сть и наглость в конце концов позволили ему вырваться из лап "кавказского гостеприимства". Сашка втерся в доверие к очередным своим хозяевам, пас в горах скот, строил дома, по-скоморошьи смешил детей и взрослых, по-собачьи угодливо выпрашивал вино и анашу. Его даже перестали на ночь бросать в яму, просто привязывали к стене собачьей цепью. И все это время он терпеливо изучал язык горцев, стараясь понять, где он сейчас находится и далеко ли ближайшая российская земля. Выяснив все, что ему надо, Сашка в священный месяц рамазан устроил своим благодетелям огромный пожар, начисто уничтоживший пол-аула, прихватил оружие и отправился в сторону России. Пройдя по горам более ста километров, он вышел точно в расположение батальона майора Силантьева. После месячных допросов и проверок его отправили домой, а к осени Сашка вернулся и попросился записать его в строй уже контрактником. За годы плена у парня умерла мать, друзья поразъехались, девушки повыходили замуж. Пожив немного у дальних родственников и окончательно почувствовав себя на родине чужим, Сашка рванул назад, туда, где он был нужен, где за ним еще остался неоплаченный должок. Силантьев понял этого парня еще после первого же допроса, и все-таки он взял Саньку под свое крыло. Хлопот от него было много. Любитель выпить и пройтись по бабам, этот сержант-переросток, по общему мнению офицеров, разлагал новобранцев как никто другой. Но все это компенсировалось в боевой обстановке. Хитрее и осторожнее Сашки в бою не было. В самой безвыходной обстановке он находил какие-то невероятные ходы и выводил свое отделение разведки из-под огня без потерь. Но больше всего сержант был незаменим именно при таких вот операциях в населенных пунктах. Прежде всего он знал языки, природа одарила его этим своеобразным даром. Разговаривать не мог, но понимал все, о чем судачили между собой местные жители. Пристроившись с глуповатым видом рядом с сообществом местных аксакалов, Сашка прикрывал глаза и, делая вид, что дремлет, внимательно вслушивался в гортанную речь старейшин. Те вскоре переставали обращать внимание на глупого русского парня и выбалтывали много чего лишнего. Но особенно Сашка не любил тех, кто держал у себя пленных рабов. Таких он просто нюхом чуял. Именно эта ненависть заставила его вернуться в горы. Вот и теперь он методично проверял все помещения обширного дома, сараи и подвал с домашним вином. Но все было бесполезно. -- Ну что? -- спросил майор, когда сержант остановился рядом прикурить сигарету. -- Может, нет здесь никого, ошибочная информация? -- Да нет, должны быть, -- Сашка кивнул головой на кирпичную стену очередного пристроя. -- Взрослых мужиков в семье нет, а кладочка-то новая, на днях строили, раствор еще свежий. Он прошелся по огороду, внимательно осматривая его, затем остановился рядом со свежей кучей навоза. -- Зачем же это они его сюда притащили? -- пробормотал он себе под нос. -- Сараи далеко... Эй, вы, трое с лопатами, оба ко мне! Раскидайте-ка эту кучу! Через пару минут лопаты заскребли по дереву плотно подогнанного люка. Он был закрыт на замок, но крепыш Серега Васильев в три удара лома разнес люк в щепки. И тут же отшатнулся от запаха хлынувшей на него из погреба вони, а Сашка крикнул вниз: -- Эй, кто-нибудь там есть? Не дождавшись ответа, Сашка послал вниз Серегу. Тот осторожно спустился и вскоре выволок наверх безжизненное тело парня в оборванном камуфляже. -- Их трое там, -- сказал он, тяжело дыша. -- Принимайте еще. -- Врача, быстро! -- скомандовал Силантьев. С немалым трудом и помощью солдат доктору удалось откачать всех троих. -- Сколько же их тут мариновали эти суки? -- спросил Попов. -- Часа три как минимум. Еще немного и все, не отходили бы, -- сказал доктор, вытирая со лба пот и с благодарностью принимая из рук лейтенанта сигарету. -- Давно здесь? -- обратился майор к одному из пленников. -- С ноября, -- просипел тот, растирая рукой грудь и жадно вдыхая воздух. Взгляд белобрысого парня блуждал как у пьяного, движения были заторможены, он еще не понял, что свободен, что смерть снова проскочила мимо. Выяснив подробности пленения и проживания в семье горцев, Силантьев вернулся во двор. -- Собери всех жителей, -- сказал он Попову. -- И снеси к чертям эти ворота! Через полчаса на площадке перед домом собралось все взрослое население аула. Чеченцев оказалось человек триста, не больше. В основном это были закутанные в черные платки грузные старухи, высохшие старики и молодые небритые парни, угрюмо поглядывающие на солдат. Вместо начала митинга БМП, разогнавшись, снесла зеленые ворота и, наехав на них, застыла на месте. Вскарабкавшись на броню, Силантьев начал свою речь: -- Вы все прекрасно знаете, что по законам военного времени любой человек, укрывающий оружие, оказывающий помощь бандитам и держащий у себя заложников, приговаривается к смертной