мов пташка в тенетах, а випурхнути не можу. - Збирайся, конi подадуть. Вийшов i дав челядi своК повелiння - лаштувати колiсницю для дальньоП путi. А поки лаштували ПП та впрягали коней, покликав до себе тих, хто охороняв у його вiдсутнiсть ворота. - В жони моКП був хтось iз сусiдньоП провiнцiП? - Не було. - Як то не було? - Бо не було. Ворота охоронялися, нiхто не в'Пздив у них за останнi п'ять дiб. - То, може, жона моя посилала когось до матерi? - Таке теж вiдпадаК. Жоден вершник не виПздив iз мiжгiр'я. Волостелин пильно приглядався до привiдцi сторожi. А те не обiцяло втiхи.. - Як же господиня знаК, що в неП нездужаК мати? Духи принесли Пй тi вiстi чи як? - Про те вiдомо лиш господинi. Аспар хмурився. Видно було: його роздирають сумнiви, а чи правдивi вони, не знав. - Iди, - повелiв зрештою охоронцевi. - I моли бога, щоб справдi було так. Бо коли довiдаюся, що таки приПздив хтось до неП чи виПздив iз мiжгiр'я, начувайся. Пождав, доки вляжуться зворохобленi думки, й спрямував стопи своП до жони. - А що з матiр'ю? - Казала вже: недужа. - Питаю, який недуг? Невже тi, що були в тебе, не сказали? - Казати не казали, та оповiстили страшне: матуся наснилася менi в чорному. - Ах, наснилася! - нiби аж зрадiв Аспар. - Тодi складай, жоно, своП речi i лишайся вдома. Корнелiя всього, видно, сподiвалася вiд свого вiдлюдька, тому не вельми й здивувалася. Зате обурення ПП дало нарештi про себе знати. - Я, здаКться, не продана тобi! - Зате обвiнчана зi мною. Сама того хотiла, отож i будь нею, в усьому покiрною жоною. Жiнка К жiнка, коли вже розлютиться, не бачить, де дверi, а де вiкно. - Ти... ти забуваКш, - позеленiла зi злостi, - що я не беззахисна, що менi досить кинути клич - i на помiч прийде сила, перед якою не вистоять анi твоП ворота в Долину Слiз, анi твiй замок. Темнiв i Аспар на лицi. - Ти спершу кинь його, клич! - мовив не без погорди. - Замок он який, звiдси швидше до бога докличешся, анiж до батенька. Корнелiя нацiлилась було крикнути: "Я докличусь!" - та втрималася. Нащо казати такому? Чи вона не донька знаного в краП префекта, чи не вiдаК: мовчання - золото, хто мовчить, той двох навчить. Найперше, що вдiяла, коли муж вiд'Пхав iз замку, покликала до себе випробуваного вже на дарах челядника. - Я знов про те ж: треба вибратися якось iз мiжгiр'я. - Може, й треба, та як? - Муж лiпше за мене знаК Долину Слiз, отож хай розкине розумом i знайде спосiб. За те матиме втричi бiльше, нiж мав. Челядник так гiрко кривиться, нiби з'Пв щось бридке. - Достойна, я ж бо казав уже: це неможливо. - Чи звiдси один-Кдиний вихiд? - Таки один, через ущелину, що проклала рiка. Бiльше немаК нi входу, нi виходу, кругом непрохiднi гори. - Одначе ж поселяни Долини Слiз, купцi iнших провiнцiй Пздять же якось. - Лише через ворота i тiльки з дозволу сторожi. - Ну а коли переодягнуся й приберу подобу купця чи поселянина, вiзьму з собою челядь, товари? - На виПзд слiд мати знак вiд волостелина, без знака не випустять. Корнелiя то нiмувала, дивлячись на челядника, то схоплювалась i металася по терему, нiби загнана в клiть звiрина. - То, може, тебе хоч випустять? - Того теж не варто робити. Я близько стою коло вас, волостелин може догадатися, чому менi заманулося Пхати з його володiння, й перешкодити нам одразу ж або пiзнiше розкумекати, чого Пздив, i скарати мене на горло. У нього iншоП кари немаК. - То що ж радиш зробити? Як повiдомити вiтцевi, аби прийшов i визволив мене з бiди? Челядник замислився. - Дайте, достойна господине, час. Не може бути, аби старий Трiарiй не знайшов для вас рятунку. Коли не в замку, то поза замком, а пiдшукаю для вас вiсника. Вiн зiбрався вже було йти, та одразу ж i передумав. - Маю для вас два попередження. - Кажи. - Перше з них: майте терпiння i зробiть усе можливе, аби не виказати себе волостелиновi анi устами, анi очима, анi вчинком. - За те можеш бути певний. Я - донька префекта, маю добрий вишкiл таКмних зносин i змов. - Коли маКте такий вишкiл, то мусите знати: усе, що кажете тут, чують стороннi вуха. Не бiйтеся, - застерiг, - в даному разi тi вуха моП. Кориелiя примiтне дивуКться й нiмiК дивуючись. - I друге, - не зважаК на ПП подив челядник, - усе це дорого коштуватиме. - Кажу ж, i ти, i знайдений тобою вiсник будете винагородженi достойно. Захочете, покинете разом зi мною Аспарове володiння, житимете, будучи багатими людьми, десь-iнде. Чи то челядник так добре знав Аспара i хотiв приспати його пильнiсть, чи йому справдi не таланило знайти людину, котра вволила б волю господинi замку, побачення з таКмним вiсником не було та й не було. Самого Трiарiя бачила щодня i бесiдувала з ним мало не за кожним побаченням, тiльки не про те, чого ждала вiд свого повiреного. "До чого я дожилася, - журилася. - I честь, i совiсть, i життя моК залежить вiд якогось раба. Захоче - врятуК, захоче, - погубить. Ба як дозволяК собi поводитися з господинею: граКться, мов кiт iз мишею". Ходила