рухами рук. Ледь зрозумiли ПП. Так. Вiн он уже йде вузькою стежкою через город. Ще здалека всмiхаКться до хлопцiв, нiби приятель, i несе пiд пахвою кiлька книжечок. Прийшов. Хлопцi встали, як звичайно. - Добрий день! - сказав вiн по-простому i всмiхаКться. На ньому студентський одяг. Кажуть, вiн десь у КиКвi чи в Одесi у високих школах обертаКться. Високий, блiдий. На скронях темно-каштановий пушок. Говорить по-простому, так, як у всiх людей дома розмовляють, скажемо, тато чи мама, чи сама найпростiша жiнка. На всiх "викаК"... - Ваше прiзвище як? Ага. Добре. Сiдайте. А ви Гольденберг? Знаю, знаю. Це до Мошка на ви. Чого доброго, коли б тут був Хведот, вiн би й до нього викав. Володько i всi хлопцi бачать, що ця людина побувала в свiтi i то не близькому. - Ну от i гаразд,- (останнК слово для Володька новинка) каже панич.- Ви, значить, Михальчук, ви Довбенко, а ви Гольденберг. А знаКте ви, Гольденберг, що значить ваше прiзвище? - Ну, почему нi. Золота гора, господiн панич,- вiдповiдаК Мошко.- Гольд значить золото. Берг - гора,- додаК для бiльшоП ясностi. Панич смiКться, Володько також всмiхаКться. Небо i цвiтуча черешня дивляться на них ясними очима. ПодихаК вiтерець. Кiлька наПвних бiлих пелюсточкiв зриваКться десь там i сиплеться просто на лавицю, на голови й куди попало. Але нiхто Пм не перешкоджаК. Панич заявляК, що вiн сьогоднi не буде питати хлоицiв. Вiн краще Пм щось прочитаК. Ось у нього невеличка книжечка. Це "Малий Кобзар". А написав його Тарас Шевченко. Чи знають вони, хто такий Тарас Шевченко? Нi. Ну, то вiн розповiсть Пм про нього. Хлопцi слухають: Моринцi, ягнята, пан. Викуп з неволi. Цар. Кара. Не життя, а казка. Володько слухаК так само уважно, як колись у млинi на Лебедщинi дядькiв-завiзникiв. "I вiн умер. Ще перед смертю написав вiн своПм приятелям такий заповiт: "Як умру, то поховайте мене на могилi, серед степу широкого, на ВкраПнi милiй. Щоб лани широкополi, i Днiпро, i кручi було видно, було чути, як реве ревучий. Поховайте та вставайте, кайдани порвiте i вражою злою кров'ю волю окропiте". I приятелi сповнили заповiт Шевченка. Викопали його домовину, що була похована на кладовиську в Петербурзi, та неревезли ПП в УкраПну. Тут поховали його над самим Днiпром на високiй горi, яку здалека видно навкруги. I на могилi його поставили великий бiлий хрест. Пiд тим хрестом, на горi, над Днiпром-рiкою лежить вiн, наш великий кобзар, наш спiвець слави колишнього, теперiшнього i будучого",закiнчив панич. Хвилина глибокоП тишi. Обличчя хлопцiв поважнi, непорушнi. Нi небо, нi цвiтучi черешнi не рушать Пх захоплення. Володьковi очi вже давно бачать i степ, i гору високу, i ревучий Днiпро. А над усiм бiлий, мов зi срiбла, хрест, що береже вiчний спокiй незнаного, чудесного Шевченка. Далi панич читаК ще кiлька Шевченкових пiсень. Якби менi черевики, То пiшла б я на музики, горенько моК... Черевикiв немаК, А музика граК, граК, жалю завдаК... Чоловiчки Володькових очей зовсiм змалiли. Але в них уже виник образ. Близький, зрозумiлий, рiдний. Ой, пiду я боса полем, Пошукаю свою долю, доленько моя... I як вiй це знаК? Хто ж ти, Шевченко? Як знаКш ти це? Хiба Володько не раз ходив босий полем, а Шевченко i про це не забув. Знайшов простi, теплi слова, вложив до них частину своКП душi i дав образ. Дiвчаточка на музиках, червоних черевиках... Володько бачить тих дiвчаток у червоних черевиках i парубкiв, що лицяються. Одна тiльки з карими очима, боса, иу-дить свiтом. Вона не може на музики. В очах ПП карне яснi сльоза заздрощiв. Володько чуК ПП. Ах, коли б вiн мiг допомогти Пй. Ще й ще читаК панич пiснi. Ясно, просто i разом так, що хочеться любити, хочеться встати, вирiвиятись i стати отвертими грудьми проти дiбевоП неправди. Сила в них. Душа в них. Правда в них. Земля, небо злилися в них i все горить, все палаК яскравим сонцем любовi. Володько просить, щоб панич позичив йому додому "Кобзаря". Той зичить. Руки тремтiли, коли торкнувся ними тiКП книжечки. Бiжить додому. По дорозi зупиняКться i читаК. Дома залiз у малини за хату i знов читаК. Степ. Сонце заходить. Безмежна до обрiю ширiнь i безлюддя. Одинокий вiз, а пiд ним чумак. Товаришi покинули його. Круторогi воли хилять голови, з далекого степу летять гайворони. Вирвалхся з отiКП далекоП' щiлини, куди недавно засунулося сонце, i летять. Мають широкими, чорними крилами просто до чумака. Але той не лякаКться. Вiн просить Пх не торкатися його трупа. Вiн не бажаК, щоб i вони, наклювавшись, вмерли разом з ним. Вечором при лампi Володько розповiдаК про Шевченка батьковi. Той натомлений вернувся з поля, поволi Псть i слухаК. Коли Володько скiнчив, батько каже: - Все то добре. Але я не вiрю, щоб вiн коли такий був. - Хто? Шевченко? - дивуКться Володько. - Певно. А хто ж? Володьковi аж дух забило. Не знаК, що й казати. А батько кидаК далi окремi, твердi слова: - Так. Напевно видумали. Коли б був - усi б про нього знали. - Але ж, тааату! Цар не дозволяв! ЧуКте ж, що сам цар покарав його. На цiле життя в москалi його запер. - А який такий дурний цар був? - гостро додаК Матвiй. - Та ж той...