казни. Хозяин этого дома, Бислан Фатаров, нарушил все три эти правила, за что и приговаривается к повешению. Стоящий на земле переводчик закончил свою речь почти на полминуты позже майора. Выслушав его, толпа на площади загудела, но на броне уже появился Сашка, быстро пристроивший петлю на морщинистую шею старика. Второй конец веревки он завязал на поперечине ворот и крикнул вниз механику: "Давай!" БМП рванулась вперед, да так, что сам Сашка едва не свалился с брони, чудом успев ухватиться руками за скобу. Толпа ахнула, расступаясь перед бронемашиной, ноги старика с полминуты судорожно искали исчезнувшую твердь, потом все его тело обмякло и вытянулось. Во дворе с плачем и причитаниями женщины клана Фатаровых пытались пробиться к телу старика. Один из пацанов лет десяти с кухонным ножом кинулся на здоровяка Васильева, но тот ударом ноги отшвырнул парнишку в сторону. Лейтенант Овчинников, недавний выпускник училища, вышедший в свой первый рейд, тихо спросил Попова: -- А почему именно вешать, а не расстрелять? -- У них по религии удавленники и утопленники не попадают в рай. Это для мусульман страшнее всего. Лишь через полчаса женщин пропустили к телу старика. Они еще не успели снять труп, как солдаты покинули двор. И в ту же минуту дом запылал, подожженный сразу с нескольких сторон. Силантьев наблюдал за всем со стороны, он направился было к своей БМП, но тут его окликнул радист: -- Товарищ майор, вас вызывает Алтухов. Лейтенант Алтухов был командиром танковой группы, приданной батальону Силантьева. Сейчас он находился в одном из танков на окраине аула. -- Что у тебя, Витя? -- Шеф, на северном склоне горы блики оптики. -- Снайпер? -- Не знаю, что-то не похоже. Может, долбануть по нему парой осколочных? -- Не надо, сделаем по-другому... Когда колонна бронетехники медленно выползла из аула, Барбара Херст опустила бинокль, с облегчением перевела дух и глянула на своего оператора Джона Хадсона, многолетнего спутника самой удачливой пресс-леди мирового спрута Си-эн-эн. -- Ну что? -- спросила она. -- Все как на ладони. Эта оптика делает чудеса, даже было видно, как у старика дергались ноги. -- Дай посмотреть! -- с азартом вскрикнула Барбара и, включив обратную перемотку, приникла к окуляру видеокамеры. -- Блеск! Это сенсационный материал. Нам удалось это сделать! После переворота 15 июня ни одному независимому журналисту не удалось передать ни строчки, ни кадра с территории Чечни. Кавказ, словно черная дыра, без следа поглощал нелегально проникавших туда журналистов. Все попытки узнать что-то о судьбе пропавших кончались ничем. Военные кивали на полевых командиров, дескать, это они повинны во всем, а тем просто не удавалось выйти на связь ни с кем из западных репортеров. Вся информация шла лишь от пресс-центра Вооруженных сил. Тщательно проанализировав все известное об обстановке в Чечне, Барбара поняла, что не стоит связываться ни с официальными властями, ни с боевиками, хотя необходимыми документами для тех и других все же запаслась. Пять дней они с Хадсоном пробирались по горам, минуя селения и города. Но Барбару недаром называли "Гарпией войны", она всегда была там, где начинали стрелять и лилась человеческая кровь. Удача чаще всего оказывалась на ее стороне, не отвернулась она от нее и сейчас. -- Куда теперь? -- спросил оператор, осторожно укладывая в жесткий футляр камеру. -- Пора выбираться отсюда. Мне жутко надоели эти горы. Больше всего на свете я сейчас мечтаю о горячей ванне. Наскоро перекусив, репортеры закинули на плечи рюкзаки, но, не пройдя и десяти шагов, остановились. Впереди них, на большом камне сидел человек в камуфляже. Голова его была повязана платком, особых знаков отличия не было видно, но голубые глаза и славянский тип лица не оставляли сомнения, к какой из воюющих сторон он относится. Хотя солдат улыбался, первым желанием Барбары было бросить рюкзак и бежать. Не сделала она этого лишь потому, что, оглянувшись, увидела за своей спиной еще двоих таких же парней, появившихся бесшумно, словно из-под земли. -- Ручки поднимите, -- вежливо сказал Сашка, разглядывая задержанных. Мужик у него особых эмоций не вызвал, а вот женщина... Сухопарая, но еще довольно молодая, с правильными чертами лица, длинными, роскошными волосами. Что еще нужно для оголодавшего по бабам сержанта? "Трахнуть бы ее прямо здесь, да майор пристрелит к чертям", -- подумал он. -- Мы есть американские подданные, вы не имеете прафа нас задерживать... -- слегка коверкая слова, начала журналистка. Этот текст она выучила наизусть еще в Америке. -- Ну-ну... -- развеселился Сашка. -- Что мы еще не имеем? Этот вопрос Барбара не поняла, она беспомощно глянула на своего напарника, но тот был растерян не меньше ее, а по-русски не понимал совсем. Подошедшие солдаты отобрали у них рюкзаки, обшарили карманы. Журналистку Сашка обыскал