вiстрями гнiвно, смiливо встромляються в рiвно-бiле застигле лице. Хлопчачого в них нiчого вже нема Волосинки уст витягнулися рiвною натягнутою лiнiКю. Князiвна Елiза ще бiльше примружуК очi. - Пане докторе, я вважала за потрiбне попередити вас. Ваше дiло вибирати. Але я звертаю вашу увагу, що ваша незгода на цю умову не врятуК машину. Машина мусить так чи iнакше зникнути Хочете добровiльно без жертви своПм життям оддати ПП? Доктор Рудольф раптом увесь перегинаКться до князiвни й чудно, скiсно витягаК до неП голову. Нижня щелепа хижо випинаКться наперед, вишкiривши густий бiлий гребiнець зубiв; очi фосфоричне, як у котiв порочi, поблискують, кулаки стиснутi й притиснутi до грудей. - Hi!! Нi, принцесо! ЧуКте: нi!! Принцеса iнстинктивно, машинально вiдхиляКться назад. Вiн зараз стрибне, ввiп'Кться лапами в горло, загризе, розшматуК. - Ну, що ж? Ви, значить, засуджуКте й себе на смерть. Доктор Рудольф сильно розгинаКться. - Нехай! Тiльки з моПх мертвих рук вони можуть узяти машину Будь ласка! Принцеса злегка знизуК похилими плечима. - Ваша воля. Але кому яка користь од того? Доктор Рудольф пильно, тяжко дивиться в лице принцесi. - Невже ви, принцесо, гадаКте, що я можу вiддати машину и жити пiсля того?? - В життi К багато iнших цiнностей, крiм машини. I, може, бiльших за неП. На столi м'яко деренчить телефон. Доктор Рудольф озираКться i, зараз же забувши, знову повертаКться до принцеси. - Бiльшi за машину?! Якi ж можуть бути бiльшi цiнностi за щастя визволення всiх людей? Тепер принцеса Елiза мовчки, непримружено, чудно вдивляКться в доктора Рудольфа. - Якi? Для вас особисто можуть бути бiльшi деякi цiнностi Наприклад... Несподiвано рiвно-бiле лице заливаКться нiжно-червоним вогнем. I в ту ж мить широкi густi брови гнiвно похмурюються, голова вiдкидаКться назад. Очi зневажливо, погордливо примружуються. - Ну, це ваше дiло. Коли для вас немаК нiчого дорожчого, то... Отже, а дробила все, що могла. Телефон знову м'яко, настiйно й довго деренчить. Доктор Рудольф сердито кидаКться до нього й виключаК апарат iз току. I зараз же знову поспiшно шкандибаК до принцеси. - Отже, пане докторе, ви не згоднi? - Ваша свiтлосте! Я все ж таки й досi не можу повiрити, що це все дравда, що це не... не сон, не кошмар. Це таке незрозумiле, таке абсурдне, дике, це так не сходиться з тим, шо... Ради бога, роз'яснiть ви менi, як це... - Пане докторе, це не сон. Ще раз повторюю: ви повиннi знищити ваш винахiд, вiдмовитись од нього, наПiки забути за нього. Коли цього не зробите, вам грозять великi страждання й смерть. Це К факт. Бiльше нiчого я вам роз'яснити не можу. ПриймаКте умову? - Нi, принцесо, не приймаю. Принцеса чудно мовчки дивиться в спокiйне вже й непохитне лице з твердими, голими, ясними очима. - В такому разi прощайте. I, немов тiкаючи вiд чогось, швидко повертаКться, хапливо вiдмикаК дверi, виходить до передпокою й, так само хапаючись, одмикаК другi дверi. Доктор Рудольф поспiшаК вслiд, тупчиться бiля неП, незграбно намагаючись помогти, але принцеса вiдчиняК сама й другi дверi й майже вибiгаК в сад. Доктор Рудольф iз порога проводжаК очима чорну постать i помалу замикаК дверi. В лабораторiП так само рiвним широким кругом лежить на столi, на розкладених аркушах рукопису, на тарiлцi з сонячним хлiбом, на камiнцях iз гелiонiтом рiвне свiтло лампи. Так само вгорi та по кутках круг пальм застигла тепла зеленкувата тiнь. Але немаК вже затишку, радiсноП скупченостi, спiвочого гiмну захвату Розгублено, помертвiло блискають металiчнi частини апаратiв; холодно, по-чужому порозташовувалися склянки, слоПки, рурки; порожнiми, мертвими рядками рябiють списанi аркушi рукопису. I радiсно-золотиста, зелено-червонява маса на тарiлцi дихаК не сонцем, а льохом. Доктор Рудольф люто вiдшморгуК важкi зеленi завiси, роз чиняК вiкно, впускаК живе, тепле, запашне повiтря з саду, метелики, нiчнi мушки, шелест листя, гомiн мiста. Але лабораторiя не оживаК. Чорною домовинкою стоПть на столi Сонячна машина, дивлячись у темну стелю одним своПм круглим оком. Роз'Кдналось усе, зчужiло одне одному, стало далеким i моторошно мертвим. Доктор Рудольф зупиняКться серед лабораторiП й неймовiрно, непорозумiло оглядаКться. Але так, дiйсно, вона стояла щойно он там. I вiн дав Пй слово I, може, вже ось-ось через кiлька хвилин усе зникне: i машина, i лабораторiя, i сад, i не бо, i саме сонце. Навiки, назавсiгди, без останку все зникне. Доктор Рудольф зриваКться з мiсця i, шкутильгаючи, швидко ходить по лабораторiП, мнучи руками голову. Але для чого ж вона це все казала?! Невже справдi вiрила, що вiн, давши слово, вже не втече, не буде всiма силами, всiма засобами боротися за своК життя й за машину? Невже вона така наПвна? А для чого ж у такому разi було говорити йому все, вимагати вiдмовитись? Це ж, значить, попередити його! I знову доктор Рудольф ходить, знизуК плечима, дико озираКться, знову ходить i думаК. Враз зупиняКться