Остап Вишня. "Думи моП, думи моП..." ------------------------------------------------------------------------ Оригинал этого текста расположен в "Сетевой библиотеке украинской литературы" OCR: Евгений Васильев Для украинских литер использованы обозначения: Њ, К - "э оборотное" большое и маленькое (коды AAh,BAh) Џ, П - "i с двумя точками" большое и маленькое (коды AFh,BFh) I,i (укр) = I,i (лат) ------------------------------------------------------------------------ 26 грудня, 48. Отак сидиш i думаКш... Гумор... Сатира... Наш замiчательний народ. Од його ми народ дотепний. Веселий. Мудрий. Я бачу свiй народ, як вiн, ухмиляючись в уса, дивиться на тебе лукавими своПми очима i "зничтожаК" тебе. ...Як я люблю цей народ, коли вiн мене "зничтожаК" своКю мудрiстю, своПм дотепом, своПм неперевершеним "своПм"... I я його розумiю, i вiн мене розумiК, i вiн знаК... що люблю ж я його, як сонце, як повiтря, а вiн, народ, стоПть, пiдморгуК, усмiхаКться... Та будь же ти тричi щасливий! Яке щастя дивитись одкрито в очi свого народу! Тiльки вiн, тiльки народ!.. Згадайте всю трагедiю нашого (а може, хоч трiшки, - й мого!) народу, - тiльки правда, тiльки правда, тiльки правда! - на чолi нашого народу. I вiн, великомилостивий, завжди творив свою iсторiю тiльки по правдi. Хмельницький? Ай, мамо моя! Та народ привiв Богдана до того, що вiн булавою вказав на Москву! Тiльки - народ! Слава Богдановi, що вiн зрозумiв волю народу... А скiльки Ксть дурникiв, що цього не розумiють. ДумаКш i думаКш... Спiдницi, безрукавки, кереП, синi штани (не синi, а взагалi широкi!) - хiба я Пх не люблю? Люблю i любитиму! Хоча б за те, що вони, отi широ-о-о-окi штани, викликали в мене широ-о-о-окий смiх! Ой широкi штани! Дiти моП! Та зрозумiйте, що зняти тi штани нiжно, хороше, не ображаючи хазяПна тих штанiв, - це мистецтво. Заставте його самого посмiхнутися з тих штанiв, - не здирайте грубо Пх, як це роблять декотрi iз тих, которi "знають" украПнський народ. Народ уже вискочив iз широких штанiв, сам вискочив, сiв на трактора, на комбайна, сiв бiля домен, мартенiв i т. iн. А NN страшно здивованi! Ах! Ах! I описують те, що народ уже усвоПв, що для нього це буднi... Як жнива, як косовиця, як молотьба! А ми - ах! ах! Ах! Ах! - це для нас, а не для народу. I стрiха, i "ставок, i млинок, i вишневенький садок" - все це вiдiйшло, все це - колись, та - трясця його матерi! - не тикайте цим народовi у вiчi, вiн сам знаК, куди йому цей садок, цю стрiху притулити! Коли рiзнi NN будуть командувати народними стрiхами, сама стрiха повстане й скаже: "Одiйди, - не було б стрiхи, не було б тебе! Ти з мене, iз стрiхи, мене заперечуючи, грошi заробляКш..." Народ знаК партiю... А партiя знаК, коли стрiху замiнити на щось iнше... Але партiя нiколи iз стрiхи не кепкувала... 27 грудня. А дехто ходить у славi, вскочив у ту славу, як сiрко в дерть, - вона вже сама з його осипаКться, а вiн хапаК ПП й тулить до себе, прорiхи затуляК... Обсиплеться... Нiчого не зробиш! Нiчого! Був у Полтавi. Святкували 150-лiття "ЕнеПди". Як полтавчани люблять Котляревського, як пишаються з того, що вiн Пхнiй, полтавський! Дивна рiч - безсмертя! Не знаю, чим пояснити молодiсть творчостi Котляревського! Яка яснiсть! Така вже прозорiсть, що аж ахаКш! Було багато "ЕнеПд" - i в руськiй, i в нiмецькiй, i у французькiй лiтературi. I всi померли! А "ЕнеПда" Котляревського живе, квiтне i 150 лiт даК свiжий аромат! В чiм рiч? I як приКмно, коли полтавський "лорд-мер" квiтне. РозпочинаК мiтинг, i я бачу, як вiн радiК, що йому припало щастя - одкрити мiтинг 150-лiття "ЕнеПди". Я не знаю, хто вiн, робiтник чи селянин, - я бачу в його очах радiсть. А вiн же ж, вiн же ж народ! Цього ви вiд нього не одберете! Нi! Вiн хоче, щоб усi радувались, як радуКться вiн! Котляревський - наш, полтавчанин! А я - голова мiста Полтави! Все було в Полтавi: i Петро I, i Котляревський, i Короленко, - i от вiн, вiн наслiдник, спадкоКмець всiКП слави полтавськоП, всiКП iсторiП (аж страшно!) - i вiн бере це все "как должноК", бо вiн - народ! Вiн - молодий, веселий, "искрящийся", бо вiн - народ! Слава народовi, що так умiК оберiгати славу, традицiП, все! Яке благородство! Дивився я, стара вже людина, i думав: та хiба ж можна вмерти? Нiколи! Я не знаю, чи в нас, у письменникiв, обраних, вибраних, iнженерiв людських душ, - невже серед нас можуть бути люди, байдужi до таких явищ? Заприсягаюсь, що вони не письменники! Вони можуть писати книги, видавати романи, але... це не те! Треба любити, треба пiдтримувати Пх, треба знаходити Пх. I любити! Любити, мiж iншим, - це дуже тяжка робота! Дай боже, щоб нiколи не вгасала в менi любов до них, до народу! Буде любов - буду я! Не буде любовi - на смiтник! Одсвяткували "ЕнеПду". I залишилась вона, як i була, молода, весела, хороша... I житиме вона ще вiки i вiки... Судилось бути менi спадкоКмцем