никому даже в голову не пришло допустить, что это могло быть тело какого-нибудь другого младенца. В отчете инквизитора, который расследовал это событие, гибель Володислава рассматривается как бесспорный факт. -- Там был инквизитор? -- Не во время Прорыва, а гораздо позже. Дело в том, что князь Властимир был магом -- слабеньким, впрочем, магом, но достаточно тренированным, чтобы обнаружить у внука латентные магические способности и оценить их потенциальную мощь. После некоторых раздумий он решил сообщить Инквизиции, что в его семье, судя по всему, родился высший маг. От Истры до ближайшего командорства на Грани Тебриз четыре с лишним месяца пути по трактам, так что его письмо дошло до адресата лишь в начале мая. Инквизитор, посланный проверить сигнал, прибыл на место через неделю -- он как раз патрулировал Запретную Зону и оказался ближе всех к Истре. Там ему оставалось лишь констатировать гибель Володислава, собрать свидетельства о происшедшем и убраться восвояси. А между тем, спустя всего лишь три дня после истрийского Прорыва Мэтр встретился на Основе с одной бездетной супружеской парой и предложил им на усыновление двухмесячного ребенка по имени Владислав. Я медленно кивнула. Рассказ мужа произвел на меня сильное впечатление. Но, если честно, я еще не была убеждена. По приблизительным оценкам, в настоящее время численность всего человечества составляет порядка 25 триллионов, а при столь огромном количестве людей возможны и не такие совпадения. Уловив мои сомнения, Владислав слегка улыбнулся: -- Это еще не все, Инна. Самое интересное содержится в конце отчета, в его последней строке. -- И что же там? -- Подпись инквизитора, расследовавшего события на Истре. Это был... -- он выдержал эффектную паузу, а потом докончил: -- Ривал де Каэрден. Я изумленно воззрилась на мужа: -- В самом деле?! -- Представь себе, да! Как тебе нравится такое совпаденьице? Я тихо вздохнула: -- У меня просто нет слов, Владик. Это поразительно, невероятно... -- Думаю, теперь ты согласишься со мной, что ни о каком случайном совпадении не может быть и речи. -- Пожалуй, да, -- сказала я. -- Слишком много совпадений для простой случайности. Так что твое происхождение можно считать... Но нет, постой! Здесь что-то не так. Ведь с конца семьдесят третьего года Ривал де Каэрден находился при герцоге Бокерском. Как он мог весной семьдесят пятого оказаться вблизи Истры, за тридевять Граней от Агриса? -- Как раз той весной мог, -- ответил Владислав. -- Ведь с осени семьдесят четвертого по лето семьдесят шестого герцог жил на Лемосе. Разве ты не знаешь? -- Да нет, знаю. В одном из писем он вкратце упоминал о том, что два года учился в лемосской школе для знатных юношей -- это вроде земного Итона. Но я считала само собой разумеющимся, что и тогда Ривал никуда не отлучался. -- А он все-таки отлучался. В январе семьдесят пятого года Ривал де Каэрден по приказу Мэтра был временно прикомандирован к Тебризскому командорству -- одному из тех, в чьи обязанности входит контроль Запретной Зоны. Поскольку Грань Тебриз находится по другую сторону Кристалла от Лемоса и Агриса, он воспользовался "колодцем", чтобы сократить путь, и уже в начале февраля прибыл к месту назначения. Там Ривал прослужил четыре месяца, а буквально через несколько дней после поездки на Истру он получил приказ о возвращении на Лемос. Кстати, именно благодаря этому эпизоду из его карьеры была найдена моя родная Грань. -- Как это? -- Очень просто. Если ты думаешь, что сначала были обнаружены эти документы, -- он посмотрел на папку, -- а потом всплыла причастность к событиям на Истре Ривала де Каэрдена, то глубоко заблуждаешься. Все было с точностью наоборот. Вообще-то идея о том, что Ривал мог быть связан не только с твоим похищением, но и с моим, с самого начала витала в воздухе, но никто из тех, кто занимался поисками моей родины, не обращал на нее внимания, так как все были уверены, что с ноября семьдесят третьего года де Каэрден постоянно был при герцоге и вплоть до своей смерти не покидал пределов Лемосского архипелага. -- И кто же первый рассмотрел ее? -- Твой отец... в смысле, герцог. Он рассмотрел ее сразу, как только узнал, что я тоже приемный сын. -- Владислав осуждающе покачал головой. -- Знаешь, Инна, у него действительно есть веские причины бояться встречи с тобой. Не рассказывая ничего обо мне, ты фактически говоришь ему: а вот эта часть моей жизни тебя не касается, папочка, это не твое дело. Добро бы шла речь о чем-нибудь незначительном, но ведь я, надеюсь, занимаю важное место в своей жизни. Ну, разве можно так? Разве ты не понимаешь, что причиняешь ему боль своей скрытностью, сухостью, неискренностью? Я смущенно опустила глаза. Мне стало очень стыдно -- и не только за свою черствость к герцогу. Я вдруг сообразила, что если бы еще в первых своих письмах рассказала ему о проблемах Владислава, то