ою юшкою i найсмачнiшою - запевняла Марiя - рибою, i гостi не вiдмовились, а з охотою покуштували, i рибалки ще бiльше переконались, що це, певне, якийсь майстер та майстриня, але з чемностi не розпитували. Розпрощалися по-приятельському, i рибаки запрошували прийти вдень - вони покатають Пх на шаландi. - Я сина приведу, - сказала Марiя, - у мене хлопець, отакий, як ваш, - показала вона на наймолодшого рибалку. - Така молода i такий хлопець? - здивувались рибаки. - Приходьте, неодмiнно приходьте! I ти, Марiя, i ти, Митя! - вони почули, як гостi звуть одне одного. - Юшки наваримо, спiвати будемо! - Неодмiнно! - обiцяли i Марiя, i Митя. Богдана, звичайно, найдужче захоплювало купання. I його, й Митю смiшили до нестями пляжнi порядки. Коло берега було мiлко, i купальники наймали "повозки". Це були блакитно-бiлi, досить чепурнi кабiни на чотирьох високих колесах, в якi запрягали коней, одного на кабiну, а на коняцi верхи сiдав кучер. Вiн вiдвозив кабiну з купальниками далi в море й зупиняв там, де вони забажають. I вже з кабiни можна було купатися, стрибати в воду, плавати. А кучер випрягав коняку, повертався з нею на берег i чекав, поки його клiКнти не пiднiмуть прапорець - це був сигнал, що Пм треба повертатися. Митя й Богдан волiли вранцi побiгти самi й наплаватися, i накупатися досхочу без кабiн, кучера та прапорцiв. .Але нiякi дрiбницi й смiшнi, кумеднi риси цього маленького курорту не дратували. Всi троК наче домовились - з усього радiти, смiятися i, головне, - тiшитися морем, сонцем, вiдпочинком. МарiП приКмно було дивитися на хлопцiв - як вони засмагли, як за кiлька днiв поздоровiшали. Марiя теж на очах "вiдходила". - Яка спокiйна, мила ця росiйська дама, - хвалилася сусiдкам господиня дачi, - я така рада, що саме Пм здала дачу на все лiто. Усiм вони задоволенi, дуже хвалять моП вершки i сир, i взагалi нiяких вередiв! Марiя сама почувала - наче новими силами наливаКться все тiло, i руки знову мiцнi, i голова свiжа. Тут не було спеки, морська вода бадьорила, а ранки траплялися навiть холоднуватi. Усi троК вставали рано. Так було й сьогоднi - Мамо, може, й ти пiдеш з нами на море? - спитав Богдан. - Так рано там ще нiкого нема. - Нi, йдiть самi, тiльки не дуже там захоплюйтесь i не спiзнюйтеся на снiданок. Митюшо, ти все-таки не давай Богдасевi запливати далеко, - шепнула вона Митi. Митя кивнув головою на знак згоди, а Богдан уже побiг стежечкою мiж соснами наперед. Марiя i Митя на хвильку зупинилися коло хвiртки. З нiжнiстю подивилися одне на одного. - Повертайся швидше! - сказала Марiя. Постояла, поглянула на них обох, веселих, бадьорих. От Митя наздогнав Богдася, i вони швидко закрокували поряд, от спускаються з пiщаних пагорбiв. Уже Пх не видко. Марiя повернулася додому, на Пхнiй горiшнiй поверх, вийшла на маленький балкончик. Мiж дахами й соснами видно шматочок зеленкуватого Балтiйського моря, а хлопцiв - нi, вже не видати. Свiжий вiтерець, здавалося, теж солоний, як i море, налiтав з моря i обвiвав обличчя. "Удень i я поплаваю, - подумала Марiя, - а зараз все-таки треба перечитати до снiданку те, що мушу далi перекласти, а то потiм не захочеться". Але сiла на плетений дачний стiлець i - так не хотiлося рухатися! Не хотiлося нi про що думати, зв'язане з роботою. Повернуться хлопцi. ПоснiдаКмо. Пiдемо усi на пляж. Побачила долi в садку хазяйку. Та, усмiхаючись, закивала головою, крикнула, що