ова дожди, гонимые порывистым ветром. Природа злилась, прорываясь к весне. Реки вздулись, луга и болота переполнились влагой. Люди понемногу выбирали зерно, которое надо было хранить для сева; забивали последний скот - тощих, дрожащих, жмущихся друг к другу коровенок; выходили на охоту чаще и с меньшим успехом, чем обычно. И все невольно задавались вопросом: не выдохлись ли боги во время прошлогодней засухи? Ночь, когда бруктеры собрались в своем святилище, стояла ясная, хотя и холодная. Может быть, это был добрый знак. Обрывки облаков мчались по ветру, такие призрачные рядом с полной луной, плывущей среди них. Тускло поблескивали редкие звезды. Деревья в роще казались сплошной черной массой, только на самом верху скребли небо отдельные голые ветви. Их скрип звучал, словно незнакомая речь в ответ на шум и завывание ветра. С шипением и треском горел костер. Пламя вырывалось из раскаленного добела сердца желтыми и красными языками. Искры взвивались вверх, бросая вызов звездам, и умирали. Неровный свет едва достигал огромных стволов вокруг прогалины, и казалось, они шевелятся, будто тени. Пламя высвечивало копья и зрачки собравшихся мужчин, выхватывало из тьмы их мрачные лица, и тут же свет его терялся в густых бородах и обтрепанных одеждах. Позади костра вырисовывались изображения богов, грубо вырезанные из целых бревен. Уоен, Тив и Донар стояли серые, в трещинах, заросшие мхом и поганками. Сияла под луной Нерха - поновее и свежевыкрашенная; вырезал ее способный раб из южных земель. В дрожащем свете пламени ее можно было бы принять за саму ожившую богиню. Дикого кабана, жарящегося на углях, убили скорее для нее, чем для других. Мужчин собралось немного, и большинство были немолоды. Все, кто мог, последовали за своими вождями и пересекли Рейн прошлым летом, чтобы сражаться с батавийцем Бермандом против римлян. Они все еще находились там, и дома их очень ждали. Вел-Эдх призвала глав бруктерских кланов собраться этой ночью на совет и выслушать ее обращение к ним. Дыхание замерло на губах мужчин, когда она появилась. Ее серебристо-белое одеяние было оторочено темным мехом, на груди горело ожерелье из необработанного янтаря. Ветер волнами колыхал юбку, а плащ развевался, словно огромные крылья. Кто знал, какие мысли скрывались под ее капюшоном? Она подняла руки - блеснули на свету, будто маленькие змейки, золотые кольца. Копья склонились к земле. Хайдхин, распоряжавшийся приготовлением кабана, стоял у самого костра, отдельно от других. Он вытащил свой нож, поднес лезвие к губам, снова сунул в ножны. - Рады видеть тебя, госпожа, - приветствовал он Вел-Эдх. - Смотри, сюда пришли, как ты велела, те, кто может говорить от имени своего народа, - чтобы услышать, что боги сообщат им твоими устами. Начинай, прошу тебя. Эдх опустила руки. Хотя и негромкий, ее голос прорывался сквозь ночные звуки. Что-то слышалось в нем иноземное, даже сильнее чем у Хайдхина, - может быть, сам голос то поднимался, то опадал, словно прибой, бьющийся о далекий берег. Видимо, от этого все относились к ней с почтением и немного со страхом. - Слушайте, сыновья Брукта, ибо важны известия, что я принесла. Поднят меч войны, волки и вороны поедают плоть, ведьмы Нерхи летают на воле. Слава героям! Но сначала напомню... Когда я сзывала вас сюда, моим желанием было лишь вселить в ваши сердца радость. Но много прошло времени, в жилища пришел голод, а враг все еще крепок. Многие из вас удивлены, почему мы объединились с нашими сородичами за рекой. Да, нам нужно было отомстить, но мы должны создать королевство вместе с ними и не сможем этого сделать, если они потерпят поражение. Да, племена галлов тоже поднялись, но слишком переменчив у них нрав. Да, Берманд разгромил убиев, этих псов Рима, но римляне заполонили земли наших друзей гугернов [убии - дружественное Цезарю германское племя, жившее на правом берегу Рейна; гугерны - германское племя, жившее на левом берегу Рейна]. Да, мы взяли в осаду Могонтиак [ныне г.