i, скоса дивлячись у куток, тiсно, рiшуче стулюК губи. Так, вiн дав слово не покидати лабораторiП без ъъ дозволу. Добре, вiн слова свойого дотримаК, але вiн не давав слова добровiльно вiддати в руки божевiльних злочинцiв працю свого життя. О нi, цього вiн Пй не обiцяв, i цього вони не матимуть!! Доктор Рудольф знову бiжить до вiкна, зачиняК й щiльно запинаК його важкими зеленими портьКрами. Потiм навшпиньках перебiгаК до спальнi й витягуК валiзку. Розклавши ПП на пiдлозi бiля столу, вiн хвилинку мiркуК, переводячи очi з чорного апарата на гелiонiт, на рукопис. Так, добре. Озирнувшись iще раз на вiкно й на дверi, вiн, хапаючись, викручуК iз СонячноП машини скло, дбайливо обгортаК його ватою, загортаК в папiр i кладе у валiзку в самий куточок, теж обкладений, як гнiздечко, ватою. Тут йому буде м'яко й безпечно вiд стусанiв. Пiсля того так само навшпиньках, скоса, хитро й хижо позираючи, приносить картатий плед, розстеляК його на вiдлозi й висипаК на нього iз слоПкiв сiрi камi!нцi з золотисто-iервонявими жилками й крапками. Старанно загорнувши Пх у плед, доктор Рудольф укладаК пакунок у валiзку, обережно розминаючи руками гострi виступи. Чудесно - лежать щiльно й спокiйно. Тепер рукопис. Трохи недописаний. Нiчого: головне е. Рукопис у газетний папiр. А тепер усе прикрити газетами, щоб тiснiше лежало. Пальми, квiти, застиглi метелики, чорний ослiплений апарат, усе напружено, пильно слiдкуК за кожним рухом людини s розкудовченим волоссям, що рятуК працю свого життя. Валiзка мiцно, туго зав'язана, затягнена ремiнцями. В кутку пiд невеличким столом, заставленим рiзним приладдям, купками негодящого скла, К ляда до льоху, невеличкого льоху, приладнаного для зберiгання в темнотi та холодi рiзних хiмiчних препаратiв i елементiв. Стiл обережно вiдсовуКться на бiк, пiдiймаКться ляда, i доктор Рудольф невеличкими схiдцями зносить валiзку на саме дно льоху. Поставивши столик на мiсце, доктор Рудольф бiжить до великого столу, висуваК шухляду й вибираК в нiй iз купки одне скло. Воно цiлком подiбне до того, що вiн щойно викрутив iз апарата, таке саме кругле, опукле, з нарiзами по краях, зовсiм-зовсiм таке саме, як те, тiльки з невеличкою рiзницею, хе, зовсiм малесенькою рiзницею: в ньому нема гелiонiту. Доктор Рудольф iз хитро-хижою посмiшечкою ввiрчуК скло в чорний апарат i хитаК головою: будь ласка, маКте Сонячну машину! Ах, iще вам гелiонiту треба? З охотою, скiльки хочете! Доктор Рудольф зносить iз кутка жменi сiрих дрiбно побитих камiнцiв i складаК Пх купою на столi побiля апарата. Будь ласка, маКте все! А, нi, ще не зовсiм усе! Доктор Рудольф швидко повертаКться до телефону й простягаК руку. Але тут же спиняК себе: нi, телефоном не можна, хто знаК, хто слухатиме розмову. Доктор Рудольф хапаК чистий аркушик паперу й гарячкове пише: "Дорогий Максе! Як тiльки одержиш цього листа, зараз же зателефонуй менi або мамi. Коли ж зi мною що-!небудь трапиться, то прийди за допомогою мами до моКП лабораторiП. Там у моКму льоху ти знайдеш валiзку. В нiй К рукопис. З нього ти довiдаКшся про все, що треба. Збережи все, що у валiзцi, поки я попрохаю вернути. Коли ж я помру, то лишаю тобi заповiт: провадити далi моК дiло, велике значення якого, я певен, ти сам iз рукопису зрозумiКш. На жаль, бiльше нiчого не можу написати. Будь веселий, бадьорий i здоровий. Обнiмаю. Твiй Рудольф P. S. Помсти не треба. Найкращою помстою буде перемога моКП Машини". Конверта залiплено, адресу написано. Тепер тiльки на хвилину вийти з лабораторiП на вулицю. На одну хвилину. Вiн же не давав слова, що нi на хвилину не вийде? Пй треба, щоб вiн не втiк. Вiн не втече, але на хвилину маК право вийти. I каштани, i кущi вiдцвiлого бузку, i ввесь сад напружено слiдкують за розпатланою людиною, що навшпиньках, кутиль-гаючи в тьмi, тихо прокрадаКться алеКю до хвiртки в мурi. Зорi з неба хитро й хижо клiпають очима, скоса поглядаючи в бiк графського будинку. Темно у всiх його вiкнах, тiльки троК з них свiтяться червоним свiтлом, наче три квадратовi блi щачки. А коли нарештi тихо зачиняються дверi за розпатланою людиною, в руках якоП вже нема бiлого конверта, i каштани, i весь сад, i зорi з полегшенням зiтхають, i скоса, хитро поглядають на три червонi блищачки. Доктор Рудольф одшморгуе портьКри на вiкнi - тепер, будь ласка, заглядайте, слiдкуйте, нишпорте, скiльки хочете. Вiн бере книжку в руки й сiдаК в фотель близько лампи Метелики трiпотять лахматими крильцями, облiплюючи лампу, домагаючись своКП смертi. Темно-сiрi похмуреиi очi уважно ходять од краю до краю рядкiв, доходять до низу сторiнки, вертаються вгору, знову ходять по рядках i раптом застигають, тьмяно-склянi, невидющi. Каштани стиха, обережно шепочуться. Нiч, закутавшись у темно синю кирею, з сумною посмiшкою зiтхаК, зазираючи разом у лабораторiю i в три червонi простокутники Пй видно: в червоному салонi бiля вiкна у глибокому фотелi сидить iз книжкою в руках