тературная мадам.  Ей  пришлось  сгибаться
еще больше, чем мне, она поздоровалась  и  плюхнулась в продавленное кресло.
Заложила  ногу за ногу  и  без  разрешения  закурила.  Верхнее  колено у нее
оказалось выше головы. Фамильярная  такая  мадам. Житинский стал отвечать на
ее пустые вопросы, и  я понял, что разговор двух писателей  о  литературе не
состоится. Житинский показал таллинское издание повести  "Лестница", которую
я  не читал. Обложка  с его фотографией  на фоне  книжных полок и название -
"Traap".  Секретарь принесла  ему  письмо  из  Таллина  от  девочки, которая
критикует  его статью о  дискотеках.  Бойкое письмецо. Житинский сказал, что
ответит через  журнал. Когда  он  вслух  читал письмо,  девица  вскрикивала,
широко раскрывая  огромный  рот и улыбаясь:  "Как  она  тебя? А?  Ха-ха-ха".
Девица курила, ерзала и вскидывала юбку, словно призывала нас убедиться, что
ноги  у женщин растут из того же самого места, что и у мужчин. Я знал это  и
раньше и поэтому ушел.
     Оказывается,  рекомендацию  Житинскому   в   Союз  писателей  давал  В.
Конецкий.
     4 июня 1982.
     Вчера  был  на  Комендантском  аэродроме  у  Маришки.  Она  меня  сразу
признала, обняла,  не хотела  слезать с рук. Большая. Карие  глазенки. Очень
похожа  на  нашу породу:  и  на меня, и  на  Веру, и на племянника Костю. Но
бывает молчуньей. И упрямая. Бабушка с матерью ее изрядно балуют. И  портят:
слишком много  говорят  ей, девальвируют силу родительского слова.  Ходили с
Маришкой  гулять.  Потом  посидели   за  столом,  выпили  принесенное   мною
шампанское и сухое вино.
     - Папа, ты здесь, да? - спрашивала Маришка.
     - Да, здесь, - отвечал я.
     - Здесь, да? - спрашивала вновь.
     Танька все такая же взбалмошная и суетливая. Устал от нее.
     Маришке исполнилось  3  года.  Кажется,  что  ее  рождение  было  очень
давно...
     6 июня 1982.
     Дежурю  в  гараже.  Прохладно:  16  градусов.  Но  это не беда.  "Маяк"
передает, что на Таймыре - 10.
     Добираясь на  работу, пересек значительный кусок Ленинградской области.
Встал в 4-30 и поехал с  Карельского перешейка, с  "69-го км" до Ленинграда.
Затем от Ленинграда до Гатчины. Ленинград проскочил под землей. Зато побыл с
семьей.
     Вчера весь  день  провел в  трудах  -  возил тачкой песок  для осушения
болотца на  участке  у  тестя  с тещей. Поверх песка  настелил дерн, который
выкапывал его в лесу. Выбирал с красивой травой,  заячьей капустой и листами
ландыша.
     Сегодня день  рождения  Пушкина, Аркадия  Спички,  День  мелиоратора  и
Троица.
     В гараже нас  трое:  я, Мики и  Бим. Сторож отпросился  домой - у них в
деревне гулянка.
     10 июня 1982г.
     Перепечатал "Афанасия". Получилось 6 страниц. Ольга сказала: "Ты пишешь
так, словно не хочешь, чтобы это напечатали."
     Ночевал  в  комендатуре.  Прочитал  рассказ  У.  Сарояна  "Иностранец".
Маленький рассказик в "Ровеснике". Стало завидно. Полежал, покурил, полистал
другие журналы и перечитал рассказ снова. Чувствую, что еще не раз вернусь к
нему. Дивные пропорции. Всего в меру.
     По окнам и подоконнику стучит град - густой и крупный.
     Приятно  покупать  новые записные  книжки.  Какие-то  смутные  надежды,
связанные с покупкой. То ли жизнь пойдет другая, то ли напишется многое...
     13 июня 1982. Рейсовый автобус выходит из дворцового Павловска и ползет
сквозь ветхие поселки и  деревеньки  к нашему Коммунару.  Голубиная  сизость
никогда не  крашенных досок и бревен,  покосившиеся заборы, лопухи. И  вдруг
бодрое  название - "Поселок  "Динамо".  Бетонные  коробки,  железо,  столбы.
Короткая остановка, и снова - старые домики, убогость, крапива...
     Всю  прошлую  осень  я мотался в "Динамо"  звонить по  телефону  домой.
Уцелевшая телефонная будка  в  кустах возле заброшенного  клуба.  Как  я  ее
обнаружил, не помню. Очереди нет, пятачка не надо - стукнешь по автомату, он
соединяет. И говори  с женой о  чем хочешь... Я  держал эту будку в секрете,
чтобы  химики не  повадились  и не  сломали.  Иногда  сбегал после  вечерней
проверки  и  молодым  лосем пер  в  темноте  напрямик  - уже  хрустящими  от
заморозков полями, чтобы услышать голос жены. "Привет, это я! Что делаешь?".
И  нервничал, когда телефон был  долго  занят.  И не спешил  расспрашивать -
ждал, когда  сама  расскажет,  что  делали с  Максом,  кто  звонил. А  потом
перевелся  на ДСК и  стал звонить из диспетчерской или  столовой. Дня еще не
было, чтобы я не позвонил домой... Тьфу, тьфу, тьфу!
     Хватит ли у меня гнева и терпения, чтобы написать статью "О литературе,
книгах  и  книголюбах"?  Часто  думаю  об  этой проблеме,  не всегда успеваю
записать мысли. Буду собирать ее по крупицам.
     Связь между  литературой  и  книгособирательством такая  же, как  между
охотой и охотничьими колбасками. Туманная связь.
     14 июня 1982.