Майнц] и Кастра Ветера [Кастра - начальное слово в названиях многих римских городов, переводится как "крепость", "укрепленный лагерь"], но от стен первой крепости пришлось отступить, а вторая месяц за месяцем держит оборону. Да, мы одерживаем победы на поле боя, но бывают поражения и потери, иногда очень тяжелые. И все-таки я снова говорю вам, что Рим будет разбит, кости легионеров усеют наши поля, а красный петух прокукарекает над крышей дома каждого римлянина - то будет месть Нерхи. Нам надо драться. И еще. Сегодня по воле богов, конечно, прибыл ко мне всадник от самого Берманда. Кастра Ветера, лагерь врагов, сдается. Легат Вокула, покоритель Могонтиака, мертв, а Новезий, где он умер, тоже окружен. Колония Агриппины [Новезий - укрепленное место убиев на левом берегу Рейна, ныне Нейс близ Дюссельдорфа; колония Агриппины - ныне г.Кельн], чванливый город убиев, спрашивает об условиях сдачи. Нерха помогает воинам, сыны Брукта. Свое обещание она выполнит полностью. Рим падет! Кровожадные крики рванулись к небу. Она еще некоторое время говорила с ними и тихо закончила: - Когда наконец-то воины вернутся домой, Нерха благословит их чресла и они станут отцами детей, которым суждено завладеть миром. Сейчас пируйте в ее честь, а завтра принесите надежду вашим женам. Она подняла руку. Копья снова склонились перед ней. Вытащив из костра горящую ветвь, чтобы освещать себе путь, она скрылась во мраке. Хайдхин приказал снять тушу с рашпера, каждый отхватил себе кусок, и они принялись поедать вкусное мясо. Пока шел разговор о чудесных новостях, Хайдхин отмалчивался. На него часто находили приступы молчаливости, и люди привыкли к этому. Достаточно того, что Вел-Эдх считала его своим доверенным лицом. Кроме того, он был сильным и умным вождем. Гибкий, узколицый, с серебряными прядями в черных волосах на голове и в коротко остриженной бороде. Но вот кости брошены в середину затухающего костра, и он от имени каждого попросил у богов доброй ночи. Мужчины принялись устраиваться поблизости - им надо хорошо отдохнуть, прежде чем утром тронуться в обратный путь. Хайдхин не присоединился к ним. Факел помогал ему двигаться по едва заметной тропе, пока он не вышел из-под деревьев на широкую поляну. Там он бросил факел, и тот погас сам собой. Луна мчалась между лохматыми облаками над западным краем леса. Впереди появился горб небольшого дома. На тростниковой крыше поблескивала изморозь. Внутри, насколько он знал, с одной стороны спал скот, а у противоположной стены - люди среди своих припасов и домашнего скарба. Обычное дело, но те, кто жил в этом доме, служили Вел-Эдх. Ее башенка возвышалась рядом; из массивных балок, скрепленных сталью, убежище было возведено, чтобы дать ей возможность оставаться наедине со своими грезами. Хайдхин зашагал вперед. Какой-то человек, выставив копье, преградил ему дорогу и крикнул: - Стой! - затем, вглядевшись в лунном полумраке, добавил: - О, это вы, господин. Вы ищете место для ночлега? - Нет, - ответил Хайдхин. - Рассвет уже близок, а мой конь у сторожки, он домчит меня до дому. Но сначала я хочу повидаться с твоей госпожой. Стражник замялся. - Вы ведь не станете ее будить? - Не думаю, что она спит. Стражник не посмел ему перечить и позволил пройти. Он постучал в дверь башни. Девушка-рабыня проснулась и откинула задвижку. Разглядев его, она поднесла сосновую лучину к глиняному светильнику, а потом от нее зажгла другой - для гостя. Хайдхин поднялся по лестнице на верхний этаж. Как он и ожидал - поскольку знали они друг друга давно, - Эдх сидела на своем высоком стуле, уставясь на тени, отбрасываемые ее собственным светильником. Тени, огромные и бесформенные, метались среди балок, стропил, кож и шкур, колдовских предметов и вещей, приобретенных во время многочисленных путешествий. Спасаясь от промозглой погоды, она куталась в теплый плащ с капюшоном. Она смотрела, как он приближается, и Хайдхину хорошо было видно ее лицо. - Привет, - тихо произнесла она. Слабый свет упал на изгиб ее губ. Хайдхин сел на пол и прислонился спиной к планке постели с пологом. - Тебе надо отдохнуть, - проговорил он. - Ты же знаешь, я не могу, сейчас не время. Он кивнул. - И все-таки ты должна отдыхать. Иначе загонишь себя. Ему показалось, что он уловил тень улыбки. - Сколько лет я веду такую жизнь, однако еще цела. Хайдхин пожал плечами. - Постарайся все же выспаться при случае. - Это прозвучало довольно резко. - О чем ты думала? - Обо всем, конечно, - тихо