осферное электричество в норме. Вас тут не было - шар появился вон в том углу, где нет никаких отверстий или щелей. Спросите у вашего коллеги, если мне не верите. Репин захлопнул окно. Стекло, в котором шар прожег отверстие, неожиданно лопнуло и со звоном посыпалось наружу, несколько осколков упали в комнату, и эксперт поспешно отошел в сторону. - Да-да, - сказал он рассеянно, - так все и было, Антон. Мы разговаривали о погоде, и тут будто кто-то лампу зажег, мы обернулись... - Шаровая молния, - повторил Антон. - Никогда прежде не видел. Нормальная шаровая молния. Очевидное-невероятное. Удивительное рядом. Сто раз показывали. Что тут такого? - Ничего, - сказал Даниил, - если не считать того, что связной теории возникновения шаровых молний не существует. Кластеры всякие, холодная плазма, а толкового объяснения нет. Я прав, Илья Глебович? - Да, - кивнул Репин. - Шаровые молнии - будто следствия без причины. Феноменология известна, идей навалом, но надежной теории не существует. - Гражданин следователь, - подал голос Тихомиров, - если я в милицию заявление подам о возмещении ущерба... Ну, там природная катастрофа... Что-нибудь светит? Вы ведь сам видели, как свидетели... - А? - не понял Антон. - Светит - что? - Леонид Афанасьевич имеет в виду компенсацию ущерба, - пояснил Вязников и сам же ответил на вопрос хозяина. - Нет, не светит. Если, конечно, имущество не застраховано. У вас какая страховая компания? - Никакой! - со злостью воскликнул Тихомиров. - Ты слышишь, Татьяна? Говорил я тебе: надо и надо, а что ты? Денег жалко? Татьяна Алексеевна молча понесла на кухню полный битого стекла совок, Тихомиров шел следом и бубнил что-то о потерянной страховке. Когда они вышли, Илья сказал: - Что нам тут делать? Поехали, договорим по дороге. x x x В машине долго молчали. Вязников сел сзади, откинулся на спинку и думал о чем-то своем, закрыв глаза, Антон сидел рядом с Ильей, который вел машину нервно, то увеличивая скорость до ста километров, то тормозя до тридцати, будто замечал перед собой неожиданное препятствие, хотя дорога была свободна - редкие машины шли на Москву в этот час, все больше из города. - Илюша, - сказал наконец Антон, - что с тобой? Хочешь, я за руль сяду? Илья покосился на приятеля, ничего не ответил, но, пропустив вперед нещадно сигналившую иномарку, свернул к обочине и остановися у дорожного указателя. - Боюсь я ехать, - признался он, опустив руки на колени. - Нервничаю. Даниил Сергеевич, - обернулся он к пассажиру, и Eязников, вздрогнув, широко раскрыл глаза, - эффект вашей теоремы сильно зависит от стресса? Вы говорили... - Зависит, да, - кивнул Вязников и выпрямился на сидении. - А сильно ли... Не знаю, статистика маленькая, сами знаете, чуть больше десятка случаев. Только что у Тихомировых, - я все время об этом думаю, - кто вызвал эффект? Вы или я? То, что не Антон Владиславович, - это ясно, он, слава Богу, в справедливость теоремы пока не верит и точной формулировки не знает. Значит, кто-то из нас двоих. И сдается мне... - Вы хотите сказать, что были спокойны, а я нервничал? - Д-да, в общем... Не то чтобы спокоен, но по сравнению с вами... Вас-то что поразило? - Обыденность. Нормальная русская семья, нормальный дом, обычный, понимаете? Почему-то, когда Антон говорил с хозяином, а хозяйка предложила закусить чем Бог послал... Вряд ли смогу объяснить это ощущение... Будто щелкнуло что-то в мозгу, и я представил себе, как разлетаются эти проклятые журналы, и как в то же самое время в десяти километрах отсюда вспыхивает человек... Не знаю, может быть, именно тогда я поверил в то, что вы правы. - Вы не то поняли, что я прав, - сочувственно сказал Вязников. - Вы поняли, что это - закон природы. Сильно действует на психику, верно? - Что же стало сейчас причиной? Вероятности каких событий поменялись местами? - Интересно, да? Вспомните все, что происходило. Я-то примерно представляю, что бы это могло быть... - Скажите. У меня сейчас голова идет кругом. - Хозяйка... Татьяна Алексеевна включила электрический чайник. - Да, я помню. - Лампочка зажглась? - Не обратил внимания. - Я тоже тогда не обратил внимания, но у меня хорошая