ффин. - Ты всегда должен быть благодарен ему за то, что тебя не было на свете в первые несколько лет освоения Растума, когда мы жили в палатках и землянках, и нас заливали дожди. Я видел, как умирали мужчины, да женщины и дети тоже, лежа в грязной воде, а по их лицам хлестал дождь, какого не бывало на Земле. - Ну, это было так давно, - возразил Дэнни. Его приемный отец сжал губы. - Если ты думаешь, что у взрослых есть время для постройки дополнительной комнаты всякий раз, когда на свет появляется новое отродье, то я научу тебя думать по-другому, - прошипел он. - Во время очередного периода работы по дому ты будешь доить всех коров. - Джошуа! - взмолилась мать. - Ведь он всего лишь ребенок! - Ему уже пять земных лет, - отрезал отец. На этом споры закончились. Дэнни стал действительно думать по-другому. Он любил коров - они были такие теплые, добрые, и от них исходил запах лета, но их было слишком много. Отец подошел и хлопнул его по плечу прежде, чем он успел закончить работу и почувствовать, как онемели пальцы. Он пробормотал что-то вроде: - Ладно, все же это было слишком, - и поспешно вышел из коровника. Позднее Дэнни, который никак не мог уснуть из-за боли в руках, встал, чтобы выпить воды. В конце темного коридора виднелась освещенная гостиная, в которой сидели отец и мать. Отец, казалось, был чем-то расстроен, а мать расчесывала волосы. С тех пор Дэнни всегда сомневался в том, что мать искренне вступилась за него. И вот теперь ему приходилось заниматься в школе. Лучше бы его заставили каждый день доить всех коров. Он просил об этом отца, в первый раз вернувшись домой из школы, где ребята на переменах кричали: - Вонючка, вонючка, вырос в резервуаре, как жирный поросенок. Он не сказал об этом родителям, потому что это было слишком чудовищным. Но он заплакал. Отец велел ему прекратить заниматься ерундой и вести себя, как подобает мужчине. Мать, видимо, спросила учительницу, в чем дело. Миссис Антропулос знала, что дети дразнят Дэнни, и велела им не делать этого, но они лишь стали еще больше насмехаться над ним. ( - Подожди, я доберусь до тебя завтра, - прошептал ему Фрэнк Де Смет. Позади школьного игрового поля был сарай...) Один раз, когда Дэнни вернулся домой в слезах, мать собрала кое-что для ленча, и они вдвоем отправились на вершину Галочной Горы. Там они сели на большие камни, которые, как часто воображал Дэнни, были притащены сюда гигантами, и стали смотреть на дом и постройки, на зелено-голубое пастбище с гулявшими по нему овцами, похожими на мохнатых жуков, на ржаное поле, где отцовский трактор вздымал за собой тучи пыли, и на Расселину, которая была краем света. Легкие ветер растрепал волосы матери и заставил деревья зашуметь, вторя ее голосу. Она говорила тихо и медленно, так же, как говорила однажды с отцом после его очередной долгой прогулки в одиночку. - Да, Дэнни, ты не такой, как все. Но различие это вовсе неплохое. Когда ты станешь постарше, ты будешь гордиться этим. Ты - первый экзоген на Растуме! Будут и другие, подобные тебе, их будет много, но мы очень рады, что первый - именно ты! И ты нам нужен, Дэнни. Но когда Дэнни спросил, каким образом рождаются экзогены, мать отвела взгляд и сцепила пальцы. - Когда ты узнаешь о наследственности, то все поймешь. Сейчас ты еще слишком мал. И именно для того, чтобы все узнать, ты и ходишь в школу. Там ты получишь знания, необходимые для жизни на Растуме, поймешь, почему мы поселились на этой планете, и почему мы никогда не должны забывать о Земле и о ее людях... Дэнни, они дразнят тебя только потому, что тоже не понимают, как все это происходит. Непонятное всегда чуть-чуть пугает, но сами они об этом не догадываются. А ты не очень-то помогаешь им это понять. Ты должен постараться быть более общительным и дружелюбным. Не задавай слишком много вопросов учительнице. Принимай участие в их играх вместо того, чтобы уклоняться, и... о, я не знаю. Мы прилетели на Растум именно для того, чтобы сохранить за собой право быть не такими, как все. Я полагаю, нет нужды начинать заново старый круг, доказывая тебе, что необходимо приспособиться просто потому, что так более удобно. Эти слова были так похожи на то, что временами говорил отец, что пикник сразу же разонравился Дэнни, и вскоре они вернулись домой. Позднее он узнал об экзогенных резервуарах гораздо больше. На звездолетах не было места, чтобы захватить с собой живой скот, поэтому вместо самих животных на Растум повезли их семена - отцовские и материнские. Они были настолько малы, что можно было взять их достаточное количество, чтобы потом получить миллионы животных - коров, свиней, овец, собак, лошадей, индюшек и так далее. В течение долгих лет полета и позднее, уже на Высокогорье Америки, семена сохранялись живыми с помощью тех же средств, которые