Истра была бы найдена гораздо раньше -- может, даже весной. -- А от кого он узнал о твоем усыновлении? -- спросила я, не поднимая взгляда. -- От Маркеджани Торричелли. Насколько я понимаю, брат Сандры рассказал об этом, как о чем-то общеизвестном, даже не подозревая, что тем самым делает решающий шаг в поисках моей родни. Ну а герцог, переварив все это, вежливо поинтересовался, не кажется ли странным отсутствие в тот самый период Ривала. У Маркеджани хватило ума тотчас сообщить об этом отцу. Командор Торричелли смутно припомнил, что де Каэрден действительно был куда-то откомандирован, и, после сверки со старыми записями, вчера вечером доложил обо всем дядюшке Ференцу. А остальное было делом техники. Получив зацепку, архивариусы за ночь раскопали нужные сведения и преподнесли их нам на тарелочке с голубой каемочкой. И, кстати, один любопытный факт: в тот день, когда на Истре произошел Прорыв, Ривал де Каэрден был на патрулировании в Запретной Зоне. Очевидно, он и спас от нечисти малыша... то есть меня. Дядюшка считает, что так оно и было, поскольку Мэтр, подобно другим Великим, предпочитал действовать руками людей. А потом Ривал устроил так, чтобы его направили на Истру проверить сообщение от князя Властимира; таким образом, он имел возможность провести расследование в нужном для себя русле и при необходимости скрыть кое-какие нежелательные факты. Я уже раскрыла рот, чтобы кое-что сказать, но в последний момент передумала, решив не расстраивать Владислава. Когда его восторги немного поутихнут, он сам сообразит, что Мэтр не просто предполагал возможность Прорыва -- он наверняка знал, что Прорыв произойдет, а может, даже в точности знал день и час, когда это случится. Но он не сделал ничего, чтобы предотвратить гибель ни в чем не повинных людей, он пожертвовал ими ради достижения своей цели -- убедить всех в смерти ребенка, относительно которого у него были далеко идущие планы. Вне всяких сомнений, Ривал де Каэрден получил от Мэтра строжайший приказ не вмешиваться в происходящее, а лишь воспользоваться моментом и подменить маленького Володислава на другого младенца -- не исключено, что живого... Бедный Ривал, каково ему было жить с таким тяжким грузом на совести! Ведь он не был холодным и бесчувственным Великим, он был обыкновенным человеком, способным мучиться и страдать. И когда много лет спустя за моими братьями, Сигурдом и Гийомом, явился Женес, а Мэтр отказался помочь им, Ривал, наверное, сразу понял, что они отданы на заклание точно так же, как прежде был отдан князь Верховинский со всей родней... -- А что было потом? -- спросила я. -- Что тебе известно о дальнейшей судьбе твоих... ну, Марьяны и Огнеслава? -- После смерти Властимира и обоих его сыновей Огнеслав, как ближайший родственник по мужской линии, стал новым князем Верховины, а Марьяна, соответственно, княгиней. У них родилось два сына и три дочери; известны имена только двух старших -- Светозар и Мирослава. Лет восемь назад Огнеслав погиб в одном из междоусобных конфликтов с соседями, и княжеский титул унаследовал пятнадцатилетний Светозар -- сейчас ему должно быть двадцать три года. В девяносто шестом он женился, а год спустя выдал старшую из сестер, Мирославу, за своего шурина, наследного княжича Брамского, чей род издавна контролирует единственный трактовый путь на Истре. Марьяна так и не вышла вторично замуж -- во всяком случае, до весны этого года. Более поздними сведениями в Тебризском командорстве не располагают. Дядюшка уже распорядился снять с патрулирования ближайшего к Истре инквизитора и отправить его, так сказать, на разведку. Он будет на месте через несколько дней, тогда мы и узнаем самые свежие новости. -- Владислав ненадолго задумался. -- И знаешь, Инна, в этом деле есть еще один любопытный момент. -- Какой? -- Ты помнишь святейшего Илария, патриарха Вселенской Несторианской Церкви, который в июле находился с визитом в Империи? Я неопределенно качнула головой. Среди множества высокопоставленных священнослужителей самых разных религий, с которыми нам приходилось встречаться, я смутно припоминала какого-то патриарха Илария, но ни его внешнего вида, ни содержания беседы с ним, ни даже обстоятельств нашей встречи вспомнить не могла. Верно истолковав мое движение, Владислав не стал дожидаться от меня ответа и продолжил: -- А вот я помню его хорошо. За время его пребывания в Вечном Городе я встречался с ним раз пять или шесть на приемах в Палатинуме. Главным образом мы разговаривали о религии и философии, причем мне понравилось, что он уважительно относился к моим убеждениям и не пытался навязать мне своих воззрений. А в остальном, на мой взгляд, патриарх Иларий ничем не отличался от многих других церковных иерархов, с которыми мне доводилось общаться в последние месяцы, и после того, как он уехал к себе на Бетику, я быстро о нем позабыл. Тогда я не