вбегает Леля: - Кора, комитету физиков опять нужны деньги! Я собрала все свои силы и тихо, не своим голосом ответила так: - Леля, мне только что сообщили: Дау умирает. Денег у меня больше нет. Есть только Гарик. Леля выскочила, побежала в институт, всех оповестила: - Кора сказала: денег комитету физиков она больше не даст, потому что Дау все равно умрет, а у нее есть Гарик. Вот какие бывают интеллигентные люди. А я ведь была в дружбе с ней! Вот так, друзья по черный день! Я слышала, как вошел Гарик, что-то спросил, а на меня навалилась всепоглощающая, невыносимая тяжесть моего существования. Я не могла открыть глаза и пошевельнуться, сказать моему мальчику, что я жива. Не хватало сил. Гарик вызвал "скорую". Меня начали колоть, потом врач сказал, что меня надо немедленно забрать в больницу: давление 60 на 40, и сердце сдает. В моем опустошенном мозгу возникла мысль: "Это они мне в больнице хотят сообщить об уже состоявшейся смерти Дау". "Больница" - это слово наводило ужас: - Нет, нет. В больницу ни за что! Я не хочу в больницу, у меня нет сил! Умоляю насильно не везите в больницу! Я беспомощно цеплялась сама не знаю за что. Хотелось верить в надежду на жизнь Дау. Кто-то подошел и сказал: "Пожалейте сына. Ему будет очень тяжело ухаживать за вами. Вас необходимо госпитализировать". Приехала моя племянница Майя. Она сказала: - Кора, ведь Гарик все ночи напролет проводит у твоей двери. Бедный мой мальчик. Я этого не знала. Согласилась ехать в больницу. - Майя, а ты останешься с Гариком? - Да, останусь. - Ты только сразу что-нибудь продай. Все деньги из дома у меня забрали Лившицы. Корми Гарика. - Хорошо. Я все сделаю. В больнице Академии наук меня уже три дня ждала отдельная комфортабельная палата. Но в ней нет телефона, и я не знаю, что там в больнице Й 50. Наступила ночь. В сердце вполз щемящий страх. Все еще звенят слова: "Надежды больше нет. Ландау умирает". Что-то мешает лежать. Это оказались радионаушники. Я положила их на тумбочку. Вдруг в тишине ночи раздались тихие траурные мелодии. Они неслись с тумбочки из невключенных наушников. Я тщательно завернула их в толстое мохнатое полотенце, запрятала в тумбочку. Но траурные мелодии нарастали. Звуки шли из розетки радиосети. К этой душераздирающей музыке еще добавился странный шелест бумаги. Открываю глаза: на меня сыпятся газеты, в которых некрологи, некрологи, некрологи! Газеты издают удушливый запах свежей краски. Я начинаю задыхаться, с трудом надеваю халат, цепляясь за стены, открываю дверь в коридор. Там приглушенный свет, запах краски и музыка исчезли. Навстречу идет медсестра. - Почему вы не спите? - Сестричка, милая, где-нибудь на этаже есть городской телефон? - Сейчас глухая ночь. Куда вы будете звонить? - В больницу Й 50. Там дежурный физик снимет трубку. Медсестра привела меня к телефону. Набрав номер, я спросила о состоянии Ландау. Ответили сейчас же: "Улучшений нет". Видно, им там не до сна. - А Федоров у него? - Да! Федоров не отходит от Ландау. Если бы не он, мы давно уже потеряли бы Дау. Кора, я узнал вас. С вами говорит Семен. Как вы себя чувствуете? Говорят, что вы в больнице? - Да, Семен, я звоню из больницы. Спасибо! До свидания! Это был тот самый Семен, которого Даунька спешил спасать! Он сказал, что Федоров не отходит. Это сообщение Семена вселяло какие-то крохи надежды. - Сестричка, я посижу здесь у окна. - Нет. Пойдемте, я вас уложу. - Ведь я все равно не засну. - Давайте я вам сделаю укол, заснете от укола. - Но там в палате какой-то запах. Там надо все проветрить. - Хорошо, я проветрю и через десять минут приду за вами. Когда сестра опять водворила меня в палату, снова