использовались для усыпления людей. После того, как колонисты достаточно освоились на Растуме и были готовы заняться скотоводством, биотехники соединили материнские и отцовские семена и выращивали их в резервуарах до тех пор, пока они не превратились в настоящих маленьких животных. Недавно их класс во время занятий по биологии посетил биолабораторию в Анкоре, где им показали эти резервуары. Дежурный лаборант объяснил, что, однако, этот метод уже больше не используется, потому что животные выросли и сами стали производить потомство. Он сказал, что некоторые виды животных вообще было решено не разводить, но семена их бережно хранились на случай, если эти виды вдруг понадобятся. После этого он показал им картинки, где были изображены некоторые из этих животных: змеи, слоны, мангусты, жабы, божьи коровки и другие. Так что Дэнни теперь был хорошо знаком с экзогенетикой. Кроме того, он понял, что дети вырастают внутри своих матерей так же, как телята внутри коров, после того, как их отцы отдавали им свои отцовские семена. Только... не все дети вырастали таким образом. Некоторых выращивали в резервуарах. В таких же резервуарах, в каких выращивали животных. Дэнни был среди них первым. Почему? Когда он спросил об этом, то ему сказали, что общество нуждается в различных типах людей, но он не совсем это понял. И почему каждые муж и жена должны были иметь по крайней мере одного экзогенного ребенка? Однажды Дэнни случайно услышал, как молодой мистер Лассаль жаловался отцу на этот закон, когда они вместе работали на молотилке. Отец тогда ужасно разозлился и сказал: - У вас есть хоть какое-нибудь понятие об общественном долге? Так что отец и мать, видимо вырастили Дэнни таким образом потому, что их обязывал к этому закон. Сестер и братьев Дэнни они родили сами, значит, им просто хотелось родить: Ахаба, Этана, Элизабет, Надежду и теперь еще одного, которого они зачали, и который должен был появиться на свет через несколько недель. Дэнни же был совсем другое дело. Он был общественным долгом. Некоторые люди относились к нему хорошо. Например, мистер Свобода. Дети тоже не всегда проявляли к Дэнни ненависть. Чаще всего они просто сторонились его, а он - их. Но время от времени кто-то из мальчиков колотил его, как сегодня. Аэробус запоздал на несколько минут, и пока дети ждали его, делать было нечего. Вот Фрэнк и начал поддразнивать Дэнни, а он стал, в свою очередь, дразнить его и, в конце концов, большинство ребят присоединились к Фрэнку, чтобы принять участие в травле Дэнни. Мальчик вытер нос кулаком, надеясь, что мать не заметит. Она разговаривала с мистером Свободой и даже не сказала Дэнни "Хэлло". Может быть, она просто не заметила его. А, может быть, не хотела замечать. Дэнни проскользнул мимо нее в дом, чтобы снять школьную форму и надеть рабочую одежду. Время для работы по дому еще не наступило, но одежду трудно было шить и трудно чистить. Ахаб лежал на кровати в комнате, где жили мальчики. Он был младше Дэнни почти на год. (По земному времени на 139 дней. На Растуме обычно пользовались местным календарем, но земной год служил для измерения возраста человека и для определения дат некоторых праздников, например, Рождества. Дэнни часто думал об этом могущественном и таинственном земном годе, шествовавшем сквозь зиму, лето, весну и осень.) Ахаб был стройным мальчиком с каштановыми волосами, как и все остальные "настоящие дети Коффинов." - Привет, - сказал Дэнни с надеждой в голосе. - Когда отец придет домой, он тебе покажет, - вместо приветствия заявил Ахаб. Сердце Дэнни упало. - Но я ничего не сделал! - Ты ничего не сделал, - эхом отозвался Ахаб. - Как же, ты не закрыл ворота в северном загоне, а там как-никак шестьсот овец. Мама сказала, что ворота были открыты. - Я закрывал! Я правда закрывал! Я всегда закрываю ворота, когда загоняю их туда. Как раз перед тем, как поехать в школу. - Мама сказала, что ворота были открыты. Туда могла забраться дикая кошка. Может быть, она туда уже забралась. А, может быть, прячется в лесу и собирается таскать овец до тех пор, пока отец ее не пристрелит. А ты сам - безмозглая вонючая овца! - на круглом лице Ахаба отражалась злость. С тех пор, как Ахаб и Этан узнали, что их старший брат - экзоген (хотя неизвестно, что для них означало это слово, потому что они были еще маленькие), они стали использовать это против Дэнни, потому что он был старше и сильнее, а мать всегда относилась к нему лучше, чем к остальным. Им даже не приходило в голову, насколько лучше относился к ним отец. - Нет! - закричал Дэнни и выбежал из комнаты. Мать уже вернулась в дом и меняла пеленки маленькой Надежде. - Мама, это неправда, неправда. Я знаю, что закрыл ворота. Я это точно знаю! Мать обернулась. - В самом деле? - Я знаю! - Дэнни, дорогой, - мягко