размера. Тем не менее младенец-итрианин требует большей заботы и большего количества еды, чем земной. Родители должны кооперироваться, искать корни полового равенства или почти равенства всех итрианских культур. Подобным образом невозможно было бы сохранить при примитивных условиях быстрое воспроизведение потомства. Может быть, в этом причина того, что женская особь способна к овуляции через год - итрианский год равен примерно половине земного, - а не через два года после того, как родит. Половые инстинкты не играют особой роли в иные периоды, кроме этого. Тогда же они становятся бесконтрольно сильными как у женской, так и у мужской особи. После того как интеллект развился до определенной степени, стали играть немаловажную роль территориальные моменты. Родители желают в подобный период оградить своих высокородных дочерей от ищущих случая мужских особей. В дальнейшем муж и жена не желают тратить сильное, но редкое возбуждение на чужих. Сексуальный цикл не является полностью неподвижным. Как правило, он заканчивается скорбью. Несомненно, это является находкой самой природы, желающей возместить потерю. Она как бы приносит в психику итриан черты Эроса и Токаты одновременно, и это составляет особенность именно этой расы, хотя и не очень понятную человеку. Иногда женская особь может овулировать по собственной воле, хотя подобное явление считается аморальным: в старые времена она была бы убита, теперь же ее, как правило, избегают из страха перед властью. Главным злодеем итрианской истории является существо мужского пола, которое могло по желанию достигать нужного состояния. Конечно, самым важным доказательством гибкости их природы является тот факт, что итриане с успехом приспособились в своем воспроизведении, как и во всем другом, к разнообразию условий колонизированных планет. - Думаю, что мне больше нравится быть человеком, - сказал Рошфор. - Не знаю, сэр, - ответил Ва Чау. - На первый взгляд, связь между полами выглядит более простой, чем у вашей расы или у моей: вы или в настроении, или не в настроении, и это все. Но я бы не удивился, если бы они оказались более тонкими и сложными, нежели мы с нашими эмоциями и моральными нормами, даже более взаимосвязаны со своей психологией. - Но вернемся к эволюции, - говорил лектор. - В главных своих чертах она напоминает ту, что была пережита земной Африкой. Орнитоиды были вынуждены выйти из лесов в саванну. Здесь они эволюционировали от едоков-хищников к крупным охотникам, вроде аналога предка человека. То, что раньше выполняло функцию ног, стало руками и принялось делать инструменты для работы. Для поддержки тела и передвижения по земле локтевые когти стали выполнять функцию ног, ступней, а крылья превратились в подобие самих ног. И все же разумный итрианин оставался хищным существом, причем не слишком хорошо чувствовавшим себя на земле. Примитивные охотники, нападавшие сверху с копьями, стрелами и топорами. Оружия вполне хватало, чтобы справиться с самыми крупными животными. Не было нужды кооперироваться между собой для расстановки ловушек на слонов или вставать плечом к плечу, чтобы вместе идти на льва. Общество оставалось разделенным на семьи или кланы, которые редко воевали между собой, да и вообще общались. Революция, закончившая Каменный век, не имела на первом плане сельское хозяйство, как это было в случае с человеком. Она выросла из целенаправленного выращивания и разведения крупных наземных животных, таких как маунхи, и более мелких, как длинноволосые майавы. Это стимулировало развитие некоторых изобретений: рельс, колесо и тому подобное; жизнь вынуждала итриан прочнее укрепиться на Земле. Сельское хозяйство было изобретено в помощь ведению ранчо как средство добычи корма для скота. Излишек еды оставлялся для путешествий по делам торговли, для обмена и расширения культурных связей. В дальнейшем комплекс социальных отношений усложнялся. Их нельзя было назвать цивилизацией в полном смысле этого слова, потому что итриане никогда не знали настоящих городов. Благодаря своим крыльям они обладали подвижностью, которая позволила им достигнуть нужной близости без житья друг около друга. Конечно, кое-какие центры неизбежно возникали: горнодобывающие, металлургические и прочие промышленные, торговые и религиозные, предназначенные для защиты в том случае, если одна группа была побеждена другой в воздушной битве. Но они всегда были маленькими, а население их непостоянным. Если не считать управляющих и гарнизона, постоянное их население составляли лишь рабы со связанными крыльями; сегодня их место заняли самоуправляющиеся машины. Перевязывание крыльев являло собой метод легкого контроля над существом. Однако, поскольку перья вырастали быстро, в обычае было давать клятву в том, что