в, что в ней не нуждается, а сам вызвался сопровождать нас на Истру. Обращаясь к нам с этой просьбой, Гуннар без всякого лукавства объяснил, ему до чертиков надоели королевские обязанности, которые он исполнял уже семнадцать лет -- с тех самых пор, как четырнадцатилетним подростком унаследовал корону от своего деда. Причем унаследовал он одну только корону, практически без властных полномочий: незадолго до своей смерти дед, начитавшись либеральных книг о Земле, учредил в Лионе конституционную монархию, передал всю законодательную власть выборному парламенту, Народной Ассамблее, исполнительную -- назначаемому парламентом Совету Министров, а судебную -- Сенату, оставив за монархом лишь командование войском да еще роль символа нации. Гуннар, человек сугубо мирный, не получал большого удовольствия от занятий армейскими делами, а будучи довольно скромным и даже застенчивым, он тяготился теми помпезными церемониями, которыми сопровождалось его явление подданным в качестве символа нации. Заветной мечтой Гуннара было совершить длительное путешествие, побывать в дальних странах, повидать мир, но королевский долг удерживал его на Агрисе, и лишь считанные разы он покидал родную Грань, чтобы посетить с официальным визитом соседей. Так что мое приглашение приехать на Рождество в Вечный Город стало для него настоящим подарком судьбы. Совет Министров не посмел возражать против этой поездки, которая могла бы принести заметные выгоды государству, отпустил короля в "дипломатическое турне", как было сформулировано в специальном постановлении по такому случаю, и на период его отсутствия учредил временное регентство. А Гуннар, вкусив воздуха свободы, решил продлить свой монарший отпуск и попросил нас о содействии. Нам с Владиславом нравилось его общество, поэтому мы охотно ему помогли. Также мы были не против взять с собой королеву Матильду, но оказалось, что она беременна, и хотя ребенок должен был родиться лишь в августе, ей все же не стоило подвергать слишком большим нагрузкам. Гуннар хотел было отменить все свои планы, однако жена, зная, как он жаждет этого путешествия, убедила его ехать с нами -- ведь мы собирались прибыть на Агрис не позже начала мая, еще задолго до родов. (Кстати, о птичках. У нас с Владиславом до сих пор ничего не получилось. Приняв в ту памятную ночь решение, я упорно воздерживалась от противозачаточных чар, даром что сейчас, когда мы находились в пути, время действительно было неподходящее, -- но беременность, как назло, обходила меня стороной. Раньше я панически боялась случайного "залета", а теперь, желая этого, хоть и немного боясь, я, к своему огорчению, убедилась, что завести ребенка не так-то легко. С недавних пор меня начал преследовать страх перед бесплодием. В одной из медицинских книг я нашла рецепт чар, которые, будучи примененными в надлежащее время, дают почти стопроцентную гарантию зачатия. Однако использовать их я не решалась -- не потому, что они могли мне повредить, а из страха потерпеть неудачу...) Присоединившись к компании трех девушек и четырех молодых людей, я не стала вмешиваться в их разговор, а лишь молча слушала, как Грета кокетничает с Шако, Сара -- со Штепаном, а Сесиль -- со всеми подряд, явно стремясь привлечь к себе внимание моего мужа. Но все ее усилия пропадали втуне: когда Владислав начинал говорить о компьютерах, весь окружающий мир переставал для него существовать. Даже если бы сейчас Сесиль разделась и принялась танцевать голышом сарабанду, он вряд ли сумел бы по достоинству оценить ее усердие. Через несколько минут я тронула Гуннара за локоть и кивком предложила отойти в сторону. Он согласно кивнул в ответ, галантно взял меня под руку, и мы вместе покинули веселую компанию. Не отличавшаяся сообразительностью Сесиль собиралась последовать за нами, но я взглядом велела ей оставаться на месте. Мы присели на раскладные табуреты, которые мигом установили для нас предупредительные княжеские слуги. Гуннар с моего разрешения закурил и вопросительно посмотрел на меня. -- Да, кузина? О чем ты хотела поговорить? На самом деле я приходилась ему племянницей, поскольку моя мать, Алиабела Маргарет д'Ивейн, была его родной сестрой. Но разница в нашем возрасте составляла всего десять лет, мы принадлежали к одному поколению, поэтому предпочитали называть друг друга кузеном и кузиной -- не совсем точно, зато просто и удобно. -- В последние дни ты чем-то обеспокоен, -- сказала я. -- Очень сильно обеспокоен, хоть и пытаешься это скрыть. Ты, конечно, извини, если я лезу не в свое дело -- но, может, ты хочешь поделиться со мной своими проблемами? Гуннар медленно, словно в нерешительности, покачал головой: -- Я бы не назвал это проблемами. Скорее это... ну, вроде как предчувствие. Предчувствие проблем. -- А именно? Гуннар ответил не сразу, а сначала подозвал слугу, ведавшего прохладительными