зараз принесе молоко, - у неП була власна корова, i ПП мукання надавало дачi ще бiльшого затишку та сiмейностi. Марiя глянула на годинник. Зараз хлопцi повернуться, як завжди пiсля ранкового купання, зголоднiлi й жвавi. Кава готова. Вершки, булочки - все на столi. - Ма-а-амо-о! - чуК вона крик Богдана. Так i К - вони повертаються. Вона швидко збiгаК долу й зупиняКться. Богдась один, i вiн щось кричить. Ще нiчого не розумiК Марiя, але Пй здаКться, що все падаК на неП - сосни, дiм, небо... Що вiн кричить, Богдась? Вона не може зрозумiти, тiльки враз усе тьмариться в очах. - Митя! Митя! Що вiн кричить? Нiчого ще не доходить до свiдомостi, лише чуК - горе, бiда, нещастя! Вона бiжить - як була в ранковому халатику, простоволоса, тою стежкою, якою вони вдвох, Богдан i Митя, годину тому, нi, менше, оце зараз спускалися до моря такi веселi, такi щасливi... А зараз Богдан один, i, ще не чуючи слiв, а тiльки глянувши на нього, напiводягненого, на його розширенi вiд жаху очi, його мокре настовбурчене волосся, вона розумiК - щось трапилось з Митею! - Митю! Митю! - кричить вона. Пй здаКться, вiн мусить почути. Вона гукаК i бiжить, i за нею бiжать i Богдан, i хазяйка дачi, i люди з сусiднiх дач. - Людина потонула! Рятуйте швидше! - кричать вони, передають страшну вiсть по всьому селищу. - Митю! Митю! - кличе несамовито Марiя, i шукаК його на березi, i дивиться на хвилi, не такi вже великi й бурхливi хвилi! Вiн мусить почути, виринути, вiн, може, просто далеко заплив, вiн почуК ПП голос i припливе назад!.. Хiба то не його русява голова? Нi, нi, то здалося! На човнах, на шаландах, з баграми. з сiтями поспiшають у море люди, мiж шаландами - шаланда i тих рибакiв, з якими провели вони вечiр. - Як вона кричить, ця жiнка! - шепочуться на березi. - Коли б зараз витягти, може б, i вiдкачали ще! - А давно, хлопчику, давно вiн зник? - питають розгубленого Богдася. Але до пуття той нiчого не може пояснити. - Вiн плив i плив все далi, я вже лежав на березi, - захлинаючись, каже Богдась. - Митя сказав, я ще разочок попливу, там за глибиною мiлина, а там знову глиб. Вiн плив i повертав голову i кричав: "Тут мiлко! Тут глибоко! Тут знову мiлко!" Потiм закричав: "Я повертаюсь!" I не повернувся. Я чекав i кричав, а вiн не чув, i його не видно було. - Його вже не видно було, - пiдтвердив якийсь старий. - Я тут сидiв. Марiя нiчого не чуК. Скiльки народу зiбралося... - А де? Де? Не витягай ще? -скiльки цiкавих все прибуваК на берег. Вона нiкого не бачить, перед нею лише зеленкуватi хвилi, зовсiм невеличкi хвилi. Невже вони могли потопити Митю? Що трапилось? Може, йому стало погано у водi? Та витягнiть же його шиидше! Вона мечеться берегом, як пiдстрелена птиця, вона кидаКться до чоловiкiв, благаК всiх: - Витягнiть його швидше! - Вiн аж туди заплив, а я лежав на пiску i чекав на нього! - захлинаючись вiд слiз, повторюК Богдась. - Вiн там, он там, де ота шаланда з вiтрилом! Якийсь старий, - завжди в юрбi знаходяться такi, що все розумiють i передбачають, каже: - Тут одразу мiлина, потiм глибоко, потiм знову мiлина, а потiм уже й дна нема! Треба знати це мiсце. Хiба можна аж туди запливати? - бурчить вiн докiрливо. - Треба витягти його, швидше витягти, може, йому стало погано, я благаю вас, витягнiть швидше, його можна буде вiдкачати, це ж тiльки зараз трапилось, правда, Богдасику, тiльки зараз! Його можна буде вiдкачати! - благаК Марiя. I