"Проклятие на этой планете, - сказал он. - Все здесь лишь убивает людей. Мне кажется, мы пойманы здесь." Торнтон осмотрелся. Склон, по которому они взбирались, был внешней стороной ямы около шести метров глубиной и четырех шириной. Животное, которое они застрелили, находилось на противоположной стороне, а они, к несчастью, угодили в яму. Стены ее были почти отвесными, сглаженными за столетия ветром, морозом и тающим снегом; маленькое отверстие в дне ямы, очевидно, служило для отвода воды. Он обошел яму, осматривая края ловушки. Фон Остен, пострадавший меньше, сделал несколько яростных попыток выкарабкаться, но в конце концов вынужден был от них отказаться. Без инстументов и оборудования ничего нельзя было сделать. - Еще два в пользу рорванцев, - сказал он хрипло. - Они не могли знать... - Они привели нас в этот опасный край. И у них всегда есть шанс заманить нас в ловушку. Gott in Himmel! [Боже небесный (нем.)] - фон Остен погрозил кулаками небу. - Не упоминайте имя господа всуе, - Торнтон опустился на колени и стал молиться. Он не просил о помощи; живет он или умрет - все в воле господа. Окончив молитву, он почувствовал себя спокойнее. - Остальные будут искать нас, когда мы не вернемся к вечеру, - сказал он. - Они приблизительно знают, куда мы пошли. - Ja, но эта чертова территория слишком велика, а мы долго на таком холоде не продержимся. - Фон Остен обхватил себя руками и вздрогнул. - Мы сможем стрелять время от времени; может, нам удастся вызвать снежный обвал. Однако пока стрелять не нужно, все равно в ближайшие часы нас искать не будут. А сейчас разорвите, пожалуйста, пакет первой помощи и перевяжите мне спину. После этого оставалось только ждать. Когда зашло голубое солнце, стало холоднее. Тени начали заполнять яму, воздух был похож на густую жидкость. Внизу не было ветра, но люди слышали его тонкий холодный свист вверху над ямой. Они пытались двигаться, чтобы согреться, но у них не было сил. После второго солнечного захода они прижались друг к другу в бездне тьмы под резким холодным светом звезд. Время от времени начинали дремать и просыпались от дрожи. Они были почти без сознания, время тянулось ужасно медленно, и всю ночь их преследовали галлюцинации. Однажды Торнтону послышалось, что кто-то зовет его; он мгновенно проснулся; голос глухо звучал где-то внизу, он обвинял марсианина в грехах, и Торнтон знал, что это не те, кто их разыскивает. Долгая ночь кончилась. Когда первые лучи света озарили узкий кусок неба над их головами, они тупо удивились, что еще живы. Вновь и вновь брали они в окоченевшие пальцы ружья и стреляли в воздух. Эхо отдавалось вокруг, и Торнтон с усилием вспомнил топографию окружающей местности. Трудно было об этом думать, но он понял, что окружающие скалы не позволяют звуку распространяться далеко. Их никогда не найдут, их кости будут лежать здесь, пока двойная звезда не превратиться в пепел. Взошло первое солнце. Они не видели его, однако оно растопило ночной иней, и дюжина холодных ручейков побежала в яму. Фон Остен оттирал отмороженный палец, стараясь вернуть его к жизни. Торнтон хотел молиться, но слова не шли на ум, как будто бог проклял и забыл его. Солнечный свет озарял всю яму, когда появились рорванцы. Торнтон увидел, как они смотрят на него через край ямы. Вначале он их не узнал: мозг его был затуманен. Затем пришло понимание, и он с усилием очнулся от полузабытья. Фон Остен выкрикнул проклятие и схватил ружье. "Morderishe Hund!" [Убийственные собаки (нем.)] - Торнтон вовремя выбил у него ружье их рук. - Вы идиот! Они пришли спасать нас! - Неужели? Они пришли посмотреть, как мы умираем! - И чего вы добьетесь, стреляя в них? Отдайте мне ружье, вы, дьявол! - Они вяло боролись. Три рорванца, стоя на краю ямы, смотрели на них. Ветер раздувал их мех, лица-маски были совершенно невыразительны. Они молчали. Торнтон отобрал у немца ружье и посмотрел наверх. Чужаков уже не было видно. Холодная рука сжала его сердце. Так просто, так легко. Если рорванцы хотят всех перебить, их они уже убили. Они просто скажут, что не нашли и следа пропавших. Так легко, так легко... Торнтон чувствовал, что мысли его путаются. "Боже великий, - прошептал он сквозь зубы, - уничтожь их! Смети их с лица земли!" А что-то в глубине его души безумно хохотало и кричало, что бог устал от людей, что это новые избранные люди, они изгонят грешное человечество прямо в ад. Он чувствовал в себе смерть, он был обречен замерзнуть и умереть здесь, в тридцати тысячах световых лет от дома, и бог отвернул свое лицо от Джоаба Торнтона. Он склонил голову, чувствуя слезы в глазах. "Да будет воля твоя." Вновь появились рорванцы. У них была веревка, один из них обернул ее вокруг тела, а остальные спускались в