     Дежурю  в ОТХ.  Так  называется  наш гараж -  Объединенное Транспортное
Хозяйство. В нем, в нашем хозяйстве, объединены автомобили, кары, маневровые
тепловозы  и прочие многоколесные.  Я  имею  дело  только с  автомобилями  и
водителями. Еще с собакой Мики и ее  сыном  Бимом. Еще со сторожами, которые
меняются по своему графику. Каждое дежурство приносит мне нового сторожа. Но
неизменно поддатого. Или с похмелья. Трезвый сторож - это нонсенс.
     Читаю  "Историю древнего  мира" - учебник  для пятого  класса.  Валерка
откопал его в макулатуре и принес в комендатуру. Картинки ему понравились. Я
стал листать и зачитался. Взял на дежурство.
     Этот раздел  истории я "проходил" лет 20 назад. Кажется, что  это  было
совсем недавно.  Написал цифру "20"  и ужаснулся - как  давно это  было.  Но
смотрю в  учебник  - 2000 лет до  нашей эры, Вавилонское царство, и делается
еще ужаснее. Большинству из  нас  кажется, что  нами все началось и нами все
закончится. "Если вы выстрелите  в прошлое из рогатки, будущее выпалит в вас
из пушки". Хорошая поговорка.
     Древняя  Греция.  Легенды  Гомера  (11-  9  века  до н.э. - гомеровское
время).
     Приводятся   рисунки  с  греческой  вазы,  где  Ахилл  тащит  за  своей
колесницей  тело  поверженного  им  Гектора,  привязанное  за  ноги.  Вопрос
школьникам:  одобряете  ли вы обращение  Ахилла с  телом  Гектора?  "Конечно
одобряем. Что же с этим поверженным подлецом еще делать, как не волочить его
за ноги?" Или:  "Ах-ах, это не гуманно, это  нам дико. Настоящие пионеры так
не поступают".
     Древняя  Индия. Писали индийцы  на подсушенных  пальмовых  ветвях.  Они
ввели в математику понятие ноля. Я бы хрен додумался. Сосчитать то, что есть
- понятно. Но зачем обозначать то, чего нет? Умные были люди, философы.
     В долине Инда археологи обнаружили  развалины городов, основанных в 3-м
тысячелетии до н.  э. Во 2-ом тысячелетии до н. э.  в Индию  с северо-запада
проникли  племена ариев.  "Они  смешались  с  местным населением  и, осев на
плодородных  землях,  начали заниматься земледелием", - говорит  учебник.  В
одной фразе - несколько веков,  быть может. Но видишь  простенькую картинку:
вышли  из леса, познакомились  с местным населением,  поженились,  построили
хижины,  распахали землю, посадили рис-пшеницу и стали жить-поживать,  детей
растить.
     Как про  нас  через 50  веков скажут одной фразой?..  "Первыми  в  мире
затеяли строительство коммунизма"?
     Брахманам (индийским жрецам) вместо  смертной власти полагалось обритие
головы. Хорошо устроились  Брахманы. Всем - смертная казнь, а им - изменение
в прическе. Это как у нас лишиться партбилета.
     Мой  давний  приятель,  славный  иудей Валера  Барахманский, работавший
токарем  на  Опытном  заводе  Балтийского  пароходства,  весьма  походил  на
индийца. Встречу - скажу ему о Брахманах.
     Если встречу.
     Если он не уехал.
     Лет десять его не видел.
     Он читал  мои  первые  опусы  и  декламировал  свои  стихи.  Он  лениво
декламировал  их  на  заводской  крыше,  куда мы ходили загорать в обед:  "В
вековом угаре  буден,  отдавая плоть и кровь,  трех  бл.... вскормили  люди:
Славу, Дружбу  и  Любовь".  Может,  это  и  не  его стихи,  а  какого-нибудь
классика.  Не  знаю.  Мы лежали  на  горячей  крыше,  с  которой  была видна
территория Торгового порта и серая гладь  залива,  и курили липнущие к губам
сигареты "Аврора". Еще  он критиковал меня за обилие драк в  моих рассказах.
Ему было лет двадцать семь,  а мне двадцать, и он казался мне ужасно старым,
отжившим  свое. По сути дела он был первым моим читателем  и критиком. Когда
через  год у меня вышел первый  рассказ в многотиражке "Советский водник", я
прибежал к Валерке похвастаться.
     В том рассказе была не драка, но пощечина.
     Я  принес  несколько  газет  и  раздал  их  в   своей  бывшей  бригаде,
электрикам.  Особой  радости за  меня  никто  не  выказал.  Спросили только,
сколько за это платят.
     Я побежал на токарный участок.
     Мне сказали, что Валерка уволился.
     Мастер  Леша  Молоков  - молодой,  но  степенный  парень  в  пиджаке  с
галстуком по-хозяйски взял газету, долго читал рассказ и  спросил, брезгливо
оттопырив губу:
     - Это что, правда было?
     - Да нет, конечно. Это же рассказ.
     - Значит,  ты все придумал?  -  На его румяном  лице стали  проявляться
белые пятна. -  Да  тебя  бы при Сталине за это... - Он гневно засопел,  и я
подумал: какой дурак, ничего не понимает... И ушел с завода.
     И  долго   чувствовал  себя  обиженным:  свои   же  работяги...  думал,
обрадуются, похвалят... никто и читать не стал... "Сколько за это платят?" И
при чем здесь Сталин?.. Валерка бы оценил...
     И сейчас помню  то обидное равнодушие: крутятся станки,  визжит точило,
летят  искры, пахнет маслом, и гневно-брезгливое лицо  Молокова: "Значит, ты
все это придумал?".
     Да, придумал, придумал, етит твою мать! И еще  придумаю. А этот рассказ
включу  в полное собрание своих сочинений!..  Потому что он  неплохо написан
для двадцатилетнего автора, черт побери!
     И  помню,  как таинственная гордость теплым клубочком поселилась в  тот
день во мне. Я  попадаю в какой-нибудь житейский переплет  или меня обижают,
мне  плохо, но  вдруг всплывает  тихая радость:  "Я  когда-нибудь  напишу об
этом..." и мне становится легче.
