его,  выбрался  на берег  и оттуда  с  любопытством
наблюдал за происходящим, изредка подавая голос.
     Между тем Андрей принялся обучать плаванию без  помощи камеры: объяснил
и наглядно показал,  как  следует  работать  руками  и  ногами,  чтобы  тело
держалось  на плаву горизонтально. Но одно дело слова,  другое  на практике:
ничего  у  неИ не получалось! Стоило ему убрать руки, как ученица, лишившись
поддержки, шла ко дну, хлебнув при этом почти всякий раз воды...
     - Может, пройдИм к малышатам, там воды по пояс, - предложил, когда она,
в который раз уже захлебнувшись, выбралась на берег откашливаться.
     - Я, кха-кха! уже думала, - села она на разогретый  солнцем песок. - Но
там, кха, Тобик может кого-нибудь укусить.
     -  И то правда: вздумают погладить, а он чужим не даИтся. - Примостился
рядом. - У тебя коса расплелась, можно поухаживать?
     -  Нельзя.  Я  на  тебя  в  обиде...  Тоже  мне   шеф!  Человек  тонет,
захлИбывается, а тебе хоть бы что. Думаешь, так я быстрей научусь?
     - Да нет, спешить некуда...
     - Тогда почему не поддерживаешь, боишься, что ли?
     - Ага. А  то как  смажешь, так мало  не будет,  -  привел он еИ  фразу,
сказанную в лодке на лимане.
     - Припомнил!.. То было давно и неправда.
     -  А  ежли честно, то,  конешно,  по другой причине.  Какой? Руки часто
соскальзывали  с талии,  а  мне  не  хотелось,  чтоб  ты подумала,  будто  я
умышленно лапаю тебя за сиськи...
     Она посмотрела на него с удивлением.
     - Ты этого боялся? Ну и напрасно.
     - Почему - "напрасно"?
     - Во-первых,  я этого  твоего "лапанья" даже и не  заметила. Во-вторых,
чем глотать воду, то лучше уж это! Тем более...
     - Что - "тем более"? Договаривай.
     - Тем более, что мы же с тобой не чужие! Или ты так не считаешь?
     - Почему? Считаю... Но думал, что это тебя оскорбляет.
     - Меня больше оскорбила твоя медвежья услуга.
     - Ну, извини, ежли так.
     -  Извиню,  когда  научишь  держаться  на  плаву!  -  Она  поднялась  и
решительно вошла в воду.
     Отбросив предрассудки, шеф взялся за дело по-настоящему. Ученица больше
ни  разу не захлебнулась, всИ увереннее колошматила ногами воду, более умело
работала руками и  через  полчаса довольно сносно  овладела  новой  для себя
водной стихией.
     -  Давай-давай,  молодец!  Умница,  -  подбадривал  учитель,  уже и  не
поддерживая,  а  лишь  находясь  рядом. - Скоро будешь плавать  лучше самого
Тобика! А теперь попробуем на спинке.
     Овладеть этим "стилем" оказалось и того  проще: за  пяток  минут она не
только  без его помощи держалась на  поверхности, но  и не позволяла сносить
себя довольно ощутимым течением.
     - Андрюша, глянь сюда: что это за комок висит у самой воды, - показала,
проплывая "на спинке" под ветвями.
     -  Это?  Птичье гнездо. - Пристроился  рядом,  помог ей  ухватиться  за
ветку, чтоб  не  сносило. -  Не  знаю,  как  правильно,  а  мы их  ткачиками
называем: ткут гнИзда на самом кончике  ветки, чтоб  никто не смог добраться
до птенчиков.
     -А они ещИ там?
     - Птенчики? Не-е, давно вылетели.
     - Хочется посмотреть, я такого ещИ не видела. Оно ведь им уже не нужно?
     -  Конешно! Они  каждый год  строют новые. Плыви  к берегу,  я тебе его
достану.
     Он  слегка  выпрыгнул из воды,  схватил ветку,  отгрыз  ту  часть,  где
прикреплено гнездо. На  берегу улеглись рядышком на густой  тИплый  спорыш и
принялись рассматривать чудо  птичьего искусства. Тобик, как раз  перед этим
искупавшийся,  энергично катался по  траве - то ли из озорства, то ли  желая
скорей обсохнуть.
     - Скажи, домик себе  забацали!  - похвалил Андрей добротность гнезда. -
Никакой ливень не страшен.
     - Очень искусная работа, - согласилась она.
     - А как крепко  присобачено к веточке! Ты  бы видела этих пичуг: меньше
воробья. И такие башковитые.
     -  Ну,  они руководствуются  инстинктом.  Но  равных  им  в  мастерстве
наверное никого в природе  не существует. Я вспомнила: их, кажется, ремезами
зовут.
     Тобик, улИгшийся было под боком у хозяйки, неожиданно вскочил и сердито
рыкнул. Она подняла  голову и встревоженно тронула Андрея за плечо: - Глянь,
- прошептала, - что нужно тем двоим возле нашей одежды?
     Он посмотрел туда, где накануне побросали одежду ребята, и по тому, как
воровато вели себя чужаки, всИ понял.
     - Диверсанты... Полежи здесь, пока  не позову, и придержи Тобика. Скоро
всИ узнаешь.
     Крадучись,  сполз под обрывчик, нырнул в ерик, а спустя некоторое время
оказался на берегу уже за чужаками. Те заметили, но слишком поздно; кинулись
наутИк, однако тот, что повыше - им оказался ЛИха Гапон - был им перехвачен,
повален, и завязалась борьба. Будучи сильнее, ЛИха вывернулся, сел на Андрея
верхом;  тот исхитрился  схватить противника  за  мизинцы обеих  рук, что не
позволяло последнему ни ударить, ни удрать, пока не подоспели остальные (они
загорали на противоположном берегу и были Андреем оповещены)
     Подоспевший первым, Ванько сгреб Гапона за брючной ремень,  приподнял и
поволок к одежде. Когда, по знаку Андрея, Марта отпустила Тобика и прибежала
сама,  то увидела такую картину:  диверсант -  она узнала его сразу - зубами
разгрызал узел,  завязанный на  рукаве мишиной  рубашки;  Андрей  держал  за
ошейник  пса,  ощетинившегося и злобно рычащего,  словно  тоже видел в  ЛИхе
лютого врага. Как только "диверсант" пытался развязывать "сухарь" без помощи
зубов, его одИргивали:
     - Без рук! Иначе отпущу волкодава...