яму. Вниз, чтобы спасти землян. Глава 13 Тропа заканчивалась крутым спуском, скалы обрывались к сверкавшему далеко внизу морю. Это напомнило Лоренцену часть калифорнийского побережья - суровая красота гор, трава, кусты и низкие темнолиственные деревья вдоль их склонов, широкий белый берег далеко внизу; но эти горы были выше и круче. Он вспомнил слова Фернандеса о том, что ледниковый период на Троасе наступил вслед за недавним периодом тектонической активности. Огромный спутник,вероятно, делает здесь процесс диастрофизма более быстрым, чем на Земле. Лоренцен подумал о маленьком геологе и его могиле. Он потерял Мигеля. Хорошо, что были спасены Торнтон и фон Остен. Он вспомнил долгий разговор, который был у него после этого события с марсианином; Торнтон рассказывал ему о своих планах короткими отрывистыми предложениями, побуждаемый внутренней необходимостью убедить себя. Он признал, что был неправ. Ибо если рорванцы замышляли убийство, почему они спасли его? Лоренцен никому не говорил об этом разговоре, но добавил этот вопрос к своему списку. Фон Остен по-прежнему враждебно относился к чужакам, но, очевидно, старался не проявлять этого. Торнтон, потрясенный происшедшим, ударился в другую крайность - он теперь доверял рорванцам не меньше Эвери. Марсианин размышлял над теологической проблемой, имеют ли рорванцы душу. Он чувствовал, что имеют, но как это доказать? Гуммус-луджиль бодро и святотатственно ругал бесконечное путешествие. Лоренцен чувствовал себя очень одиноким в эти дни. Он делал успехи в языке. Он уже мог следить за разговороми Эвери и Джугауа и убедился, что это были вовсе не уроки. Психолог, неопределенно улыбаясь, ответил на его вопросы с ловкостью, которая заставила Лоренцена заикаться и говорить бессвязно. Да, конечно, он уже хорошо овладел языком, и рорванец рассказывал ему разные интересные подробности о своей расе. Нет, он не хотел бы терять время и учить Лоренцена тому, что знает; позже, Джон, позже, когда мы будем посвободнее. Лоренцен рад был сбросить с себя эту тяжесть. Прекрати, поверь Эвери на слово, перестань размышлять, беспокоиться и бояться. В свое время будет дан ответ на все вопросы. Это его не касается. Он сжимал зубы и заставлял себя идти в своих расследованиях дальше. Ему не приходило в голову, что он сильно изменился. Раньше он не был таким упрямым и агрессивным. В том, что не касалось его исследований, он был подобен другим людям, склонен позволить другим думать и решать за себя; больше он уже никогда таким не будет. Спуск вниз к морю был изнурительным, но занял всего несколько дней. Спустившись к ровной береговой линии, они почувствовали себя так, словно у них начались каникулы. По словам Эвери, Джугац утверждал, что до цели им осталось несколько дней. В этом месте береговая равнина с трудом оправдывала свое название: она сужалась до километровой ширины полоски, покрытой травой и деревьями, а дальше начинались высокие скалы - подножие гор. Берег был похож на калифорнийский, широкая полоса прекрасного песка, собранного в пологие дюны и омываемого соленой водой. Но на Земле никогда не бывает такого яростного прибоя, ревущего и пенящегося у берега, не бывает и такого мощного прилива, который дважды в день заливает весь берег. Никакой добычи здесь не попадалось, и отряд питался травами и кореньями. Лоренцен чувствовал, как в нем растет напряжение по мере того, как позади оставались километры пути. Еще несколько дней, и тогда ответ? Или новые вопросы? Смерть посетила их, прежде чем они достигли конца путешествия. В первый же день, когда они достигли места, где скалы круто обрывались прямо в море, их застиг прилив. Скалы и обветренные валуны лежали, наполовину погрузившись в песок и образуя невысокую стену поперек их пути; за стеной берег изгибался длинной узкой петлей, образуя залив, ограниченный десятиметровой высоты утесом. Вода в заливе была пробита зубами скал, разрывавших ее поверхность; устье залива в километре от берега было белым от яростных волн, разбивавшихся о линию рифов. Лоренцен остановился на верху стены, неуверенно глядя вперед, на узкую полосу песка. "В прилив этот песок заливает водой, - сказал он. - А прилив приближается." - "Не так быстро, - ответил Гуммус-луджиль. - Нам понадобится меньше получаса, чтобы перейти этот залив; мы даже не замочим ног. Пошли!" Он спрыгнул вниз на песок, Лоренцен пожал плечами и последовал за ним. Рорванцы шли впереди, двигаясь с грацией, которая стала уже привычна за последние недели. Они были на полпути, прижимаясь к подножию скалистого берега, когда в залив ворвалось море. Лоренцен увидел, как белый занавес внезапно вырос над рифами. Гул прибоя превратился в ревущую канонаду. Лоренцен отпрыгнул назад и побежал вдоль берега. Волна