прогнати ПП геть, i переконати переконала себе: чи то ж ПП, Миловидчина, провина, що Лада вказала Божейковi саме на неП, дiвку з Випалу, що Божейко приПхав туди й став бранцем ромейських татей? Не лише вiн, весь тиверський люд у придунайському пониззi зазнав ромейського гвалту. А Божейкiв тато iнакше, бач, думаК: винна Миловидка. Йой, людоньки! I ти, зiронько ясна, заступнице знедолених! Як же Пй лишатися i жити в цiй оселi, коли про неП он як думають? Не до сну було вже. Бо що бiльше думала та побивалася, шукаючи рятунку, то певнiша була: i ця оселя не стане Пй прихистком. Лiпше вже свiт за очi пiде, анiж залишиться там, де ПП мають за басиху, що накликала лихо на свого лада i на його домiвку. "А куди ж пiду? - настигла iнша думка i змусила завагатися. - До тiтки, до князя чи таки свiт за очi? Йой, горенько! Таж там, у свiтах, як i в тiтоньки своКП, зiтлiю, а то й лусну з горя та розпуки, а в князя, окрiм усього, ще й зганьблю себе". Мало не до ранку калатала собою. I думала-страждала, i плакала-ридала, уткнувшись у подушку та дбаючи, аби не почули ПП там, за дверима. А настав ранок - пiдстерегла такий момент, коли господар вийшов поратися на подвiр'П, i стала перед Божейковою мамою. - Господине солоденька, - сказала сумно та знiчено. - Я чула, про що говорили ви з мужем своПм поночi, i ось що надумала: не комусь iншому, менi слiд iти до ромеПв i шукати там Божейка. Жiнка тетерiла вiд того казання, слова не здатна була виректи. А проте швидко й оговталася. - Схаменися, Миловидко, - замахала руками. - Не бери до серця того, що чула. Чи то ж дiвоче дiло - iти до чужакiв, вештатися помiж татей i шукати правди у татей. О милостивi боги! Та ти ж пропадеш там, присяйбiг, пропадеш! - Ну, чом же? - Хоча б i тому, що он яка лiпотна собою. А крiм всього - беззахисна, чужинка. Хто захистить тебе, коли скаже котрийсь: моя? Iти тобi до ромеПв - все одно, що вiддати себе на поталу вовчiй зграП. - Дарма. - Ба нi, не дарма. Вони за такими в чужi землi розбоКм ходять, а ти сама об'явишся. Тямиш, у яку крутопадь пхаКшся? - Я була вже там, матiнко. Боги вберегли i визволили. Гляди, й за цим разом убережуть. Знаю Одес у ромейськiй землi, знаю Маркiанополь. Бiльше скажу: маю там най i старенького, та доброго приятеля - мандрiвного ливарника з полян. Гадаю, пристане на моК благання i пiде на пошуки Божейка. То моя чи не Кдина свiтла сподiванка i моя надiйна сторожа в ромейськiй землi. ЗнаК рiч, знаК покони ромейськi, знаК й ромеПв. Треба буде розпитатися в них - розпитаКться, треба буде заплатити - знаК, кому i скiльки. Та й путь йому яко мандрiвному ливарниковi всюди буде вiдкрита. Видасть мене за свою доню та й пiдемо. У вас же, чуКте, матiнко-голубонько, у вас просила б одноП лиш помочi: коли справдi хочете бачити у себе Божейка, а нас - у парi з Божейком, не пошкодуйте тих солiд i того золота, що маКте. Ви правду казали: ромеП ласi на них. Аби тiльки поталанило знайти менi моК ладо, за солiди та за золото викуплю. Присяйбiг, матiнко гожа. Двi цiни дам, а викуплю! Вона не дотримала-таки даноП собi перед тим, як iти на бесiду, обiцянки: бути твердою, мов кремiнь. Закровоточили давнi, закровоточили й новi рани, вiдчула себе не просто знедоленою - скривдженою. А коли до всiх, що мала досi, болей додався й завданий, _здавалось, найрiднiшими людьми, що лишалося робити дiвчинi,, котра не мала нi роду-захисту, нi матерi-порадницi? Мусила зломитись i виплакати жалi своП чужiй. А бiля неП плакала й Божейкова мама. XV_ За все лiто князь Волот лише вряди-годи бував у Чернi та попутно - в Соколинiй Вежi. Укладений iз вiчем ряд надiйно тримав його на придунайських обводах Тиверi i зобов'язував клопотатися дiлом всiКП землi - вибором мiсць пiд сторожовi вежi та гридницi при вежах. Не хотiв бачити те дiло опороченим чиПмсь недбальством, тому до всього приглядався, правдиво кажучи, усе започатковував сам. Придунав'я - не те, що Поднiстров'я. Тут - пониззя. I знайти мiсце, що бодай трохи пiдносилося б над пониззям та дозволяло проглядати не лише Дунай, а й Задунав'я, не так просто. А Пх змушений знайти не одно i знайти там, де найбiльш ймовiрне вторгнення. Џздив та й Пздив, приглядавсь та й приглядавсь. А ще ж i про те мав думати: ставить вежi в незайманщинi. Що буде i як буде? Земля ця споконвiку слов'янська i з волi тих же слов'ян уступлена для гостинноП путi. Хочеш Пхати iз степу в гори, до склавинiв, або через Дунай - до ромеПв, - Пдь собi, для того К обводи ТиверськоП землi i гостинна путь на обводах. Хочеш правитися iз гiр у степ чи з придунайських долин у той же степ - прався хоч i всiм плем'ям, не лише кiньми, а й возами, для того знов-таки К обводи i незайманщина на обводах. Аби до слов'ян не забiгав, аби слов'янськi весi не плюндрував, яко тать. Тепер виходить, що князь Тиверi посяде незайманщину, перетне гостинну путь, а коли хтось зважиться iти по нiй, змушений буде сказати "зась". Таки