жил всю силу в правую ногу - колесо вращается. Вдруг левая соскользнула с педали, больно ударилась о нее. Со щиколотки содралась кожа - кровь... - Ерунда! - роняет Радик. - Хочешь быть солдатом - будь им! Стопу примотали к педали изоляционной лентой. - Давай! Он налегает правой - вращает колесо, "возит" левую. Старается. - Быстрей-быстрей-быстрей!!! В висках пульсирует боль. Все тяжелее дышать. А они торопят-торопят. Смотрят на экран, на ползущую бумажную ленту. Вдруг - темно. Обморок. ...Он лежит на кушетке. Миха измеряет давление, слушает сердце. - У нас есть все, чего ни пожелаешь, - повернул голову к Златоверову. - Дистрофики? Нате! Крепенькие? Пожалуйста! И середнячки. И полные паралитики. Есть паралич вялый, есть спастический... - С поражением головного мозга и без! - вставил Радик. - Насколько различно будет проявлять себя "бэшка"? - Иммунная система... как покажет себя здесь? - Златоверов указал на Скрипа. - И как - при церебральном параличе? Врачи продолжают обсуждение. Потом старший отошел к столу, занялся бумагами. Трое помощников расселись на стульях. - Ко мне Нонна нынче с сюрпризом, - делится Тольша. - Что такое? - любопытствует Миха. - Заявила: Попов узнал! Лютует страшно. Вытуривает ее с работы. И... она на меня так смотрит... - на простоватой физиономии Тольши досадливо-недоуменное выражение вроде: "Я щи просил, а что дали?" - Она хочет, чтобы ты на ней женился, а ты пасуешь, так? - смеется Радик. - А мы женим, женим! - потирает руки Миха. - Или я к ней клинья подобью... - У меня тоже новостишка. - Радик многозначительно помолчал. - Роксана... - Дала? Ну-ну-ну?.. 33 Ийка поправилась после операции. И пришла к Скрипу и Проше. Они не обозвали ее, как было приказано. Когда Ийку вытолкали, король велел снять с ног Скрипа гири: тяжелые стальные диски. Его стащили на пол, повалили навзничь. Диски сложили в две стопки, придвинули к голове с двух сторон. Голова зажата ими. Уши поддеты краями дисков - прижаты к стали. Опираясь на клюшки, над ним наклонился Сашка. Зияют дрожащие ноздри. Толстый кончик носа круто вздернут, а вместо переносицы - выемка. Выпученные наглые глаза. Поперек лба шрам, заключенный в две черные шпалы. Скулы, подглазья намазаны зубной пастой. Над вывернутой верхней губой - акварельные усики в две полоски: черная и красная. В волосах блестит складной ножичек. - Дарю пощаду... - король раздувает ноздрищи, двигает кожей черепа. - Но залезешь в палату к бабам, к своей сучке: сп...дишь конфеты. - Не-е! - Не нет, а да! - здоровенные Сашкины пятерни охватывают рукояти клюшек. Он приподнял тело, опустил подбитые сталью каблуки на стопки гирь, меж которыми зажата голова Скрипа. Каблуки встали на поддетые дисками уши. - А-ааа!!! - страшный крик боли был тут же заглушен: мальчишки неистово бьют в ладоши, затянули: - А-ля-ля-ля-ля!.. - Петух лупит в поднос как в бубен. Глобус в головодержателе мычит ничуть не слабее коровы. Король приподнял каблуки. - Полезешь? Мучительный спазм перехватил Скрипу горло, свел челюсти. Лицо искажает судорога. Прорвались рыдания. Повелитель наблюдает с интересом, ждет. Наконец Скрип выдавил: - Н-ннн... н-не полезу... - Ништяк, - неожиданно мирно сказал Сашка, - мне даже лучше! Щас за ней пойдут. Скажут - ты зовешь. Ее будут держать, и я ее вы...у! Ты не видел, как Миха Свету е...л. Увидишь, как я - твою сучку! - осклабился. - И ничего мне не будет! Все скажут: она сама пришла. И сколько уже раз приходила! Ко мне. Хотела - я отказывался. Но - дохотелась! - Йи-и-ги-го-го-го! - заржала свита. - Полезу. 34 Дома ему внушили: самое стыдное - красть. Просить - тоже очень стыдно. Но воровать - хуже! И вот он идет воровать... Дождался, когда девчонки ушли в красный уголок смотреть телевизор. Владик донес: у них в палате осталась лишь одна лежачая. Она - слева от двери, в дальнем углу. Надо пробраться так, чтобы не заметила... Клюшку она услышит - пришлось оставить. Коклета помог ему выйти в коридор. Дальше Скрип передвигается, опираясь о стенку. Поли следят. Шажок за шажком - к девчоночьей палате. Вот, наконец, дверь. Опустился на четвереньки, лег ничком. Нужно вползти на животе: лежачая не увидит со своей койки. Тихонечко приотворил дверь. Слабо светит единственная лампочка. Он ползет под ближнюю кровать. Тумбочка. Конфет здесь нет... Дальше, дальше. И тут пусто. Вдруг какая-нибудь девчонка припрется? Он зажмурился от ужаса. Но еще страшнее, если он вернется без конфет... И в этой тумбочке нет их! Скорее к следующей... Нету. Он открыл дверцу - коробка! На ней нарисована ваза, полная шоколадных конфет, - в венке из алых, белых, желтых цветов. Пусто? Нет! Коробка тяжела! Ее даже не открывали. Взять и... скорее