приближалась с бешеной скоростью. Лоренцен закричал, когда ее ледяные зубы сомкнулись вокруг его колен. Вторая волна шла за первой, в зеленой и белой ярости, брызжа ему в лицо, и море захватило его по горло. Он упал, вода сомкнулась над его головой; ему показалось, что кто-то кулаком сбил его с ног. Барахтаясь в воде, он сопротивлялся, но его уносило отливом прибоя. Сапоги тянули вниз. Вода проглотила и выплюнула его, гребень прибоя понес его к скалам. Ухватившись за что-то в вспенившейся воде, он осмотрелся полуослепшими глазами. Впереди возвышался утес. Лоренцен старался удержаться на поверхности воды. Он услышал чей-то короткий предсмертный крик, и море вновь сомкнулось над ним. Вверх... вниз... попытаться доплыть... скользкий камень не держался в руках. Волна подхватила его и понесла назад, потом вперед, под скалой, он сомкнул на ней свои руки и повис. Вода шумела вокруг него и над ним, он ничего не видел и не слышал, ничего не чувствовал, он лежал слепой, глухой, немой, полумертвый, только воля к жизни удерживала его здесь. Потом все кончилось, вода отступила с ревом. Он почувствовал, что его тело уже лишь наполовину погружено в воду, и с трудом взобрался на утес. Когда он делал это, море вернулось, но он успел опередить его. Волна потянулась за ним, но он был уже наверху. Почти в истерике он убегал от волны и упал на траву. Здесь он долго лежал неподвижно. Постепенно к нему вернулись силы и сознание. Он встал и осмотрелся. Ветер бросал ему в лицо остро пахнущую пену, шум моря заглушал его голос. Но здесь были и остальные, они безмолвно стояли рядом и смотрели друг на друга. Глаза людей и рорванцев встретились с выражением ужаса. Наконец они пересчитали уцелевших. Не хватало троих: Гуммус-луджиля, Аласву и Янвусаррана. Силиш застонал, и это звучало, как человеческое выражение боли. Лоренцен чувствовал себя больным. - Надо осмотреть все вокруг. - Эвери говорил громко, но в гневе моря они слышали лишь шепот. - Они, может быть... живы... где-нибудь. Начинался отлив. Фон Остен вскарабкался на стену и осмотрел залив. Две фигуры видны были на противоположной стороне. Они махали руками. Немец закричал: "Гуммус-луджиль и другой живы! Они живы!" Силиш сузил глаза, пытаясь рассмотреть их в свете садящегося солнца и блеске воды. "Ю Янвусарран". Голова его поникла. - Что это было? - выдохнул Эвери. - Что это обрушилось на нас? - Это место - ловушка, - заикаясь, проговорил Лоренцен.Конфигурация залива, крутой наклон дна... прилив наступает, как полчища ада. На Земле бывают подобные штуки... но здесь прилив гораздо выше... если бы мы только знали! - Это рорванцы! - губы фон Остена побелели. - Они знали! Они хотели погубить нас всех. - Не будьте дураком, - ответил Лоренцен. - Прилив погубил одного из них и чуть не погубил всех. Это был несчастный случай. Фон Остен удивленно посмотрел на него, но замолчал. Прилив быстро отступал. Они в сумерках пересекли залив и присоединились к Гуммус-луджилю и Аласву. Рорванцы собрали плавник для костра, а турок передал сообщение о случившемся по своему чудом уцелевшему приемопередатчику. Нигде не было и следа Янвусаррана: вероятно, его унесло в море, а может, его тело плыло у рифов, дожидаясь рыб. Рорванцы выстроились в ряд и опустились на колени. Руки они вытянули в сторону воды. Лоренцен слушал похоронное пение и был способен превести большую часть текста. "Он ушел, он исчез, он больше не ходит, для него нет больше ветра и света, но его (память?) жива среди нас..." Их горе неподдельно, - подумал астроном. Наступила тьма, лишь узкий круг света лежал вокруг костра. Большинство спало: один дежурный рорванец ходил взад и вперед, Эвери и Джугац, как обычно, сидели и разговаривали. Лоренцен свернулся поблизости от них и притворился спящим. Может быть, этой ночью, подумал он, он отыщет ключ. Вначале он не очень хорошо понимал, о чем они говорят, но потом поймал нить. Его словарь был уже достаточно велик. Он понимал! Эвери говорил медленно и тяжело: "Я (непонятно) не делать-думать остальных. Многие не (непонятно) смеются(?) над тем, что я говорю." Хитрость заключалась в том, чтобы суметь перевести услышанное, устанавливая смысл незнакомых слов по контексту, и делать это нужно было быстро, чтобы не потерять нить разговора. "Я надеюсь, что остальные не думают(или: подозревают). Они не очень рады тому, что я сказал им." Джугац угрюмо ответил: "Быстро (непонятно) их ты, (непонятно) время(?) к Зурле мы пройдем тени(?) они." С необыкновенной ясностью мозг Лоренцена переводил: "Ты должен быстро рассеять их подозрение, раньше, чем мы уйдем к Зурле и они увидят тень (или: обман)." - Не думаю, чтобы они подозревали. Почему? Кроме того, у меня есть власть(?), они будут слушаться меня. В