     -
     Ольга с Максимом в больнице. У Максимки кишечная палочка. У Ольги все в
порядке.
     Вчера  смотался в  город,  навестил  своих  в  больнице, потом зашел  в
библиотеку - взял братьев Гонкур. Читал в читальном зале статью Житинского о
дискотеках.
     Понятно, почему ему рекомендацию в Союз давал В.Конецкий.
     Непонятно, почему престижная литературная премия названа именем братьев
Гонкур - скучнейшие писатели.
     17 июня 1982г.
     Сегодня  что-то захотелось выпить.  Наверное, потому, что  два дня меня
окружали выпившие и часто шли разговоры о выпивке. Но  перехотелось. И слава
Богу!
     Мы ложились спать. Я спросил Валеру Балбуцкого, выключил ли он на кухне
газ. Не выключил.  Я объяснил ему возможные  последствия такого легкомыслия.
Валера молча курил. Но потом нашел в своем поступке и выгодную сторону:
     - Зато завтра на работу не надо было бы идти!..
     20 июня 1982.
     Выборы.  Кажется, в Верховный  Совет и  народные судьи. Солнце,  теплый
ветерок,  голубое  небо.  После  дежурства в  гараже  приехал  на попутке  в
Коммунар. Долго  рылся  в сумке в поисках пропуска.  Дежурный  по  КП махнул
рукой - проходи, я тебя знаю. Прочитал "молнии" на доске у подъезда - ничего
примечательного. Взбежал на свой  четвертый этаж, открыл раздолбанный замок.
Шторы завешены,  полумрак, кислый запах.  В  квартире один Валерка. Разбудил
его. Открыл балконную дверь. Валерка всю ночь мастерил цветомузыку. Сидит на
доп.  ограничении. Настроение у  него вялое.  Я бреюсь в  ванной  и стараюсь
поднять ему настроение расспросами о замечательной цветомузыке. Валера стоит
в  дверях,  видит  меня  в  зеркало и  отвечает. Я  хвалю  его стремление  к
творчеству. Угощаю оставшимся после дежурства чаем из пакетиков. Сахара нет,
булки нет, и мы пьем голый чай. Я объясняю ему закон Ома. Он удивляется, что
я его помню.
     - А как же ты  занимаешься  радиоэлектроникой и не помнишь?  Всего  два
года после школы прошло...
     - А я его и не знал, - тихо улыбается Валера.
     Я уезжаю домой, Валера остается. Грустно отводит глаза.
     -  Смотри не шали здесь. Дверь никому не открывай, спичками не балуйся,
а то Ны-Ны придет. Почитай что-нибудь...
     - Ладно...
     Пошел в школу, голосовал  по доп. списку. Пионерки, стоявшие в почетном
карауле,  отдали мне  салют, когда я  подошел к  урне  и  опустил бюллетени.
Дурацкая  улыбка  растянула мой  рот. Я  наклонил голову  и прыснул.  Быстро
вышел.
     2 июля 1982г.
     Максимка с Ольгой все еще в больнице. Скоро ему исполнится год.
     Маришка в Зеленогорске. Ей недавно исполнилось три.
     Верчусь между Коммунаром, Зеленогорском, Ленинградом и "69-м км".
     Мне в этом году исполнится 33. Если исполнится.
     Надо постараться, чтобы исполнилось.
     Общественная  работа в комендатуре отнимает массу времени. Почти каждый
день  приходится  появляться там (хотя при моем графике  можно и "задвигать"
сутки,  заранее отметившись на  КП)  и что-то  делать.  Начали реконструкцию
спортплощадки.  Высадили цветы. Установили щиты для газет, но  нет  денег на
подписку - Кашин жмется. Недавно он намекнул мне, что стал реже видеть меня,
и  я,  как  дурак, испугавшись,  не  поехал  домой, а целый день просидел  в
комендатуре и несколько раз заходил на  КП мозолить глаза дежурным. Зато все
знают, что Председатель Совета "где-то здесь был". А я лежал в койке и читал
"Короля Генриха 4-го". И дочитал. Хитрый я бываю, стервец.
     Хорош  Фальстаф.  Придумать  такого  героя, в  принципе,  несложно,  он
типичен  во все времена  (поддавоха,  балагур,  хитрован), но  снабдить  его
репликами и включить в действие - задача не простая.
     4 июля 1982г.
     Дежурю  в  ОТХ.  Вместе  с   Кулибиным  Володей.  Устроил-таки  бывшего
начальника  цеха  и коллегу-аспиранта  в сторожа.  Сбылась его  мечта.  Тихо
ликует. Отлавливает старые телевизоры около обменных пунктов, ремонтирует  и
продает. У Кулибина медлительная речь. В сочетании с его ростом - 2 м 10  см
- это производит впечатление. Он нетороплив и застенчив в движениях. Но не в
мыслях и делах.
     Из книги "Это простое и сложное кино".
     Искусство заключается в том, чтобы  найти необыкновенное в обыкновенном
и обыкновенное в необыкновенном. - М. Дидро.
     И еще: Вся большая драматургия пишется маленькими сценами.
     Учиться, учиться и еще раз учиться. Н-да. Иначе писателем не станешь...
     Неучу все представляется возможным. - Х. Виланд. - Кто такой?
     Что хорошо понято, то легко и свободно излагается. - Белинский.
     Вам никогда  не написать хорошей книги,  пока  вы не напишите несколько
плохих. - Б. Шоу.
     Не удивишь - не убедишь.
     Сопротивление материала - свойство каждой новой темы.
     Если зрители говорят: "Все хорошо,  но надо бы чуть побольше" - значит,
делать картину длиннее нельзя было ни под каким предлогом.
     Легкость и легковесность - не одно и то же.
     Чужими грехами свят не будешь - поговорка.
     12  июля 1982 г.  Наконец-то  пришло  лето. Сегодня воскресенье.  Гараж
пуст. В тени тепло, на солнце жарко. К тридцати градусам температура. Хорошо
бы оторваться на озерцо, искупаться, но оставить вместо себя некого.