же! Украсть целую коробку... полную коробку... Он не смеет. Дрожит, весь трясется. Спеша надрывает бумагу, поддевает ногтями картон. Взял одну конфету. Вторую. Хватит! Теперь прочь... А к двери ползет лежачая. Она услыхала, как он возится, слезла с койки. До двери доберется раньше его. - Ты не выйдешь! Сюда! Девочки, сюда!! Он скрючился на полу - оглохнуть-ослепнуть-окостенеть! Прижался ртом к руке - грызет ее. Втянул голову в плечи. А они шумно топочут вокруг, стучат костылями. - Жулик! Жулик! Во-ор! Пару раз шлепнули его, ткнули клюшкой. Уж больно жалок, чтобы бить по-настоящему. Вдруг одна кричит: - Давайте его разденем! - Разденем, ха-ха-ха!!! - как все обрадовались. Схватили за ворот, потянули за ноги - распрямить его, чтобы удобнее было раздевать. Он подогнул коленки к подбородку, обнял их изо всей силы. А девчонки тормошат, цап за руки - разводят в стороны. Выпрямляют ноги... Взмолиться-взмолиться-умолить: пусть лупят сколько охота! он сам будет лупить себя! разобьет об пол нос!.. Только бы оставили в штанах. Без штанов при девчонках - о-оо! Молить их - а голоса нет. Он лишь судорожно икает. ...Они с хохотом сдернули с него рубаху, майку. Тянут портки. Он вцепился в материю. Рванули так, что обломались ногти... Он вжимается лицом в пол до того, что кончик носа свернулся набок. Держать трусы, держать! Ему сдавили запястья, разгибают пальцы. Ширк - кончено. - Ха-ха-ха! - залились на все голоса. Девчонки! Он совсем-совсем голый - при девчонках! Радостно топчутся. Он притиснул к вискам кулаки. На затылок что-то мягко упало. Его трусы бросили ему на башку. Девчонка запела: Я лежу у речки, Солнышко блестит, Спинку мою гладит, Попку золотит. - Хо-хо-хо! Хи-хи-хи! - сколько хохоту, визгу. Сколько топота. С каким восторгом хлопают в ладоши. - Попку-золотит-попку-золотит-попку-золотит! - А ну - перестаньте! Он крутнулся от этого голоса. Раскатиться - и об стенку! Вдребезги! Чтоб и пятна не осталось. - Конфеты - мои! Я ему отдаю. Всю коробку. Он лежит на боку, надевает трусы. О-оо, как это долго! Левую ногу нужно сгибать рукой, приподнимать... Девчонки смотрят. И Ийка... Теперь - портки. Правая нога влезла в ту же штанину, куда он всунул левую. У-ууу! Он гримасничает, дергает штаны, торопится. И нет конца... Девчонки глядят. И Ийка... 35 Тьма. Ночь. Он убегает... Ладони, живот, коленки намазал клеем. Вылез в окно, прилип к наружной стене. Отдирает от нее ладони, передвигает ниже. Так же - живот. Коленки. Передвигается вниз "по частям". Как гусеница... Вот-вот грянет тревога. Чтобы его вернуть... Зев водостока. Скорей сюда! Вытянув руки вперед, всунулся в трубу. В ней отвратительно склизко, липко. Но он втискивается в нее глубже, чтобы спастись. Карабкается вверх. Ногти мерзко скрежещут о ржавчину. Обламываются. "Трубу не сдерут, как штаны! - думает он. - Я спасся!" И вдруг вновь ужас: "Они будут ждать дождя..." Как жутко!.. Неожиданно мысль: "А я и в дождь не вылезу!" Облегчение... В животе затрепыхалась птица. Бьет, бьет крыльями. Крылья в острых-преострых перьях. Секут, секут его нутро. Резь! О-оо-м-ммм!.. Клюв впился в кишки... птица рвется из живота. Вырвало. Полегче... Потолок колеблется. Рушится... Глыбы, глыбы... Крикнуть! А голоса нет. Глыбы громоздятся на него: разбухшие, мягкие. До чего тяжелы! Давят! Стиснули! Воздуха... А кому-то весело. Голос - звонкий-звонкий! - поет: "Я лежу у речки... попку-золотит-попку-золотит-попку-золотит..." 36 - Бр-ррр! Об-блевался! - голос Сашки-короля. Утро?.. Не сон. Сашка подбросил-поймал шоколадную конфету. В пасть. Жует, словно хлеб; желваки ходят, двигаются уши. Скрип отдал ему вчера Ийкину коробку... Глядит на Скрипа, рожу кривит: - Бр-ррр! - И жрет конфету. Возле него Петух. Глазки-точки в мохнатых ресницах. - Это его бабы так отпи...ли! По желудку напинали! Король кивнул. И поскакал прочь на клюшках. Ему неинтересно. x x x Скрипа положили в бокс. Есть особая палата, разделенная на боксы - узенькие каморки. В них держат заболевших гриппом, ангиной. Роксана Владимировна опасается, что Скрип заразный. На всякий случай колет его пенициллином. А у него был невроз желудка... В боксе - кровать, тумбочка; на полу - судно. И больше ничего. Окошко - под самым потолком; не открывается; выходит в палату. Поэтому в каморке и днем полутемно. Дверь заперта. Тошнота, температура у Скрипа прошли. Он отдыхает от вытяжения. Петля Глиссона не стискивает челюсти, ремни не впиваются в лодыжки. Можно лежать как хочется: на боку, на животе. Но до чего же ему плохо! Невыносимо! Видит-видит себя в палате у девчонок. Они срывают с него штаны, трусы... Хохочут! Об этом нельзя не думать. Он кусает губы в кровь, бьет себя по щекам, по