зважиться i скаже чи обмежиться тим, що сяде вежами в незайманщинi, саму ж незайманщину лишить гостинною путтю? Ба мiг би й обмежитись, коли б можна було. Ано, коли б можна! Через те, що й сам не знаК до пуття, як буде потiм з незайманщиною, i на вiчi не заговорив про неП. А, мабуть, слiд було б. РомеП давно зламали той вiковий покон, то чого вiн маК триматися його? Аби давати тим татям спроможнiсть вiльно переправлятися через Дунай та грабувати слов'янськi землi за ДунаКм? Нi, слiд було одразу i все казати на вiчi: не лише вежами та забудовами при вежах, всiм людом маКмо вийти на Дунай та стати Довгою стiною по Дунаю. А було б благословення вiча, мiг би вдовольнити i свою давню спокусницю-мрiю: бути не просто привiдцею тиверськоП ратi та дружини, а й державним мужем у своПй землi, хоча б i таким, як К вже зараз князь КиКва, що он яку вольницю дозволяК собi: споруджуК у Тиверi морське пристанище, хоче бувати за морем, вести з ромеями торгiвлю. Певно, К кого послати i К на кого опертися в такiм дiлi. Чи вiн, Волот, такий далекий вiд того, аби бути не лише привiдцею ратi, а й державним мужем на Тиверi? Старiйшини почитають його яко князя, вiче не противиться йому, бачить у дiлах його здоровий глузд, тому тримаК за ним руку. А все ж зробив не так багато, аби почувати себе повноправним волостелином у своПй землi. Щоб бути ним, слiд мати власну силу, що могла б порiвнятися з силою вiча. А вона не так у ратi та дружинi, як у мужах, здатних поставити при потребi пiд княжу руку i дружину, i рать.. Такi мужi у Тиверi К. Це насамперед тi волостелини, що мають уже своП угiддя-вотчини i горнуться таки до князя, а не до вiча, це, зрештою, й тi, що волiють мати Пх: воКводи, сотеннi, десяцькi, вважай, уся старша дружина. Бiда лиш, що не так багато пiд його рукою вiльноП землi, аби мiг винагородити всiх угiддями. Отож i гадаК собi: чи не час скористатися незайманщиною? Он скiлькох може зробити волостелинами у Приднiпров'П, а водночас i воКводами на обводах, коли подiлить мiж мужами незайманщину. На мiсце тих, що пiдуть у Подунав'К, поставив би воКводами, сотенними, десяцькими iнших - ось i мав би свою, княжу, силу i надiйну опору на Тиверi. Бо всiх винагороджених, а надто тих, що стали б волостелинами та воКводами у Подунав'П, зобов'язував би мати власну дружину. При потребi мiг би кликати всiх i збирати докупи. Об'Кднанi з княжою дружиною вони й складали б рать - ту, що з нею не завжди насмiлювалася б змагатися рать ополченська. Сила ставала б супроти сили i змушувала б старiйшин бути зговiрливiшими, а вiче - покiрнiшим. То - без сумнiву, то - напевно. I даремно вiн завагався та не винiс на розсуд вiча думку про необхiднiсть подiлити незайманщину мiж мужами-воКводами. Уклав би з вiчем такий ряд, одразу двох зайцiв забив би: i своПх мужiв та свою дружину мав би в Подунав'П, i надiйну стiну-заслону поставив би супроти ромеПв. Хiба ризикнути й пообiцяти цю землю воКводам без речницi вiча? А чому б i нi? Чи в нього не буде чим пояснити вiчу, чому вчинив так, чи пiсля того, що сталося в Подуиав'П, насмiлиться хтось перечити князевi? Ба нi, не перечитимуть, а вже що воКводи вiзьмуться за спорудження веж та забудов, за змiцнення обводiв у Подунав'П, коли пообiцяК Пм вотчину-угiддя поблизу веж, сумнiвiв i поготiв не може бути. Багато важитиме й те, що незайманщина перестане бути пристанищем для татей, усякого там бiглого та пошельмованого у волостях люду. Саме з нього воКводи наберуть собi дружини, а яко волостелини-челядь. Вiльний смерд до дружини, як i до челядi, не вельми охочий iти. До дружини йде лиш той, хто зубожiв до краю, зрiкся, а то й позбувся землi. Зараз цi люди перебиваються легким хлiбом, а скажуть Пм: iдiть на хлiб ратний - i матимете не лише розкiш-волю, а й коня, броню, усе, чим буваК ситий i вдоволений поселянин, пiдуть не вагаючись. I то будуть не гiршi, анiж маК в себе, отроки та мужi, якщо по щиростi, саме такi, яких треба в неспокiйних полуденних обводах ТиверськоП землi: мужнi та винахiдливi, байдужi до смертi i здатнi, коли що, пiти на смерть. Уздовж i впоперек мiряв того лiта дунайське прибережжя. I все - у сiдлi, вважай, упродовж трьох мiсяцiв у походi. А ще у постiйних турботах. Бо мало було тiльки обрати мiсце для вежi та забудов, треба було й вимiряти та вивiрити, чи найлiпше з усiх, що К поблизу, чи не заллК вода, коли вийде з берегiв Дунай. Зате й утiху мав вiд трудiв своПх. I чи не найбiльшу, коли спинив коня та став над Днiстровським лиманом, на мiсцi староП грецькоП Тiри. Як вiн ранiше не догадався побувати тут? Сам, без полян, побачив би, що споруджена на мiсцi Тiри твердь може стати Константинополем ТиверськоП землi. Мiсце он яке, маК високий кам'янистий берег, при березi - прозорi води лиману. I море неподалiк. А каменю довкруж - хоч рiчку гати. I здебiльше бiлий. Коли здiйснить те, що задумав укупi з полянами, так i нарече це пристанище: Бiлгород. Бо