заметил одной странности в его поведении: не в пример прочим своим коллегам, которые больше интересовались тобой, чем мной, поскольку ты не только избранница Мэтра, но и единственная женщина среди высших магов, патриарх Иларий сосредоточил все свое внимание на мне. Поэтому ты не запомнила его -- вы с ним встречались один-единственный раз, в сугубо официальной обстановке, и обменялись лишь парой вежливых слов. В дальнейшем встреч с тобой он не искал, а целиком сконцентрировался на моей персоне и в разговорах с другими людьми в основном расспрашивал обо мне. -- Может быть, -- предположила я, не совсем понимая, к чему клонит муж, -- он каким-то образом узнал о сделке моего деда Олафа с Женесом? Ну и решил, что я дьявольское отродье, от которого следует держаться подальше. Почувствовав горечь в моих словах, Владислав сочувственно посмотрел на меня. Он знал, как мне больно осознавать, что еще до своего рождения я была предназначена Нижнему миру, и сложись обстоятельства иначе, сейчас мое имя произносили бы с ужасом и омерзением, подобно именам Вельзевула, Люцифера, Локи, Кали и других высших магов древности, вставших на путь служения Тьме. Во избежание всяческих недоразумений, Инквизиция строжайше засекретила ту часть моей семейной истории, где речь шла о баловстве чернокнижием моего прапрапрадеда, чьи неосторожные опыты связали наш род с Нижним миром и впоследствии позволили Женесу не только закабалить моего деда Олафа, но и получить власть над душами его внуков. Официальная версия гласила лишь о том, что еще тысячу лет назад Женес де Фарамон поклялся отомстить потомкам Бодуэна де Бреси и с наступлением текущих Ничейных Годов начал осуществлять свои планы вендетты, первой жертвой которой пал герцог Олаф. Мэтр, по этой же официальной версии, чувствуя свою ответственность перед родом Бодуэна, чьей помощью он некогда воспользовался, приставил к юному герцогу Гарену телохранителя -- Ривала де Каэрдена, дабы тот защищал его от происков Женеса. Но спустя несколько лет, когда у герцога родилась девочка с уникальным магическим даром, Мэтр решил не рисковать, оставляя ее на Агрисе, и повелел Ривалу подменить ее мертворожденным младенцем. Дальнейшие события показали, что это был очень мудрый шаг со стороны Великого, так как де Каэрден, даже несмотря на полученное благословение, не смог уберечь от Женеса сыновей герцога. И только позже, когда я повзрослела и набралась опыта, Мэтр позволил мне вернуться на родину, где я вместе с мужем, таким же могущественным магом, как я сама, уничтожила заклятого врага моей семьи, освободила души братьев из адского плена, а заодно спасла весь Агрис от гибели. Такая урезанная и местами сглаженная история устраивала всех, она даже представлялась более правдоподобной и порождала значительно меньше вопросов, нежели то, что случилось на самом деле. Порой я сама отчаянно хотела поверить в нее и забыть о своем былом предназначении, как о кошмарном сне, раз и навсегда избавиться от страха перед мыслью, что оно (то есть предназначение) может оказаться не таким уж былым, а все еще действующим, и в один далеко не прекрасный день заявит о себе в полную силу... Владислав придвинулся ко мне ближе и нежно сжал мои руки в своих. От его прикосновения я почувствовала себя гораздо увереннее, приступ панического страха перед будущим прошел. Я понятия не имела, что готовит мне грядущее, но я твердо знала одно: что бы ни ожидало меня впереди, мне нечего бояться, пока со мной Владислав -- вместе с ним, с его любовью, я одолею любое предназначение! Помолчав немного, муж вновь заговорил: -- Ты не оригинальна в своем предположению. Точно так же подумал и дядюшка Ференц, который, в отличие от меня, обратил внимание на эту странность в поведении святейшего Илария. Еще летом он приказал собрать все сведения о патриархе и отправил на Грань Бетику, где находится патриархия Несторианской Церкви, парочку шпионов. Никаких результатов это расследование не принесло, и лишь сегодня, в свете полученных сведений об Истре, стало ясно, почему патриарх проявил ко мне особенный интерес. Владислав подождал, пока я спрошу "почему". И я спросила: -- Почему? -- Дело в том, что двадцать шесть лет назад, когда родился Володислав... гм, думаю, можно смело сказать -- когда родился я, нынешний патриарх Иларий жил на Истре и был тамошним митрополитом. Я не удержалась от изумленного восклицания: -- Ну и ну! -- А потом, уже сдержаннее, добавила: -- Так что ж это получается, Владик? Он еще летом знал, кто ты и откуда? -- Выходит, что знал. Наверное, я очень похож на кого-то из своей родни -- может, на отца, или на мать, или на деда, -- и это, вкупе с моим возрастом и именем, произвело на патриарха сильное впечатление. Помнится, при нашем первом разговоре он ненавязчиво расспрашивал о моем прошлом, а я, не видя в этом никакой тайны, рассказал ему об удивительных