на меня стали сыпаться газеты с некрологами и удушливой краской. Тайком я выбралась из палаты и устроилась в темном углу коридора. С рассветом вошла в палату. Все галлюцинации исчезли. В десять часов утра пришел главный врач Хотько. Я впилась глазами в его лицо. Оно было спокойно. Добрые глаза. Нет, этот человек не принес мне страшной вести. Он сказал: - Я только что получил сообщение из больницы Й 50. Состояние академика Ландау выравнивается. Температура упала. Этой ночью из Америки прилетел самолет, он привез специально для Ландау новые страшной силы антибиотики. Физики сразу их доставили в больницу, и смерть отступила. Эти антибиотики потушили пожар в легких. Вечером я еще раз зайду к вам, как только получу сведения о вашем муже. Но мне доложили, что вы ночь провели вне палаты. Вам нужно успокоиться и набраться сил. Ведь вам придется ставить мужа на ноги. Эти слова в буквальном смысле слова оказались пророческими! Этот бог ужасно плохо создал тело человека. Оно слишком ранимо, слишком беззащитно. А куда же подевались те дьяволы, которые за роспись человеческой кровью скупали души? Где разыскать такого дьявола? За жизнь Ландау не только я, все его ученики-физики продали бы свои души! На все религии, на всех богов я затаила зло. Почему с таким пакостным человеком, как Женька Лившиц, все так благополучно? Почему бог открыл ему зеленую улицу в жизни? Сегодня он дал слово Дау отвезти его не в Дубну, а лишь на Московский вокзал. Завтра без зазрения совести взял свое слово назад - из-за отсутствия совести как таковой. Терзаясь такими мыслями, я лежала в палате. Вошла медсестра: - Вас сейчас будет осматривать профессор-психиатр. - Меня? Психиатр? А зачем? Мне психиатр не нужен. - Это вам так кажется, а в наше нервное отделение очень часто к больным приглашают психиатров из психиатрических лечебниц. - А бывают случаи перевода из вашего отделения в психиатрические? - Конечно, бывают. Вошел психиатр и с ним врач Зарочинцева. Интуиция подсказала мне скрыть ночные галлюцинации. - Как спали? - Я не спала. - У вас было ощущение страха? Вы боялись войти в палату? - Нет, вы ошибаетесь. Я звонила в больницу Й 50. - Всю ночь? - Консилиум профессоров мне сообщил, что мой муж этой ночью умрет. - Но ведь сегодня вам уже сообщили, что состояние вашего мужа выравнивается? - Да, я узнала об этом в 10 часов утра, но в сознание он еще не пришел. - У вас очень напряжены нервы. А галлюцинации у вас бывают? - Да, были, - умышленно сделав паузу, добавила, - в детстве, когда я болела сыпным тифом, а сейчас не бывают. Алчные огни в глазах психиатра погасли. После визита врачей сразу пришла Майя. - Корочка, мне сказали, что тебя осматривал профессор-психиатр. Зачем тебе психиатр? - Маечка, просто в этом отделении это очень принято. Профессор был явно разочарован результатом своего визита. Потом Майя взволнованно сказала: "Вчера поздно ночью, когда ты уже была в больнице, а Гарик спал, позвонила жена Лившица. Она сказала, что Евгений Михайлович брал для Дау в библиотеке книги, ему их нужно срочно вернуть. Они пришли вместе и взяли не только книги. Они еще забрали все подарки, полученные им в день своего пятидесятилетия. Что теперь делать?". - Ничего. Если Дау будет жить, Женька прибежит и все вернет. А Дау будет жить! Не верить этому я не могу. Состояние уже выравнивается. - Кора, ты сама достань деньги, с комиссионными такая волокита, и потом я не знаю, что именно продавать. - Маечка, предложи своим соседям что-нибудь из хрусталя, за ним все охотятся. У меня много уникального хрусталя. - Хорошо. А что тебе принести? - Маечка, мне ничего не нужно. У меня на нервной почве спазмы пищевода. Я могу пить только горячий чай и суп, а этим я здесь обеспечена. Как-то врач, выслушивая мое сердце, сказал: - Вы знаете, что у вас в груди опухоль? - Да, знаю. Мне на 9 января была назначена операция в онкологическом институте, но после 7 января я совсем об этом забыла. - Сейчас вас оперировать нельзя, подлечим сердце, тогда сделаем операцию. 