напитками, и взял у него чашку кваса. Отпив глоток, он спросил: -- Ты веришь в сны, Инга? В некотором недоумении я пожала плечами: -- Трудно сказать. И да, и нет. Я не принадлежу к людям, которые каждое утро анализируют все, что им приснилось, отыскивая пророчества и знамения; но вместе с тем я вполне допускаю существование провидческих снов. -- А как насчет видения во сне реальности? Могут ли человеку сниться события, которые действительно где-то происходят или происходили в недавнем прошлом? -- Думаю, да. И даже не "думаю", а уверена в этом. -- Я хотела добавить, что по поводу вторжения реальности в сон у меня есть небольшой опыт, но вовремя вспомнила, что Гуннар ничего не знает о нашем видении в "колодце", и знать ничего не должен. -- Другой вопрос, как определить, что твои сны отражают реальные события, а не страхи, угнездившиеся в подсознании. -- В том-то и дело, -- со вздохом произнес Гуннар. Он немного помолчал, задумчиво глядя вдаль. -- Но мои сны такие убедительные, такие правдоподобные... Кстати, что ты знаешь о шкуре нашего предка, короля Ивэйна? -- О шкуре? -- В моем воображении сразу возникла весьма неприглядная картина. -- А что случилось с его шкурой? Гуннар натянуто улыбнулся и объяснил: -- Речь идет не о шкуре самого короля, а о принадлежавшей ему львиной шкуре, нашей фамильной реликвии, которая в прошлом году была похищена Женесом -- это случилось как раз накануне вашего с Владиславом прибытия на Агрис. Ты ничего об этом не слышала? -- Нет, ничего, -- ответила я. -- Но о короле Ивэйне я читала в трехтомной "Истории Агриса", которую нашла в Имперской библиотеке. Я знаю, что он жил в восьмом веке, был первым королем Лиона и основателем нашей династии, а современники называли его Ивэйном-львом... Ага! Так это прозвище возникло не из-за его храбрости, а из-за львиной шкуры? -- В общем, да. Хотя наши семейные хроники гласят, что Ивэйн был храбр, как лев, и столь же свиреп. Но львом его прозвали, безусловно, потому, что он ни днем ни ночью не расставался со своей шкурой. А когда на склоне лет он объединил под своей властью шесть соседних графств, как-то само собой возникло название для нового государства -- королевство Лион. До недавнего времени львиная шкура Ивэйна хранилась вместе с другими королевскими регалиями в кафедральном соборе Руана, где по традиции происходит коронация всех королей Лиона. -- Гуннар сделал короткую, но выразительную паузу и значительно посмотрел на меня, как бы призывая к дополнительному вниманию. -- Однако ценность этой шкуры заключается не только в том, что от нее пошло название королевства. Она является мощным магическим инструментом, который позволяет слабым магам, вроде меня, усилить свои способности и даже реализовать те, которые имеют рецессивный характер и при обычных условиях недоступны. -- Звучит многообещающе, -- сказала я, когда Гуннар умолк в ожидании моей реакции. -- Но, как я понимаю, в этой бочке меда не обошлось без ложки дегтя. -- К сожалению, это так. Вся беда в том, что шкура, давая человеку могущество, одновременно обретает над ним огромную власть. Достаточно лишь единожды испробовать ее в действии, чтобы до конца дней своих оказаться в полной от нее зависимости. Король Ивэйн не расставался с ней отнюдь не от хорошей жизни -- он просто не мог без нее обойтись. В своем завещании он предупреждал, что хотя шкура не губит душу человека и не вредит его здоровью, использовать ее следует лишь в самом крайнем случае, когда над государством нависнет смертельная угроза. Львиная шкура Ивэйна стала символом нашего рода, и за прошедшие тысячу с лишним лет только один король Лиона, Гавэйн Третий, который жил девять веков назад, рискнул надеть ее на себя. Добром это не кончилось, и трагическая судьба короля Гавэйна послужила предостережением для всех его потомков. -- Ну, в таком случае, -- осторожно произнесла я, -- может, оно и к лучшему, что Женес похитил шкуру. Теперь ни у тебя, ни у твоих детей и внуков не возникнет соблазна воспользоваться ею. Гуннар энергично взъерошил свои коротко остриженные соломенные волосы. -- Наверное, ты права. Ведь я, в сущности, поддался соблазну -- меня спасло лишь то, что шкура так и не попала ко мне. Прошлой осенью я приказал перевезти ее из Руана в Альбину, обосновывая свое решение тем, что ситуация на Агрисе день ото дня становится все более напряженной и руанский собор уже перестал быть надежным местом для хранения такого ценного артефакта. На самом же деле я хотел заполучить ее в свои руки -- и отнюдь не для того, чтобы просто любоваться ею. Однако гвардейский отряд, которому было поручено доставить шкуру в столицу, подвергся нападению банды Женеса. Все гвардейцы, за исключением одного человека, были убиты, а тот, что чудом уцелел, повредился в уме, наблюдая из своего укрытия, как разбойники расчленяли тела его