раптом знову починаК несамовито гукати: - Митю! Митенько! МинаК час. Його не можуть знайти. Люди, що одразу прибiгли, нетерпляче чекали, гомонiли, потроху розходяться. Рибалки, що одразу випливли в море, - пристають похмуро до берега, на змiну Пм випливають iншi. Лише та шаланда, на якiй сидять вечiрнi знайомi, весь час кружляК, шукаК, кидаються у воду з неП хлопцi, знову виринають, вiдпливають, припливають, мовчазнi, суворi, стурбованi. МинаК година. Друга. Третя. I вже дивляться жiнки не на море, даючи всiлякi доречнi й недоречнi поради чоловiкам, а з неприхованою скорботою дивляться на Марiю. Вони вже знають. Ця жiнка приречена найстрашнiшому горю. Поряд з нею - смерть. Нарештi його витягли. Митю. Люди стоять, безнадiйно опустивши руки. Хiба можливо повернути до життя людину пiсля стiлькох годин у водi, на днi! Як цього не розумiК його жiнка? Вона витираК йому волосся, вона цiлуК його, намагаКться привести до пам'ятi. - Ну, зробiть же, зробiть йому штучне дихання! Адже рятують так! - просить вона молодого лiкаря i старенького фельдшера, яких- привели сюди. I раптом починаК голосити, так голосити, як нiколи не голосять тут, на пiвночi. - Вiдведiть ПП, вiдведiть ПП додому, - каже лiкар. Але ПП неможливо вiдiрвати вiд небiжчика. Вона вчепилася за нього руками. - Нi, нi, нi, я не вiдiйду, вiн ще може отямитися! I лiкар каже: - Не чiпайте ПП. Панi, заспокойтеся, ми спробуКмо ще. Вiн-то знаК, що це безнадiйно. Розрив серця у водi. Вона не вiдходить анi на мить. Митю витирають, одягають - хто про все турбуКться? Вона не знаК. Завжди знаходяться чулi, добрi люди. Його везуть до маленькоП церкви. Звiдки з'явилася труна? Вона вже мовчить i рухаКться, як сомнамбула. - Я буду тут, коло нього, - каже вона таким голосом, що всi розумiють - будь-якi розмови i вмовляння надаремнi. Вона все ще не вiрить, що вiн мертвий, Пй здаКться - вiн отямиться. Цiлу нiч вона сидить в церквi коло Митi. Люди приходять i йдуть собi, вже увечерi нiкого нема, крiм церковного сторожа, який час вiд часу заходить, запалюК нову свiчку, поправляК лампади i, похитуючи докiрливо головою, знову куняК на подвiр'П коло дверей. А вона сидить коло Митi. На стiнi праворуч iкона божоП матерi - дiви МарiП. - За що ти караКш мене так важко? - питаК вона. - За що ти дала йому загинути? Вона дивиться, вдивляКться в нього, як часто дивилася ночами й думала: "Нiколи, нiколи не покину тебе". Його обличчя не спотворено раптовою смертю. Вiн лежить спокiйний, наче живий. Тiльки не чуК ПП. Нiколи не почуК. - Як же ти покинув мене? Може, це тому покарано мене, що я мало любила тебе? Прости мене. Не кидай мене. Я знаю - бога нема i чудес нема, коли б вiн був, за що карав би мене так немилосердно? Але ж може статися таке чудо - що ти живий, Митюшо, що це тiльки страшне наснилося менi. Ти не чуКш. Я не вберегла тебе, Митю! Вона знову починала плакати, так розпачливо плакати, вже неголосно, наче безсило, схиливши голову на його груди i з жахом вiдчуваючи крiзь тонку сорочку холодне непорушне тiло. Iнколи плутались думки, Пй здавалося - то Саша лежить у трунi, вiн же так довго хворiв i помер на ПП руках. А Митя живий, вiн же сказав, що незабаром повернеться з моря... Коло iкон блимали тоненькi вогники в лампадах, i святi на iконах наче ворушились, i сумно й безнадiйно дивилася на неП з iкони праворуч Казанська божа матiр, i Марiя знову докоряла Пй, своПй