по терему - приглядалася до челядi, виходила на подвiр'я - знов приглядалася, де з ким ставала навiть на розмову, питала про люд, що живе в Долинi Слiз, про торги та виторги, а вже потiм - з яких земель привозять сюди товари, кудою правляться, коли Пдуть у Долину, кудою - коли виПздять iз неП. I таки пересвiдчилась: iз мiжгiр'я, крiм рiки й ущелини, прокладеноП рiкою, немаК нi входу, нi виходу. Вона - Кдина надiя знову стати вiльною. Геть змалiла вiд тiКП певностi духом i схильна була вiрити вже: iншого рятунку немаК, доведеться падати своКму мучителевi до нiг i слiзно благати, аби вiдпустив до отця-матерi, тим паче, що благати К чого: вона що не день, то бiльше переконуКться: непразна К, понесла вiд свого зрадливого мужа дитя. Гляди й змушена була б унизити себе колiнкуванням, та не дiйшло до того: Трiарiй прийшов якогось iз найсум'ятнiших для неП днiв i сказав: розшукав мужа, котрий зголошуКться виконати повелiння господинi замку. - Хто вiн i чи може вийти за гiрськi обводи? - Може, достойна, бо К чоловим охоронцем торговця крамом i маК дозвiл на в'Пзд i виПзд. - Клич його до мене. В усьому покладалася на челядника i неабияк довiряла вже челядниковi: де ж пак, як мудро все передбачаК, як не по-рабськи тверезо мислить. А спати не спала тiКП ночi, сидiла й ждала мужа, який повезе ПП кревним вiсть. Коли ж з'явився вiн i запевнив: таки повезе, не вагалася, зняла з руки й поклала на шкарубку його долоню перстень з родовим гербом. - Передаси цього персня, - повелiла, - i доста. Вiтець знатиме, що робити. - Коли ж запитаК, що сказати? - Скажеш, немаК бiльше терпiння, хай прийде й забере мене. - Буде зроблено, достойна. Ну, а... - Плата ось, - подала золоту вежицю. - Винагороду ж матимеш там, у вiтцевiм замку. Знала, до кревних не така вже й далечiнь. Хай пiде кiлька дiб на те, щоб вибратися ПП посланцевi з Долини Слiз, хай ще одна доба спливе, доки добиратиметься вiн до вiтцевого замку та шукатиме способу побачитися з кревними, за три-чотири доби вiтець знатиме вже, що з його донею, i поспiшить визволити ПП. На п'ятий день, найбiльше через седмицю маК бути вже тут. Що надiйнiше утверджувалася в своПй вiрi в порятунок, то обережнiшою була. Не принижувалася перед мужем, одначе й не сварилася з ним. Коли цiкавився чимось, вiдповiдала тихо, примiтно засмучено i все ж покiрно. Та ба, i обережнiсть ПП не залишилась незавваженою. Присiв одного надвечiр'я бiля ложа й поцiкавився: - Чом така сумна та невесела? - Нiби ти не знаКш, - сказала тихим, безборонно покiрним голосом. - Невдоволена, що не пускаю до матерi? Добре роблю, що не пускаю. Сон неправду провiщав: мати твоя жива й здорова. - Звiдки знаКш, що жива й здорова? - Я все знаю, КорнелiК. Навiть те, що ти не вiдмовилася вiд думки пiти пiд мене, пiти й не повернутися. - Погано знаКш. - Того не може бути, щоб я погано знав. - Може, Аспаре. Куди пiду i чого пiду, коли матиму твоК дитя? - Ов! - пробудився, ба зрадiв навiть. - I то К правда? - Настане час, пересвiдчишся. Повiрив. Присяйбiг, повiрив i вiдчув себе чи то присоромленим, чи то неабияк щасливим. Заяснiв на виду, десь подiлася завжди наявна в ньому твердiсть духу, одвага та рiшучiсть. Замiсть них пробилась i заяснiла на виду хай не пишним, все ж помiтним квiтом людська прихильнiсть, хотiлось вiрити, що й доброта. "Невже я помилилася, взявши пiд сумнiв його подружню вiрнiсть? - завагалася Корнелiя. - Ба нi, того не може бути. Жiноче серце багато i далеко бачить. Воно не запротестувало б так гаряче, коли б не нагледiло за тими обiймами з медушницею хтивих помислiв i пiдлоП зради". Мабуть, швидко пригасила в собi раптовий спалах прихильностi - Аспар простягнув правицю й торкнувся нею ПП руки. - Ти не гнiвайся за ту мою примху, - мовив примирливо. - Виберемо час i поПдемо до твоПх кревних. Я розумiю, ти скучила за ними та й тривожишся тим, чого ждеш i боПшся ждучи, мусиш погасити свою тривогу матусиною радою. Побуду седмицю-другу на ловах та й поПдемо. Пiшов вiд КорнелiП нiби й прихильний, ба навiть вдоволений нею, а Корнелiя не почувала себе вдоволеною. Блудливого пса нiчим не приручиш до домiвки, те й робитиме, що Пздитиме на лови, а вона, жона його, нiзащо не повiрить пiсля того, що бачила, в добропоряднiсть свого мужа. Вiн тому й захоплюКться ловами, що вони дають йому розкiш-волю. Тож i немаК чого радiти. I намiру свого теж немаК потреби переiнакшувати. Прибуде вiтець, аби забрати ПП в Аспара силою, - пiде з вiтцем, поПде до кревних з Аспаром - теж не повернеться в гнiздо розпусника i розпусти. Стане пiд захист роду свого i не повернеться! Перед сном думала про це й пiсля сну не могла прогнати вiд себе нав'язливих думок. I саме тодi, як думки тi стали для неП пекельною мукою, чимось схожими на вiдчай, до замку завiтали торговi люди з вiддалених земель i попросилися пiд захист стiн i сторожi. - Доведеться зачекати господаря, - сказали Пм сторожовi. - Њ ж господиня. Може, вона