молода дiвчина в коронi червоного волосся. Зеленi похмуренi очi уважно ходять по рядках од краю до краю, спускаються аж до низу сторiнки й раптом пiдводяться. Пiдводяться i, чекаючи, пильно вдивляються в сад- нi, лежить на каштанах бiло-синК сяйво, лежить уперто, рiвно, непорушне. Дiвчина нетерпляче пiдводиться, ходить iз кутка в куток, тiсно стуливши уста, i знову дивиться в сад! свiтиться в лабораторiП. Ах, та чого ж вiн не тiкаК нарештi? Чого ж дожидаКться там iз своКю проклятою Машиною? Невже оте дурне дане слово? Чоловiк у лабораторiП кладе книжку на стiл i нетерпляче пiдводиться. Чуйно, стиха шепочуться каштани, м'яко шарудить темно-синя кирея ночi Ах, та чого ж вони нарештi не йдуть? Чого Пм iще треба?! Тужно й самотньо годинник на церквi вибиваК першу годину. Гомiн мiста стаК глухiший, як гуркiт поПзда, що вiддаляКться. Дiвчина в червоному салонi, наважившись, пiдходить до телефону. Невже втiк? Невже посмiв зламати слово?! Телефон не вiдповiдаК. Ах, вiн же вилучив його. Тодi дiвчина рiшуче бере чорне мережане манто, накидаК на плечi i, чуйно прислухаючись, навшпиньках прокрадаКться в сад. Нiч зiтхаК Пй видно:: у вулицi-колодязi по вузенькiй кiмнатцi, де мiхурами понапухали вогкуватi стiни, гарячкове бiгаК чоловiк од стiни до стiни. Так бiгають тi людськi ыстоти, яких Пм подiбнi замикають у клiтки з гратами. Час вiд часу вiн лапаК телефонну рурку, натискуК на гудзика й диктуК автоматичну телефонограму? "Рудi, ради бога, моментально зателефонуй менi, як прийдеш додому. Я телефоную тобi весь вечiр i всю нiч - i нiякоП вiдповiдi. Дуже, надзвичайно, смертельна важна справа!!" Нiч посмiхаКться темно-синiми устами: Рудi стоПть бiля телефону й тьмяно скляними, застиглими, невидющими очима дивиться в сад Раптом Рудi сильно стрiпуК головою, силкуючись скинути налиплий жах, i нетерпляче йде до дверей. Вiн стоПть на порозi й пильно, жадно дiрявить очима темну теплу кирею. Тихо. Несмiло перешiптуються кущi бузку, вiтер пухнатою свiжою лапкою майже по гарячому лицi; сумирно-тужно клiпають блакитно-зеленкуватими очима далекi зорi. Тш! Обережний скрегiт пiску пiд ногами Ага, нарештi! Розпатланий чоловiк випростовуКться, швидко, сильно загрiбаК волосся на потилицю й розпинаК себе на чотирикутнику дверей, уп'явшись руками в одвiрки: тiльки через його труп вони пройдуть усередину. Самотнiй, легкий рип пiску. Такий самотнiй, обережний i легенький Хто то може бути? На освiтленiй лисинi алеП з'являКться чорна струнка постать. Вона зупиняКться й обережно задираК голову, силкуючись зазирнути у вiкно Не видно Пй. Нi, i звiдти не видно! Хе! - Вибачте, принцесо, я тут, я дотримую слова, ви можете не турбуватись. Чорна струнка постать помiтно здригаКться, шпарко повертаК бiлу пляму лиця на голос, якийсь мент стоПть непорушне, от-от щось скаже, крикне, i, не сказавши нiчого, рiвно, гордо повернувшись, зникаК за тими кущами, з-за яких вийшла. I знову дiвчина з короною червоного волосся сидить у фотелi бiля вiкна, похмуреними, зеленими очима водя-чи по рядках розкритоП книжки. Час од часу вона вперто дивиться в сад: ще свiтиться, вiн саме збирався тiкати, вона перебила Але вiн утече: страх смертi дужчий за слово честi сина льокая. Вiн утече! I знову доктор Рудольф уважними невидющими очима во дить од краю до краю рядкiв i нашорошено кожним волоском ловить звуки ночi: вони зараз прийдуть, вона перевiрила - i вони прийдуть. "Рудi! Де ж ти?! Благаю, моментально телефонуй Я всю нiч сидiтиму бiля телефону ЧуКш?!" А внизу пiд покоями графiв у маленькiй льокайськiй кiмнатцi на гарячiй подушцi лежить золотисто-кучерява голова з розплющеними, безсонними, палаючими очима дивиться в тьму. Нiч багато ще iншого бачить. Точаться з кам'яних скринь пiд ПП темнi!крила мiльйони розплющених i заплющених страждаючих очей. I вiд них блiдне й сiрiв темне лице ночi. *** Софi вражено зупиняКться серед червоного салону з тацею з руках: у фотелi, притулившись чолом до його спинки, спить ПП срiтлiсть принцеса. Долi, як кiтна з випнутою спиною, розкарячилась книжка. Всi лампи горять, i червоне свiтло Пх таке хиряве, худосочне. В розчиненi вiкна буйно, розгонисте, трiумфуючи котяться золотистi сонячнi хвилi, джерготiння горобцiв, гуркiт вулицi. Червона голова ворушиться й раптово скидуКться догори. Що таке? Що сталось? Де вона? Софi злякано ставить каву на стiл бiля канапи. Вже дев'ята година. Граф Адольф Елленберг iз своПми секретарями дожидаються вже з пiвгодини внизу, прохаючи обiцяноП Пм аудiКнцПП. Коли ПП свiтлiсть дозволять... ЏП свiтлiсть раптом боляче зморщуК брови й для чогось ридко дивиться в сад. Там нiчого особливого немаК. Дiдусь Йоганн, пiдперезаний зеленим фартухом, стриже машинкою траву i з кимсь мирно перебалакуК, повертаючи голову назад. Принцеса помалу вiдходить од вiкна й зупиняКться коло столу, задумливо обводячи пучкою круг шапочки чайника. СтоПть i водить, стоПть i водить. Софi теж стоПть i