ответила она. - Что значат все эти победы. Что предпринять дальше. Он вздохнул. - Так я и полагал. Но почему? Все ведь ясно. Капюшон собрался складками, тени метнулись по стенам, когда она покачала головой. - Не совсем. Я тебя понимаю, Хайдхин. Римские вояки попали к нам в руки, и ты полагаешь, что мы должны действовать по примеру воинов прежних лет. Принести жертву, чтобы умилостивить богов. Перерезать глотки, сломать оружие, разбить телеги, а затем бросить все в болото во славу Тива. - Великолепное предложение. Оно разогреет кровь наших людей. - И вызовет ярость римлян. Хайдхин усмехнулся. - Я знаю римлян лучше тебя, милая Эдх. Не вздрогнула ли она? Он продолжил: - Я имел в виду, что сталкивался с ними и с их подданными, и я - вождь, я - воин. Богиня не много рассказывает тебе об обычных вещах, не так ли? Римляне не то что мы. Они слишком предусмотрительны. - Следовательно, ты хорошо их понимаешь. - Люди считают, что я хитер и находчив, - согласился он без лишней скромности. - Так давай извлекать пользу из моей сообразительности. Уверяю тебя, кровавая резня поднимет племена и приведет к нам новых воинов. Много воинов, настолько много, что враг и не посмеет думать о мести. - И прибавил для весомости: - К тому же боги тоже будут рады. Они запомнят. - Я думала об этом, - ответила она. - Ты знаешь, что Берманд собирается пощадить своих пленников? Хайдхин напрягся. - А, этот... - вымолвил он. - Да он же наполовину римлянин. - Только в том смысле, что знает их намного лучше тебя. Он полагает, что бойня бессмысленна. Она может разъярить римлян так, что они соберут все силы против нас, чего бы это им ни стоило. - Эдх остановила его жестом. - Подожди. Он знает вдобавок, чего могут пожелать боги - и чего, мы считаем, они могут пожелать. Он посылает ко мне плененного военачальника. Хайдхин выпрямился. - Вот это уже кое-что! - В сообщении Берманда говорится, что мы, при желании, можем пожертвовать пленника богам, но он не советует торопиться. Заложник, которого можно обменять, стоит гораздо больше. Некоторое время она молчала. - Я мысленно обращалась к Найэрде. Желает она этой крови или нет? Она не дала мне никакого знака. Полагаю, это означает - нет. - Асы... Эдх, сидевшая выше, перебила его неожиданно резко: - Пусть Уоен и остальные ворчат на Нерху, Найэрду, если хотят. Я служу ей. Пленники будут жить. Он уставился в пол и прикусил губу. - Тебе известно, что я враг Риму, и ты знаешь, почему, - продолжила она. - Но все эти разговоры о том, чтобы сровнять его с землей, все больше и больше, пока тянется война, всего лишь болтовня. Богиня не говорит моими устами. Я сама решаю, каких слов она ждет от меня. И я должна была держать речь сегодня ночью, иначе бы совет взбудоражился и дрогнул. Но все-таки, сможем ли мы добиться чего-нибудь большего, чем выдворение римлян с этих земель? - Сможем ли мы добиться даже этого, если забудем богов? - отозвался он. - А не забыть ли нам о твоих притязаниях на власть и славу? - огрызнулась она. Он метнул на нее гневный взгляд. - От кого-то другого я бы таких слов не стерпел. Она встала со стула. Голос ее зазвучал мягче: - Хайдхин, дружище, извини. Я не хотела тебя обидеть. Мы не должны ссориться. Даже если у нас есть разногласия, мы в одной упряжке. Он тоже поднялся. - Я поклялся однажды... Мой долг идти за тобой. Эдх взяла его за руки. - И до сих пор ты шел. Она откинула голову назад, чтобы взглянуть на него, капюшон упал на плечи, и он увидел ее лицо в неярких лучах светильника. Тени еще резче обозначили морщины на нем и подчеркнули выступающие скулы, но спрятали седину в косах. - Мы много прошли вместе. - Но я не давал клятвы повиноваться тебе слепо, - пробормотал он. И не повиновался. Порой насмерть стоял, не уступая ее прихотям. Потом оказывалось, что он прав. - Много, очень много, - прошептала она, будто бы не слыша его слов. Карие глаза вглядывались в темноту за его спиной. - Почему мы остановились здесь, на восточном берегу великой реки? Потому что годы и расстояния утомили нас? Мы должны двигаться дальше, может быть, до владений батавов. Их земли выходят к морю. - Бруктеры приняли нас. И сделали все, о чем ты их просила. - О да. Я благодарна им. Но когда-нибудь здесь