такий бiлий буде, мовби лебiдь при синiх водах лиману, бо стане вежею з веж i пристанищем iз пристанищ, опорою ТрояновоП землi в усьому Подунав'П. Треба буде - пiдуть за море з товарами, а зворохобляться ромеП - пiдуть на тих же лодiях i до ромеПв: сюди, на Дунай, а то й до самого Константинополя. Аби знали тi ненадiйнi сусiди, що анти мають при ДунаП свiй Константинополь. Аби знали i потерпали! Iз вiчем князь Волот уклав-таки ряд, i доволi надiйний. Цього лiта тиверськi поселяни йдуть на пониззя з сокирами й допомагають тим, що вцiлiли пiсля ромейського гвалту, спорудити до зими хижi, наступного пiдуть у Подунав'я й споруджуватимуть сторожовi вежi та забудови при вежах. Пiдуть тi самi поселяни чи iншi - то вже турбота старiйшин на волостях. Вони уклали з князем ряд, мусять подбати, аби були у Подунав'П будiвничi. Про все, що треба для зведення будов, подбають князь i його мужi. До Черна повернувся вiдчутно втомлений, до всього й Малки не застав удома; як i на передлiттi, влiтку, сидiла з дiвчатками бiля Богданка. А без Малки, дiтей порожнiм та сумним видався Чернський терем. Тому не засидiвся у ньому, вже наступного дня сiв у сiдло й погнав коня до СоколиноП Вежi.. Малеча заскучала за вiтцем не менше, нiж вiн за нею. Заглядала у вiчi та щебетала навперебiй, коли сидiли купно у теремi бабусi Доброгнiви, невгавала й тодi, як пiшли, прихопивши й Богданка, до лiсу, гуляли знадливими в Соколинiй Вежi узлiссями. З усiма був пiдкреслено уважний та добрий, а з Богданком чи не найбiльше. Бо таки жалiв його, хай не вголос, про себе, все ж визнавав: син покараний за отчi провини. А крiм всього, знав уже: мати Доброгнiва лишаК отроча на зиму при собi. Усi будуть з татом та мамою, усiм стелиться весела путь до Черна i ще веселiша - у Чернi, а Богданко коротатиме темний свiй вiк тут, лишень з бабунею та з бабунею. Як мiг не жалiти пiсля всього сина i не упадати коло нього? Геть усi статки своП, крiвцю свою вiддав би, аби зарадити його темнотi. Та ба, не зарадить. Бабуся Доброгнiва береться зробити те, тож хай буде, як вона хоче. Ачей, i зробить. I день, i другий, i третiй вiдсипався та почував себе всього лиш вiтцем князь Волот. Та мужем жонi своПй, та сином матерi. А на четвертий постукалися до ворiт i гостi - прибула жона воКводи Вепра з донькою. - Б'ю чолом князевi, - спинилась i низько вклонилася, коли вийшов iз дверей, зачувши iржання коней на подвiр'П. - Низький уклiн i княгинi Малцi, - побачила i вклонилась теж. - Спаси бiг. Проходь та будь гостею, сусiдко гожа. Як добре зробила, що згадала та прибула, що не забуваКш нас. - Почула, що князя боги повернули нарештi до праотньоП оселi i не могла не навiдатись. Обiймались i чоломкались, а тим часом говорили. - Чи не воКвода Вепр принiс тi вiстi? - ВоКвода у Чернi, княже. Гiнцi його сказали. А тут i Зоринка наполягла. Дiвчинка стояла осторонь. Загледiвши, що князь iз княгинею звернули нарештi на неП увагу, заяснiла видом i вiддала чолом. Княгиня не забарилася пiдiйти до неП, обняти та привiтати щиро. Знала-бо: вiтаК не просто гостю, вiтаК Богданкову наречену, ту, котра коли не стала ще, то стане, як не зашкодять боги, ще одною донею й княгинею в землi Тиверськiй. Правдиво кажучи, бiльше коло неП упадала, анiж бiля ПП мами i своКП посестри, чим неабияк тiшила й посестру. Ано, хто ж лишиться байдужим та непотiшеним, бачачи, якою втiхою К для стороннiх твоя дитина? А княгиня Малка не просто ж собi стороння, вона - перша на всю Тивер жона. Ось тiльки Богданко... - Князь, яко вiрний домочадець, - заговорила дещо iншим голосом Вепрова, коли пустила свою пiвдiвку мiж Волотових дiтей, - анi на день не затримався у Чернi, кинув усi стольнi дiла та й додому мерщiй. - Йой, Людомило! - Малка Пй. - Чи мислиш, що кажеш ото? Таж тi стольнi дiла всеньке лiто тримали його на обводах. За три мiсяцi об'явився тут чи не втретК i кажеш "мерщiй"? - Людомила знаК, що каже, - весело грав очима князь. - НарiкаК тим на мужа, котрий, мабуть, рiдше буваК у Веселому Долi, анiж я в Соколинiй Вежi. Таки нарiкаКш, га, Людомило? Вепрова вiдмахуКться вiд того, що чуК, а проте й не вельми. - Чи князь не вiдаК, який у нього воКвода? Йому домiвка, що вовковi торiшнК лiгво: тодi лиш i згадуК про нього, як захурделить. - Отак навiть? - Коли б не челядь, не знаю, що й робила б iз тим Веселим Долом. Усе на менi вiн та й на менi. ЗнаКте-бо: i худоби та ролейних нив маКмо немало, i бортей та перевiсищ наставили по лiсах, а муж у Чернi та й у Чернi, сама змушена дбати про все та давати всьому лад. - Тодi з дозволу ласкавоП Людомили вчинимо з ним маленький жарт. Згода? - Вепр-бо К. Чи варто? - Варто, коли такий. Пошлемо зараз гiнця й покличемо до мене. А вже тут i вiдсвяткуКмо завершення лiта купно. Жарт видався, як нiколи, доречним, а утча i зовсiм славною. I для мужiв, що були добрими радниками у ратнiм та стольнiм дiлi й мали про що говорити пiд хмелем, i для жон