обстоятельствах своего усыновления. Думаю, тогда-то он окончательно убедился, что я и есть тот самый княжич Володислав, которого на Истре считают погибшим. -- А почему он тебе ничего не сказал? Владислав пожал плечами: -- Объяснения могут быть самые разные. Возможно, он просто не захотел вмешиваться в то, что считал не своим делом. Или решил, что раз Мэтр скрыл мое происхождение даже от регента, значит так было нужно. А может, он умолчал о своем открытии из чистой зловредности -- ведь Несторианская Церковь принадлежит к числу тех религиозных конфессий, которые не очень-то жалуют Инквизицию и в своих отношениях с ней соблюдают определенную дистанцию. Основная масса христиан-несториан проживает за пределами Империи и Золотого Круга, где к инквизиторам относятся двояко: с одной стороны их уважают за борьбу с нечистью, а с другой -- недолюбливают за стремление навязать всему миру свои порядки. А впрочем, черт с ним, с патриархом. Жаль, конечно, что он не сообщил мне о своих догадках, тогда бы я на полгода меньше мучился -- но тут уж ничего поделаешь. Самое главное, что я наконец-то нашел родственников, и среди них -- представь себе, Инночка! -- есть сестры. Аж три сестры! Я ответила ему понимающей улыбкой. Будучи единственным ребенком в семье, Владислав с детских лет страстно хотел иметь сестру. Впрочем, от брата он бы тоже не отказался, но по поводу сестры у него был настоящий пунктик. Другим его пунктиком, касавшимся женщин, была мечта жениться на голубоглазой блондинке, и тут ему повезло -- он встретил меня. А вот с поиском сестры -- пусть уже не родной, так хоть названной, -- его преследовали неудачи. Последняя претендентка, Сандра, была всем хороша, но она отколола такой номер, после которого Владислав мог назвать ее кем угодно, только не сестрой. С тех пор он перестал примеривать каждую мою подругу на роль своей сестры -- и вовсе не потому, что история с Сандрой отбила у него всяческую охоту к дальнейшим поискам, а по той простой причине, что узнал о своем усыновлении и у него вновь появился шанс обзавестись настоящей, родной сестрой. Я подозреваю, что именно это, а не желание раскопать свои корни, узнать, какого он роду-племени, было определяющим в его неистовом стремлении выяснить свое происхождение. -- Ну и что теперь? -- спросила я. -- Какие у тебя планы? Владислав задумчиво посмотрел на часы. -- Пока никаких, Инна. Это касается нас обоих, потому мы должны вместе решить, что делать. Но откладывать поездку на Агрис мы не станем -- тебе просто необходимо повидать отца и наладить с ним отношения. -- А как же ты? -- Я потерплю. Ждал целый год, подожду еще немного. А после Агриса мы сразу отправимся на Истру. Тут нам на руку то обстоятельство, что обе Грани расположены чуть ли не в противоположных концах Мирового Кристалла. Симметричная Агрису Грань -- или, по общепринятой терминологии, Контр-Агрис, -- находится в нескольких днях пути от Истры. Если воспользоваться "колодцем", вся дорога с твоей родины на мою займет порядка месяца. Перспектива, конечно, не из приятных, но и ничего особо страшного в этом нет. В конце концов, мы с тобой неплохо переносим путешествие в "колодце". -- Ты не учел того времени, что мы проведем на Агрисе, -- заметила я. -- За пару дней я отношений с герцогом не налажу, на это потребуются недели. А для тебя каждый день задержки будет сущей каторгой -- я же знаю, какой ты нетерпеливый. Владислав нехотя кивнул, признавая мою правоту. -- Дядюшка тоже не в восторге от моей идеи. На сей счет у него есть свои планы, но мне они не нравятся. Думаю, тебе они тоже не понравятся. -- И что же он предлагает? -- Чтобы ты поехала на Агрис, как и было запланировано, в середине января, а я сразу по окончании новогодних праздников отправился на Истру. Таким образом, пока ты будешь гостить у отца и налаживать с ним отношения, я успею разобраться со своими семейными делами, а затем присоединюсь к тебе на Агрисе. Тогда и нашу поездку по Граням не придется откладывать -- дядюшка очень хочет, чтобы она состоялась в намеченные сроки. Владислав был прав -- мне это действительно не понравилось. А если совсем начистоту, то меня даже испугала перспектива такой длительной разлуки. За без малого два года нашей совместной жизни мы еще ни разу не расставались более чем на три дня, и я просто не представляла, как мы сможем прожить друг без друга три месяца. Этот срок казался мне целой вечностью. -- Нет, Владик, так не пойдет. Лучше я поеду с тобой на Истру, а потом мы вместе отправимся на Агрис. -- Дядюшка предлагал и такой вариант. Но в этом случае ты сможешь встретиться с отцом самое раннее в середине апреля. А скорее всего, только в мае. -- Ничего, потерплю. Так будет даже лучше -- ведь на Агрисе времена года немного сдвинуты относительно стандартного календаря, и в марте-апреле в Лионе еще свирепствуют морозы. А я зиму не люблю