будет королевство, объединяющее все племена, и я опять увижу над морем сияние звезды Найэрды. - Не видать нам такого королевства, пока мы не выпустим кишки из римлян. - Не надо, поговорим об этом позже. Сейчас давай вспомним о чем-нибудь хорошем. Когда он попрощался с Эдх, небо уже окрасил восход. Все покрыла роса. Темной тенью Хайдхин прошел через священную рощу и зашел в загон за своей лошадью. На челе Эдх читались мир и покой, она почти засыпала, но его пальцы сжимали рукоять ножа. 4 Кастра Ветера, Старый Лагерь, расположился неподалеку от Рейна, примерно там, где находился в Германии Ксантен, когда родились Эверард и Флорис. Но в эту эпоху все территории вокруг принадлежали Германии, раскинувшейся от Северного моря до Балтики, от реки Шельды до Вислы, а на юге до Дуная. Швеция, Дания, Норвегия, Австрия, Швейцария и Нидерланды, современная Германия еще только должны были возникнуть здесь в течение двух последующих тысячелетий. А пока это были дикие земли с островками цивилизации в виде деревень, пастбищ, поселений, где племена вели войны и кочевали с места на место, находясь в постоянном движении. На западе, там, где должны будут появиться Франция, Бельгия, Люксембург, на большей части рейнской долины основным населением были галлы, по языку и образу жизни схожие с кельтами. Благодаря более высокой культуре и превосходству в военном деле они брали верх над соседями-германцами, хотя различия между ними никогда не были слишком серьезными и почти стирались в приграничных районах. Так было, пока их не покорил Цезарь. Это произошло не слишком давно, и ассимиляция еще не завершилась, так что память о прежней вольной жизни пока не вытравилась из галльских сердец. Казалось, это должно было бы относиться и к их соперникам на востоке, но когда Август потерял три легиона в Тевтобургском лесу, он решил перенести границу империи к Рейну, а не к Эльбе. Всего лишь несколько германских племен остались под владычеством Рима. Некоторые из них, такие как батавы и фризы, оккупацию почти не ощущали. Словно туземные штаты Индии под правлением Британской короны, они были обязаны выплачивать дань и, в общем, подчинялись решениям ближайшего проконсула. Они поставляли многочисленных воинов, сначала добровольцев, а затем по призыву. И именно они первыми подняли восстание; потом к ним присоединились единокровные союзники с востока, а на юго-западе огонь восстания охватил Галлию. - Огонь... Я слышал о пророчице, которая объявила, что Рим будет сожжен, - произнес Юлий Классик. - Расскажите мне о ней. Тело Берманда тяжело колыхалось в седле. - Подобными речами она привлекла на нашу сторону множество союзников: бруктеров, тенктеров, хамавов, - сообщил он с большей радостью, чем можно было ожидать. - Ее слава перешагнула через обе реки и дошла до нас. - Он взглянул на Эверарда. - Ты должен был слышать о ней во время своих путешествий. Ваши пути наверняка пересекались, а там, где она бывала, ее не забывают. Узнав, что она здесь и зовет на бой, к нам прибывают все новые воины. - Конечно, я о ней слышал, - отозвался патрульный. - Но я не знаю, как относиться к этим слухам. Расскажи мне побольше. Дул прохладный ветер, все трое ехали под серым небом по дороге недалеко от Старого Лагеря. Военная дорога, вымощенная и прямая как стрела, вела на юг вдоль Рейна в Колонию Агриппины. Римские легионы находились здесь многие годы. Теперь их остатки, что удерживали крепость в течение осени и зимы, шли под охраной варваров в Новезий, который сдался гораздо быстрее. На них жалко было смотреть: грязные, оборванные, исхудавшие так, что осталась лишь кожа да кости. Большинство тащилось с потухшим взглядом, даже не пытаясь сохранять строй. В основном это были галлы из регулярных и резервных войск. Империи галлов и сдались они, поклявшись служить верой и правдой, как того добивались лестью и уговорами вербовщики Классика. Впрочем, ничего другого им и не оставалось: новую атаку они бы уже не отбили, как в начале осады. Последнее время им приходилось есть траву и тараканов - если удавалось поймать. Охраняла пленных всего горстка их же соотечественников-галлов - откормленных и хорошо вооруженных, из числа тех, что перешли на сторону Классика