лбу - и все равно видит себя там... "Я убью! Убью Сашку!" Сколько раз видел в фильмах, как убивали. Из автомата. Из пистолета. Саблей. Ножом. У него ничего этого нет - но как надо! надо убить эту тварь! Проклятую-страшную-мерзкую... Каких только слов ни заслужила гадина. О, если б Сашка был связан! Скрип точилкой для карандашей строгал бы его задранный толстый кончик носа... Раз няня Люда изобразила, как хорек загрызает курицу. Если б гад был связан, Скрип загрыз бы его, как хорек курицу! И пел бы от счастья... Помоги же кто-нибудь! Мать бросила его здесь. Мать, отец, бабушка - далеко, как далеки герои сказок. Как Финист Ясный Сокол. Как Марья Моревна. Их можно лишь представлять... Отец сидит дома за письменным столом, на котором горит лампа с темно-голубым абажуром. Стопка тетрадок. Отец их проверяет, он учитель. Обмакивает перо в красные чернила, исправляет ошибки, ставит отметки. У стола стоит кожаный коричневый диван. Скрип так любил, лежа на диване, наблюдать за отцом... Думает он сейчас о своем сыне? Обещал щенка-волкодава... Мать уверяла: только покажу врачам - и домой... Обманули. Предали. x x x Он нашел в тумбочке шарики от шарикоподшипников. И завернутые в бумажку палочки бенгальского огня. Наверное, их кому-то принесли перед Новым годом. Но зажечь не пришлось - хозяин попал в бокс. Вероятно, тут ему стало хуже, и его отправили в инфекционную больницу - иначе не бросил бы здесь. Шарик закатился под тумбочку. Скрип хотел приподнять ее, и вдруг крышка отстала. Снялась. Он понял, как тут развлекались... Собрал на полу все одиннадцать шариков. Положил на них крышку от тумбочки. Опустился на крышку, на подогнутые ноги. Можно немножко проехать: туда-сюда, туда-сюда... Если бы появился Сашка - тут же отнял бы и это развлечение. Он представил: король отшвырнул его, усаживается на крышку... крышка трещит - она не то что крепкий широкий подоконник... Скрип замер. Его осенило. 37 Когда он вернулся в палату, в одном кармане была горсть шариков, в другом - шесть палочек бенгальского огня. Улучив момент, он переложил это в свою тумбочку. Лежа на вытяжении, Скрип дождался, когда ходячие выйдут, и шепотом сообщил план Кире и Проше. Они стали думать... Как это их захватило! Думают, перешептываются. Через два-три дня Киря сказал: крышка от тумбочки не годится. И Скрип как раз сообразил это. Им нужна доска, что лежит в "кубовой". Эту доску кладут поперек ванны, сажают на нее тех, у кого загипсован торс, кому можно мыть только ноги. Доска примерно с подоконник шириной. Еще им нужны спички... Скрип достал пустой спичечный коробок из мусорного ведра в уборной. А когда вечером поли ушли в красный уголок, залез в тумбочку к Сашке и стырил из полного коробка штук десять спичек. В другой вечер Скрип развязал бинты на Кириной люльке. Тот спустился на тележку. Они приволокли из "кубовой" доску, спрятали под матрац Проши. Его койка ближе к окну, чем их кровати. Им на руку, что Бах-Бах лечится после "фокуса". Вместо нее дежурит сестра Светлана. Со второго этажа поднимается в сестринскую Миха. И Светлана не думает заглядывать ночью в палаты. ...Три друга поклялись: молчать! (после того как их план исполнится). Пусть их пугают, пусть допытываются - ни словечка! Посадят в тюрьму? Им-то лучше! В тюрьме не лежат на вытяжении или в гипсовой люльке. Там не подтягивают к "гусю". Может, будет лучше признаться - и в тюрьму? 38 Он опять не пошел смотреть телевизор. Какие фильмы - когда... Сидит на койке. Справа лежит Проша. Дальше - койка Сашки, сейчас пустая. Над ней - часть окна: примерно, его треть. Когда король прыгает с койки на середину подоконника, ноги повисают над полом. Окно распахнуто. Лето. Вечер душный. Слева от Скрипа - Киря в гипсовой раковине. В палате еще двое лежачих. Но их койки далеко, там не слышно, о чем шепчут друзья. - Почему не говорим ничего? - прошептал Скрип. Проша глубоко вздохнул. Глаза изумленные - точно увидели Ивана-Царевича на Сером Волке. - Ну, чего ты? - нервно спросил Скрип. - Хоть бы все получилось... - Проша вздохнул опять. - Не фиг бояться! - сказал Киря. Скрип вдруг заметил: друг дрожит. Примотан бинтами к люльке, и все равно видно, как трясется. А сам не дрожит? Даже зубы стучат. - Вот-т-т... - выдавил Киря, - пог-г-говорили... x x x Поли возвратились восторженно-взвинченные: какой был фильм! Про двух грузинских мальчиков-пастухов. Они были одни зимою в горах. Нашли израненного замерзающего человека, привели в свою хижину. А тут напала огромная стая волков - рвут овец. Мальчики стреляют из старинных ружей, а волки уже разорвали их любимую овчарку... Спасенный человек отогрелся: оказывается, это кровавый убийца. Подкрадывается к мальчикам