после некоторого периода службы раб получит свободу, и это способствовало миролюбивому настрою пленников. Таким образом рабство вошло в индустриальный период итрианского общества, и даже не полностью исчезло и по сей день. "Что ж, мы возрождаем его и в Империи, - подумал Рошфор. - Согласно некоторым ограничениям закона, как наказание или как средство извлечь пользу из преступников. Как бы там ни было, мы пытаемся вернуть к жизни то, что итриане обрекают на вымирание. Насколько же мы сильнее в области морали, чем они? Насколько у нас больше прав? - Он выпрямился в своем кресле. - Человечество - это моя раса!" Гибкая, как ива, блондинка, чья одежда носила отпечаток эсперанской старомодной склонности к простоте, Ева Дэвиссон являла собой приятный контраст с Филиппом Рошфором, о чем им обоим было хорошо известно. Он был высоким, довольно стройным молодым человеком с атлетически развитой мускулатурой. Черты его лица были правильными и крупными. Блестящие черные волосы хорошо гармонировали с темно-коричневой кожей лица. И он максимально модернизировал свою одежду: лихо заломленная шапочка с эмблемой Империи, отороченная золотой каймой, голубой китель, алый плащ и кушак, снежно-белые брюки, заправленные в невысокие сапожки из кожи земного быка. Они сидели в ресторане Флервиля, возле окна, из которого открывался вид на сады и звезды. Сонорист наигрывал что-то старинное и сентиментальное. В воздухе плыли изысканные, слегка опьяняющие ароматы. Ева с Филиппом забавлялись набором закусок и уделяли весьма серьезное внимание шампанскому. Но, однако, Ева не улыбалась. - Этот мир населен людьми, которые верят в мир, - сказала она. - Тон ее был скорее мрачным, чем обвиняющим. - Поколениями они не содержали вооруженных сил, а полагались на добрую волю тех, кому помогли. - Однако эта добрая воля не спасла от беспорядков, - сказал Рошфор. - Я знаю. Я знаю! Я не стану присоединяться к тем из моих друзей, которые, узнав, что я выходила с имперским офицером, не преминут кое-что сказать. - Если на вас нападут, это ранит сильнее. Авалон не далеко, и там большие силы. Ее пальцы замерли на ножке бокала. - Нападение с Авалона? Но я встречалась с этими людьми, с представителями обеих рас. Они прилетали сюда по торговым делам, на экскурсию. Я и сама не так давно летала туда. Все было так мило, что мне не хотелось возвращаться назад! - Не думаю, чтобы манеры итриан не отразились на поведении их коллег-людей. - Рошфор постарался заставить свой голос звучать как можно более непринужденно. Он надеялся, что это прогонит ее раздражение, вечер не должен превращаться в демонстрацию политических убеждений. - Так же, как последние не сгладили своим примером наиболее неприятные черты итриан. Она долго изучала его в мягком свете, прежде чем сказать: - У меня такое впечатление, что смешанная колония не вызывает у вас одобрения. - Ну, в некотором смысле, да, - он готов был во всем соглашаться с ней, лишь бы это увеличило его шансы на последующий у нее успех. Однако подобный прием не казался ему честным. Он вообще не любил к нему прибегать, а в данном случае - особенно, потому что эта девушка интересовала его как личность. - Я верю в то, что нужно быть тем, кто ты есть, и поступать соответственно. - Вы говорите почти как человек, ощущающий свое преимущество, - сказала она, и голос ее звучал довольно холодно. - Если ограничиться сознанием того, что человек принадлежит к ведущей расе технической цивилизации, то да, я полагаю, здесь меня можно назвать "ощущающим свое преимущество", - согласился он. - Это вовсе не означает, что мы обладаем полным правом притеснять других. Например, люди моего сорта являются лучшими друзьями ксенософонтов. Мы просто не хотим их имитировать. - Вы верите в то, что Земная Империя является силой, ведущей к добру? - В общем, да! Она содержит в себе дьявольское! Но этого не может избежать ничто смертное! Наш долг - исправлять неверное. А также распознавать ценность того, что Империя держит в скрытом состоянии. - Может быть, вы оставили на долю дьявольского слишком мало. - Потому что я сам с Земли? - Хмыкнул Рошфор. - Дорогая моя, вы достаточно умны для того, чтобы не считать, будто материнская система населена сугубо аристократами. Мой отец является мелким служащим Социологодинамической службы. Его карьера заставляла нас много путешествовать. Я родился в Селенополисе, который является космопортом и цианофакторным центром. Я провел несколько ярких лет на Венере, планете преступлений и власти, чье преобразование не было завершено удовлетворительным образом. Я вступил в ряды флота - не из шовинизма, а лишь ради мальчишеского желания посмотреть Вселенную - и не поступал в штурманскую школу еще два-три года. За это время я успел увидеть