     Вчера ездил в Зеленогорск, к  дочке. Все заросло травой. Маришка бегает
по  участку вместе с Катькой и собачкой Степкой. Немного загорела. Ходили на
залив. Посидели в кафе. Татьяна, похоже, довольна, что я приезжаю к Маришке.
Скоро они уезжают в Мурманск.
     Ходил на кладбище  к родителям и  Феликсу.  Выпил  две  бутылки сухого,
посидел,   повспоминал.  Со  мной  был  племянник  Вовка.  Одержим  идеей  -
разбогатеть за счет огорода; все повторяется на нашей земле.
     Читаю орфографический словарь русского  языка Д.Н.  Ушакова -  расширяю
словарный запас. Ставлю карандашом галочки.
     14 июля 1982г.
     Ольга с Максимом уехали на дачу к родителям. Тесть увез их на машине.
     Обошел квартиру,  прибрался  маленько. Принял  душ. Сел читать  сборник
"Русский  фельетон". Забавная книжка  -  в ней собраны  наши  классики от А.
Сумарокова  до Д. Бедного. Есть  в ней и Крылов,  и  Пушкин,  и Некрасов,  и
Герцен, и даже Достоевский.
     "История  скажет  вам,  что  славнейшие народы,  когда  у них  не  было
соперников,  не  было  деятельности  гражданской извне  и  снутри,  слабели,
ржавели, вырождались  или дряхлели и разрушались.  Вспомните персов, греков,
римлян". - Н.А. Полевой.
     Петр Первый служил барабанщиком, солдатом и матросом. Ритмичная фраза.
     15 июля 1982г.
     Сюжет. В одной организации ЭВМ,  которой поставили задачу анализировать
психологический климат  в коллективе, дала рекомендацию  включить  в штатное
расписание  шута.   Включили.   Шут  подсмеивался   над  нелепостями,  резал
правду-матку в глаза  и всех  издергал.  Потом выяснилось,  что программисты
ошиблись,  неправильно расшифровали рекомендации машины. Шута и программиста
уволили.
     "Материя   первична,   а   сознание   вторично.   Это,   в   частности,
подтверждается улучшением  настроения  после приема  пищи,  - говорил доктор
философских  наук Кармин  А.С. Он  читал нам  лекции  в аспирантуре.  -  Как
известно, бытие определяет сознание..."
     Я  пытался  с  ним  мысленно  спорить.  Мне  кажется,  что  и  сознание
определяет бытие человека.  И есть тому подтверждение. Например,  пословица:
За чем пойдешь,  то  и найдешь. Как ты себе свою  жизнь замыслишь,  так ее и
будешь выстраивать. Не все же определяется потребностью пуза и инстинктов.
     1982 г. 16 июля, пятница. Дежурю в ОТХ.
     Пару  дней  назад,  в день получки,  произошло  маленькое смешное ЧП  с
грустными для некоторых химиков последствиями.
     Пьяный химик N., перебираясь через забор в комендатуру, неудачно съехал
по столбу и застрял ногой, обутой в кирзовый сапог, между прутьев. Тут его и
застиг замполит Кашин, шедший  по внешней тропке вдоль забора на ужин. N, не
будь дураком, лег на живот,  натянул на голову спецовку, и стал дергать ногу
из сапога, надеясь улизнуть  инкогнито. Кашин азартно схватил его за сапог и
стал озираться в поисках подмоги. Но тщетно: КП далеко, не докричишься, а по
тропке  ходят  только женщины к  аптеке. Химик матерился  и  пытался вырвать
ногу. Кашин, привалившись к забору, сдавливал руками сапог, сопел и требовал
от химика  назвать  свою  фамилию или показать лицо. Химик посылал замполита
подальше  и  глумливо советовал  опознать  его  по  заднице, которая к  тому
времени  показалась  из  съехавших  штанов. За  этой борьбой  в  партере  из
открытых  окон  наблюдали  многочисленные  болельщики.  Химики, естественно,
болели  за   своего.   Они   восторженно   комментировали   дрыганье   ноги,
передававшееся замполиту, и выкрикивали советы гражданину  начальнику. Свист
и крики  неслись,  как на стадионе.  Был  день получки,  и многие  запаслись
лимонадом по случаю жаркой погоды.  Замполит, как дурак, держался за сапог и
с тоской поглядывал на угол дома, за которым находилось КП.
     - Дрыгай, дрыгай! - вопила толпа. - Он уже устал! Сейчас отпустит!
     - Держите меня! Сейчас уссуся!
     Когда  после коварного вздрыгиванья ноги  фуражка замполита свалилась с
головы и, описав неспешный круг, легла в пыли, раздался  восторженный вопль,
словно назначили пенальти. Кашин,  сидя на корточках, потянулся за ней одной
рукой,  и в  тот же миг кувырнулся на спину  с грязным сапогом  в обнимку  -
общий взрыв смеха! Химик N под свист и улюлюканье рванул к дальней парадной,
мелькая  босой ногой и  удерживая на голове робу.  Толпа  отвалила от окон и
продолжала восторженно завывать в глубине квартир.
     Кашин, по свидетельству очевидцев, почистил и надел фуражку, взял сапог
двумя  пальцами и, не  глядя на  окна  дома, пошел с  ним на  вахту. Там  он
брякнул его  на  стол дежурным и  потребовал к утру найти хозяина сапога.  А
также устроил разнос за бездумное сидение в помещении КП.
     Рассказывают, что  Кашин сам проводил  вечернюю проверку  отрядов,  чьи
окна выходят  на забор. Он вызывал химиков из строя по  одному, заставлял их
представляться и оглядывал их снизу до верху и чуть ли не просил приспускать
сзади штаны.  Но  это, конечно, треп. Но семерых особенно поддатых заперли в
обезьянник и составили на них протоколы.
