тался протиснуться мимо Китаева в двери конторы, но безуспешно. - Ребята, у нас все на выезде, а тут в зоне "Е", сообщили, в одной комнате изнасилование происходит. Корпуса главного здания Университета почему-то именовались "зонами". Сыщики направились к зоне "Е". Китаев сильно отстал, делая вид, что автомат для него - непосильная ноша. За указанной дверью действительно раздавались женские крики и стоны, значение которых можно было истолковать двояко. Однако после стука в дверь они приобрели вполне определенный характер: "Помогите!" Муравьев толкнул дверь, та не подалась, после чего сыщик начал грозно колотить по ней ногами с криками "Откройте, полиция!" Он уже примеривался, как бы поудобнее встать, чтобы выбить филенку двери и открыть замок изнутри. Но тут неожиданно дверь в комнату сама распахнулась, и кто-то стремительно проскочил под рукой сыщика и унесся в коридор. Злодея начали преследовать. Он выбежал на лестницу, скатился вниз, промелькнул через холл, безнадежно оставив позади преследователей, кинулся в крутящуюся дверь, ведущую на улицу и застрял в ней. Как обнаружилось мгновение спустя, застрял не по воле случая, а по воле левой ноги Китаева, которая вовремя заклинила вертушку. Увидев из-за толстого стекла сияние китаевской ряхи, которая снова расцвела довольством, нарушитель повел себя довольно странно. Его лицо исказила гримаса, он накрыл голову руками, скорчился на полу внутри вертушки и затих. Подбежавшие с другой стороны опера далеко не сразу смогли извлечь его из двери. В "обезьяннике" задержанный также продолжал вести себя странно - скорчился на полу и тихонько скулил. Прибывшие медики вынесли диагноз: "нервное потрясение, клаустрофобия". Об уголовном деле забыли. Сыщики небезосновательно опасались, как бы не пришлось отвечать за явную психическую травму задержанному. По нынешним временам, за это можно было поплатиться. Даже потерпевшая, узнав, что он, видимо, останется на нервной почве импотентом, обозвала милицию "изуверами" и пригрозила пожаловаться. После этого сели забить фишки. - Ну, значит, главк против отделения, - заметил Кулинич, оценив рассадку соперников за столом. Сам он очутился напротив Муравьева, а Иванову выпало играть в паре с Пчелкиным. Согласно старой русской традиции, опера каждый день на работе "забивали фишки". А в свободное время, за фишками, естественно, обсуждали служебные вопросы. - По делу еще кучу справок собирать. Иван, ты нам окажешь содействие? - Вы думаете, у меня нет дел кроме вашего? - парировал Иванов. - Вот хотя бы аналогичное убийство-бытовуха на площади Восстания. Одного МИДовского чиновника прирезали. Так я практически в одиночку все раскрыл! Там, кстати, тоже вони много было, с Минобороны один генерал-лейтенант все наезжал, но, конечно, с вашим демократом не сравнить. #### - Жбан его в суд все же загнал. #### - "Рыба"! - торжествующе провозгласил Иванов, грохнув по столу костяшкой. - Считайте фишки! Кулинич разочарованно вывалил на стол содержимое своей ладони. Взглянув на фишки партнера, он присвистнул. - Это наша "рыба". - И нам, кажется, хватает, - заглянул Муравьев в "пулю". Через месяц, пасмурным декабрьским утром в старинном особняке, что живописно красовался на высоком холме над Москвой-рекой, слушалось дело по обвинению гражданина Гринберга Руслана Аркадьевича в совершении умышленного убийства без отягчающих обстоятельств. Народу в зале было достаточно много - человек двадцать. Пришли несколько студентов. Хотя ажиотаж давно прошел, и Киндер решил не поднимать шумиху вокруг процесса, здраво рассудив, что популярности СД это не добавит, кое-кто из его соратников, которых не удалось убедить, развесил объявления о предстоящем судебном заседании. В итоге собралось несколько любопытствующих. Слава богу, обошлось без журналистов. В первом ряду сидел Иванов, с профессиональным интересом наблюдая за работой адвоката. Виталий Ноевич Зверев с таким видом, как будто только что нашел на дороге тысячу долларов (возможно, именно так и случилось), перебирал