темные стороны многих миров. Конечно, в космосе еще полно места, чтобы можно было исправить впечатление. Так будем же исправлять его, а не рвать на части. И будем защищаться! Он помолчал. - Черт возьми, - честно признался он, - я надеялся отвлечь вас от серьезной темы, а сам ринулся ей навстречу. Теперь рассмеялась девушка. Она подняла бокал. - Давайте же поможем друг другу, - сказала она. Так они и сделали. Отдых Рошфора был в высшей степени приятным. И это было большой удачей, ибо когда две недели спустя он вернулся из отпуска, "Аиза" получила приказ выйти в открытый космос. В нескольких световых годах от Пано она присоединилась к флоту, который использовал необъятные просторы космоса для того, чтобы укрыть свои намерения. Сотни кораблей устремились по направлению к Доминиону Итри. ГЛАВА 5 Конференция проводилась по фону. Как и большая их часть в эти дни. Такое положение дел противоречило древнему авалонскому этикету, но экономило время - а время становилось все большей и большей ценностью, думал Дэннель Холм. Гнев проявлялся во всем. Два-три изображения на экранах перед ним, казалось, вот-вот вылезут за их рамки. Он не сомневался в том, что производил на обладателей этих изображений такое же впечатление. Мэттью Викери, президент Парламента, сказал, нервно хрустя пальцами: - У нас нет армии, посмею вам это напомнить, потому что мне кажется, что вы об этом забыли. Мы, по-настоящему гражданское правительство, одобрили ваши меры защиты, принимавшиеся несколько лет, хотя вы знаете, что лично я всегда считал их крайними. Когда я думаю о процветании, которого мы могли бы достичь. И вы сможете построить в четвертом измерении такие базы, которые в будущем защитили бы нас против любого вторжения? - Вы всегда склонны смотреть только в будущее, - сказал Ферун. - Та его часть, которая вскоре должна наступить, приятной не будет. Холм скрестил ноги, откинулся на спинку кресла, выпустил клуб дыма в изображение Викери и фыркнул: - Не нужно громких слов, вас и так переизберут, так что жаловаться не на что. - Во всем виновато ваше крайнее легкомыслие, - объявил Викери. - Самым ошеломляющим был ваш последний приказ о выводе из Лаурианской системы всех неитрианских кораблей. Вы понимаете, какую торговлю мы ведем. Не только с Империей, хотя здесь особенно большая выгода, но и с неприсоединившимися цивилизациями, подобными Кроакоаку? - Вы понимаете, как легко было бы для землян проникнуть, замаскировавшись, на орбиту Авалона? - Холм повысил голос. - Несколько тысяч мегатонн, сброшенных с такой высоты при отсутствии облачности заставили бы запылать костром половину Короны. Или же они могли проявить еще большую хитрость и приземлиться как мирные торговцы. Компьютеры сознания не слишком широко используются в наше время, когда проводится не так много исследований, но они могут быть построены, включая и побуждение к самоубийству. Подобный взрыв может быть проведен в пределах защитной системы города. Он был вывел из строя генераторы, оставив город беспомощным. Радиоактивная пыль отравила бы все в окрестностях. А вы, Викери, помогли отвоевать у нас половину блока, нужного нам для убежища! - История, - сказал президент. - Что выиграет Земля от мгновенной автократии? Не то чтобы я полностью отрицал возможность войны, если мы не охладим пыл своих горячих голов. Но. В общем, возьмите эту смехотворную программу, к осуществлению которой вы всех подстрекаете. - Взгляд его обратился в сторону Феруна. - О, это дает целой куче молодежи прекрасный предлог болтаться без дела, мешать занятым людям, отдавая им категоричные приказы, ощущать свою важность и смотреть на общество как на источник доходов, но если говорить о флоте, который вы строите и всячески укрепляете, отрывая деньги от наших насущных нужд, то если об этом флоте станет известно, земляне, возможно, никогда не захотят приблизиться к нам. Кто же тогда заменит их нам? - Мы находимся неподалеку от их главного сектора, - напомнил ему Ферун. - Они могут ударить первыми, и удар этот будет ошеломляющим. - Я слышал об этом столько раз, что просто не могу слушать больше. - Викери помолчал. - Спасибо вам большое, но я предпочитаю разрабатывать программу самостоятельно. Видите ли, - продолжал он более миролюбивым тоном, - я согласен с тем, что положение возникло критическое. Мы все с Авалона. Коли я чувствую уверенность в том, что ваши предложения неумны, то я говорю об этом людям и в Парламенте. Но в конце концов мы достигнем компромисса, как благоразумные существа. Лицо Феруна сморщилось. Хорошо, что Викери не заметил этого выражения. Льзу из Тарнов сидел с невозмутимым видом. Холм проворчал: - Продолжайте! - Я должен обсудить оба ваших начинания и их последствия, - сказал Викери. - У нас не военная