     Тот брезгливо крутил носом, сплИвывал, но ослушаться боялся.
     - Полегче клыком орудуй! -  требовал Миша. - Продырявишь - свою отдашь,
понял?
     -  А чИ  это  ты  раз-пораз сплИвываешь? - ехидно  подкусывал Борис.  -
Примочка солИная или чересчур вонючая?
     - ЧИ, обписал и сам не рад теперь?
     - Это, наверно, Гундосый ему удружил: у  него, говорят, моча дохлятиной
воняет.
     Не отвечая на издевки, ЛИха наконец-таки с узлом справился.
     - Миш,  проверь: что-то рукав подозрительный, - посоветовал  Борис. Тот
встряхнул - из него вывалилась помятая, мИртвая уже лягушка.
     - Ну и ну, воще! Хотели мне  козу заделать, а вышло - себе же, - не без
злорадства заметил хозяин рубашки. - Но покарать всИ одно надо.
     - Обизательно! Загнуть салазки и надавать по ушам, - предложил Борис,
     - Других предложений не  будет? - спросил Ванько, прочтя что-то на лице
Марты.
     - Можно мне сказать? - попросила она слова. - Применять силу, когда нас
много,  а  он  один...  по-моему, нечестно. Если уж  и наказывать, то как-то
по-другому.
     - Тогда, -  вышел  с вариантом  Борис,  - ихним  же салом  да по его же
мусалам.
     - Точно! -  подхватил идею Миша. - Завязать на его  рубахе сухаря с той
же начинкой.
     - Тебе, ЛИха, что больше по душе -  салазки илу  сухарь? - предложил на
выбор Ванько.
     - Хай будэ сухаря... Тилькэ биз жабы и прымочкы. Я и вам так  хотив, та
Гаврыло пидбыв, - попытался  подсудимый переложить вину на дружка. - А  може
так отпустэтэ, га?
     - Хитрый какой, воще!
     - Может  и правда простим на  первый раз? - предложил Ванько, не жадный
на расправу. - Они нам давно уже не вредят, целый год в мире живИм.
     - ЕщИ вобразит, что мы стали бояться, когда батько старостой заделался,
- не соглашался Миша.
     - И то верно, - подтвердил Борис. - Скидавай рубаху.
     - Бильш нэ буду, ий бо! Отпустить... - запросился проштрафившийся
     - Мишок, простим? Он и так сам себя наказал уже.
     - Первый и последний раз! - уступил-таки тот.
     Диверсанта отпустили с миром.  Однако, отойдя на безопасное расстояние,
Леха обернулся, скрутил дулю и мстительно процедил:
     - Ось вам, бачилы? Я вам еще покажу!.. - И задал стрекача.
     - Видали ж-жупела? Вот и прощай таких!..
     - Вот теперь ты слово "жупел" употребил к  месту, - заметила Марта. - А
к коршуну и хрюшке оно никак не подходило.
     - Эт-то ещИ почему? - возразил Борис.
     - Насколько я знаю, жупел -это что-то такое,  чего следует бояться. Ну,
вроде страшилы или пугала.
     - Эт точно? Тогда оно и к ЛИхе не подходит: мы его нисколько не боимся.
     - Кому как,  а мне обратно жарко, -  перевИл Миша  разговор  на  другую
тему. - Айда, ещИ поныряем с вербы! И чтой-то слив хотца.
     - Ты  не  желаешь сигануть  разок-другой  с вербы?  - предложил  Андрей
ученице. - С камерой. Безопасно и знаешь, как интересно!
     - Не-ет... я боюсь!
     - Тогда забери одИжу и дуй на наше место, а  я поныряю. Но без камеры в
воду не лезь!
     - А ты недолго, ладно? Миша, ты почему рубашку  не оставил? Давай, я еИ
постираю.
     - Рукав? Я сам  застираю. А  потом принесИм в ней слив для тебя. На той
стороне сад и есть годнецкий сорт: белые, аж золотистые, и сладкие, как мИд.
Ты таких ещИ не пробовала!
     -  Спасибо,  Миша!  С удовольствием попробую.  ИдИм, Тобик, сплаваем  с
тобой наперегонки, - сказала оставшемуся при ней верному другу.
     Вскоре  вернулся  Андрей, и они  долго  ещИ продолжали нырять, играть в
догонялки,  перекликаться  под  водой,  отогреваться  на  солнышке  и  снова
бултыхаться до посинения.
     Возвращались домой, когда порядком утомлИнное солнце готовилось утонуть
в саду  с  медовыми  сливами. Трое  ребят,  не заходя домой, отправились  за
малышнИй к Вере, а Андрей задержался "помочь отвести козу".
     Она была  привязана там  же, где не так давно он заподозрил было в  ней
ведьму. При этом, как  всегда,  ухитрилась десятиметровую верИвку почти  всю
намотать на кол.
     - А чИ вы держите не корову, а козу, - хлопот меньше? - поинтересовался
он, разматывая.
     - Это ради  меня:  козье молоко  не только  вкусное  и жирное, но ещИ и
лечебное. Особенно с майским мИдом.  В детстве я была болезненной и хилой, а
сейчас ты бы сказал обо мне такое?
     - Конешно нет! Сичас ты выглядишь, как... бутончик расцветающей розы, -
нашИл  он  нужное  сравнение.  -  Козье   молоко,  наверно,  ешИ  и  красоты
прибавляет.
     - Спасибо за комплимент...
     -  Не комплимент, а точно:  таких красивых, как ты, - поискать! - Марта
зарделась  счастливым румянцем, смутившись  от такой  оценки;  присела перед
Машкой на корточки и ласково поглаживала еИ морду.
     - А ведь это она нас с тобой познакомила, помнишь?
     - ЕщИ бы! Я ей за это благодарна, а ты?