толстую пачку бумаг, то и дело рисуя на них какие-то пометки или отчеркивая отдельные фразы желтым фломастером. А возле окна устроился на первый взгляд ничем не примечательный мужчина средних лет. На второй, более подробный взгляд он также ничем не выделялся, и это обстоятельство бросалось в глаза. Хотелось сказать, что он "в штатском", хотя никто вокруг тоже форму не носил. На протяжении всего заседания он сидел неподвижно и не выказывал абсолютно никаких эмоций. Из официальных лиц в зале первой появилась секретарь суда - ухоженная семнадцатилетняя дама с видом Снежной Королевы. Усевшись за свой столик, она разложила целую пачку бумаг и начала непонятно что строчить в блокноте. Затем появился милицейский сержант из конвойной роты. Окинув зал беглым взглядом, задержавшимся на секретарше, он вошел и направился проверить окна. Проходя мимо секретарши, сержант положил ей руки на плечи, нагнулся и прошептал на ухо что-то, по его мнению, ласковое, а судя по выражению лица секретарши, весьма похабное. Она пискнула и передернула плечами. Сержант ухлестывал за нею давно и при этом не отличался изысканностью манер. К примеру, он полагал комплиментом ущипнуть даму за попку, что, однако, не совпадало с ее представлениями. От другого секретаря, Мариночки Тузовой он уже разок получил за такой "комплимент" профессиональный пинок по голени, после чего она ему разонравилась. Оставив секретаршу, конвойный сержант направился к "скамье подсудимых" - обыкновенной деревянной банкетке с поставленным перед ней ученическим столом. Он заглянул под банкетку в поисках припрятанных записок и сунул руку в стол. Резкий металлический щелчок, нечленораздельно-матерный вопль сержанта и сдавленное хихиканье секретарши прозвучали одновременно. Конвоир выдернул из-под крышки стола руку, на которой болталась хорошо известная и достаточно примитивная по конструкии адская машина, именуемая по традиции мышеловкой. Он злобно покосился на Снежную Королеву, швырнул в нее мышедавку и с грохотом вышел. С задних рядов послышались аплодисменты. Секретарша торжествующе посмотрела ему вслед, смахнула со своего стола мышеловку и поправила юбку, подтянув ее повыше. В зал ввели Гринберга. Один сержант шел впереди арестанта, второй сзади. Инвалид мышеловки появиться в зале второй раз не рискнул. Гринберг несколько недоуменно покосился на студентов, еще больше развеселившихся при виде его "матросской" походки. В изоляторе Гринбергу пришлось самому сходить туда, куда он по недомыслию послал своих сокамерников. После процедуры его стали посещать философские мысли о бренности всего сущего. Он проследовал на банкетку подсудимых и примостился на краешке. К подсудимому тут же бросился Зверев и стал что-то быстро объяснять, показывая отчеркнутые места в бумагах. Предстоящий процесс волновал Виталия Ноевича. Всего три дня назад в этом же зале на глазах судьи его личность подверглась неслыханному оскорблению. Виталий Ноевич защищал клиента по привычному делу об изнасиловании. И столь же привычно сказал, в своей защитительной речи, что "обвинение опирается только на нетрезвые показания обколотой девицы с подмоченной репутацией". Дальнейшая речь была прервана громовой оплеухой. Обколотая свидетельница с подмоченной репутацией работала в одном из лесных лагерей и прекрасно знала, как обходиться с хамами. Защитительная речь была сильно скомкана и прозвучала весьма шепеляво. Самой же обидной для Виталия Ноевича стала реплика председательствовавшей судьи Пельшер: "Целиком присоединяюсь!" Ленинский район - это была не его территория. По хорошему, следовало бы отказаться от подобного дела. Среди московских адвокатов не принято браться за дела, которые слушаются не в "своем" суде. И дело вовсе не в разделе рынка. Со "своим" судьей всегда можно если не договориться, то, по крайней мере, четко предсказать исход процесса. Не зная заранее приговора, адвокату весьма затруднительно строить финансовые отношения с клиентами. Несколько спасал положение лишь внеочередной