трявожно, з острахом блукаК очима навкруги. Водiння iпучкою по чайнику так стомлюК ПП свiтлiсть, що вона безсило пускаК iруку вздовж тiла й стоПть зовсiм ве-порушно. СтоПть i Софi, не смiючи рухнутись i лякаючись щораз бiльше та бiльше. Принцеса раптом глибоко втягаК в себе повiтря, iз шумом рiшуче видихаК його й пiдводить голову. Яке жорстке, сухе, колюче лице! - Скажiть графовi Адольфовi Елленберговi, що я приняти його не можу, я ще в лiжку. Але я даю... свою згоду. ЧуКте? Даю згоду. Iдiть. До мене не приходити, поки не покличу. - Слухаю, ваша свiтлосте. Принцеса Елiза зашморгуК портьКри одного вiкна й сiдаК бiля нього в той самий фотель. Одкинувши голову на спинку, вона сидить без руху. Сонячне свiтло, прориваючи червону тканину, грiК червоним тьмяним одсвiтом тугу точеяу шию й дужку кiстяного чiткого овалу. Раптом голова швидко вiдриваКться вiд фотеля й нахиляКться до щiлини портьКри. Внизу алеКю йде троК чоловiчих фiгур iз оголеними шиями в мережаних жабо. Одна з жiночим м'яким задом i ласкаво витягненою наперед головою йде попереду, кругло потираючи руки. Принцеса гидливо заплющуК очi й знову вiдкидаК голову назад. *** А три постатi прямують просто до лабораторiП. Дверi замкненi, але вiкно широко розчинене. Дзвiнок весело, поспiшно дзюрчить у передпокоП. Доктор Рудольф, схилившись головою на руку, сидить у фотелi бiля столу. Лампа блiдо, майже непомiтно горить серед щедрого, буйного свiтла сонця, що широко б'К скiсними про мснями в iнший бiк, нiж учора увечерi. Раптом скудовчена голова швидко пiдводиться, озираКться, шукаК, згадуК, скидуКться. Знову весело, настiйно й довго дрiботить дзвiнок. Доктор Рудольф нашвидку зачiсуК пальцями волосся, тре долонями лице i, провалюючись однiКю ногою в пiдлогу, бiжить до сiней. - Рудi, дорогий, вибачте, ви, певно, працюКте? Ми перебили вам роботу? Ради бога, простiть. Дозвольте вам представити моПх секретарiв. Ми за вами, дорогий професоре. За вами. Ваше генiальне вiдкриття зробило такий надзвичайний ефект, що менi дано наказ моментально скликати наукову комiсiю й представити Пй вашу працю, дорогий Рудi. Комiсiя представникiв уряду й науки вже чекаК на вас. Граф Адольф нiжно веде "професора" пiд руку до лабораторiП, любовно заглядаючи йому в очi, сяючи захопленням i нетерплячкою. Доктор Рудольф слухняно шкандибаК поруч i часом скоса швидко зиркаК на зазираюче до нього погнуте лице з синюва то сiрими невеличкими очима в жовтих вiях. Вони чи не вони? Еге ж, еге, чекаК комiсiя, хвилюКться. А чого це й досi в до рогого Рудi свiтиться лампа? Для якогось експерименту? Нi? ЛлК що таке з Рудi? Чого такий... не радiсний вигляд? Може, не дай боже, що-небудь неприКмне виявилось у винаходi? Рудi раптом повертаКться всiм лицем до графа Адольфа й чудно, пильно вдивляКться в нього, а на волосинках у куточках розтягаКться хитра посмiшка. - Що, Рудi? Що з вами, голубчику? Що так дивитесь? Цiлком щире здивування, цiлком правдиве занепокоКння. Вони чи не вони? Доктор Рудольф помалу, роздумливо загрiбаК волосся й мовчки дивиться в пiдлогу. - Я трохи стомлений. Всю нiч працював. Ну, нiчого. Так треба Пхати? Га? Зараз? - Любий Рудi, коли ви стомленi або вам не хочеться, то можна й пiдождати Ради бога, ве насилуйте себе! Ви тiльки скажiть, а все останнК буде по глаголу вашому, Пхати - так поПдемо. Не Пхати - ми моментально зникаКмо з ваших очей, а комiсiю призначимо на той час, який ви визначите. Рудi уважно слухаК. Секретарi поштиво стоять осторонь i з побожнiстю посмiхаються до великого вченого. Вони чи не вони? - Ну що ж, можна й Пхати. От тiльки?.. Я вчора обiцяв принцесi сьогоднi вранцi продемонструвати Пй iще раз Машину. Не знаю, чи буде це зручно... - О, ПП свiтлiсть, напевне, не буде на вас у претензiП. Доктор Рудольф живо повертаКться до графа Адольфа. - Ви так гадаКте? - Я не сумнiваюсь, ПП свiтлiсть так учора була захоплена цим великим одкриттям, i вона так глибоко шануК науку, що... - Ага... Ну, так.. Хм!.. Ну, а я таки спитаю ПП дозволу. - О, будь ласка! Будь ласка! Може, дозволите менi за вас спитати? - Нi, дякую, я сам. Граф Адольф злегка вклоняКться й вiдступаК трохи набiк, а доктор Рудольф задумливо, повiльно бере телефонний апарат у руки. Нiма порожнеча. В чому рiч? Ах, так, апарат вилучений. - Гальо! Екран запнутий, голос чийсь чужий. - Я хотiв би говорити з ПП свiтлiстю. - Я вас слухаю. - Тут доктор Штор. Вчора я обiцяв вашiй свiтлостi сьогоднi вранцi продемонструвати свiй винахiд. Але граф Адольф просить мене негайно поПхати з ним для демонстрацiП Машини перед урядовою комiсiКю. Я прошу дозволу у вашоП свiтлостi вiдсунути нашу демонстрацiю. В рурцi телефону напружена, дихаюча тиша. - Ви чуКте мене, ваша свiтлосте? - Так, я чую... I знову мовчання, живе й трудне. - Отже, дозволяКте, ваша свiтлосте? I раптом сильно, голосно, металiчне б'К у вухо: - Дозволяю! КлацаК апарат, i настаК мертва тиша. З якою ненавистю, з якою жагучою