Котляревського. Остап Вишня... Одного хочу: щоб, не дай бог, не принизити своКю роботою Котляревського. Не можу, ясна рiч, аналiзувати свою роботу! Це хтось iзробить. Скажу тiльки - працював чесно! Полтаву зруйновано страшенно! Одбудують, розумiКться, та, на жаль, уже такоП Полтави не буде. Новий народ - нова Полтава. А народ - новий! I слава новому народовi! Т. Г. Шевченко! Досить було однiКП людини, щоб урятувати цiлий народ, цiлу нацiю. Що це - бiднiсть?! Нi, це якраз велике багатство нашого народу, коли одна людина пiдставляК своП могутнi плечi за цiлий народ! Який же вiн могутнiй - народ наш! Умирав уже, царi його додавлювали, а вiн узяв та й дав Шевченка! I ожив народ, i розцвiв народ! Бо - вiн народ! I став народ поруч свого великого брата, народу руського. Як рiвний! Коли входиш у лiтературу, чисть черевики! Не забувай, що там був Пушкiн, був Гоголь, був Шевченко! Обiтри черевики! Одного хочеться - не принизити Шевченка, не принизити Пушкiна, не принизити Котляревського, i Горького, i Коцюбинського, i Грабовського, i всiх... всiх... Полтава. "Наталка Полтавка" в Полтавському театрi. За своК життя я багато бачив "Наталок". Я бачив Заньковецьку, Садовського, Саксаганського, Затиркевичку, Борисоглiбську, Лiницьку, Загорського, Мар'яненка, Чичорського, Юру, Романицького, Крушельницького, Гiрняка, Бучму... Я, мабуть, усiх бачив. А от такого возного, як у Полтавi Золотаренко, я не бачив. Скiльки благородства, скiльки любовi до возного. Я ж бачив Саксаганського! В чiм рiч? Такий великий (а який же ж вiн великий!), як Саксаганський, вiн (ой, як це сказати?!), вiн "снисходил" до возного! Може, вiн на це мав право? Його страшний талант, може, й дозволяв йому робити це! Але це була, по-моКму, його помилка! А от такий собi, - може, великий, може, невеликий, - артист, як Золотаренко, вiн грав з пошаною до великого твору Котляревського. I виграв! I перемiг Саксаганського! Перемiг, може, не талантом, а любов'ю! Не свiдомо, думаКте? Нi, свiдомо! Я дивився в очi возному - Золотаренковi, i я бачив, вiн розумiК те, що робить. I я радiв. Я радiв тому, що я вбачав у Золотаренковi велику душу нашого народу! Скiльки ж Пх iще Ксть, отаких Золотаренкiв, у нашого народу! Якi ж ми багатi! Була Наталка (Онипко), був Петро (Осадченко) Виборний (Моровщик), Терпелиха (Хмельницька), Микола (Онипко С. I.). Спасибi Пм! За вiщо, спитаКте? За майстерство? Нi! Поки що нема, на жаль, ЗаньковецькоП, Садовського, Саксаганського! Спасибi Пм, полтавчанам, за любов до "Наталки", за молодiсть спасибi Пм! А раз К молодiсть, тодi Ксть усе! Росiйська лiтература. Пушкiн, Гоголь, Лермонтов, Толстой, ДостоКвський, Чехов, Остро'вський, Горький. Преклоняюсь... А преклоняючись, хочу, щоб Пх - усiх!!! - знав народ руський. Може, я помиляюсь, але чогось думаКться, що маса народу руського не знаК Пх, своПх дивних письменникiв! Не знають Пх, на жаль, так, як знають нашого Шевченка! А Пх же треба знати! Можна, звичайно, сидiти й пишатися, маючи Пушкiна, Гоголя i iнших (у шафах), великий труд берегти Пх, Пхнi традицiП, - та треба ж уже вперед! Iнакше вони образяться! Люблю я Твардовського, люблю ленiнградського Сашу Прокоф'Ква. Що зробив, по-моКму, Твардовський? Вiн узяв свого Васю Тьоркiна за руку i пiшов iз ним вихилясом по всiй РосiП! Нате! Ось який вiн! А це ж ви - народ! Отакий хороший народ! А ви цього й не знаКте! Читайте! Може, якраз Вася Тьоркiн примусить любити лiтературу! У мене навiть завiрально-страшнi думки з цього приводу. Ви припускаКте таку картину: Вася Тьоркiн бере за руку Олександра Сергiйовича Пушкiна, веде його до селянськоП хати, нiжно, штовхаК в хату i хитромудро говорить: - Познайомтесь! Олександр Сергiйович Пушкiн! Прошу любить i жалувать! От хто, по-моКму, Твардовський! Iще одно: а Саша Прокоф'Кв сидить у Ленiнградi i карбуК поетичнi червiнцi. - На! На! На! Добре йому, маючи Пушкiна, Гоголя i всiх за спиною, робити це! А хай би сам спробував. А я його, Сашу Прокоф'Ква, ладозького мужика, люблю за талант, за чеснiсть... Те, що вiн сидить i карбуК, хай карбуК! Народ позбираК його червiнцi. Дорогий Олександре Андрiйовичу Прокоф'Кв! Не думайте, що я допускаю, нiби Ви не любите Пушкiна. Не було б Пушкiна, не було б Вас. I Ви це знаКте, i я це знаю. Але люблю я Вас за те, що, карбуючи Вашi червiнцi поетичнi, Ви, благословляючи Пушкiна, нi-нi, та й пiдморгнете своКю ладозькою безконечно благородною мужицькою мор-р-рдою (цiлую ПП). Ти - барин, а я - мужик... Не думайте, що я забуваю Чернишевського, БКлiнського, Добролюбова. Я Пх не забуваю! Просто, може, менi боляче, що Пх у нас нема?.. Нi... Треба дожити до тоП думки, що коли вони Ксть, значить - вони моП... Не руськi, не украПнськi, не нiмецькi, а моП, народнi!.. Слава богу, що я дожив до такоП думки! З сiчня, 49. Я такий собi Павлушка, селянський син, бiгав без штанiв по Грунi на Полтавщинi (недалеко Чернеччина, недалеко Охтирщина, отам, де Монастирщина), бiгав, швиряв картоплю, драв горобцiв (а правильно - горобцi!), била мене мати вiником i навiть горнятками череп'яними кидала в голову. Спасибi матерi! Потiм - освiта. Розiрвана освiта (перший учитель Iван Максимович Мовчан, старий дiд - i вiн бив нас лiнiйкою по руках, а я б тепер, коли б мав змогу знайти ту лiнiйку, я б ПП поцiлував!). Потiм з Павлушки вийшов Остап Вишня. Письменник. Так як же ж я не буду вдячним за вiник i за горнятко матерi, за лiнiйку - вчителевi I. М. Мовчановi? I я - вдячний. 