сам, и Барбаре эта процедура особого удовольствия не доставила. Глянув в нагловатые Сашкины глаза, она поняла про него все, и где-то в области желудка нехорошо екнуло дурное предчувствие. Через полчаса их вывели к остановившейся за первым же поворотом колонне. -- Вот, товарищ майор, -- как обычно в своем разгильдяйском стиле доложил Сашка. -- Нашли эту парочку, гуся да гагарочку. Говорят, что американцы. Силантьев, в отличие от сержанта, сразу узнал журналистку. -- Что вы делаете на территории Чечни? -- спросил он. -- Мы независимые журналисты. Ви не имеете прафа нас задерживать. Майор спорить не стал. -- Ну что ж, разберемся потом, на базе. Силантьев посмотрел назад, прошел уже час, но черный столб дыма по-прежнему виднелся со стороны аула. Это очень не нравилось майору, и, поразмыслив, он снова остановил колонну и включил рацию: -- Десятый, десятый, пройдись по всему маршруту, посмотри, как там. -- Хорошо, ждите через десять минут, -- ответили с аэродрома. -- Засекаю время. Вскоре над колонной с ревом пронесся штурмовик СУ-25. -- Седьмой, все чисто, но я покружусь рядом, прикрою, если что. -- Хорошо, -- согласился майор и дал команду двигаться. Подспудно Силантьев чувствовал, что сегодня без стрельбы не обойдется. Эта была интуиция, дар, выработанный годами жесточайшего напряжения. "Самый опасный участок в Казырском ущелье. Я бы встретил именно там. Черт бы побрал этих журналистов, если б не они, давно бы проскочили опасную зону," -- подумал он. Через пять минут майор скомандовал в микрофон: -- Внимание, приготовиться! Сидящие на бэтээрах солдаты сняли автоматы с предохранителей, пулеметчик задрал вверх ствол зенитного пулемета. Оглянувшись, майор убедился, что приказ выполнили на всех бронемашинах. И тут же со склона ближайшей горы ударил гранатомет. Первый бронетранспортер сразу встал, черный дым начал расползаться из-под брони. А с вершины уже застучал пулемет. -- Десятый, квадрат три, Казырское ущелье, справа от меня! -- закричал в микрофон Силантьев. -- Вас понял, буду секунд через двадцать. Бой уже гремел вовсю. С вершин скал били не менее чем из десяти стволов, при этом выделялся басовитый голос ДШК. Второго гранатометчика, пытавшегося подбить хвостовую машину, заметили и застрелили своевременно. А вскоре на синем небе возник черный крестообразный силуэт штурмовика. "Грач" с ходу ударил по вершинам неуправляемыми ракетами, а потом развернулся и прошелся еще раз, обрабатывая скалы свинцом из пушек и пулеметов. Огонь с вершин сразу поубавился, лишь один упрямый пулеметчик продолжал садить пулю за пулей по БМП командира, но и он скоро смолк навеки, успокоенный снайпером. Прикрывая друг друга, солдаты полезли в горы и вскоре вернулись назад, неся в руках трофейное оружие. Силантьев слышал за это время три одиночных выстрела, что это было, он знал прекрасно, его подчиненные давно уже не брали пленных. -- Семь человек, плюс этот смертник с гранатометом, -- Попов кивнул в сторону трупа на склоне. Около него уже возился переводчик. Вскоре он подошел, на ходу листая какую-то книжечку. -- Что там у тебя, Вагиз? -- спросил Попов. -- Записная книжка. Судя по ней, это был один из сыновей того старика. -- Надо известить ФСБ, пусть поинтересуются, чем в Москве занимаются остальные Фатаровы. Какие потери? -- Васильев ранен, ногу зацепило, да Васька, водила бэтээра, контужен. -- Ну это хорошо, -- с облегчением вздохнул майор. -- Всегда бы так. Через пятнадцать минут, взяв на буксир подбитую бронемашину, колонна продолжила движение. Очередной рейд закончился удачно, без потерь. В этом году подобное случилось всего в третий раз. Вечером в укреплагерь пожаловал сам генерал Пронин, командующий Восточной группировкой войск федералов в Чечне. -- Ну что тут у вас? Это в самом деле Барбара Херст? -- Так точно, вот документы. Полистав найденные у журналистов бумаги, Пронин сморщился и пробормотал себе под нос что-то нецензурное. -- Что-нибудь они успели наснимать? -- Да, вот. Силантьев нажал на кнопку видеомагнитофона, и генерал воочию убедился, что его подчиненные не зря едят государственный хлеб. -- Да, изображение достаточно четкое. Это им спустить нельзя, янки сразу же раздуют скандал в ООН, вспомнят о своих сраных правах человека. Чуть подумав, генерал решился. -- Надо их убрать обоих. Представить как несчастный случай. Сотри кассету, верни обратно в камеру, а потом надо вывезти их и сунуть куда-нибудь в ущелье поглубже. Заметив, что майор поморщился, Пронин ухмыльнулся. -- Не бойся, твоим парням это делать не придется. Оставлю тебе тут двух особистов, пусть свой хлеб отрабатывают. Все должно быть естественно: шли опасным маршрутом и загремели нахрен ко всем чертям. Место подберешь сам. Все понял? -- Так точно. Сейчас уже темно, займемся этим завтра с утра. Генерал убыл, вскоре на лагерь опустилась хрупкая тишина