сзади, с ужасающей усмешкой заносит кинжал... Поли делятся впечатлениями не умолкая. Еще недавно как было бы обидно Скрипу, что он не увидел этой картины. А сейчас... Когда они умолкнут, надо будет начинать. Хоть бы не успокаивались подольше... Нет!.. скорей! Свет выключен. Храп. Это Коклета. Петух, Владик устало посмеялись над ним. Еще два слова о фильме... Тихо. - Может, в другой раз... - еле слышно прошептал Проша. У Скрипа перестали стучать зубы. Пожалуй, лучше бы в другой раз... Но тут Киря позвал, как было условлено: - Мне в уборную надо! Э-ээ! Скрип поднялся, развязывает его бинты. Руки - не свои. Возится долго. Наконец Киря вылез из гипсовой лодочки, спустился с койки на тележку. Громко повторяя: - Надо мне! Надо! - открыл тумбочку, переложил в карман палочки бенгальского огня, спички. Оттолкнулся утюжками от пола - покатил. На кровати ворочается Глобус - главный сыщик. - Что он взял? - Влез в свой корсет с головодержателем. Отправился в уборную. Вернулся, возбужденно мыча. Головодержатель мешает говорить, но он выкрикнул: - Жгет... огни! Ново... годние! - Притопывает, размахивает руками. - Огни? Кого? - кто-то встрепенулся спросонья. - Здравствуй, жопа Новый год! - сказал Владик, залился смехом. - Заткнись! - рявкнул Сашка-король. - Че там, Глобус? - Скорей! Бенгальские... - тот взбудораженно взмыкнул, убежал. Король на клюшках поскакал за ним. Поли повалили следом. Спешат в уборную, где Киря вытворяет что-то загадочное. В темной палате - Скрип и Проша. Двое лежачих далеко - не разглядят. Проша отодвинулся, отогнул край матраца. Скрип вытащил из-под него доску. Опираясь на клюшку, поволок к окну. Собрав все силы, занес конец доски на подоконник, толкнул. Сил не хватило - она поползла назад, уперлась в грудь. Его шатнуло - только б нога не подогнулась! Вот-вот возвратятся поли... Киря, задержи их! задержи их!.. Напрягся так, что в правом ухе щелкнуло. Доска подалась вперед... Он расположил ее по длине подоконника. В темноте доску от него не отличишь. Теперь в карман за шариками... насовать их под доску... второй, третий, четвертый... Под ней все одиннадцать! Толкни - и она съедет на них за окно. Скрип двинулся к койке. Нога подломилась, клюшка не удержала - хряп об пол. Вставать некогда. Взяв клюшку посередке зубами, пополз на четвереньках. 39 Поли вваливаются в палату. Впереди скачет Сашка. За ним катят на тележке Кирю. - Тише! - командует король на ходу; шум может заставить сестру Светлану прийти из сестринской. - Не мешайте Светке е...ся! Свет не включайте. - Присел на свою кровать. Раздался звук удара - Петух хватил Кирю кулаком по спине. - Я тя понял, курва! Без нас жег, чтоб нас завидки взяли... - А эти знали, знали! - Владик показывал рукой на Прошу и на Скрипа, который не успел влезть на койку: лежал около. - Вместе подстроили. - Щас проверим, - сказал Сашка-король. - Скрипач, ко мне! Он еле поднялся. Его бьет дрожь. Шаг-второй... нога вновь подсеклась. Треснулся затылком - в глазах пыхнули бенгальские огни. - Падать вперед надо! - бросил король. - Падать ниц! Дружно захихикали. Сашка подобрал ноги на койку, кинул тело на подоконник - гр-р-р-ы... x x x С трудом подняв голову, Скрип увидел, как Сашка спиной опрокинулся за окно. Гр-р-р-ы - с этим звуком доска, на которую он вскочил, съехала наружу. Мальчик зажмурился. Открыл глаза. В широком темном проеме окна далеко-далеко блестят звездочки. Что-то протяжно, жалобно скрежещет. Он встал, оперся на клюшку. Различил над подоконником светловатое пятно. В глазах прояснилось: лицо Сашки отплывало в черноту, как будто тот стал невесомый и плавал в воздухе... Скрип вглядывался, вглядывался и понял: Сашка висит на оконной створке, которая со скрежетом отъезжает наружу. Скрип - у окна. Поли молчат. Ошарашены. А король... даже не крикнет. Кричи же! И вниз! Скорей! Сашка дрыгнулся - как бы оттолкнулся ногами, туловищем от воздуха. Створка качнулась к окну. Рука выбросилась вперед - бац о подоконник. Жадно царапает его ногтями, скребет, передвигается... Кончики пальцев зацепились за его внутренний край. Расплющились. Стали тоненькие, как копейки. А рука, крепкая круглая и упругая Сашкина рука дрожит. Чувствуется, как она напряжена и напрягается еще, еще... Она такая сильная, такая отличная, эта рука, что он потрогал ее, повел по ней пальцами и вдруг увидал глубоко внизу - глубоко-глубоко! - асфальт... На нем яркие прямоугольники света от нижних этажей. Он увидал этот страшно далекий асфальт, увидал изуродованные Сашкины ноги. Они свисают, дергаются над этой глубиной... Его затошнило. Он отшатнулся, чтобы не видеть. Король дрыгнулся опять - рука продвинулась. Миг - и она вся охватит край подоконника. Сашка