зрительная память. Сейчас мы ехали, я вспоминал... Не зажглась лампочка. На лице Татьяны Алексеевны появилось удивленное выражение - наверняка чайник был исправен, - она вернула рычажок в исходное положение, но еще раз нажать не успела - в метре от нее возник этот шар. Помните, как она закричала? - Никогда в жизни не забуду! - Илюша, - сказал Антон, - может, ты меня все-таки пустишь за руль? Или будем здесь стоять до темноты? Нас, между прочим, жены ждут. - Да-да, - кивнул Репин. - Только сначала надо разобраться. Я не хочу, чтобы это произошло по дороге. Или дома. - Что - это? - резко сказал Антон. - Извините, я вас внимательно слушал, это просто бред двух сумасшедших. - Да? - Илья положил ладонь на плечо Ромашина. - Ты знаешь, что в большинстве случаев шаровые молнии возникают без ясно определимой причины? А какова причина появления эн-эл-о? Помнишь, ты рассказывал, как года два назад в твоей спальне со стены упала картина? Ты сам говорил: даже штукатурка не осыпалась - просто будто кто-то вытащил гвоздь из стены вместе с намотанным на него шпагатом и аккуратно положил картину на диван, над которым она висела. Помнишь, как ты удивлялся и не мог объяснить? - Помню, - буркнул Антон. - Мало ли что это могло быть... - Мало ли что! Сколько раз в жизни мы сталкиваемся с явлениями, у которых нет причин? Чаще всего это мелочь, и мы говорим: причина, конечно же, была, просто мы не обратили внимания. - А еще бывают причины без следствий, - заметил Вязников. - Да, и это тоже. Часто ли ты нажимал на кнопку, и ничего не происходило, а потом нажимал еще раз, и все получалось? Ты говорил себе: случайность, не сработало. Кто из нас обращает внимание на такие мелочи? - Мелочь недоказуема, - вмешался Вязников. - А что скажете о снаряде, который попал в цель, но не разорвался? Должен был взорваться, и детонатор сработал, но - ничего. Когда я был в армии, наши саперы на учениях разбирали такие снаряды и делали вывод: случайность. Все в полном порядке, но почему-то не сработало. - Может, вы еще привидения вспомните? - взорвался Антон. - Послушай, Илья, я понимаю господина Вязникова, он готов любую теорию приплести, чтобы отвлечь от себя внимание, но ты-то! Даниил с Ильей переглянулись, эксперт похлопал Антона по руке и сказал: - Садись за руль. Пока с тобой безопасно. И хорошо, что ты ничего в теореме Вязникова не понял. Просто замечательно. Не думай больше об этом, ладно? - Нет, - упрямо сказал Антон. - Что значит - со мной безопасно? И почему - пока? - Илья Глебович боится, что, включив зажигание, он может вызвать в радиусе собственного влияния небольшое стихийное бедствие, - объяснил Даниил. - Вам это не грозит. А пока - потому что в конце концов теорема Вязникова станет и для вас очевидной истиной. И это действительно будет ужасно! - Почему? - повторил Антон. - Потому, - сказал Илья, - что в мире, где каждый знает теорему Вязникова, невозможно будет жить. - Почему, черт вас обоих побери? - воскликнул Антон. - Знаю я какую-то теорему или не знаю - какая разница? Я уже и теорему Виета забыл, а без нее, говорят, невозможно решить квадратное уравнение. Ну и что? Оно мне нужно? - Илья Глебович, - сказал Вязников. - Давайте я поведу машину. Я уже привык, что... Приходится привыкать, иначе жить невозможно. Я умею водить, не думайте. Правда, прав у меня нет, так что если нас остановят... - Только этого не хватало, - буркнул Антон, вышел из "жигуленка", обошел спереди и остановился у дверцы водителя. Репин не торопился покидать свое место, сидел, полуобернувшись к Вязникову, и о чем-то сосредоточенно думал. - Ну, - нетерпеливо сказал Антон. - Выходи, Илья, уже поздно, Света меня со свету сживет. И не предупредить - мобильник я дома оставил. - Да-да, - пробормотал Репин, не отрывая взгляда от Вязникова. - Что? - спросил тот. - Почему вы так на меня... - Не чувствуете? - тихо спросил Илья. - На голове... Наклонившись к стеклу, Антон увидел то, о чем говорил Илья. Волосы на голове Вязникова стояли торчком, и между ними пробегали едва заметные искры разрядов. Будто в зачарованном лесу - каждый волос жил своей жизнью, выглядел травинкой, трепетавшей под сильным