ночного покоя времен войны. Таких баз на территории республики было пять, еще двадцать гарнизонов численностью поменьше прикрывали заставы пограничников с наружной границы Чечни. На вышках по углам периметра скучали часовые, прожектора шарили слепящим светом по окрестностям, в палатках и сборных щитовых домиках спали утомленные дневным походом солдаты и офицеры. Не спал лишь один человек. Силантьев слово свое сдержал, Мешнин вместо заслуженного отдыха пошел в караул. Его очередь заступать на пост должна была подойти позже, и можно было с полчаса покемарить в караулке, но Сашке не давало спать присутствие в лагере женщины. Ближайшая казачья станица находилась за тридцать километров от лагеря, в самоволку не убежишь, а в увольнительную последний раз он ходил два месяца назад, и сдобная вдовушка-казачка, утешившая героя-солдата в тот день, и сниться ему перестала. А тут эта американочка. Сашкины пальцы невольно вспомнили упругую плоть женского тела, небольшие аккуратные груди, ответный резкий взгляд, легкий запах не то духов, не то дезодоранта, что-то пьянящее и волнующее. "Вот, падла, и на войне с духами не расстается, сучье племя", -- подумал он и попытался поудобней устроиться на жестком настиле. А в час ночи пришла его пора сменить часового с гауптвахты. В игравшей ее роль обширной землянке сейчас находились оба телевизионщика. До двенадцати их плотно допрашивали приезжие особисты, а затем, по их распоряжению, заморских гостей разместили в разных половинах землянки. То, что обоих американцев уберут, Сашка знал точно. Подобная практика имела место уже целых два года. Силантьевцам с ней сталкиваться не приходилось, но глухие слухи шли давно. Минут десять Сашка боролся с собой, но поняв, что это бесполезно, шагнул к двери. Ключ к ней он заимел с месяц назад. Отрабатывая очередной наряд, Сашка мыл полы в канцелярии Силантьева и по воровской привычке пошарил в ящиках стола, где и обнаружил дубликаты ключей от замков гауптвахты. В землянке было темно. Когда заскрипела входная дверь, Барбара не увидела лица вошедшего в помещение человека, она слышала лишь его возбужденное дыхание. Вспыхнувший свет фонарика на секунду ослепил ее, затем снова наступила темнота, и тяжесть мужского тела навалилась на журналистку. С упорством пресса неизвестный перемалывал сопротивление женщины, она задыхалась от тяжести и густого запаха давно не мытого тела. Отчаяние придало ей новые силы, вспомнив уроки самообороны, Барбара, мотнув головой, ударила лбом невидимку по лицу. Получилось это у нее хорошо, от неожиданности насильник вскрикнул и замер, что позволило журналистке бешеным толчком сбросить его с себя. Вскочив на ноги, она рванулась к выходу, но Сашка успел подняться, перехватить женщину у самой двери и отшвырнуть ее назад. Упав на топчан, Барбара обнаружила под рукой что-то тяжелое, цилиндрическое. Она чуть было не запустила этой вещью в незнакомца, но потом догадалась нажать на кнопку выключателя. Вспышка света подействовала на Сашку как удар. Он прикрыл лицо рукой и недовольно пробормотал: "Выключи!" Сержант досадовал на себя, ведь он почти добился своего, и лишь секундная расслабленность свела на нет все его усилия. Теперь же эта сука еще и видела его лицо. Даже если ее завтра грохнут, она успеет настучать Силантьеву, а тот за подобные художества может и расстрелять. -- Я буду кричать! -- заявила журналистка, показывая вполне приличное знание русского языка, которое не выявили даже особисты. -- Кричи, не кричи, все равно никто не услышит, -- сказал Сашка, отворачиваясь от назойливого луча света. -- Все равно я буду кричать! -- возбужденно твердила американка. -- Ладно, не хочешь, не надо, -- с кривой усмешкой заметил сержант. -- Нет, чтобы перед смертью получить удовольствие. -- Ты врешь. -- Чего это я вру, -- откровенно засмеялся Мешнин, присаживаясь на топчан. Барбара отодвинулась подальше от незваного гостя, но фонарь опустила чуть ниже. -- Тех, кого вылавливают на входе в зону, чаще всего просто высылают, но кто успел чего лишнего наснимать, тому каюк. С полгода назад в соседней бригаде захватили двух англичан, их увезли, и больше никто их не видел. Херст напряглась. Скандал с пропажей двух журналистов из Би-би-си был ей хорошо известен. История наделала много шума, русские военные заявляли, что они не причастны к исчезновению репортеров, скорее всего, это чеченцы взяли их в заложники и вскоре потребуют многомиллионный выкуп. Теперь она получила совсем другую информацию, сенсационную и ужасную одновременно. -- Ну так что, не хочешь трахнуться напоследок? Барбара недаром считалась самой удачливой и рискованной журналисткой из числа практикующихся в области жареных фактов. -- Хорошо, я отдамся тебе, но лишь тогда, когда выведешь меня из этого вашего... -- она замялась, подбирая слова. -- Лагеря? -- Да. Это было