худшем случае(?). Им можно сделать то же, что и первой экспедиции(?), но я надеюсь(?), что это не будет необходимо. Это не очень приятно(?) делать. Резкий взрыв фанатизма. "Если понадобится, мы сделаем. Тут ставка(?) больше, чем несколько жизней." Эвери вздохнул и потер глаза, как бесконечно уставший человек. "Я знаю. Пути назад нет. Даже ты не понимаешь, как много поставлено на карту(?). - он посмотрел на холодные острые звезды. - Возможно(?) все это - вся вселенная (?) - все время и все пространство. - В его голосе звучала боль. - Это слишком для одного человека. - Ты должен. - Иногда я боюсь... - Я тоже. Но это важнее наших жизней (?). Эвери невесело рассмеялся. "Я говорил тебе, Джугац, что ты даже не понимаешь, сколько..." - Возможно. - Холодно: - Но ты зависишь (?) от меня так же, как и я завишу от тебя, может быть, больше. Ты должен будешь подчиняться (?) мне в этом. - Да. Да, я буду. Лоренцен не мог понять остальной части разговора: он перешел на такие отвлеченности, для которых у него не было слов. Но он услышал достаточно! Он лежал в спальном мешке, и его начинал бить озноб. Глава 14 Горный хребет неожиданно изогнулся внутрь, в то же время становясь ниже; склоны стали более пологими. Появились пастбища, деревья, луга и бегущие между холмами ручьи. Рорванцы убыстрили свой ход. Еще один представитель их расы, одетый и вооруженный, как и все, встретился им. Раздались свистящие крики опознавания; Джугац и Силиш подбежали к нему и быстро посовещались, затем рорванец кивнул и убежал. - Он пошел предавать новость, - сказал Эвери, поговорив с Джугацом. - Вся деревня захочет встретить нас. Они очень дружественно настроены, эти рорванцы. - Гм. - Гуммус-луджиль внимательно взглянул на него. - Кажется, вы все-таки неплохо овладели их языком. - Да. В последние несколько дней я нашел ключ, и все встало на свои места. Очаровательная семантика у этого языка. Я все еще не до конца понимаю значения слов, не могу перевести обычный разговор. - Да? В таком случае кто эти парни с нами? - Это делегация в другой город, возвращающаяся домой после... делового совещания какого-то типа; я не вполне понимаю это слово. Они наткнулись на нас и довольно быстро поняли, кто мы такие. У них хорошие познания в астрономии, примерно на уровне нашего XVIII столетия, и Джугац быстро схватил все, что я рассказывал ему о подлинном устройстве вселенной - ее размерах и тому подобное. Лоренцен не удержался от вопроса: "Где же их обсерватории? Как они определили конечную скорость света? Они не могут использовать метод Ремера в своей системе... - Еще не знаю. - Эвери выглядел раздосадованным. - Не будьте таким догматиком, Джон. Разве наука обязательно должна развиваться тем же путем, что и наша? Лоренцен замолчал. Нет смысла выдавать себя - о боже, нет! Иначе он рискует получить нож в бок. - Подземные города, как мы и предполагали, - продолжал Эвери. - Этот обычай возник давно, несколько тясяч лет назад, когда климат был значительно холодней, чем сейчас. Подземное жилище требует меньше строительных материалов и их легче обогревать, но теперь это всего лишь традиция, как наше табу на наготу в общественном месте. - И фермы у них под землей? - Фон Остен нахмурился, пытаясь понять. - Нет, они никогда не развивали сельское хозяйство - круглый год здесь очень много диких съедобных растений. Но у них есть стада пастбищных животных, которых используют на мясо. Они содержатся по соседству, но не в самом поселке. Я не понял, почему: Джугац сказал мне, но я не могу найти им в родном земном языке соответствия этому слову. Аласву прислушивался к их разговору, склонив голову набок, словно понимая, о чем идет речь. Несомненно, он понимает, подумал Лоренцен. В его желтых глазах был слабый радостный блеск. - Неудивительно, что они оказались способны развить цивилизацию, - сказал Торнтон. - Талантливая раса... вероятно, без первородного греха... Вы не знаете, сколько их? - Население многочисленное. - Не менее ста миллионов, хотя в нашем отряде никто не знает точно числа. Здесь всего лишь маленькая деревенька, куда мы направляемся; но вообще у них нет больших городов, похожих на наши; они расселены более свободно. Лоренцен взглянул на психолога. За неделю путешествия Эвери похудел, загорел, но в его внешности по-прежнему не было ничего впечатляющего, это по-прежнему был маленький круглый человек средних лет, добродушный, всякий сказал бы, что он скучный, но надежный, благожелательный, слегка застенчивый. И он принимал участие в каком-то грандиозном обмане! Какая-то цель сделала его столь безжалостным, что для него ничего не значили ни судьба двух кораблей, ни будущее семи миллиардов человеческих существ. Лоренцен подобрался ближе к массивному, внушавшему