30 сiчня, 49. Iван Сидорович Џжакевич! Вiсiмдесят п'ять лiт! Сьогоднi (вiсiмдесят п'ять лiт йому) - свiжий, ясний, творчий! Що, дорогi тт. художники?! Богомаз?! Iконописець?! Не наш?! Хлопчики ви моП! Якби у вас було стiльки майстерства, сили, умiння, як у Џжакевича, - як би ми з вами продвинули вперед наше мистецтво! Џжакевич... От уже в кому втiлилося горькiвське: "Талант - робота!" Яку гору труда перевернув I. С. Џжакевич! Мiлiарди труда! I став, зробився нацiональним художником! Може, навiть несвiдомо. Чую галас: "Нацiоналiзм!" Це - на мою адресу! Ех, дiтки моП! Навiть формально це до мене не чiпляКться! Отi дурнi, що кричать "нацiоналiст!", не розумiють i нiколи не зрозумiють, що я зумiв об'Кднати любов до мого народу з любов'ю до всiх народiв свiту! Я, мiж iншим, боявся цього. Я думав, що сива шапка зневажливо дивитиметься до тюбетейки! I який же я був радий, коли вiдчув, що тюбетейка така ж менi рiдна, як сива шапка. А я - я говорю чесно! - на це не сподiвався! Говорю одверто. I от нате вам: i шапка, i тюбетейка рiднi... 15 лютого, 49. Виявилося, що для того, щоб письменник виявив своП глибокi, оригiнальнi й дотепнi думки на паперi, треба: а) по-перше - папiр, б) по-друге - думки. Як нам переказували, - папiр у нас Ксть. I багато. Сподiваються, що ось-ось у письменникiв, котрi хотять бути талановитими i справжнiми письменниками, будуть i думки... Як же ж тодi збагатиться наша лiтература! Це вже потiм: переказують, що думки для письменникiв експортуються з Донбасу, Кузбасу, Сибiру, Ленiнграда i т. iн. Ох i запишемо ж!!! 7 березня, 49. Леся УкраПнка i багато iнших - поети не тiльки свого народу, а вони поети всiх народiв, всього людства, бо вони, крiм своКП генiальностi, ще й кришталево чеснi. Зло - найбiльше - космополiтизму в тому, що вони молодим не давали ходу. Вони, захопивши всi провiднi посади в лiтературi, позбивали на протязi кiлькох десяткiв рокiв усi молодi паростки лiтературнi! Ось у чiм найбiльше зло! Те, що вони нас "ущемляли", - то ще не так страшно! Ну, не видали, зарiзали одну-двi книжки Остапа Вишнi - ну що ж? Остап Вишня - К Остапом Вишнею... А от коли молодий приходив до цих спекулянтiв i вони його своПм "авторитетним" окриком приголомшували, - оце страшно! А скiльки таких було! 9 березня, 49. Може, я не такий, може, я, ну, як вам сказати, чи недотепний, чи некультурний, але я це мушу сказати. Я був у кiно на "Павловi". А колись я був на "Мiчурiнi". У мене принаймнi таке враження: "Павлов" - чудесно, але це фотографiя в дiП. "Мiчурiн" - це справжнК кiномистецтво. Менi було дуже боляче, що майстри не донесли Павлова на (як його сказати?!) п'Кдестал мистецтва. У чiм же ж рiч?! Очевидно, не... (перебили думку мою...). Очевидно, Павлов, його iнтелект, його робота, його енергiя подавили майстрiв кiно. По-моКму, Павлова треба подавати народовi як iдею, а не як оператора (дуже талановитого!) собак. Отак, як подав Довженко Мiчурiна. Фiльм як фiльм, дуже цiкавий, потрiбний i т. iн., але нам, що цiнять мистецтво як (отут уже трудно!) чинник, що веде нас до комунiзму, того, що зробили у "Павловi", замало. Дуже багато треба менi писати, щоб довести те, що К в моПх думках, у моПх мислях, - треба було б написати цiлий науковий трактат, наукову роботу... Ви уявляКте собi, який би цей "трактат" був (не можу писати цього, бо це буде непристойно!), - а трактат би був справдi не... той... не... - ну як би вам сказать? - неприлишний (у словi "неприлишний" обов'язково треба писати не "ч", а "ш"). Оце я про "Павлова". I в "Павловi", i в iнших фiльмах, на жаль, бiльше випираК не "Павлов", а "Я" (режисер). Це, як казала моя баба, нехорошкувато! 17 березня, 49. Три чи чотири днi тому був у мене старий учитель Федосiй Iванович Рвач. Провчителював вiн п'ятдесят з гаком рокiв. Йому сiмдесят п'ять лiт. Влаштувався вiн сторожем у трамвайно-тролейбусному трестi. Дали йому там хибарку при гуртожитку. I от тепер, щоб когось уселити в тiй хибарцi, старого вчителя викидають з посади, з кiмнати i т. д. Його, розумiКться, не викинуть, не образять... Для чого це я пишу? У нас, видимо, ще Ксть "бездушне", холодне таке ставлення до людей... Що це?! Типове це для нас, для нашого часу?! Нi! Якийсь там iзнайшовся зам директора тресту N, що в його пiднеслася рука на старого вчителя... Бувають такi... Я написав лисга директоровi тресту i подзвонив зам мiнiстра комунальних справ. У вiдповiдi я зразу вiдчув, що N - це "iсключенiК"... Для чого я це занотовую? "Горе" старого вчителя Федосiя Iвановича Рвача принесло менi велику радiсть. Я не знаю, яким чином дiзналися його учнi про те, що я включився "в боротьбу" за Федосiя Iвановича, - та зразу ж до мене дзвiнки по телефону: - Спасибi! Спасибi, що заступилися за Федосiя Iвановича! За нашого вчителя! I яка ж у мене була радiсть, що люди не забувають своПх учителiв... 