Миколай первий... - А все-таки мало вiн розуму мав. Як так не давати народовi про таких людей знати. Ет!...Матвiй не знаходить бiльше слiв, щоб висловити своК невдоволення. А Володько дивуКться, як таки можна не вiрити в такi очевиднi речi. Кобзар приносить Володьковi нову вiру. Перед ним починаК жити щось таке, чого до цього часу не розумiв. Вiн не даК йому спокою. По iспитi Пде до мiста, заходить до книгарнi i купуК собi свого власного "Кобзаря". Революцiя йде далi. Перед самими жнивами прийшов на вiдпустку Василь. Скорострiльщик. Вирiвнявся, поздоровшав. На плечах "пагони". Вiн прихильник Корейського i вiйни "до победоносного канца". Володько до нього з Кобзарем. Куди там. Василь уже чув про ту УкраПну. Але дарма. - Але ти, Василю, тiльки послухай. Я тобi нiчого не перечу. I Володько почав. Василь закурив цигарку, пирскаК димом i слухаК. За байраком байрак, А там степ та могила, Џз могили козак ВстаК сивий, похилий... - читаК Володько. Голос його рiвний, дзвiнкий. Слова вириваються виразно i вкладаються у струнку колону. Провалився козак, Стрепенувся байрак, А могила застогнала... Тут Володько пiдняв свiй голос. Очi його блиснули. Чути, як здiймаКться висока могила i сира земля стогне тяжким стогоном. Вона зберiгаК в собi великий, страшний скарб. Над ним витаК сторож, який щоночi встаК i щоночi провалюКться. Василь вислухуК. - Даа!вириваКться з його уст. - Зачекай, Василю. Я тобi ще прочитаю. Василь не перечить. Хай, мовляв, читаК. Йому це не шкодить. Але чим бiльше Володько читаК, тим бiльше стаК Василь слухняним та уважним. I коли б не батько, який нагнав обох пiти вкосити вики, хто знаК, як далеко б вони зайшли. Надворi сльота. СiК дрiбний дощик. Жита похиленi. Небо затягнуте сiрою поволокою i вiтер гойдаК молодим живоплотом. Василь накидаК на плечi свою перешиту "на елКгансько" шинелю, Володько напинаК на голову кропив'яника мiшоч-ком i, ховзаючись, обидва йдуть у поле. Василь наспiвуК пiд нiс своК улюблене "Било в мКня два друга, товарiща родних", але по всьому видно, що думка його не в пiснi. Вона десь далi вхтаК, тiльки Василь тепер ще бiльше впертий, як був, i Володько не витягне вiд нього нi одного слова. VII Налягають жнива, але Василь мусить вiдiйти. Матвiй вiдвiз його ва станцiю. Вернувся i в працю. День по день iде праця, мов машина. Володько вже як парубок. Навiть до коси береться, хоч м'язи його рук надто слабi. Скiнчилась коса, пiшов плуг. Хилить до осенi. Полем, як i завжди, струнчасто стелиться бабине лiто. Знов загоряються лiси. Володько верне скибу за скибою. Матвiй насипаК коробку зерна, ступаК рiллею i кропить ПП плодом. Пiсля Володько скородить. Вiд сходу сонця до його заходу бiгаК день-денно по рiллi. Поле стаК, мов скатертина, рiвне. Вечором Матвiй обходить його навкруги. - Добре! Але пiди отам коло межi зачепи. Та на лужках також ще пару разiв бороною заверни. А то засохне i буде груда. Сонце вже давко сiло. Лiс кинув довгу тiнь i вкрив нею чорну землю. Володько майже не чуК нiг, але слова батька - закон. ОбертаК кавi i напомацки йде здовж одноП межi, здовж другоП, завертаК на лужок, крутить там боронами. Нi одна дернина не смiК лишитися. Матвiй ненавидить цього, а поле також. Приходить вересень. Бачить Володько, що батько в турботi. Знов бачився вiж з о. КлавдiКм. За тиждень перед першим поПхали до Крем'яним. Довго вибирали рiзнi "жупани" та "курташини", а зупинилися на офiцерському "мундурi". ПродаК його вояк. Мундирчик невеликий. Надягнув. Нiчого. Дещо задовгi рукави та широкий у плечах, але нiчого. Пiдросте i добре. Зате матерiя - дiагональ, перша якiсть, не яка тобi жидiвська тсндита. Гудзики також прiма. Срiблом ллють, i орли до того. Мабуть, чортiв синок офiцерик в карти продувся, а може, кулею отам за цим мiстечком вбитий. Треба ж МатвiКвi сина свого мiж люди причепурити. По кiлькох днях намостили воза i поПхали до Дерманя. Володько, мов принц який, у мундирi. Комiр трохи заширокий, твердий i високий на Володькову шию. Груди колесом, а гудзики горять. На вечiр приПхали на мiсце. Привiталися з рiдними. "Скубента" нового до семiнарiП привiз",- заявив Матвiй. - Ну що ж. Хай iде в люди. Раз судилось йому паном бути - не минеш, - додаК Њлисей. - Еее, паном. Не на пана йому. Цiле лiто волом тягнув. Не до пана, а до розуму довести хочеться,- розважаК Матвiй. На другий день пiшли до церкви. Тут повно народу. Революцiя даК себе знати. Тут не те, що в Тилявцi. Там спокiй, тут рух. Пiсля церкви Матвiй iде розвiдатися, що там i як у семiнарiП. Вона саме зi Житомира повернулася, куда поПхала була пiд час вiдступу росiйського вiйська. При семинарiП двокласова зразкова школа, до котроП мусить поки що вчащати Володько. I вiн гордий з цього. Вiн навiть не вистояв до кiнця у церквi, вийшов