     Ночью  был  шмон  - пересчитывали обувь. Мужиков поднимали  и требовали
надеть  рабочую  обувь.  Говорят,  опера   нашли  десять  непарных  валенок,
несколько  сапогов и одну  женскую  босоножку.  Такие у нас  мужики дураки -
парный  сапог  к  тому,  с  которым  в  обнимку  кувырнулся замполит,  давно
выбросили за забор. А все поддатые, кто был  еще в уме, приняли холодный душ
и до самой проверки  жевали лавровый лист, хвойные иголки и опрыскали ворота
рубах и волосы жидкостью от тараканов.
     Владельца сапога так и не вычислили.
     На следующий день  химики узнали о решении замполита:  всех  обитателей
квартир, чьи окна выходят на забор, лишить  права выезда на выходные дни. Не
хрен,  дескать,   было  орать  и  подавать  глумливые  советы.  Я,  дескать,
разбираться не буду - вместе орали, вместе и сидите в комендатуре.
     Общественность   негодовала.   Химики   бродили   по  спортплощадке   и
матерились. Ропот был слышен во всей  округе. Председатели 2-го, 4-го и 6-го
отрядов вели  безуспешные переговоры со своими отрядными.  Те посмеивались и
разводили  руками  - не  хрен  было кричать! Замполит  распорядился отменить
выезд, мы ничего не знаем. Вы общественность - вы с ним и договаривайтесь.
     Я  появился в  казарме  за  час  до  вечерней проверки,  мне рассказали
новость, и мы  собрались у  нас на кухне обсудить  ситуацию. Суть свелась  к
тому,  что  мне как  председателю  совета  общежития  надо  идти к Кашину  и
говорить  с  глазу на  глаз.  Снять  напряженность и  попытаться выхлопотать
увольнительные. Нельзя наказывать всех  подряд - многих в тот момент  и дома
еще не было. Народ злится.  Их  ждут на выходные семьи,  они имеют право.  И
вообще, может  Кашин погорячился, а  теперь ждет встречного шага, чтобы  его
поуговаривали.
     Я сказал, что с  замполитом у  меня с самого начала отношения хреновые.
Не знаю, почему. Махоркин -  мужик нормальный, он  бы такого не учудил. И за
сапог бы никого  ловить не  стал. А если  бы  и  схватил,  так в шутку. Этот
пьяный  химик  в  комендатуру же  лез,  к  своей шконке пробирался, а  не из
комендатуры бежал. Это понимать надо.
     - Вот ты ему это и объясни!  Без всякого  базара. Ты умеешь! А про тех,
кто кричал, скажи, что просто смешно было, вот они и кричали.
     - Пошли все вместе... Гуртом веселей и батьку бить.
     - Не, базар начнется. Иди лучше один...
     Замполита долго не было. Я прилег  вздремнуть. В 12 ночи меня разбудили
и сообщили, что Кашин в своем кабинете. Я умылся и под напутственные реплики
толпы пошел  к  его  резиденции. Несколько буйных и  нетрезвых  голов хотело
примкнуть в попутчики и высказать замполиту все, что они о нем думают, но их
оттеснили.
     Войдя к  Кашину, я тихим и значительным  голосом сказал,  что пришел по
политическому делу. Примет ли он меня в неурочный час? Майор перестал лизать
мороженое и впился в меня глазами. Вытянул в мою сторону голову,  растопырил
уши и  впился.  Похоже, он ожидал  услышать о  заговоре в пользу иностранной
державы  или  о  шайке  фальшивомонетчиков,  свившей  гнездо  на  территории
комендатуры. Он крякнул, прочищая  горло, опустил руку с сахарной  трубочкой
под стол и кивнул, не отрывая от меня глаз.
     Я  начал  с  того,  что  насколько  мне известно,  вчера  в комендатуре
произошел  гнусный  эпизод,  заслуживающий  самого  строгого   порицания   и
наказания.
     Я  вкратце пересказал известное мне со слов очевидцев событие и спросил
-  правильно  ли  я  информирован?  Майор  кивнул,  и  растопыренность  ушей
поубавилась.  Заговором  и  фальшивыми  купюрами  не  пахло.   Он  подлизнул
мороженое и откинулся в кресле.
     - Так-так. И что, значит, вы хотите сказать?
     Я хотел сказать - ну и чудак же вы, трах-тарах, майор, - но сказал:
     -  Рыцарь революции -  товарищ Дзержинский,  соратник великого  Ленина,
чьим  именем  гордятся  наша  партия  и  правительство,  считал,  что  лучше
освободить  десяток виновных,  чем осудить одного невиновного. А у нас может
получиться совсем наоборот, не  по Дзержинскому  может получиться. Поскольку
личность этого хитрого и изворотливого нарушителя режима на данный момент не
установлена, а также  нельзя установить, кто  высовывался в окна и  нарушал,
так сказать, криками общественный порядок, следует, на наш взгляд,  поручить
советам отрядов самим определить, кто заслуживает наказания. Они своих людей
знают  и  сами решат, кто мог крикнуть глупые оскорбительные слова, а кто не
мог. В противном случае ропот, который сейчас охватил  половину пятиэтажного
дома, может вылиться в беспорядки. Обстановка в отрядах тревожная, - добавил
я с видом бесстрастного наблюдателя.
     Майор  дважды  лизнул  трубочку  и  с  видом  такого  же  бесстрастного
наблюдателя заметил, что не пришлось бы вызывать из Ленинграда дежурный полк
милиции, от встречи с которым недовольным едва ли  будет  лучше. Тут его уши
пришли в исходное положение  - прижались к сухощавой голове, и я понял,  что
настала моя очередь слушать. О том, что...
     - Долг общественной организации  - следить  за порядком в  комендатуре,
бороться с хамством, бескультурьем и  хулиганством, а не выгораживать людей,
плюющих  на честь милицейского мундира. Я ведь могу и передумать  - оставить
без выезда не только хулиганов, но и сочувствующих им!
     Вот как все обернулось.
     Я сказал, что это будет смелое и справедливое решение.