отпуск судьи Пельшер. Судья Мария Пельшер вела дела непозволительно вольно. Зам. председателя суда решил провести с молодой коллегой разъяснительную беседу, выбрав для этого совместную поездку в один дом отдыха. Однако Мария ехать отказалась. Ее дедушка, когда-то сталинский сокол, а ныне скромный председатель Комитета партийного контроля, пригласил внучку отметить его девяностый день рождения на государственной даче. Употребив весь запас валидола в кабинете председател суда, зампред решил впредь не связываться и лишь старался деликатно отводить именитую внучку от наиболее каверзных дел. Вот и на этот раз, поинтересовавшись мнением Марии Яновны, как она намерена разрешать дело Гринберга и услышав в ответ твердое "По закону!", зампред горячо похвалил такую принципиальность и поспешил предоставить Марии от греха очередной отпуск. Процесс Гринберга был поручен старому проверенному кадру - товарищу Бугаевой, не замеченной в родственных отношениях с деятелями международного коммунистического движения. Кстати, различные сыновья-кумовья имели с точки зрения начальства и положительные стороны. Можно, например, вспомнить опера одного из райотделов. Его так и звали за глаза - "Сын". Кто именно его папа, знали не все, но значительность родителя была подтверждена одним любопытным случаем. Как-то коллеги намеревались предпринять достаточно смелую акцию - обыск в доме одной шишки районного масштаба. Все необходимые формальности в прокуратуре были выправлены, но... Кроме "буквы закона" есть еще и "генеральная линия". Поэтому с собой на операцию зазвали Сына - под предлогом получения им опыта расследования сложных дел. Опасения оказались не напрасны и опревдались на все двести процентов. В разгар обыска прибыл сам второй секретарь Московского областного комитета партии и начал всех строить. В разгар его речи на тему "Да как вы посмели!" вперед выдвинулся опер по прозвищу Сын и вежливо, но твердо послал товарища второго секретаря достаточно далеко. Тот захлебнулся от ярости, ибо видел такую наглость первый раз в жизни. "Я - второй секретарь Обкома!" - заорал он. "Не волнуйтесь, - парировал опер, - это ненадолго" На следующее утро секретарь отправился прямо на Старую площадь, но там его уже ждал сюрприз от сыновнего папы. Из-за двойной дубовой двери донеслась пара грозовых раскатов, но в целом все свершилось тихо. Второй секретарь Московского обкома партии был снят с должности и отправлен на хозяйственную работу. Виталий Ноевич честно пытался отработать свой гонорар, путая свидетелей. Свидетели не путались. Накануне процесса верная своим правилам Бугаева устроила пятичасовой семинар для всех участников, пока каждый свидетель не заучил свои показания наизусть и мог повторить их с любого места. Еще раз оживление в зале вызвало последнее слово подсудимого. Судья, как советский работник и как женщина привыкла, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней. Поэтому неоднократно перебивала Гринберга, который и без того запутался и нес какую-то чушь. Когда судья, раздраженная невразумительностью речей подсудимого, спросила "Так вы все-таки раскаиваетесь в содеянном?", Гринберг выдал следующее: - Мне не в чем раскаиваться, поскольку я не виновен в том, в чем меня обвиняют, но если вы все же признаете меня виновным, то я раскаиваюсь. По окончании судебного заседания присутствовавший на нем "мужчина в штатском" молча вышел из здания и не торопясь дошел до метро. Сойдя на "Павелецкой", штатский затерялся в лабиринте замоскворецких переулков. У входа в небольшой особняк любитель судебных заседаний поздоровался со старушкой в халате, сидящей при входе, и прошел на второй этаж. Оказавшийся за железной дверью автоматчик отнесся к посетителю куда внимательнее - около минуты он изучал предъявленную пластиковую карточку-пропуск и даже зачем-то провел пальцем по магнитной полосе. После всех этих формальностей гость попал в приемную, обставленную весьма скромно, если не считать роскошных белых штор на окнах. - Андрей Андреевич у