на половиш Служби i подався подивитися на свою школу. Гарна школа. Велетенський бiлий будинок, критий зеленою бляхою. Здоровеннi вiкниська, перед ними запущенi квiтники. Навколо будинку сади. Широколистi горiхи, каштани, сливи, яблунi та грушi. Все гнеться пiд тягарем овочу. Через вулицю вiд семiнарiП старий двоповерховий будинок "корпус". Двi колонки пiдпирають старий спорохнявiлий балкончик. Колись, коли ще Володько жив у Лебедщинi i проходив повз корпус, не раз бачив на балкончику якихось панiв, що сидiли там, пили чай i весело розмовляли. Тепер балкончик спорожнiв. Цiлий корпус майже порожнiй i скидаКться на старе покинуте кубло. Далi вiд корпусу "Ян". Це старий пам'ятник, що стоПть мiж чотирма велетенськими липами. На однiй з них дошка, де вивiшують оголошення. Тепер тут висять плакат. Володько читаК: - Таварiщi крестьяне! Далi йдуть заклики, обiцянки. На кiнцi: - Да здравствует мiровая революцiя! Ще далi дзвiниця монастиря з образом СвятоП Трiйцi. Через дзвiницю брама на, подвiр'я монастиря. Давно вже Володько не бував тут. Тi самi шумливi смереки, тi самi горiхи i каштани. Навколо "холодноП" церкви так само, як i колись, ходять хлопцi та дiвчата. У церквi, чути, спiвають. Великий будинок, де живуть ченцi, зi широкими сходами до помешкання архимандрита. Все те оглянув Володько. Кожний кутик знайомий i дорогий йому. Там у Тилявцi все не так, все iнакше, i недаремно колись так довго сумувала Володькова мати за цим мiсцем. Володько тiшиться, що знов буде тут близько, пю буде ходити до великоП школи. Давня мрiя його здiйснюКться, тiльки тепер уже не те, що перед вiйною. Семiнарiя запущена. Учнi не так гарно вдягнутi. Не всi однаково. Багато з них носить вiйськовi шинелi. Та все-таки. Добре, що хоч так. Пiсля церкви всi сходяться на обiд. Приходить Матвiй. - ЗнаКш що,каже вiн.- Нiчого не зробимо. Прийдеться Пхати нам ще додому, Володько витрiщив очi. - Семинарiя,- продовжуК Матвiй - тiльки що вернулася. Ще нiчого не влаштовано. Двокласна школа почнеться аж за два тижнi. Серце Володька опало. - Але наука буде? - питаК вiн голосом надiП i розпуки. - Казали - буде. Зостався б тут, але ти ж знаКш. Дома роботи до погибелi. Не будеш тут дармо Псти та бомкя стрiляти. Нi. - Певне,згоджуКться Володько. I через два днi батько та син вiд'Пхали. Нарвали повний вiз яблук, слив, грушок. У Тилявцi того нема, а Матвiй маК повне право на овоч. То ж вiн садив тi яблунi, тi сливи, тi грушi, що сьогоднi засипають усiх своПми чудовими плодами. Дома знов праця. Поле, рiлля, ширiнь. Вiтер гуляК, сонце кладе навкруги ознаки осенi. Досiвають добрий шмат поля над шляхом. Володько вiд самого свiтанку скородить. Чорва, пухка рiлля. Копита коней глибоко грузнуть у ПП поверхню. Сонце поволi обходить свiй денний шлях i спокiйно та гордо вступаК туди ген за село, за черешнi Iвана Пустяка. Володько не шкодував своПх сил. Цiлий день вiддавав своПй рiллi все, що мав. Ще пiвгодинки, i кiнець. Вiн з приКмнiстю востаннК обiйде кiлька разiв коло межi Iвана Кушки, заверне конi, пройде ще над шляхом i, дiйшовши до свого подвiр'я, витрусить борони та заволоче Пх на мiсце. Але поки що зупиняКться i сiдаК перед кiньми на рiллi, щоби перевести дихання. З приКмнiстю вiдчуваК прохолоду землi. Босi, бруднi ноги вiдпочивають, нiби на перинi. Конi тяжко зiтхають i протягають до нього своП морди. Вiн пiдставляК Пм долоню i вони лапають по нiй своПми грубими волохатими варгами. - Ну, ну,розмовляК Володько з кiньми.- Ось ще трошки i кiнець. Напрацювалися? Молодцi. Прийдемо i дiстанете вiвса. А ви любите його? I ти. Шпачка, i ти, Карий. ОбоК дiстанете. Ну, певно. Само собою... Тварини розумiють його. М'якi Пх оксамитовi носи з приКмнiстю роздуваються, нiби бажають дати зрозумiти, що мова Пх юначого пана цiлком Пм подобаКться. Вони пощипують його кашкет, сорочку. - Здравствуй, маладКц! - зненацька чуК Володько над собою. Вiд несподiванки вiн здригаКться i пiднiмаК голову. Майже над його головою на велетенському бiлокопитому каштанi сидить i посмiхаКться гарна панна. Володько зяаК ПП. Це дочка жолобецького пана Калiновського. Вiн не раз бачив ПП, як вона сама, або в товариствi якогось офiцера, проПжджаКться верхи. Тепер вона сама. Мабуть, побачила Володька з дороги i нечуйно по рiллi пiд'Пхала. Струнка, рожевощока. Одягнена в червоний вовняний светер. На шапочцi червоний серпанок. Сiдаю жiноче на одну сторону. - Ну, що? Втомився? - питаК вона дзвiнким, чудовим голосом по-московськи. Володько нiяковiК i зводиться на ноги. Червона барва заляваК його шорстке обвiтрене обличчя. - НК! - кидаК вiн уривно, хитнувши головою. - Це ти сам усе зробив? - питаК вона далi. - Певно, що сам... А тож хто,- вiдповiдаК вiн здивовано. Панна всмiхаКться. Володько спускаК очi. - Любиш ти конi? Так? - Певно,коротка й самозрозумiла вiдповiдь. - А як ти звешся? - Володько Довбенко. - Володя. Гарно. Твiй батько там живе? - Умгу,кивнув