21 березня, 49. Найвища насолода читати Пушкiна й Шевченка!.. Найвища! Робiть так: сьогоднi Пушкiна, а взавтра Шевченка. Або навпаки! Яка насолода!!! 8 квiтня, 49. Давно вже не писав. Новина: Ю. I. Яновський дiстав премiю. Я дуже радий, що робота Ю. I. Японського перемогла. Ю. I. Яновський справжнiй письменник! Справжнiй! Талановитий! Культурний! Що б хотiлося вiд Ю. I. Яновського? Радостi в творчостi! А то якось так виходить, що вiн (а разом iз ним i лiтература) "вистраждовуК" перемогу. Я, грiшний чоловiк, думаю, що лiтература - радiсть! 9 квiтня, 49. Мiж iншим: Марк Твен! Говорять менi: "От Марк Твен! Якби Ви були такi, як Марк Твен!" Марк Твен - генiальний гуморист! Преклоняюсь! Я нiколи, мабуть, не дiйду до таких висот у гумористицi, як Марк Твен! Хвала йому! Одного не знаю: чи усмiхнувся коли-небудь негр, коли вiн прочитав Марка Твена? Не знаю! Коли усмiхнувся негр, коли в нього з'явилася посмiшка, така, знаКте, безпосередня, справжня, коли Марк Твен викликав радiсть у негра, - цiлую стопи Марка Твена! 18 квiтня, 49. Менi дуже страшно дожити до того моменту (чи часу), коли дзвiнкосерйозний Малишко, або людодотепний Воскрекасенко, чи несмiливо-смiливий Смiлянський, чи колючий Макiвчук, чи Пйбогужялюблюприроду (а любить вiн таки ПП по-справжньому) Новиченко, чи авиколинебудьтягли Гончаренко, чи недайбогхтонебудьдiзнаКтьсящояспiнiнгiст Вiльховий, чи Пйбогутоваришiяобов'язковопоПдуаякжеж Копиленко, чи татамдвiщучкийодинокуньчик Дорошко, чи поПхалибачилинестрiлялиякстрiлялине влучили М.Т.Рильський, чи можеайбожеiябпоПхавтаквоноякстрiляКтакбахкаКа птичкажвонахочежити П.Г.Тичина, чи iвменебуласучечкаойсучечкачорнахорошаiя Пйбогумисливець О.Њ.Корнiйчук, айщовименiговоритеябiльшефутболiст Ю.К.Смолич, чи ойохотавонаменепродменамочить Ю.I.Яновський, чи словочестi убившiстсотнайшоводну Богдан Чалий, чи iвменепесгавкаКаяжодинавменехазяПн Семен Скляренко, чи нащоменiмисливськарушницяколиятойщогреблiрвав Платон Воронько, чи аможежмисливствонедужеiдеологiчновитримане Микола Руденко, чи австалинградемынеохотились Борис Палiйчук, чи актоегознаетстреляетне стреляет М.М.Ушаков, чи Ярославмудрийтежходивналови I.А.Кочерга, - от коли цi всi коли-небудь де-небудь скажуть: "Остап Вишня - старий!" - I, збираючись на полювання, додадуть: "Не турбуйте його!" - я того ж часу - вiзьму й помру! 21 квiтня, 49. Про фiзкультуру. Ми в дитинствi не фiзкультурили: ну, "у м'яча", ну, "наввипередки"... Да, у "городки" (кеглi в нас звалися), та ще у "покотьола", та ще "на ковзанах"... Ну, верхня "наввипередки", на "ковзанках" (ковзани - коньки, а "ковзанки" - iнше), "нагинати дерева" - вилiзеш на вершину й нагинаКш... Ну, що ж iще? Наше, хлоп'яче? Може, я щось i забув (i напевно!), але народ сам, самотужки не мiг не розвивати своКП сили, спритностi... Тепер... Тепер - спорт всенародне явище, органiзоване, обгрунтоване. Це - ясно: народна влада, Радянська влада... Але нам, старим, що робити? А ви знаКте, я, що нiколи не фiзкультурив, я цiлком серйозно тепер жалкую... I коли повз мене бiжать (крос), коли я дивлюсь на футбол, на легкоатлетiв, - я захоплююсь! Я б i сам побiг! I я б зробив це ще... краще! 4 травня, 49. Я вважаю за украПнця не того, хто вмiК добре спiвати "Реве та стогне" та садити гопака, i не того, в кого прiзвище на "ко", - а того, хто бажаК добра украПнському народовi, хто сприяК його матерiальному й духовному розвитковi. Хай його прiзвище на "ов" чи на "ий", хай вiн спiваК "Во саду ли, в огороде", чи "Будьте здорови, жявiце багато", або танцюК камаринського чи лявониху, - я з ними i танцюватиму, й спiватиму з особливим захватом. Бо ото й К справжнi украПнцi. 6 травня, 49. Говорять про моК 60-лiття. Про його святкування i т. iн. Я говорю: "Не треба!", "Навiщо?!" I бачу, що кожний, кому я це говорю, думаК: "Так, так! "СкромничаК"... Молода пiч колупаК..." А менi так не хочеться, от Пй-богу, не хочеться нiякого з приводу мого 60-лiття "буму". Не в моПм це характерi! Не вiрите? А я прошу вас: повiрте! Коли iнодi Вишня "окрисювався", вимагав до себе уваги i т. iн., - то це було тiльки тодi, коли Вишня був представником радянськоП лiтератури. Для лiтератури i в iм'я лiтератури. А шiстдесят лiт - це моК, особисте. Не треба! 