товарищей... -- Погоди! -- перебила я. -- Ты, часом, говоришь не о том нападении, что случилось недалеко от Шато-Бокер в вечер перед нашим прибытием на Агрис? -- Да, о нем, -- подтвердил Гуннар. -- Кстати, именно поэтому Женес не напал на вас сразу. Плененные во время штурма замка разбойники на допросе показали, что ночью и в первой половине дня его на было на Агрисе. После нападения на отряд он взял львиную шкуру, которую везли гвардейцы, и куда-то ушел, а вернулся лишь к следующему вечеру и тотчас организовал атаку на Шато-Бокер. По свидетельству разбойников, в нескольких часах пути от Агриса, на одной из необитаемых Граней, Женес устроил свое логово, нечто вроде главной базы, где хранил самые ценные свои трофеи. Туда он, судя по всему, и отнес шкуру Ивэйна. Среди пленных нашлось несколько человек, которые пару раз сопровождали Женеса до его логова, но никто из них не был магом и не мог указать нам дорогу. -- Это логово так и не нашли? -- Увы, нет. Вот если бы я хоть раз надевал шкуру, тогда другое дело -- я смог бы почуять ее и при помощи более сильного мага найти к ней путь. -- Так ты жалеешь об этом? -- пристально посмотрев на него, спросила я. Гуннар в смущении опустил глаза: -- Даже не знаю, Инга. Ведь как-никак это сила. Могущество. Возможность путешествовать по Граням... Тебе трудно понять меня -- все то, о чем я только мечтаю, ты имеешь с самого рождения. Что я могла сказать? Разве что посочувствовать ему. Гуннар принадлежал к числу тех слабеньких чародеев, которых инквизиторы относили к так называемой "группе риска". Свыше девяноста процентов всех черных магов были выходцами из этой среды -- в отличие от обычных ведунов, они обладали достаточно развитыми способностями, чтобы справиться с инфернальными силами. И в награду за верную службу Нижний мир давал им то, на что поскупилась природа, -- в частности, доступ на Трактовую Равнину. А если к этому прибавить долгую жизнь, практически полное отсутствие болезней, быструю заживляемость ран, то становится понятным, почему так много людей соглашаются служить стихии, которая ставит своей целью уничтожение мира земного. -- А как эта история соотносится с твоими снами? -- спустя минуту спросила я. Гуннар закурил вторую сигарету подряд и, сделав затяжку, ответил: -- Самым непосредственным образом. Мне снится шкура. -- Та самая? -- Да, львиная шкура короля Ивэйна. Я узнал ее по особым золотым застежкам на передних лапах. Впервые она мне приснилась еще в Вечном Городе, за несколько дней до нашего отъезда. Я видел юношу... нет, даже не юношу, а мальчишку лет тринадцати-четырнадцати, стоявшего посреди какой-то комнаты -- то ли кабинета, то ли алхимической лаборатории. На нем была шкура Ивэйна, в руках он держал тяжелый серебряный меч и смотрел на дверь, в которую с другой стороны кто-то ломился. Наконец он вышиб дверь... -- Тот, кто ломился? -- на всякий случай уточнила я. -- Нет, парень. Он вышиб ее не ногами и не руками, а магией... Впрочем, я не совсем уверен, что это он вышиб дверь, но факт, что она сорвалась с петель и отлетела в противоположную от него сторону, припечатав к стене двух... -- Гуннар замялся. -- Даже не знаю, как их назвать. Людьми -- язык не поворачивается. Скорее, это были нелюди. Они обладали человеческими телами, но явно не были живыми людьми. Скорее, они смахивали на ходячих мертвецов. -- Может, зомби? -- предположила я. -- Возможно. Правда, я никогда не встречался с зомби наяву, бог миловал... В общем, за дверью находилось четверо нелюдей. Двух из них сшибло дверью, а двое, что стояли под стеной, сразу ворвались в комнату. Парень без труда расправился с ними: одного поразил огнем, другого -- мечом. Потом он погасил начинавший было разгораться пожар, вышел из комнаты и по спиральной каменной лестнице спустился во двор замка, где... -- Так он был в замке? -- Да -- в старом полуразрушенном замке. -- Понятно. И что было дальше? -- При выходе из башни парень столкнулся с еще одним... существом, которое передвигалось так неуклюже, словно все кости у него были сломаны. Он убил и его. Потом обошел башню и прикончил шестого -- как оказалось, последнего противника. Тут нервы мальчишки не выдержали, он упал на землю и, по-моему, заплакал. -- Кстати, ты можешь показать его "картинку"? -- Попробую. Хотя Гуннар был слабеньким магом, мысленное изображение получилось у него на удивление четким и детальным -- он, безусловно, обладал незаурядными художественными способностями, которые с лихвой компенсировали недостаток магических. С "картинки" на меня сосредоточенно смотрел поразительно красивый, как девочка, мальчик лет четырнадцати, темноволосый, сероглазый, выше среднего роста, довольно крепкого, но не атлетического, телосложения. В правой руке он сжимал рукоять длинного, не меньше метра, меча, с трудом удерживая его на весу. Одет он был в светло-коричневый дорожный