     - И я. По гроб жизни. - Они прошли под старую вербу, где не могли  быть
никому  видны. Андрей  приник к  еИ  плечу щекой. -  Горячее. И  покраснело.
Завтра нельзя будет дотронуться. Хорошо, ежли не облезет кожа.
     -  Не облезет: я  не  первый раз принимаю солнечные ванны. Мы у  Веры в
ваше отсутствие загораем в одних трусах.
     - Мне б не хотелось, чтоб и  у тебя носик облез,  как у нас с Мишкой. -
Он нежно водил пальцем по еИ  порядком уже загоревшим  щекам,  стоя напротив
так близко,  как  это  делают только влюблИнные. Готовился еИ поцеловать, но
она  опередила, чмокнув в щеку. Тогда и он, обняв за талию, расцеловал в обе
и даже коснулся губ. - Мы ж с тобой не чужие...
     - Я сегодня такая счастливая! - призналась она. - И потому, что чудесно
отдохнула, научилась плавать и что целый день рядом был ты.
     - У меня тоже сИдни лучший день в жизни!
     Столь содержательная беседа длилась бы, надо полагать, без  конца, если
б не дела. Она повела начавшую блеять козу, а он припустился за Васяткой.
     Ванька разбудила скрипнувшая дверь. В комнате ещИ не рассеялся утренний
сумрак, а мать уже одета по рабочему.
     - Мам, почему так рано? - удивился он.
     - Далеко, сынок, идти. - Она присела рядом.  - Аж под  садбригаду. Надо
успеть к восходу, за опоздание можно и плИтки схлопотать.
     -  Пусть, гад, токо тронет! - погрозил сын. -  На тебя и так  уже жалко
смотреть. Может, мне отработать какой раз?
     -  Боже упаси! - испугалась  Агафья Никитична. - Мы  радуемся, что хуть
детей не трогает, а ты такое говоришь. Вы  столько добрых  дел  переделали -
женщины  не  нарадуются.   Лучше   уж  помогайте  по  хозяйству.  СИдни  что
собираетесь делать?
     - Нашу картошку выкопаем.
     -  Пора  уже, сынок. Хватить ей в земле лежать, а  то и куста не  будет
видно. Токо вы сразу и  отсортировывайте: крупную  отдельно,  помельче -  на
семена, мелочь, если  будет,  тоже не  оставляйте; зима  будет  трудная, всИ
подберет.
     - Сделаем, мам, в лучшем виде, - заверил он.
     Управившись с яслятами, ребята собрались  у Ванька, и  работа закипела.
Уйдя в отрыв, хозяин освободил мешки и сам принялся за выборку.
     - Вань, слышишь: Туман на кого-то злится, - заметил Андрей. - Вроде как
на чужака.
     - Кошка чья-нибудь... Он их терпеть не может.
     - Да нет, это не кошка! Слышите?
     Было похоже, что Туман с кем-то сцепился и эта схватка не в его пользу:
он заскулил, после  чего донИсся  подозрительный  хрип. В  несколько прыжков
Ванько очутился  возле будки. Увидел: псина ростом с матИрого  волка повалил
Тумана и, вцепившись в горло, пытается задушить.  В  следующее мгновение шея
волкодава  глухо  хрустнула, согнутая  наизлом  сильными  ладонями.  Но  его
челюсти, словно сведИнные судорогой,  продолжали душить жертву. Расцепить их
удалось не без усилия. В гневе Ванько хотел  разорвать пасть напрочь, однако
в этот момент кто-то вскочил ему на спину и заверещал:
     - Чичас же отпусты, хамло!
     Отшвырнув  ослабевшего   и  утратившего  агрессивность  волкодава,   он
стряхнул с себя и его хозяина - им оказался ЛИха.
     - Тебе  что, делать больше нечего, что занялся  стравливанием  собак? -
Гневно смотрел он  на поднявшегося с колен и стряхивающего со штанов собачье
дерьмо неожиданного гостя.
     -Та мы  не собак,  мы ходэмо... - косноязыко начал объясняться тот,  но
вмешался полицай, с карандашом и блокнотом в руках появившийся из-за сарая:
     - Проводим учИт скота и прочей живности.
     - Это ещИ  зачем? - подоспел к месту схватки Андрей, но не был удостоен
ответа.
     - Как  фамилие? -  Полицай уселся  на опрокинутое вверх дном деревянное
корыто и приготовился писать.
     - Моя? Доганяйло. А зачем вам?
     - Та ни, це нэ вин тут живе, та ще и брэше про хвамылию.  Мы  у их  уже
булы, - уточнил ЛИха. - А живэ тут Кулькына Гапка.
     -  Сам  ты  "гапка",  -  заметил  Ванько.  -  Пишите:  Кулькина  Агафья
Никитична.
     - Отчество не нужно. Говори, какая худоба имеется.
     - Корова да телок - вот и вся худоба.
     - Брэше! Ще вивця та куры, - добавил ЛИха.
     - Скоко курей?
     - Четверо. С петухом. Остальных учли в первый же день освободители.
     - Но-но! Смотри мне!.. - недобро глянул на него полицай.
     - А чИ я такого сказал? Так оно и было. Да,  запишите ещИ три худобины:
кошку и двух котят, - добавил, в свою очередь, и он.
     -  ЦИго нам  нэ трэба. Можешь  из  их сашлыкив  нажарыть, - съехидничал
помощник-консультант, помогая волкодаву  встать на ноги; тот держался на них
неуверенно,  дИргал мордой, поскуливал.  -  Мабуть, вьязы звырнув? Нэхай, мы
Иму  прыпомнэм  и це, -  цедил сквозь зубы младший  Гапон, оглаживая  пса  и
косясь на Ванька.
     - Худобу  продавать, забивать и вобще расходовать с этого  дня властями
запрещено! - кончив писать, предупредил полицай и добавил:  - За ослушание -
расстрел!
     Переписчики  ушли.  ЛИха  поддерживал  волкодава  за  ошейник.  Подошли
остальные ребята.
     - Дожили,  Ик-карный  бабай! Собственную  худобу, даже кур, - не тронь,
иначе расстрел, - сообщил им новость Андрей.