15 травня, 49. Який би я був щасливий, якби своПми творами змiг викликати усмiшку, хорошу, теплу усмiшку, у радянського народу! Ви уявляКте собi: народ радiсно усмiхнувся! Але як це трудно! Для лiтератури, по-моКму, треба перш за все - чеснiсть. Потiм уже генiй, талант, здiбнiсть i iншi атрибути лiтератури. Тодi буде лiтература! 12 грудня, 49. Сьогоднi дiстав листа з Москви. Якась там затримка з виданням моКП збiрки в "Крокодилi". Невже нiхто не розумiК, що мене аж нiяк ця справа не турбуК? Видадуть - видадуть! Не видадуть - не видадуть! Спасибi вам усiм, моП дорогi рецензенти, за вашу думку про мою роботу! Пишiть, що хочете; говорiть, як знаКте! Мою роботу рецензував народ! Говорю це не хвастаючись, говорю це як факт, - схиливши свою сиву голову перед народом Чи зрозумiКте ви, рецензенти моП, що, взявшись за лiтературну роботу, я нiколи не думав про гонорар, про свою славу i про всяке таке. Я почав робити те, що, на мою думку, могло дати користь народовi. Народ - оцiнив. Спасибi йому. Значить, жив я не паразитом. Помилявся? Так! Помилявся, i дуже помилявся. Але з чистою совiстю можу сказати, що нiколи не хотiв пошкодити народовi. I все! Зрозумiйте (мабуть, не зрозумiКте!), що, коли на виступах мене вiтають слухачi, народ, я приходжу додому i падаю, знесилений, терзаючись (так, терзаючись!). За що?! За що люблять? Я ж нiчого, достойного великого радянського народу, не зробив! Всi оплески, всi виклики я розумiю як вимогу: "Зроби!" А де сили? Як вирiс наш народ, як змужнiв, як звеселiв, - та в кого ж знайдуться сили, хист, талант, щоб задовольнити потребу нашого замiчательного народу на культуру, на художнК слово? А який же народ наш добрий, який увiчливий, який делiкатний! Скiльки ж у нього добра до всiх тих, хто хоч трiшечки даК йому незвичайного, небуденного, до роздуму придатного... I коли менi доля дала змогу хоч трiшечки, хоч отакунiчки дати народовi посмiхнутися, - киньте всi гонорари, добра, багатства, - все киньте! Найвищого гонорару, як веселий блиск в очах народу, - нема. 18 грудня, 49. Ну, чому я мушу чукикати лiтературу? Чому я мушу болiти, страждати за того, хто прийшов у лiтературу? Офiцiально? Нi! А серцем, душею, болем моПм? Чому? Чому такий бiль у мене не тiльки за "провалля" в лiтературi, а за особу талановиту, за ПП поведiнку навiть в особистому життi?.. Для лiтератури мало кришталевоП чистоти, лiтература - це перл у кришталях i чистота в найчистiшому. Який жах (а може, й не так уже страшно), що я знаю особисто людей, що створили перли нашоП лiтератури. Я Пх бачив, з ними говорив, за одним з ними столом сидiв, пив, Пв, розмовляв, смiявся, жартував... А потiм читав. 19 грудня, 49. А ви коли-небудь бачили прикажчика в лiтературi? Такий собi: - Чево iзволiте? Ямб? На скiльки порцiй?! I такi Ксть! Ну, бог з ними. 19 грудня, 49. Розписався... Ну, добре - Вишня вже Ксть. Так сталося... Життя мiняКться, люди iншi, змiнилися... "Ми вже не такi, як були..." i т. д. Все це так. Все це вiрно. А лiтература? Я ж розумiю, що ми пишемо не те i не так, як колись... А чи шукав хтось iз нас новi слова (так, так - слова!)? Новi лiтературнi ситуацiП, новi прийоми, новi навiть зап'ятi?.. Ви розумiКте, про що я хочу сказати! Я вже старий, працюю в лiтературi тридцять лiт! - але я прагну, хочу, - до болю хочу! - сказати якесь таке слово i в якiйсь такiй новiй ситуацiП, щоб i ми, письменники, не пасли заднiх у нашому життi... От! Перетворення природи... Не буде пустель, пiскiв, чорних бур! Лiси... Дерева... Ставки... А в лiтературi? Хiба в лiтературi нема пустель, нема байракiв, чорних бур, суховiю? А чому ж ми не беремося (рiшуче!) за насадження нових дубiв у лiтературi? Не думайте, що я не бачу рiзницi мiж лiсом i лiтературою! Бачу! Але для того, щоб щось посадити чи посiяти, треба бур'яни виполоти... Полоти треба! А ми хiба за це взялися? От сидить у лiтературi якийсь будяк N. примiром. Вiн розрiсся, вкоренився, такий собi аж нiби хороший, - а по-справжньому: росте, висмоктуК з лiтератури соки, а для лiтератури нiякоП з нього користi. Та хiба таких мало? Скiльки ж Пх, що притулилися, присмокталися лiтератури?! А соки для них давай! Щоб вони жили! 25 грудня, 49. Шiстдесят лiт! I менi здаКться, що хтось, десь прожив отi шiстдесят лiт, а не я! Невже я вже такий старий? Який тягар - шiстдесят лiт! Iнодi менi так хочеться "пiдскочити", "перевернутись", пограти в покотьола... А подумаКш: шiстдесят лiт! I... зупиняКшся. Скажуть же: старий збожеволiв! А я нiяк не збожеволiв, - менi не хочеться бути старим, i я ним нiколи не буду! 7 червня, 50. Все життя гумористом! Господи! Збожеволiти можна вiд суму! 20 жовтня, 50. Я - письменник. Прожив я шiстдесят уже з гаком лiт. Трудне моК було життя. Пiдходжу до фiнiшу. Хто ж я, зрештою, такий? Я - Остап Вишня. Народ мене знаК, народ мене любить. Не для хвастощiв i не для самозаспокоКння це я говорю... Колись, - я говорю правду, - в години роздум'я я вирiшив: житиму так, щоб