спокойствие Гуммус-луджилю. Он едва не рассказал все турку... Одна из гор, возвышавшихся на восточном горизонте, протянула отроги к самому морю. Когда отряд приблизился к одному из отрогов, показалось низкое укрепление, стоящее перед холмом. Окружающая земля была голой, вытоптанной тысячами ног. Деревья перед холмом становились толще, некоторые достигали трех метров в высоту, образуя рощу. Из этой рощи показались рорванцы. Они двигались спокойно, говорили мало, не было того рокота возбуждения, который присущ земной толпе. Их было около пятидесяти или шестидесяти, определил Лоренцен, примерно поровну мужчин и женщин. Женщины были одеты в юбки и сандалии; четыре груди выглядели не по-человечески, но ясно свидетельствовали, что их обладательницы были млекопитающими. Некоторые из мужчин держали мушкеты, остальные были не вооружены. Они окружили людей и держались в целом дружелюбно. Шелест разговоров послышался от толпы. - Почему нет детей? - спросил Торнтон. Эвери передал вопрос Джугацу и, выслушав его ответ, сказал: "Все дети в специальных... яслях, думаю их можно так назвать. Семейная организация здесь совершенно другая по устройству и функции, чем у нас." Пробираясь сквозь толпу, они пришли к входу в холм - большому искусственному туннелю десяти метров шириной и трех высотой. Лоренцен заставил себя войти внутрь с трепетом: увидит ли он вновь солнце. Толстые колонны поддерживали потолок туннеля, уходившего в глубь холма со многими ответвлениями во все стороны. Воздух был прохладным и свежим, Лоренцен видел в стенах вентиляционные отверстия. "Хорошие насосы, - комментировал Гуммус-луджиль. - И они используют электричество. - Он кивнул на светящиеся трубки, размещенные на потолке и стенах и дававшие ровное голубоватое освещение. - Их технология не может соответствовать уровню 18-го столетия." - Этого не следовало и ожидать, - сказал Эвери. - Многие инженерные изобретения в нашей истории были сделаны совершенно случайно. Если бы ученые прошлого тщательно изучили трубку Крукса, у нас задолго до 1900 года были бы радио и радар. В коридоре было тихо, слышался лишь шум воздуха в вентиляторах и топот ног. Коридор тянулся под уклон добрых полкилометра. Заглядывая в боковые туннели, Лоренцен решил, что они, очевидно, ведут в жилые помещения. Главный ход заканчивался в большой кубической пещере. В ней было много входов, затянутых какой-то тканью, похожей на шерстяную. "Подземный город", - с сухой улыбкой сказал Эвери. - У них, кажется, не очень много художественного вкуса, - сказал Лоренцен. Все помещение было мрачным, очень чистым, но без следа украшений. Джугац что-то сказал, и Эвери перевел: "Это новый поселок. У них не было времени закрепиться тут. Это скорее военный пост; я думаю, что женщины сражаются у них наравне с мужчинами. - Значит, они не все объединены? - проворчал фон Остен. - Нет. Я понял, что на континенте существует несколько отдельных наций. Теперь у них мир, они объединяются, но совсем недавно тут была серия ужасных войн, и поэтому все нации еще сохранили армии. Глаза немца сверкнули. "Они снова могут начать." - Сомневаюсь... даже если мы попытаемся помочь им в этом, - сказал Эвери. - Я думаю, что они не хуже нас знакомы с принципом "разделяй и властвуй." Один из рорванцев жестом указал на два входа, что-то быстро говоря при этом. "Мы почетные гости, - сказал психолог. - Нас приглашают сюда и просят чувствовать себя как дома." Внутри помещение имело все тот же скупой военный вид: за каждой дверью находились две комнаты и ванна, обставлены они были низкой каменной мебелью - стулья, диваны и столы. Очевидно, камень здесь более привычный материал, чем дерево. Но тут была горячая и холодная вода, промывочная система, нечто вроде мыла. Очевидно, в деревне общая кухня. Эвери ушел, разговаривая с Джугацом и несколькими жителями деревни, которые казались местными предводителями. Фон Остен осмотрел помещения, где находились люди, и вздохнул: "Чтобы увидеть это, мы забрались так далеко?" - А мне нравится, - сказал Торнтон. - Их аппаратура, общий план поселения, образ жизни - это интересно. Немец нахмурился и сел. "Для вас может быть. А что касается меня, я пролетел тридцать тысяч световых лет и не вижу, что оправдало бы это путешествие. Даже нет доброй стычки в конце". Гуммус-луджиль вытащил трубку и начал раскуривать ее. Лицо его было печально. "Да.Я согласен. Без разрешения рорванцев селиться на их планете все путешествие теряет смысл. Мы не можем высаживаться на планету с сотней миллионов хорошо вооруженных туземцев с высокоразвитым военным искусством. Они устроят для нас настоящий ад, даже располагая только своим собственным оружием, а я готов держать пари, что они вскоре усвоят и наше оружие." - Их можно покорить! - Но какой ценой? Сколько жизней придется потратить? И все для блага нескольких миллионов человек, которых мы сумеем перевезти сюда.