самоубийство. Если Сашка отпустит журналистку, Силантьев немедленно его расстреляет. Но возбужденная похоть заглушала последние искорки разума в голове. "Трахну ее, а потом глушану и притащу обратно. А чтоб не болтала, придумаю чего-нибудь", -- решил сержант. -- Хорошо, я согласен. -- А Джон? -- спросила она. Сашка засмеялся: -- Я не голубой, он меня не вдохновляет. "Ладно, Джоном придется пожертвовать, если я сбегу, они вряд ли решаться его убрать", -- решила Херст. Выведя журналистку из землянки, Сашка навесил замок и знаком велел Барбаре следовать за ним. Они прокрались вдоль большого деревянного склада с продовольствием и боеприпасами, свернули за угол, и, опустившись на четвереньки, сержант пополз в темную, неосвещаемую прожекторами зону за трехметровым забором. Забор был построен из массивных бетонных блоков, но и среди них солдаты нашли брешь, узкую щель сантиметров тридцати шириной. Именно Сашка за две ночи сделал под ней подкоп. Возвращаясь с очередного увольнения, он прятал невдалеке от базы спиртное, а потом по ночам бегал к тайнику, растягивая удовольствие на неделю. Сам он протиснулся через щель с трудом, а вот более стройная журналистка угрем проскользнула вслед за своим провожатым. Здесь Сашка прижал ее к земле и шепнул на ухо: "Тс-с... Тихо, делай, как я. Кругом мины, так что иди след в след ". С минуту они лежали на земле, выжидая. Наконец луч прожектора с угловой вышки скользнул рядом и замер, высвечивая жухлую траву на склоне сопки метрах в ста от них. -- Пошли, -- шепотом скомандовал разведчик и, пригнувшись, бесшумно шагнул вперед. Сначала им пришлось преодолеть забор из колючей проволоки, давно уже прореженный ушлым сержантом на нижних рядах. Спираль Бруно в этом месте была разорвана при минометном обстреле лагеря еще полгода назад, так что оставалось только пройти минное поле. Глаза Барбары уже привыкли к темноте, она двигалась за плотной фигурой сержанта, с виду неторопливо шагавшего вверх по склону. "Что он может видеть в темноте? Не дай боже ошибется, и тогда мы оба взлетим на воздух" -- от этой мысли журналистку охватил озноб, она никак не могла понять, что ей делать: может, отстать немного от провожатого, тогда будет больше шансов уцелеть при взрыве? Но тогда она рискует заблудиться в темноте и, сбившись, все-таки забрести на минное поле. Лишь перевалив за сопку, Сашка разогнулся, обернулся к журналистке и сказал: -- Ну вот и все, дальше уже чисто. Барбара облегченно перевела дух, от напряжения у нее подгибались ноги. В ту же секунду она оказалась на земле, а Сашка уже нетерпеливо рвал с корнем замок ее джинсов. Он верно выбрал момент, у репортерши уже не было ни сил, ни желания сопротивляться. Закусив губу и сдерживая стоны, она молча сносила затянувшийся акт изголодавшегося самца. Наконец Сашка насытился и отвалился в сторону, блаженно переводя дух. С минуту Барбара лежала неподвижно, затем натянула джинсы и перевела взгляд на своего спасителя. Тот как раз встал, глянул на часы. "Полчаса до смены караула, надо торопиться, а то придется тащить ее на плечах, это долго..." -- думал Сашка. Он не видел то, что видела сейчас журналистка. На фоне нестерпимо ярких звезд появились две большие темные тени, раздался глухой звук удара, и, захрипев, Сашка опустился на колени, а затем завалился набок. Луч фонарика ударил в лицо журналистки, зазвучали возбужденные гортанные голоса. -- Я журналист из Америка, мой зовут Барбара Херст! -- Женщина от страха нещадно коверкала слова. -- Тихо, тихо, дарагая, -- говоривший подсветил снизу свое горбоносое лицо. -- А меня зовут Исмаил, я командир отряда "Хезболлах". Ты в самом деле из Америки? -- Да, нас захватили вчера у селения Чаях. -- Хорошо, надо уходить отсюда. Разогнувшись, Исмаил что-то скомандовал трем бесшумно появившимся из темноты боевикам. Один из них взвалил на плечи бесчувственное тело Сашки, два других подхватили под руки журналистку и повели вниз по склону. Мешнина хватились при смене караула, подняли в ружье весь гарнизон. Силантьев долго не мог сообразить в чем дело, лишь когда догадались открыть гауптвахту и обнаружили пропажу журналистки, майор понял все. -- Тьфу, стебанутый... -- длинно выругался он. -- Из-за какой-то бл... -- Считаешь, он освободил ее? -- спросил Попов. -- Сашка вроде не дурак. -- Был! Он труп, если чечены его не грохнули, то я его сам пристрелю рано или поздно! В это время откуда-то издалека донесся отзвук дальнего взрыва. -- Ну вот и последний привет от Сашки. -- Думаешь, он? -- спросил лейтенант. -- Скорее всего. К рассвету чтобы были готовы все. Ночью в горах мы их все равно не найдем. Майор был прав. Сержант очнулся на самой вершине перевала, кто-то поливал его лицо водой. -- Ачухался, дарагой, -- гортанный голос явно издевался над разведчиком. -- Хватит на мине верхом ехать, теперь топай сам, ножками. Рядом