ветром, а разряды создавали впечатление неземной жизни, быстрой, самодостаточной и абсолютно непредставимой. - Что? - повторил Вязников и поднял к голове ладони. К пальцам метнулись маленькие молнии, Даниил инстинктивно отдернул руки и зашипел от боли. - Черт! - воскликнул он, тряся пальцами. - Током бьет. Может быть, это движение сняло с головы избыточный заряд, а может, иные причины сыграли роль, но электрическая буря в волосах математика прекратилась так же неожиданно, как возникла. Илья с Даниилом вывалились из машины и встали, полуобнявшись, будто каждый из них не мог держаться на ногах самостоятельно. - Что ты чувствовал? - спросил Илья, неожиданно для себя перейдя с Антоном на "ты". - М-м... Сначала ничего. А когда вы мне сказали, - Вязников сделал паузу, прислушиваясь к своим ощущениям, - жар возник в голове, не внутри, а на коже. Внутри как раз все было холодно, и холод этот спускался к ногам. У меня и сейчас ноги будто замороженные. Стою, как на ледяных столбах, впечатление такое, что отморозил пальцы. Он опустился на асфальт, прислонился к кузову "жигуля" и расшнуровывал туфли, а потом снял носок с левой ноги и потрогал пальцы руками. - Ничего, - удовлетворенно проговорил он. - Теплые. - То, что ты сейчас описал, - сказал Репин, - я читал не так давно в книге о йоге Рамачараке. Раскрытие какой-то там чакры. Очень похоже. Даниил натянул носок, надел и аккуратно зашнуровал туфли, но подниматься не стал, так и сидел, поджав ноги. - Что это было? - ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Антон. - Ты видел? - обернулся к нему Репин. - Хотел бы я знать, что стало причиной! Ясно, что не процессы в мозгу Даниила Сергеевича Вязникова. В его организме просто нет столько электричества. - Как жить? - с неожиданной тоской в голосе сказал Вязников. - Как жить дальше? - Антон тебе все прекрасно объяснит, - хмыкнул Илья. - Давайте действительно поедем, а то становится темно. Антон сел за руль, посмотрел в зеркальце: Даниил привалился к спинке в углу сидения, Илья - у противоположной дверцы. - Какой пакости теперь прикажете ждать? - спросил он. - Ямы на дороге? Репин с Вязниковом переглянулись. - Может, и ямы, - тихо проговорил Даниил. - А может, вспыхнет в небе звезда ярче Солнца, и жизнь на Земле прекратится в один миг, потому что изольются лучи смертные... - Даня, - сказал Репин. - Возьми себя в руки. Пожалуйста. Антон все еще не понимает смысла твоей теоремы. - Вы... Ты думаешь, что нужно объяснить? Так, чтобы понял? Илья встретил в зеркальце взгляд Антона и сказал твердо: - Ни в коем случае. - Тогда поехали, - Вязников отвернулся к окну, за которым уже опустился быстрый вечер: в фиолетовом небе зажглись первые звезды, закат за лесом был багровым, завтра, похоже, ожидался ветренный день. У Даниила крепло ощущение, что все происходившее вокруг - в последний раз. И вечер этот, и дорога, и тихий напряженный разговор, и крик птицы, неожиданно взлетевшей из кустарника, и ослепляющий свет фар встречных машин, и красные огоньки машин, мчавшихся в сторону Москвы, и еще что-то, чего он не мог определить, потому что не думал об этом. Все было в последний раз, потому что... - Что бы я ни говорил прежде, - тихо произнес Даниил, - все равно правда остается: Володю убил я. Больше просто некому. - Если уж быть точным, - пошевелился невидимый уже в полумраке Илья, - то Митрохина убил Тихомиров, когда решил спалить старые журналы. - Я, - громко и твердо сказал Даниил, будто точку поставил. - Можно считать ваши слова официальным признанием? - поинтересовался Антон. - Можно, - сказал Вязников. - Если признание - царица доказательств, считайте дело законченным. - Антон, - предостерегающе произнес Илья, - не слушай ты его, ради Бога. И поехали наконец. Сколько можно стоять на месте? Антон включил зажигание и вывел машину в правый ряд. Минут через десять проехали пост ГИБДД, зарево огней большого города осветило полнеба, притушив звезды, Антон свернул с магистрального шоссе, и за все это время никто не проронил ни слова. Когда подъехали к дому, Антон сказал: - Что мне делать с вашим признанием? Что я напишу в деле? О теореме Вязникова, в