костюм, поверх которого была наброшена пятнистая львиная шкура. Передние лапы крест-накрест охватывали его грудь и крепились к поясу при помощи золотых цепочек с застежками. За плечами паренька виднелась пышная рыжая грива. Он стоял на фоне обвалившейся крепостной стены, за которой протекала небольшая речка, а дальше виднелся лес. Постаравшись запомнить "картинку" во всех деталях, я попросила Гуннара продолжать. -- Так вот, -- вновь заговорил он. -- Полежав пару минут на траве, парень поднялся и пошел обратно к башне. Но во дворе он вдруг остановился, постоял немного, оглядываясь по сторонам, затем развернулся и зашагал к воротам. Возле подъемного моста он бросил свой меч на землю и быстро побежал вперед. А шагов через тридцать окружающий мир внезапно изменился -- из весеннего леса он попал в заснеженную степь. -- Перешел на другую Грань? -- Да. Насколько я понимаю, он пересек Ребро в месте Вуали. Похоже, для него это явилось неожиданностью. Некоторое время парень постоял, кутаясь в шкуру, и у меня создалось впечатление, будто он спорит сам с собой. В конце концов он вернулся обратно, поманил к себе пасшуюся неподалеку лошадь и вместе с ней направился к замку. Вот тут-то на сцене появилось еще одно действующее лицо -- человек в серой монашеской сутане. -- Гуннар ненадолго задумался. -- Хотя я не уверен, что он появился именно в этот момент. Возможно, он был там и раньше, просто я его не замечал. -- И что же он делал? -- Прятался среди развалин и украдкой наблюдал за парнем. А когда тот вошел во двор, монах двинулся было ему навстречу, но затем, видимо, передумал и остался в своем укрытии. Как мне кажется, он сообразил, что в таком взвинченном состоянии мальчишка сначала прикончит его для подстраховки, а лишь потом начнет разбираться, кто он и с чем пожаловал. Хотя не исключено, что позже монах все-таки открылся -- этого я не знаю, потому что вскоре проснулся. -- Покажи мне того монаха? -- попросила я, испытывая какое-то странное предчувствие. И оно не обмануло меня -- на переданной Гуннаром "картинке" я увидела того самого лжемонаха, который больше года назад пытался натравить на нас с Владиславом загорян. Очевидно, для создания обоих Эмиссаров была использована одна и та же телесная матрица, а это значило, что и тот и другой, скорее всего, были направлены одним... нет, не человеком -- существом. -- Вот черт! -- в сердцах проговорила я, и сказано это было не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. -- Можешь не сомневаться, кузен: то, что тебе приснилось, не было лишь плодом твоего воображения. Этот сон отражал объективную реальность -- если не целиком, то частично. -- Так ты знаешь этого монаха? -- Я знаю его хозяина, -- уклончиво ответила я, решив повременить с подробностями. -- Но продолжай. Что было дальше? -- Этот сон произвел на меня сильное впечатление, однако всерьез я к нему не отнесся, а со временем почти позабыл о нем. Сама понимаешь: мало ли что может присниться человеку, тем более что весь прошедший год я часто думал о шкуре, ломал себе голову, как ее отыскать. А накануне прибытия на Истру мне снова приснился тот паренек -- и опять на нем была шкура Ивэйна. Он ехал верхом на лошади через Грани. -- По Трактовой Равнине? -- Нет, просто переходил с Грани на Грань сквозь Ребра. Мне кажется, хотя ручаться за это не могу, что он за кем-то следовал. Или следил. Позавчера ночью этот сон повторился... Нет, не в том смысле, что я увидел его точное повторение. Сон был другой, но очень похожий на предыдущий: мальчишка продолжал свое путешествие, все ехал и ехал, болтал сам с собой на незнакомом мне языке, а к концу моего сна решил сделать привал. Я проснулся, когда он сидел у костра, готовил себе ужин и напевал какую-то песню. -- Гуннар хмыкнул. -- И вот эта песня добила меня окончательно. Я не мог сам сочинить ее -- ни во сне, ни наяву. Я очень слаб в стихосложении, тем более по-латыни. А что касается музыки, то в детстве мне медведь на ухо наступил. Было бы вопиющей несправедливостью, если бы я, бесталанный, сочинил такую замечательную песню. -- Ты помнишь ее? -- К сожалению, нет. Когда я проснулся, слова мигом вылетели из моей головы. Кажется, в ней пелось об учителях и студентах, об академии... -- А ну постой! Случайно, не эта? -- И я тихо напела: Vivat academia! Vivant professores! Vivat memb... Глаза Гуннара сверкнули. -- Да, точно она! -- перебил он меня. -- Ты ее знаешь? -- Ясное дело. Ведь это "Гаудеамус" -- популярный на Основе студенческий гимн. -- Значит, паренек родом с Основы? -- Не обязательно. "Гаудеамус" известен и на Гранях. Его можно услышать в инквизиторских школах и академиях, в других учебных заведениях для магов. Гуннар бросил окурок на землю и раздавил его каблуком. -- Ну, то, что мальчишка маг, ясно и без песни. Притом довольно сильный маг, раз сумел снять со шкуры