головою. - Чудесно. Так ми сусiди. Можем бути приятелями. Нi? - Нi,- як утяв Володько. - А тож чому? Не подобаюсь я тобi? - Не те... Я тут не буду. - А то ж де будеш? - До Дерманя Пду. Там на вищу школу подамся,- хвальнувся вiн. - Он як! Ага! Тому ти не хочеш зо мною знатись. А нижчу вже скiнчив? - Певно. Панна голосно смiКться, кидаК "добранiч" i вiд'ПжджаК. Велодько проводить ПП поглядом. ВиПхала на шлях, оглянулася i махнула рукою. Кiнь бiжить. Червоний серпанок маК на вiтрi. Володько так довго проводить ПП поглядом, поки вона не зникла з його зору. Коли залишився сам, в його головi миттю ще раз з'являКться цей несподiваний образ. Хтось до нього прилетiв, заговорив дзвiнкою мовою, усмiхнувся i зник. А вiн ось знов сам зi своПми кiньми. - Вйо, конi моП! Конi слухняно рушають i тягнуть борони. Скоро кiнець. Володько пiдбадьорився. У нього прибуло сил, а на устах, на очах радiсний смiх. Перед ним все ще рожевощока гостя, синi очi i червоний серпанок. - Вйо, вйо, коники! Вже скоро кiнець! Цiлим Кством чуК Володько величну радiсть повного життя. До нього все смiКться радiсним смiхом, i йому сильно хочеться невтомно гнатися вперед. I гарний захiд сонця, що так само спрацьоване, спокiйно, маКстатично сiдаК за обнятий пожежею лiс, i гарний, повний мiцних випарiв, сутiнок вечора, що заливаК все навколо i творить чар неймовiрноП насолоди доцiльного, великого i необхiдно-потрiбного буття. I навiть втома гарна, вриКмна i здорова. I коли до цього шматочок якоПсь втiхи, крихiтний промiнчик чогось нового, щира усмiшка рожевих уст - о, тодi стократ благословенне життя. Чути, як воно, барвисте, трiпотливе, б'Кться у кожнiй билинцi, у кожнiй грудочцi сироП землi. Он Матвiй вже вийшов, щоби востаннК провiрити Володькову працю. Широко ступаючи, вiн iде здовж межею, зупиняКться, розчавлюК чоботом якусь груду, пiднiмаК i викидаК на межу якийсь вiхоть пирiю. Володько обходить над дорогою востаннК. Конi пiднiмають вуха, бо чують вiдпочинок. Сонце перекотилося за черешнi Пустяка, торкнулося далекоП, чорноП смуги лiсу i вгрузло в його густу масу. Вечором цiла родина збираКться в хатi. Конi вже побрязкують при жолобi ланцюгами i смаковите заПдають обрiк. Володько миК руки та обличчя. Мати ставить на стiл вечерю. Батько присiдаК на лавi, тримаКться рукою за бiк i говорить: - Ах, щось, рiзало ма', в боку коле. "Ну, те в боку",- думаК Володько i поглядаК на батька, на якому не помiтно нiчого. Але раз вiн каже, значить, коле. Дрiбниць вiн не любить завважувати. Бувало, протяв до костi пальця, лайнувся, шарнув ним об холошню, щоби кров стерти, i теше далi. А не вгаваКться кров, обов'язав якою ганчiркою, i все. - Ви б, тату, полежали трохи,- завважуК Володько. Батько не вiдповiдаК. Мовчки всi сiдають до вечерi. Якась велична, чарiвна сила зв'язуК цей гурток людей. Нема в них радостi i К в них радiсть. Нема в них горя i К воно велике. Он вiн, голова цього найкращого з царств, поглядаК на всiх невеселими очима, i як не вiдчути того погляду, в якому стiльки великоП скорботи, стiльки Божого, стiльки незабутнього. На другий день Матвiй не звiвся, як звичайно, зi свого леговиська. Йому тяжко дихати i зовсiм не хочеться Псти. Субота. Завтра недiля, чотирнадцяте число - день, коли Володько мусить вiд'Пхати до школи. На полi ще безлiч працi. Володько роздумуК: як залишити все те на руки хворому батьковi? - Може б ви, тату, до лiкаря. Га? - каже Володько. Матвiй вiдповiдаК не вiдразу. По хвилi поворушив устами i повернув голову. - Нiколи, бач, не ходив з такими хворобами до лiкаря, не пiду й тепер. Змагатися з ним зайво. Ще й тепер слово його - як сказав, то сказав. Тiльки в самих тяжких випадках звертався вiн до лiкарiв. Решта - сама природа лiкар. Але тепер вiн подiбний на дуба, бо стоПть на найвищому мiсцi. ЖиттКвi буревiП i громовицi не жалували його. Та все-таки днi його незчисленi, бо чуК вiн у собi силу небуденну. Ввечерi остання нарада, що буде з Володьком. Першим заговорив, лежачи, Матвiй. - Ось тут лежу i думаю,- каже вiн.- Ти, Володьку, пiдеш завтра пiшки - до Дерманя. Iнакше не виходить. Мати довезе тебе до Москалiвни i вернеться. У лiс Пхати бабi тепер небезпечно. Нападуть гультiпаки, скинуть ПП з воза i заберуть конi. Там он коло рова за ВасiПцями вбили так цього лiта чоловiка. А я ось трохи полежу i встану... Так i маК бути. Володько виходить ще надвiр. МаК дещо попорати, приготовити назавтра воза. Хвильку став i постояв у темнотi. Нiч. Зорi. Навкруги тиша. А може, йому вiдмовитися вiд школи. Для Володька це велика жертва, але ж батько... Може, вiн життям своПм жертвуК. "Встану..." А що, як нi. Бог його знаК, що Пм догаряК. В боку болить, у спинi болить. Нi звестися, нi з'Псти. Прийшов до хати. - А може, я, тату, поки ви встанете, того... Може, от поорю трохи, а тодi вже... - Раз тобi сказав i досить! - твердо промовив Матвiй. Тепер вiн ще впертiший, нiж коли iнодi. Володько бiльше не перечить. Настя вже й торбинку для нього приготовила. - Ось пара бiлизни,- каже вона.