     - Да пошли они вон, воще! Усех оставшихся пущу на  жратву, а скажу, что
хорИк  утащил! -  возмутился Миша.  - А то  сами уже давно мяса и во рту  не
держали,  а эти асмадеи придут - и всИ под метИлку... Так  они и до картошки
добирутся, и до всего остального.
     - Эт точно, - согласился с ним Ванько. - Я видел, как он пялил глаза на
мою. ВсИ надо будет надИжно прятать. Придется крепко поработать лопатой...
     Туман  пострадал несильно. Он поглядывал из будки и изредка покашливал.
Вернулись к картошке.
     - Эх, здря мы тогда не загнули салазки Гапону!.. - пожалел Миша. - Надо
ж, какой мерзавец! Мало, что родитель фрицам зад лижет, так и он туда же.
     Ему никто не ответил: каждый занят был своими мыслями.
     - У полицая губа не  дура, - сменил он  тему. -  Картоха у тебя  в этом
годе прям рекордная, воще. Такой я ещИ не видел: десяток картошин - и ведро!
Это что за сорт?
     - Сорта не знаю, да и  не в нИм дело. -  неохотно обозвался  тот. -  Вы
навоз  из-под коровы куда деваете? На кизяки. Такое добро сжигаете! А у меня
он весь идИт на огород. Потому и рекордная. Земля она хоть и чернозИм, а всю
свою силу и щедрость выказывает, когда еИ умаслишь да уходишь.
     - Тебе хорошо рассуждать при твоей бычачьей силе!..
     -  Братцы,  а  учИтчики-то пошли в сторону Шапориных!!  - забеспокоился
Андрей.  -  Нужно  немедленно  предупредить  девчат,  а  то  зайдут,  а  они
полуголые. Марта говорила, что иногда в одних трусах щеголяют.
     - Я застал их раз в таком виде, - подтвердил Федя. - Простелили рядно и
лежат  загорают в  одних трусиках,  даже без лифчиков.  И примерно  в  такое
время: детвору уложили спать, а сами ультрафиолет принимают.
     - Тебе, Хветь, везИт! - позавидовал Борис.  - И  что, так и  продолжали
лежать?
     - Вмиг перевернулись на живот,  устроили визг  и потребовали, чтобы я в
следующий раз оповещал свистом издалека.
     - Дуй к  ним, пока эти переписчики  ещИ  на подходе, - сказал Ванько. -
Нельзя, чтоб их застали врасплох!
     Федя  убежал, но вскоре вернулся:  оказалось,  что  последние несколько
дворов те обходить  не  стали. То ли полицай поверил ЛИхе  на  слово, то  ли
из-за овчарки: пИс еле держался на  ногах и дальше,  видимо,  идти был  не в
состоянии.  Но  нянек  предупредил,  чтоб  были  начеку,  те  ведь  могут  и
вернуться.  Для полной гарантии  от неприятностей  Федю  вернули обратно,  а
уборкой и сортировкой урожая занялись вчетвером.
     Август выдался на редкость не только жарким, но  и сухим. Лишь однажды,
и то в конце месяца, с юго-запада наползла на хутор тИмная, в полнеба, туча.
Посверкало в ночи, погромыхало раскатисто, но хватило  еИ лишь  на то, чтобы
смыть  с листьев застарелую пыль  да  освежить  немного  утренний  воздух. И
напрасно радовались разбуженные грозой домохозяйки: надежда остаться дома не
оправдалась.  Утром  по  дворам  проехал  на  лошади полицай и загадал  всем
явиться на работы...
     Зато целый день потом посвежевший ветерок гнал по небу гурты облаков, и
порядком  обрыдшая жара сменилась на умеренную. Когда просохла  роса, ребята
ушли в  глубь плантации на заготовку семечек: пока не объявлен запрет,  надо
запастись на  зиму  любимым  лакомством.  Срезали самые крупные  корзинки  и
сносили их в одну кучу.  Затем, расстелив найденную в акациях  плащ-палатку,
вооруженные   палочками-выбивалочками,  вчетвером   занялись  выколачиванием
зИрен. Вчетвером потому, что Борис пас череду.
     Возможно, за то, что  хуторяне  "любезно" подарили ему Жданку,  полицай
освобождал от работы в поле тех, кому припадала очередь пасти стадо. Сегодня
она дошла до Шапориных, и Борис предложил свои услуги. Делал он это и раньше
из уважения к  Вере, но в этот раз услуга  была особенно  кстати,  поскольку
матери еИ, Елизавете, в  кои веки удалось  на  целый день остаться дома, где
накопилась уйма дел.
     На брезенте быстро  вырастали  кучки  семян,  их  ссыпали в  мешки.  За
каких-то  пару часов молотьбы Ванько на трИх из них затянул  завязки и отнИс
ближе к дороге.
     - Шляпки тожеть  нужно  будет  собрать  все до  единой, -  сказал Миша,
отшвырнув пустую. - Для бурИнок это лакомое блюдо.
     - Особенно, когда нет ничего получше, - уточнил Ванько.
     - А ещИ знаете, чем нужно запастись? - не отвлекаясь от работы, спросил
Федя и сам же ответил: - Ваткой.
     - Какой ещИ ваткой? - не понял Андрей.
     -  А вот  такой. - Он разломил пополам  сухую  корзинку и из утолщения,
каким заканчивается стебель, наскрИб белой, похожей на вату мякоти. - Зачем?
А  она  знаешь,  как  горит!  Вот  смотрите. -  Достал  линзу,  сфокусировал
солнечный луч, пара секунд - и "ватка" затлелась; от неИ остался лишь тонкий
слой белого пепла.
     - Ну и ну, воще! - крутнул  головой  Миша.  - Гожо тлеет! А от  кресала
загорается?
     - Конешно! С первого же удара, лучше всякого трута.
     - И главное, не надо каждый раз прятать в трубочку.
     А где ты увеличительное стекло раздобыл?
     - Раздербанили негодную половину бинокля.
     - Дай глянуть. Классная штучка! От бы и мне такую...
     - Их было всего две, - сказал Андрей. -  Одну я оставил себе, на память
о комиссаре. А зачем тебе?