подтянется, влезет... Скрип ударил по пальцам кулаком, стал отгибать их. Все тело короля вздрагивает, тужится. Надрывается. И глаза выпучиваются. Надрываются. Держатся за него, за Скрипа. Впились в его, Скрипа, глаза и держатся-держатся-держатся за них!.. Король засопел и тихо, с иканием, охнул. - Щас... в-ввв... все-о-оо... Он зажмурился и схватился за створку, за внутреннюю схватился створку, чтоб захлопнуть, рубануть по Сашкиным пальцам... Затошнило сильнее, сильнее, и больно-больно закололо сердце. И руки, проклятые руки, выпустили створку, вцепились в Сашкин локоть и потянули. Проклятые-миленькие-хорошие руки изо всех сил потянули короля. Скрип уперся коленками в стену под подоконником и тянулся всем телом назад, и тянул, тянул за собой Сашку. Сашкина пятерня сжала край подоконника, другая рванула Скрипа за предплечье - ноги отделились от пола. Секунда - и он вылетел бы наружу. Но король уже влез. Рухнул на койку. x x x Сашка судорожно вращается на койке. Громко всхлипывает. Кряхтит. Стал бешено чесаться. Изо рта вырвалось: - Б-б-ыб-ббб... б-б-ыб-ббб! Петух потянул носом воздух. Тут же и другие стали принюхиваться. - Ф-ффу! Владик принялся размахивать полотенцем. - Вонища! Палата захихикала. Поли машут полотенцами. - Ф-ф-ффу! - кто-то сплюнул. Сашка встал с койки, одну клюшку сунул под мышку, на другую оперся. Свободной рукой обнял Скрипа. - В уб-ббб-о-о... - и не мог договорить. Они заковыляли в обнимку. 40 В уборной король разделся, бросил вонючие штаны, трусы в раковину, открыл кран. Скрип стоял оглушенный: он спас короля? И тот его обнял... Зашли Петух, Глобус, Владик. С любопытством озирают голого Сашку, обтирающего зад мокрой тряпкой. Петух обвис на костылях, небрежно отставил ногу, загипсованную от пальцев до ягодицы. - Помыться б, да? А негде... Король медленно обернулся, не поднимая глаз: словно занятый какой-то важной мыслью. Спокойно-озабоченный. Казалось, он не сознает, что наг, что в раковине - его засранные портки. Нельзя поверить, что пять минут назад он слова не мог выговорить из-за дрожи. Оттолкнувшись клюшкой, вдруг прыгнул на Петуха - головой треснул в подбородок: аж ляскнули зубы. Петух во весь рост грохнулся навзничь. Гипс глухо стукнул об пол, выложенный плитками. Загремели костыли. Сашка яростно бил упавшего по лицу. - Ага! Два креста! Над бровями Петуха лопнула кожа: кровь. Кровь из носу. - Я тя умою! - король трет его лицо грязной смрадной тряпкой, вкручивает ее в рот. Избитый слабо шевелится, надрывно стонет носом. Глобус, Владик в ужасе пятятся к двери. Сашка вскочил на клюшки. Приказал лежащему: - Курить тащи! Быстро! Тот еле поднялся, окровавленный. Скорей-скорей за бычками, за спичками. x x x Он скакнул к Скрипу, тот прижался к стенке. Они одни в уборной. - Не ссы! - сказал голый. Краску, зубную пасту он смыл с лица. Но складной ножичек, как всегда, блестит в волосах. - Умно подстроили... - выговорил почему-то шепотом. - Ох, и умно-оо! Три удава! Но я... - припоминал слово, - я - благородный! Не веришь, в рот тя е...ть?! Скрип молчит. Если б король убился, сейчас не было бы ужаса. Но завтра... мучил бы Петух. - Ты меня... ты ко мне отнесся... - выдохнул Сашка в лицо, - и я тя спасу! Ведь ты сдохнуть должен. Скоро! Это я узнал - я! Мы не только зырили, как Свету е...т, мы слушали. Знаешь, зачем мы военным? - И он объяснил, как смог, то, что можно передать короче, точнее. Военные вывели вирус "бэшку". Для этого использовали вирус полиомиелита и другие. Начнется война, и страшной болезнью будут заражать американцев, немцев, японцев... "Бэшка" должна быть неизлечимой и быстродействующей. И надо, чтобы она не передавалась от человека к человеку: иначе пострадают и свои. Ее будут распылять в воздухе. Работа еще не закончена. Военные не совсем довольны "бэшкой". Им нужно исследовать ее действие на тех, кто переболел полиомиелитом, кто болен церебральным параличом. Тех, кого они выбрали, направят в Челябинскую область, на секретный объект... Все это Сашка втолковывал Скрипу, пересыпая рассказ матом. - Они почти всю нашу палату выбрали. Тебя. Парашу. Курилку. Петуха, Глобуса... И меня... По домам послали письма: хотите, чтоб вашего ребенка лечили грязью? В новом детском санатории? Леченье очень оздоровляет! - король разразился хохотом. - Жестяной - е...ть его в ...й, падлу, - умеет пи...