нiкому не зробити зла, прикростi. Толстовське "непротивление"? Нi! Просто не любив я печальних лиць, бо любив --смiятися. Не переносив я людського горя. Давило воно мене, плакати хотiлося. I от - кiнець уже життя! Хто ж я такий? Для народу? Я - народний слуга! Лакей? Нi! Не пресмикався! Вождь? Та боже борони! Слуга я народний, що все моК життя хотiв, щоб зробити народовi щось хороше* А що я мiг таке зробити, щоб народовi було приКмно? Я - маленький чоловiчок, мурашка, комашинка в народнiй величi! I коли я вже волею судеб зробився письменником i визначилася моя робота, я свiдомо (пiдкреслюю це!) думав про одне: "Пошли менi, доле, сили, умiння, талану, чого хочеш, - тiльки щоб я хоч що-небудь зробив таке, щоб народ мiй у своПм титанiчнiм трудi, у своПх печалях, горестях, роздумах, ваганнях, - щоб народ усмiхнувся! Щоб хоч не на повнi груди, а щоб хоч одна зморшка його трудового, задумливого лиця, - щоб хоч одна зморшка ота розгладилася! Щоб очi мого народу, коли вони часом печальнi та сумом оповитi, - щоб вони хоч отакуньким шматочком радостi засвiтилися". I коли за всю мою роботу, за все те тяжке, що пережив я, менi пощастило хоч разочок, хоч на хвильку, на мить розгладити зморшки на чолi народу мого, весело заiскрити сумнi його очi, - нiякого бiльше гонорару менi не треба. Я - слуга народний! I я з того гордий, я з того щасливий!" 7 листопада, 50. Лiтература... Ой, як це страшно i як привабливо! Що таке, по-моКму, лiтература? 1) Образи? - Народ! 2) Сюжети? - Народ! 3) Тема? - Народ! Лiтература - народ! А що ж, зрештою, таке талант? Талант? Це - крила Шевченка! Це - нiжнiсть Лесi УкраПнки! Це - мудрiсть Iвана Франка! Це... i т. д. А взагалi талант - це народ!! По-моКму, все! А решта? Ну, як собi хочете: хочете - спiвайте, хочете - декламуйте, хочете - описуйте, хочете - вiршуйте... Це - справа ваша! 26 листопада, 50. Не подумайте, що я не визнаю N за мовознавця! Визнаю! Але - щоб мене тут грiм убив! - не знаК N духу украПнськоП мови, ПП аромату, ПП душевно нiжного-нiжного трембiтотону, ПП колисковоП душi, чебрецевих ПП пахощiв, ПП тремтiння, ПП шелестiння, ПП бринiння... Отого, що мати над колискою: Люлi-люлi, люлечки, ШовковiП вервечки... Не з написаноП вдома з фольклорних матерiалiв лекцiП, що перед студентами басом: Мальованi бильця Пiшли до Кирильця... А з материних уст... Коли мати, над колискою схилившись, сумними очима на майбутнього академiка, стомлена, дивиться та: Ой ну, котку, котiв два Сiрi, бiлi обидва... Отакий академiк знатиме аромат рiдноП мови... 19 сiчня, 51. Був оце в театрi. Танцювала актриса. А я собi сиджу та думаю: "Ми дивимося, милуКмося, ляскаКмо, а хто ж iз нас подумав, хто подбав про те, чи Пла вона сьогоднi, чи спала вона сьогоднi, чи вiдпочивала перед тим, як оце перед нами вона танцюК, милуК нас, веселить нас?! I хто ж iз нас прийде, скаже Пй спасибi, сердечне, хороше? Нiхто! Тiльки якийсь рецензент, заробляючи свiй гонорар, кине: "Носок вона не так поставила!" Рецензент... Я сам рецензент... Якось так виходить (iз старих часiв, традицiя!), що рецензент повинен "крить"! Вони, рецензенти, завжди шукали негативне, - це ж легше, - от вилаК хтось когось, i вже! Похвалити - труднiше, треба довести плюси... А мiнуси - легше! Крий! I все! А я, грiшний, завжди хочу бачити в людському трудi (гра акторська - це великий труд) тiльки хороше! Џду в таксi. Дивлюся на водiя... I знову думка: скiльки в нього дiтей? Чи обiдав вiн сьогоднi? I як? Чи образив його хтось? I як би менi хотiлося, щоб вiн був усiм задоволений! Щоб спiвав, Пдучи в таксi! Як би менi хотiлося, щоб усi люди, щоб увесь народ спiвав! Голосно! Щиро! На весь голос!.. 20 сiчня, 51. Були на переглядi опери "Богдан Хмельницький". Опера! Справжня! Гадаю (боюся!), перша опера справжня - радянська. Трудно менi вiдразу розiбратися, як i що, - це справа серйозна! Але мушу посвiдчити, що це явище на нашому, радянському культурному фронтi! Як би хто не дивився на самий факт об'Кднання УкраПни з РосiКю. Будьте чеснi: свiдомо чи несвiдомо дiяв Богдан, але це ж зародок дружби народiв. Дружба! I коли в якогось сукиного сина ще залишилося оте мерзенне: я - украПнець, а ти - кацап! - хай вiн буде трижди проклят, бо (подумай!) у стократ приКмнiше менi цiлувати рязанського мужика, нiж бити його по головi. До чого просто це все! Так от, щоб дiйти до цiКП простоти, - скiльки кровi, мук, страждань! А як приКмно менi тепер, коли я обнiмаю щиро, любовно, крiпко Сашу Прокоф'Ква, Твардовського, Тихонова, Грибачова! Як я радуюсь (а я таки радуюсь, отут, за оцим моПм столом), як я радуюсь, коли Нiколай Грибачов, коли Саша Прокоф'Кв, Твардовський, ФадККв, Тихонов, Луконiн i всi-всi, - коли вони напишуть щось хороше... Щось для народу. Для нас. А тепер по секрету: я гордий, я задаюсь, що я перемiг, переборов у собi i заздрощi, i нацiоналiстичну коросту, i все-все... I