засмеялся кто-то еще, сержанта поставили на ноги, кто-то пнул его в живот, не со зла, довольно лениво. -- Пошли, дарагой. Гостем будешь. Сашка чувствовал себя так, словно у него в голове разорвался снаряд. Покачнувшись, он чуть было не упал, при этом локоть его нащупал объемный бугорок рядом с сердцем. "Слава богу! -- мелькнула последняя радостная мысль сержанта. -- Не нашли!" Эту лимонку он таскал уже почти год, пришив на рукаве потайной карман. Он знал, что в случае плена ему обеспечена страшная затяжная смерть. Подобный НЗ носили многие из контрактников, не желающие очутиться у ваххабитов. Свою "смертную" лимонку они по давней, еще афганской традиции не меняли, не путали с другими гранатами и перед выходом непременно крестили на счастье, дабы не воспользоваться ею. -- Да нет, я у вас нагостился, хватит,-- пробормотал Сашка, с трудом выдергивая связанными руками чеку лимонки. Ночная темнота за спиной Барбары Херст взорвалась оглушительной вспышкой взрыва, болезненно закричал непривычно тонким голосом раненый ваххабит, взволнованно загомонили бросившиеся к месту трагедии Исмаил и его спутники. Вместе с собой Сашка забрал двоих бородачей, третьего серьезно ранило, пришлось его нести за собой. Поиски беглецов не дали результатов, хотя весь район прочесали не один раз и перекрыли границы усиленными нарядами. Но хитрый чеченец не пошел к границе кратчайшим путем, а увел свою нежданную спутницу вглубь Чечни. Сгоряча Силантьева чуть было не расстреляли, но на Кавказе давно научились ценить настоящих воинов, поэтому его понизили в звании до капитана и отправили в другой район командовать ротой. С оператором поступили точно по заранее выбранному плану: нагрузили рюкзаком и сбросили в пропасть вместе с дорогущей телекамерой. Через три дня его труп "случайно" нашли и передали тело посольству США в России. Барбара выбралась из Чечни лишь через месяц. Она похудела за это ЄЭ, спасаясь от колтуна и вшей, вынуждена была коротко обрезать свои знаменитые волосы. Ее пресс-конференция оказалась сродни разорвавшейся бомбе. США снова начали требовать введения в Россию сил НАТО и почти добились своего. Помешали этому совсем непредвиденные для Запада обстоятельства. Через два месяца после той памятной пресс-конференции Барбара Херст с удивлением поняла, что беременна. Ультразвук подтвердил ее подозрения, ожидалась девочка, вполне здоровый и крупный ребенок. Это было весьма странно, еще лет десять назад врачи уверили репортершу, что детей у ней не будет никогда -- последствия бурно проведенной молодости. И вот теперь, в тридцать шесть лет, такой неожиданный подарок судьбы. Журналистке оставалось только гадать, кто же стал отцом будущего ребенка, русский сержант или Исмаил, получивший от Барбары благодарность той же самой женской разменной монетой. Оставалось только ждать и надеяться, что будущей мисс Херст не достанется нос чеченского благодетеля. ЭПИЗОД 56 Но все понимали, что борьбу с Чечней надо начинать в Москве. И она началась еще задолго до июньского переворота, зимним слякотным вечером. В придорожном ресторане "Тройка", в получасе езды от первопрестольной, обедала компания чернявых, плохо выбритых парней. Все шестеро вели себя по-хозяйски, шумно галдели на своем варварском языке, во все горло хохотали и тискали за мягкие места проходящих мимо официанток. Наконец они расплатились и вышли. Выпитое вино располагало к благодушию, намечался поход на Тверскую. Столпившись у своих машин, кавказцы обсуждали, куда затем поехать с девушками. Никто из них не обратил внимания на свернувший к стоянке рядом с рестораном джип "Чероки". Но приземистая машина резко развернулась, и из открывшихся дверей ударили автоматные очереди. Лишь один из шестерых кавказцев успел упасть на землю, но и это его не спасло. Двое в черных масках выскочили из джипа подбежали и добили и его, и всех остальных, не пожалев при этом патронов. После этого киллеры повели себя несколько странно. Демонстративно поигрывая автоматами, они уже не торопясь вернулись к своей машине, и тяжелый внедорожник на умеренной скорости направился в сторону Москвы. Не проехав и двух километров, автомобиль свернул на проселок, полчаса промучался по раскисшей колее и выбрался на асфальт около небольшого дачного поселка. Конечным пунктом поездки оказался двухэтажный дом за деревянным забором. Там киллеров уже ждали. Ворота открыл высокий человек с седой головой, с резной палкой в руке. Выправка и полувоенная одежда прямо указывали на его военное прошлое. -- Ну что, Леня, как все прошло? -- спросил он. -- Нормально, Георгий Иванович. Никто из них даже пикнуть не успел, -- доложил водитель джипа. Остальные трое в это время быстро спустили в подвал оружие, коротко попрощались и, рассевшись в две машины, разъехались в разные стороны. Леонид Круглов уже закрывал за последним автомобилем