Парламент никогда не даст на это согласия. - Ну ... рорванцев можно убедить... - Торнтон говорил это, сам не веря в свои слова. И никто не верил. Раса, способная построить электрический генератор, не будет столь глупа, чтобы позволить нескольким миллионам агрессивных чужаков высадиться у себя дома. Последствия этого они легко могут предвидеть. Эвери вернулся примерно через час. Он старался выглядеть бодро, но голос его звучал устало. "Я говорил с местными вождями, они отправили сообщение правительству этой нации. У них есть несколько телеграфных линий, это новое для них изобретение. Правительство, несомненно, свяжется с другими. Нас просят подождать здесь немного, пока они смогут прислать своих ученых". - Каковы шансы, что они позволят людям жить здесь? - спросил Гуммус-луджиль. Эвери пожал плечами. "Что мы можем сказать? Это будет решаться официально, но вы знаете ответ так же хорошо, как и я". - Да, думаю, что знаю. - Инженер отвернулся. Его плечи поникли. Глава 15 Остаток дня прошел в осмотре поселка. Тут было на что посмотреть. Гуммус-луджиль особенно заинтересовался двигателями; ему сообщили, что они получают энергию от гидроэлектростанции в горах; он осмотрел и маленькую, но прекрасно оборудованную химческую лабораторию. Фон Остен ознакомился с арсеналом, который включал несколько больших самодвижущихся пушек, стрелявших пороховыми зарядами, различные гранаты, мины и незаконченный экспериментальный глайдер, который, несомненно, будет действовать, когда его закончат. Торнтон перелистывал печатные книги и расспрашивал, при посредстве Эвери, о состоянии рорванской физики - оказалось, что она дошла до уравнений Максвелла и сейчас работала над идеей радио. Лоренцен старался показать, что ему интересно, и надеялся, что делает это успешно. Но вновь и вновь один из чужаков бросал на него взор, который мог не означать ничего, а мог означать и смерть. Вечером состоялся банкет; весь поселок собрался в украшенном главном зале за особо приготовленными кушаньями вперемежку с выступлениями музыкантов. Глава поселка произнес короткую речь о "руках, скрещенныих в космосе", и Эвери ответил в том же духе. Лоренцен изобразил скуку, какую испытывал бы, если бы не понимал ни слова. Внутри у него все звенело от напряжения. Весь день продолжался этот фарс. Рорванцы задавали Эвери вопросы о его расе, ее истории, науке, верованиях, намерениях - все, что с точки зрения астронома, соответствовало бы их нормальному интересу к людям. Но к чему этот торжественный обмен вопросами и ответами, если предполагалось, что только Эвери понимает их? Делалось ли это для Лоренцена, предупредил ли их Эвери, что он может знать больше, чем показывает? И если так, то насколько он уверен в том, что знает Лоренцен? С каждой минутой он чувствовал себя все хуже: вопросы в вопросах. И что делать, что делать? Лоренцен посмотрел вдоль длинного сверкающего стола. Тут сидели рорванцы в своих ярких варварски сверкающих одеждах в противоположность тускло-коричневой запачканной походной одежде людей - ряд против ряда, лицо против лица, все лица улыбающиеся и абсолютно недоступные пониманию. Что скрывалось в этих золотых глазах? Сидел ли он за одним столом с подлинными хозяевами вселенной? с богами, играющими в простых крестьян и солдат? Когда рорванцы улыбались, в их ртах видны были длинные клыки. Наконец этот вечерний кошмар кончился. Лоренцен был насквозь мокрым от пота и не мог удержать руку от дрожи. Эвери взглянул на него, во взгляде была лишь симпатия, но что он думал на самом деле? Боже небесный, был ли он на самом деле человеком? Хирургическая операция, синтетическое тело - что скрывалось за круглой маской лица Эвери? - Вы плохо выглядите, Джон, - сказал психолог. - Я... немного устал, - пробормотал Лоренцен. - Все будет в порядке после хорошего ночного сна. - Он искусно зевнул. - Да, конечно. Это был слишком долгий день. Идемте спать. Они пошли в сопровождении группы чужаков. Почетный караул - или настоящая охрана? - шел за людьми на всем пути до их помещений. Они занимали два соседних помещения, и Эвери сам предложил, чтобы Лоренцен и Гуммус-луджиль заняли одно, а остальные трое - другое. Если они пробудут здесь несколько дней, это послужит тактичным способом избежать столкновений между турком и фон Остеном, но... - Спокойной ночи, парни... Увидимся утром... Спокойной ночи... Лоренцен откинул занавес, закрывавший их помещение с главного прохода. Они были в пещере, холодно освещенной электричеством с потолка. Стояла глубокая тишина, которой никогда не бывает в людских городах с их безустанным