Пхнiх, що вважали себе посестрами, а вiдтак не просто дружнiми - родинно зближеними. Та чи не найбiльше -для дiтей, у них своК було застiлля i втiхи-гулянки своП. Зате якi по-дитячому веселi i по-молодечому гомiнкi! Навiть Богданко забував у тому галасi-весiллi, що вiн незрячий. I смiявся, i галасував, i радiв, яко старший, коли в тих, що були коло нього, доходило до скрути. Бо була з ним Зоринка. Бо в тоП Зоринки таке добре та прихильне до нього серце, така щедра вона, старша серед дiвчаток, на вигадки, що де вже тут думати про темiнь в очах i про смуток на серцi. Радiстю та втiхою iскриться воно, а чи тi iскри такi частi гостi, аби цуратися Пх? Присяйбiг, навiть тодi, як умовкло все, а гостi почали збиратися та Пхати хто куди, не був такий засмучений, як мiг би бути. Бо обiцяли всi: i Зоринка та ПП мама, i кревнi його, що не востаннК тут. НаПздитимуть i будуть з ним, наПздитимуть i будуть. Вiд того дня Волот примiтко добрий був iз жоною своКю, а ще добрiшим - iз дiтьми. Чому - сам не знав. Може, просив вибачення за те, що так думав про всiх них отам, у наметi над лиманом, а може, тiльки хотiв би попросити, та не мiг. Ано, чи то ж легко пiдiйти й сказати: "Я зраджував вас: i тебе, жоно, i вас, дiти... Побачив дiвку неземноП лiпоти i порочив вас перед нею, йшов на зраду, чим, певно, й прогнiвив богiв, а прогнiванi боги покарали мене найбiльшою карою - слiпотою сина". Ой нi, сказати таке не годен, лiпше буде, коли не знатимуть. Помiчала чи не помiчала його муку-каяття княгиня Малка, однi боги вiдають. Добре вже те, що на прихильнiсть вiдповiдала подвiйною прихильнiстю, а на ласку - благоговiнням. Як i дiти, мiж iншим, надто найменша - Миланка. Яскою дивилась на свого тата, збиту не давала. Як тiльки зайшов до терему, уже й бiжить, зирить-заглядаК у дверi. Та усмiхаКться так, що й камiнний не втримаКться, скаже: "Ходи, дитино". Не гнiвався за те анi на неП, анi на няньок-челядниць. Саджав на руки i втiшався щебетом-розумуванням, очицями довiрливо добрими i чистими. I слухав уважно та чинно, а то й смiявся слухаючи. - То ти отака у нас! - ширив подивованi очi. - УмiКш бути пташкою й спiвати, яко пташка? - Ано. - Ану ж бо, ану заспiвай. Дiвчина не хоче бути проханою. Швиденько злазить iз татових колiн, стаК, як належить, на ПП, дитячий, розум стати, i наспiвуК: - Воробчику пташку, пташку, Чи був ти у нашому садку? Чи видiв ти, як мак сiють? - Йой вотак сiють мак, Йой вотак сiють мак. Князь пiдхоплюК малу свою на руки, пригортаК та цiлуК щиро. - Яка ж бо ти втiшна у нас, Миланко! Яка мила дiвка! Це ж хто тебе навчив сьому? Бабуся? - Атож. - I ти сiяла вже мак? - Нi, збирала лишень. Бабуся велiла на передлiттi приПздити, тодi сiятимемо. - ПоПдеш? - Чом нi? А татусь поПде з нами? - ПоПду, дитя моК. - На все лiто? - Нi, на все лiто не зможу. ПриПздитиму на свята i коли матиму вiльну годину. - ПриПздiть, татку. Там так пригоже, що й ну. I песик у бабусi Ксть, i кицька та курчатка Ксть. А ще бабуся багато казочок розповiдаК нам, пiсень спiваК всяких. - Ов! То ти й казочки вже знаКш? - А знаю. - Може, розкажеш? - Най потiм, як спати лягатиму. Казочки перед сном розповiдають. - Чи ти ба! - Я лiпше заспiваю вам ще. Вона не чекаК запросин, злазить i йде в танок. А танцюючи, наспiвуК: - Дзьобка маленька, Де твоя матiнка? - На макiвцi сидiла, Дрiбен мачок дзьобала: - Дзьоб, дзьоб, дзьобаиець, Ходить дiвка у танець, А за нею молодець. - Не ходи, дiвко, у танець, Лихо буде пiд кiнець. Вони так голосно смiялися, часом здiймали такий вереск, що челядницi оглядалися врештi-решт i бiгли шукати свою втiкачку. Не раз думав князь: чи то ж гоже, що все Миланка та Миланка тiшить його. Може, час уже й батьковi потiшити Миланку? Шукав i не знаходив для неП розваги або часу на розвагу. Тодi аж надибав i спромiгся на все разом, як випали снiги. - Ану-бо, Малко, - зайшов знадвору незвично збадьорений. - Збирай дiвчаток та одягай теплiш. ПоПдемо до СоколиноП Вежi. ПрокатаКмо наших соловейкiв на санях-залубнях i Богданка провiдаКмо. I сiдали в запряженi трiйкою коней сани, i Пхали заснiженим полем чи лiсом, Волот не переставав бути таким, яким бачила його княгиня вранцi. Смiявся, потiшений розумуванням доньок, сам смiшив i все нагадував челядниковi: "Гони, гони вороних! Вони вигулянi, най iдуть чвалом. Щоб снiг летiв з-пiд копит, щоб вiтром дух забивало нашiй Миланi. Џй до вподоби це. Правда ж, Миланко?" Укутував дiвча, зазирав у збадьоренi не менш, нiж у тата, оченята i тiшився тою бадьорiстю. "Нi, я був несправедливий до Малки. - зiзнавався. - Присяйбiг, несправедливий! Дiвки - не така вже й пагуба для роду. Он яка лiпотна старша - Златка. А якаМиланка. Друга Миловида буде на вроду. То чи треба падати духом i нидiти, коли так? Спiткало лихо сина? Не матиму спадкоКмця-кревника? То матиму двох зятiв! Котрийсь iз них замiнить сина, коли вже пiде на зле, i сяде на княжий стiл у Тиверськiй землi. Ано, не