сказала Тереза, - всегда помни о том, как важно быть объективным. "Объективность" - длинное слово, но одной из причин нашего бегства на эту планету было то, что на Земле люди забыли это слово и в результате стали бедными, несчастными и потеряли свободу. Мать положила малышку на диван, села на корточки, опустила руки на плечи Дэнни и посмотрела ему в глаза. - Быть объективным - значит, стараться говорить всегда правду, - сказала она. - Особенно важно быть правдивым с самим собой. Это самое трудное, но и самое необходимое. - Я на самом деле закрыл ворота. Я всегда их закрываю. Я знаю, в диких лесах есть хищные звери. Я никогда об этом не забываю. - Дорогой мой, но ворота ведь не могли открыться сами. Ты был последним, кто заходил туда передо мной. Я поняла, что произошло. Тебе не нравится школа, и ты так задумался об этом, что забыл закрыть ворота. Я знаю, что ты не нарочно оставил их открытыми. Но не надо стараться скрыть правду. Дэнни проглотил слезы. Отец говорил, что он уже слишком большой, чтобы плакать, как грудной малыш, ... как Этан. - М-м-может быть, и в самом деле так было. Прости меня. - Ну, вот, хороший мальчик, - мать взъерошила ему волосы. - Я не сержусь на тебя. Я только хочу, чтобы ты понял, что совершил ошибку. Мы хотим, чтобы люди на Растуме не привыкали лгать сами себе. Я очень рада, что ты сознался. - Т-ты скажешь отцу? Тереза закусила губу. - Я не вижу способа заставить остальных держать язык за зубами, - сказала она, обращаясь, казалось, больше к себе, чем к Дэнни. Затем она отрывисто сказала: - Неважно. Я ему все объясню. Тебя действительно нельзя в этом винить. - Ты всегда... - Дэнни не смог закончить свою мысль, но высвободился из-под ее рук и вернулся в свою комнату. Она всегда говорила, что Дэнни не виноват, а отец никогда ей не верил. - Скоро тебе покажут, старик, - сказал Ахаб. Дэнни не обратил на него внимания. Для Ахаба это было хуже, чем если бы Дэнни его ударил. - Ня-а-а, ня-а-а, ня-а-а, скоро ты получишь, старый экзоген! - пропел он снова. Дэнни переоделся и снова прошел через холл в гостиную. Ахаб не пошел за ним. - Мама, можно мне погулять? Глаза Терезы потемнели. - Опять? Мне бы не хотелось, чтобы ты так часто гулял в одиночку. Я думала, - она тепло улыбнулась, - что, может быть, после ужина, когда я поеду к Свободе, я могла бы отпустить тебя к Гонзалесам, поиграть с Педро. - Ой, нет. Педро любит играть в детские игры. Я и один хорошо погуляю, мама, честно. Смотри, я надел браслет. Дэнни поднял руку. На его запястье мерцало металлическое кольцо с кнопками. Отец сказал ему, что это - транзисторный радиопередатчик, и если Дэнни потеряется, или с ним что-нибудь случится, любой взрослый сможет отыскать его по направлению сигнала. Все это отец объяснил ему, как всегда, все усложняя. Мог бы просто сказать, что Дэнни должен носить браслет, чтобы его могли найти. Он уже два раза терялся, и его вскоре находили. После этого отец варил ему горячее какао и рассказывал сказки про короля Артура. Сегодня Дэнни особенно хотелось куда-нибудь уйти. - Ну, что ж... хорошо, - сказала мать. - Только не забудь, что через час мы должны задавать корм и поить. А потом мне нужно будет печь пирожные для свадьбы мисс Свободы. Ты не хотел бы мне помочь? - Э-э-э... - Дэнни не хотел ее обижать, но такие занятия были делом девчонок. - Нет, спасибо, мне не хочется. Пока. Дэнни прошел мимо коровника, перелез через деревянную ограду клеверного луга и пошел сквозь разбросанные тут и там рощицы и высокую траву невозделанной земли на восток - к своему любимому месту на ободе Расселины, которая была краем света. 3. До сих пор на высокогорье Америки не было никакого формального правительства. Все возникавшие вопросы решались с помощью дискуссий по телетрансляции. Они тоже были весьма редки, поскольку большинство традиционных функций правительства на Растуме просто отсутствовало - например, внутренняя и внешняя оборона - или было передано в ведение добровольных обществ. Со временем социальная структура превратилась бы в более развитую, но для этого ее эволюция должна была происходить очень органично в рамках конституционалистической философии. По крайней мере, так надеялись колонисты. Однако, необходимо было выбрать кого-то, кто учреждал бы законы, председательствовал на диспутах, следил за такими общественными службами, как медицина и образование, и собирал бы для них налоги. Таким человеком на Растуме был мэр - официальное лицо, избиравшееся каждые семь лет ( 4,01 земных года ) и осуществляющее все вышеперечисленные полномочия в течение этого срока, если общество по какой-либо причине не лишало его вотума доверия. До сих пор этот пост бессменно занимал Терон Вульф. Его кабинет находился на втором этаже библиотеки, выходя окнами на реку