дозволить заночувати в замку? Чи Аспаровi довiренi не зважилися бути аж надто непоступливими, чи не захотiли виказувати гостям, що господиня Пхня не в усьому господиня, помислили, повагалися й таки уступили з дороги: iдiть, питайтесь. Не будь Корнелiя така сподiвана та увiрувана, що помiч прийде, мабуть, виказала б себе: коли прочинилися дверi i на порозi стали гостi з далекоП землi, пiзнала серед них Емiлiя Долабеллу, того самого, що був обранцем ПП серця i мав стати утiхою-мужем. I радiсть, i бентега, видно, неабияк озвалися в серцi - не втрималась, опустила очi. Коли ж опам'яталася й похапливо звела Пх, то дивилася вже, як i належить дивитися жiнцi, котра стала на мiсце мужа свого й вирiшуК важливi родиннi дiла. Емiлiй Долабелла!.. Як вiн упадав коло неП, як ждав тiКП днини, коли батьки домовляться остаточно й вирiшать долю своПх взаКмно прихильних i, нiде правди дiти, взаКмно жадаючих злюбного часу дiтей. Земля iталiйська, переживала смутнi часи, по ПП долах i горах розгулювали варвари, глумились як хотiли i над ким хотiли. Тож Люцiй Руф, вiтець ПП, й шукав серед сусiдiв соузникiв, а знайшовши, неабияк зрадiв: префект сусiдньоП провiнцiП Долабелла маК старшого на кiлька лiт за Корнелiю сина. Коли поКднати його з КорнелiКю злюбними узами, сила патрицiПв подвоПться, а з тим прийде i певнiсть: варвари натраплять на посилений опiр i вгамуються. Вони й вгамувалися нiби, та не всi: вiд Аспара вiтець не уберiг свою дитину.. - Достойна, - порушив тишу привiдця сторожi. - До тебе завiтали торговi люди з далеких земель. Просять дозволу на захист i торг. Кивнула, зголошуючись вислухати гостей, i вже потiм сказала сторожовим: - Залиште мене з ними. Потiм, як розпитаюсь та визначу, яку частку виторгу треба взяти на користь господаря, покличу. I вже як сторожа виходила й причиняла за собою дверi, звернулася до гостей: - Звiдки бог привiв i з якими товарами? - Здалеку, достойна. - Емiлiй помiтив ПП застереження: тут усе чують, i мовчки передав той самий перстень, що його вручала Корнелiя своКму гiнцевi. - А товари у нас всякi: нашi i заморськi - гiшпанськi, вiзантiйськi, ба навiть китайськi. - I вже тихо, аби чула тiльки Корнелiя, додав: - Будь напоготовi, виПжджатимемо з замку, вивеземо тебе, прикриту поклажею. Видно, не знала, що сказати на те. Дивилася широко вiдкритими очима i мовчала. - Приходь, володарко, сама побачиш, якi маКмо товари, собi пiдбереш те, що душа бажаК. - Гаразд, я прийду. Тодi вже й мито визначимо. А дозвiл на торг, як i на пристанище в замку, даю зараз. Пождала, доки вийдуть, i вже потiм подалася на свою половину. Упала зрадiла а чи знесилена на ложе й прикрила обличчя руками. Боже, допоможи Пй! Сам Емiлiй приПхав. ЧуКш, святий боже, сам Емiлiй! А коли так, вiн не зрiкся ПП пiсля всього, що сталося, вiн затим i прибув, аби вирвати свою Корнелiю iз лабет гота Аспара, цього варвара з варварiв. I якщо не зрiкся досi, то не зречеться й тодi, як вивезе за обводи Долини Слiз. Коли б тiльки розумно вчинив та зумiв перехитрити самого Аспара. Коли б тiльки зумiв! Того дня не пiшла на торжище - хай Аспаровi послухи пересвiдчаться: вона - достойна жона у свого мужа, лише для чемностi сказала: прийду i гляну, насправдi ж не йде. А вже як присплять себе, вийде поглянути на товар, придбаК щось для годиться й домовиться з ЕмiлiКм, коли приховають i вивезуть ПП iз замку. Аспара, на щастя, не було та й не було, i це утверджувало змовникiв у певностi: задумане станеться. Емiлiй шепнув, коли вибирала товар: - Я навмисне продаю товари по завищених цiнах. Як тiльки побачу, що покупцiв немаК вже, постараюсь домовитися з сторожею, аби випустила з Долини Слiз. - Чи випустить - ось бiда, - засмутилася. - Тут суворий закон: на в'Пзд i сторожа може дати дозвiл, на виПзд - тiльки Аспар. - А я задобрю ПП донатiями, - весело пообiцяв Емiлiй. - Так задобрю, що й про закон забуде. - То було б прелiпо. I все ж готуйся, Емiлiю, до гiршого. Аспар ось-ось може нагрянути. - Аби того не сталося, завтра готуватимусь уже до вiд'Пзду. Он як хотiла, щоб сталося саме так, як вiн мислить собi, а певностi, що станеться, все ж не було. Надто багато сумнiвiв навалювалося, коли давала простiр мислям: i сторожа може не пристати на те, щоб випустити гостей без дозволу господаря, i муж може нагодитися й сказати Пй: "Будь при менi". Що вона вдiК тодi i як може зробити все за одну нiч: i мужа приспати, i до Емiлiя втекти, i мiж поклажею сховатися? Поганi передчуття завжди не безпiдставнi. Завтра вдосвiта мала втiкати з замку, а сьогоднi пополуднi Аспар повернувся з ловiв, i все пiшло шкереберть: ЕмiлiКва домовленiсть iз сторожею стала недiйсною, за дозволом мусив iти тепер до Аспара, а йти одразу ж по його приПздi не випадало якось, тож i вiд'Пзд слiд було вiдкласти на день, а то й на два. Дозвiл на вiд'Пзд Емiлiй ухитрився брати в присутностi КорнелiП, щоб вона чула i знала: на неП чекають цiКП ночi. МаК так