диктатура, и у Компакта нет никаких оснований объявлять осадное положение. - Не было раньше, - сказал Холм. - В настоящем опасность видна, но я не думаю, что нужны крайние меры. Адмиралтейство ответственно за местную защиту и связь с вооруженными силами повсюду в Доминионе. - Что не помешает вам остановить торговлю, увеличить армию или придумать что-нибудь еще, что помешает нормальной жизни Авалона. Мы с моими коллегами очень обеспокоены создавшимся положением и считаем, что нужно предпринять какие-то меры. Но сегодня необходимо напомнить вам о том, что вы слуги народа, а не хозяева. Если народ захочет отстранить вас от дел, он сделает это, выставив своих представителей. - Круач уже собирался и представил Адмиралтейству самые широкие полномочия, - проговорил своим скрипучим голосом Льзу из Тарнов. Он был стар, с проседью в оперении, но держался прямо и уверенно; и на экране за ним виднелся утес с ледником на вершине. - Парламент. - Там все еще идут дебаты, - прервал его Холм, желая покончить с делом. - У земной империи нет таких помех. Если вам нужна формулировка с точки зрения закона - что ж, считайте, что мы действуем по закону чоса. - У чосов нет правительства, - сказал Викери, побагровев. - Что такое правительство? - Спросил Льзу. - Ну. Законная власть. - Да! Закон диктуется традициями, и это неоспоримый факт. Закон опирается на вооруженные силы, и это непреложный факт! Правительство является такой организацией, которая обязана воплощать в жизнь чаяния своего народа. Правильно ли я понял ваших философов и историков, президент Викери? - Да. Но. - Вы, кажется, упустили из виду, что чосы были не более единодушны, чем ваши человеческие фракции, - сказал Льзу. - Поверьте мне, в них существовал, да и сейчас существует, раскол. Хотя большинство проголосовало за введение последних мер защиты, меньшинство протестовало против них: они считают - подобно вам, президент Викери, - что опасность преувеличена и не стоит нести такие большие затраты. Льзу молча сидел, а остальные слышали свист ветра и видели фигуры двух его внуков, летавших неподалеку. Один имел при себе обнаженную шпагу, передававшуюся от дома к дому как символ войны, другой - бластовое ружье. Высокий Виван сказал: - Чосы отказываются вносить свою долю. Мы с моими сторонниками угрожали созвать Сэрвен против них. Если бы они не согласились, мы бы выполнили свою угрозу. Мы считаем, что серьезность положения требует этого. Холм хмыкнул: "Раньше он мне ничего подобного не говорил!" Ферун держался почти так же спокойно, как и Льзу. Викери тяжело дышал. Пот выступил на его лице. Он быстро вытер его. "Мне почти жаль его, - подумал Холм. - Так внезапно столкнуться с такой жестокой реальностью". Мэттью Викери следовало бы оставаться экономистом-аналитиком, а не заниматься политикой. (Тут Холм не мог ни подумать о том, как удивительно изменился он сам). Тогда он был бы безобидным и действительно приносил бы пользу: межпланетная экономика как ничто другое нуждается в знаниях и тех, кто может ей их дать. Беда в том, что на планете, где плотность населения так мала, как на Авалоне, правительство никогда не играло такой особо важной роли, если не считать основных аспектов экологии и защиты. В последнее же время функции его несколько расширились, ибо человеческое общество изменилось под итрианским влиянием. Голоса охотно отдавались за тех лиц, которые выглядели наиболее управляемыми. Так, реакционно настроенные люди отдавали свои голоса за Викери, который с тревогой смотрел в сторону итрианизации. (Не оправданная ли это тревога? Больше в эти неопределенные времена предложить ему было нечего!). - Вы понимаете, что это должно остаться между нами? - Сказал Льзу. - Если начнутся разговоры, сомневающиеся чосы сочтут свою гордость смертельно оскорбленной. - Да, - прошептал Викери. Опять установилось молчание. Сигара Холма догорела и теперь жгла ему пальцы. Он притушил ее. Запахло паленым. Он закурил новую. "Я слишком много курю, - подумал он. - Может быть, и пью слишком много в последнее время. Но дело сделано, насколько это позволяют обстоятельства". Викери облизал губы. - Это дает начало. Еще одной сложности? - Спросил он. - Могу ли я говорить прямо? Я должен знать, является ли это намеком на то, что. Вы сами можете придти к заключению "о необходимости ответных действий". - У нас есть лучшее применение для нашей энергии, - сказал ему Льзу. - Может быть, ваши усилия в Парламенте увенчаются успехом. - Но. Вы понимаете, что я не могу изменить своим принципам. Я должен иметь возможность говорить свободно. - Это записано в соглашении, - сказал Ферун. И хотя за этими словами последовала цитата, вставка ее не показалась многословной даже с точки зрения итрианских критериев. - Люди, населяющие