Свифт, которая струилась под деревянным мостом, отливая зеленью. Сейчас, безлунной ночью, река была не видна, но Вульф слышал ее журчание через раскрытое окно. После наступления темноты на плато быстро холодало, поэтому казалось, что вместе с плеском воды в окно врывается ее леденящий холод. Джошуа Коффин плотнее запахнул свою кожаную куртку. Вульф, огромная фигура которого казалась еще более мошной в удобном шерстяном свитере и брюках от комбинезона, скосил глаза на окно. - Закройте, если хотите, - предложил он. Коффин поморщился. - Честно говоря, я предпочел бы лучше мерзнуть, чем нюхать ваш дым. Вульф посмотрел на зажатую в пальцах дешевую сигару. - Ничего, подождите немного, - сказал он. - Это всего лишь третий сезон выращивания табака. Я знаю, что у него не слишком приятный и слишком резкий запах, но после стольких лет воздержания... Погодите немного - мы попробуем изменить состав почвы, вывести другой сорт или еще что-нибудь сделать. - Мне кажется, что лучше было бы сосредоточить усилия на улучшении сортов пшеницы, - Коффин сжал губы. - Но я пришел к вам по другому делу. Вы знаете, по какому. - У вас пропал мальчик. Мне очень жаль. - И никто не хочет искать его. - О, что вы говорите! Но мне сообщили, что... - Да, да, да. Мои соседи обыскали всю окружающую территорию вчера ночью и сегодня днем. Но теперь они бросили поиски. Коффин ударил костлявым кулаком по своему колену, обтянутому темной материей. - Они отказываются продолжать. Вульф пробежал рукой по поредевшим волосам и водрузил на нос старомодные очки. Единственный в Анкере оптик до сих пор еще не начал производство контактных линз. Он сделал глубокую затяжку, прежде чем ответить, а потом сказал: - Если, как вы говорите, ищейки потеряли его след на краю Расселины, и никому не удалось поймать ни одного сигнала браслета... Голос Коффина стал таким же суровым, как и выражение его лица. Он повернул голову, вглядываясь в темноту. - Я допускаю возможность, что собаки потеряли след еще раньше. Там так сыро, что запах смывается, вероятно, в течение нескольких часов. Но браслет не мог выйти из строя ни при каких обстоятельствах. - Даже если - извините меня за такое предположение - даже если мальчик углубился в лес, и на него напала дикая кошка? Она могла проглотить браслет, и желудочная кислота... - Это смешно! - Коффин откинул седую голову назад. Глаза его словно запали, оказавшись в тени. - Последний большой хищник в этом районе был убит около пяти лет назад. А если бы кто-то и забрел сюда из диких лесов, то собаки бы это почувствовали. Они бы подняли такой вой, что разбудили бы даже Лазаря. И я не вижу ни одной правдоподобной причины для прекращения работы передатчика. Его детали заключены в металлическую оболочку, которая, в свою очередь, покрыта тефлоном. Работает он от солнечной энергии. Принцип состоит в том, что там имеется специальное приспособление для превращения любого случайного излучения в разборчивый радиосигнал. Ночью он питается от микроемкостей, в которых за день накапливается энергия. Портативный локатор передает радиоволны в радиусе десяти километров. - Можете не рассказывать, - участливо сказал Вульф. - У меня самого есть внуки, - он почесал бороду. - Как тогда вы все это объясняете? - Я считаю, что прежде, чем было обнаружено его отсутствие, он ушел от дома более, чем на десять километров и находился на таком расстоянии все время, пока велись поиски, - Коффин ткнул в мэра пальцем. - И поскольку мы обыскали плато в радиусе шестидесяти километров, это означает, что он спустился в Расселину. Моя жена говорит, что он часто сидел около нее и о чем-то мечтал. - Я знаю Дэнни, - сказал Вульф, который знал всех. - Коэффициент умственного развития у него несколько выше, чем следовало бы, но он достаточно благоразумен. Я уверен, что вы его предупреждали. - И не раз, - Коффин отвел взгляд, скрестив руки, и вновь посмотрел на Вульфа. - Жена сказала мне, что, когда он уходил, он был очень расстроен. Другие дети издевались над ним, и, поскольку он забыл закрыть ворота, он... он боялся, что я рассержусь, когда узнаю об этом, вернувшись с поля. Раз уж он часто мечтал об этой заоблачной стране, - Коффин больше не в силах был продолжать. - Да, это звучит правдоподобно, - Вульф покосился на дым, выпущенный изо рта, и добавил: - По правде говоря, я уже связался по видеофону с некоторыми из ваших соседей. Они объяснили мне свой отказ спускаться слишком далеко вдоль этих скал. Риск ужасно велик, особенно сейчас, во время сбора урожая. Если дожди уничтожат зерно в полях, колонии придется пережить голодную зиму. - Я готов пожертвовать С В О Е Й жизнью и урожаем, - Коффин внезапно замолчал. Его впалые щеки залила краска. - Простите меня, - пробормотал он. - Это мой главный порок - духовная спесь. Я