18 января Маечка мне сообщила, что Институт физпроблем не будет выплачивать заработную плату академику Ландау, а я так ждала 17-го числа, чтобы обеспечить сыну нормальное питание. У него, по моей вине, большая нагрузка: надо учиться и работать! - Майя, почему Гарику не выдали денег отца в институте? - Ему заявили, что согласно новому закону от 2 января 1962 года травмы, полученные в выходные дни, не оплачиваются. Этот закон направлен на борьбу с пьянством и хулиганством. Гарик получил свои 20 рублей, я продаю твой хрусталь знакомым. На питание Гарику пока хватает. - Нет, Майя, надо одолжить денег, но у кого? Все друзья должны Дау. Подумают, что я требую долги. Это неудобно. Вот только один академик Кикоин - верный муж, он не одалживался у Дау. Ты найди дома в телефонной книжке его телефон, попроси его зайти ко мне в больницу. Он бывал у нас в доме и любит Дау. Вечером того же дня академик Кикоин вошел ко мне в палату, а я спасовала. Оказалось, что просить денег у чужих трудно. Или меня парализовала его сухость? Никакого участия, никакого расположения к себе я не почувствовала. Попросить у него денег я не смогла. Не помню, как я объяснила свою просьбу навестить меня, на душе было мутно. Через несколько лет я встретилась с этим важным академиком и рассказала ему, что просила зайти в больницу, чтобы одолжить денег для сына, на обед! - О, как же я сам не догадался предложить вам помощь, узнать, есть ли у вам в чем-нибудь нужда? Наступил февраль. Там, в далекой 50-й больнице, состояние Дауньки как-то стабилизировалось! Сказали: будет жить. Но сознание упорно не возвращалось. Это очень пугало. Меня перевели на шестой этаж в хирургическое отделение. Была назначена операция по удалению упухоли в левой груди. Перед операцией пришла Маечка. Спросила: - Ты операции не боишься? - Все мои страхи связаны только с тем, почему у Дау так долго не возвращается сознание. - Кора, а ведь я в итоге распродам весь твой хрусталь. Скажи, неужели Кикоин отказался одолжить тебе денег? - Маечка, он был так благополучен, так поглощен собственным достоинством. Человеческой доброты, на которую был так щедр Дау, у Кикоина вовсе нет! Продавай весь хрусталь. Даунька считал его бесполезным, а эти предметы теперь приносят пользу. - А кроме Кикоина к тебе никто не приходил? - Нет, никто. Ведь все друзья поглощены здоровьем Дауньки. Это так естественно! Если бы я смогла, я бы тоже помчалась сейчас в больницу Й 50. Туда приезжают корреспонденты всех стран и фоторепортеры тоже. - Но у тебя было много приятельниц! Все они жены физиков. - Майя, ведь все друзья по черный день, это очень горько,такова жизнь. Как-то у нас в гостях была Лидия Чуковская. Специально в ее честь я приготовила свой знаменитый вишневый пирог. Уходя, она сказала: "Ты знаешь, Дау, я твою Кору не могу принять всерьез! Она просто елочная игрушка". - Кора, эта дочь Чуковского просто крокодил, я с ней встречалась. - Майя, я не восприняла ее мнение как комплимент. Личность Дау была настолько яркой и интересной, что все не принималось в расчет, все как-то переставало существовать в сравнении с ним, с этим "ДАУ". После ухода Чуковской я все-таки тогда сказала ему: "Разве она не знает, что елочные игрушки не могут печь такие пироги?". Дау рассмеялся: "Корочка, она так сказала из-за твоей красоты!" - "Нет, Дау, меня она восприняла как предмет. В этом есть большой смысл. У меня, вероятно, очень легкомысленный вид". Глава 8 В больнице я всегда напряженно ждала визита главврача, который ежедневно информировал меня о состоянии Дау, надеясь, что он войдет и скажет: "Ваш муж пришел в сознание!" Ведь в литературе, в театре, в кино, где очень талантливые люди стремятся воспроизвести жизнь такой, как она есть, все тяжелобольные наконец открывают глаза, приходят в сознание, тревоги исчезают, возвращается счастье. Мне пришлось убедиться: в жизни все сложней, жизнь бывает жестока! Доброта, терпимость, человечность, где вы? Наступил день операции. Лежа на операционном столе, чувствую: главный хирург больницы АН СССР вводит местный наркоз совсем не в то место груди, где находится моя опухоль. Пытаюсь помочь: - Доктор, там, где опухоль, есть большой след от пункции онкологов. Хирург Романенко заорал: - Не мешать, не разговаривать, не вам меня учить, работаю по карточке, все знаю! Ночью бинт сполз, и я легко обнаружила свою нетронутую опухоль. Утром зашел Романенко: - Как себя чувствуете после операции? - Доктор, моя опухоль осталась при мне. - Не может этого быть! - Посмотрите, вот опухоль, на ней яркий след пункции онкологов. - Да, и очень большая опухоль! А что же я вам вчера вырезал? - Вам, доктор, лучше знать. - Вы не возражаете, если я сейчас же возьму вас в операционную? Через полчасика за вами приедет коляска. За эти полчаса все хирургическое отделение высыпало в коридор. Все знали: вчера удалили опухоль, а сегодня снова везут в операционную, следовательно, дела плохи! После операции пришла Майя, очень испуганная: - Кора, я уже все знаю! Тебе делали повторную операцию и полностью удалили грудь! - Откуда ты это взяла? - Уже весь институт об этом говорит. Неужели это сплетня? - Да нет. Вчера хирург ошибся. Сам не знает, что вырезал. А сегодня он сказал, что это настоящая опухоль, и послал на анализ. - Тебе сказали, когда будет известен результат анализа? - Сказали, но я не помню. - Не боишься положительного анализа? - Нет, всю жизнь хочу умереть раньше Дау. Майя, ты была у Дау? Как он? - Все так же. Сказали: будет жить. Но в сознание не приходит. - Майя, а что говорит Федоров? - А он не разговаривает. Ему говорить некогда. Он боролся со смертью. Он 14 суток не отходил от Дау, ел, спал на ходу, на 15-е сутки заявил консилиуму: "Теперь Ландау не умрет". После такого подвига наконец вышел из больницы, чтобы отоспаться за все две недели. - Майя, но сейчас-то он бывает у Дау? - Бывает - не то слово. Он отходит от Дау только спать домой. - Теперь расскажи, как там Гарик? - Гарик тоже неразговорчив. Оставляю ему продукты на утро и вечер, а днем прихожу готовить ему обед. Тебе что принести? Ты так исхудала и плохо выглядишь. - Мне ничего не нужно. Сон я совсем потеряла. Если начинаю засыпать со снотворным, в мозг начинает звонить телефон. Когда мне Гращенков сообщил про мозговую операцию, я очень напряженно всю ночь ждала телефонного звонка, утром потеряла сознание. Так вот теперь только сомкну глаза, начинает звонить отсутствующий телефон. Маечка, как только снимут швы, обещали выписать из больницы. Через несколько дней в палату вошла очень красивая врач-хирург Елизавета Казимировна. Она вся сияла: - Я к вам с очень радостной вестью! Рывком вскочила с постели: - Муж пришел в сознание? - Нет, нет! Ваша опухоль оказалась доброкачественной! Без сил опустилась на подушку. - Как? Вы не рады? - Спасибо. Просто я совсем забыла про свою опухоль. Глава 9 Так медленно тянется время в больнице, как угнетают больничные