и охотно перенесу свою поездку на начало весны. Владислав хмыкнул: -- Если на то пошло, май будет еще хуже. Грязь, дожди, распутица... К тому же твои родичи рассчитывают ехать на Агрис вместе с тобой. Они будут очень огорчены, особенно Гуннар с Матильдой. Я пожала плечами -- мол, что тут поделаешь, -- но сказать ничего не успела, так как в этот момент раздался вежливый стук в дверь. -- Это по наши души, -- сообщил Владислав и вновь посмотрел на часы, которые показывали без четверти двенадцать. Повысив голос, он произнес: -- Да, входите. Едва дверь приоткрылась, в кабинет первым делом прошмыгнул Леопольд, и лишь затем на пороге возник празднично одетый Шако, который исполнял при Владиславе обязанности главного оруженосца. Этой должности добивались многие юноши из самых знатных семей Империи, но муж настоял на том, чтобы ее занял Шако, и в начале лета парень был доставлен с Ланс-Оэли в Вечный Город. Также мы хотели забрать к себе Суальду, но она категорически отказалась покидать Кэр-Магни, заявив нашим посланцам, что Мэтр назначил ее управлять поместьем, и только он может освободить ее от этой должности. Вслед за Шако вошла Грета с красной бархатной подушечкой в руках, на которой лежал тонкий золотой обруч, украшенный множеством драгоценных камней. Этот венец был, конечно, не королевский, а всего лишь княжеский: он полагался мне не только как графине Ланс-Оэли и принцессе Империи, но и по праву рождения -- как княжне Бокерской и правнучке короля Лиона. -- Ваши высочества, -- сказал Шако с легким поклоном. -- Позвольте напомнить вам... -- Короче, -- перебил его бесцеремонный кот, -- хватит вам тут балагурить. Владислав, живо ступай переодеваться, а тебе, Инна, нужно поправить прическу и надеть на свою очаровательную головку корону. -- Он проворно взобрался на мой письменный стол. -- За этим я лично прослежу. Муж натянуто улыбнулся и встал со стула. „Ну, ладно, дорогая," -- мысленно сказал он. -- „Я пошел. А наш разговор продолжим позже." „Хорошо," -- ответила я и, уже когда он выходил из кабинета, послала ему вдогонку поцелуй -- мысленный разумеется. Глава 6 МАРК И БЕАТРИСА. СИЛА ЛЬВА -- Проснись, Марк, проснись, милый. Мне так одиноко без тебя... Ну, пожалуйста, братик! Я же знаю -- ты можешь... Марк постепенно выбирался из мрака забвения. Его разум все еще блуждал в потемках, но он уже начал осознавать себя человеком, мыслящим существом. Медленно, шаг за шагом он стал собирать из разрозненных фрагментов воспоминаний цельную картину своего прошлого, пока наконец не добрался до последнего эпизода на трактовом пути. Пережитый тогда ужас вновь охватил Марка; в панике он хотел было вернуться обратно в спасительное небытие, но его остановил мысленный призыв Беатрисы: -- Не уходи, Марк. Не оставляй меня одну. Ты мне очень нужен. -- Беа? -- Прикосновение мыслей сестры согрело Марка, уняло его страх, вернуло ему способность здраво рассуждать. -- Беа, родная, ты жива? -- Да, братик. Я здесь, я с тобой. -- А я... я жив? Разве я не умер? -- Нет, Марк, ты не умер. Ты долго болел, но наконец выздоровел. Некоторое время он обдумывал эту информацию. -- Если я жив, то почему не могу шевельнуться? Почему я ничего не вижу? -- Ах, извини! Сейчас все будет в порядке. В следующую секунду Марк почувствовал свое тело и смог открыть глаза. Он обнаружил, что лежит в густой траве под сенью разлогого дерева, чья густая крона прикрывает его от палящих лучей полуденного солнца. С трудом поднявшись, Марк принял сидячее положение и огляделся вокруг. Он находился в незнакомой лесистой местности, невдалеке от хмурой громады полуразрушенного замка, возвышавшегося над окрестностями, подобно сказочному великану. Рядом с собой Марк обнаружил лук и дюжину стрел, длинный кинжал в ножнах, вместительную флягу и открытую кожаную сумку, в которой лежали какие-то бумажные свертки -- очевидно с едой. Беатрисы нигде видно не было, но он явственно чувствовал ее мысленное присутствие. -- Где ты, сестричка? Что это за замок? Как я сюда попал?.. И где Бекки? -- Слишком много вопросов, Марк, -- сдержанно произнесла Беатриса. -- Даже не знаю, с чего начинать. -- Начни с того, что покажись мне. Почему ты прячешься, Беа? Бекки с тобой? -- Нет, она не со мной, -- ответила сестра с невыразимой тоской. -- Ее никогда не будет с нами, Марк. Она... она умерла. У Марка замерло сердце, дыхание перехватило, а по всей груди разлился неприятный холод. -- Нет! -- воскликнул он вслух. -- Нет, это неправда! Ты... ты ошиблась. -- Как бы я хотела ошибиться, братик! Но я сама нашла ее... мертвую. И похоронила... вчера... Она была... Господи, она была так изувечена! Ее истязали... замучили... Марк почувствовал, как по его щекам текут слезы. Не в силах дальше сдерживаться, он рухнул ничком на траву и громко зарыдал. Плакал он долго и горько; плакал и никак не мог остановиться, пока не выплакал все слезы. Известие о смерти младшей сестры, которую он любил почти так же сильно, как старшую, явилось для Марка таким потрясением, что все остальные мучившие его вопросы временно отошли на второй план. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что больше никогда не увидит малышку Бекки, никогда не услышит ее жизнерадостного смеха, не сможет обнять ее и прижать к себе, никогда больше она не посмотрит на него своими ясными, полными любопытства глазами и не спросит: "Марк, а почему..." Беатриса не мешала ему горевать. Она лишь поддерживала брата своим присутствием и терпеливо ждала, когда его боль немного утихнет. Марк чувствовал исходящую от сестры любовь вместе с печальной нежностью, и эта любовь и нежность не позволяли его неокрепшему разуму вновь кануть в пучину небытия, спрятаться от жестокой действительности во мраке беспамятства. Если бы он еще мог обнять Беатрису, зарыться лицом в ее волосах, услышать биение ее сердца... -- Где ты, Беа? -- позвал ее Марк, утирая мокрое от слез лицо. -- Приди ко мне. -- Он хотел было оглядеть окрестности с помощью магического зрения, в надежде увидеть ауру прячущейся поблизости сестры, но вдруг натолкнулся на непреодолимое препятствие: его магия не действовала! -- Что со мной, сестричка? -- Твои способности заблокированы, -- объяснила Беатриса. -- Похитители не только парализовали нас, но и наложили какие-то специальные чары. Когда я очнулась в подземелье, то не могла привести в действие ни единого заклинания... -- Так ты в подземелье?! -- воскликнул Марк. На секунду он решил, что наконец-то понял причину отсутствия сестры -- она просто не могла выбраться на свободу. -- Нет, Марк. Я уже не в подземелье. Я здесь, с тобой. -- Где же? -- Он снова огляделся по сторонам и вдруг замер, пораженный внезапной догадкой. -- Но... Если мои способности заблокированы, как я могу слышать твои мысли? -- Его тотчас зазнобило от ужаса. -- Ты мне только кажешься, Беа? На самом деле тебя нет? Я сошел с ума? -- Успокойся, братик, ты не сошел с ума. Я действительно есть, я разговариваю с тобой. Просто теперь для этого нам не нужны никакие магические способности. -- Почему? Беатриса мысленно вздохнула. -- Потому что мы живем в одном теле. -- Как это? -- растерянно спросил Марк. -- Именно так, как я сказала. Мой разум, моя душа переселились к тебе. Вот, смотри. Тут Марк обнаружил, что его правая рука поднимается. Он не собирался ею двигать -- и тем не менее она поднималась. Мало того -- он перестал чувствовать ее!.. Не на шутку испугавшись, Марк попытался восстановить контроль над вышедшей из повиновения рукой, и ему это без труда удалось. Теперь рука снова подчинялась его воле. -- Убедился? -- спросила Беатриса. -- Если хочешь, могу показать, как я полностью контролирую твое тело. Только расслабься, пожалуйста. И не пугайся. Вконец ошарашенный Марк без возражений исполнил просьбу сестры и расслабился. Он почувствовал, как у него отняло ноги, затем руки, вскоре он перестал чувствовать все свое тело и, наконец, лишился слуха, зрения, обоняния. Он вновь оказался в кромешной тьме, однако на сей раз не испугался, так как был готов к потере всех ощущений. Ему, конечно, стало немного жутковато, но рядом с ним была сестра, он прикасался к ее мыслям, воспринимал ее эмоции и благодаря этому не чувствовал себя полностью отрезанным от мира. -- Теперь придвинься ближе, -- сказала Беатриса. -- Соединись со мной -- точно так же, как мы делали это раньше. Смотри через меня, слушай через меня, чувствуй тело через меня. Марк последовал совету сестры и осторожно проник в ее разум. Он делал это не впервые -- в последнее время они с Беатрисой часто устанавливали между собой такой тесный контакт. Марку безумно нравились эти моменты единения с сестрой. Во всех предыдущих случаях ему приходилось преодолевать значительное сопротивление, чтобы объединиться с разумом Беатрисы, зато сейчас это удалось ему без каких-либо усилий. Спустя лишь несколько секунд к нему вернулись зрение, слух и обоняние, он вновь почувствовал свое тело -- но теперь воспринимал его через сестру. Ощущения были весьма непривычные, но не неприятные: он был так близок с Беатрисой, что воспринимал ее не как другого человека, а как неотъемлемую часть себя, поэтому не испытывал ни малейшего дискомфорта от того, что сейчас она находится в его теле. Беатриса поднялась на ноги и немного прошлась, показывая Марку, что полностью владеет телом. Затем вернулась на прежнее место, села и уступила контроль брату. К этому времени Марк успел немного собраться с мыслями. И мысли эти были очень тревожными. Множество вопросов, которые ненадолго отступили под натиском горя, вновь навалились на него всем скопом и наперебой требовали ответов. Теперь этих вопросов стало еще больше, а перспектива услышать ответы на них повергала Марка в панику. Ему опять захотелось расплакаться -- и