которой ничего не понял? Даниил промолчал, Илья хмыкнул. Наверх почему-то поднялись по лестнице, никто даже не подумал остановиться у шахты лифта. Женщины сидели на кухне и, похоже, без мужей чувствовали себя вполне комфортно. - Ну вы даете! - заявила Света. - Где вас носило три с половиной часа? Антон, почему ты не взял мобильник? - Вы тут зря времени не теряли, - улыбнулся Антон. - Нам-то хоть коньяк оставили? - Ты же видишь, - возмутилась Света, - бутылка почти целая. Мы только в кофе... - Некий Протченко, - назидательно признес Антон, - тоже употреблял коньяк только с кофе, что не помешало ему стать серийным убийцей. - Вот так он всегда, - повернулась Света к Оле, которая хмурилась и не сводила взгляда с мужа, - на любое мое замечание приводит в пример какую-нибудь жуткую криминальную историю. - Что случилось, Илюша? - тихо спросила Оля. - Ничего, - сказал Илья. - Даниил, садись и, пожалуйста, не думай о плохом. Кофе тебе с коньяком или без? - Ты полагаешь, - усмехнулся Даниил, - что достаточно думать о хорошем, и тогда вместо монстров в мир будут являться ангелы? - Не знаю, - сказал Илья. - Может быть. Что мы знаем о следствиях из теоремы Вязникова? Садись, в ногах правды нет. Даниил покачал головой. - Я пойду, - сказал он. - Если, конечно, в кармане у Антона Владиславовича нет предписания на мой арест. - Нет у него ничего, - заявил Репин. - И не будет. Вязников повернулся и пошел к двери. - Пожалуйста, Даниил, - сказал ему вслед Илья, - держи себя в руках. Теперь... Он не договорил. В соседней комнате, где несколько часов назад шел допрос с пристрастием, что-то с грохотом повалилось, и чей-то истошный вопль прорезал тишину. Вязников застыл на пороге, Оля бросилась мужу на грудь, Света вцепилась в спинку стула, и лишь Антон сохранил самообладание. Он ворвался в кабинет, готовый к чему угодно, но только не к тому, что увидел, включив свет. Все оставалось на своих местах. Ничто не разбилось, не упало, даже не сдвинулось с места. И кричать здесь тоже было некому. Только... Показалось, или действительно легкое дуновение воздуха коснулось щеки, будто кто-то невидимый проскользнул мимо Антона в проем двери? Он обернулся, встретил настороженные и испуганные взгляды и покачал головой. - Я... - Вязников, так и стоявший на пороге, сглотнул, будто подавился несказанным словом, - я забыл предупредить, Илья. Это может быть и звук без... Тоже ведь вероятностный процесс. Где-то кто-то что-то... А слышно совсем в другом месте. - Ты думаешь, это я? - спросил Репин. - Кто теперь разберет - я, ты... Пойду. Дверь хлопнула. - О Господи, - сказал Антон. - И что же, теперь так будет всегда? - Что? - спросила Света. - Что там? Кто? - Никого, - сказал Антон. - Все в полном порядке. - Но там... - Никого, - твердо повторил Антон. - Показалось. Звуковая галлюцинация. - У всех сразу? - Илюша, - сказал Антон, - я действительно ничего не понял в этой теореме. Ничего! Почему же она... - Как-то, - произнес Илья, осторожно высвободившись из объятий жены, - великий физик Бор повесил над своей дверью подкову. "Зачем вы это сделали? - спросили его. - Вы же не верите в приметы!" "Не верю, - ответил Бор, - но я слышал, что подкова приносит счастье даже тем, кто в это не верит". - Что теперь будет? - растерянно спросил Антон. x x x Вязников вышел из подъезда и в темноте не сразу сориентировался, в какую сторону идти. К троллейбусной остановке вроде бы налево, туда, где светилась реклама мебельного магазина. А может, направо - днем, когда он шел к дому сдедователя, то, кажется, проходил мимо детского сада. Или нет? "Ну, - подумал он, - и чего я добился? Нужно было все отрицать. Все. И о теореме - ни слова. А я струсил. Страшно стало держать это в себе - поделиться захотелось. Думал - все равно не поверят. Не примут. Не поймут. А они... Илья - умница, все схватил на лету. И что теперь? Теперь - ничего. Конец. Господи, как хорошо было еще два года назад! Когда все только начиналось, и я не подозревал, к чему приведут вычисления, ни о чем не думал. Наука. Чистая математика. Вероятностные процессы. Не вернуть. И не остановить. Даже если сейчас убить обоих - Илью, который