стены, как хочется увидеть Дау, уже не умирающего! Это уже так много! Когда отсутствующий телефон изводит меня своими пронзительными звонками, я ночью тайком пробираюсь в тот отдаленный конец больничного коридора, где есть окно, из которого видны верхушки деревьев парка нашего института. Так приятно на них смотреть, там наш дом, где спит мой Гарик. Надеюсь, он спит спокойно. Он тоже уже знает, что наш папка будет жить! У этого окна было радостно встречать новый день, любоваться синевой рассвета, нестись к ярким, счастливым дням прошлого! Когда счастье пропитывало, как аромат! Время мчится в вечность, во вселенной все мчится, все находится в непрерывном движении. Только бы нежность и любовь оставались постоянными всегда! В этом лучшем из миров так много человеческого горя! Непонятно, за что чтут богов? Ведь животный мир бог сотворил ужасно, особенно человека. Устроил омерзительно его пищеварение, не по своему подобию. Сам-то изволит жрать "амброзию" и пить "нектар". Эта пища богов или полностью усваивается, или вырабатывает ароматный навоз. Об этом в евангелиях не сообщается. Вот растительный мир у него получился куда удачнее. Жить в неведении, не знать трагедий человечества, как деревья, трава, цветы. Прекрасен кусочек японской поэзии: Луна посеребрила все вокруг. О, как бы мне хотелось родиться вновь сосною на горе! В нашем мире не все совершенно, так часто прекрасное и истина идут не в ногу. Дау по своей человечности и по своей работе на науку мог олицетворять истину! Моя любовь к нему была прекрасна. Это она, моя любовь, подняла меня в небывалую высь, поставила рядом с гением, заставила шагать по кривым дорогам жизни. Шагать с ним в ногу было немыслимо. И я стала петлять. Глава 10 Был такой чудесный бал. Наш курс праздновал окончание университета. Вдруг жгучий пристальный взгляд остановил меня. Передо мной как вкопанный стоял высокий, гибкий, стройный юноша с непокорной, вьющейся шевелюрой и с ослепительно блестящими, огненными глазами. Нас кто-то познакомил. Он не отходил от меня весь вечер. Я танцевала только с ним. Он представился: "Дау". - Дау, вы любите танцевать? - Нет, я не музыкален, танцевать научился с большим трудом. Уж очень заманчива была цель! Я вообразил, что если буду уметь танцевать, то на любом танцевальном вечере смогу выбрать самую красивую девушку и на глазах у всех буду ее обнимать. Поняв ложность этих объятий, бросил танцевать. С вами танцую - боюсь уведут. Когда я вас увидел - принял за фею! Жила я в центре. Старый харьковский университет тоже находился в центре. В те годы центр Харькова был невелик. Шли пешком. - Теперь вы химик? - Нет, еще не совсем. - Но ведь это был ваш выпускной вечер? - Да, мы закончили учебный цикл университета, а теперь целый год отведен на диплом. Многие уезжают делать диплом на производстве, вот и решили отпраздновать наш выпуск сегодня. - А вы не уезжаете? - Нет, я в военно-химическом институте буду делать свой диплом. Дау, у вас странное имя. - Это не имя. Это моя кличка. Мое имя Лев, но посмотрите на меня. Какой из меня Лев? Я, скорее, заяц! Мои друзья из фамилии Ландау взяли только окончание "дау". Эта кличка лучше моего имени. - Так вы Ландау? - Да. А что? - Я много слышала о вас. - О, только всему не верьте. Все так все преувеличивают! - Я не думала, что вы так молоды. - Я молод? - Конечно. - Ну, от вас мне это приятно слышать, а в молодых ученых мне уже надоело ходить! - Вас все студенты очень любят. - Ну, далеко не все. - Вот мы уже и пришли. Я живу в этом доме. - Я бывал в этом доме, живу рядом, в Юмовском тупике, в физтехе. Живу в Харькове уже два года, преподаю в университете