Авалон, имеют неограниченные права свободы слова, печати, радиовещания, ограниченные только всеобъемлющим правом неприкосновенности личности и требованиями защиты от чужеземных врагов. - Я хотел сказать. - Викери сглотнул. Годы политической деятельности не прошли для него даром. - Я хотел только сказать, что дружеская критика и предложения всегда имеют право на существование, - сказал он со всей любезностью, на которую был способен. - Как бы там ни было, мы не можем допустить возможность гражданской войны. Можем ли мы обсудить детали политики непартизанской кооперации? За этими простыми словами можно было ощутить страх. Холму показалось, что он почти способен читать мысли Викери, пытающегося постичь все значение сказанного Льзу. Как может суровая, могущественная, разбитая на кланы и рассеянная территориально раса регулировать свои общественные дела? Как и на Земле, различные культуры Итри в различные периоды ее истории давали множество ответов на этот вопрос, но ни один из них не казался полностью удовлетворительным, особенно на длительный период. Ораторы Планха были наиболее могущественными и прогрессивными, когда прибыли первые исследователи. Некоторые, поддаваясь искушению, называют их "хеленистинами". Легко приспособившись к современной технологии, они вскоре вовлекли других в свою систему, приспосабливая ее в то же время к изменяющимся условиям. Это было нетрудно, потому что система не требовала строгого единства. Внутри своего владения - состояло ли оно из ряда разбросанных земель или из единого участка земли или моря - чос был независимым. Принципы управления чосом подсказывались традицией, хотя и сама традиция медленно изменялась, как неизбежно меняется все живое. Племя, анахронизм, деспотизм, свободная федерация, теократия, клан, увеличивающаяся семья, корпорация и еще множество понятий, для обозначения которых нет человеческих слов - все это включал в себя чос. Вечное "нужно" определялось скорее обычаем и общественным мнением, нежели предписанием и силой. В конце концов, семьи редко жили в тесном единстве. Таким образом, разногласия были минимальными. Обычной мерой наказания было изгнание из союза или, как исключение, рабство. Между ними лежало изгнание общее. За особый проступок, ценою в жизнь, совершивший его мог быть убит другим безнаказанно, и помощь первому расценивалась как столь же тяжкое преступление. Другим возможным приговором было изгнание, автоматически оканчивающееся по истечении установленного срока. То было суровое наказание для итриан. С другой стороны, особо недовольные могли легко оставить дом (как удержать в небе?) И примкнуть к другому чосу, более отвечающему их вкусу. Теперь, конечно, некоторые признанные группы должны были время от времени собираться вместе и принимать соответственные решения. Подобным образом должны были устраиваться междучосовые диспуты и сообща решаться общеполитические и другие вопросы. Вот так в прошлом и возник Круач - периодическое собрание всех свободных взрослых. Оно обладало законными и ограниченно законодательными правами, но не административными. Выигравшие судебные процессы удачливые покровители планов и указов могли полагаться на желание подчиниться им или на ту силу, которой им удавалось стать в глазах других. По мере развития общества Планха, региональные сборища, подобные этим, начали выдвигать кандидатов на годовой Круач, покрывавший более обширные территории. Те, в свою очередь, посылали своих представителей в Высший Круач всей планеты, встречавшийся каждые шесть лет плюс в дополнительные и непредвиденные случаи. На каждом уровне избирался президиум, виваны. На него были возложены обязанности вносить ясность в спорные моменты (разъяснение законов, обычаев, прецедентов, решений), а также разбор всевозможных тяжб. Эту организацию нельзя было назвать советом, потому что любой свободный взрослый мог участвовать в работе Круача на том уровне, на котором желал. Подобное устройство не могло бы иметь место на Земле; подобие его версии появилось однажды и там, давным-давно, но закончилось кровавым поражением. Но итриане менее болтливы, менее заняты своим делом, менее склонны к упрямству, менее перегружены опытом прошлого, чем человек. Современные средства коммуникации, компьютеры, информационные приборы, обучающие машины помогли системе распространиться вширь, по всему Доминиону. Прежде чем она достигла подобного состояния, ей пришлось столкнуться лицом к лицу с проблемой администрации. Необходимые общественные работы должны были иметь над собой материальную основу. Теоретически, чосы должны были делать добровольные вклады, на практике же оказалось, что поддержка должна быть постоянной. Поведение, причиняющее крупный вред физическому или