темпом жизни. Гуммус-луджиль с довольной улыбкой взял со стола бутылку. "Их вино... хорошее, мне понадобится ночной горшок. "Он одним щелчком вытащил пробку. - Дайте мне. Мне нужно выпить. - Лоренцен поднес бутылку к губам, но опомнился - Нет! - Что? -Гуммус- луджиль удивленно посмотрел на него. - Смелее, начинайте. - Боже, нет! - Лоренцен со стуком опустил бутылку. - В ней может быть наркотик. - Что? - повторил инженер. - Вы себя хорошо чувствуете, Джон? - Да, - Лоренцен слышал стук своих зубов. Он замолчал и сделал глубокий вздох. - Послушайте, Кемаль. Я надеялся, что мы останемся одни. Я хочу... расказать вам кое-что. Гуммус-луджиль провел рукой по своим темным волосам. Лицо его застыло, но глаза оставались настороженными. "Конечно. Давайте". - Пока я говорю, вы лучше проверьте свой пистолет и ружье. Вы уверены, что они заряжены? - Да. Но что... - Гуммус-луджиль смотрел как Лоренцен отбрасывает занавес и выглядывает наружу. Все было пусто и тихо в резком электрическом свете. Ничего не двигалось, ни звука, ни шороха, как будто весь поселок спит. Но где-то тут бессонные умы, они думают, думают. - Джон, я попрошу Эда взглянуть на вас. - Я не болен. - Лоренцен повернулся, положил руки на плечи турку и усадил его на кровать с силой, о которой и не подозревал в себе. - Черт возьми, все, что я хочу, это чтобы вы меня выслушали. А когда выслушаете, сами решите, сошел ли я с ума или мы в настоящей ловушке - той самой, куда угодил "Да Гама". Рот Гуммус-луджиля приобрел суровое выражение. "Говорите", - очень спокойно сказал он. - Ладно. Вас ничего не удивляет в рорванцах? Нет ли в них чего-то странного? - Ну... конечно, есть, но не можем же мы ожидать, что чужаки будут действовать так же как... - Конечно. Конечно, всегда находится ответ, на каждый встающий перед нами вопрос находится и ответ. - Лоренцен расхаживал взад и вперед, сжимая и разжимая кулаки. Странно, но он совершенно перестал заикаться. - Но подумайте над этими вопросами вновь. Обдумайте все странности в целом. Группа рорванцев, путешествующая пешком по огромной пустой равнине, случайно находит нас. Вероятно ли это? Они господствующая раса, разумная раса, они млекопитающие, единственные млекопитающие на планете. Любой биолог - эволюционист удивится этому факту. Они живут под землей и не имеют сельского хозяйства, используют поверхность только для охоты и сбора растений. Традиция, моральный кодекс должен иметь смысл, а этот не имеет. Наши проводники не сумели распознать ядовитую ящерицу, которая, вероятно, широко распространена и представляет угрозу для них самих; даже если они лично никогда сами не видели ее, они обязательно должны были слышать о ней, как американец слышал о кобре. Дальше еще хуже: они попали в ловушку прилива, потеряли одного их своих - в шестидесяти километрах от собственного дома! Они ничего не знали об этом проклятом месте! Я говорю вам, рорванцы - подделка, фальшь. Они играют с нами. Они такие же туземцы на этой планете, как и мы! Молчание. Молчание было таким полным, что Лоренцен слышал отдаленное гудение двигателей. Его собственное сердце стало так сильно биться, что заглушило все, кроме слов Гуммус-луджиля: "Иуды! Если вы правы..." - Говорите тише. Конечно, я прав. Только это объясняет все. Это объясняет также, почему нас так долго вели с юга. Они должны были построить все это. А когда прибудут их "ученые" и "представители правительства", они прибудут с рорванского космического корабля! Гуммус-луджиль медленно и удивленно покачал головой. "Никогда не подумал бы..." - Нет. Нас вели вперед, давали гладкие подходящие объяснения, когда мы удивлялись чему-нибудь. Вначале им помог это языковой барьер, мы, естественно, не задавали вопросов, и они не должны были отвечать прямо. Это вовсе не такой уж трудный язык. Я сам изучил его, как только решил, что это не трудно. Когда я вначале пытался изучать его, мне давали множество неверных сведений - все это ложь! Например, у них вовсе нет вариативных наименований предметов, во всяком случае не больше, чем в английском или турецком. Как только я отбросил ложную информацию... - Но зачем? Зачем они делают это? Что они надеются выиграть? - Конечно, планету. Если мы дома сообщим, что здесь есть высокоцивилизованные туземцы, Земля утратит интерес к Троасу и их люди смогут колонизовать планету. Вот тогда для нас уже действительно будет поздно, планета на самом деле будет принадлежать им, и мы не сможем отобрать ее у них. Гуммус-луджиль встал. Лицо его было угрюмо, за несколько минут изменился его взгляд на многое. "Хорошо сделано, Джон! Черт меня возьми, если вы не правы. Но... Вы думаете, они хотят убить нас?" - Нет. Они спасли Джоаба и Фридриха, вспомните, когда легко могли бы оставить их