уже все знает, и Антона, который все поймет завтра, - ничего не изменится. Придется покончить и с собой, а на это я никогда не решусь. Характера не хватит. Убить обоих... Господи". - Даниил! - услышал Вязников за спиной быстрые шаги. - Погоди! Репин догнал его и пошел рядом. - Решил меня проводить? - хмуро сказал Даниил. К остановке подходил троллейбус, если его пропустить, то ждать следующего придется полчаса, не меньше. - Извини, мой номер... - Постой, - Репин взял Вязникова за локоть и развернул к себе. - Скажи мне только две вещи. Во-первых, почему ты говорил о знании, тогда как достаточно веры? Просто играл словами, чтобы сбить с толку Антона? - Я не... - Не надо со мной так! Я тебе сразу второй вопрос задам: это ведь не случайно получается. Менять равновероятные события. Ты умеешь сам. Во всяком случае, грохот в комнате - твоя работа. Я смотрел в этот момент на тебя и видел - ты подумал, нахмурился, решил, тут все и произошло. И в машине тоже, хотя там было темно, и я не видел твоего лица, а потому не могу ручаться. Я прав? Даниил проводил взглядом удалявшийся троллейбус и попытался потихоньку высвободить локоть. Убедившись, что проще справиться с волчьим капканом, Вязников спросил: - А ты не боишься так со мной? - Значит, я прав? - настойчиво повторил Илья. - Да господи... Я с этим который месяц живу! Все время приходится себя сдерживать и не всегда удается, я же человек, в конце концов, а не машина! - Значит, и Митрохина... - Он был подлецом! Господи, каким же он был подлецом! То, что он крал научные идеи и результаты, - ты думаешь, это было все? Это ерунда по сравнению... Над Машей он издевался, как мог, она ко мне прибегала, рассказывала, потому что больше никому не могла, даже подругам, а меня считала вроде диктофона - и сказать все можно, и никто не узнает, потому что дальше не пойдет. Сколько мне всего выслушать пришлось! Я человек или нет? Я все время сдерживался. Долго. А когда меня на пикник пригласили, решил. - Но ведь о журналах во дворе Тихомирова ты не мог знать, - с недоумением проговорил Илья. - А зачем мне было о них знать? Господи, ты же физик по образованию, а не гуманитарий хренов, как твой Антон! Подумай своей головой: зачем мне было знать о Тихомирове? Теорема Вязникова гласит: обмениваются события, обладающие равными вероятностями. И все! Все! Достаточно знать, каким будет одно событие, а равновероятное ему природа найдет сама, это ведь естественный процесс, как сопротивление току или турбуленция. - В радиусе действия твоих способностей? - Какой еще радиус действия? Нет никакого радиуса действия! Второе событие может произойти где угодно - на Марсе, в туманности Андромеды, в соседнем переулке! - Подожди, - забормотал Илья. - Но ведь, тем не менее, рвануло в ближайшем селе, а не где-то там... - Дорогой Илья, - Вязников неожиданно успокоился и резким движением высвободил наконец свой локоть. - Владимир умер в четырнадцать часов восемь минут с секундами. А журналы во дворе Тихомирова взлетели на воздух в пятнадцать часов тридцать две минуты, и это мне сказал старик из соседнего дома, который все видел в окно и засек время. Господин Ромашин не удосужился даже расспросить соседей! - Ты хочешь сказать... - Нет между этими событиями ничего общего! - отрезал Даниил. - То есть, происшествие у Тихомирова, конечно, результат действия теоремы Вязникова, но - результат спонтанный, таких знаешь сколько каждую минуту происходит в нашем разнообразном мире? Перечислить? Начиная с обычных шаровых молний и кончая всякими там эн-эл-о, привидениями в замке Шпессарт и черт знает чем еще! - И те тринадцать случаев, о которых мы говорили... - Не знаю. Что-то наверняка было связано, что-то - нет. - Если сейчас ты захочешь, чтобы я вспыхнул, как Митрохин... - Или чтобы под тобой провалилась земля, - насмешливо сказал Даниил. - Наверное, так и произойдет. - Тебе это нравится? - воскликнул Репин. - Что - это? - Сила. - Это не сила, Илья, - вздохнул Даниил. - Это слабость. Если бы я был сильным, никто никогда не узнал бы о том, что существует такая теорема. Если бы я был сильным, Илья, то покончил бы с собой сразу, как только