и в мехмате. Я очень люблю студенческую молодежь, не пропускаю ни одного студенческого вечера. Почему я вас сегодня встретил впервые? Вы нигде не бываете? Вас невозможно не заметить, Кора, вы очень красивы! - Ну, а теперь преувеличиваете вы! - Женщины ничего не могут понимать в женской красоте. Ценить красоту женщины могут только мужчины и то далеко не все. Настоящая красота женщин - это очень редкий и очень ценный дар природы, поистине дар божий! Это больше, чем талант! - Вы так цените красоту женщины? - Да, и этим горжусь! А что может быть прекраснее красивой женщины? Самое интересное в жизни это, конечно, наука, а самое прекрасное это красота женщины. Кора, вы очень, очень красивы! - Может быть, для первого знакомства хватит о женской красоте? Уже довольно поздно, а мне завтра рано вставать. - Почему после выпускного бала надо рано вставать красивой девушке? - Диплом я начинаю делать через два месяца, на эти два месяца поступила работать сменным химиком в шоколадный цех и завтра в восемь утра я уже должна быть в цеху. Мне очень хочется поскорее попасть к шоколаду! - А могу я завтра вас увидеть? Вы завтра вечером свободны? - Да, вечером свободна. - В котором часу можно зайти и скажите номер вашей квартиры? - Квартира Й 16. Вероятно, часов в семь буду уже дома. Мой отец умер от тифа в 1918 году. Мне еще не было и восьми лет! Убедившись в папиной смерти, мама потеряла сознание, у нее горлом пошла кровь. Она год пролежала без движения. У Веры начался процесс в легких, а Наде было четыре года. Соседки сказали мне: Кора, собери вещи отца, поедем с нами в деревню, за хлебом. В те годы ездили без билетов на буферах и на крышах вагонов, чаще товарных. Вот так пришлось стать "кормильцем", оказавшись здоровей и жизнедеятельней всех в семье. Однажды зимой, в рождественские морозы, заснула на открытой платформе. Чужие добрые люди откопали из-под снега и отогрели. А когда мое детство пересек двадцать первый голодный год, мама мне доверила делить крохи еды, попадавшие в семью. Стараясь накормить всех, про свою порцию нередко забывала! И в один прекрасный день вдруг я совсем ослепла. Тогда на одиннадцатом году жизни узнала, что человек может заболеть куриной слепотой, если нет еды! Как-то возвращаясь домой с драгоценным узелком продуктов, продукты накрепко привязала к себе, сама примостилась на узкой ступеньке, с наружной стороны вагона. Была совсем еще ранняя весна, перед рассветом холод был нестерпим, руки окоченели, перчаток не было. Я их уже не чувствую, если руки сами разомкнутся, я свалюсь под колеса - продукты погибнут, а их так ждут дома! Еще только один пролет от Минвод, и я буду дома! Вдруг все стало розовым, еще солнце не взошло, но прорвались его вестники, алые лучи, весь кавказский хребет и Эльбрус со стороны востока лучи встававшего солнца окрасили в сверкающий розовый цвет, а тени на снежных вершинах гор стали голубые. Над пламенеющими снегами гор в алом прозрачном небе вызывающим алмазом поразительной красоты гордо сверкала Венера. Она своим фантастическим сиянием пронизывала весь небосвод, снопы ее сияющих лучей сверкали неправдоподобно. Мне было мало лет, но это запомнилось навсегда! Наблюдая это волшебное сияние утренней звезды, я поняла, что жизнь еще может быть прекрасной, что есть еще нечто великое, сверкающее, вызывающее такой восторг! Затаив дыхание, любовалась красотой Венеры, забыв о холоде, и руки не разжались. Потом мне часто снилась эта сверкающая звезда! Дети часто летают во сне, много лет я летала на встречи со своей утренней звездой! Стала студенткой Киевского политехнического института, счастье казалось беспредельным.