себя? - поинтересовался посетитель у секретарши. Секретарша протянула руку куда-то под скопившиеся на столе бумаги. - Товарищ Рагозин вас уже дважды спрашивал. Заходите! Красный огонек над дверью кабинета при этих словах сменился зеленым. Для верности гость сосчитал в уме до десяти и только тогда распахнул дверь. Инструктор ЦК КПСС по рукопашному бою и на этот раз был одет в непритязательный штатский костюм. Тем не менее, посетитель приветствовал его так, что на плечах у обоих как будто проступили просветы и звездочки. Рагозин начал без предисловий: - Как там? - Четыре года общего режима. Ниже низшего предела по этой статье. - Гринберг никого не интересует. Что по нашему вопросу? - Чисто все. Ни Кузьминского, ни Двадцать пятого в деле нет. - Ну, значит, вроде, обошлось... Ты присаживайся... С МЕРОПРИЯТИЕМ, как будто, тоже чисто прошло. Правда, у нас тут генерал-лейтенант Пуров пытался волну гнать, но я постарался объяснить ему, что не стоит... Напрасно тогда твои ребята светанулись с этим Кузьминским. - Андрей Андреевич, но вы же понимаете... Ребята работали, не зная полного расклада. Они и предположили, что двести шестое отделение расследует как раз наше МЕРОПРИЯТИЕ. - Даже если бы так. Зачем же силовую акцию проводить? Инструкцией предусмотрены случаи... - Да, но тут, можно сказать, уникальное стечение обстоятельств. Понимаете, некоторые детали дела совпадали с нашей акцией. И видеокассета... Ведь Двадцать пятый на Восстания должен был как раз кассету изъять... - Вот именно, детали! Откуда твоим ребятам известны детали совсекретной акции? Подчиненный Рагозина виновато замолчал. Начальник выдержал строгую паузу, затем перевел разговор на несколько иную тему. - Я все-таки так и не понял. При чем здесь этот Кузьминский? Ну, допустим, кассета - всего лишь совпадение. Но почему милиция после всего этого принялась расследовать падение Кузьминского из окна? - В деле ничего об этом нет, - развел руками разведчик. - Известно лишь, что он нашелся через три дня живой. Но чтобы его взять, милиции пришлось выносить дверь комнаты и применять спецсредства. Видимо, ихний спецназ работал. И после всего этого Кузьминский оказался на свободе. Непонятно... А вы, кстати, ничего не узнали по каналам КГБ? - Да, темнят они что-то. Два запроса моих похерили. Я так понимаю, это игры уже на самом верху. Видимо, в связи с тбилисскими событиями, Председатель установку дал - выслуживается, зараза, перед депутатами. Еще некоторое время коллеги анализировали последствия проведенного в сентябре МЕРОПРИЯТИЯ и все больше недоумевали по поводу нелогичных действий милиции, неясной роли Кузьминского в этом деле и других загадочных обстоятельств. Рагозин задумчиво крутил в руках старый финский нож с зарубками на рукоятке. - И все-таки что-то здесь не так. Совпадения, конечно, бывают, но я привык их остерегаться. - Дрожжина, думаю, стоит отправить в командировку. - Да. А этого Кузьминского... Знаешь, береженого бог бережет. На всякий случай надо его "зачистить". Эпилог  К середине дня погода испортилась, начал накрапывать дождь. Порывами налетал холодный ветер. Ожидавший у станции метро "Университет" молодой человек был лишь в черной ветровке с надписью "US Air Force" поверх серой майки. Ветровка не выглядела очень уж теплой, но молодой человек не стал заходить в вестибюль метро. Если ему и было холодно, то он никак не выражал этого. Впрочем, слишком долго ждать не пришлось. Всего через полчаса на другой стороне проспекта в группе студентов показался ОБЪЕКТ. Молодой человек хорошо запомнил его лицо по фотографии. Имени ОБЪЕКТА он не знал, да и не хотел знать. Молодой человек подошел к ларьку с соблазнительной вывеской "Горячие закуски" и склонился над своим кейсом. Он набрал на кодовом замке кейса комбинацию цифр, но открывать его не стал, а вынул деньги из кармана брюк. Купив чебурек, исполнитель не спеша направился ко входу в метро. В дверях кипела давка - почему-то каждому было просто необходимо пройти первому. ОБЪЕКТ локтем толкнул