я тепер, чистий у мислях, чистий у почуттях своПх, можу прийти до О. О. ФадККва i сказати просто, чисто, хороше: - Вiтаю! Люблю! Тридцять п'ять лiт я в лiтературi! Я дожив до того часу, коли я ходжу вулицями в КиКвi - радiсний, веселий, легкий... I я гадаю, що всiма моПми стражданнями, всiма моПми серцями, i працями, i думками я маю право сказати всiм моПм читачам, всiм моПм товаришам по роботi: - Я люблю вас! А народовi? Я не маю права сказати народовi: - Я люблю тебе! Я тiльки можу стати на колiна перед народом, уклонитися йому земно та й проказати: - Спасибi тобi, народе, що я Ксть я! Хай буде благословенне твоК iм'я? 23 лютого, 51. Оце я собi думаю: що треба, щоб мати право з людини посмiятися, покепкувати, навiть насмiятися, iз своКП, рiдноП людини? Не з ворога. Ворога треба бити i вбивати... А от своя, рiдна людина, як з неП можна посмiятися, щоб ПП не образити (убити - можна, але ображати... це не однаково)... Так от: що треба, щоб посмiятися не з ворога,,, а з друга? Треба - любити людину. Бiльше, нiж самого себе. Тодi тiльки ти маКш право смiятися. I тодi людина разом з тобою буде смiятися... iз себе, iз своПх якихось хиб, недолiкiв, недочотiв i т. д. I буде такий дружнiй, такий хороший смiх... Той смiх, що не ображаК, а вилiковуК, виховуК людину, пiдвищуК... Коли ми виховаКмо людину до того рiвня, що вона любитиме смiх, як воду, як повiтря, як своК, як рiдне, без чого сумно жити, - отодi тiльки зрозумiють NN. що не можна наслiдувати Руданського, бо наш народ хоче смiху не часiв Руданського, а нашого хорошого, радянського часу. Треба пiдтягати народ до розумiння смiху, хорошого, свiтлого, того смiху, що ним у комунiзмi ми смiятимемося... 25 лютого, 51. Дивне дiло: десь отам, на Полтавщинi, син лебединського сапожника Михайло Кiндратович Губенко, солдат, що приПхав у Грунь, до помiщицi фон Рот, був у неП за прикажчика (я баринi ручку цiлував. Факт!), оженився в Грунi з молодою дiвчиною Параскою Олександрiвною (Балаш - ПП прiзвище). М. К. Губенковi було вже 33 - 34 роки. Народили вони за двадцять п'ять рокiв (батько вмер 1909 року) сiмнадцять дiтей. Двiчi близнята! Батько вмер, коли наймолодшому, Костевi, був один тiльки рiк! Подумайте - за двадцять п'ять рокiв життя з матiр'ю - сiмнадцятеро дiтей! Злиднi злиденнi! Коли батько помер, - господи! - та Псти не було чого! Ото мене й старшого брата, Василя (потiм вiн Чечвянський), батько одвiз у КиПвську воКнно-фельдшерську школу. I ми 18 - 19-рiчними хлопцями пiшли... Куди? У свiт! Так от... про минуле, про родину... Десь у Грунi, перед степом, двi могили: мiй батько i моя мати... Хто Пх знаК? Нiхто! А вони народили мене, Остапа Вишню, хiба вони знали, що отой хлопчисько, що його мати била вiником, а батько гладив по голiвцi, буде Остапом Вишнею? Кланяюсь могилам батька та й матерi! Нiколи не був у лiтературi спекулянтом! Нiколи! I не буду! Не довелося доказати, що я не той, "що греблю рве", не довелося! ...Ой, як буде комусь соромно за моП страждання! Ой, як буде! А я чесно дивлюся у вiкно, I менi так хороше, що я не нацiоналiст! Нi! От лежу я, хворий, на канапi i читаю; читаю хворий, умираючий: На мосту, на переходе, Светлых улиц поперек, Мимо девушек проходят - Только тронут козырек.. Я, Вишня Остап, умираю, а бiля мене збоку Саша Прокоф'Кв! Дорогой Александр Андреевич Прокофьев! Прошу тебя! Приди на мою могилу и спой одну русскую песню! Пусть прозвучит русская песня над могилой украинского "националиста"... Того "националиста", который так любил русский народ, его песню, его слово! 10 березня, 51. Умираючи, кажу вам усiм: нiколи не смiявся без любовi до вас усiх, до сонця, до вiтру, до зеленого листу! У моКму смiховi завжди бачив народ: хорошого чоловiка, привiтну жiнку, дiвчину веселооку, дитину, бабу з дiдом... I так менi хотiлося, щоб посмiхнулися вони, щоб веселi вони були, радiснi, хорошi... Заявляю урочисто! Клянусь торжественно! Нiколи, нiяк, нiчого проти народу, а значить, i проти РадянськоП влади, не зробив злочинного. Помилявся! Так! Але приходив до народу свого iз усiма своПми помилками. Такий, як я Ксть. Отакий! Усiм своПм Кством хотiлося бути корисним народовi. Не поневiрятися, не лакействувать перед народом, а служити йому, народовi, чудесному нашому народовi, милуватися з нього i радуватися з того, що я маю честь, велику, чудесну, незрiвнянну i неповторну честь належати до свого народу. Нiколи я не зрадив iнтересiв свого народу! Нiколи! Мало я зробив для народу! Мало! Хотiлося б бiльше, але що я можу зробити? Одне можу сказати: ходив по своПй землi, дихав своПм повiтрям так, щоб нiкому не заважати, щоб нiкому не псувати його дихання! I все! 5 листопада, 51. Треба перекласти "Ревiзора" Гоголя украПнською мовою. I все. Нiколи я не вiдчував себе таким безсилим, таким нiкчемним, як перед "подвигом" - перекласти "Ревiзора". Тiльки з М.Т.