охранные чары, которые не позволяли воспользоваться ею никому, кроме потомков Ивэйна. -- Он на секунду умолк и тряхнул головой: -- Нет, не получается. Если бы парень был таким умелым магом, то шел бы по Трактовой Равнине, а не сквозь Ребра. Да и вообще, тогда бы ему не понадобилась шкура. Здесь что-то не то. -- Почему же, -- возразила я. -- Все то. Во-первых, чары мог снять Женес. Или кто-то другой, к кому затем попала шкура. А во-вторых, мальчик вполне может быть потомком Ивэйна. Посчитай, сколько поколений сменилось за двенадцать с лишним веков, и прикинь, в жилах скольких людей должна быть хоть капля крови нашего предка. Тем более что род Ивэйнов, насколько я могу судить по своим скудным знаниям из истории Агриса, всегда славился своей плодовитостью. -- Возможно, возможно, -- не стал спорить Гуннар. -- Сейчас я затрудняюсь назвать хотя бы один из известных мне королевских домов Лемосского архипелага, с которым мы не были бы связаны кровным родством. Да и в соседних архипелагах живет немало наших родичей. Поэтому все может быть. Правда, я всегда считал, что шкура признает за "своих" только потомков Ивэйна по мужской линии -- то есть, по научному, носителей его игрек-хромосомы... А впрочем, какая разница! Меня больше занимает другое: что значат мои сны, почему они мне снятся? -- Я думаю, особого подтекста искать в них не стоит, -- сказала я. -- Скорее всего, они значат именно то, что ты видел: какой-то мальчик завладел шкурой Ивэйна, перебил кучу зомби и сейчас куда-то направляется. Остается выяснить лишь самую малость: кто этот мальчик, где он взял шкуру, как оказался в компании восставших мертвецов и, наконец, куда он держит путь. -- Я усмехнулась. -- Ну, а почему тебе снятся эти сны, вопрос посложнее. Одно из возможных объяснений кроется в уже упомянутой тобой игрек-хромосоме. Она хранит в себе наследственную память всех твоих предков по мужской линии, в том числе и короля Ивэйна, который многие годы носил львиную шкуру. Так что связь с ней у тебя есть -- и, может, поэтому ты видишь свои сны. Гуннар в задумчивости потер подбородок. -- Интересная мысль. Но это, скорее, ответ на вопрос "как". А вот "почему" -- в смысле "зачем", "для чего", "с какой целью", -- остается неясным. -- Мне тоже хотелось бы это знать. Одно несомненно: тот мальчик каким-то образом связан с нами. Со всеми нами -- с тобой, со мной, с Владиславом... Да, кстати, о Владиславе. Я думаю, нам следует рассказать ему о твоих снах. -- Не возражаю, -- кивнул Гуннар. Я мысленно позвала мужа, объяснив, что речь идет об очень важном деле. Владислав немедленно извинился перед Джозефом Арно, поднялся с травы и подошел к нам. Но не успел он спросить, что случилось, как в нашу компанию вклинился Баз, который в своем кошачьем облике здорово напоминал миниатюрного барса. -- Посмотрите! -- пискляво произнес он, указывая передней лапой в сторону озера. -- Мой папа совсем рехнулся! По озеру плыл Леопольд. Нас это не удивило -- в отличие от большинства котов, воды он не боялся и плавал, как левиафан. Вместе с тем он полностью разделял нелюбовь своих соплеменников ко всему слишком мокрому, и лишь крайние обстоятельства могли вынудить его добровольно полезть в воду. -- В чем дело? -- спросила я у База. -- Не знаю. Папа сидел-сидел на берегу, смотрел-смотрел на озеро, а потом взял -- р-раз! -- прыгнул и поплыл. Сдурел, короче. Тем временем Леопольд доплыл почти до середины озера, нырнул, через некоторое время вынырнул и быстро погреб обратно к берегу. Присмотревшись внимательнее, я увидела, что во рту он держит какой-то небольшой предмет. Выбравшись на берег, Леопольд энергично отряхнулся от воды и рысцой затрусил к нам. Когда он приблизился, Владислав потрясенно прошептал: -- Боже мой! Неужели... Я вполне разделяла его чувства -- ведь предмет, который Леопольд сжимал в зубах, был хорошо знакомый нам перстень с небольшим желтовато-зеленым камнем, похожим на хризолит. Точно такой перстень я более года назад надела на палец Сандры, оградив ее от воздействия Нижнего мира. Вначале предполагалось, что она будет носить его недолго -- лишь до тех пор, пока мы не доберемся до ближайшего очага цивилизации, где опытный экзорцист полностью освободит ее от инфернальной зависимости, а заодно и от магического дара, который был безнадежно загублен чарами Женеса. Но когда обнаружилось, что Сандра беременна, было решено не подвергать ее экзорцизму до родов, так как эта процедура могла сильно повредить ребенку. Она носила перстень, ни на секунду не снимая его, и в середине сентября исчезла из дворца вместе с ним. А теперь он нашелся -- если не тот самый перстень Бодуэна, то его брат-близнец, -- и не где-нибудь, а на Истре, в озере рядом с родовым замком князей Верховинских, откуда двадцать шесть лет назад Ривал де Каэрден, действуя по прямой указке Мэтра, похитил двухмесячного