ворота, но тут за ними снова просигналил клаксон, и во двор въехал синий "жигуленок" пятой модели с помятой правой дверцей. Водитель его, русоволосый улыбчивый парень, напевая и пританцовывая чечетку, поднялся на крыльцо. -- А, вот и Вадик, наши глаза и уши, -- сказал Круглов, с усмешкой наблюдая за шутовскими манерами парня. -- Ну что там? -- спросил весельчака хозяин дома. -- Все нормально, полковник. Эти шестеро так же живы, как тело Ленина в мавзолее. -- Не юродствуй, Вадя. Ленин хотя и мертв, но дело его живет и побеждает, надо смотреть хоть иногда репортажи из Думы, -- осадил его полковник. -- Ты скажи главное -- номер джипа кто-нибудь запомнил? -- спросил Леонид. -- Наполовину. Но я им напомнил. -- Не сильно засветился? -- Нет. Кстати старший брат Бетоева примчался буквально через пятнадцать минут. Он плакал, рвал и метал. Не завидую я теперь Арзумяну. -- Хорошо. -- Ну что, я поехал? -- Давай. -- Связь как прежде? -- Да. Сменив помятый "жигуленок" на "девятку", Вадим выехал за ворота. А хозяин дома тронул Круглова за плечо. -- Пошли, обмоем это дело. -- Сейчас, номера только сниму. Войдя в холл, Леонид первым делом кинул в огонь камина картонные таблички с цифрами "666 АО". На джипе с таким номером ездил глава небольшой армянской группировки Арзумян. Убийство младшего брата чеченца Бетоева было лишь одним звеном проведенной операции. Заставить кавказцев уничтожать друг друга -- вот чего добивались сидевшие за этим столом два человека. -- Давай выпьем за то, что мы все-таки начали работу. Сейчас так много говорят и так мало что-то делают по-настоящему, -- сказал полковник, разливая по стаканам водку. -- И за Игоря, -- поддержал Круглов. Они выпили, помолчали. Сын хозяина дома лейтенант Игорь Павловский погиб в Чечне в девяносто пятом, и Леонид Круглов был его непосредственным начальником. В том же самом бою капитан Круглов лишился четырех пальцев левой руки, после чего был комиссован и уволен из армейских рядов. Леонид относился к той редкой породе людей, которая не мыслила себя вне армии. Удар был особенно тяжелым на фоне общего поражения российских военных. Приехав однажды к отцу погибшего однополчанина, капитан нашел не только старого одинокого человека, но и единомышленника по идеям и общей боли. Особенно отставников возмущало всесилие чеченских, грузинских и прочих кавказских мафиози в столице. Полковник Павловский многие годы провел советником в Египте, прошел две арабо-израильские войны. Пользуясь старыми связями, он навел справки в военных библиотеках о так называемых "эскадронах смерти". Подобные соединения процветали в Латинской Америке в шестидесятые-семидесятые годы. То, что узнал Павловский, мало подходило для российской действительности. Все эти "эскадроны" действовали в условиях жесточайшей военной диктатуры и фактически убивали с подачи и негласного разрешения властей. Ничего похожего не могло пройти у нас в столице. Павловский и Круглов из латиноамериканского опыта позаимствовали лишь саму идею "эскадронов смерти": очищение общества от элементов, дестабилизирующих его. После долгих раздумий, когда они решили сообща действовать, для названия группы они выбрали простое и емкое слово "Центр". В нем не было патриотических загибов, и это было очень важно для офицеров. Полковник придумал и эмблему будущего объединения: перекрещенные сабли, красная звезда над ними и слово "Центр". У них не было ни оружия, ни людей, ни денег. Оставалось только одно -- собирать информацию о противнике. На это ушло несколько лет, но именно на этом пути они встретили всех остальных членов группы. Кто помогал им пассивно, собирая по крохам информацию, кто-то добывал оружие. Самыми ценными среди них были два действующих офицера ФСБ, снабдившие группу "Центр" прослушивающей аппаратурой и фальшивыми, но очень похожими на настоящие документами родного ведомства. Вадик Арефьев, тот самый улыбчивый парень, отслеживал перемещения намеченных жертв, наиболее любимые места развлечений, определял адреса кавказцев, ставил в их квартирах и офисах "жучки", действуя при этом весьма нахально и хитроумно. Трое автоматчиков, так лихо расстрелявших завсегдатаев "Тройки", также были офицерами, прошедшими Афган и Чечню. Всего же группа Павловского могла собрать под свои знамена пятнадцать готовых на все людей. Никто из них не получил ни копейки. Следующий случай подвернулся через неделю. Поздно вечером Круглову позвонил Вадим: -- Шеф, они забили стрелку. -- Где? -- Химки. -- Когда? -- В час ночи. -- Хорошо, времени у нас вагон. -- Собрать всех? -- Двоих хватит. И еще. Лети к полковнику, возьми ту штуку, что изготовил майор, встречаемся на месте. -- Понял! -- даже по голосу было слышно, как обрадовался Вадим. В час ночи площадка недалеко от Химкинского речного вокзала напоминала не то автотолкучку, не то табор цыган. Десять