     У меня появилась мысля: с помощью такой штуковины можно забацать хитрую
мину-поджигалку.
     - Кого ж можно ею поджечь? - с недоверием посмотрел на него Федя.
     - А кого угодно! Хуть самого Гапона. Не дом, а хотя бы стог люцерны. Не
косил, собака, не убирал, а хапнул от конюшни готовенького.
     - Как, по-твоему, можно это сделать? - Заинтересовался и Ванько.
     - Как? Закрепить увеличительное стекло над мешочком с порохом, для чего
разрядить  штуки два патрона. Рядом поместить  тряпку, намоченную карасином,
установить ночью на стог. А днИм солнце сделает всИ остальное!
     -  Ты, Миша,  -  голова!  - похвалил  Андрей.  -  Только  с  Гапоном не
получится:  видел, какой  у  них собацюра?  А ночью  он  верняк  отвязан.  -
Помолчав,  добавил:  - Я,  когда  пас  за крИстную, видел с кургана, как  из
машины выгружали в амбары какие-то ящики, тюки. Вот тут может прорезать.
     - Так у них же крыша черепичная.
     -   Снять   пару    кирпичин   нетрудно,   -   заметил   Ванько,   явно
заинтересовавшийся  возможностью  навредить  оккупантам.  - Но тут есть одно
"но". Если окажется, что в амбаре склад боеприпасов, то может так рвануть...
     -  Что  повылетают  стекла  в  соседних  хатах,  -  догадался Федя. - И
получится вреда больше, чем пользы.
     - А давайте  слазим в анбар и узнаем, что там находится. Может,  что-то
такое, что нам пригодится: патроны, гранаты или  даже автоматы, -  предложил
Миша.
     Эта "мысля"  тоже  показалась  ребятам ценной. На  эту  тему  завязался
оживлИнный  разговор.  И  пока  наши  герои фантазируют,  сделаем  небольшое
отступление.
     Побывать в одном  из амбаров ребятам довелось  года два тому назад. При
очередном налИте  на бахчу  дотошному  объездчику удалось поймать одного  из
посягателей на общественное добро. Был это, кстати, податель "ценной мысли".
Впредь до прихода родителя воришку заперли в один из амбаров.
     Амбары  стояли на довольно  высоких,  кирпичной  кладки,  столбиках,  и
Ванько, подобравшись снизу, спиной выдавил одну из  досок. Пленник  оказался
на свободе. Обломив гвозди, доску установили на место так, что следов взлома
даже не заметили. Этот лаз и имел в виду Миша.
     Куча невыколоченных корзинок заметно усохла, когда Андрей напомнил:
     - Надо бы узнать, не нужна ли помощь девчатам.
     -  Нужна, конешно  нужна, -  тут  же  обозвался  Федя.  - Может, дровец
нарубить или воды в бочку наносить...
     - Беги,  да токо недолго, а то будешь там вокруг Клавки увиваться! - не
упустил Миша случая поддеть влюблИнного товарища.
     - Не вякай, Патронка, пока в лоб не получил! - огрызнулся тот незлобиво
и убежал.
     - Ты, Мишок,  наверно, и сам  к  Клаве неравнодушен? Скажи уж честно, -
Ванько подмигнул  Андрею,  глянувшему с удивлением:  дескать, спросил в виде
подначки.
     - Триста лет! - возмутился заподозренный, попавшись на удочку.
     - Ну как же! Сидели за одной партой, девочка она скромная и красивая...
Не может быть, чтоб ты в неИ не влюбился.
     - Да? Скромная? Да ты б и месяца не высидел с нею рядом: вреднючая, как
и вся их девчачья порода.
     - Чем же она вредная? - допытывался Ванько.
     -  Да  всем!  Списать,  бывало,  не  выпросишь;   на  диктанте   -  "не
подглядывай! "; и воще, чуть что - сразу в ход когти.
     - Ну, а другие из "девчачьей породы" чем тебе не угодили?
     - А возьми эту, как еИ, Ирку: сперва почти ни за что съездила Рудика по
мордасам - на ерике, когда я еИ платье нечаянно спИр, чтоб подшутить. Потом,
когда он  сдуру  простил ей эту выходку и дажеть хотел извиниться -  я лично
носил  ей  письмо  с  извинением  -  не  захотела  и  разговаривать...  Это,
по-твоему, не наглость? Или  вот ещИ ходячий пример:  Нюська Косая. Эту есть
за что уважать?
     - А она чем тебе насолила?
     - Ха, мне! Не хватало...
     - ВсИ-таки внеси ясность.
     - Будто сам  не знаешь! Без году  неделя,  как  на  хуторе появилась, а
посчитай: Андрона соблазнила...
     - НичИ не соблазнила! - буркнул тот.
     -... потом Рудик стал приходить от неИ под утро.
     - А ты, никак, следил?
     - Больно нужно,  воще. Случайно  видел. А недавно с Гундосым снюхалась;
он дажеть пообещал поделиться ею с дружками.
     - Ну, Мишок, всИ-то ты знаешь - удивился Ванько. - Прям, как разведчик.
Откуда у тебя такие сведения?
     - Случайно подслушал, когда Гундосый...
     Договорить Мише не дал возвратившийся от нянек Федя.
     - Тебя хочет видеть Марта по срочному делу,  - сообщил он Андрею. - Она
ждет у дороги.
     - Не спросил, зачем он ей  понадобился?  - поинтересовался Миша,  когда
тот убежал.
     - Не стал. Она какая-то сегодня неразговорчивая.
     Отсутствовал Андрей недолго.
     - Плохая новость, - сообщил он в ответ  на вопросительные взгляды. - Не
сИдни, так завтра у Ванька заберут барашка.
     - Как это, воще, заберут? кто? - Миша перестал стучать по корзинке.
     - Вобщем, я понял так: Гапон пригласил в гости  немецкого представителя
и  хочет устроить пир с шашлыками. У фрица не  то  день рождения, не  то ещИ
какой важный повод.
     - И староста решил поддобриться  за чужой  счет.  Тут  не  обошлось без
лИхиной подсказки, - предположил Федя. - От же гад!