святiй. Вранцi приПхали з Риги студенти - до них одразу долинула страшна звiстка. Дехто з них заходив до ПисарКва i МарiП в готель, коли вони перебували в Ризi, дехто знав його з праць, i тепер усi були здивованi, приголомшенi - лежав такий молодий, гарний, далеко молодший, нiж завжди уявляли його поза очi, i це його дружина коло нього - така ж гарна i молода - у такому розпачi... i так жалiсливо i безсило глянула на них. - Ходiмте додому! - запропонував хтось. - Вони просидiли тут самi-самiсiнькi цiлу нiч, - зiтхаючи, мовив церковний сторож, - навiть вийти на хвилинку щось випити, з'Псти не схотiли. - Цiлу нiч? Одна? I не боялися? -вирвалося в одного з студентiв. - Чого боялася? - спитала Марiя. Боже мiй! Якi дурнi люди! Як вона могла боятися бути коло Митi? Колi б вiн устав - вона б зрадiла, тiльки зрадiла, вона цього чуда й чекала цiлу нiч. Вона про це не сказала, тiльки глянула так здивовано, що одразу всi вiдчули, яке недоречне питання... * * * ЏП та Богдася перевезли до Риги. У той самий готель, де вони зупинялися перед Дуббельнею - "Франкфурт-на-Майнi". Спитали, кого повiдомити. - Слепцова. Вiн скаже Некрасову. Слепцову Василевi Олексiйовичу. Спитали, коли ховати. Як не тяжко, про все треба було спитати, а Пй - вiдповiсти. - Тут нiзащо. Я повезу до Петербурга. - Треба ж дозвiл. - Дайте телеграму СлКпцову. Так, Слепцов, Некрасов, усi друзi з будинку на розi Литейного - це ж Пй найближчi люди. I Митя ставав Пм близьким, "Пхнiм". - Я не лишу тут його. Я мушу повезти до Петербурга, - несподiвано твердо сказала вона i раптом проявила несподiвану наполегливiсть i енергiю. Дiйсно, Некрасов одразу надiслав Слепцова i грошi вiд редакцiП "Отечественных записок". Слiдом за СлКпцовим, за дорученням редакцiП "Дела", вiд БлагосвКтлова приПхав видавець Павленков, близький друг МитиноП сестри Вiрочки. Iз СлКпцовим МарiП було легше, i вiн лишався з нею весь час, поки мiнiстр внутрiшнiх справ дав дозвiл на перевiз тiла ПисарКва до Петербурга. Майже через три тижнi. Митя лежав у подвiйнiй трунi, яку потiм для перевозу морем поставили ще в спецiально замовлений ящик. Вiд матерi приховували його загибель. * * * На морi знялася буря. Хвилi здiймалися чим раз вище й вище i загрожували залити невеличкий пароплав "Ревель", що йшов iз Риги до Петербурга. Марiя весь час стояла на палубi. Богдан, схудлий, зажурений, уже цiлком дорослий, був iз нею безмежно уважним i нiжним, вiн просив ПП пiти в каюту, полежати, вiдпочити. Але мати то рвучко обiймала його i мiцно притискувала до себе, то мерщiй вiдсилала самого, - а йти з палуби вiдмовлялась. Спочатку Пй просто легше було дивитися на море, дихати тут, нiж сидiти в напiвтемнiй маленькiй каютцi. Хоч i вiд цих хвиль Пй хотiлося часом заховатися, бо крiзь Пхнiй гуркiт, рев вгтру Пй все вчувалися тi невблаганнi могутнi роковi звуки, що приголомшили ПП в Домському соборi. Може, то й було передчуття, пророкування неминучоП, невблаганноП бiди? А потiм вона, коли б i хотiла, не спустилася б до каюти, бо стала боятися за труну. Так, боятися за той ящик, що стояв у трюмi. Забобони, прикмети тяжать i тяжiтимуть над людьми, особливо таких професiй, якi постiйно перебувають у небезпецi в боротьбi з стихiями. Уже шепотiлися i команда пароплава, i пасажири, поглядаючи на даму в глибокiй жалобi, i до неП долiтав цей шепiт i страшнi слова, Пй здавалося, коли вона пiде в каюту, - трапиться щось