дить. Озд-р-р-овляет, хо-хо-хо! Скрип узнал: Сашка и Петух написали своим родным, родным других поли, как будут их "лечить". На конверты, на почтовые марки пошли деньги из тех, что были украдены из люстры. Их дали няне Люде. Она отправила письма. Подозревала, что написано в них? Взяла за труды. - Думаю, а вдруг не отослала, блядская карга? Но не-е. Вчера спросил Роксану: когда, мол, еду в санаторий? А она: твои родители не согласны! - его глаза торжествующе сверкнули. - Ты понял?! Мать меня ценит! - Я ведь че-о... - король оскалил зубы. - Думаю, а кого-то же нарочно отдадут. Избавиться! - хохотнул. Помолчав, обронил: - Петуха не отдали. Глобуса. ДажеКоклету не отдали, - он хмыкнул. - Но на двоих пока никакого ответа нет. А Жестяной говорит: "Молчанье - знак согласия!" - Твои, - Сашка погладил Скрипа по голове, - согласились! Курилка, Параша - вы едете в санаторий. - Но ты же... нашим не написал? - Конечно, нет! Голый, мускулистый, стоит перед Скрипом, опираясь на клюшки. Вглядывается. - Введут тебе "бэшку", будут следить, когда тя скрутит. Какие лекарства как подействуют. Может, сдохнешь скоро. Может, помучаешься... Но если и скоро - все равно с мученьем. Скрипу жарко. Охватила слабость. Сейчас ноги подкосятся... - Жить тянет? Он кивнул. Поспешно кивает. - Я тя спасу! Напишу твоим. Адрес знаешь? Мальчик сказал название города. - Улица Тимирязева, восемь. Квартира семь. - Сделаю! Но ты больно не радуйся. Я над твоими не король. Может, ты им на хер не нужен? - Не-е-т!! - вскричал он. - Орать бесполезно, - отрубил Сашка. Дверь открылась. Петух принес бычок, коробок спичек. Король взял. Велел: - Срой! Когда тот ушел, Скрип попросил: - Пожалуйста... и Кире домой напиши, и Проше! Сашка сжал окурок губами, перебрасывает его во рту. Все мускулы лица в движении. Зажег спичку. - Им - нет! У Скрипа - слезы. - Пожалуйста! Сашенька... ты ведь... хороший. Он затянулся, как мужик. - На колени встанешь? Мальчик, опираясь на клюшку, хотел опуститься мягко. Не вышло. Коленки ударились об пол. - Поцелуй мой ..., - сказал король, дотягивая бычок. Перед Скрипом покачивается здоровенный член с полуоткрытой головкой. Отпрянул, закрылся руками. - Не хочешь? Он мотает головой. - Чмокни разок! Ведь за друзей. Скрип отвернулся к стене, не отрывая от лица рук. - Как хошь, - сказал Сашка. - Если б чмокнул, я б те велел мне жопу полизать. - И вдруг вскричал: - Ваше счастье, что я - благородный! 41 Скрип лежит на кровати. Петлю не отцепили от ее спинки, но и не следят, чтобы она была надета. Скоро он, Киря, Проша и еще двое поедут в детский санаторий. Те двое - и лежачие, и дебильные. Они слышали, что их ждет, но не понимают этого. А Киря и Проша - не знают. - Хочешь - скажи! - говорил Сашка (тогда, в уборной). - Но если их отдадут? Так они не будут знать, не будут заране мучиться. Или... - король оскалился, - их - нет, а тя отдадут? Они про это знать будут... Не обидно? И Скрип не сказал. Сашка написал письма домой всем троим. Адреса Кири и Проши узнал у Нонки. Истратил на конверты, на марки еще часть тех денег, что стырил из люстры. Не пожалел на авиапочту. Письма унесла няня Люда. Снова взяла за труды. Скрип спрашивал ее: отослала? Божится - да! Но кто знает, что накорябал король?.. Эх, не умеет Скрип писать... Сашка верховодит в палате, точно ничего не случилось. Сильно побил, помучил Глобуса и Владика. А троих виновников не трогает. Поли уверены: изобретает для них какую-то особенную кару... Киря и Проша тогда в темноте не разглядели, как Скрип спас короля. Считают - тот сам ухитрился. Они думают, он силой увел Скрипа в уборную и там изощренно над ним издевался. Может, заставил есть кал... И поэтому они не заговаривают с другом, чтобы не расстраивать. x x x Он часто топчется в коридоре около ординаторской, где собираются врачи. Караулит, когда выйдет Роксана Владимировна. Спрашивает: - Когда я поеду в санаторий? Я поеду?.. Она проходит, не ответив. Он дрожит. Если б отец-мать отменили свое согласие, она б ответила: "Не поедешь". Ведь сказала же Сашке! И Петуху. Глобусу. Коклете... Разбить об стенку башку, чтобы уж больше не трястись. Разбить - сил не хватит. А может, письмо пришло? Родители отказались отдавать его в санаторий? Просто ему она не хочет отвечать... Но чуялось: не было письма. Он запирается в уборной в кабине. И сидит-сидит... Палата опротивела до того, что здесь ему лучше. Он представляет дом. Комнату, где жил с бабушкой. Если высунуться в окно, слева увидишь большую лужу. В той жизни, жизни дома, - как мечтал дойти до нее! пустить бумажный кораблик... Не видать ему больше эту лужу... Когда мать оставила его тут, как он мучился, что придется здесь лежать целый год! А сейчас он рад бы всю жизнь быть в постылой, отвратительной, ужасной палате!.. Только бы над ним не наклонился Жестяной со шприцем, не ввел"бэшку". x x x Дверцу кабины сильно дернули. - Скрипка, вылазь! - голос Сашки-короля. Он отодвинул щеколду. - Щас мы были у Нонки в классной комнате. Забегла Света. Отошли с Нонкой от нас, говорят тихо, а я слышу... Пришли письма! Про Курилку и про Парашу! - А... про меня? - прошептали губы Скрипа. Хотя он уже знал ответ. - Про тя - не-е. А их - отдали! Ага! Курилкин папаша написал: пусть будет польза обороне СССР! А мать Параши: нету моих сил и возможностей, вы лучше знаете, что с ним делать, на все даю согласие... Я говорил?! Я так и ждал. Это меня мать ценит! Ох, и ценит! А вас... - он на секунду умолк. Погладил Скрипа по голове. - А врачи обоссались! Им хорошо, что вас отдают, но по письмам видать: все стало известно! "Лечение" - га-га-га! В "санатории" - е...