     - Правильно, - кивнул я.  -  По большому  счету, жители тех  квартир не
виноваты, что  в комендатуре  слабо поставлена  воспитательная  работа.  Нет
плохих воспитанников - есть плохие воспитатели... Останемся без выезда, если
запустили работу. Кто в Совете - тот в ответе...
     - Это что же, значит... Как, значит, понимать? Вы  хотите  сказать, что
советы  отрядов останутся, а разные,  простите, гопники,  поедут в город? Вы
это серьезно? - Его уши вновь заняли локационную стойку.
     Я   кивнул.  Было  слышно,   как  во   дворе,  под   окнами,   тревожно
переговаривается толпа.
     Кашин  встал,  отнес  на  блюдечко оплывающее  мороженное,  вытер  руки
платком и  надел фуражку.  Снял. Положил на  стол. Потянул зеленый форменный
галстук.
     - Сколько,  по-вашему,  человек следует наказать  невыездом из  каждого
отряда?
     - Не из отряда, а из квартир,  которые выходят на  забор. Мы думаем, по
одному человеку из квартиры.
     -  Они  же орали,  как  гамандриллы  какие-нибудь! Как  тупые  скотские
обезьяны!  По  десять  человек в  каждом окне  висело!  Свистели, паясничали
вместо того,  чтобы добежать до КП  и позвать дежурного. - Он  вновь нацепил
фуражку. - Минимум по пять человек наказать надо!
     - Но Дзержинский же говорил...
     - Вы мне Дзержинским зубы не заговаривайте!
     - Тогда по два человека из квартиры. И все равно могут быть обиженные.
     -  Дзержинский бы вас всех... По три человека  из  каждой квартиры!  На
усмотрение Советов отряда! И чтоб, значит, списки мне завтра передали, я сам
посмотрю. Идите!
     Мы уединились с общественностью на спортплощадке. С контрольного пункта
светили прожектора. Я сказал, что Кашин настаивал наказать по десять человек
от  каждой квартиры,  и народ  негодующе  заматерился.  Но сошлись  на  трех
штрафниках   от  каждой  квартиры,  чьи   окна  выходят  на   забор.  Теперь
заматерились с облегчением. Еще я сказал, что если будут недовольные  и этим
решением,  то Кашин  оставит  без  выезда всех, включая Совет. Добавил и про
полк  милиции из  Ленинграда.  "Он  уже и  трубку снял,  хотел  вызывать..."
Поохали, поматерились. Обсудили детали - дать в списки штрафников тех, кто и
так сидит на допограничении.
     Председатели  Советов пошли к своим отрядам, нагоняя жути про мчавшийся
из  Ленинграда особый полк милиции,  который удалось  вернуть в километре от
комендатуры. Замполит, дескать,  рвал  и метал, хотел  наказать всех месяцем
невыезда,  но уговорили  на  одну неделю.  Радуйтесь,  трах-тарарах, что все
обошлось. Поэтому  сейчас  всем спать, трах-тарарах, вести себя  тихо, трах-
тарарах!  А  старшим квартир  остаться.  К утру они должны дать  списки трех
штрафников. Пусть хоть жребий кидают, хоть сами назначают -  это их дело. Но
лучше дать тех, кто уже  наказан.  Если  к утру  списков  не  будет...  Все,
трах-тарарах!..
     Такая вот дипломатия. Смесь правды, полуправды и лжи.
     Вчера   случайно,  на   последние   деньги,  купил   сборник   повестей
А.Житинского "От первого лица". Читаю.
     Мелкие  злые мухи. Бью  их  резинкой на палочке и получаю удовольствие,
когда не промахиваюсь.
     5 утра. Прочитал всю книгу Житинского. Ложусь спать. Плотный текст.
     23 июля 1982г.
     Вымыл ноги холодной водой в туалете  и выстирал носки. Закрыл  контору.
Со  мной  была знатная собаченция Мики.  Дал  ей несколько кусочков  сахара,
которые нашел в шкафчике. Микки съела  бы и  песок, который я храню в банке,
но  сахар  мне показался естественнее для собаки. И потом - песок мой, и его
мало. А сахар не мой, и его... Его тоже мало, но он не мой. Вот и все. Пусть
грызет сахар.
     Возился с Микки. Хватает за ноги, но осторожно. Хорошая собака.
     Конспирация - это не  умение  быстро убегать  с  места  преступления, а
умение жить такой жизнью и принимать такой вид, что на тебя  просто не могли
бы подумать дурное.
     К "Шуту": Он сделал вывеску: "При выходе вытирайте ноги. И мойте руки".
     За истекшие  сутки съел банку рыбных консервов,  два яйца и два батона.
Выпил несколько  стаканов крепкого чаю. Расходы не больше  рубля. И чувствую
себя прекрасно...
     Книга  Житинского  не  дает  мне  покоя. Все  гениальное просто.  Такой
гениальной простоты в обращении  со  словом я  не встречал. Некого поставить
рядом. Некого! Его ремарки точны, изящны и драматургически выверены.
     Остается только учиться. Догоню ли?
     Ремарка сказал у Житинского может иметь следующую форму:
     продолжал канючить; посоветовал я;
     пояснил;
     дал совет; посочувствовал;
     спросил;
     поинтересовался; заволновался;
     сказал с сомнением; удивился;
     вздохнул;
     зачастил;
     запричитал;
     заявил;
     вяло сказал я;
     бойко сказал;
     задумался он; позавидовал он;
     уточнил;
     закричал;
     предупредил;
     шепнул мне на ухо Н.; рассердился;
     огрызнулся;
     напомнил он;
     оживился он;
     сообщил он тихо; объявил;
     признался я;
     воскликнул;
     засмеялся;
     не понял я.