обращаюсь к вам, мэр, как... как отец. - Избавьте меня от сантиментов, - холодно сказал Вульф. - Как вам будет угодно. Я только собираюсь выполнить свой долг по отношению к мальчику, и мне кажется, что я еще не сделал ничего, что выходило бы за рамки этого долга. Какая формулировка вас устроит? - Ну,... чего вы хотите от меня? - Воздушные средства... - Боюсь, что это невозможно. Вы знаете, какова сила воздушных потоков в облаках, а уж о давлении и говорить пока не приходится. Ни один из наших дряхлых аэробусов, которые еще не разваливаются только потому, что их части все время скручивают сверхпрочной проволокой, не выдержал бы. Правда, у нас есть несколько мощных аэрокаров, но их некому пилотировать. Ведь, поселившись здесь, мы почти не летаем, разве что по самым необходимым причинам. Мы разучились летать, и если б мы рискнули взяться за пилотирование аэрокаров, то непременно шарахнулись бы пузом о горные вершины. Это касается и наших постоянных водителей аэробусов. Я уже говорил на эту тему с некоторыми из них. Они сказали, что, если придется лететь на высоте не более десяти километров над горными склонами, им неизбежно придется спуститься до уровня моря. А ведь лететь им надо примерно на этой высоте. Может быть, О'Мэлли, Гершкович или Ван Цорн еще смогли бы продемонстрировать такое фигурное пилотирование, но они, как нарочно, отсутствуют, проводя разведку медных месторождений в Искандрии. А это, как вам известно, на другой стороне планеты, вне пределов досягаемости любой радиоустановки или летательного аппарата, которые имеются у нас здесь в наличии. Правда, наш передатчик смог бы послать сигнал на такое расстояние, но их приемники не смогут его поймать, разве что чисто случайно, в результате какого-нибудь необычного каприза погоды. - Я знаю! - почти крикнул Коффин, перебив быструю, гладкую, продуманную речь Вульфа. - Вы думаете, что я не учел всех деталей. Конечно, участвующие в поисках должны будут идти пешком. Я сам готов к этому. Но я понимаю, что искать в одиночку - самоубийство. Может быть, вы смогли бы убедить кого-нибудь присоединиться ко мне? - затем бывший астронавт добавил с явным отвращением: - Искусства убеждения вам не занимать. - Для двоих это тоже было бы равносильно самоубийству, - сказал Вульф, удивившись меньше, чем ожидал Коффин. - Люди уже спускались на несколько километров вниз по Расселине, даже ниже облаков, и благополучно вернулись. - Осторожно двигаясь вдоль самых безопасных тропинок. А ведь вы кинулись бы в любом направлении, если бы поймали сигнал, - Вульф нахмурился. - Прошу меня простить, Джошуа, но мальчик, по-видимому, мертв. Если он и в самом деле спустился слишком низко, - а уклон Расселины настолько крут, что десять километров спуска по прямой удалили бы его как минимум на пять километров вниз от края, - если он сделал это, значит, воздух убил его. - Нет, на глубине пять километров от края давление таково, что может вызвать у людей различную степень отравления углекислотой. Но Даниэль более выносливый, чем обычные люди. Например, он никогда не начинал зевать в душной комнате. В любом случае, отравление на этом уровне еще не смертельно, и азотного опьянения тоже не наблюдается. - Ну, а что, если он спустился еще ниже? Вспомните: с приближением к уровню моря давление возрастает почти экспонентно. Как только Дэнни начал слабеть и чувствовать головокружение, он наверняка покатился ниже и упал. Вряд ли он смог бы попытаться влезть обратно. И потом - проблема пищи. К настоящему времени он должен был бы испытывать такие муки голода, что смерть была бы для него избавлением. Коффин так же мрачно ответил: - Мальчика хватились около ста часов назад. Плюс еще сто часов, пока его найдут. В его возрасте это время может быть недостаточным, чтобы умереть с голоду. Я уверен, что он помнит мой запрет есть плоды местных растений. Я молю бога, чтобы оказалось так, что у него хватило ума сесть, ждать и экономить силы, когда он понял, что потерялся. Имею я на это право? В комнате стало тихо, слышался только громкий холодный шум реки. Потом на лесоскладе заскрипела циркулярная пила. Больше ничего не было слышно. По обычному распорядку жизни на Растуме люди отдыхали по десять-одиннадцать часов, а затем около двадцати часов работали. Анкер спал. Но этот неожиданный звук в ночи заставил Коффина вздрогнуть, а Вульфа отвлек от его мыслей. - Дэнни давно был у меня под наблюдением, - сказал мэр. И действительно, он подробно изучил все характеристики Даниэля Коффина - генетические, школьные, медицинские, а также неофициальные, то есть, просто-напросто слухи. В сущности, под ненавязчивым наблюдением Вульфа находились абсолютно все в колонии. - Я ожидал, что вы придете ко мне с этим предложением. И если я отнесся к нему несколько холодно, то