социальному окружению, должно было быть запрещено вне зависимости от того, каким бы правильным оно не считалось в отдельных чосах или рассматривалось ими как специфическая наследственность. И все же не существовало машины для принуждения, и итриане не мыслили о том, что нужно ее создать. Вместо этого в тех случаях, когда несогласие принимало угрожающие размеры, виваны соответствующего Круача вызывали обвиняемых на Сэрвен. Последний, проводимый после долгих размышлений и серьезнейшей церемонии, требовал присутствия каждого из проживающих на данной территории: ради их собственных интересов и особенно ради их чести, обвиняемые должны были предстать перед подобием суда. В прежние времена Сэрвен на целый чос означал его конец - обращение в рабство тех, кто не был убит, с разделением их между победителями. Позднее он стал заканчиваться арестом и изгнанием тех, ко признавался лидерами. Но всегда он проводился под знаком высшей гордости. Если вызов на Сэрвен отклонялся, как это случалось, когда обвинение не было достаточно подтверждено фактами, что можно было признать его правомочным, то требовавшие его виваны вынуждены были кончать жизнь самоубийством. С учетом характера итриан, Сэрвен играл у них такую роль, какую играет полиция у людей. Если ваше общество не потеряло моральные качества, то насколько часто вы можете вызывать полицию? Никто, из знавших Льзу из Тарнов, не представлял себе, чтобы он сказал неправду насчет угрозы разорвать Авалон на части. ГЛАВА 6 Там, где могучий Саггитариус впадал в залив, Центаур, второй город Авалона - единственный, кроме Грея, имевший определенное название - пестрел зданиями речного, морского и космического портов, промышленного и торгового центров. Этот Центаур был, в основном, городом людей и походил на многие имперские города, полный толкотни, суматохи, шума, веселья, а иногда и опасностей. Находясь в нем, Аринниан большую часть времени был вынужден быть Кристофером Холмом и вести себя так, как подсказывало ему его имя. А теперь этого требовали и его новые обязанности. Он не удивился назначению его верховным офицером охраны Западного Коронана после организации этого рода войск: в их обществе семейные традиции были нормой. Но что его удивляло, так это то, что он как будто справлялся со своими обязанностями довольно успешно и даже получал некоторое удовольствие, исполняя их. Он, кто всегда насмехался над "пастухами"! Через несколько недель в его районе действовала хорошо организованная армия, постоянно проводились учения, были улажены вопросы снабжения и коммуникации. (Конечно, большим подспорьем служило то, что большая часть авалонцев являлись завзятыми охотниками, даже если речь шла о больших группах. И то, что беспорядки оставили в память о себе военные традиции, которые нетрудно было возродить, и то, что совет старого Дэннеля всегда был к его услугам). Организации подобного рода возникали повсюду. Им нужно было координировать свои действия с мерами, предпринимаемыми братством Симен. Была созвана Конференция. Она работала с полной отдачей и разрешала все вопросы, поступавшие на ее рассмотрение. По окончании Аринниан сказал: - Хилл, ты не хотела бы это отпраздновать? Может случиться так, что нам больше не представится такая возможность. - Это был отнюдь не экспромт. Он думал об этом два последних дня. Табита Фалкайн улыбнулась: - Конечно, Крис! Все так делают! Они пошли по Лайвелл-стрит. Ее рука покоилась в его. Субтропическая жара заставляла кожу покрываться потом. - Я. А почему ты чаще всего называешь меня моим человеческим именем? - Спросил он. - И говоришь со мной на англике? - Мы люди, ты и я! У нас нет перьев, чтобы пользоваться планхом по всем правилам. Почему ты против? Несколько мгновений он колебался. "Это сугубо личный вопрос. Нет, я полагаю, она просто снова мыслит как человек". Он остановился и повел свободной рукой. - Посмотри на все это и перестань философствовать, - сказал он. И тут же испугался, что проявил невежливость. Но высокая белокурая девушка повиновалась. Эта часть улицы пролегала вдоль канала, вода в котором была покрыта масляными пятнами и засорена отбросами. Повсюду, куда ни глянь, баржи, а сам канал казался зажатым между двумя рядами плотно притиснутых друг к другу зданий, чьи ободранные фасады тянули свои десять-двенадцать этажей к ночному небу. Звезды и белый полумесяц Морганы терялись в ярком искусственном свете, мигании реклам и надписей. (Грог, Танцы, Еда, Лучшие земные ощущения, Дом развлечений, Спешите к Марии Джуанс, Азартные игры, Обнаженные девушки.) Наземные машины заполняли дорогу, толпа текла по тротуару - моряк, летчик, сплавщик, рыбак, охотник, фермер, пьяный, еле-еле стоящий на ногах, еще один пьяный, согнутый волосатый человек, стоящий на