- Друга пара на тобi... Поки хватить, Псти ось на дорогу маКш, а там щось таки дадуть. ПриПдемо, вiддамо. До того Володько додав: кiлька малих зшиткiв, течку з цiнними для нього паперами, шкiльне свiдоцтво i "Кобзаря". Одягу маК досить. Перешитий з австрiйськоП "шинелi" плащ, офiцерський мундир. Чоботи перешитi з Василевих. Дещо широкi халяви, але коли вичистить ваксою, блищать, мов сонце. Але менше з тим. Нема часу про це думати. Коли лiг спати, iншi думи до голови тиснуться. ДумаК про роботу, що лишаКться, про хворого батька, про те, що зустрiне його там, на новому мiсцi. У хатi темно. Батько не спить. Мати, як i завжди в таких випадках, стоПть перед образами i довго в темнотi шепоче. Той шепiт зветься молитвою. Хто знаК, що твориться в ПП великiй душi, але Володько виразно чуК, що мати молиться за нього. Так i чуК, здаКться, як благаК вона: - Боже великий. Ти бачиш нас i нашi турботи. Допоможи нам. З великоП своКП ласки вдiли нам частину щастя i благослови нашi починання. Благослови, Боже, його, мого малого сина i пошли йому ангела свого, щоб хоронив його вiд усього злого. Поможи йому в його науцi i виведи в широкий свiт, де бiльше мiсця, як у нас. РозумiК те Володько i йому стаК приКмнiше. Може, i справдi до нашоП темноП малоП хати приходить Бог i нiхто, крiм матерi, не вiдчуваК так виразно його присутностi. З цiКю думкою хлопець засипляК. На свiтанку другого дня прокинувся i почав збиратися в дорогу. Мати нашвидку готуК снiданок. Володько йде запрягати конi. Прощання без плачiв, без цiлування. Плачуть та обiймаються пани. Володьковi таке не личить. Ось уже маК вiдходити. Батько не може встати. Лежить навзнак по груди вкритий старим кожухом. На обличчi ледь помiтна блiдiсть. Очi поглибшали. Лiва його долоня лежить на грудях. Шкоруплi товстi пальцi пiдiгнутi. Права вiдкинута на постiль. - Ну,- каже вiн, дивлячись у стелю,- йдеш? Iди. Не журися. Батько твiй також не Пздив бричками, а ходив. Главне, будь чесним i не падай духом. Чесна людина, чесна праця, чеснi дiла не пропадуть. Хоч з яких глибин наверх випливуть i люди то побачать. Не лякайся перешкод та кепських людей. Кепськi люди - слабi люди. Обiйди мовчки напасть i роби своК дiло. I ще скажу: той тiльки знаК цiну "жизнi", хто все на власнiй шкурi пережив. А як матимеш силу та правду за собою... Не бiйся. I кепськi люди схиляться перед тобою в пошанi. Ну, йди вже. Мати чекаК. З Богом! Володько стоПть у ногах батька i слухаК. Пiсля нахилився на постiль, похапцем взяв батькову руку i, як лежала вона догори долонею, так i поцiлував ПП в самi мозолi. - Ну, ну. Будь здоров, сину! - додав вiн.- А оце тобi на дорогу. Як видужаю, сам приПду. Володько не дивився, що взяв вiд батька. Коло воза чекали на нього мати, Катерина i Хведот. Кинув усiм - бувайте здоровi! Конi рушили i повезли. Спочатку Пдуть поволi. Володько сам поганяК конi. Дивиться на папiрчик, що дiстав вiд батька, i ховаК його до кишенi. П'ять рублiв невеликi грошi, але як ще вони придадуться йому. Мати сидить коло нього побiч на в'язцi соломи. На ПП обличчi скорбота. Хоче щось говорити, але не знаходить вiдповiдних слiв. Пiсля говорить про бiду, про батькову хворобу. ОбiцяК, що, як трохи вiн поправиться, то приПдуть. Журиться, що в полi ще картопля й насiнна конюшина. Хто то викосить ПП. Володько все це добре сам знаК. Дума тяжка не даК йому спокою, але вiн гонить ПП вiд себе. Минаються поля, лiс. Конi бiжать пiдтюпцем. Дорога виложена дерев'яними кругляками. Дiброва. Товстючi столiтнi дуби. Пастушки пасуть товар i грiються коло вогню. Ранок холоднавий. Жолобки. Старе, Занедбане село. Похилi, з тяжкими солом'яними стрiхами хати. Дорога йде в долину. На другому боцi долини панський палац з парком. Там стояв штаб корпусу. Дорога йде попри парк. Вигiн, мiсточок, велетенськi осокори. У парку сосни, смереки, каштани, берези. Вище овочевий сад. Буда садiвника, з якоП валить дим, i хата з чорними вiкнами. Конi йдуть поволi нагору. Глибока обсаджена дикими грушами та березами дорога. Далi поле аж до Рохманова. Налiво в сторонi села Обичi, Залуже. Ще далi за ними на обрiю смуга лiсiв. Там пiвнiч. На пiвдень поля, а десь там у долинi село Кордишiв. Але його не видно. Поле, поле i поле. ПереПхали Рохманiв. Над шляхом багато жидiвських хаток. Збоку мiстечко Шумське, став, гребля i погорiлий великий млин. Повернули налiво. Болотянi Васькiвцi. За ними поле аж до Москалiвки. Великий "казьонний" суразький лiс. Чорно-бiлий стовп з понищеними таблицями. Молода смерекова посадка i садиба лiсничого. Тут Володько прощаКться з матiр'ю. Злазить з воза, кладе на себе торбину, через плечi плащ i гайда. В очах матерi сльози. Володько не розумiК, чого тут плакати. - Коли дожене тебе яка пiдвода, попроси, хай тебе пiдвезуть. Може, якраз добрi люди трапляться. Йди, дитино, хай тебе Бог благословить... i помагаК... Уста