только потому, что хотел проверить, искренне ли ваше желание найти Дэнни. - Если бы это было не так, я бы не пришел. Вульф многозначительно поднял брови, но ответил только: - Я пытался найти хотя бы двух человек для такой экспедиции. Все до одного фермеры отказались, ссылаясь на уборочный сезон и на огромный риск для жизни. Они считают, что их главный долг - сохранить себя для семьи. Тем более, что вы, если говорить откровенно, не завоевали большой симпатии среди колонистов. Но я думаю, можно обратиться к тем, кто не занимается фермерством. Начать хотя бы с Яна Свободы. - С рудокопа? - Коффин поскреб длинный подбородок. - Я его плохо знаю. Хотя моя жена дружит с его супругой. - Эта мысль пришла мне в голову как раз перед вашим приходом. При этом я имел в виду, главным образом, местонахождение его разработок. Он сейчас копает на северном плече плато и достиг уже глубины в три километра. Он привык к повышенному давлению, а это очень кстати, и к работе в условиях большой облачности, что еще более кстати. Вульф покачал головой. По его облысевшему черепу заскользили световые блики. - Мы так мало знаем о Растуме, - задумчиво сказал он. - Первая экспедиция не прошла дальше исследования поверхности данной конкретной возвышенности на данном конкретном континенте. А мы, колонисты, были слишком заняты проблемами устройства и выживания, чтобы позволить себе еще и дополнительные исследования. Я помню, как бойко, бывало рассказывали на Земле астронавты о той или другой планете, словно говорили о каком-то большом городе, а ведь любая планета - это целый огромный мир! Специальное образование Свободы, годы его опыта смогут вписать целый параграф в многотомный труд по географии Растума, который когда-нибудь будет создан. - Что вы объясняете мне очевидные вещи? - проскрипел Коффин. - О'кей, - мощная фигура Вульфа поднялась из-за стола и с удивительной легкостью двинулась к двери. - Возле дома стоит мой служебный аэрокар. Едемте к Свободе. 4. Когда Вульф посадил машину, в небе вставала внешняя луна Ракш. Находясь в перигее и будучи видна почти полностью, она казалась вдвое больше по угловому диаметру, чем Луна, видимая с Земли, и напоминала крапчатый диск цвета меди, чей свет обрисовывал далекие снежные вершины и заставлял сверкать изморозь на траве. Ракш медленно, очень медленно двигался с запада. Чтобы завершить видимый с Растума период, ей требовалось 53 часа - почти в два раза больше, чем время ее обращения на орбите вокруг Растума, - и тогда можно было заметить, как она меняется в размерах и переходит в другую фазу, оставаясь висеть в небе. Малютка Сухраб тоже появлялась с запада, но пересекала небо в южном направлении слишком низко и слишком быстро, чтобы человек мог ее заметить. Казалось бы, при таком двойном освещении звезды должны быть едва видны, но густой воздух лишь слегка затуманивал их. Кроме системы Эридана, которая, впрочем, не была видна с Высокогорья Америки, в ночном небе можно было отыскать созвездия Ориона, Дракона, Большой Медведицы, Кассиопеи - те же самые, к которым привыкли земляне. Но профессиональный астроном отметил бы некоторое их искажение. (Даже само Солнце оказывалось прямо над Волопасом, когда его можно было разглядеть в часы затмения Ракша). Двадцать световых лет - сорок лет полета - но в масштабах Галактики это был пустяк. Выйдя из аэрокара, Коффин поежился от холода. Под сиянием Луны дыхание превращалось в белый пар. Свет, падавший из окон дома на сад, казался холодным и призрачным. Он окаймлял серебром длинные листья дуба и отбрасывал на замерзший пруд тень пихтовой рощицы. Среди ветвей этой рощицы, подобно фонарю гоблинов, висело гнездо цветастого феникса, покинутое осенью, но все еще мерцавшее от облепившей его светящейся древесной губки. Крыло дома, в котором горел свет, голубело сквозь деревья. Оттуда доносилась трель поющей ящерицы, сверхъестественная, как некая трехтактная старинная шотландская мелодия. Ветер, медленный и тяжелый, шелестел сухими листьями, но этот звук не был похож ни на октябрьское шуршание листвы в Новой Англии, ни на что-либо другое, что можно было услышать на Земле. Тем не менее, в отличие от весны и лета, когда буйная природа Растума наполняла ночи голосами, трелями и кваканьем, сейчас было тихо. Шаги гулко отдавались от промерзшей почвы. Неожиданно для самого себя, Коффин почувствовал прилив какой-то благодарности, когда дверь дома распахнулась, и оттуда хлынули тепло и свет. - Что ж, входите, - сказала Джудит. - Правда, я не ожидала... - Ян дома? - спросил Вульф. - Нет, он в шахте, - Джудит внимательно посмотрела на них, и вдруг ее взгляд застыл, а лицо начало бледнеть. - Я вызову его, - сказала она тихо. Пока Джудит настраивала видеофон, Коффин присел на краешек стула. Вульф, чувствовавший себя