от тоски за умершей Ребеккой, и от страха узнать нечто ужасное о Беатрисе. А в том, что и со старшей из его сестер случилось что-то плохое, он уже не сомневался... -- Успокойся, братик, -- ласково произнесла Беатриса, мигом почувствовав его страх. -- Ведь я здесь, я с тобой. Я жива. Вспомни, чему нас учили на уроках философии: "Я мыслю, следовательно, существую". А я мыслю, это бесспорно. -- Что с тобой случилось, Беа? -- набравшись наконец смелости, спросил Марк. -- Я... у меня... -- Сестра явно растерялась. -- Ах, Марк, я даже не знаю с чего начать! Ты что-нибудь помнишь после того, как нас схватили на тракте? -- Нет, -- ответил Марк. Он решил пока не рассказывать о том, что не был сразу парализован, а еще какое-то время сопротивлялся и в конце концов предпринял неудачную попытку самоубийства. -- А ты когда очнулась? -- Довольно давно. Может, неделю назад, а может, больше. Я точно не знаю. До позавчерашнего дня меня держали в подземелье, в маленькой камере с крохотным окошком под самым потолком, и тогда я совсем потеряла чувство времени. Я постоянно была какая-то сонная -- наверное, в еду мне подмешивали специальное зелье, чтобы держать меня в таком состоянии. Теперь я думаю, что если бы не эта сонливость, я бы точно покончила с собой. Марк вспомнил, что и сам пытался убить Беатрису руками МакГрегора, но потерпел неудачу. А потом... -- Беа! -- взволнованно произнес он. -- Они с тобой ничего не делали?.. Ну, ты понимаешь, о чем я. -- Да, понимаю. Я тоже боялась этого. Когда я очнулась, то первым делом подумала об этом. Я осмотрела себя, но вроде все было в порядке. А потом я каждый раз просто сходила с ума от страха, когда слышала за дверью шаги. Но они не трогали меня -- теперь я знаю, почему... -- Под давлением эмоций сестры из груди Марка вырвался всхлип. -- Это случилось позавчера. Меня отвели еще глубже в подземелье, в огромный мрачный зал с жертвенником, положили в центре начерченной на полу пентаграммы и навели какие-то чары, от которых я полностью потеряла способность двигаться и говорить. Потом старший из них, который представился нам на тракте МакГрегором, долго творил надо мной всякие заклинания, он читал их вслух, подвывая, и я медленно погружалась в сон. А тем временем его помощник -- тот чернокожий "мастер" -- приносил в жертву маленького ребеночка... Это было так ужасно, Марк! Я думала, что сойду с ума. Я бы точно сошла с ума, если бы вскоре не заснула. Марк зябко поежился. -- Беа, милая! Тебя они тоже принесли в жертву? -- Нет, не совсем. Меня... В общем, пока я спала, мне виделся странный сон. Я словно плыла среди золотого сияния, меня переполняли покой и умиротворение. Тогда я подумала, что умерла, но ни капельки не испугалась, а скорее обрадовалась -- ведь я слышала, что души принесенных в жертву попадают в Нижний мир, а это сияющее пространство совсем не походило на Преисподнюю. Затем передо мной возникли три человека... три призрачные фигуры -- мужчины лет под пятьдесят и двух мальчиков, один из которых был нашего возраста, а другой года на два или три старше. Все трое улыбались мне, их улыбки были грустными и добрыми. Мужчина сказал, что я пришла слишком рано, и велел мне возвращаться обратно. Я хотела спросить, куда я пришла слишком рано и куда мне возвращаться обратно, но не смогла вымолвить ни слова. Сияние вокруг меня начало тускнеть, я вновь стала засыпать... или просыпаться, и последнее, что я услышала, были слова старшего из мальчиков: он просил меня довериться силе льва. -- Какого льва? -- Понятия не имею. Он сказал: "Доверься силе льва, Беатриса". Может, он говорил не о животном, а о человеке по имени Лев... Не знаю, что и думать, Марк. -- Гм... Ну, ладно. Что было дальше? -- А потом я очнулась в твоем теле. Правда, я не сразу поняла, что это твое тело. Я лежала в постели в темной комнате, шторы на обоих окнах были задвинуты, сквозь них слабо пробивался дневной свет. Вдруг за дверью послышался шум, а затем -- голоса. Говорили двое -- мужчина и девочка. Голос девочки был властным, а мужчины -- угодливым, заискивающим. Они беседовали на каком-то незнакомом языке, и я ничего из их разговора не поняла -- однако мне показалось, что пару раз они произносили мое и Бекки имена. Затем голоса смолкли, а спустя некоторое время послышался плеск воды. Осмелев, я тихо выбралась из постели, подкралась к двери и заглянула в щель. Я увидела... Ах, Марк, представь: там я увидела себя! Та вторая "я" сидела в большой лохани с водой, а рядом на полу валялась моя грязная одежда. Я не закричала только потому, что меня парализовало от ужаса. Все то время, пока она мылась, а потом наряжалась в чистую одежду из моего сундука, я неподвижно стояла на коленях, словно приклеенная к двери. Лишь когда она вышла из комнаты, я немного очухалась и вот тут-то обнаружила, что нахожусь не в своем теле... Марк в полной растерянности