обернутися, аби з усiм упоратись: i мужа приспати, i серед товарiв на хурах Емiлiя сховатися до свiтання. Вона й упоралась. Одним заморочила покорою голови, iншим залила хмiльним очi, ще iншим напустила туману i опинилася бiля Емiлiя, здавалось, непомiченою. Та ба, то тiльки здавалося. Коли настав ранок i на кам'янистiй путi заторохтiли хури торговцiв, челядник Трiарiй вломився, мов навiжений, до АспаровоП опочивальнi i крикнув, осилюючи страх: - Володарю! Жона твоя зникла iз ложницi. Вели перевiрити хури торговцiв, поки не покинули обводи нашого володiння. Боюсь, чи не втiкаК вона з ними. Все iнше робилося швидко i надiйно, як i належить робити вишколеним татям: оточили кiньми хури, пов'язали, не давши опам'ятатися, тих, що сидiли при товарах, розкидали крам i не забарилися, ясна рiч, поставити перед очi волостелина Корнелiю. - То це така твоя подружня вiрнiсть? - нахмурив брови i схолоднiв видом Аспар. - Глядiть на неП, втiкаК з iншим, мене, мужа свого, смiК ганьбити. - Не тобi говорити про подружню вiрнiсть, - прогнала нарештi страх i зiбралася з думкою Корнелiя. - Згадай медушi, що К на ловчих путях Долини Слiз, i п'янi оргiП, якi влаштовуКш там iз шлюхами-медушницями.. ДумаКш, не була бiля них, не бачила, не знаю? - Вiднинi не бачитимеш i не знатимеш... З ким утiкала? З ним? - показав на Долабеллу. - СмiК називати когось шлюхами. А сама? - Вона втiкала до кревних своПх, - виступив наперед Емiлiй i заслонив собою Корнелiю. - I втiкала тому, що не хоче бути щоденно зраджуваною мужем своПм. Не вона - ти опорочив подружню вiрнiсть i подружню честь! Аспар став схожий на сiрий камiнь при битiй путi. - Те, що дозволено мужу, - мовив з погордою, - те не дозволено його жонi. Замурувати. Отам, - показав на скелю, що височiла поодаль, над битою путтю. - Видовбайте Пм у каменi домовини i замуруйте по самi уста, аби всi, хто Пхатиме тут, бачили i знали: так карають у нас, готiв, непокiрних i зрадливих. Емiлiй Долабелла був замурований того самого дня, як майстри видовбали для нього кам'яну домовину. Те саме ждало й Корнелiю, та за день до покарання до волостелина прийшли старiйшини роду й сказали: - У неП пiд серцем б'Кться твоК дитя. Не гоже карати таку, привiдцю. Нас проклене люд довкружний, супроти нас може повстати весь хрещений свiт. Аспар пильно дивився на старiйшин, схоже, що вибирав, на кому з них зiгнати зло. - А що вам до люду i його проклять? Тут я господар i судiя, бiльше нiхто, чули!? А щодо жони моКП... щодо жони таке скажу: хай буде нi по-моКму, нi по-вашому: зачекаКмо, доки народить дитя, а тодi вже й скараКмо. Та бiльше не приходьте до мене з благаннями про помилування. Воля моя була й лишаКться непохитною. Старiйшини й не приходили бiльше до нього. Не благала й Корнелiя. Навiть вiтця свого не силилася вже покликати на помiч. Дивилася з темницi на знадливий осiнньоП пори свiт i сумувала. Коли ж нагадали Пй: "Може, переказати щось кревним? Звiрся i скажи, що?" - подивилася жалiсно й мовила: "Не треба, я вже звiрялася. Он чим завершилося все. Емiлiя скарано i мене скарають". Йшли вiд неП й гадали собi: "Вона не доживе до того дня, коли почуК крик немовляти. Он яка плоха. Пити ще п'К, а Псти - в рот не бере. Правду про таких кажуть: сохне, нiби дерево без кореня".. Та Корнелiя дожила-таки до визначеного дня i крик маленького свого почула. Ба, одмiнилась почувши: i усмiхнулась, i заяснiла, Псти-пити попросила. "Яка я рада, - сказала тим, що ходили коло неП. - Не сина - дiвчинку народила. А дiвчинка продовжить мiй рiд - не його". Коли ж настав час вести ПП до скелi, розглянулась, мовби питала: "Так швидко?" - i осмутнiла враз, мовчки пригорнула до себе дитя своК та й пiшла, куди вели. - Низький уклiн тобi, Емiлiю, - сказала, як наблизилась. - Ось ми й станемо з тобою в парi, тiльки не пiд вiнчальним - пiд кам'яним вiнцем. Не нарiкай на мене, мiй Кдиний, мiй бажаний друже. Бачить бог, я не хотiла цього. Уклонилася ще раз i до майстрiв: - Чула я, володар ваш звелiв бiльше не звертатися до нього i не просити за мене. За себе й не прошу, а за дитя моК можна? Майстри знiтилися i промовчали. Лише один iз них, наймолодший, не сховав очей. - Кажи, жоно, чого просиш. - Зробiть так, аби в домовинi моПй, в тiм самiм мiсцi, де впиратимуться у камiнь груди, були вiконця-прозори. Бодай маленькi. Хотiла б, щоб приносили до мене дитя моК, щоб воно й через камiнь могло ссати маминi груди. Майстри вволили ПП волю - поробили вiконця. I няньки послухалися, понесли дитя до замурованоП матерi раз, понесли вдруге та й далi змушенi були носити. Бо дiвчинка не брала чужих грудей. Сам Аспар шукав для неП молочниць - дарма, плакала i вiдверталася. Коли надходив час годувати дитину, вiд скелi чувся тужний i зворушливий спiв КорнелiП, такий зворушливий, що всi озиралися на нього й нiмiли. Тi ж, кому належало дбати про дитя, несли й годували його молоком матерi через вiконця-прозори. За седмицю-пiвтори