матерi тремтять, але плач стримуК. Володько цiлуК ПП в руку й вiдходить. - Зайди там до дiдуня! - гукаК навздогiн мати. Пй не хочеться одразу Пхати назад. Вона хотiла б ще щось сказати йому. СтоПть i хрестить за сином дорогу. Ось вiн оглянувся. - Добре, мамо! Зайду! - А може, чоботи подеруться... Попроси, хай поладять... - Добре, добре! - Та тiтки Зiньки не забудь! Вiдвiдай Катерину. Вона напевно щось тобi допоможе! Вiдповiдь Володька вже невиразна. Вiн вже на зворотi дороги. Ще хвилинка, i його заступили стрункi молодi смеречки. Мати дивиться. Пiскова дорога й смереки перед нею, а бiльше нiчого. Повернула конi i вiд'Пхала. А Володько вже сам. Лiс i тиша. Лише час вiд часу проходять якiсь святочно одягненi люди. Вони кажуть "дзiньдобри" i питають Володька, куди вiн iде. Володько вiдповiдаК одним словом. Не маК часу на розмови. Вiн думаК. Але все-таки Володьковi приКмно йти. Як колись, так i тепер йому приКмно, коли починаКться щось нове, невiдоме. ЗгадуК всiх рiдних та знайомих у Дерманi. Ноги м'яко ступають по сухому пiску. Шелестить пiд ногами опалий лист. Дорога спускаКться вниз. Йде, йде, йде. Дерева не рiдшають i не густiшають. Велетенськi Пх стовбури поволi пересуваються перед очима. Ззаду чути голосне вйокання. По часi Володька наганяК пiдвода. Маленький драбинячок, запряжений гнiдими шкапенятами. ШлеП, вiжки i все, що на них, портяне. У розбитiй Пх гривi реп'яхи. Бiжать пiдтюпцем. На голiй дошцi драбинячка, звiсивши через щаблi ноги, сидить дядько. На ньому палатковi штани й австрiйськi вiйськовi черевики. Володьковi хотiлося б попросити, щоби пiдвiз, але шкода розставатися зi своПми думками та самотою. Ноги ще не болять i хоч дорога ще далека, але i часу шмат добрий. Ах краще хай собi Пде. Але дядько не так думаК. Вiн цiкавий, що це за мандрiвник такий з торбиною на плечах та палицею в руках. Порiвнявшись з ним, притримуК конята. - Дзiньдобри! А куди, хлопче? - питаК високим викриком. - До Дерманя,- просто вiдповiдаК Володько. - Ого! То ж то буде далеко! То ж то десь онтуди... Аж за Мости. А ти ж звiдки? Володько вiдповiдаК одним словом. Дядько цiкавиться далi i довiдуКться про все. Вiн дивуКться, що батько пустив такого хлопця в дорогу. - Онтам он, коло мостiв, знов чоловiка вбили. Теж часи настали. Просто вбивають, та й годi. - Мене не вб'ють,- каже Володько. Дядько галасаК на цiлу губу. Володько йде при возi. Нарештi дядько спохватився. - Пробачай,каже вiн.- Нема на чому сiсти, але, як хоч, примостись отам на лютринi. Все-таки трохи пiд'Пдемо. Я тут недалеко, верстов двi. З Гiсерни. Володько сiв спиною до дядька i звiсив ноги назад. ПриПхали до Гiсерни. Дядько лишився, а Володько посмаляв далi. В полудень досягаК Зеленого Дуба. Це половина дороги. Вiдпочив i пiдживився. Тут починаКться справжня Волинь. Там з-саду за лiсом ще Подiлля. Iншi люди, iншi краКвиди. Спереду Волинь. Сувора, тiнна, стара земля. Люди бiльше похмурi, менше говiркi, але дебелiшi, рiвнiшi й охайнiшi. Села кращi почнуться. Ось тiльки минуться пiски, почнуться хмельницi, плантацiП цукрових бурякiв. Бiльше критих залiзом хат, менше соломи. Володько чуК цю землю, бачить ПП красу, ПП радiсть i горе. Вiн наближаКться до того мiсця на землi, де вперше побачив свiтло сонця та вiдчув першу радiсть життя. Зате цiле його Кство повне вдячностi до цього клаптя великоП своКП батькiвщини. Довга, тяжка дорога. Надвечiр ноги вiдмовляються йти. Торбина стала значно тяжчою. Кiлька разiв вiдпочивав i аж поночi опинився на дерманських полях. Але ноги мов дубовi. На щастя, вiтер зiрвався i попихаК його в спину. Через темноту збився з дороги i замiсть на Запороже попав десь на Тихонцi. Довго лазив по чужих городах i дражнив собак. Нарештi натрапив на якусь хату, де ще свiтилося. Там, мабуть, були гостi. Щось пили, Пли, гомонiли. Володько застукав у вiкно. В темних дверях сiней з'являКться дядько. - Ти, стало бути, як? На хрестини? - питаК дядько, не бачучи Володька. Вiн хитаКться i тупцяК, нiби стоПть на гарячому. Володько починаК вияснювати, чого бажаК. Голос його за довгу дорогу ослаб, i дядько довго не може розiбрати, чого той хоче. - Ага! - нарештi зрозумiв дядько.- Так ти, стало бути, зi скубентiв? Ти, значить, вобче, так сказати, до нашоП семинарiП в образованiК йдеш. Правильно! Харашо! А може, чарку горiлки? Хаарошая! Первий у нас самогон. ПослКдня новость сезона. ПанiмаКш? - i вiн сплюнув через порiг.- Таки нi? Ну так, Гануню! - гукнув вiн до хати.- Покажи йому навпрошки, щоб махнув отак через займиська та пiд гору. Там буде видно. А ти ж, пробач, чий будеш? Яка твоя личность i фамилiя? Ооо! МатвiПв! Отого, що у Тилявку вибрався? Почому не знать! Знаю! Так ти сам його накоренок? Це тобi от i на... А я думав, яка очмана по вечорах шляКться. А то аж iз Тилявки. Га-нуууню! - пiдняв вiн голос.