     - Это он мстит  за недавнего  сухаря на ерике, - сказал Миша. -  Или за
волкодава. Я слыхал, как он грозился: "Мы ему прыпомнэм! "
     - ЛИха или не ЛИха, это теперь неважно, -  стал рассуждать Федя. -  Раз
нам дали знать, значит, думают,  что  сумеем  что-то предпринять. Но что тут
можно придумать? . .
     - А нечего долго и раздумывать! - воскликнул Миша. - Барашка спрятать и
сказать, что он куда-то делся - может, волк утащил.
     - Думаешь, они  дураки? - возразил ему  Федя. - Прижмут, кто пас,  а те
скажут: мы с паши пригоняли. Вот тебе и расстрел за ослушание.
     - Не поверят, это точно, - согласился Ванько.
     - А давайте, воще, сделаем так: кому завтра  пасти - подменим. И в обед
череду не пригоним. Ежли, конешно, не заберут сИдни вечером.
     - Не пригоним домой - заберут оттуда. ЛИха наверняка знает, что валашок
пасИтся  со  стадом.  Да и как не  пригнать, когда многие  коровы  дойные? -
безнадИжно махнул рукой Ванько.
     - Да-а, Ик-карный бабай!.. Не удастся,  видно, воспользоваться мартиным
сообщением.
     - Я один выход вижу, - после недолгого раздумья, сообщил Федя. - Только
он, пожалуй, не из лИгких.
     - Выкладывай, - кивнул Ванько.
     -  Этого  собакодава  ты,  видно,  крепко пощекотал, раз  он  с  трудом
переставлял лапы. Что, если на шашлыки всучить им его?
     - Как это? - У Миши выгоревшие до желтизны брови поползли вверх.
     - А так. Выкрасть, освежевать - и сбредет за барашка.
     - Ну и ну, воще! А ежли на нИм за эти дни зажило, как на собаке?
     -  Навряд.  Если  он вобще не сдох. Надо уточнить на месте, - предложил
свернувший "вьязы".
     -  Но  при  этом  не  попасться  на  глаза,  особенно ЛИхе, -  высказал
предостережение Федя. - Иначе  он нас же и заподозрит в пропаже да еще, чего
доброго, смекнИт, для чего это сделали.
     -  Не нагоняй, Хветь, страху! -  упрекнул  Андрей. -  Разведку  беру на
себя.  Не  беда,  ежли  и  попадусь на глаза: я  придумал,  как отбрехаться.
Прихвачу с собой листовку, а иду якобы к самому старосте...
     И не забудь прихватить хороший дрынок, - вставил слово Миша.
     - Обизательно, укусить не дамся. А вот на лай кто-нибудь верняк выйдет,
и ежли нельзя  будет отвертеться  по-другому,  тогда  скажу: случайно,  мол,
наскочил на следы какого-то диверсанта и посчитал  долгом сообщить  властям.
Потому,  добавлю,  что  вот  в  этой листовке  наши  доблестные освободители
просят... ну и так далее. На всякий случай надо достать из пещеры что-нибудь
от парашюта и подбросить на чердак конюшни на бригаде.
     - Это - сделаем!
     - Вот, если б  удалось  провернуть! -  мечтательно воскликнул Миша. - И
барашка спасли бы, и фрица-именинника собачатиной накормили.
     -  ВсИ  это  пока что только мечты, они могут и не  сбыться, -  заметил
Ванько без мишиного энтузиазма. - Один шанс из тысячи.
     - Ну,  так  уж  и из тысячи! Не  прорежет  с волкодавом, надо найти ему
замену, - не сдавался Федя. - У кого из наших есть большие собаки?
     - О! Кабыздох! - предложил кандидатуру Миша. - Который у бабки Падалки.
Она  не  знает,  бедная,  как  от  него отделаться: здоровый - с  телИнка, а
ленивый - гавкнуть  не допросишься.  Токо жрет  да  гадит, это я  говорю  еИ
собственными словами. Вань, ты на это как?
     - Не знаю... - поИжился тот. - У меня рука на Кабыздоха  не поднимется:
какой бы он не был, убивать жалко.
     - Кончайте вы панихиды  разводить! -  вмешался Андрей. - Во-первых, ещИ
не  сорвалось дело с  волкодавом,  точнее - с  собакодавом.  А  во-вторых...
вобщем, поговорим об этом, когда вернусь.
     Под вечер, с палкой и листовкой, он отправился на разведку.
     У  Гаповских  по  меже  рос невысокий, но  уже плодоносящий  фундук. На
ветках навязалось множество орешков - по два, три и более вместе. Они начали
коричневеть  и  были  почти  неразличимы  среди  листьев.  Андрей   раскусил
несколько  щтук для пробы -  вполне  спелые. "Надо будет не  прозевать! "  -
подумал он.
     Приблизившись к дому, услышал на огороде за орешником  возню. Незаметно
подкрался ближе и увидел ЛИху: тот копал яму. Рядом лежал на боку  волкодав;
было  видно,  что  с ним  не  всИ  ладно.  ЛИха,  не подозревая, что за  ним
наблюдают, вырыл яму глубиной  в колено, присел на корточки  у занедужавшего
любимца.
     - Жалько мэни тебэ, бидолагу, та шо ж зробышь!.. - донеслось до Андрея.
- Хай тоби зэмля будэ пухом!
     Сказав  так, он  поднялся,  замахнулся  лопатой,  плашмя с силой  огрел
"бидолагу" по  голове; тот судорожно  повИл  лапами... Затем спихнул в ямку,
забросал землИй, потоптался и,  вскинув черенок  на  плечо, поплИлся к дому.
Андрей надломил пару  веток  для ориентира  и тоже пошИл обратно,  набив  по
дороге карманы и пазуху орешками.
     Ни вечером, ни утром следующего дня за барашком не пришли. Полагая, что
все же заявятся, его в череду не пустили, привязав в огороде. Замена  же ему
уже была готова. В ожидании  дальнейших событий ребята  занялись  рытьИм ямы
для зимнего хранения картошки.
     Надо ли говорить,  как  все  они переживали! И было  отчего. Во-первых,
нарушен строгий приказ "худобу не расходовать", во-вторых, вдруг догадаются,
что подсунули не баранину, а собачатину? . .