спiву не стало чути - чи то вiдпала в ньому потреба, чи Корнелiя геть ослабла й позбулася голосу. А молоко текло з грудей. Текло усi тi днi i мiсяцi, доки потребувало його осиротiле дитя, не переставало текти й тодi, як груди в замурованоП матерi стали кам'яними. Он який грiзний був Аспар iз тими, хто так чи iнак дозволяв собi являти непокору, а й вiн не мiг примусити рiд свiй мовчати про те диво. Хай не одразу, хай пiзнiше чутки про нього все ж випурхнули за обводи Долини Слiз i стали набутком всiх. Отож жiнки, яким доля не дарувала здатностi годувати власних дiтей молоком, i понинi йдуть до КорнелiП як до своКП покровительки, матерi матерiв, всеблагоП зцiлительки i годувальницi. Йдуть i благають у неП заступництва, черпають iз грудей-джерела живодайну силу для себе. ...Мабуть, аж надто далеко втекла Миловида вiд монастиря, келiй монастирських, не почула ходи тих, що зближалися з ПП кам'яним затишком. Тодi лиш отямилась i обернулася, як прочинилися дверi й через порiг переступила мати-iгуменя в супроводi сестри ЊвпраксiП. - Мир з тобою, дитя людське. - Iгуменя пiднесла бiлi пучки й осiнила ними послушницю християнським знаменням. - Чом так довго не спиш? - Сон не бере, матiнко. Миловидка стала на колiно й поцiлувала iгуменi руку... _"Чого вони? - думала, поки схилялась та цiлувала. - Такпiзно i вдвох. Присяйбiг, всього могла сподiватися, тiльки не сих вiдвiдин". - Сестра Њвпраксiя сказала: сумнiви й сум'яття усе ще не полишають тебе. То правда? - Далебi, що так. - Ти ж казала: згодна вже прийняти вiру Христову, а опiсля плакала, кажуть, чуючи себе винною перед родом своПм. - Бо таки чуюсь винною, матiнко. Мовчить iгуменя. Дивиться вивчаюче i мовчить. - Не перечу, дiти мають бути вiрнi й вiдданi своПм батькам, - мовила перегодом i сiла. ЏП приклад наслiдувала i Њвпраксiя. - Одначе ти, дитино, приймаючи вiру Христову, не робиш противного батькам своПм дiла. Чи вiдаКш, чого так? Бо робиш добре дiло. Хто знаК, може, саме твiй приклад i наверне Пх на путь iстинний. Казала та й казала, яка вона щедротна й душеспасительна, вiра Христова, яке блаженство чекаК тих, хто усвiдомить суть сеП вiри й прийме ПП не з примусу - серцем. Тож i ПП, Миловидку, нiхто не силуК. Най приходить, як перед сим приходила, в храм, най слухаК церковнi вiдправи. ТаПнства богослужiння пiдносять дух людський, дають простiр мислi, а вже мисль у Кднаннi з пiднятим до висот мудростi духом, даК прозрiння. Миловидка рада була, що Пй не нагадують: ти обiцяла прийняти нову вiру тепер ось, бiльше того, в неП не допитуються, коли прийме, ПП всього лиш переконують. Через те сидiла й слухала, була така уважна до того, що казала iгуменя, й така прихильна до iгуменi, що навiть ПП, наймудрiшу серед сестер обителi збила з толку. - Слова моП, сподiваюсь, не стануть голосом волаючого в пустелi, - пiдвелася наставниця й поклала м'яку свою длань на голову послушницi. - Ти прислухаКшся до них i робитимеш так, як кажу. Правда? - Ано. Я матiнку-iгуменю поважаю. Я вельми вдячна Пй за притулок i порятунок. Ось тiльки... - Що тiльки? - Засумнiвалась я, матiнко, що навiть прийнявши Христову вiру, зможу залишитися в обителi, що вiра буде менi порятунком. - Отак? - неабияк збентежилася iгуменя i знову сiла. - Чому засумнiвалась? Що змусило тебе засумнiватися? - Багато чого. I дiвчина розповiла своПм наставницям усе, що передумала сьогоднi, i чи не найдетальнiше - що думала перед Пхнiм приходом. - Скажiть, - розчулено зазирала то однiй, то другiй у вiчi. - Чи то ж по-божому буде, коли я зречуся свiту й анiчогiсiнько не залишу для землi своКП, роду свого, якщо хочете - для свiту? Чули, Корнелiя замурована в камiнь була, а все ж дитя своК годувала. А я, як видите, жива, при силi та здоров'П. Як можу сидiти за мурами й знати: сiла на вiки вiчнi, для мене у сiм свiтi нiчого нема i я нiчого не залишу свiту? То ж мука, матiнко, i грiх, певно, неабиякий - так окрадати себе самочинно. Пiду я, достойнi, мiж кревних своПх. Де житиму i як житиму - не вiдаю, одначе пiду. Плоть кличе, земля кличе. Не здатна я бороти в собi те, що дала мати-природа. - Нечестивка! - втратила терпець iгуменя i, скинувши з себе машкару благочестя, схопилася на рiвнi, стукнула, що було сили, патерицею. - Поганка! Ноги мала б лизати нам за те, що пiдiбрали, повержену вiдчаКм, дали притулок тiлу i спокiй душi, а вона нарiкаК на обитель, у неП грiховнiсть плотi на умi. Прiч звiдси! - показала на дверi. - Зараз же, сiКП митi! Аби й духом твоПм не пахло. Була й лишилась поганкою, прiч! XIII_ Хорс аж надто щедрий цього лiта. Де той Купало, а вже смажить i смажить нестерпно. Коли б випадали дощi, не так вiдчутно було б спекотняву. Та де вони, тi дощi? На весь океан-море жодноП хмарини. I седмицю, i другу, i третю без одмiн. Як день - так i спекотнява, як день - так i спекотнява. Сьогоднi, видно, те саме буде. Щойно знялося над овидом сонце, уже й припiкаК. Горить пiд його