огидою вдарила цим словом Значить, це - не вони? Значить, може, цi рятують, перебивають чийсь iнший план? Бо чого ж iз так лютою нехiттю крикнула вона цей доз вiл, так довго вагавшись? Доктор Рудольф хитаК головою дозволено. Але сам стоПть на мiсцi й задумливо пальцями тре нiс, дивлячись пiд ноги. Коли це не вони, коли це рятунок, то як же везти цей апарат iз ц и м склом? Вiн швидко пiдводить голову й ловить очима лице Адольфа. Воно повне поштивого чекання, спiвчуття, нiжностi, хiба що трошки стурбоване. А сонце таке гаряче, золоте та одверте. Як може бути при цьому сонцi щось сховане, темне, кошмарне? I чи не кошар бус отой нiчний вiзит? - Ну, Пдемо! Тiльки я думаю, що цей апарат... Доктор Рудольф знову зупиняКться, похнюплюКться й нерiшуче зачiсуК волосся. Значить, треба змiнити скло? А як вони? Вiн спiднизу зиркаК на графа Адольфа граф скоса строго показуК секретарям очима на чорний апарат. Секретарi кивають головами. Нiчого такого в цих знаках немаК. Просто показуК на апарат Цiлком натурально. Але краще все-таки скла не змiняти. Коли дiйсно чекаК комiсiя, можна ж вернутись i взяти справжнК скло - помилився, забув, що не те скло, працював усю нiч - i в головi замакiтрилось - Вибачте, графе, я затримую вас Але я трохи, розумiКте, хвилююсь перед таким кроком . - О, це так натуральне! О, будь ласка! Комiсiя пiдожде. Ради бога, Рудi, ви можете, коли хочете. - Нi, що ж, Пхати - так Пхати. Але я мушу ще одягтися... Так незручно? Як ви гадаКте? - О, на великих людях усяке вбрання парадне! Ви можете не турбувати себе переодяганням - Хм! Ви гадаКте? - Запевняю вас, дороiий Руд. Не варто. Так значить, здаКться, вони. - Ну, не варто, то й не варто. Отже, Пдьмо! Док гор Рудольф хоче сам узяти апарат, але секретарi з таким жахом кидаються вiднiмати гордiстю й побожною поштивiстю несуть удвох це легеньке незграбне збудування, що доктор Рудольф аж нiяковiК. Нi, здаКться не вони! Сонце з самого порога хапаК доктора Рудольфа в пекучi обiйми, цiлуК в чоло, у примруженi повiки, розхристанi груди. Господи! Що ж злого може статися з дитиною ВеликоП Матерi? Хто посмiК торкнутися волосу улюбленого сина ПП? Он йоганн стриже траву, майбутнiй сонячний хлiб свiй i всiх людей. Он графiвна Труда стоПть на терасi й солодко позiхаК й потягаКться на сонце. Гудуть угорi аероплани, перехрещуючись нитками в усi боки. При чому ж тут смерть i всi страхiття? Проходячи пiд вiкнами принцеси, доiктор Рудольф задираК на хвилину голову. Одно вiкно запнуте червоною завiсою, затулене вiд сонця, вiд вогневого ока життя. Доктор Рудольф не бачить, як од його руху за червоною портьКрою вiдсахуКться назад червона голова. Вiн не може бачити, як вона знову зараз же притуляКться до щiлини й проводжаК його шкандибаючу спину зеленими, жорстко похму-ренимн очима. Авто труситься вiд нетерплячки швидше повезти велике вiдкриття на суд представникiв науки. Граф Адольф, як наречену, пiдсаджуК дорогого Рудi в екiпаж i всю дорогу нiжно заглядаК йому в очi - бiдний Рудi всю нiч працював i стомився. I коли авто спиняКться перед великим урядового типу будинком, оточеним садом, знову нiжно зсаджуК, притримуючи попiд лiкоть. Џх уже ждуть. Уже в передпокоП зустрiчаК Пх двоК добродiПв, професор такий i такий та професор такий i такий (прiзвищ Рудольф не може розiбрати). Такi поважнi, сивi, чисто поголенi, з такими гiдними довiр'я лисинами. Один зовсiм, як пастер, в окулярах i з милою, теплою посмiшкою на гарних устах. Всi зараз же рушають до зали засiдання комiсiП. Ще треба вийти трошки нагору, на другий поверх. Пастор-професор так уважно, так обережно балакаК, так навiть трошки чудно поспiшаК згодитися з усiм, що каже доктор Рудольф. I вiн, i граф Адольф iз обох бокiв пiдтримують його попiд руки, наче боячись, щоб вiн не впав i не розбився. Великий, похмуро-строгий коридор iз м'яким килимом, який ховаК найменший шум крокiв. I ряд дверей, поважних, мiцних, суворо урядових. Пастор швиденько вибiгаК наперед, вiдчиняК однi дверi й вiдступаК набiк - вiн не смiК йти попереду великого вченого. I граф Адольф теж не смiК, теж пропускаь наперед, з нiжною поштивiстю пiдпихаючи у спину. Доктор! Рудольф - що його зробиш iз цими церемонiями? - мусить iти першим. Вiн увiходить у дверi, за ними - ще однi, напiводчиненi (подвiйнi дверi, щоб нiякий гомiн не заважав науковiй працi!). Доктор Рудольф одчиняК й другi й переступаК за порiг Пхнiй. Дивна кiмната, цiлком порожня, якесь лiжко в кутку, невеличкий столик, стiлець i бiльше нiчого. Вiкно вище, нiж звичайно бувають вiкна, й загратоване тонкими прутами. Доктор Рудольф здивовано озираКться назад, але очi його замiсть людських облич упираються в жовту блискучу стiнку диерей - уся процесiя, професори, граф Адольф, секретарi з апаратом безшумно зникли. Доктор Рудольф сильно злякано пхаК рукою в дверi, але вони не вiдчиняються, а пiд рукою м'яко вгинаКться пiдстилка, обтягнена поверх жовтою цератою. (Такою