более непринужденно, уселся на диван, который застонал под тяжестью его тела. Гостиная была более просторной, чем обычно в домах колонистов, и пробудила у Коффина щемящее воспоминание своими грубыми потолочными балками, каменным очагом и тряпичными ковриками. Закусив губу, он напомнил себе, что подобных комнат на Земле давно уже нет. Теперь, когда с помощью широкодоступного фотопринтера можно было снимать копии нормальных размеров с микроматериалов, начала возрождаться традиция личных библиотек. В гостиной Свободы было много полок, заставленных книгами, хотя выбор авторов отличался заметным своеобразием: Омар Хайям, Рабле и Кейбелл стояли на полке, предназначенной для детских книг. В комнату заглянула Джудит. - Ян сказал, что постарается вернуться, как можно быстрее, - сообщила она. - Ему самому придется останавливать авточерпак, потому что Сабуро работает в забое. Там что-то случилось с компьютером копательного механизма, - поколебавшись, она спросила: - Могу я предложить вам чаю? - Нет, спасибо, - ответил Коффин. - Непременно, непременно, - сказал Вульф. - И если у вас случайно завалялось несколько ваших знаменитых вишневых бисквитов... Джудит ответила Вульфу скорее благодарной, чем любезной улыбкой. - Ну, конечно, - сказала она и скрылась на кухню. Вульф протянул руку к ближайшей книжной полке. Вытащил оттуда какую-то книгу и зажег очередную сигарету. - Мне кажется, что я так никогда и не пойму Дилана Томаса, - сказал он. - Но мне нравится его стиль, и вообще, я сомневаюсь, хотел ли он сам, чтобы его понимали. Коффин выпрямился, сидя на стуле, и уставился в стену. Вскоре вернулась Джудит, держа в руках поднос. Вульф громко причмокнул. - Великолепно! - объявил он. - Дорогая моя, вам принадлежит честь быть первой женщиной на Растуме, возродившей истинное искусство приготовления чая. Помимо того факта, что чайные листья приобретают на Растуме особый цвет, приходится еще учитывать и двадцатикратную разницу в температуре кипения воды. Какой смесью вы пользуетесь? Или это секрет? - Нет, - рассеянно произнесла Джудит. - я напишу вам рецепт... извините за беспорядок. Знаете, свадебные приготовления... Торжество состоится завтра, после восхода солнца. Но, конечно, это указано в ваших приглашениях... - она внезапно замолчала. - Извините, мистер Коффин. - Ерунда, - отозвался Коффин, почувствовал, что сказал что-то не то, но никак не мог найти нужных слов, чтобы исправить неприятное впечатление. Джудит сделала вид, что не заметила этого: - Я поддерживаю контакт с Терезой, - сказала она. - Коснись меня, мне кажется, я не смогла бы перенести случившееся с таким мужеством, как она. - Если уж этому суждено было случиться, - сказал Коффин, - то надо было благодарить бога, что произошло это не с настоящим ребенком. Джудит покраснела от возмущения. - Неужели вы думаете, - сказала она, - что для нее это имеет какую-нибудь разницу? - Нет, простите меня. Коффин потер глаза большим и указательными пальцами. - Я настолько устал, что не соображаю, что говорю. Не поймите меня превратно. Я намерен продолжать поиски до тех пор, пока... по крайней мере, пока мы не выясним, что случилось. Джудит бросила быстрый взгляд на Вульфа. - Если Дэнни мертв, - сказала она нетвердым голосом, - я думаю, вы должны как можно быстрее дать Терезе возможность взять еще одного экзогенного ребенка. - Если она захочет, - возразил мэр. - Дэнни достиг обязательного минимального возраста, и она больше не обязана иметь в семье экзогенов. - В глубине души Тереза этого хочет. Я ее знаю. Если она не попросит об этом, заставьте ее. Она должна убедиться, что ее... что ее попытка была удачной. - Вы тоже так думаете, Джош? - осведомился Вульф. Взгляд Коффина стал сухим. Эти люди обсуждали его личные проблемы. Но делали они это без злого умысла, и Коффин не осмелился обидеть жену Яна Свободы. - В любом случае, - выдавил он из себя с трудом, - я знаю, принятие такого решения - наш долг. - К черту долг! - вспылила Джудит. Усталость дала себя знать, и благодаря ей бывшая привычка старого холостяка-астронавта относиться к женщине, как к большому ребенку, взяла верх. Коффин сказал: - Разве вы не понимаете? Три тысячи колонистов не располагают достаточным для обеспечения сохранности рода фондом генов. Тем более, на новой планете, где необходимо максимальное разнообразие типов людей, чтобы раса смогла приспособиться к новым условиям в течение минимального числа поколений. Экзогены, после того, как они будут произведены, взяты на воспитание и выращены до зрелого возраста, со временем будут насчитывать миллион дополнительных предков будущего человечества планеты Растум. Они просто необходимы. - Уверяю вас: Джудит получила неплохое образование. - О, конечно. Я не... я имел в виду... - Коффин сжал кулаки. - Простите