младенца, который впоследствии стал моим мужем... Снедаемый нетерпением, Владислав торопливо опустился на корточки, буквально силой вырвал изо рта Леопольда перстень и принялся осматривать его. Я подалась вперед и прикоснулась пальцем к гладкому камешку. -- Это он. Безусловно, он. Видишь эту царапину? -- Да, вижу... Ну и ну! -- Я так и думал, что вас это заинтересует, -- обиженно заметил Леопольд, который, видимо, ожидал, что на радостях мы бросимся обнимать его и качать на руках. -- Где ты... -- начал было Владислав, но осекся. Мы собственными глазами видели, что кот достал перстень из озера. -- Как ты его нашел? -- Очень просто. Подошел попить воды и увидел на дне Сандрино колечко. Ну и решил взять его. -- Увидел? -- недоверчиво переспросила я. -- Разве перстень лежал у самого берега? -- Нет, конечно. Почти посередине. А то с какой бы стати я туда плыл. -- Но как же ты мог увидеть его? Ведь это далеко. И глубоко, наверное. -- Да, глубоко, -- подтвердил Леопольд. -- Пять кошачьих длин с хвостами, не меньше. Но мы, коты, зрячий народ. А я особенно зрячий. -- И он самодовольно напыжился. -- Ты такой крутой, папа! -- произнес Баз, то ли восхищенно, то ли иронично, я так и не поняла. Леопольд грозно зашипел на сына, и тот, поджав хвост, убежал под защиту своего хозяина, Шако. -- Послушай, котик, -- осторожно начал Владислав. -- Там, на дне, ты больше ничего не видел? Я имею в виду, ничего особенного? -- Если ты спрашиваешь, видел ли я там Сандру, то не переживай -- ее там нет, -- ответил Леопольд. -- Там было только ее колечко. Владислав облегченно вздохнул и вытер со лба крупные капли холодного пота, которые выступили у него при мысли, что на дне озере мог лежать не только перстень, но и сама Сандра -- причем с его ребенком. Он в растерянности посмотрел на меня и мысленно спросил: „Ты что-нибудь понимаешь, Инна?" „Не больше твоего," -- ответила я. -- „Однако не думаю, что с Сандрой случилось что-то плохое. Скорее всего, после родов над ней провели экзорцизм, и она перестала нуждаться в перстне. А так как с ним у нее были связаны неприятные воспоминания, то она попросту выбросила его в озеро." „Здесь? На Истре? Возле замка, где я родился?" „Выходит, что здесь, на Истре. Это невероятно, но факт -- а с фактами не поспоришь. Сандра была здесь, и не исключено, что здесь же родила ребенка." „Но почему? Зачем?" -- Владислав выглядел вконец ошарашенным. -- „И самое главное: неужели она знала, что здесь моя родина?" „Похоже, знала. Наверняка знала. Иначе пришлось бы предположить, что она попала сюда по чистой случайности. А это не просто невероятно -- это невозможно." Муж сел на траву, достал сигарету и жадно закурил. -- С ума сойти! -- вслух произнес он. -- Что случилось, Инга? -- тихо спросил у меня Гуннар. Этот же вопрос интересовал и заместителя командора Дай Чжэня, лейтенанта Свена Ларссона, который только что подошел к нам, привлеченный странным поведением Владислава. Я вкратце ввела их в курс дела, объяснив, какие выводы следуют из находки Леопольда. Ларссон был крайне изумлен: -- Сандра сняла перстень? Она прошла экзорцизм? -- По всей видимости, да. Лейтенант глубоко задумался. -- А может, и нет, -- наконец сказал он. -- Может, Сандра просто сменила его на другой защитный амулет. К этому времени Владислав немного собрался с мыслями и решительно заявил: -- Надо осмотреть озеро. И вообще -- все вокруг. Вскоре по вызову Ларссона из замка вернулся командор Дай Чжэнь и, выслушав наш рассказ о перстне, тотчас развил кипучую деятельность. Он выбрал из числа своих подчиненных две дюжины самых лучших ныряльщиков и поручил им тщательно обследовать дно озера, остальные принялись пядь за пядью прочесывать окрестности, не пропуская ни единой былинки, ни единой норки в земле. Также командор поднял по тревоге три десятка инквизиторов, которые находились в княжеской резиденции, отсыпаясь после ночного дежурства. Через полчаса они прибыли в долину и присоединились к поискам. Чуть позже из ближайшего пастушьего селения были доставлены двое крестьян, которые в конце ноября, разыскивая двух отбившихся от стада овец, видели вблизи замка огни. Впрочем, толку от них было мало -- ничего конкретного они рассказать не могли, так как в долину не заходили и ничего, кроме огней, не разглядели. Единственная полезная информация, которую нам удалось вытянуть из них, заключалась в том, что произошло это в ночь с 27-го на 28-е ноября. Дату они помнили точно, поскольку именно в эту ночь, по местному народному поверью, происходил ежегодный шабаш ведьм. Можно представить, как испугались пастухи, увидев, что в долине, которую все считали проклятой, кто-то есть. Таинственный посетители были очень осторожны и постарались замести за собой все следы. Однако люди командора Дай Чжэня были опытные следопыты. Обшарив дно озера и обследовав каждый дюйм земной