самою цератою пообтягано всi тiнi, лiжко й навiть столик). - Графе Адольфе! Але крик почуваКться задушеним, маленьким, як у снi, i падаК десь тут-таки пiд ноги без нiякого слiду й вiдгомону. Доктор Рудольф люто з усiКП сили натискаК плечем на дверi - наче в кам'яну стiну. "В божевiльнi!!" Доктор Рудольф почуваК, як кiнчики пальцiв починають дрiбно-дрiбно труситись. Вiн нiби зовсiм спокiйний, а пальцi трусяться самi собою. Вiн навiть посмiхаКться: яка дурниця - здорову людину в божевiльню замкнути! А сам чуК, як пальцi щораз бiльше трусяться, як за ними починаК страшенно, тоск-но душити груди. Вiкно розчинене, за ним навiть видно вершки дерев, осяяних сонцем, а дихати трудно, задушно, хочеться рознести цi жовто-сiрi, блискучi, нiмi стiни. Доктор Рудольф, чудесно знаючи, що цього не треба робити, знову скажено б'К плечем у дверi. Але вони анi ворухнуться. I так само, знаючи, що кричати не треба, чужим, диким, страшним собi самому голосом кричить: - Пустi-iть! Пустi-iть! Крик б'Кться об м'якi стiни й падаК тут же пiд ноги. За дверима мертва тиша. А вони ж напевне звiдкись пiдгля дають за ним! Доктор Рудольф почуваК, як ноги теж дрiбно дрiбно трусяться й стають млоснi. Вiн трудно переходить до стiльця й сiдаК. Стiлець теж оббитий м'якою пiдстилкою, вкритою цератою. СтоПть твердо, непорушне - пригвинчений до пiдлоги. I столик непорушний... Доктора Рудольфа вмить пiдхоплюК слiпим, лютим душним вибухом i кидаК по кiмнатi з кутка в куток. Сам знаючiП, що треба якось iнакше поводитись, що це тiльки на шкоду йому, вiн скажено набiгаК на дверi, б'К в них кулаками, плечима, ногами, несамовито, жахливо кричить. Але вiдповiдь йому одна: мертва тиша стiн; тiльки знадвору долiтаК мирне, безжурне цвiрiнькання горобцiв. I знову доктор Рудольф опадаК й ледве добираКться до стiльця. Вiн чуК, як по пiдборiддi стiкаК йому густа, липка слина, як пасма волосся нависли на очi, як пiт лоскiтне й Пдко скочуКться на очi з чола, але йому несила пiдвести руку до лиця. Заморено, трудно дихаючи, вiн сидить, перехилившись наперед i тьмяним поглядом водячи по блискучiй, теж обкладенiй тою самою проклятою товстою цератою пiдлозi, на якiй видно порохнявi слiди його нiг. Так от про якi страждання говорила та! Вона знала. Вона навмисне скувала його словом. Це вона засадила його сюди. Значить, це - помста за те, що в алеП чи за коронку? За що б не було, а помста хороша, слава тобi, прекрасна принцесо, - тепер змито й урятовано твою i твоКП коронки честь! *** Панi Гольман дуже стурбована: з ПП любим хлопчиком, ПП красунем Максом, дiКться щось непевне, щось тяжке. Вчора звечора тоскно гасав по своПй кiмнатi, весь час комусь усе телефонуючи, щось гарячкове писав, дер на шматки, щось палив (ох, ця полiтика, не доведе вона до добра бiдного парубка!). А то раптом приходив до неП, чудно балакав, iз незвичною, соромливою, прикритою жартом нiжнiстю обнiмав, наче матiр. I так десь, видно, хотiлось йому справжньоП, рiдноП матерньоП ласки. I знову тоскно бився в своПй хатинi, все клацаючи телефоном, все пробуючи з кимсь балакати. А тепер от, обхопивши голову руками, сидить i сидить бiля столу, не рухаючись. Уже й кава простигла на столику, уже час би давно й на службу йому йти, а вiн i не поворухнеться. Панi Гольман зазираК в щiлинку дверей i зiтхаК. Широке, жовто-вощане, зморщене лице ПП з широко розставленими круглими оченятами засмучене й занепокоКне. Напевне, з тою красунею, що раз сюди приПжджала в такому шикарному авто, щось не до ладу сталося. Де ж таки такому голодранцевi з такою багачкою любитися! От пiдводигь голову й лiниво дивиться на годинник. Та вже одинадцята година, дивись, хлопче, не дивись. Ага. знову до свого телефону. Ну, так - i знов нiхто не обзиваКться. Панi Гольман зiтхаК й тихенько вiдходить до дверей. А Макс у люПi, ь одчаП знизуК плечима и бiгаК по кiмнатi. Рангом зупиняКться й хмарно дивиПься в одну точку. Потiм блiдо, iидливо посмiхаКться й розвезеним, недбалим, але рiшучим кроком пiдходить до телефону. Не перестаючи гидливо, насмiшкувато кривити уста, лiниво мружачись, вилучаК екран, надушуК iудзика цифр i слухаК. Низько контральтовий iз м'яко-металiчними владними нотами жiночий голос. Макс iще недбалiше схиляК голову набiк, наче збираючись до легкоП розмови з приКмною дамочкою. - Я хотiв би говорити з принцесою. - Я тут сама. Хто говорить! - Говорить ваш тайнии приятель. Iм'я не важне. Хочу вас про дещо попередити. Ви слухаКте мене? - Так, слухаю. - Вчора ви дали графовi Елленберювi обiцянку прийняти в себе сьогоднi о дев'ятiй годинi вечора пана Мертенса. Я вам раджу цього не робити Як бачите, про вiзит вiдомо не тiльки вам трьом... Ви слухаКте мене? - Так, слухаю - ...