умирать. Думаю, они не убьют нас, если только не заподозрят, что мы знаем правду. Наш отрицательный доклад дома для них ценнее, чем наше исчезновение. - Что ж... - Гуммус-луджиль улыбнулся, белые зубы осветили его широкое смуглое лицо. - Тогда все просто. Мы играем с ними, пока не вернемся в лагерь, а потом говорим... - Но это не так просто, Кемаль! Эвери в сговоре с ними! Глава 16 На этот раз инженер не сказал ничего, но рука его сама потянулась к висевшему на поясе пистолету. - Эвери... старина Эвери, - сказал Лоренцен. Внутри него нарастал болезненный смех. - Он подделывал эти лингвистические сведения. Он давал большинство ответов на наши вопросы. Он учил рорванцев и засиживался допоздна, говоря с ними... - Он кратко пересказал подслушанный разговор. - Вы считаете, что проишествие с "Да Гама"... связано с ними? - Голос Гуммус-луджиля был хриплым. - Все совпадает, не правда ли? Первая экспедиция исчезла. Вторая встретила при своей подготовке множество помех, вплоть до внезапной смены всего руководства Института. Правительство помогло набрать добровольцев для этой экспедиции, и у нас получился самый плохо подобранный, конфликтующий, недееспособный экипаж, какой когда-либо поднимал корабль в космос. Эвери с самого начала был психологом экспедиции, но ничего не сделал, чтобы уладить эти конфликты.Эвери занимает официальный пост, он один из тех советников, на кого все больше и больше опирается парламент... И когда мы, несмотря ни на что, все-таки вылетели, появились рорванцы. А если мы захотим отправиться домой с положительным сообщением - что ж, ведь "Да Гама" исчез! Пот блестел на их лицах, когда они стояли друг против друга. Они тяжело дышали, и Лоренцен вновь начал дрожать! - Но правительство... - Гуммус-луджиль почти простонал это. - Не официальное правительство. Парламент действует в чашке с золотыми рыбками. Психократы, советчики, незримая власть - они имеют своих людей повсюду. Одного патрульного корабля, полностью укомплектованного их людьми, вполне достаточно, чтобы позаботиться о "Да Гаме". Достаточно будет и для нас. - Но почему? Во имя господа, почему? - Не знаю. Может, никогда и не узнаю. Но представьте себе более старую цивилизацию, чем наша - может быть, рорванцы, психократы на Земле - лишь их орудие, а может, и те, и другие - лишь игрушки в руках обитателей какой-нибудь другой планеты. Они не хотят, чтобы люди вышли в межзвездное пространство. Вновь наступило молчание, они думали о миллиардах солнц и о великой холодной тьме между ними. - Хорошо, - сказал наконец Гуммус-луджиль. - Но что же нам делать? Теперь? - Не знаю, - с огорчением сказал Лоренцен. - Может, стоит подождать, выиграть время, пока мы сможем застать капитана Гамильтона одного и поговорить с ним. Но, с другой стороны, нам могут и не дать такой возможности. - Да. Может случиться все что угодно. Если кто-то - или что-то - узнает, что мы знаем... Или, возможно, рорванцы решат не рисковать, не оставлять все на потом и уничтожат нас и лагерь, пока Гамильтон ничего не подозревает. - Гуммус-луджиль взглянул на передатчик, стоявший в углу. - Сомневаюсь, чтобы можно было вести передачу отсюда. Здесь в стенах слишком много металла, он будет экранировать нас. Нужно выйти наружу. - Ладно, - Лоренцен встал и взял в руки ружье. - Сейчас такое же подходящее время, как и любое другое. - В лагере были установлены робомониторы, которые автоматически записывали все сообщения их передатчика и в случае необходимости поднимали тревогу. Астроном вновь выглянул в главный коридор. Ничего не двигалось - тишина, гробовое молчание. Лишь гулкий стук сердца. Лоренцен задал себе вопрос, сумеют ли они выбраться из пещеры и вернуться незамеченными. А если нет - все равно следовало рискнуть. Пот заливал его лицо, он не мог унять нервную дрожь, но работу все равно нужно было сделать. С этим было связано больше, чем просто овладение Троасом. Солнечная система, все человечество должно знать, кто здесь подлинный хозяин, иначе никогда в оставшиеся дни не будет Лоренцен знать мира. Гуммус-луджиль надел на плечо лямку приемопередатчика и встал, хмурясь. В одной руке у него было ружье, за поясом - нож. Приготовления закончены, пора начинать. Они вышли в коридор. Глаза их задержались на занавесе, закрывавшем вход в соседнее помещение. Там был Эвери. Хорошо было бы застать Торнтона и фон Остена одних, но они не могут рисковать разбудить человека или существо, называвшее себя Эдвардом Эвери. Длинный ряд дверей; их тихие шаги, казалось, отдавались грохотом;они шли из центральной пещеры к выходу в молчаливой пустоте туннелей. Из бокового туннеля вышел рорванец. Он держал мушкет и преграждал им дорогу. Желтые глаза сверкнули внезапной тревогой, он спросил: "Куда вы идет