гарячими стрiлами засiяна ратаКм нива, малiють рiки й никнуть на луках трави. Правда, ще можна було б знайти остуду в лiсi, там К схованка-затiнок вiд дошкульних сонячних стрiл, К якась i травиця. Та пiсля всього, що сталося з нею, Вепровою Зоринкою, самiй до лiсу заказано ходити, лише у супроводi челядi. А де нинi та челядь? Тривога за ниву та худобу гонить ПП щоденно в лiс, на луки. Бо так велить господиня Веселого Долу: коли вже немаК надiП на ниву, рятуй, челяднику, худобу, коли не хочеш умерти з голоду. Та й няньцi-напутницi наказано: не потурай Зориницi i не ходи, куди не слiд iз Зоринкою. А як буде Зоринцi - байдуже. Нiби i не бачить нiхто, що Пй вiд того сидiння та нидiння так само почуваКться, як збiжжю на спаленiй нивi: i душно, i спечно. А ще тоскно. Так тоскно, що сльози не раз i не двiчi пiдступали вже до горла й душили намертво. Бо жаль бере i жаль великий. Чому вони затялися, ПП кревнi? Чому не хочуть, аби бралася з Богданком i була вже Богданковою? Усе Колобродом хваляться та возять до Колоброда. А який iз того хосен, коли вона знати не хоче тих, що приходять до неП в Колобродi й кличуть до гурту? Нiби не бачать, яка буваК, як силуК себе, йдучи до чужих i небажаних? Мали б бачити, що Зоринка свого домагаКться, i даремно погрожують Пй: буде так, як тато каже. Њ ж бо не чиясь - Вепрова донька i теж може сказати: "Буде так, як я кажу". А втiм, хто знаК, як буде. Он як хитрують ПП кревнi. Певна, не татей бояться - Богданка. Тому не велять виходити за ворота, тим паче до лiсу. Купала ждуть, певнi, на Купала доня Пхня не ухилиться: котрийсь iз родовитих тиверських отрокiв викраде ПП та й вiзьме злюб. Тодi вже мало важитиме те, що не хоче, вiзьме пiд своК накриття, та й по всьому. Тiльки хай спершу вiзьме. I стариня теж хай спершу примусить свою Зоринку поПхати до Колоброда саме на Купала. Не стане ж в'язати ПП та везти зв'язану. А по-iншому не буде. Бiгме, не буде! Розчинила вiкно в горiшнiй клiтi терема, дивиться на торовану путь, що веде вiд високоП загорожi довкола вiтцевого оседку у широкий свiт, i думаК свою невтiшну думу. Вiдтодi, як за нею, визволеною Богданком iз лабет осоружних татей, прислали до Черна няню i тим сказали раз i назавжди: примирення не буде, - Богданко не скорився, i тодi, одразу по розлуцi з ним, i пiзнiше виПздив i правив коня до Веселого Долу. Перед ним зачиняли ворота, йому казали: не велено, а вiн все Пздив та й Пздив, усе ждав та й ждав ПП на узлiссi. Мала б сказати йому якось: не тому не виходить, що не хоче, тому, що не може. А як сказати - не вiдаК. Усi тут змовилися проти неП - i мати, i челядь, iз друзiв ворогами стали. Мусить бути такою, як i вони. - Поки не вволите моКП волi, - мовила твердо, - не Пстиму i не питиму. - ЯкоП, горлице? - Аби дозволили вийти до Богданка i сказати Богданковi: най не Пздить даремно. - Нiби йому не казали того? - То - стариня, а це я скажу. Няня-наставниця не надала тому ваги, осмiхнулася й пiшла собi. Коли ж повернулася й побачила: Зоринка справдi не доторкнулася до страви, збентежилася й заходилася умовляти. - Не вигадуй, дiвчино, хто повiрить, що ти саме так скажеш Богданковi? - А ти. - Я? - Коли не зовсiм зрадила ще мене, то повiриш. - Йой, Зоринка таке про мене думаК. - Пiди зi мною, будь маминим послухом при менi, насправдi - моПм соузником, то й не думатиму. - А що скаже твоя мама, коли довiдаКться згодом, що я ПП зрадила? - Того не знаю. Те няня маК знати. А зараз най пiде i скаже: "Не Пстиме Зоринка i не питиме, доки не дозволять".. Що мала робити жiнка? I пiшла, i сказала Зоринчинiй мамi: "Дiвка он як страждаК, нащо примножувати страждання? Най пiде зi мною й зустрiнеться з княжичем. Чи вiд того щось змiниться?" - А коли змiниться? - Людомила Пй. - Чи ти не вiдаКш, як твердо стоПть на своКму господар i повелитель нашого благополуччя в цiм вогнищi? - Кажу ж, Зоринка не Псть i не п'К. Що робитимемо, коли й далi не Пстиме й не питиме? Няня-наставниця, видно, близько взяла до серця оте "коли не зовсiм зрадила". Геть усе переповiдала Зоринцi: i що думаК про ПП упертiсть мати Людомила, i як страждаК вiд того, що доня така уперта. Обiцянками бути заодно iз Зоринкою, щоправда, не розкидалася, на дiлi ж була з нею. А вдвох вони таки укоськали добру вiд мами-природи господиню. - Коли вже Зоринка так наполягаК, - сказала пiсля триденного доньчиного голодування, - най бачиться з княжичем. Одним лиш не поступаюсь i не поступлюсь: побачення буде не там, де хоче. Як з'явиться Богданко, клич його до терема. Тут, при менi, маК сказати те, що хоче сказати. Зоринка волiла й далi стояти на своКму, та, подумавши, зголосилася. Хоче мамця почути, що казатиме доня Богданковi, най чуК. Ано, най чуК i знаК, то, може, й лiпше буде! I ось жде-виглядаК Богданка, а виглядаючи, викохуК в собi тi казаннячка, похваляКться та й похваляКться своПй мамi i тому, хто крутить мамою, наче буревiй самотнiм деревом. ДумаК, як вiн