     не выдержал;
     предложил он;
     пожал плечами;
     обрадовался я;
     нежно сказала она;
     попросил я жалобно; пролепетал я;
     вкрадчиво вступил Н;
     скромно предложил;
     надменно сказал; меланхолично заметил;
     сказал он мягко;
     пошутил он;
     сказал дед укоризненно; пробормотал я; краснея;
     сказал дед, прищурившись; сказал я, чтобы не разочаровывать деда;
     заорала бабка;
     пообещал шофер;
     завопил я;
     наступала она;
     застеснялся я;
     попросил он;
     предложил я;
     испугался он;
     заметил я;
     раздался сзади голос; загадочно сказал;
     обречено вздохнул;
     уточнила девушка; обрадовался;
     показала она на...;
     глухо донесся из-за рамы его голос;
     крикнул я;
     пояснил;
     обиделся;
     поправил меня Н;
     спросил он с надеждой; мечтательно сказал Фомич; жаловался Фомич;
     твердил я;
     радостно воскликнул Фомич;
     успокоил я;
     насторожился он;
     пообещал я;
     сказал председатель, посмотрев на дело практически;
     "Я пить не буду, - тихо сказал Фомич";
     еле слышно сказал
     У каждого героя - свой драматургический окрас ремарки. Ремарка помогает
действию и пониманию героя; иногда - заранее задает образ.
     Насыщенные ремарки и у Валентина Пикуля.
     25 июля 1982г.
     Прикатил с ночевкой на "69-й км".
     Мы  на  даче  одни.  Ольгины  родители  уехали  в Л-д.  Максимка  спит.
Проверяем звукоизоляцию нашей комнатки.  Я  катаюсь по тахте, подскакиваю на
ней,  тихо  постанываю  и рычу.  Ольга  слушает на втором  этаже,  в спальне
родителей.
     - Самую малость слышно, - сообщает она с улыбкой, спустившись вниз.
     -  Это когда я так делал.  - Я показываю, как я делал. - Но такое редко
бывает.
     Мы допиваем сухое вино и ложимся спать.
     27 июля 1982г.
     Был  в  Академии  художеств  у  Давыдова.  Забрал  свою  икону  "Купина
Неопалимая" - реставрация будет стоить не меньше ста рублей. Нет у нас таких
денег  и не  предвидится.  Давыдов рассказывал,  что нужен особый  осетровый
клей, специальные  краски и т.п. Сказал, что ему лестно реставрировать икону
17-го  века, но  бесплатно не  может. Предложил  найти  покупателя на  нее -
рублей за пятьсот-семьсот. Я поблагодарил и отказался.
     Икону  мне принесла одна дама, подружка  одноклассника Сереги Романова.
Выпивали как-то  у  меня  дома, она  увидела маленькую иконку  Богородицы  в
серебряном окладе. Разговорились. Похвасталась, что  ездили с мужем на Волгу
летом и там одна бабулька отдала ей темную выгнутую доску, слегка подгорелую
- все, что осталось от иконы. Положили в багажник машины. Теперь стоит дома,
мешается.  Хочешь?  Я, как  сейчас  помню,  кивнул  молча.  Думал,  забудет.
Притащила, завернутую в газету.
     И вот выяснилось, что она  семнадцатого  века. Я протер ее подсолнечным
маслом, и она засверкала золотом. Разглядел птичку, святых, надписи по рамке
ковчега.  На  обороте  -  какой-то клинописью  выцарапано  имя мастера и еще
что-то  непонятное. Мне сказали,  что икона оберегает от  пожара. Ее выносят
против  огня  - огонь гаснет.  Ценная  икона, противопожарная.  Потому  и  с
утратой в правом нижнем углу. Видать, не один пожар останавливала.
     Я  ждал  Давыдова у открытого окна и смотрел  во двор-колодец Академии.
Рабочие  шумно  грузили  в  кузов   грузовика  мраморную  скульптуру.  Голый
мраморный  мужик  во  весь  рост.  Или  больше.  С  высоты  четвертого этажа
определить  истинный размер  скульптуры  было сложно. Рычал кран. Матерились
рабочие. Пустыми  глазами смотрел  в  синее небо мраморный  человек. Трос  с
войлочными накладками сползал.  Завхоз  в  синем халате  волновался и  давал
советы. Рабочие не обращали на него внимания.
     - За шею  цепляй, за шею! - темные фигурки суетились вокруг скульптуры,
лежащей на спине.
     - Не выдержит!  - взвизгивал завхоз.  -  Под  спину заводи! Это вам  не
железобетон, это искусство!
     - Выдержит! - гудел в колодце двора  голос.  -  У  этого кабана шея что
хочешь выдержит.
     Натянулся   трос.  Взрычал  кран.  Завхоз  отвернулся  и  прикрыл  лицо
бумагами.
     Шея древнего мраморного кабана выдержала. Скульптуру уложили в кузов на
тряпки, и грузчики уселись рядом. Машина тихо  выехала со двора. Сзади бежал
завхоз с бумажками.
     Дома  я рассказал Ольге  о ценах на реставрацию  и  лестном предложении
продать икону.
     - Смотри сам, - сказала она.
     - За два года, что "Купина Неопалимая" у нас, в  нашем доме  не было ни
одного пожара, - важно сказал я. - Вот она - чудодейственная сила иконы!
     - А одеяло, которое я спалила утюгом? - напомнила Ольга.
     - Ты же только спалила, - разъяснил я. - Могло быть значительно хуже.
     - Ты говоришь так, словно до этого пожары посещали дом раз в квартал, -
не соглашалась Ольга. Женская наивность!
     - Не гневи Бога! - прекратил я спор.
     31 июля 1982 г.
     Сумасшедший закат. Солнце, словно его вынули из доменной печи: близкое,
огромное, огненное.
     Восемнадцать лет, как не стало мамы. На кладбище не выбрался. Сходил ли
кто из наших - не знаю. Надеюсь, сходили.
     Все  машины  вернулись в  гараж.  Передал на  главную  площадку  сводку
ремонта,  обошел  пустые  боксы.  Запер  скрипучие железные  двери,  ворота,
покормил  Микки, выпил чаю. Выбросил из пепельницы окурки и сел за  машинку.
Окурки  выбросил  из  интереса -  чтобы  узнать,  сколько  выкурю  сигарет в
процессе творчества.