меня, миссис Свобода. - Ничего, - сказала она, но в голосе ее не было теплоты. Коффин не верил, что эта вспышка раздражения со стороны Джудит была вызвана его ложным шагом. Но тогда чем же? Тем, что он назвал экзогенных детей "долгом"? Но разве это не было так? Молчание слишком затянулось, поэтому Коффин вздохнул с облегчением, услышав, что приехал Ян Свобода. Звук его аэрокара был похож на затихающий вой, постепенно переходящий в тонкое урчание по мере того, как машина снижалась. Предусмотрев необходимость транспортировки, Свобода построил свой дом по-соседству с рудным месторождением, между своей шахтой и сталеплавильным заводом в Анкере. Вой возобновился, но вскоре перестал быть слышен, когда машина вновь взлетела и удалилась. В комнату величественно вошел Свобода. Его штаны были заляпаны маслом, а куртка покрыта красными пятнами железняка. - Здравствуйте, - резко сказал он. Коффин встал. Их рукопожатие было коротким. - Мистер Свобода... - Я слышал о вашем мальчике. Это очень печально. Я бы прилетел, и сам помог в поисках, но Иззи Штайн сказала мне, что ваши соседи обшарили всю возможную территорию. - Да. Они смогли бы все это сделать, если бы хотели, - и Коффин высказал Свободе все, о чем недавно рассказывал Вульфу. Свобода посмотрел сначала на жену, потом на мэра, потом снова на жену. Она стояла, закрыв ладонью рот, и смотрела на него расширенными глазами. Выражение же лица самого Свободы оставалось абсолютно равнодушным, когда он спросил без всякого выражения: - Так, значит, вы хотите, чтобы я спустился с вами в Расселину? Но если мальчик ушел туда, значит, он уже мертв. Простите, что я выразился так жестоко, но ведь это правда. - Вы уверены? - спросил Коффин. - Хорошо, конечно, сидеть дома и рассуждать, что все равно уже его не спасти. - Но... - Свобода засунул руки в карманы, уперся взглядом в пол, а потом вновь поднял глаза. По скулам у него заходили желваки. - Будем честными до конца, - предложил он. - Я считаю, что вероятность найти мальчика живым ничтожно мала, в то время как возможность потерять убитыми или ранеными несколько человек из группы поиска довольно велика. Для Растума, где каждая пара рук на вес золота, это было бы большой потерей. Коффин почувствовал, как внутри него поднимается ярость. - Да, мистер Свобода, вы остаетесь честным не только до конца, но даже, я бы сказал, до крайности. - Ваш сарказм весьма не похож на ту позицию, которую вы занимали в Год Болезней, утверждая, что мы не должны заваливать могилы умерших камнями, чтобы не тратить на это лишние силы. А ведь вы прекрасно знали, что в таком случае твари, питающиеся падалью, разроют могилы и сожрут останки людей. - Тогда мы испытывали гораздо больший недостаток в рабочей силе. К тому же мертвым было все равно. - Но их семьям было не все равно. И ради Бога, почему вы решили обратиться именно ко мне? Я занят. - Приготовлениями к свадьбе! - фыркнул Коффин. - Ее можно отложить... если ты непременно должен идти, - прошептала Джудит. Свобода подошел к ней, взял ее за руки и мягко спросил: - Ты считаешь, я должен? - Я не знаю. Это тебе решать, Ян, - Джудит высвободила свои руки. - У меня для этого не хватит смелости. Она внезапно выскочила из комнаты. Мужчины слышали, как она пробежала через холл по направлению к спальне. Свобода рванулся было за ней, но остановился и повернулся к гостям. - Я остаюсь при своем мнении, - сухо сказал он. - Хотел бы я знать, осмелится ли кто-нибудь назвать меня трусом? - Я думаю, ты должен пересмотреть свое решение, Ян, - вмешался молчавший до сих пор Вульф. - Ты? - с удивлением воскликнул Свобода. - Вы? - почти одновременно со Свободой воскликнул Коффин. Оба воззрились на дородную фигуру посреди дивана. Тот самый мэр, который голосовал против каменных насыпей на могилах в памятный страшный год, который отговорил фермеров от истребления рогатых жучков, поскольку более целесообразно было нести потери в урожае по известной людям причине, чем заставить будущие поколения страдать от непредсказуемых последствий возможного нарушения экологического баланса; тот мэр, который шантажировал Гонзалеса, чтобы тот отказался от своего непрактичного плана запрудить речку Смоки, пригрозив ему судебным процессом; который удержал молодого Тригниса от постройки завода стиральных машин, которая - как он чувствовал - потребовала бы слишком много ресурсов из тех, что имелись тогда в распоряжении колонистов, и удержал тем, что просто-напросто выиграл весь капитал Тригниса в астрономический покер. Этот самый мэр теперь хотел, чтобы Свобода наплевал на себя и свою семью и отправился на поиски какого-то мальчишки, который, скорее всего, был давно мертв. - Я не думаю, что твои шансы на успех были бы так уж ничтожно малы, - добавил Вульф. Свобода взъерошил вол