углу и выкрикивающий что-то невнятное - бесконечный людской поток, смеющийся, болтающий, перекрывающий своими голосами шум уличного движения, шарканье ног, тявканье громкоговорителей. Воздух вонючий, пропитанный дымом, маслом, запахом пота, плоти и дыхания, насыщенный испарениями окрестных болотистых земель, не кажущимися зловонными там, за городом, но кажущимися таковыми здесь. Табита улыбнулась ему как-то по-новому: - Я называю это забавой, Ирис, - сказала она. - Для чего еще мы сюда пришли? - Ты ведь не стала бы. - Он запнулся. - Я хочу сказать, человек, подобный тебе? Он поймал себя на том, что неотрывно смотрит на нее. Они оба были одеты в блузы без рукавов, кильт и сандалии. Одежда липла к мокрым телам, но несмотря на влажную кожу и запах женского тела, который он не мог не заметить, в ней ясно угадывалось существо моря и открытого неба. - Конечно же, что плохого в том, чтобы быть иногда вульгарным? - Сказала она, дружелюбно улыбаясь ему. - Ты слишком пуританин, Крис! - Нет, нет, - запротестовал он, боясь теперь, как бы она не сочла его наивным. - Разборчивый - может быть. Но я часто бывал здесь и. Э. Получал удовольствие. Я пытался объяснить, что я горжусь тем, что принадлежу к чосу, и не могу гордиться тем, что члены моей расы могут жить в грязи. Неужели ты не понимаешь, что это и есть то самое, древнее, чего стремились избежать пионеры. Табита произнесла одно слово. Он отшатнулся. Айат никогда бы не сказала такого! Девушка усмехнулась. - О, если ты предпочитаешь, пусть будет ерунда, - продолжала она. - Я читала записи Фалкайна. Он и его последователи не хотели ничего, кроме комнаты, в которой им бы никто не мешал, - она подтолкнула его вперед. - Как насчет обеда, которым мы собирались заняться? Он молча повиновался. Он почувствовал себя несколько лучше в полумраке респектабельного Фениксхауза. И немаловажно оказалось то, отметил он про себя, что в комнате было прохладно, и ее одежда уже не обрисовывала с такой откровенностью формы ее тела, как на улице. Обслуживание было хорошим. Она заказала коктейль "котфлауэр". Он отказался. - Давай же, - сказала она. - Вылези из своей скорлупы! - Нет, спасибо, я не хочу! - Он легко нашел нужные слова. - Зачем притуплять свои чувства в счастливый момент? - Мне кажется, что я уже слышала раньше эту фразу. Поговорка Врат Бури? - Да. Хотя, думаю, в Высоком Небе тоже не пользуются наркотиками. - Не пользуются. Подчиняются старинным правилам. Большая часть из нас придерживается старых правил, ты же знаешь. - Некоторое время Табита внимательно смотрела на него. - Твоя беда в том, Крис, что ты слишком стараешься! Расслабься! Старайся быть своим среди тебе подобных! Много ли есть людей, с которыми ты близок? Держу пари, единицы! Он заставил себя сдержаться. - Последнее время я часто с ними виделся. - Угу! И вынуждает ли к этому дело или нет - разве это плохо? Я не стала бы пытаться вмешиваться в чужую жизнь, я не хочу учить тебя уму-разуму, но факт остается фактом: мужчина или женщина, пытающиеся вести жизнь итриан, стараются впустую! - Что ж, после трех поколений тебе, должно быть, неспокойно в твоем чосе, - сказал он, осторожно отмеривая уровень сарказма. Ты достаточно много времени проводишь в краю людей, не так ли? Она кивнула. - Несколько лет. Я перепробовала разные профессии: охотницы, рыбачки, старательницы, чуть ли не большую часть авалонских профессий. Я получила большую часть доли в начатом деле Драуна - и оставила ее на различных покерных столах! - Она рассмеялась. - Черт возьми! Иногда кое-что действительно легче объяснить на планхе! - И очень серьезно добавила: - Но вспомни, я была юной, когда мои родители пропали в море. Меня удочерила итрианская семья. Они и вдохновляли меня на бродячую жизнь: таков обычай Высокого Неба. Моя верность и благодарность чосу крепла. Просто. В общем, я считала себя его членом, который, волей судеб, является человеком. В таком аспекте, у меня есть что предположить, когда. - Она прервала себя и обернулась. - А вот и моя порция! Поговорим-ка об обыденных вещах, я истосковалась по этому в Сент-Ли! - Думаю, я тоже выпью, - сказал Аринниан. Он обнаружил, что напиток помогает. Вскоре они весело обменивались замечаниями. Поскольку ее жизнь была куда более наполненной приключениями, чем его, ему скучать не приходилось. Бывали и в его жизни случаи, когда он мог оказаться в неменьшей опасности, чем угрожали ей: когда он скрывался от родителей на осаждаемых прибоем Островах Щита или когда он встретил спадатонта на суше, имея при себе лишь копье. Но, хотя таких случаев было немного, он обнаружил, что она попала под сильное впечатление его воспоминаний. Она никогда не совершала межпланетных путешествий, если не считать короткой поездки на Моргану. Он, сын