поверхности вокруг него, они насобирали достаточно мелких улик, свидетельствовавших о том, что в начале весны здесь провела несколько дней небольшая группа от пяти до десяти человек. Не подлежало никаким сомнениям, что среди них была и Сандра -- вдобавок к найденному котом перстню инквизиторы обнаружили недалеко озера изогнутую и втоптанную в землю золотую булавку с янтарной головкой, полностью идентичную тем, что были у меня. Небольшую партию таких булавок сделали по моему заказу в королевской ювелирной мастерской, и еще в начале лета я поделилась ими с Сандрой. Когда из княжеской резиденции была привезена моя походная шкатулка для драгоценностей, и мы убедились, что все мои булавки на месте, у нас осталось только одно разумное объяснение нашей новой находке: эта булавка была из тех, которые Сандра захватила с собой, тайком покидая дворец. -- Дичь какая-то! -- выразил свое мнение Владислав, недоуменно обозревая разложенные на брезенте "трофеи" инквизиторов: несколько лоскутов материи, пару пуговиц, обрывки нитей, клочки бумаги, деревянные стружки, угольки, куски проволоки, леску с блесной и крючком, осколки битого стекла и тому подобный мусор. -- Что Сандре понадобилось на Истре? С какой стати она ехала в такую даль, рискуя родить в пути? -- Может, хотела, чтобы ребенок появился на свет на родине отца? -- предположил Гуннар, быстро взглянув на меня. -- Похоже на то, -- бесстрастно сказала я. -- И похоже, что она еле успела. -- В том-то и дело, -- подхватил муж. -- Сандра исчезла второго сентября, до родов оставалось недель одиннадцать, максимум двенадцать. Мы потратили на дорогу сюда восемь недель -- и это при том, что ехали экспрессом до самого конца Магистрали. А Сандра могла доехать лишь до границы Запретной Зоны, а потом еще почти месяц добиралась по Равнине до Истры. Если же учесть, что ни один обычный поезд не идет по такому длинному маршруту, и ей пришлось делать по меньшей мере пять или шесть пересадок, то получается, что ее шансы попасть сюда в срок были мизерные. -- Не обязательно, -- флегматично заметил Джозеф Арно. -- Она вполне могла ехать экспрессом. Принимая во внимания обстоятельства ее бегства из дворца -- а именно отсутствие следов и свидетелей, скорее всего, так и было. Высокопоставленные покровители Сандры имели достаточно власти и свободы действий, чтобы устроить ей комфортное и быстрое путешествие не только до границы Запретной Зоны, но и до самого конца Магистрали. Под высокопоставленными покровителями Джозеф явно подразумевал Ференца Кароя и его доверенных помощников. Он разделял мнение большинства, что исчезновение Сандры было спланированной акцией высшего руководства Инквизиции, а мы и не пытались разубедить его в этом. -- Дельная мысль, -- сказал Владислав. -- Обязательно нужно разузнать обо всех экспрессах, которые проезжали по Магистрали в направлении Основы в сентябре и октябре прошлого года. -- Мне это уже приходило в голову, -- кивнул Арно. -- Еще час назад я связался с одним моим знакомым из министерства трактовых путей и попросил его сделать запрос. А вот недавно получил ответ. -- Ну и? -- Разных экспрессов было более двух десятков. Но большинство из них были местными, и только три шли из конца в конец Магистрали. Во-первых, два инквизиторских курьера, которые везли на Основу очередную смену патрульных. Во-вторых, частный поезд, следовавший с Бетики на Мескену -- одну незначительную Грань у самой границы Зоны. На нем ехал патриарх Несторианской Церкви Иларий, чтобы на месте причислить к лику святых недавно умершего мескенского подвижника... -- Он умолк, озадаченный выражением наших лиц. -- Что случилось? -- Да нет, ничего, -- сказала я, с трудом справившись с изумлением. -- Почти ничего... А когда именно состоялась поездка патриарха? -- Его поезд отправился одиннадцатого сентября и прибыл на Мескену тринадцатого октября. -- Джозеф, конечно, догадался, что нам что-то известно, однако сдержал свое любопытство и не стал выуживать из нас информацию. -- А из Вечного Города до Бетики можно доехать меньше чем за неделю -- на этом отрезке Магистрали поезда ходят быстро и часто. Так что Сандра без проблем успевала на патриарший экспресс. И по прибытии на Мескену у нее оставалось достаточно времени, чтобы добраться до Истры. Владислав поблагодарил его за информацию, затем взял меня за руку и отвел в сторону. -- Что ты об этом думаешь, Инна? -- тихо спросил он. -- Вряд ли это простое совпадение. Нам следовало сразу догадаться, что здесь не обошлось без святейшего Илария -- от кого же еще Сандра могла узнать о твоей родине. -- В самом деле, -- согласился Владислав. -- Без сомнения, патриарх по уши замешан в эту историю. Возможно даже, что именно он склонил Сандру к бегству. -- Муж покачал головой. -- Вот так сюрприз!.. Но сюрпризы на этом не закончились. Ближе к вечеру, когда инквизиторы