тряхнул головой. -- Что ж это значит, Беа? Кто-то захватил твое тело? Но как? -- Не знаю, Марк. Ничего не знаю. Я и сейчас мало что понимаю, а тогда и вовсе перестала соображать. Может, это и спасло мне... нам обоим жизнь. Если бы я начала что-то мудрить, попыталась бы бежать, меня наверняка поймали бы. А так я просто залезла под кровать и лежала там, дрожа от страха. Где-то через полчаса похитительница моего тела вернулась и на этот раз вошла в спальню -- я видела лишь ее ноги ниже колен, в тех красных сапожках, которые подарил мне перед отъездом папа. Она прошлась по комнате, но под кровать не заглянула и меня не заметила. Потом она вернулась в соседнюю комнату, долго там что-то делала -- как я понимаю, собирала вещи, -- и наконец ушла. Тогда я... -- Погоди, Беа, -- перебил сестру Марк, уловив в ее рассказе очевидную несуразность. -- Ты говоришь, она вошла, увидела пустую постель и спокойно себе вышла? Почему она не подняла тревогу, не бросилась искать меня? -- Наверное, она не знала, что ты должен был находиться в спальне. Думаю, ей ничего о тебе не сказали. Только так можно объяснить, почему она не стала тебя искать. -- Неужели она не заметила, что недавно в комнате кто-то был? -- Полагаю, заметила. Но, видимо, решила, что в постели спал МакГрегор или один из его помощников. К счастью, сундук с твоими вещами стоял в дальнем углу, и она его не заметила. Или просто не придала ему значения. В общем, под кровать она не заглянула и ушла, не закрыв дверь на замок. Я еще немного подождала, затем выбралась из-под кровати и решила бежать. Выбираясь из замка, я никого по пути не встретила... Из живых, имею в виду, -- в обеденном зале я увидела МакГрегора, который лежал на полу в луже крови. -- Его убили? Но кто? -- Вне всяких сомнений, похитительница. И не только его -- она убила всех разбойников. Позже я нашла их мертвые тела в подземелье. Но то было позже, а тогда я ничего не искала, ни о чем не думала. Я хотела только одного -- поскорее бежать оттуда. Слава богу, мне хватило ума задержаться возле выхода и сначала осмотреть двор. Как раз в это самое время похитительница вывела из конюшни двух лошадей и поехала прочь от замка. Потом она исчезла -- очевидно, выехала на Трактовую Равнину. И тогда я побежала. Только добравшись до леса, я заметила, что на мне... на тебе... короче, на нас с тобой ничего, кроме белья, нет. Но возвращаться я не рискнула -- я же не знала, что в замке все мертвы. Полдня, целую ночь и все вчерашнее утро я провела в лесу, продрогла до костей, проголодалась... Тем более что я с самого начала была голодна -- пока ты лежал без сознания, тебя, конечно, кормили, иначе бы ты умер от голода, но позавчера разбойники были заняты мной и о тебе, наверное, позабыли. А вчера к полудню мне стало совсем невмоготу, и я решилась вернуться в замок. К тому времени я уже начала подозревать, что остальные разбойники разделили судьбу своего главаря: ведь твоего отсутствия так и не хватились, никто тебя не искал, и вообще в окрестностях замка не наблюдалось никакого движения. Так что я украдкой пробралась в башню, отыскала твою одежду -- она была там же в спальне, -- прихватила с собой кое-какую еду и быстро побежала обратно в лес. Вечером я осмелела настолько, что уже тщательно обследовала весь замок. Лошади в конюшне просто сходили с ума, и я выпустила их на волю. Вон видишь, две из них пасутся возле замка. А потом я нашла Бекки... нашу бедную сестренку... Я похоронила ее вместе с ребеночком, которого принесли в жертву, когда отнимали у меня тело. Боже, он был такой... Ой, нет, Марк, я не могу рассказывать. Мне больно об этом вспоминать. -- И не надо, Беа, -- произнес Марк, с трудом проглотив подступивший к горлу комок. Слушая о злоключениях Беатрисы, он на минуту позабыл о Ребекке. А теперь вспомнил о ней, и его с новой силой охватила тоска... -- Значит, в замке нет никого из живых? -- Никого. Но я все равно боялась там оставаться. Сегодня я тоже ночевала здесь. Я заснула только под утро, мне было страшно спать в темном лесу... Но еще страшнее в замке. Мне везде страшно, Марк! Я боюсь, что похитительница моего тела вернется. Или появится кто-то другой. А я... мы совершенно беспомощны. Марк задумался. Он лишь недавно очнулся и еще туго соображал, но и без глубоких размышлений было ясно, что они с Беатрисой попали в жуткую историю. Быть может, в самом скором времени они горько пожалеют, что не разделили судьбу несчастной Ребекки... -- Знаешь, Беа, -- наконец отозвался Марк, -- я никогда не слышал, чтобы один человек вселялся в тело другого. -- Я тоже, -- сказала сестра. -- Однако сейчас я нахожусь в твоем теле. Это факт, с которым не поспоришь. А мое тело... Марк, это ужасно! Его захватило какое-то исчадье ада. -- Ну, почему сразу исчадье ада, -- не очень уверенно возразил он. -- Если ты смогла вселиться в мое тело, то, может, ка