     Наследие Шекспира составляют 37 пьес.
     5 августа 1982г. Дежурю в ОТХ.
     Ночевал в Коммунаре. Снились сны.
     Последний сон - про Зеленогорск. Мы с Ольгой на пляже, лежим под ватным
одеялом и  целуемся.  Ходят  люди,  не  обращая на  нас  внимания. Мальчик с
велосипедом останавливается, смотрит удивленно на нас. Я даю ему конфету. Он
съедает и продолжает смотреть. Я даю ему  воздушного змея - он бросает возле
нас велосипед, распутывает леску, пытается запустить змея в воздух, бегает с
ним.  "Я так не могу, -  говорит Ольга. - Помоги ему,  пусть  уйдет  от  нас
подальше".  Я привязываю леску к багажнику  велосипеда  и  помогаю  мальчику
запустить  змея.  Он  уезжает,  но  появляются   поддатые  пожилые   мужики,
останавливаются возле нас, хохочут. Глумливо требуют поднять  одеяло -  чем,
дескать,  вы  занимаетесь в общественном  месте? Я  встаю и сталкиваю  двоих
лысыми башками  -  тресь! Они падают.  "Убил!" - пронзает  ужас.  Появляется
милиция, ведут составлять протокол. Мы в отделении милиции, на горе. Башенка
светового  фонаря  на крыше,  отчетливо  вижу  переплеты его рам,  там сидит
голубь. Мужики все живы-здоровы, обвиняют меня в учинении драки, шьют 206. У
меня  проверяют документы.  Я показываю старое  аспирантское  удостоверение.
Допрашивает женщина. Вдруг Ольга говорит, что мужики хотели ее изнасиловать.
Мужики настораживаются. У одного отвисает челюсть.  Такого  они не  ожидали.
Они суетятся и пытаются  доказывать, что просто сделали нам замечание. Черта
с  два!  Следователь  им не  верит.  Женщина  произносит  загадочную  фразу,
обращаясь к дежурному: "В связи с югом, надо закрыть их на шесть дней!"
     Дальше не помню. Дальше  зазвенел будильник. Я проснулся и услышал, как
Коля Максимов громко мочится в туалете с незакрытой дверью.
     По  всем  дорогам  Гатчинского  района  выставлены  пикеты  милиции   с
автоматами  -  сбежал  вооруженный  солдат.  Возвращающиеся в  гараж  шофера
рассказывают, что на трассе осматривают все машины.
     Мы  с Кулибиным сидим в вагончике и пьем чай. Звонит начальник  ОТХ  из
дома  и предупреждает,  что  сегодня,  как никогда, надо бдеть,  потому  что
беглый  солдат может попытаться завладеть  машиной. Так, дескать, из милиции
проинструктировали.  Солдат  вооружен  автоматом  АКМ,  у  него   два  рожка
патронов,  и надо хорошенько  запереть  ворота, не  давать  спать сторожу  и
самому поглядывать в  оба глаза. Мобилизовать собак. Это, значит, Микки и ее
сына Бима. Начальник, похоже, расслабился за ужином,  и я слышу, как  у него
говорит телевизор - идет программа "Время".
     Володя,  естественно, намерен  смыться  домой  -  он приехал  на  своем
"москвиче", и  похоже, личные дела у него не клеятся.  Я пересказываю Володе
вводную начальника ОТХ. Особенно подчеркиваю про сторожей и собак.
     Володя меланхолично смотрит в окно и улыбается одними губами.
     - Автомат АКМ бьет лихо, - тихо говорит он. - Пуля со смещенным центром
тяжести  попадает  в  коленку, а  выходит  из  затылка. И  разворачивает все
внутри. Очень коварная пуля.
     Я  говорю Володе, что  надо  бы остаться,  оберегать народное добро.  И
намекаю на возможную  схватку  с вооруженным  солдатом.  Напоминаю  о  своем
семейном положении.
     - Ты кобеля,  если  он придет к Микки, не пускай, - советует Куликов. -
Чтобы не отвлекалась. Нужна бдительность.
     Гараж  быстро пустеет.  Даже пьяных  не  видно. Мы  выходим  к воротам.
Уговаривать  Кулибина не  могу. Он садится  в  "москвич",  заводит  мотор  и
высовывается из окна:
     -  Микки!  Смотри,   чтобы  любовь  не  шла  в  ущерб  работе!  Чувство
ответственности не теряй!
     Микки скашивает на Володю томные глаза и  опускает к земле голову. Она,
похоже, стыдится.
     Немного не теми словами говорит Кулибин, но суть ясна.
     И уезжает, оставив мне 10 рублей - плату за свое дежурство.  Вернее, за
отсутствие на дежурстве.
     Я  взял мухобойку с захватанной ручкой  и для  самоутверждения принялся
создавать  сносные  условия  ночного  обитания.  Стукнул  муху,  сидящую  на
потолке, и муха улетела с воем. И медленно падало ее прозрачное с прожилками
крыло. Честное слово! Как она улетела - не знаю.
     Я запер вагончик и обошел гараж.  Микки с Бимом плелись сзади. Вышел на
дорогу - промзона словно вымерла. Вдали - ворота сельского домостроительного
комбината.  В другой дали, слева - замерший  большак. Прямо -  недостроенный
ремонтный бокс:  металлический  каркас и крыша с клочьями рубероида. За  ним
темная роща  с  тропинкой к 3-й площадке. Там стоят панелевозы и спит пьяный
Васька  Козак,  бывший  участковый.  Водитель  развозки  -  Володька,  будет
дрыхнуть до пяти утра  в своей половине. Он еще не возвращался с ужина. А я,
значит, сторожи машины, лезь под пули и мобилизуй собак.
     Ворота я не стал запирать. Даже оставил приметную щелочку. Если товарищ
беглец с  автоматом АКМ захочет выехать -  пожалуйста!  И  сторожа будить не
надо.  Сдвиньте  плечом ворота -  и  езжайте. Вернувшийс