не тiльки вам трьом, як ви це ставили умовою, а ще й iншим Вiдомо це й однiй органiзацiП, яка шукаК зустрiчi з паном Мертенсом. Ви розумiКте, чим це загрожуК вам i тим людям, що у вашому домi? Отже, раджу нiколи взагалi пана Мертенса в цьому домi не приймати. Ви розумiКте мене? - Розумiю. Хто ви? - Ваш великий приятель, гарячий прихильник, ваш вiрний слуга, готовий за вас i за вашi iдеП на смерть. Отже, послухаКтесь моКП поради? - Побачу. Але в кожному разi дякую. Не можете сказати, як вам стало вiдомо про вiзит? Макс гидливо мружить очi на стiнку. - Не можу, ваша свiтлосте. Задовольнiться тим фактом, що ваша тайна вiдома iншим. Отже, можете заспокоПти вашого раба чи нi! Приймете пана Мертенса? - Побачу, сказано вам. Бiльше нiчого не маКте сказати? - Маю .Коли ви мене не послухаКтесь, то... Макс стримуК себе й додаК. - .. то негайно пишiть тестамент. I порадьте зробити це саме пановi Мертенсовi, коли вiн iще не зробив. Прощайте, принцесо. До побачення на тому свiтi! Панi Гольман поспiшно пiдходить до щiлини: ну, слава богу, добився, поговорив таки Зразу повеселiшав хлопець, навiть посмiхаКться. Але панi Гольман вражено бачить, як хлопець лягаК на лiжко лицем униз i лежить, як мертвий. Вона тихенько входить, обережно забалакуК, нiжно тягне за плече, сiле Макс, здаКться, не чуК. Кава ж зовсiм холодна, на службу треба йому йти, кiмнату треба прибирати. - Максе! Хлопчику, що вам таке? Га? Чи не хорi ви, сохрань rocпoди? Оце лишенько! Максе? Макс злегка пiдводить голову вiд подушки, але не повертаК ПП. - Панi Гольман, коли не хочете забруднитись о погань, то не торкайтесь до мене. Плюньте в мене й iдiть собi до своКП роботи! I знову кладе лице в подушку Панi Гольман злякано дивиться на чорно-синю голову й розгублено стоПть iз розкритими блiдо-синiми устами на жовто-вощаному лицi. *** Увесь графський будинок вiд гори до низу принишк, затих, похнюпився. Прислуга ходить навшпиньках, балансуючи руками, говорить пошепки з виразом застуканих злочинцiв. А Фрiц, а золотистий i рожевий, як дитина пiсля сну, Фрiц не може втримати щасливоП, кричущоП посмiшки. Його нiхто не може бачити в його пiдвальнiй i.iмнатцi, з якоП видно тiльки ноги тих, що проходять повз вжно - дверi в нього замкнутi на ключ, але йому проте нiяково, соромно й сумно за свою посмiшку. I вiн нiчого не може зробити: щастя само, без його дозволу, спiваК в ньому, розмахуК руками, танцюК, як п'яне. Зараз вiн вийде на волю, зараз-зараз вiн вiзьме свою валiзочку в руки, валiзочку з бомбою, револьвером, з потайним телефоном, попрощаКться з цим бiдним домом i... не буде вбивати. Не буде в грудях цiКП млосноП огиди, цього зойку, цього дряпання кiгтями то мозку. Правда, Фрiц не знаК точно, що там сталося в тих графiв та принцес. А коли не знаК, то як вiн може сумувати з незнаного, невiдомого? Щось iз принцесою, золотистотiлою, величною, недосяжною принцесою. А що саме - невiдомо. Два рази був у неП граф Адольф, про щось таКмно радились, замкнувши навiть дверi. А потiм принцеса зачинилась у себе, не схотiвши на обiд зiйти й навiть Софi не допускаючи до себе. Як же може Фрiц сумувати, не знаючи чого? Але хоч би й знав, то як сумувати з цих дурниць, знаючи всi Пхнi сумування смертельним жахом? Що сум, що туга, що найбiльше страждання перед тим, що стоПть уже над ними, що з кожним цоком годинника насуваК все ближче й ближче свою страхiтну пащу! Найлютiша мука перед ним К радiсть i щастя. Ходить шепiт по будинку, збожеволiв доктор Рудольф, од-правили в лiкарню. Ну, значить, щасливий доктор Рудольф, бо К ще щось безмiрно страшнiше за божевiлля. Чи може ж iз цього сумувати Фрiц! Ходить шепiт: старий граф заарештував графiвну Труду, не допустивши з дому, одiбравши в неП всi грошi. Була дуже тяжка сцена мiж ними. Але що це тяжке перед тим, що ось-ось жде на них? Фрiц щиро хоче сумувати, але щастя п'яне товчеться в ньому i, як пiну, як шумування вина, витискаК на уста усмiх за усмiхом Вiн зараз вийде на волю! Управитель Ганс Штор несподiвано й рiшуче заявив йому, що вiн бiльше тут у справi коронки непотрiбний Управитель стелефонувався з доктором Тiле, i доктор Тiле через щось мусив згодитись одкли кати свого агента. (Помiтив що небудь старий Штор? Пiдозрiння?). Доктор Тiле, одначе, лютиться, лаКться й вимагаК за всяку цiну залишитися на цей вечiр. Але як же можна залишитись, коли Ганс Штор категорично вимагаК негайно покинути дiм? Ось зараз треба йти до нього, взяти платню, документи й негайно-негайно забиратися геть. Вiн же агент, а не прислуга, як товариш Тiле цього не розумiК?! Його ж силою викинуть звiдси. От маКш! I Фрiц щасливо, iскристо, нестримно сяК очима, затягуючи ремiнець на валiзочцi з бомбою. Потiм дивиться на годинника. ах, чорт, десять на дев'яту. А сказано бути в Штора точно о восьмiй. Фрiц натягаК на очi брови, накидаК на себе, як пальто, вираз понуростi й суворо йде до Ганса Штора. Дивно десять на дев'яту, а прислуга ходить вiльно по коридорах i покоях будинку - нiяких заходiв до вiзиту Мертенса. Чи граф Адольф не хоче завчасу викликати зайвi балачки? Ну, Фрiц уже нiчого тут роздумувати не може, вiн мусить забиратися