- А покажи йому, та виведи. Це ж МатвiПв. Вiн до Њлисея Гуци прошкуК, просто з Тилявки п'ятдесят, диви, верстов учухрав. Гануня нарештi з'явилася. Провела Володька над долину i показала куди йти. До дядька свого прибув Володько аж пiзно вночi. Ледве достукався, не хотiв Псти, скинув зi себе верхню одiж i, зовсiм знесилений, лiг на тапчанi спати. Рано на другий день Володько прокинувся, а вставати не хочеться. Ноги його попухли. Лежить, протягаКться, вслухуКться до болю в них. День яснiший вiд вчорашнього. За вiкном вiтер похитуК гiллям горiха i шкрябаК ним о бляшану стрiху. Пiсля встаК, снiдаК, оповiдаК останнi новини з Тилявки. По снiданку рiшаК вiдвiдати школу. Виходить через затильнi дверi на садок. Сливи обсипанi синiми соковитими овочами. Яблунi ледь втримують свiй тягар. По листi розлита холодна роса осенi. Володько йде вниз через Мотрин садок та Ляшове займисько. Старi, косатi берези ряботять жовтавiстю i час вiд часу з них зсипаКться кiлька золотих лусочок. Сходить вниз, iде берегами до монастиря. Пiд монастирем ставок з острiвцем посерединi. На острiвцi та навколо ставка старi осокори. З Пх листя капаК роса i по гладенькiй, чистiй поверхнi ставка викреслюК рухливi кола, що швидко збiльшуються, взаКмно перетинаються, добiгають до берега i там никнуть. У водi вiдбиваКться синК небо з ковтунястими хмарами. З осокорiв спадаК лист, падаК на хмарини i, здаКться, разом з ним пливе пiд берег. Володько йде далi. Ось подвiр'я школи. Кiлька великих дверей. Коли б Володько знав, у котрi з них входиться, то вiн одразу б увiйшов. А то став i вагаКться. Острах його бере. Вiн ще ж нiколи не входив у такi великi дверi. Хто зна, що там за люди за ними. В кожному разi не такi, щоб Володько почувався перед ними гаразд. Вiн приготовив своК "свiдКтКльство" i шапку зняв. Ну, Володьку! Смiливо вперед! Добре. Вiн одважився, виходить по кам'яних сходах, вiдчиняК великi, бiлi з мiдною клямкою дверi i входить у коридор. Школа вже почалася. Тiльки що скiнчилася перерва, по класах гудуть школярi. Коридором бiжать до класiв учителi. Коло вiкна стоПть священик i розмовляК з молодим кучерявим у галiфе панком. Священика Володько знаК. Це ж дерманський батюшка. У нього на устах вiчно насмiшкувата мiна. ЗдаКться, вiн не розмовляК, а кпить. Володьковi не хочеться самому пiдходити до батюшки, але той помiтив його. - А тКбК чево? - питаК Володька. Володько нiяковiК, цiлуК батюшку в руку, подаК своК свiдоцтво i каже: - Я, батюшка, хотiв би записатися до школи. Нашу школу я вже скiнчив, i ось тут свiдоцтво. I батюшка, i той другий у галiфе розглядають свiдоцтво. Володько стоПть, мов на шпильках. Йому здаКться, що саме тепер важиться його доля. Батюшка перечитав i каже: - Так, так. А ти чей? Володько сказав. - Ааа, его тот Матвей, што в Тилявку виКхал? Знаю. Ну, а как? Њсть там у нас какоК мКсто? - звертаКться до кучерявого панка. Той хитаК головою. Володько запираК дихання. - НКт мКст. По трi на партах сiдят,- заявляК панюк. - Господiн учiтель,- просить Володько.- Я так далеко йшов. Ми були з татом перед двома тижнями i нам сказали, що школа аж за два тижнi буде. - Ето да! Но тКпКр нКт мКста i канКц. Нет. Понял? Џдi сКбК дамой. - Гаспа... - НКт, нКт, нКг! Нельзя! Школа переполнена! - заговорив батюшка. - Слишiш же, што нКт мКста? Пiсля цього батюшка i кучерявий панок пiдходять до класiв. Володько залишаКться сам на коридорi. На душi в нього тягар. Вiн зовсiм не допускав, що i тут можуть бути перешкоди. Сказали, йди додому i кiнець. Добре Пм казати. Стiльки рокiв жив цiКю думкою, а тепер iди й кiнець. У класах iде навчання. Якi щасливi там сидять хлопцi. Володько не може Пм не заздрити. Але ж вiн нiяк не може вертатися додому. Що скажуть тато, знайомi? Скажуть: - Ну, от. Пiшов. Поставили його там на "акзамин", а вiн тобi нi бе, нi ме. I прогнали. Володько стоПть коло вiкна. Не пiде звiдсiль. ОбдумуК, що маК сказати тому вчителевi, щоби вiн його зрозумiв. Бо ж вiн не розумiК його. Не може ж так бути, щоб не було там якогось одного мiсця. Вiн буде стояти. Вiн не великий пан i з приКмнiстю перестоПть тих кiлька годин навчання. Не може ж вiн. нiяк не може вертатися додому. Година довго тягнеться. Володько стоПть i сподiваКться. Надiя не покидаК його. Вiн хоче. Вiн неймовiрно хоче. Вiн знайде якесь слово i тi зрозумiють його. Нарештi дзвiнок. Година кiнчаКться. З класiв виходять учителi, а за ними роКм сиплють школярi. Володько переймаК батюшку. - Ти Кщо здКсь? - питаК той здивовано.