доказал теорему. Я хотел, но... Я слабый человек, я хотел жить... - Покончил с собой? - удивился Репин. - О чем ты? - Ты прекрасно понимаешь - о чем. В справедливость теоремы Вязникова достаточно поверить. Если каждый поймет, что в состоянии менять местами любые равновероятные события во Вселенной... Наступит хаос! Завтра над Красной площадью повиснет эн-эл-о и испепелит Кремль. Или вдруг сгорит безо всякой причины фирма конкурента. Здоровый человек упадет и умрет - и тоже без причины, потому что... - Для этого нужно знать точные величины вероятностей, а это, по твоим же словам, невозможно, - пробормотал Репин и отшатнулся от Вязникова, как от прокаженного. - Точную вероятность смерти конкурента и точную вероятность другого собы... Репин осекся. - А, - сказал Даниил, - дошло наконец. Разве, чтобы сделать шаг, ты решаешь в уме уравнения натяжения сухожилий? - Это ужасно! - вырвалось у Репина. - Извини, Илья, - сказал Вязников, - я пойду. Вон идет следующий троллейбус. Он повернулся и побежал к остановке, широко расставляя ноги. Илья успел подумать, что так бегают люди, никогда не занимавшиеся спортом. Хлипкие интеллигенты. Решатели уравнений и сочинители теорем. Такие придумали атомную бомбу и... Даниил споткнулся и повалился головой вперед, нелепо раскинув руки. Он лежал на асфальте, будто черная клякса - бесформенная и бессмысленная. Илья успел поразиться тому, как легко превратить в кляксу живого человека, и только после этого до его сознания дошел наконец негромкий звук выстрела. x x x - Спасибо, - сказал Антон, когда они остались вдвоем на кухне - женщин Илья отвез к себе домой, а потом вернулся, чтобы дождаться друга, дававшего показания руководителю следственной группы. - Не стоит, - прохрипел Илья. За прошедшие часы у него почему-то сел голос. Он вроде бы не кричал, и, когда приехала патрульная машина, о произошедшем рассказывал, нисколько не волнуясь, но голос все-таки пропал, будто после футбольного матча, на котором он отдал все силы - душевные и физические, - поддерживая любимую команду. - Пойми, - продолжал Антон, - у меня просто не было времени. Я шел за тобой и слышал каждое слово... - Я это понял, - перебил Илья и поморщился - в горле будто потерли наждачной бумагой. - А когда он побежал... Ты правильно оценил ситуацию, спасибо тебе. Нападение при задержании, попытка к бегству - все верно. - Тебя отдадут под суд. - Конечно, - кивнул Антон. - Оружие я сдал, от следственной работы меня временно отстранили. Перетерплю. Твои показания очень помогли, спасибо еще раз. - Зачем? - простонал Репин. - Илюша, - сказал Антон, - по идее, я и тебя должен был бы пристрелить, если бы рассуждал так, как наш бывший подозреваемый. Люди, знакомые с теоремой Вязникова, опасны для человечества и для всего мироздания, так ведь? - Ты же не веришь в... - А подкова на двери помогает даже тем, кто не верит. Черт возьми! Я хотел, чтобы Вязников научил нас с тобой пользоваться этой силой. Мы этого добились. Третий - лишний. Почему ты хандришь? - Я боюсь, - прохрипел Илья, помедлив. - Кого? Вязников мертв, информацией, что на его компьютере, никто заниматься не станет - теоремы всякие, математика, никому не нужная чушь. Когда следствие закончится, я все это сотру. О теореме знаем только мы двое. Ты уже умеешь ею пользоваться, а я пока нет. Научишь. Вот, например. Можешь зажечь газ, не подходя к плите? Не знаю, как это лучше сделать. Ты хочешь поднять книгу, а вместо этого зажигается газ. А где-то в другом месте в это время у кого-то гаснет зажженная спичка. Верно? Илья посмотрел на Антона исподлобья, даже оборачиваться не стал - пламя над конфоркой вспыхнуло ярко, поднялось под потолок, лизнуло висевшую над плитой лампу, треснуло стекло, посыпались осколки, огонь перекинулся на полотенце, прикрывавшее блюдо с приготовленными Светой варениками. Антон вскочил на ноги, заметался, сбивая пламя, кричал - начал гореть, смрадно воняя, стенной шкафчик, а потом и занавески на окне занялись. Илья сидел, глядя перед собой в одну точку. Ему уже не было страшно. Страшно ему было тогда, когда он бежал к распростертому на асфальте телу Вязникова - почему-то