волостелин на двi волостi, то йому геть усе дозволено. А отже нi. Прийде час, довiдаКться: Зоринка i годна, i вдатна постояти за себе. XIV_ Що помiтнiше вигорала пiд спекотнявим сонцем ролейна нива i жухла по луках та узлiссях трава, то смутнiшим ставав поселянський люд i невiдворотнiше ширилася землею Тиверською його тривога. Що буде, як буде? Не вродить нива - не матимуть хлiба, не квiтнутимуть трави лiсовi, дикуша на нивi - бджола не заповнить бортi медом. Усе то бiда i бiда велика. Та чи не найбiльша - коли не заготують на зиму сiна й не матимуть чим утримувати худобу. А до того йдеться. Чи про покiс випадаК думати, коли травиця ледь животiК. Мало ПП в лiсi, ще менше в лузi. Худоба бiгаК та й бiгаК, доки нащипаК собi якусь живнiсть. То це посеред лiта. А що буде пiд кiнець? Прогнiвили богiв, не стали угодними для них. Он скiльки люду наплодилося i кожен норовить дбати лишень для себе? Вийде ратай у поле - думаК, ходить бiля худоби - знову думаК, а вже як сховаКться за видноколом сонце, прийде й огорне землю тепла лiтня нiч, - не знаК, куди й подiти себе вiд тих дум. Гряде велика бiда, щось треба робити. А що? Еге, що? - Поли i на полiттi не випадуть дощi, а земля не дасть бодай травицi для корiв та овечок, яко ж i для коненят, - каже жона, чуючи тривоги мужа, - рiзатимемо худiбку та й порятуКмо якось себе, чада своП вiд голодноП смертi. - А це видiла? - муж закипаК по тих словах, нiби вода на гарячому залiзi i тиче пiд нiс жонi своПй темнi вiд щоденноП працi пучки. - Це, кажу, видiла? Вона рiзала б худобу. Сказано: волосся довге, а розум, як у зайця хвiст. Що матимемо, коли порiжемо ПП? Як житимеш, згубивши худобу? Та я... Та йдiть ви всi на болота, бескеття, до самоП дiдьковоП мами йдiть усi, я худоби не пущу пiд нiж. Чула? Не пущу! Такий, що й набив би, коли б жона перечила чи сперечалась. Та де Пй сперечатись. Дивиться, налякана, i мовчить, нiби заворожена тим, що чуК. Де двоК, там i бесiда, де троК, тим паче п'ятеро, там i вiче. I все про те ж: як буде, що буде? Де i в кого шукати порятунку? - Треба йти до князя, - радить один. - Ано, - охоче пристають до тоП ради iншi. - Треба йти до князя, покликати його на вiче й сказати, аби не йшов цього передзим'я на полюддя й не брав iз нас данину. Де вiзьмемо ПП, що дамо князевi, коли в самих пусто? Окрiм пушнини iз звiра та набiлу з худiбки, нiчого не буде. - Таке мовите: окрiм набiлу. А де вiн вiзьметься, той набiл, коли худобi зараз уже немаК чого Псти, взимку ж i поготiв не буде? - Що правда, то правда. МаКмо зiйтися на вiче й запитати в князя: з ким залишиться вiн, коли вимре люд? Чули, не кланятись i не просити - покликати на вiче й запитати: "З ким залишишся, княже, коли вимре люд?" Думка та видалася всiм схожою на Перунову стрiлу серед темноП ночi: висiкла вогонь i освiтила доли, да так, що й тому, хто мав бiльма в оцi, стало ясно: iншоП ради немаК, мають скликати вiче й казати княаевi: "Голод - така ж бiда i такий же супостат, як i той, що йде на нас iз раттю. Проти того кличеш, ти, проти цього кличемо ми. Ставаймо раменом до рамена та й будьмо Кдинi, коли не хочемо загинути". Поселяни були Кдинi в своПх бажаннях, отож не забарився зродитися й клич: "На вiче! На вiче!" А вже як зродився, не було йому анi стриму, анi впину. Вiд оседку до оседку i вiд весi до весi гнали коней вiстуни, оповiщали всiх, кого подибували, гудцi та волхви, просто собi перехожi люди, не барилися кликати на вiче посланi мiж поселян глашатаП. Вепра застав той клич у Веселому Долi i вдарив по наболiлому, мовби вiтер по струнах. Люд тиверський кличе князя на вiче. Ось вона, жадана мить. Ось коли вiн вiзьме Волота за карк i скаже: "Подохни, коли такий!" Варто зрушити камiнь, як пiде лавина. Ано, це i К та нагода, коли варто зрушити камiнь, як пiде лавина, а лавина розчавить усiх i все, що стане на путi. I такий камiнь К. Вiн, Вепр, недаремно верстав по Тиверi путi, шукав собi соузникiв та приглядався до людей: такий камiнь К! ПодiП пiдганяли час, тому й Вепр не гаявся, осiдлав лiпшого коня i, вихопившись на нього, погнав до лiсу, а лiсом - до жертовника пiд Соколиною Вежею.. Знав: правитися конем до Перунового дуба чи навiть до загорожi довкола нього - противний охоронцевi жертовника вчинок. Через те не став напрошуватися на гнiв та немилiсть Жаданову, лишив коня поодаль, i перш нiж пiдiйти та постукатись у ворiтницю, розглянувся й прислухався, чи немаК там, за загорожею, стороннiх. Ворiтницю не важко було розшукати - до неП вела стезя, ПП позначали черепи принесених боговi жертв. Уздрiвши Пх, невiльно стишив ходу i кинув позирк очей своПх далi - на дупло розлогого дуба, а вже як уздрiв божу оселю, i зовсiм укляк: було таке вiдчуття, нiби став перед самим божеством i маК бути покараний за те, що посмiв стати. Коли ж зборов-таки в собi почуття перестраху та прочинив ворiтницю, зустрiвся вiч-на-вiч iз Жаданом: волхв стояв на порозi рубленоП з колод