завершали прочесывание долины, обнаружилось, что исчез Свен Ларссон. Последний раз его видели пару часов назад, когда он направлялся к перевалу, где находилась ближайшая Вуаль. Дай Чжэнь категорически отрицал, что давал ему какое-либо поручение. Все это время командор был уверен, что его заместитель вместе с десятком подчиненных обшаривает кустарники на противоположном берегу озера. Поиски лейтенанта продолжались дотемна, но он как в воду канул. Пропал также и перстень Бодуэна, который мы, по совету Дай Чжэня, отдали на хранение Ларссону... До предела взвинченные событиями прошедшего дня, мы с Владиславом легли спать только после полуночи. Но, несмотря на усталость, нам никак не удавалось заснуть. Мы лежали рядом на широкой кровати, время от времени переговаривались, а в головах у нас вертелось множество мучительных "как", "зачем" и "почему". Особенно нас беспокоил вопрос, какую же ценность представлял для наших врагов перстень Бодуэна, что ради него был разоблачен такой ценный, глубоко законспирированный агент, как Свен Ларссон. В том, что он был вражеским агентом, сомнений у нас не оставалось: по словам командора Дай Чжэня, лейтенант сам вызвался взять на хранение перстень, а инквизиторы, которые под его руководством осматривали заросли кустарника, засвидетельствовали, что перед своим исчезновением он был чем-то сильно взволнован, и, когда уходил якобы по вызову командора, попрощался с ними так, словно покидал их навсегда... Собственно, так и случилось. Но самое скверное, самое паршивое в этой истории было то, что Ларссон находился вне всяких подозрений. Регент лично комплектовал нашу свиту, он отбирал только тех людей, которых хорошо знал и которым безгранично доверял, кому без колебаний вверил бы собственную жизнь. И тем не менее среди них оказался предатель -- а это наводило на тревожные размышления. В частности: был ли он единственным предателем в нашем окружении?.. -- Знаешь, Инночка, -- произнес в темноте Владислав. -- Мне начинает казаться, что мы до сих пор живы только потому, что Нижний мир еще не оставил надежд привлечь нас на свою сторону. Ведь у Ларссона была масса возможностей расправиться с нами -- и в Вечном Городе, и во время путешествия, и здесь, на Истре. Его саморазоблачение нисколько не утешает меня, скорее наоборот, пугает: раз его хозяева с такой легкостью решили пожертвовать им, значит в рядах Инквизиции у них еще много агентов -- если не в нашем отряде, то во дворце наверняка. Я очень боюсь, что в тот момент, когда Велиал или еще кто-то из заправил Нижнего мира придет к выводу, что мы не подлежим дальнейшей вербовке, нас можно смело считать покойниками. -- Я тоже этого боюсь, -- сказала я, крепко прижавшись к мужу. -- Инквизиция очень могущественная организация, она более или менее успешно защищает весь мир человеческий, но обеспечить безопасность отдельных людей ей не под силу -- для этого она слишком многочисленна и неповоротлива. Владислав вздохнул. -- Думаю, Сандра правильно поступила, решив поискать себе другую, более скромную защиту. Раньше я считал ее бегство безумной авантюрой, но теперь я понимаю, почему она отказалась от покровительства Инквизиции. Для нее это было все равно, что жить под дамокловым мечом. Куда проще и надежнее исчезнуть, спрятаться, затеряться. Вот она и спряталась, воспользовавшись помощью Несторианской Церкви. В масштабах Граней это весьма незначительная конфессия, но именно в ее незначительности, скромности, неприметности заключается ее главное преимущество как убежища. -- Владислав поднялся и сел в постели. -- А ведь мы, по сути, разоблачили это убежище! Даже если предположить (а это весьма сомнительно), что больше никакой утечки информации не произойдет, наши враги уже знают о пребывании Сандры на Истре, и им не составит труда сосчитать дважды два. Они обязательно обратят внимание на то подозрительное обстоятельство, что один из трех экспрессов, на которых могла ехать Сандра, был предназначен для святейшего Илария -- уроженца Истры. И тогда... Тогда все может случиться. В том числе и самое худшее. -- Он ударил кулаком по колену. -- Черт возьми! Нам не следовало поднимать гвалт, когда Леопольд принес перстень. Нужно было повременить, хорошенько все обдумать, взвесить, и только потом решать, как правильно поступить, стоит ли сообщать о находке. -- Ну-ну, -- сказала я. -- Вспомни, что мы делали в первый час поисков. Что-то обдумывали? Взвешивали? Решали? Ничего подобного! Мы просто сходили с ума от волнения, боялись, что вот-вот из воды вытащат мертвую Сандру. И лишь когда инквизиторы обшарили все озеро и ничего, кроме мусора, там не нашли, мы немного успокоились и начали здраво рассуждать. Так что не убеждай себя в том, что мы сваляли дурака. Мы все сделали правильно, Владик. Мы не могли поступить иначе. Владислав снова лег и привлек меня к себе. --