казалось, что Антон выстрелит в спину, такого быть не могло, но он все равно боялся. И потом, давая показания знакомому следователю, Илья боялся тоже - себя боялся, ему было страшно, потому что казалось, что даже самая простая мысль способна вызвать неисчислимые бедствия, потому что кто ж знает, как действует эта проклятая теорема - с каким природным явлением в какой части Вселенной его мысль, простая, как инстинкт самосохранения, может оказаться равновероятной? Он сядет на стул, но стула под ним не окажется, потому что в далекой галактике взорвется звезда, у которой совсем вроде бы не было причин взрываться. И погибнет целый мир. Илья не помнил, что говорил следователю. Видимо, он все сказал правильно, если Антон решил его поблагодарить. Видимо, он и потом поступал так, как было нужно: вернулся с Антоном домой, где ждали вконец измученные и ничего в произошедшем не понявшие Света с Олей, и отвез женщин в Теплый Стан - через весь город, и ничего по дороге не случилось. Ничего и не должно было случиться, потому что он ни о чем не думал, действовал, как автомат, робот с заданной программой. А потом еще обратно ехал и ждал Антона, задержавшегося в управлении. Не задержавшегося, впрочем, а задержанного - так правильнее. И все это время сидел на этом стуле и ни о чем не думал, потому что боялся думать. Нельзя жить, когда боишься думать. И нельзя думать, когда не знаешь, какие катастрофы способна вызвать одна твоя мысль о том, что бутерброд всегда падает маслом вниз. Илья лишь однажды приоткрыл сознание - когда Антон сказал ему "научишь" и попросил для примера зажечь газ. Это оказалось просто. Очень просто. Просто, как вздохнуть. Он ясно увидел - не глазами, а своим знанием теоремы Вязникова: где-то на юге (Франция, Италия - не понять, смутное видение, неважно) горит лес, с дерева падает пылающая ветка, и вспыхивает... нет, не трава, трава не горит, хотя вокруг бушует пламя, этот зеленый круг потом наверняка вызовет шок удивления у лесных пожарных, а здесь, на кухне Антона, порыв воздуха из раскрытой форточки... И все меняется местами - порыв воздуха в лесу отводит пламя от травяного покрова, а воздух в кухне вспыхивает и... - А-а! - кричал Антон, ладони его уже покрылись волдырями, он сбивал пламя сначала полотенцем, потом ковриком, но этого было мало, это вообще ничто, это не поможет, нужно спасаться самим, звонить в пожарную, телефон в гостиной... - Антоша, - сказал Илья, чувствуя спиной страшный жар и отгораживаясь от него холодом космического пространства. - Ты же хотел понять, что будет. Вот так все и будет, когда каждый узнает о теореме. Так и будет. Так... Он повторял одно и то же, чтобы не думать, чтобы ни о чем не думать, потому что, если не думаешь, то забываешь и о том, что равновероятные события можно поменять местами, и тогда останешься жив... Только не думать, иначе инстинкт самосохранения сделает то, чего делать нельзя, Даниил этого не простит, он знал, чего нельзя делать, а теперь его нет, и значит... Только не думать. x x x Когда полчаса спустя пожарные прорвались наконец через завалы и смрад к очагу возгорания, картина, представшая взгляду бойцов, оказалась настолько поразительной, что в протоколе никто не решился описать ее в точности. Кухня в квартире следователя милиции Антона Ромашина выгорела до бетонных блоков, жар здесь, похоже, достигал минимум тысячи градусов. Тело хозяина - скорее всего, это был Антон Ромашин, хозяин квартиры, хотя доказать это не представлялось возможным, - обуглилось и стало абсолютно непригодным для опознания. Посреди пепелища, однако, стоял совершенно целый стул, на котором сидел, глядя перед собой бессмысленным взглядом, эксперт Илья Репин в шерстяной рубашке, вельветовых брюках и черных туфлях. Он сидел прямо, будто приклеенный к стулу, - впрочем, тело и на самом деле оказалось приклеенным, во всяком случае, отодрать его от стула не смогли, так и вынесли во двор, но это было уже потом, когда труп согрелся, а в тот первый момент он был холоден, будто год пролежал в морозильной камере. Боец пожарной охраны Роман Акмошин, дотронувшийся до тела, едва не потерял палец - кожа примерзла, как это