хижi й пiдозрiло пильно дивився на захожого. - Мир тобi, володарю таКмниць земних i небесних, - привiтався. Волхв усе ще вiдмовчувався. - Несеш у серцi злобу, а бажаКш миру? - прогудiв нарештi його гучний, нiби з боднi, голос. - Де гнiв, там i злоба, ано. Та не я висiкав ПП з каменю буття нашого, висiкали iншi. Окрiм того, не на тебе прямую я стрiли гнiву свого i злоби своКП. - У божу обитель не гоже нести тi стрiли, навiть коли вони призначенi для iнших. - А де ж шукати порятунку, коли серце розпираК злоба? Ти, муже, маКш славу провидцi й волостелина небесних таКмниць, служиш боговi i накладаКш iз богом. Тому й прийшов до тебе, щоб сказав: де i як шукати? - Змирись - i знайдеш утiху. - Я, волхве, Вепр, муж iз мужiв. Змиритися не можу. - Гнiв твiй на князя? - На нього. - Я князю не суддя. - А боги? Зроби так, аби Перун покарав Волота i погасив у менi вогонь мсти, незгасноП злоби. - Боги й без того карають люд, а заодно i князя. Видиш, спалено все, голод iде на землю. Тобi цього мало? Ти бiльшого хочеш? - Голод iде не на князя, вiн не вiзьме його за карк. А я жадаю помсти саме князевi. - Боги справедливi, вони можуть обернути гнiв свiй не на князя - на тебе: втратив сина, втратиш i доньку. Помислив мить. - За що може впасти на мене така кара? - За те, що надто вже хочеш ПП iншим. - Бо таки хочу. Њство горить, кров до того кличе. Зроби, аби я мiг помститися, - i матимеш усе: поле, товар, захочеш - Веселий Дiл вiддам тобi. Не лишень жерцем, волостелином станеш. - Пiшов прiч! - вибухнув гнiвом Жадан. - Ти хочеш, щоб я торгував божою волею? Пiшов прiч! Наступав рвiйно i дужо, так дужо, що навiть бувалий у бувальцях Вепр упав духом i змушений був оступитися, а далi й зовсiм податися за загорожу. - Май розум, Жадане, - обiзвався звiдти вже, - я дiло кажу! ДругоП нагоди стати мужем серед мужiв не матимеш. Збагни це i опам'ятайся, я ще пожду. - У-у, гад повзучий в образi людськiм! - знову пiшов на нього Жадан. - Прiч, сказав! Не лише тебе, тiнi твоКП бачити не хочу! Кричав на всю околiю i гнiвавсь на весь свiт, а повернувся до капища, упав перед оселею Перуна на колiна й пiднiс угору скорботно-благальний лик свiй, простягнув до дупла не менш благальнi руки. - Огненний боже, великий Сварожичу! Ти бачив гнiв мiй i бачиш муку. Одведи i заступи вiд усього злого й лукавого! Вирви iз серця занесене злою личиною сум'яття, не дай сплодитися в менi найбiльшiй слабостi людськiй - спокусi. ЧуКш, Перуне? Не дай сплодитися i впасти ниць! Вiк буду вiрний i вдячний тобi, тiльки не дай упасти ниць! Князь i мужi його, надто мужi думаючi, не лишилися байдужими до того, що робилося i до чого йшлося в землi Тиверськiй. Он яка бiда може постигнути, коли пiдуть вiд Меотiди обри, а земля в пагубi, люд занепав духом i змалiв на силi, так дуже змалiв, що коли дiйде до чужинськоП навали, нiкому буде меча зняти i заступити себе вiд напастi. Що тодi буде i як буде? Чи переживе Тивер таке лихо? - Цього передзим'я доведеться не йти на полюддя, - казали однi. - З кого правитимемо правеж, коли бiда видима i постигла всiх. Взяти нiчого не вiзьмемо, тiльки люд роздрочимо. - А чим годуватимеш тих, кого доведеться кликати на сiчу з обрином? Князь слухав тi суперечки i хмурився. Бо таки було чого. Один казав правду, а другий i поготiв: чим годуватиме тих, кого доведеться покликати пiд свою руку, коли пiде обрин? Не сказав своКП речиицi мужам, вислухав Пх i повелiв iти собi, думати далi.. Сам теж пiшов i теж засiв у теремi. Думав i ждав чогось, аж поки не дiждався: на мiсто пiд Черном повалив звiдусiль люд поселянський? Були там кiннi, були й пiшi, однi при бронi, iншi голiруч. З усього видно: йшли усi i йшли так, як дозволяла маКтнiсть. Через порiг не забарився переступити покликаний князем воКвода. - Що дiКться, Стодорку? Чого збираКться люд? - Послухи там уже, - кивнув у той бiк, де збиралися, воКвода, - незабаром достеменно знатимуть i скажуть. Проте й без Пхнiх казань ясно: збираКться вiче. - I хто збираК його? На чий клич сходяться? - Певно, страх перед голодом кличе. Прийшов сказати, аби був обачний. - Радиш не йти, коли покличуть? - Нi, чом же. Не йти не можна. Одначе будь мудрий з людом своПм i не скупись на обiцянки. А за стiнами стольного града вирувало та й вирувало стовписько. Де суспiль кiнних, де суспiль пiших, де тих i других. - Чи К вже люд iз полуденних городищ? - питалися старiйшини. - Њ, К! - А з сiверських? - НемаК. - Чом немаК! Он тамечки, - показали осторонь. - Треба пiти комусь i сказати, най шлють посланцiв. - То ставмо вежi та й кликатимемо вже князя. I знов завирувало мiсто, забiгали тi, що були поблизу майбутнiх веж. Однi копали ями пiд стовпи, iншi несли колоди, свiжо тесанi дошки та обаполи й клали поруч iз копачами. Не забарилися зацюкати й сокири, та так дзвiнко, що взяли гору й над гомоном людським? Лише iржання коней або чийсь аж надто голосний крик могли здолати те багатоголосе цюка