неймовiрне, непоправне. СлКпцову було погано вiд цiКП бурi. Але ж до кого вона могла звернутися? Коли Богдан, який не знаходив собi мiсця, знову пiдiйшов до неП, вона швидко написала на клаптику паперу: "На палубi хвилювання. Дiзналися, що знаходиться в ящику, i присiкуються до мене. Публiка дуже незадоволена, що ночувала з покiйником. До того ж, ящик тече". (Так Пй сказав один iз старих i, певне, добрих матросiв, бо вiн дивився на неП з спiвчуттям i жалем). - Богдасику, вiднеси мерщiй Василевi Олексiйовичу. Боже! Хоч би швидше Петербург! Вона нiзащо не дасть к-инути Митю в море! * * * Як не намагалася полiцiя i III вiддiл протидiяти похоронам, - величезний натовп зiбрався на причалi зустрiти труну Уже не криючися, винесли ПП з пароплава. За труною, нi на кого не дивлячись, пройшла Марiя. Перед нею всi розступилися, i страшно було звернутися до неП i навiть дивитися - таке було в неП обличчя. У полiцiП, де було вже занотовано, що "першу звiстку про загибель ПисарКва подала Маркович комунiсту i лiтератору Василевi СлКпцову", боялися демонстрацiй пiд час похорон, та нiчого не могли заподiяти. Кiлька тисяч людей проводжали ПисарКва на Волкове кладовище. Важку подвiйну труну несли всю дорогу на руках студенти. Могила була вирита навкоси вiд могили Добролюбова. Близько лежав i БКлiнський. Виступали з промовами - БлагосвКтлов, Павленков, студенти. Там же, на могилi, Павлепков збирав грошi й вiдкрив пiдписку на своКрiдний пам'ятник-стипендiП студентам iменi Дмитра ПисарКва. А незабаром за таку "зухвалiсть" Павленкова заслали. Двi жiнки в чорному впали на його могилу, закидану квiтами, i Пх з трудом пiдвели, i одну, зовсiм непритомну, вiднесли до карети. Одна з них була сестра Митi - Вiрочка, а про другу сперечалися. Запевняли, що то Марiя Маркович, але вона так змiнилася i так щiльно вкривала ПП жалоба, що навiть переодягненi нишпорки полiцiП, якi повиннi були переписати всiх близьких i особливо схвильованих на похоронi, - ПП не пiзнали. Друзi вiдвезли ПП додому i перший час боялися за ПП життя. Коли вона трохи прийшла до пам'ятi, Богдан дав Пй листа вiд Некрасова. "Лише вам, МарiК Олександрiвно, наважуюсь поки що дати цього вiрша. ПисарКв перенiс в'язницю не здригнувшись (морально) i, напевне, так само зустрiв би цю могилу, яка тут маКться на думцi, але ж це виняток - поки що життя являК бiльше фактiв протилежних властивостей, i тому моя думка прийняла такий напрямок. Одне слово - Ви розумiКте - так написалось". Аркушик iз листом тремтить перед очима в ПП руках. Вона читаК далi, "як написалось": Не рыдай так безумно над ним. Хорошо умереть молодым! - "Хорошо умереть молодым..." - беззвучно повторюють блiдi вуста МарiП. Митине обличчя перед нею - молоде, живе, ясне... Беспощадная пошлость ни тени Положить не успела на нем, Становись перед ним на колени... Вона розумiК - Некрасов звертаКться не тiльки до неП. До всiх, до всiх, хто йшов за його труною, хто читав, хто читатиме... Перед ним преклониться не стыдно, Вспомни, сколькие пали в борьбе... А теперь его слава прочна... Так. Його не забудуть. Вiн житиме серед молодi теперiшньоП i прийдешньоП. Але ж лишилася вона, його дружина, його друг, жiнка, яку вiн любив. I це вже до неП, тiльки до неП лунають гiрко останнi рядки: У счастливого недруги мрут, У несчастного друг умирает... Як же жити Пй тепер? МарiП? А жити треба було... 1963-1983, КиПв - Конча-Озерна