ть их в сраку! Пусть будет польза обороне СССР! И будь доволен. - Сашка потрепал его по щеке. - Света с Нонкой шепчутся, а я слышу... Перессали! Теперь их всех затаскают в КГБ! Ты понял? Но он понимает одно: его отправят в... "санаторий". x x x - А я бы, - король раскурил бычок, - я б никого не отдал. Даже если б вас, например, не стали кормить, я свою жратву с вами б делил. Ты помнишь, я курицу принес? Много я от нее съел?! А деньжата? Я их достал, ты же видел - я! А трачу на всех. Думаешь, они мне самому не нужны? Он мог бы, объяснял Сашка, попросить няню Люду, и она приносила бы ему с фабрики-кухни жареных морских окуней. Какая у них хрустящая вкуснейшая корочка! А то еще вот: в институте, на первом этаже, - буфет. Там продаются бутерброды с красной икрой. Яблоки. Апельсины. Финики... - Ты хоть раз пробовал финики? Скрип не пробовал. - Я бабки не зажимаю, я еще потрачу, - заявил Сашка. - Чтоб все было путем, будете есть финики! Только вы трое. Напоследок. А после... я б на вашем месте... на подоконник. И все трое - разом!.. Так и так сдыхать. А это будет подвиг. Скрип заковылял из уборной. Может, и правда так сделать? И правда? Никаких фиников не ждать. Скорей-скорей - раз! - и... лежать в земле. Мертвые всегда лежат в земле. Это лучше?.. Лучше! - Э-э, - сказал король за спиной, - еще по апельсину вам! Чтоб все было путем! 42 Он опирается на клюшку, переступает по паркету коридора. Клюшка стукает: дук... дук... Ближе, ближе мерзкая палата с рыже-коричневыми исчерканными стенами. В ней - три широких окна. Распахнутых. Под ними далеко - асфальт. До чего далеко... - Сыночек! Он не слышит. Или слышит - но не верит? - Сыночек! Рыбка моя! Золотой! - к нему по бесконечному коридору бежит мать. Ее заставили накинуть халат, она не всунула руки в рукава, они развеваются. Как громко она зовет его. Зовет? Мать?.. Застыл на месте. Глядит. Не верит. - Ты не узнал меня? Я - мама! Что с тобой сделали?! - ее голос разносится по всему институту. Она крепко схватила Скрипа. - М-ма-аа... ма-ааа!.. - он заревел. - Я за тобой! Мама за тобой! Они говорят: не положено, оформить справки... Суньте их себе в одно место! Я забираю моего ребенка! Мы как с отцом прочли - он за волосы схватился. Мы думали - тебя тут лечат. Ведь он в Кремль писал, чтобы тебя сюда приняли. Мы два года ждали очередь. Ужас, какой ты худой! Ты не ешь бульон? - Бульон? - спросил Сашка-король. Он стоит рядом. Мать глянула на него - чуть не ахнула. Но тотчас о нем забыла. - Мы каждый месяц двести рублей присылали! Няне. Она нам отчеты писала... приносит тебе бульон и куриную ножку. Ежедневно. Из детского кафе. И яблоки, персики, финики... Король взвизгнул. Впервые - сколько его знает Скрип. Выронив клюшки, забил в ладоши: - Держи-и-те меня! Хо-хо-хо! - Вранье? - вскричала мать. Крутит, оглядывает Скрипа. - Ты худее скелета! Тебе не приносили?! А нам писали: все идет успешно. Все отлично! Тебя даже учат английскому языку! Какой-то Сыроед писал... - Не он, а она - Нонка! - и Сашка заржал вновь. - Врала? Все-о-о вра-а-ли?! Сволочи! - от скуластого лица матери отлила кровь. - А письмо... Сыночек! Наш адрес: Тимирязева, восемь, квартира семь. А на письме - Тимирязева, семь, квартира восемь. Его отнесли в тот дом, через улицу. Оно десять дней валялось там в подъезде, в углу! Дети подняли. Вскрыли, прочли. Догадались, что это про тебя - они тебя раньше видели... Принесли. Мы читаем - и сразу поверили! Отец говорит: тут и детская рука, и детское сознание, это никак не ложь!.. Ведь он - педагог! А бабушка: это чудо, что оно дошло! Это судьба... если уже не поздно... - Мать захлебнулась слезами. - Ненаглядный... Ягодка моя! Рыбка! - присела на корточки, тискает его. - Отец провожал - мы бегом неслись, чтоб на скорый успеть! Тут их увидала... их лица... не смотрят на меня! Так и есть! так и есть! Все правда! Ее горячие губы прижались к уху Скрипа: - Сыночек, ты не научился писать? Это кто написал? Он повернул голову к Сашке. - Только не говори никому... - Что ты! что ты! - и мать кинулась к королю, обхватила его: - Спасибо, мальчик! Умница! Мое