бывает, когда трогаешь глыбу сухого льда. Эксперты пожарной охраны, работавшие на объекте, не пришли к единому мнению относительно причины возгорания. Вспыхнуло в районе плиты, но горел не газ, поскольку вентили были закрыты. Что вспыхнуло? Возможно, на плите лежал брус чрезвычайно горючего вещества, сгоревшего полностью и не оставившего следов. Таким было одно из мнений. Оно выглядело более обоснованным, нежели второе (проникновение в квартиру шаровой молнии через открытую форточку), тем более, что погибшие - следователь Ромашин и эксперт Репин - в последние недели занимались расследованием дела, в котором были замешаны сотрудники Института физики горения. Правда, привлеченные к экспертизе профессионалы из этого института упорно настаивали на том, что материалы, которыми они занимались, никогда из лабораторий не исчезали и, к тому же, к обнаруженным на пожаре результатам привести не могли. Но, скорее всего, физики лукавили, поскольку институт у них секретный, и не все тайны можно было рассказать даже официальным дознавателям из пожарной инспекции. О ледяной мумии Репина в экспертном заключении не было сказано ни слова - эта загадка природы к возгоранию не имела, похоже, никакого отношения. Бывали и раньше случаи, когда сгорало почти все, но в пламени сохранялся нетронутым островок, будто потусторонними силами огражденный от жара, - послушать пожарных, это, хоть и очень редко, но случалось, если в квартире жил праведный человек. x x x - Это Бог их наказал, - убежденно сказала Маша Митрохина, выходя из ворот Ваганьковского кладбища после похорон Вязникова. Проводить его пришли человек двадцать - сотрудники института, официальное лицо из прокуратуры, не пожелавшее представиться, и несколько случайных посетителей кладбища, краем уха услышавших, что хоронят человека, убитого сотрудником милиции при весьма странных обстоятельствах: то ли убегал, то ли, наоборот, первым напал и был застрелен в порядке необходимой самообороны. Маша шла, опираясь на руку Вити Веденеева, а справа, чуть позади, брел Долидзе, вспоминавший, как погибший в огне следователь Ромашин приходил в лабораторию и задавал дурацкие вопросы, а теперь и сам сгорел почти как Володя, только еще мучительнее, потому что Володя, похоже, умер сразу, а этот, говорят, так кричал, что слышно было на первом этаже - соседи и вызвали пожарных, услышав ужасные крики и почувствовав запах гари. - Маша, - сказал Веденеев, - Машенька... Нету Бога, Машенька... Все - случай. Одним везет в жизни, другим нет. - Почему? - всхлипнула Маша. - Почему всегда не везет лучшим? Веденеев переглянулся с Долидзе и еще крепче ухватил Машу за локоть. Лучшим... О ком она говорит? О Володе или Данииле? А может, об обоих? Да и следователь этот, что Даниила застрелил, вряд ли был порядочным человеком. Говорят, что Даня и не убегал вовсе, а уж нападать на представителя власти не стал бы даже под страхом смерти. За что его так? За что? - Проводишь Машу, - сказал Веденееву Долидзе, - заезжай ко мне. Помянем Даниила. Случай не случай, а поговорить надо. Я не силен в математике, он мне как-то дискету оставил, теорема какая-то. Может, посмотришь? Веденеев кивнул. У ворот кладбища взревел мотор институтского автобуса. Люди занимали места, тихо переговаривались, и никто не видел, как над забором, чуть дальше второго ряда могил, повисла лохматая, белесая, сгущавшаяся к центру спираль с плотным ярким ядром. Спираль медленно вращалась и двигалась в сторону ворот. Там, где она пролетала, чугунные штыри забора изгибались, будто проволочные, а некоторые потекли черной вязкой жидкостью. Автобус уехал, Веденеев усадил Машу в свой "жигуль", где уже ждала Лена Криницкая, заплаканная и не желавшая ни с кем разговаривать. Минуту спустя стоянка перед воротами опустела, и когда спираль выплыла на открытое пространство, никто ее не видел, кроме кладбищенского сторожа, застывшего в испуге. Сторож был пьян, он был пьян всегда, потому что не мог равнодушно смотреть, как опускают в землю живых еще недавно людей. Он мелко перекрестился, и нечистая сила, конечно, не устояла - спираль перекосилась, сломалась, съежилась и исчезла со всхлипом.