все уже втрачено.. А може, й нiчого не втрачено". XVI_ Зима вiддавна була порою перепочинку. I для князiв та Пхнiх мужiв, i для смердiв-поселян. Не до перепочинку лиш рукомеслим людям: зброярам та золотарям, ковачам та ливарникам, стройникам та ткачам. Тим, навпаки, слiд надолужувати взимку, брати на прожиток те, чого не вiзьмуть на передлiттi, влiтку, коли у полi гаряча пора. I все ж рукомеслих не так багато. Всi iншi знають: настала зима - настав час для перепочинку, а кращим перепочинком завжди були й залишаються лови. Не втримався вiд них i князь Волот. Вiдвiдини СоколиноП Вежi, щоправда, пригасили в ньому ловчу завзятiсть (там як жили, так i живуть сподiванками), все ж не так дуже, щоб вiдмовитися вiд ловiв. Як тiльки випали глибокi снiги i в Тиверi твердо стало на зиму, заiржали бiля княжих конюшень конi, залаяли на скотницях пси, озвалися, пробуючи голоси, рiжки, за ними - й басистi тур'П роги. Ловчi покрикували на челядь, челядь - на псiв, i пiшла, покотилася долами зичнiсть, недвозначно кажучи всiм: князь збираКться на лови. Як виходив iз терема та сiдав у сани, над'Пхав на вороному, мов галка, й широкогрудому, з мiцними ногами й ще мiцнiшою гривастою шиКю конi воКвода Вепр. - Куди велиш податися, Волоте? - На пониззя, там звiра бiльше. - А може, на своП дiдизни заглянемо? В дiдизнах його не менше. Давно не бували там зимовоП пори i не вiдловлювали. - Я був, i не так давно, - вiдмахнувся князь i заходився всiдатись. - Подамося спершу на пониззя, а вже вертаючись, заглянемо i в твою дiдизну, коли так хочеш. Догадувався воКвода: не до веселощiв князевi у Соколинiй Вежi, тому й волiК бути далi вiд неП. А самому, як нiколи, хотiлося бути саме у Веселому Долi: обiцяв Людомилi тодi ще, як гостив, сказав, на лови прибуду до отнього гнiзда. Вони не вперше купно йдуть на лови. Вiдколи Волот - князь, Вепр - перший пiсля князя ратний муж у землi Тиверськiй. Ще за молодечих лiт спiзналися i таки в своПх дiдизнах, таки на ловах. Брали Пх тодi з собою не як мужiв - рано Пм було сходитися у лiсi з ведмедем, стинатися з iкластим вепром, брали як отрокiв, на яких покладалося наганяти звiра. Проте броню i отроки мали при собi справжню, та й ловчих навикiв не позичати Пм. Всяке ж бо трапляКться на ловах, як трапилось i тодi, за першого знайомства молодого княжича з молодим сусiдом по оседку - Вепром. Iшов з челяддю, галасував, як i челядь, наганяючи звiра,_ а обернулося так, що звiр погнав на нього. I погнав не як-небудь - лавою. Кiнь схарапудився тодi i викинув княжича з сiдла. Як те сталося - i помiтити не встиг. Та й не було коли помiчати. Уступили з дороги челядники - рвонув услiд за ними й гнiдий. А вепри он уже, поруч. Њдине, на що спромiгся, - пiдхопив сулицю й став до бою. На що покладався, сам не вiдав: вепрiв, що йшли прямiсiнько на нього, було два, i обидва не вепри - веприська. - Бери того, що по лiву руч, - почув позад себе. - Я беру того, що по праву. Той, що скакав на конi й кричав йому, теж був iз сулицею. Хто - пiзнiше вже довiдався, а довiдавшись, не розминувся так собi: i до СоколиноП Вежi запросив, i конем-гриванем, що носив потiм Вепра на Дунай i поза ДунаКм, винагородив. Бо таки щиро вдячний був за помiч, бо й батьки пiсля того близько зiйшлися i мали себе за приятелiв-соратникiв. А ще ж i жили по сусiдству: Волот iз вiтцем своПм по один бiк лiсу, Вепр - по другий, у Волотового вiтця бортна межа позначалася на полуночнiм лику дубiв, що стояли по взгiр'ю i пiдносилися над лiсом, у Вепрового - на полуденнiм. I вдачею виявилися схожi: обидва веселi й завзятi, схильнi до мiцноП чоловiчоП дружби, а ще мiцнi тiлом i духом, не боялися анi скачок шалених, анi поКдинкiв iз звiром лютим. Тож i заприятелювали. Скiльки жили вольними молодцями у своПх дiдизнах, стiльки й трималися купно. Одного передсвяткового надвечiр'я Волот гнав коня до Веселого Долу i був на iгрищах чи якихось iнших забавах у Вепра, iншого - Вепр до СоколиноП Вежi, на побачення-гулянку в товариствi Волота. А вже як надходив день, що його святкувала вся земля, чи надходив час зимових ловiв, сходилися всiма родами й тiшилися, як серце велiло. Потiм зачастили ратнi виправи, зачастили й походи до Дунаю та за Дунай. Були отроками, трималися батькiв, стали мужами, не забували, шо вони сусiди-побратими: i в походах старалися бути ближче один до одного, i в сiчах пам'ятали, що плече побратима - надiйне плече. А вже як не стало батькiв i Пм довелося взяти на себе батькiвську ношу, порiднилися й поготiв. Тепер уже доля Тиверi тримала Пх укупi, гострила розум i меч Пхнiй на дiла ратнi i стольнi. Зимовий день занадто куций, щоб сподiватися на лови сьогоднi ж. Через те князь Волот так i поклав собi: правитиметься в бiк Дунаю доти, доки стане дня. Довiдавшись про те. Вепр, як i там, у Чернi, знову насмiлився пiдступитися до нього з порадою. - То ризиковано, княже. А коли нiч застане в лiсi? Тим паче, що далi