Рильським як редактором я можу ризикнути взятися за цю роботу. Бог Ксть? Чи нема? Поможи менi, господи, зробити цю роботу! Так зробити, щоб народ наш вiдчув, полюбив цю безсмертну комедiю, яка така близька, така рiдна, така для мене пахуча, як троянда в моКму творчому садку, як калина на моКму огородi, як очi в мого онука, Павлушки, голубi та чистi. А як же це зробити? "Адекватно!" - чую я голоси, будь вони трижди проклятi! Нiхто так не благородить людини, як ПП труд! I дружба народiв! Що Ксть благороднiшого на свiтi, як дружба народiв? Ну, чому, справдi, я був би сичав на казаха, на грузина, на турка? Ну, чого? А чому я не можу його обняти, приголубити, поцiлувати? Ну, чому? 28 листопада, 51. Пора сказати, що вiрнiсть своКму народовi не залежить од прiзвища! Можна любити один одного незалежно вiд прiзвищ i походжень. Що для цього треба? Чеснiсть! Тiльки! Та я б одiрвав собi голову, коли б вона могла подумати про те, що Леонiдзе не брат менi, що Тамара Ханум не сестра менi! Яка радiсть у мене на душi, коли я читаю Руставелi, коли я знаю, що кожний "дзе", кожний "швiлi" (а я це знаю, я вiрю в це!) обнiме мене при зустрiчi й приголубить! I я його! 29 листопада, 51. Був цього лiта (осенi) на Донбасi. В КадiПвцi. Ой, якi хорошi люди! Чудеснi! А як Пх написати? Не так, як N, а по-справжньому? Не знаю! Ще раз: не знаю! Було б непогано написати щось "вишневе" про Донбас. Хай би посмiялися! Тiльки не думайте, що я, Вишня, гадаю, що Донбас без мене не вмiК смiятися! Ха-ха! I вмiК смiятися, i знаК, як смiятися, - ще краще вiд нас iз вами. А от - у лiтературi? Як? Анекдотиками? Не вийде! Вони, донбасiвцi, такi мудрi, такi чудеснi, що нас iз вами розсмiшать... Ох i крiпкий орiшок! Може, я й не розкушу, та знайдуться люди, що пiсля мене так засмiються, так загогочуть, що тiльки квакнеш. Скiльки Ксть там людей, скiльки Ксть там явищ - чудесних, неповторних... А як?! Поки що я не втнув... А можна... Ой як можна... А головне - треба! Щоб розлiгся шахтарський смiх, радiсний, веселий. а головне - творчiсть! Вiн буде! Вiрю! З грудня, 51. Покидаючи Вас усiх, моП дорогi, кланяюся Вам земно за те, що бачив Вас, за те, що жив iз Вами. Хай буде Вам добре! Ви бачитимете народ наш у всiй його величi, в розквiтi його таланту! Дозвольте ж i менi бути присутнiм на його торжествi! Остап Вишня З грудня, 51. От ходжу я по КиКву i дивлюся на наш чудесний город. Бiжать хлопчаки, бiжать дiвчатка: чорнявi, русявi, бiленькi. Вони колись будуватимуть наше майбутнК. I який перед ними шир! Якi простори! Перед ними все! БiгаК перед моПми очима маленький Павлушка, щасливий, веселий, i не знаК, що для того, щоб вiн отак бiгав, - жив на свiтi Ленiн. Вiн собi пiдстрибуК: скiк-скiк! Вiн собi пiдтопуК: топ-топ! А Трумен для нього, для мого Павлушки, атомну бомбу готуК! Що це робиться?! Ви тiльки подумайте! Я одного хочу, щоб вiн, отой маленький, бiленький Павлушка, вирiс великий i задавив Трумена! Щоб усi Павлушки повиростали i задавили Трумена! I все! З грудня, 51. Слава Гоголю, Нiколаю Васильовичу! Працюю над "Ревiзором"... Як це трудно! Тру-у-у-дно! Я ж буду злочинцем, коли зроблю з Гоголя Вишню! А хiба я зможу пiдпаскудитися, щоб iз Вишнi зробити Гоголя?! От i борюкаКмося! А хочеться, щоб Гоголь зазвучав нашою мовою так, як вiн маК право звучати... Одна украПнська поетеса в розмовi зо мною (ми говорили про переклад Гоголевих творiв) здивовано запитала: - А зачКм? Те, що украПнська поетеса сказала менi: "А зачКм?" - я не здивувався. Iменно - "зачКм"? Бо вона, на жаль, i досi не розумiК, що К на свiтi народна, рiдна народовi, мова. ...Так от Гоголь! Нiколай Васильович! Як його зробити так, щоб по всiх селах любили його? Як? Навчiть! Ота поетична iндичка може сказати: "ЗачКм?" Що Пй болить? Џй заплатять за два ямбо-брахiП по 10 крб. за рядок, - i вона задоволена. Вона пшеницю вiд верби не вiдрiзняК: i те шумить, i те шумить, - надрукують! От вона й говоригь: "ЗачКм?" А я з М. В. Гоголем мучусь! Визнаю: радiсна мука, приКмна мука, та проте - мука! 5 грудня, 51. "Умирающий капитализм, - пишет он, - в борьбе за сохранение своего существования угрожает всем человеческим ценностям, и нам необходимо защитить их. Защита философии и прогресса философии есть защита философии социализма, то есть диалектического материализма, точно так же, как зашита человеческой культуры есть защита социалистической культуры..." Це - виписка з "Правды". Хiба слово "комунiзм" чи "соцiалiзм", саме оце слово, страшне Черчiллевi чи Труменовi? Воно страшне Пм через те, що воно вiдбере у них маКтки та банки! 23 грудня, 51. Були на полюваннi. I не вбили, не застрiлили нiчого. Для мене це - типове явище. Коли я приходжу (як завжди) додому "попом", без нiчого, - всi спокiйнi. Всi: жона, донька, зять, i навiть онучок, Павлушка, зовсiм байдуже заявляК: - Дi (дiд)! Зайць (заКць) ма, (нема!)! Зайця, як завжди, н