флотского офицера, получил возможность увидеть всю Лаурианскую систему от разрушенного солнцем Элизиума и многочисленных лун Камелота до темного, любимого кометами Утгарда. Говоря о хрупкости голубого мира Фзеации, он получил возможность процитировать строки Гомера, и она пришла в восторг и просила прочитать ей еще и спрашивала, что еще написал этот парень, Гомер, и разговор перешел на книги. Еда была смешанной, составленной из блюд обеих рас: рыба, тушеная в пискоиде и томате, пирог с говядиной и шуа, салат из листьев властергрейна, груши, кофе, сдобренный белым корнем. Дополнением послужила бутылка вытяжки из него. В конце еды Аринниан, уже ставший свидетелем некоторой легкости поведения Табиты, был шокирован, когда она закурила трубку. - Как насчет того, чтобы заглянуть в гнездо? - Предложила она. - Мы могли бы разыскать Драуна. - Ее компаньон был начальником по охране. В Центауре она была его помощницей. Но положение чоса о рангах было одновременно и более сложным, и более гибким, чем у Техников. - Что ж, хорошо, - ответил Аринниан. Она наклонила голову: - Правда согласен? Я бы подумала, что ты предпочитаешь итрианский гангут любому месту в этом городе. - Это был единственный публичный дом, предназначенный специально для орнитоидов, гостями которого они были нечасто. Он нахмурился. - Я не могу не чувствовать, что таверна - это не самое лучшее место. Для них, - добавил он поспешно. - Я не гордец, пойми! - Но все же ты не возражаешь, когда люди подражают итрианам. Ух-ух! На двух крыльях не получается! - Она встала. - Давай заглянем в пивнушку Гнездо, выпьем с другом, если встретим его, почитаем стихи. А потом - дансинг-клуб, идет? Он кивнул, несмотря на ускорившийся пульс, довольный, что она была в радужном настроении. Никакая техника не могла позволить ему принять участие в итрианских воздушных танцах, но по полу можно передвигаться в объятиях другой птицы, и это было почти так же прекрасно. Но и такой момент навсегда потерян для него, так, может быть, Табита - ибо в эту сумбурную ночь она была Табитой, а не Хилл с Небес. Он слушал болтовню об общении с девушками-птицами, весьма далекими от благоговейного созерцания. Для Аринниана и ему подобных их соратницы-женщины были товарищами, сестрами. Но Табита подчеркивала его и свою человечность. Они на такси-кэбе отправились в Гнездо, который был самым высоким в городе зданием и имел гравитационную шахту, ибо многие прибывали сюда не на летательных аппаратах. Таверна была защищена от дождя стеклянной крышей, сквозь которую на этой высоте звезды безбоязненно могли лить свой свет, не боясь искусственного пламени внизу. Моргана склонялась к западным землям, но все еще серебрила своим светом реку и залив. На востоке громоздились грозовые тучи, и световые блики выхватывали их из темноты причудливыми пятнами. Инсектоиды призрачной дымкой покачивались над каждым столом. Народу было немного, тут и там виднелись несколько неясных силуэтов, склоненных над стаканами с напитками, ходил слуга-робот позвякивая стальным покрытием. - Скучища, - разочарованно сказала Табита. - Но мы сможем поднять настроение! Они принялись пробираться между столиками, пока Аринниан не остановился и не воскликнул: - Хой! Водан, экх-Хирр! Его соратник по чосу, изумленный, поднял голову. Он выпивал в компании пухленькой особы, которая одарила вновь появившихся недовольным взглядом. - Хорошего тебе полета, - приветствовал его Аринниан на планхе, последующая фраза была вполне подходящей для англика, хотя произнесена была на англике автоматически. - Не ожидал найти тебя здесь! - Доброго приземления тебе, - ответил Водан. - Через несколько часов я должен быть на своем корабле. Мой транспорт отходит от базы на Хэлцнон-айленд. Я отправлюсь пораньше, чтобы не подвергаться риску в случае шторма. Неподалеку от дома мы попали в три дьявольских вихря подряд. - Ты готов к битве, охотник, - сказала Табита со всей возможной вежливостью. "Это верно, - подумал Аринниан. - Он жаждет битвы. Только. Если он не смог остаться с Айат до последней минуты, по крайней мере, я бы предположил, что он должен был совершать полет в свете луны, размышляя и созерцая. О, как бы там ни было, пирушки в кругу друзей." Он прервал себя. Водан сделал знак своей спутнице. - Кьенна, - сказал он. Его неофициальность была оскорблением. Она качнула крыльями, перья распрямились в печальном подтверждении. Аринниан не мог придумать никакого извинения, давшего бы ему возможность избежать этой компании. Он и его девушка опустились на сиденья. Когда подкатился робот, они заказали густое, крепкое нью-африканское пиво. - Как дуют твои ветры? - Спросила Табита, попыхивая трубкой. - Хорошо. Я желал бы этого и для тебя! - Ответ Водана был точен. Он