пiдуть спаленi весi та городища. А в спалених можемо й не знайти ночiвлi. - Ну, чом же, за лiто кожен оседок щось та поставив. Яка найближче весь? - По один бiк - Медуша, по другий - Сонцепiк. - А далi? - Випал. - Випал? Стривай, невже Випал? - Так i К. А що князя дивуК? - Я був у Випалi, я знаю його. Туди й триматимемо путь. - Коли князь був там, то повинен знати: Випал спалений, i спалений дотла. - Кажу ж, за лiто щось побудували. Раз К люди, К й оселi, а нам на нiч великих розкошiв не треба. Повелiваю: тримати путь на Випал. I збадьорився неабияк, i захвилювався - теж. Випадково опиняКться вiн вдруге бiля цього городища чи з велiння долi? Це треба: знову виПхав на Випал, а до Випалу, знаК, пiшла Миловидка. Чи то ж вiдшукала кревних? Чи живе тут? Городище справдi не було вже тим, що на передлiттi. З-помiж притрушених снiгом згарищ стояли й свiжо рубленi хижi. Правда, негусто Пх стояло. Коли ж вiдвiдали, напитуючи ролейного старосту, одну, потiм другу, i зовсiм засумнiвалися: де справдi знайдуть ночiвлю, коли в кожнiй халупi по кiлька сiмей? На щастя, староста Випалу виявився тямковитим: не довго думав та гадав, звiльнив свою оселю для князя, ще одну - для мужiв i челядi, а випальцям звелiв потiснитися на той час, поки гостюватиме князь. Те вдовольнило Волота, i вiн зажадав бачитися з ролейним старостою вiч-на-вiч. - Њ ще одне важливе дiло, ролейче. У Випалi живе дiвчина Миловида. Ярославова Миловида, - уточнив. - ЗнаКш таку? - Чому не знати, знаю. - Прийди з нею i негайно. Я повернув ПП на передлiттi з ромеПв, - додав, аби ролейний менше дивувався. - А ладо ПП лишився там. Скажи, К вiстi про нього. Сподiвався, що староста кивне догiдливе та й подасться з оселi виконувати волю князя, а той стояв i клiпав очима. - Пiти, княже, можу, та чи прийду з Миловидкою - не знаю. -Чом так? -З передзим'я не бачу ПП в городищi. -З передзим'я? Куди ж пiшла? Куди могла пiти? -Не вiдаю. -Ну, а стариня ПП жива, тут вона? -Ба нi, загинула. Весь рiд загинув. Миловида лiтувала в тiтки своКП, а це не бачу. Та я пiду i запитаю в тоП ж тiтки, де вона. Староста уклонився й поспiшив зникнути, а князь сидiв, мовби у воду опущений. I хотiв, i не мiг втямити те, що почув. Каже, старинi у Миловидки немаК, рiд увесь загинув, i Миловидка подалася кудись ще на передзим'П. А до Черна не прийшла, бач. Чого б то? Не повiрила речам княжим? Не побажала бути в стольному Чернi? Мабуть, що так. Поки думав та сушив себе не вельми втiшними думами, ролейний староста стукався уже в дверi МиловидчиноП тiтки й тлумачив тiтцi, чом прийшов, хто кличе Миловидку. - Пробi. Таж ПП немаК! - Я теж казав: немаК. А князь велить: знайди i приведи. Тiтка i подивована, i неабияк налякана тими речами. "Приведи? Йой, та що вiн собi надумав, той князь?" - Облиш тi клопоти, старосто. Миловида полишила Випал, пiшла з Випалу. - Куди пiшла? Де можна знайти ПП коли не нинi, то завтра? - Або я знаю? - злукавила жiнка. - Пiшла у свiт, а свiт широкий, шукай ПП там. Вертiв, як тiльки мiг, хитрий та битий на бесiдах староста, а мусив вертатися нi з чим. I князь мусив лишатися в його оселi нi з чим. Через те i спати не спав до глибокоП ночi, i на лови виПхав похмурiший за похмуре зимове небо. Вепр швидко спостерiг те i не втерпiв, щоб не нагадати при нагодi про свою дiдизну. Нагоду дало завершення першоП облави. Ловчi несли та й несли до саней звiрину: i лосей, i вепрiв, i Кленiв, i зайцiв. Окремо складали тих, що давали лиш пушнину. - Ого! - веселилися й потирали закляклi руки. - Такий вилов не завжди щастить мати. - Князь знаК, де водиться звiрина, - полестив хтось, не вiдаючи, якими пiдозрiлими видадуться тi лестощi. Зате Вепр нагледiв гострий його позирк i, здаКться, збагнув, чому такий невдоволений вийшов Волот з ночi. - Набили справдi бiльше, нiж можна було сподiватися, - вкинув i своК слово. - Може, на сани та й по конях, га, княже? Чого маКмо тулитися в тiсних випальських халупах? У мене i теплiнь, i просторiнь, буде де i лови продовжити, i трапезу, достойну князя i його мужiв, справити. - А доберемося до ночi? - Присяйбiг, доберемось. Це ж мало не вдвiчi ближче, нiж до Черна. - Тодi вели узяти з собою дичини на вечiрню та вранiшню трапези, та й поПдемо. Усе, що лишиться, залиш випальцям. - Гой-я! Вепр крутнувся на мiсцi й подався по-молодечому швидко до челядi, а князь кликав уже до себе релейного старосту з Випалу. - Ми вiд'ПжджаКмо, - сказав йому. - Все, що удiлять моП мужi, вiзьми й роздай погорiльцям. Дiвцi ж Миловидi, коли з'явиться тут, скажеш: князь був i цiкавився, як живе вона без кревних. Коли ж залишиться у Випалi, подбай, аби не була зобиджена кимось. Чув, що кажу? - Чую, княже, аякже. - I ще повiдай Пй: на передлiттi ромеП обiцялись повернути наших бранцiв, ну, i ПП лада також. - Повiдаю, княже, неодмiнно, - поспiшав запевнити староста, i була в тiй поспiшностi не тiльки ладнiсть будь що прислужитися, був i страх: а де знайде Миловиду? Тiтка ПП правду казала: свiт широкий, пiди та знайди сироту в тому широкому свiтi. У теремi воКводи Вепра справдi почувалися, нiби вдома: i тепло було, i затишно, i просторо. А ще ж парували й свiжi яства на столах, гнулися столи вiд численних яств, наповнених ситою та медами корчаг, численних братниць та поставцiв для тих, хто дiлитиме з господарем щедре застiлля. Воно й князь не з порожнiми залубнями вирушив на лови, К в тих залубнях i яства, i питва. Та що вони супроти того, чим пригощаК нинi Вепр i його жона Людомила? З привезеного оббiлували тiльки й пошаткували виловлену по випальських лiсах дичину, все iнше - вiд щедрот Людомили ВепровоП та вiд радостi самого Вепра. Хто бачив його на ловах, той, не задумуючись, скаже: немаК завзятiшого i буйнiшого в тих заняттях мужа, анiж воКвода Вепр. Одначе хто мав нагоду пiдiймати з ним виповненi медом братницi, дiлити веселе пiд хмелем застiлля, той теж не буде довго думати й шукати рiвного Вепровi в буйнощах та веселощах. Бо Вепр самого бога перевершить у питвi та весiллi, а ще - у вихваляннях ловчими виправами. - Зимова нiч, - пiдвiвся за столом господар, - довга нiч. Веселiмось, братiК! МаКмо час i все, що треба для веселощiв. А найперше маКмо нагоду бути на дозвiллi, самi з собою i з своПм князем. Тож за веселе дозвiлля, мужi! За вдалi лови! За князя Тиверi, надiйну охорону нашоП землi i нашого достатку! Вiн простягнув до Волота братницю, i мужi не забарилися стати на рiвнi, та не забарився стримати Пх i князь. - Стривайте, - застерiг i теж пiдвiвся. - Покони нашi велять пити насамперед за господарiв i достатки в господi. Ми нинi частуКмося в господi воКводи Вепра. Тож пiднiмемо першу братницю i воздамо належне вогнищу воКводи i тiй, котра оберiгаК це вогнище, - госпожi Людомилi. Помiтив, певно, як нiяковiК жiнка, чуючи здравицю на свою честь, i звiв на жарт. - За Вепра питимемо завтра, коли матимемо такi ж багатi лови в його лiсах, як нинi у випальських. А зараз пропоную випити за господиню оселi, за ПП багате застiлля, за те, що вмiК бути i турботливою матiр'ю, i вправним вогнищним на мiсцi свого мужа! - Ано! - голосно i дружно пiдтримали свого князя мужi. - За Людомилу Вепрову i в ПП особi за всiх жон мужiв ратних! За тих, на кому стоПть наше слов'янське вогнище! Здравиця гожiй Людомилi! Шана i здравиця! Господиня не сподiвалася, видно, що ПП помiтять у велелюддi мужiв, тим паче, що вiншуватимуть отак голосно, i знiяковiла, не знайшлася б, що сказати на ту здравицю, коли б не князь. Виповнив ситою братницю, пiдiйшов i подав до рук. - Випийте з нами, Людомило. - Спаси бiг. Коли таке побажання, то чом i не випити. ЏП одповiдь, а тим паче пригублення вiтали ще голоснiше, нiж досi. Князь повеселiв вiд того, збадьорився й запросив господиню до столу. - Це ж трапеза мужiв. - Дарма. Беру вас пiд свiй княжий захист. Погомонiти слiд, - додав, саджаючи поруч. - Княгиня Малка навмисне збиралася заПхати до Веселого Долу, аби мати а сусiдами бесiду. Та оскiльки я тут уже, у Веселiм Долi, зроблю те без неП. Бесiда йтиме, золотенька Людомило, про Зоринку. - А що Зоринка? - сполошилася жiнка. - А нiчого. ЗнаКмо, що вельми лiпотна дiвка росте i хотiли б, аби була ще лiпшою. Княгиня Малка знайшла серед грекинь-полонянок навчительку августiйших норовiв, тих, що побутують в iмператорських августiонах по чужих землях. Малка ставить ПП до своПх дiвчаток i хотiла б, аби й Зоринка пройшла ту науку. Буде вона Богданковою чя не буде, наука та для доньки волостелина не стане зайвою. То оце й хочу запитати ласкаву господиню: як вона дивиться на те, аби зараз уже, може, й по сих ловах одвезти Зоринку до нас. Най би жила при теремi, та набиралась тих норовiв, та оберталася в гуртi.. I моПм дiвчаткам було б веселiше з нею, i Пй. - Иой, князю, - сумно подивилася Людомила. - Не знаю, що й сказати. - Чом так? - Бо не вiдаю, про кого бiльше маю дбати: про дiвку-малолiтку, чи про найстаршого свого Боривоя. - А що з БоривоКм? - Боюсь, бiди накоПть, коли не пов'яжемо злюбними узами. - Скiльки ж це йому лiт? - Двадцяте йде! - Ов! Такий меткий? То най обираК собi ладо, та й по всьому. - Коли ж вiтер у головi, князю. Нiчого iншого не знаК, нiчим iншим не цiкавиться, окрiм ловiв та дiвок. А в нас, як на те, немаК на прикметi достойноП його iменi пари. Наречена його - князь знаК те, - померла нагло, iншоП не нагледiли за клопотами. - Сам нагледить. Чи треба журитися тим? - Йой, князю, як не журитися, коли вiн лiзе туди, куди й очi не лiзуть. - Пусте, - засмiявся Волот i виповнив обидвi братницi хмiльним. - Завтра ж зарадимо вашому лиховi, Людомило. Скажiть, чому вiн вдома, а не серед дружинникiв? - Таж зима. - Сторожову службу i взимку несуть. Туди ми й спровадимо його, аби менше думав про дiвок, - засмiявся i взяв у руки братницю. - Ви кажiть менi про Зоринку: посилаКте ПП до Черна чи не посилаКте? - Або я знаю? Мушу поговорити про