золотко! У тебя доброе сердечко! - целует его измазанные зубной пастой щеки, прижимает к себе. - Я ничего купить не успела, даже шоколадки нет, только сахар... В купе чай приносили, я сахар оставила... - Денег дашь ему? - прошептал Скрип. - Конечно! А тебя не обманут? - она гладит Сашкины плечи. - Тебе принесут? Ты уже немаленький. Сумеешь, чтобы не обманули? Кивнул. Она полезла в сумочку, сунула ему в карман сто рублей. В то время двадцать два рубля стоил килограмм сливочного масла. Килограмм колбасы - от четырнадцати до семнадцати рублей. На сто рублей в Москве можно было купить шесть кило кишмиша. Или пять с половиной кило фиников. Мать Скрипа, бухгалтер, получала четыреста рублей в месяц. x x x Приблизился Златоверов, покуривая папиросу в мундштуке. - Торопимся, мама, торопимся... Как бы потом не пожалеть. - Что вы сказали? - Жизнь бежит - груз тяжелеет. Меняется чувство, меняется отношение... - пристально смотрит сквозь круглые очки в стальной оправе; втянутые щеки, срезанный подбородок. - Глядите - груз таким станет... Еще как будете жалеть... Мать шагнула к нему, дрожащая, яростная - вцепится в лицо ногтями. - Мерзавец! Да чтоб вы... ослепли! Он поспешно отступил. Повернулся. Удаляется по коридору, чуть клоня голову вправо. x x x Секретный объект в Челябинской области, которым руководил Г.А.Златоверов, обозначался "Новогорный-2". Когда 29 сентября 1957 в Озерске взорвалось хранилище ядерных отходов, "границу" зоны заражения провели в двадцати километрах от объекта. В июле 1963 случилась авария уже на нем самом. Возникшее облако поплыло на села Муслюмово и Кунашак, на поселок Бродокалмак. К многочисленным жертвам радиоактивного заражения добавились новые. Больше ста семидесяти человек погибли от болезни, которая начиналась с высокой температуры и приступов, подобных астматическим. Златоверов и после аварии руководил "Новогорным-2". На объект продолжали периодически завозить детей, переболевших полиомиелитом, энцефалитом, больных церебральным параличом, прогрессирующей миастенией. Их подвергали опытам. Златоверов дарил обреченным подарки.Показывал диафильмы. Сказку про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Прокуренный голос читал: "Кипят котлы чугунные, звенят ножи булатные... Меня хотят зарезати!" Один из детей выжил. Автор этих строк находился с ним летом 1964 в санатории "Озеро Горькое", в Курганской области. Он рассказывал автору о своем доме - и снова о доме, и все повторял адрес: Приморский край, город Арсеньев, улица Маяковского, дом 9, Пирожкову Петру Ильичу... x x x Мать взяла Скрипа на руки. Его голова - над ее плечом, он смотрит назад. Сашка-король показывает большой палец. - Она у тя - во-оо! Как моя! Она тя ценит! Мать уносит его по коридору, король на клюшках скачет следом. - Ты... не говори... Не говори - понял? Не расстраивай... Ты понял?! Все было путем! Ага? - Ага! - он помахал рукой. Все было путем. ### Сокращенный вариант повести был опубликован в русскоязычном берлинском журнале "Новая Студия" (в"-- 1 за 1997). Повесть в полном объеме, переведенная на немецкий язык Ренатой и Томасом Решке, вышла в издательстве "Фольк унд Вельт": Igor Hergenroether ...Gebt dem KГЖnig die Hand" Aus dem Russischen von Renate und Thomas Reschk e Verlag Volk & Welt, Berlin 1998 ISBN 3-353-01130-7 ...Spiegel", ...SГМddeutsche Zeitung", ...OstthГМringer Zeitung" и ряд других изданий дали книге самую высокую оценку. ...Charles Dickens oder Victor Hugo hГЄtten das Leid der Kinder nicht eindrucksvoll er schildern kГЖnnen als Hergenroether."("Чарльз Диккенс или Виктор Гюго не смогли бы показать страдания детей более впечатляюще, чем Гергенредер") Licita Geppert, ...Berliner LeseZeichen", Heft 4 April 1999 ......der Roman в€šGebt dem KГЖnig die Hand' ist ein kos tbares literarisches Juwel."("...роман "Дайте руку королю" есть драгоценный самоцвет в литературе") Verena Hoenig, frankfurter ...Buchjournal", 3/1998 ...Aber wenn man am Ende zurГМckblickt, wirken diese 140 kГМhlen Seiten plГЖtzlich warm und zГЄrtlich."("Но когда оглянешься в конце, эти 140 жестких страниц вдруг кажутся теплыми и трогательными")Olga Martinova, ...Die Zeit", 22. Dezember 1998 ...Ein Roman, atemberaubend und erschГМtternd, wie Ken Keseys в€šEiner flog ГМber das Kuckucksnest'."("Роман, перехватывающий дыхание и потрясающий, как "Над кукушкиным гнездом" Кена Кизи") Mareile Ahrndt, ...Spiegel Special", Nr.10/1998 ...Trotz der beschriebenen Grausamkeit wird der Romanzu einem Dokument der Hoffnung."("Несмотря на описанные ужасы, роман становится документом надежды") Redaktion, швейцарская ...Neue ZГМrcher Zeitung", 29. Dezember 1998 Российскому читателю повесть неизвестна.