- Ступай дамой! НКт мКста i больше нКчево гаворiть! I батюшка пiшов. Вiн навiть не хоче з ним говорити. Всi вчителi також не звернули на Володька анi найменшоП уваги. Володько вiдходить. Та сама дорога, але вiн не помiчаК вже нi ставка, нi осокорiв. Йому боляче. Не розумiК, чому люди такi недобрi. Вiн так мало собi бажаК, а вони i того йому не дають. Дома не сказав нiчого дядьковi. Порiшив пiти ще завтра, а може, якраз приймуть. Але i завтра не помогло. Батюшки вже не бачив, але й iншi навiть не хотiли Володька чути. Прийшов додому i хоч-не-хоч, а розказав дядьковi. - А ти ж Пм сказав, що пiшки аж з Тилявки йшов? - питаК дядько. - Певно, що сказав. - А "свiдКтКльство" своК показав? - А що ж. Певно. - А чому ж ти не попросив добре? - А хiба ж я не просив. Ще й як. Нема, кажуть, "мест" i все. Дядько Њлисей далi не питаК. Вiн мiркуК. Володько мiркуК також. Обом Пм невесело. Пiсля дядько каже: - Ну, пожди. Завтра ми обидва з тобою пiдем... Де самого архимандрита. Серце Володькове пiдскочило. Надiя, мов блискавка, знов мигнула на його захмареному небi. Добрi дядько. Нi, що не кажiть, а Володько таки в щасливий мент народився. Всi за ним. Хай тамтi ще почекають. Ми побачимо, хто-переможе. А дядька вiн завсiди любив. У них короткозорi очi, але вони багато знають. КожноП вiльноП хвилини у них завжди книжка в руках. У вiйську "унтирцером" були, татар вчили i з ними татарськоП мови навчилися. Вони люблять спiвати: I кепести чекарган, i барчак тукарган, i кузук утарган, матер буис семинга. Оповiдають про старе, про князiв та генералiв. Щось неприКмного, скорбота якась, чи що... Дядько напiвноважно, напiвжартом питають: - А чи знав ти князя Ашкiнази? Володько всмiхаКться, i йому знов добре. Нема смутку, нема горя. А коли i К, не треба перейматися ним до глибини. Перш за все пошукати можливостi до виходу з тяжкого становища. На другий день дядько натягаК своП "новi", ще з передвоКнного корту штани, взуваК вояцькi чоботи, не менш вiд штанiв iсторичного кашкета, бере улюблену свою сукувату палицю, й обидва з Володьком iдуть до монастиря. Приходять. На монастирському подвiр'П спокiй. Увiйшли до будинку, де живуть ченцi, i запитали, кудою зайти до архимандрита. Џм показали. Довгий, темний коридор. З обох бокiв багато дверей. Широкi, старi сходи провадять на другий поверх. Там показали Пм однi дверi. Њлисей вiдчиняК Пх i бачить, що за ними ще однi дверi. Увiйшли. Опинилися в мешканнi архимандритового келейника. Це блiдий, зi синiми на скронях жилками, хлопчина. Вiн ввiчливо привiтав гостей, просить сiдати й зачекати. "Його преподобiК" зараз прийдуть. Чекання. Невеличка келiйка. Стiни закопченi. Чорний образ Христа в терновому вiнку i якогось Кпископа, подiбного на Миколу Чудотворця. Пахне карболкою. Володько зiтхнув. Дядько подивився на нього i моргнув рудуватою бровою. Не журися, мовляв. По короткому часi дверi раптом вiдчиняються i входить архимандрит. У чорному, високий, стрункий, подiбний до Христа, вiн одразу подобаКться Володьковi. Яснi хоробливо блискучi синi очi. Борiдка каштанова клинцем. ТакоП ж барви довгi коси, роздiленi посерединi виразним продiлом. Володько з дядьком пiдходять пiд благословення. - Ну, гостi моП? Кажiть, що вас направило до мене,- заговорив архимандрит. - Ваше високопреподобiК! - зачав дядько.- Оце прийшли ми до вас просити, чи не могли б ви з ласки своКП допомогти нам примiстити оцього хлопця до школи при семiнарiП. Це К син мого брата. Живе у крем'янецькому "уКздi", п'ятдесят верстов звiдси. Прийшов вiн таку путь пiшки, а школа не приймаК його. МаК добре "свiдКтКльство". Архимандрит глянув на Володька, пiдiйшов до нього, поклав свою руку йому на голову. - Ну,- каже вiн.- Бачу, що вiн дуже хоче вчитися. Добре. Я переговорю з управителем. А ти завтра приходь туди. Володько ожив. Цi кiлька слiв вернули йому вiру в справедливiсть. А також вiн певний, що К радiсть велика, тим бiльша i яскравiша, чим темнiше ПП тло i чим тяжчий шлях до неП. Вийшовши вiд архимандрита, Володько до цiлого свiту смiКться. Радiсно йому. Так багато стало простору i так весело свiтить велике сонце. Ах, як приКмно ступаКться по такому просторому свiтi. Йдуть - дядько i вiн... Як мало треба було, щоби зробити Пх щасливими, щасливими в повному розумiннi слова. На черговий день Володько вже у школi. Учитель, той самий у галiфе, показав йому його мiсце. Школярi, що сидять на тiй лавицi, не хочуть, щоб Володько коло них сидiв, Пм i так тiсно. Володько притаковився зовсiм на краКчку лавицi. Йому все одно. Йому не треба багато мiсця. От краКчок один i досить. Зате вiн слухаК виклад. Говориться про слов'ян, про Пх племена. Перед кожним учнем невеличка книжечка в червоних полiтурках. Шкода, що Володько не чув усього спочатку. Цi вже другий тиждень учаться. Але не бiда. Головне переборене. Володько все-таки переборов, досягнув свого. А тим часом оповiдаКться, як слов'яни йшли до варягiв, як просили Пх: "Земля наша велика й обильна, но порядка в нКй нКт. ПриходiтК, княжiтК i владейте намi". Володько уважно це слухаК. В його уявi постають новi образи. ПочинаК знайомитися з минувшиною свого краю. Проходять днi. Володько вчиться. ПiзнаК, що найкоротше вiддалення мiж двома точками це проста лiнiя. ДовiдуКться про пасати, мусони, бризи. Рюрики. Усе нове, все цiкаве. Усе пориваК за собою. Цiла Володькова увага там, у книгах. Забув за поле, за своП конi. Лиш час вiд часу пригадуК собi дiм i журиться, що то робить хворий батько. Това