молодого человека и едва не выбил из руки чебурек. Спасая свою еду, исполнитель прикрыл чебурек кейсом. ОБЪЕКТ остервенело оттолкнул ребро кейса и скрылся в метро. В толпе их отнесло в разные стороны, но молодого человека это уже не интересовало. В вагоне ему очень кстати досталось сидячее место - ехать было далеко. Как всегда после МЕРОПРИЯТИЯ, хотелось спать. Все же он мельком увидел, как ОБЪЕКТ, выйдя на "Кропоткинской", вдруг вцепился в идущего рядом мужчину и съехал на пол. Впрочем, исполнитель не заинтересовался этой сценой. Сердечный приступ от духоты и сутолоки в метро - почти обычное дело. Молодой человек вышел на "Кировской" и все так же не спеша дошел до узкой тихой улицы, покосившись на табличку с именем непрофессионально убитого классика. Исполнитель подумал, что в те годы смерть еще не умели ОРГАНИЗОВАТЬ на должном уровне. Да и сейчас случаются проколы... Занятый своими мыслями, молодой человек прошел в калитку с большой красной звездой, привычно взмахнул пропуском перед носом у часового и нырнул в старое здание с облупившейся штукатуркой. Пройдя через гараж, он открыл своим ключом железную дверь с табличкой "Аккумуляторная". Аккумуляторов там, правда, не оказалось. Зато имелся в наличии мрачный мичман с автоматом. Не обращая на него внимания, исполнитель открыл вторую дверь, спустился по лестнице и вошел в новый, не столь обшарпанный коридор. В одной из комнат он сдал свой кейс хромому пенсионеру в синем халате. Тот покосился на кодовый замок и хотел что-то сказать, но в это время коротко прозвонил телефон. Пенсионер послушал, что-то пробурчал и положил трубку. Делая пометки в амбарной книге, он лишь коротко бросил: - Дрожжин, зайдешь к начальнику. Молодой человек мрачно кивнул и попросил: - А вы не уходите обедать до моего возвращения. Вы можете опять понадобиться. Пенсионер и сам это понимал. Вызов к начальнику предвещал очередное МЕРОПРИЯТИЕ. Примечания к гл.7 1 Автор песни - Михаил Косой, (c) 1987.
Примечания к книге Данное художественное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия владельцев авторских прав на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности названия и текста, включая настоящее уведомление. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и письменного согласия владельцев авторских прав не допускается. С откликами, вопросами и замечаниями к авторам, а также по вопросам коммерческого использования данного произведения обращайтесь непосредственно по e-mail адресам: "Nikolai Fedotov" fnn@optics.npi.msu.su "Igor Sobetsky" sobetsky@mtu-net.ru Оригинал книги опубликован в Интернете по адресу bajki.narod.ru Просим прощения у читателя за недостатки текста. Вариант книги не окончательный. Исправленная и дополненная версия будет в ближайшее время опубликована на вышеуказанном сайте. Словарик терминов БЛАНКОВЫЙ (дупель) единственная фишка данного достоинства на руках у игрока. ЗАЙТИ выставить первую фишку в игре. ЗАХОДЧИК игрок, имеющий на руках меньше других фишек, который, таким образом, закончит игру, если не будет пропускать ходов. ИГРАТЬ ПОПЕРЈК дуплиться. МАГИЧЕСКИЕ ЧИСЛА 98, 99 и 100 - в игре "пара на пару" при наборе такого количества очков следующий проигрыш является фатальным, поскольку два игрока не могут набрать в сумме менее 3 очков. ОТОЙТИ отдуплиться. ОТРУБИТЬ (дупель) выставить третью пару фишек какого-либо достоинства без дупля; после этого отрубленный дупель уже не может быть выставлен ни при каких обстоятельствах. ПЕРЕКРЕСТИТЬ жест, который обычно делается, когда отрубают дупель. РЫБА вариант окончания партии, когда у всех соперников остаются на руках фишки. РЫБА АДМИРАЛЬСКАЯ (в некоторых вариантах игры) "рыба", которую ставят двумя дуплями одновременно. СТУЧАТЬ постукивание по столу означает, что играющий пропускает ход. ФИШКИ костяшки домино. ФИШКИ НА СТОЛ возглас игрока, намеревающегося поставить "рыбу" (ударение на втором слове). ЧЕМОДАН дупель 6:6. ЯЙЦА ситуация, когда после "рыбы" у соперников остается одинаковое количество очков.