солидных, тяжеловесных автомобилей, в основном джипов разных марок, расположились в две линии, между ними стояли шесть человек, возбужденно и яростно жестикулирующих. Еще человек двадцать собрались около машин, настороженно поглядывая друг на друга. Говорили все на русском -- и армяне, и чеченцы, и посредники грузины. -- Да не убивал Хачик твоего брата, он в это время в Подольске был, у меня, мамой клянусь! Ты мне веришь?! -- бил себя кулаком в грудь высокорослый грузин. -- А кто, кто тогда убил его? Номер его, Арзумяна, машина его, что мне еще думать!.. -- Погорячился ты, Арслан, надо было все узнать толком... Наблюдающий за переговорами в бинокль Круглов поморщился. -- Пора, а то они так еще и помирятся. Вадик кивнул головой, послюнявил большой палец и надавил на красную кнопку самодельного пульта. Мощный взрыв разнес стоящую в пяти метрах от беседующих урну, подбросил вверх и перевернул ближайшую машину. Грохот взрыва не успел умолкнуть, как из темноты внутрь железного каре машин одна за другой полетели гранаты. Это был ад. Полыхали машины, в стальной ловушке метались раненые, падали убитые кавказцы. А взрывы гремели один за другим, словно торопясь заглушить стоны и крики раненых. За все это время со стороны жертв прозвучали лишь несколько одиночных неприцельных выстрелов. Никто не видел врага. Приехавшие спасатели, милиция и пожарные долго не могли приступить к выполнению своих обязанностей, горящие машины взрывались одна за другой. Урон кавказцев в этой бойне был внушителен. Двадцать пять человек погибли, и лишь трое раненых и обгоревших выжили в этом аду. -- Надо нам подписаться под этим делом, -- сказал Павловский Круглову на следующий день. Капитан удивленно посмотрел на своего собеседника: -- Не рано? Зачем нам сейчас светиться? -- Понимаешь, Леня, если мы не обозначимся -- будет просто очередная разборка. А нам нужно, чтобы нас боялись. Это ведь только начало. Все эти Бетоевы так, дешевка. Надо браться за фигуры покрупнее, из первого десятка, а затем ударить и по нашим иудушкам. Они давно уже выяснили, что главные сливки с обширного московского гостиничного комплекса, игорных домов и проституции снимают чеченцы уже не в камуфляже, а в смокингах. Даже крупнейшие банки платили дань заезжим горцам. Появилась новая формация чеченских лидеров, окончивших Кембридж и Итон. Они уже не носили бороды и не резали головы непокорным должникам. Президенты крупных фирм и банков, они были далеки от своих полуграмотных родственников в Ичкерии. Павловский и Круглов не имели ничего против них самих. Но они знали, что тейпы "Матери Волчицы" никогда не отпустят своих просвещенных родственников. Мощный финансовый поток продолжал питать чеченские кланы. На следующий день в редакции популярной московской газеты раздался телефонный звонок. -- Да, отдел информации, я вас слушаю, -- привычно сказал дежурный журналист, потягивая теплый кофе. -- Записывайте: ответственность за уничтожение кавказцев в Химках берет на себя группа "Центр". Наша цель -- полностью вывести столицу из-под контроля чеченских и прочих кавказских преступных группировок. Каких-либо меркантильных целей при этом мы не преследуем, для нас главное -- благо Родины. Будет уничтожен каждый, кто прямо или косвенно поддерживает преступные связи с силами, настроенными на развал и расчленение России. -- Это касается только кавказцев или также и русских? -- закричал скинувший сонную истому журналист. -- Всех, -- односложно ответил далекий голос, и тут же в трубке раздались короткие гудки. -- Вот это да, вот это сенсация! -- пробормотал корреспондент, лихорадочно выдирая из магнитофона кассету с записью разговора и моля об одном, чтобы главный редактор еще не уехал на обед. Публикация в газете была словно разорвавшаяся бомба. Несколько дней по всем каналам вещания склоняли новоявленных Робин Гудов, давая самые полярные оценки, в зависимости от окраски органов печати и телевидения. Министр внутренних дел озабоченно хмурил свои знаменитые брови и грозился поймать террористов в течение недели. Коммунисты и фашисты всех мастей взахлеб прославляли мстителей, со злорадством отмечая беспомощность властей. -- Народ давно понял всю пагубность политики продажного режима президента и его команды. Россия продается на корню, оптом и в розницу! -- вещал на митингах лидер Русской националистической партии Коньков. -- И лишь немногие истинные патриоты вступили на борьбу с исламской угрозой. Это только первая ласточка, придет время, и русский народ под руководством нашей партии сметет всех двурушников со своего пути! Прошло три недели, но больше в столице не происходило ничего похожего на бойню в Химках. Если и убивали бизнесменов или политиков, то лишь из-за чисто меркантильных интересов. О загадочной группе "Центр" начали забывать, а все дело было в отсутствии финансов. Без денег было