     Незадолго  до  прихода череды  на  обеденную  дойку  у двора  Кулькиных
остановилась  бедарка-одноконка.  Туман  разразился  лаем,  и  Ванько  вышел
встречать.  Его  поджидали  полицай с  ЛИхой;  последний  в ехидной  усмешке
показывал редкие зубы.
     - Добрый день, пан полицай, вы...
     - Приехали за овцой. По распоряжению...
     - За какой  овцой? - сделав удивлИнное лицо, Ванько, в свою очередь, не
дал и ему договорить.
     - За обнаковэнной, яка в череди  пасэтьця, - с гонором пояснил  Леха. -
Ничого прыкыдуватьця прышелэпкуватым!
     - За валашком, что ли? А я его ещИ вчера прирезал...
     -  Як  это  "прирезал"?  - повысил голос "пан". - Тебя предупреждали об
ответственности?
     - Да знаю... Но понимаете, в чИм дело: его корова чья-то боднула. Он бы
всИ равно не выжил.
     - Брешешь, поди, стервец! - усомнился полицай. - Мясо куда подевал?
     - Да никуда. Присолил и лежит в лоханке. Принести показать?
     - Показать бы  тебе вот  этой  плИткой!  -  выругался  тот;  глянул  на
напарника:  - Шо ж делать? Приказано доставить живого барашка...  У кого тут
ещИ есть овцы?
     -Та е  ще  у  двох...  -  В голосе  ЛИхи  слышалось разочарование: ему,
видать,  хотелось  насолить  именно  Ваньку.  - А  чи вин  нэ  брэше?  Давай
подывымось.
     - Тащи лоханку сюда!
     Ванько  обернулся  мигом.  Подходя,   расслышал  последние   слова   из
разговора:
     "... забэрэмо и ризаного, нажарым сашлыкив для сэбэ. "
     С удручИнным видом поставил он лохань  на передок бедарки, снял крышку.
Разделанная на куски, собачья туша выглядела вполне правдоподобно.
     - Что-то  больно синее, - не  понравилось полицаю. - Ты его зарезал или
задушил?
     - Он, пан полицай,  уже был подыхал, когда я его  прирезал...  оставьте
его нам, я уже не помню, когда баранины пробовал, - попросил Ванько. - Если,
конешно, можно...
     - Накрой и ставь в ящик сзади! - приказал полицай, а ЛИха съехидничал:
     - Голову та кышкы тоби оставляемо, ото и покуштуешь баранины!
     Едва бедарка укатила, Ванька окружили ребята:
     - Ну как, получилось?
     - Прорезало?
     Он пересказал весь  разговор с приИмщиками. Все остались довольны, хотя
получилось  не  совсем так,  как хотелось бы: вместо этого барашка заберут у
кого-то другого,  собачатина  пойдИт  не на  угощение  коменданта  и  прочих
высокопоставленных, а на "сашлык" ЛИхе и его приятелям...
     Под вечер, как  это  было уже не  раз, Андрей с Мартой занесли Васятку,
после  чего балкой неспеша направились  в конец  хутора. Навестив  мастерицу
наматывать  верИвку на кол, уселись  под копешку,  все  ещИ стоявшую  с краю
акациевой поросли.
     Вчера по известной причине у Андрея не нашлось  свободного времени, они
не "встречались"; да и сегодня перебросились всего несколькими малозначащими
фразами. Поэтому новостей накопилось множество.
     По пути сюда он, похвалив и поблагодарив за помощь в  спасении барашка,
увлеченно  рассказывал  в подробностях  об операции  "Сашлык".  Она  слушала
внимательно, иногда  улыбалась, даже  смеялась - в зависимости от излагаемых
обстоятельств. Но при этом от Андрея не ускользнула перемена в еИ настроении
- задумчивость,  рассеянность, некая угнетИнность. Заметив,  что она и здесь
уже в который раз украдкой вздохнула, он обеспокоился:
     -  Ты  сИдни  какая-то  не  такая...  Не  заболела,  случайно?  - Марта
отрицательно крутнула головой. - Может, с девчонками не поладили?
     - Ну что ты! нет...
     - Но что-то же произошло? - Повернул еИ лицом к себе.  - Посмотри мне в
глаза. Теперь точно вижу: у тебя что-то на душе.
     Высвободившись из ладоней, она склонилась к нему на грудь. - Боюсь даже
говорить...
     Не на шутку встревоженный, он замер в ожидании, что вот сейчас с еИ губ
слетит  некая ужасная  новость. Но Марта,  подняв  на него  глаза,  спросила
нерешительно: - Скажи, ты меня любишь? . .
     - Вот те на! Конешно! С самого первого дня.
     - Почему ж до сих пор не сказал мне этого?
     - Так ведь... ты ведь и так знаешь. И потом, я говорил...
     -  Это на  ерике?  Под  водой: "Ихь либе дихь? "  То  не в счИт, я хочу
услышать это по-русски.
     - Пожалста: я тебя люблю. Очень! - Андрей обнял еИ, привлек и поцеловал
в обе щИки.
     - Не так... Поцелуй по-настоящему.
     "По-настоящему" - значит, в  губы. Такое "удовольствие" он уже  однажды
испытал. На свидании с Нюськой: она, помусолив,  напустила ему в рот слюней,
которые  -  не  сплИвывать же  у неИ на  глазах! -  пришлось  с  отвращением
проглотить... И он дал себе слово т а к вообще никогда не целоваться! Марта,
конешно, не Нюська, но... мало ли чего взбрело ей в голову...
     - Знаешь, что!.. Не  дури, -  отшатнулся  от неИ. - Что за блажь пришла
тебе в голову!
     - Значит, ты  по-настоящему и не  любишь... - На  глаза  еИ навернулись
слИзы.
     -  Да люблю  же! Очень  люблю, чесно  тебе говорю.  Видя, что  слова не
помогают, Андрей  прижал еИ к груди и принялся целовать в лоб, нос, бороду и
обе щИки. Она не возражала, но и не отвечала взаимностью.
     - Машка просится... - Освободилась от объятий. - Пойди отпусти, она уже
знает дорогу домой.