це з мужем. Князь примовк на мить i загледiвся на неП. - Чи я перечу? Говорiть, а все ж будьте самi собою, Людомило. Твердiшi будьте i з мужем, i з дiтьми, бо й справдi накоять бiди. Не лише зараз, пiд хмелем, завжди почуваК себе неабияк щирим та добрим при Людомилi, а ще неабияким прихильним до Людомили. Така вона до серця йому чи так спiвчуваК Пй, не вельми ощасливленiй Вепром? Мабуть, i те, i друге важить немало. Бо Малчипа посестра он яка миловида i он яка добра та щира на вдачу. А опинилася в руках хай i безжурно-веселого та до самозречення одважного, все ж баламутного мужа. То тiльки каже Людомила: рiдко буваК воКвода у Веселiм Долi, i господу, i господарство полишив на жону. Не те вона каже, iцо думаК: не поважаК i не цiнуК ПП муж яко жону. Геть iнший вiн вдачею, геть iншi маК норови та потреби, анiж Людомила. А те й болить Людомилi, так само, як тiшить Зоринчина схожiсть на маму. Ано, i видом-лiпотою, i щедрiстю серця Зоринка вилита мама. Нiкому не казали того з Малкою, однак, саме зглядаючись на Людомилу, й нарекли ПП доню Богданковою. Веселив Вепрову жону, а бiля неП i сам веселився. Та пив, та пригощавсь. Аж поки Людомилине мiсце за столом не посiв муж ПП, а з ним i вся ловча братiя. - Княже, - сказали. - Ми тут говорили-радились i стали ось на якiй гадцi: чи то такi слабосилi Ксть, що маКмо дарувати ромеям той передлiтнiй гвалт i те спустошення? Збирай по зимi рать, та пiдемо за Дунай, та вiзьмемо за карк Хiльбудiя i всiх, хто з ХiльбудiКм. - ВважаКте, що маКмо iти? - ВважаКмо. - Коли йти, то йти треба всiКю антською силою, а князь Добрит не пiдтримаК нас, вiн iнакше мислить взяти гору над ромеями. - Нiби iнакше можна? - Чом нi? Коли справдi повернуть бранцiв та покриють збитки, то й буде наша гора над ними. Не про те маКмо мислити зараз, братiК, - пiдвiвся й окинув зором мужiв, мовби пересвiдчувався: чи всi тут своП, чи може казати Пм те, що надумав сказати. - ГадаКте, чому я домагався у вiча посiсти незайманщину та спорудити вежi й остроги по Дунаю? Мислю так собi: маКмо вийти тиверським людом по сам Дунай i стати на ньому неподатливою твердю. РомеП там, пiд Константинополем, воздвигли Довгу стiну. Ми воздвигнемо ПП тут. I тою стiною будете ви, мужi тиверськоП ратi. Ти, Вепре, ти, Чужкраю, ти, Ратиборе, всi найдостойнiшi, хто К тут, i хто К там, у Чернi, в старшiй дружинi нашiй. Хочете знати, чому саме на вас надiя моя? Скажу. I вiн не став приховувати того, що було досi тiльки потаКмним намiром. Тут справдi усi своП, содруги-мужi, вiрнi побратими. А вiд побратимiв не гоже ховатися навiть iз найпотаКмнiшими думками. Мужам цим не треба казати, що таке незайманщина, чим багате i знадливе Подунав'я. Вони i з'Пздили, i сходили його, ба - навiть виплазували, дiючи лови.. Казати зараз на часi було iнше: хто винагороджуКться князем у Подунав'П, якими хоче бачити князь тi волостi i якими - волостелинiв. - Волiю, аби кожен iз вас, отримавши удiл, взяв на себе спорудження вежi та острогу в тiм удiлi. Пам'ятайте, вам належатиме не лише стояти на обводах - жити, отож зробiть усе, аби могли жити. Люду буде доста, скористайтеся тим i зробiть для себе надiйнi твердi. А ще ось що вiзьмiть на карб - аби волостi вашi справдi стали стiною супроти ромеПв, не обмежуйтесь спорудженням острогiв та веж, посадiть в удiлах своПх люд тиверський - челядь, поселян, ба навiть татей, коли вони вiдмовляться жити з татьби. Ото буде ваша найнадiйнiша твердь. - Славно! Мудро i славно! Князь пiднiс руку i застерiг: вiн не все ще сказав. - Хочу бачити вас своКю надiйною опорою на обводах, а вiдтак - опорою землi i столу. Тому й речу: iдiть i утверджуйтесь, будьте волостелинами i заодно - воКводами, кожен iз своКю вежею i з своКю дружиною. А коли утвердитесь, тодi й запитаКмо ромеПв: чому ходили на наш бiк i що шукали на нашому боцi. - Правду кажеш, княже! Най славиться Тивер i тиверська мiць на ДунаП! - Хвала князю Тиверi! Слава i хвала! Скiльки пили тiКП ночi, стiльки й виголошували здравицi своКму привiдцевi. Бо вдоволенi були тим, що почули, бо не сподiвалися почути таке. Навiть тодi, як Пхали наступного досвiтку на лови, позирали на свого князя, мовби питаючи: "Чи правда то? Чи нам не приснилося сп'яна?" А Вепр i вголос поцiкавився: - Скiльком мислиш давати удiли, Волоте? - Скiльки закладемо твердей, стiльки буде й удiлiв. - I вже перегодом додав: - Для тих, що заслужать княжоП ласки опiсля, теж залишу. - Розумiю. Ми першi, однак не останнi. Не осудиш, коли поцiкавлюсь? - Кажи. - Тiру ти за ким залишаКш? - За собою. - Тодi просив би надiлити менi землi, що прилягають до гирла Дунаю. Волот пильно й вивчаюче глянув на нього. - Чом так? - Най i там будемо сусiдами. Князь не поспiшав згоджуватися. Не тому, що мав iншi намiри (у нього Пх, правдиво кажучи, не було). Щось непевне, схоже на недовiру збудило Вепрове тлумачення: "Най i там будемо сусiдами". - Завваж, то небезпечне мiсце. Може,