геть. На легенький стукiт його в дверi не чути нiякоП вiдповiдi. Фрiц обережно вiдчиняК дверi й увiходить у контору. Нема нiкого В сусiднiй кiмнатi чути голосну балачку. Голос управителя бубонить понуро й умовляюче Бiдний управитель, вiн сьогоднi цiлий день ходить убитий, приглушений, навiть важ нiсть свою розгубив од горя. Раптом жiночий голос гнiвно, жагуче кидаКться згори, як розлючена кiшка на пса, на понуре буботiння, люто шарпаК, гризе. - Не вiрю! Не вiрю, не вiрю, не вiрю! Я вимагаю показати менi йогоП Де вiн? В якiй лiкарнi! Веди мене зараз же туди! Невже це так говорить спокiйна, мовчазна, з тихою волосяною посмiшкою поважна жiнка? Пес сердито, з болем випручуКться. - Але ж тобi сказано було. Що ж ти думаКш... - Сказано, сказано! Для тебе все, що ними сказано, - законi. Я - мати! Я вимагаю! Вiн не може бути хорий! Не може! Я сама бачила його, я мати РозумiКш ти? - Але для чого ж Пм казати неправду?! Зрозумiй ти, ради бога! Фрiц тихенько навшпиньках хоче вислизнути з контори - вiн прийде трошки пiзнiше. Але проклятий стiлець пiдвертаКться пiд ноги й гарчить паршивими своПми нiжками. Балачка вриваКться. З дверей виходить iз своПм величним виглядом Ганс Штор. Чорно-синi бакени його розтрiпанi, волосся скудовчене вiд пальцiв, що конвульсiйне вгризалися в череп, на матово-смуглявих, класично гарних лицях пашить рум'янець болючого пiдняття, але Ганс Штор сторого, по начальницькому оглядаК Фрiца й розщитуе його, ще раз наказавши негайно вийти з цього дому. Фрiц, iз усiКП сили тримаючи на лицi понурiсть, вертаКться до себе А в грудях, у ногах, у руках гасаК оте п'яне, несамовите, самовiльне. I тiльки о пiв на дев'яту Фрiц iз валiзочкою в руцi виходить iз зорi) графського будинку. Зараз же бiля них стоПть якась покоПвка j крихiтною собачкою на ланцюжку. Схилившись над собачкою, вона заклопотано вовтузиться з нашийником. Коли ж Фрiц рiвняКться з нею, вона тихо спiднизу говорить: - Iдiть на рiг вулицi! Швидко! I довбаКться собi далi з нашийником. У Фрiца перестають спiвати руки й ноги; вони вiдразу стають важкi й млоснi, але вiн твердо й слухняно йде на рiг вулицi. Там жваво крутиться на всi боки газетник у пошмор-ганому кашкетику з неохайною рудою борiдкою й сокирча стим носом. Вiн, мило, весело, нiжно посмiхаючись до кожного прохожого уважно ласкавими очима, рiзким, цап'ячим голосом вигукуК: - "Вечiрнiй Час"! Союз Схiдних Держав готуКться до вiйни! Мiльйонера повiтряна армiя! "Вечiрнiй Час"! Подорож президента Мертенса до Лондона! Вiн спритно тикаК газету в руки покупцям, прожогом одра-ховуК решту, тут же пiдсуваК ще вогкий папiр у другi простягненi руки й кричить в обличчя третiм: - "Вечiрнiй Час"! Мiльйонова жовто чорна армiя летить яа Њвролу! Нове злочинство Iнараку в Америцi! "Вечiрнiй Час"! Фрiц зупиняКться й виймаК грошi. Останнiй покупець одiйшов. Рудий спритний газетник зиркаК на Фрiца нiжними очима, моментально вихоплюК з паки газету й подаК. - "Вечiрнiй Час"!.. Заколоти в Африцi!.. (Негайно йдiть до садовоП хвiртки. СинК авто. Попередьте Макса, що тут К агенти полiцiП. Хтось нас зрадив. Чекайте на мене не бiльше, як десять хвилин, пiсля вибуху). "Вечiрнiй Час"! Мiльйонова жовто чорна армiя летить на Њвропу! - А менi теж чекати? - (Неодмiнно. Макс скаже все. Iдiть). Подорож президента Мертенса до Лондона! Нове злочинство Iнараку! "Вечiрнiй Час"! Фрiц iз газетою в однiй руцi й валiзкою в другiй iде попiд стiною саду, завертаК лiворуч i бачить бiля садовоП хвiртки синК крите авто. Це вiзник. Вiн, очевидно, кимсь занятий, бо табличка спущена донизу. Але Фрiц, не зважаючи на це, пiдходить i питаК. - Вiльний? Шофер в окулярах на очах, iз сивуватими вусами й червоним носом од частих зупинок бiля барiв швидко зиркаК по вулицi й хитаК головою. Фрiц сiдаК в авто й зачиняК за собою дверцi, а шофер лiниво, мляво спускаК переднК скло й повертаКться боком до пасажира. - Що там?.. У домi? - Нiчого. ЗдаКться, вiн не буде. - Правда?! I шофер усiм червононосим лицем живо повертаКться до Фрiца. А Фрiцовi так дивно й чудно бачити це пристаркувате обличчя п'янички-вiзника, що вiн мимоволi сумнiваКться, чи Макс же це! - Нiяких заходiв. Уся прислуга вiльно ходить. А товариш Тiле просив попередити, що тут К агенти полiцiП. Невже нав хто зрадив! Га? - Ну, дурни-ицi! I червоний нiс зневажливо морщиться, вiдвертаючись од Фрiца. На мурi саду лежить нiжно фiалковий вiдблиск вечiрнього неба. Сонце вже зайшло, але в небi висить iще густо-червона, з синюватими краями велетенська хмаряна китиця. На цiй вулицi тихо, прохожих мало, та все йдуть по одному. Екiпажi проносяться швидко, не виявляючи нiякого нахилу спи нятися Сказати Максовi про брата його чи нi? Шофер розвезеним недбалим рухом виймаК цигарку й заку рюе. Вiн на кiлька ментiв одсуваК на чоло окуляри - i Фрiцовi видно чисте, молоде, в шовкових, пухнастих вiях око воно чогось гидливо, задумливо мружиться. Фрiцовi стаК боляче, сором