     Почувствовав   свободу,  коза,  несмотря  на   брюхатость,   вприпрыжку
пустилась по стИжке наверх. Андрей  сломил две веточки отгонять комаров (ещИ
не стемнело, как они припожаловали), сел рядом, прикрыл обоим ноги сеном.
     -Так ты  это боялась сказать? - вернулся к прерванному разговору, обняв
и притянув еИ к себе.
     -  Я хотела сперва убедиться,  что  ты  меня любишь. Потому  что  нашим
встречам, Андрюшенька, приходит конец.
     - Конец? Почему? . .  - В растерянности он повернул еИ к себе лицом: не
шутит ли?
     - Я  вчера не успела... вернее, не решилась сказать, - вздохнула она. -
Гулянку   с   шашлыками  староста  устроил   по  случаю   награды   здешнему
представителю властей...
     - А я сказал ребятам, что у него день рождения, - вставил Андрей.
     -... за то, что он хорошо наладил работы по уборке урожая и поставкам с
колхозных полей. Это  мне мама сказала.  Теперь  его переводят  в станицу  с
повышением то ли звания,  то ли должности, и он забирает еИ с собой туда. Не
подумай чего такого - просто как переводчицу.
     - А вы с дедушкой?
     - Мама сказала, что заберИт с собой и нас...
     - А как же... как же теперь мы?
     -  Я,  как  узнала,  весь  вечер  проплакала...  Даже  мама  не  смогла
успокоить.
     - Она знает, что ты меня любишь?
     - У меня от неИ секретов нет. Жалеет, что так получилось, но по-другому
ей поступить нельзя.
     -  Да...  Вот так  новость... -  Андрей помолчал  в задумчивости, затем
добавил:  - Ну  и что! Мне  в центр  ходить не привыкать. Разузнаю,  где  вы
поселились, и буду приходить в гости. Не так часто, конешно...
     - Пока не надоест... А потом отвыкнешь, найдИшь себе другую девочку - и
всИ...
     -  Напрасно ты так... - Он взял  еИ ладошку  и крепко  сжал. - Кишки из
меня вон, ежли я когда тебе изменю! Хочешь, поклянусь?
     - Очень хочу!
     -  Слышишь, как стучит,  - прижал он  еИ  ладошку к  груди.  - Этим вот
любящим  серцем  клянусь,  что ни через год, ни  через  сто  лет ты  мне  не
надоешь, не отвыкну и не полюблю другую! Поклянись и ты.
     - И  я  клянусь... быть верной тебе и нашей любви до самой смерти!  Она
подставила лицо для поцелуя, но Андрей предупредил:
     - Только не по-взрослому, ладно?
     - Да ладно уж... - и взяла инициативу на себя.
     Подтвердив словесные заверения  такими вот действиями, посидели  молча,
слушая взволнованный  стук  сердец.  Несмотря на  предстоящую  разлуку,  оба
чувствовали себя в эти минуты  вполне счастливыми. И неизвестно, сколько  бы
это  продолжалось,  если бы не всИ то  же  комарьИ,  заставившее вспомнить о
приготовленных веточках.
     Вскоре  услышали  радостный  визг,  и Тобик  ухитрился  лизнуть  сперва
хозяйку, потом Андрея.
     - Ты как нас нашИл?  - удивился тот. - А ну брысь! Ляжь и не топчись по
ногам.
     - ПойдИм  уже отсюда, - предложила Марта. - Посидим на  навесе,  он уже
свободен.  Я  вчера  спала там напару  с  ним. Ветерок, ни  одного комарика.
Правда, долго не могла уснуть...
     - А мы  тебя вспоминали, не  икалось?  Наверно,  когда добром поминают,
тогда  не  икается.  Хотел  прийти,  но  пока  откопали  да  дотащили  зтого
"барашка", пока сняли шкуру... Он, несмотря что больной, а жирный оказался и
мясистый. И псиной почти не вонял. ИдИм, а то комарьИ совсем обнаглело!
     На навесе лежало старое ватное одеяло. При свете месяца было видно, что
одна  сторона его  сшита из  разноцветных лоскутков. Сложенного  вдвое,  его
хватило для обоих впритирку, но в душе каждый находил, что это даже хорошо.
     Едва они умостились, как скрипнула дверь.
     - Тобик идИм-ка со мной!
     Мать отвела  пса к будке,  привязала, вернулась в сени  и  тут же вышла
снова. Не одна.
     - Сюда больше приходить  не следует, - услышали они слегка приглушенный
голос. -  Где  поселюсь, пока  не  знаю, но установить это вам трудностей не
составит. Да, передайте...
     Тут  залаял  Тобик,  учуяв чужого, и  ребята  дальнейшего  разговора не
расслышали.
     - Кто это? - спросил Андрей шИпотом.
     - Наверное, связной партизанского подполья, - ответила она так же тихо.
     Проводив гостя, Ольга Готлобовна отпустила пса снова и ушла в хату.
     - Часто приходят? - теперь уже громче поинтересовался он.
     - При мне второй случай.
     - Знали б они, что мы с тобой здесь!
     - Мама, возможно, догадывалась.
     - ЕщИ мне знаешь, почему жаль, что вас не будет? Теперь, в случае чего,
некому будет предупредить, как это было с зерном и барашком.
     - Ничего не поделаешь...  -  вздохнула  она. - Мама говорит, что теперь
женщинам  станет полегче - перестанут, что ни  день, гонять на работы. Да  и
вам не надо будет возиться с малышами.
     - У нас окромя них забот хватает. С огородами почти  управились, теперь
надо подумать о кормах для худобы,  о топливе на  зиму. Придется  также всем
подшефным выкопать  ямы для картошки, упрятать еИ так, чтоб не  нашли,  если
вздумают отобрать на прокорм "новых властей".
     В  отличие  от  Марты,  всякий раз просившей  "посидеть ещИ  немножко",
Андрей свидания старался не затягивать дольше полуночи: "во всИм надо  знать
меру". Но в этот раз они просидели, вернее - пролежали, почти до  утра: ведь
это последнее  их ночное  свидание здесь,  на  хуторе.  Как  б