раньше, - но, учитывая состояние пленников, этого было достаточно. Более многочисленная группа воинов охраняла повозки, запряженные быками, что тащились позади с грузом трофеев, - в основном германские ветераны-легионеры, командовавшие мужиками из глухомани, вооруженными копьями, топорами и длинными мечами. Клавдий Цивилис, он же Берманд Батавиец, не очень-то доверял своим кельтским союзникам. Берманд хмурился. Рослый, с грубыми чертами лица; левый глаз его был затянут молочно-белой пленкой из-за давнего инфекционного заболевания, правый блестел холодной синью. Отрекшись от Рима, он отпустил рыжую с проседью бороду, не стриг волос и по варварскому обычаю красил голову в красный цвет. Но тело его облегала кольчуга, на голове сверкал римский шлем, а у бедра висел клинок, предназначенный больше для нанесения колющих ударов, чем рубящих. - Целый день уйдет на то, чтобы поговорить с Вел-Эдх - Веледой, - произнес он. - Не слишком-то я верю, что от этого будет польза. Странной богине она служит. - Вел-Эдх! - достиг слуха Эверарда шепот на английском языке, - ее настоящее имя. Латиняне, естественно, слегка изменили его. Все трое использовали в разговоре язык римлян, поскольку он был знаком каждому из них. Эверард, будучи постоянно настороже, невольно вздрогнул и посмотрел вверх, но увидел только облака. За ними парила на темпороллере Джейн Флорис. Женщине нелегко находиться в бунтарском лагере, хотя он и смог бы объяснить ее присутствие. Но лишние проблемы ни к чему, случайностей в их деле и так предостаточно. Кроме того, она намного полезнее там, где сейчас находится. Разнообразные приборы на панели перед ней могли показать в цвете и в увеличенном виде все, что она пожелает. Благодаря электронике в его головной повязке, она видела и слышала все то же, что и он. А микроспикеры и костная проводимость помогали ему услышать Флорис. В случае серьезной опасности она сможет спасти его. Правда, главное здесь - сумеет ли она сделать это незаметно. Нет нужды говорить, как будут реагировать эти люди; даже самые цивилизованные римляне верят в дурные предзнаменования - а их задача как раз в том, чтобы охранять ход истории. Случается и так, что вмешаться нельзя и напарник должен погибнуть. - Во всяком случае, - продолжал Берманд, очевидно, желая прекратить разговор о пророчице, - ярость ее утихает. Возможно, сами боги хотят положить конец войне. Какой толк продолжать войну, если мы уже получили то, из-за чего начали ее? - Вздох его улетел вместе с ветром. - Я тоже сыт по горло раздором. Классик прикусил губу. Этот низкорослый человек не скрывал бушующих в нем амбиций, что подчеркивалось и гордым выражением лица, означающим, как он утверждал, его королевское происхождение. У римлян Классик командовал кавалерией треверов, и в городе, принадлежащем этому галльскому племени, - его будущее название Трир - он с единомышленниками сговорился воспользоваться восстанием германских племен. - Мы должны захватить власть, - резко произнес он, - величие, богатство, славу. - Ну, я-то человек мирный, - невольно произнес Эверард. Если уж он не мог остановить того, что должно случиться в этот день, то должен, по крайней мере, высказать протест, пусть даже бесполезный. В обращенных на него взглядах он почувствовал недоверие. Нет, лучше от этих слов откреститься. Какой из него пацифист? Ведь он - гот, из тех краев, где впоследствии возникнет Польша. Там все еще обитает его племя, и статус Эверарда, одного из многочисленных отпрысков короля - вернее, вождя Амаларика, - позволял ему говорить с Бермандом на равных. Рожденный слишком поздно, чтобы унаследовать богатство достойное упоминания, он занялся торговлей янтарем, лично сопровождая ценный груз до Адриатики, где и приобрел практические навыки латинского языка. Вскоре он бросил торговлю и отправился на запад, почувствовав вкус к приключениям и поверив слухам о богатствах этих краев. К тому же, намекнул он, некоторые проблемы на родине вынуждают его дать им отстояться пару лет. Необычная, но вполне достоверная история. Отважный человек крепкого сложения, если при нем нет привлекательных для грабителей вещей, вполне мог путешествовать в одиночку без особого риска. И в самом деле его, как правило, встречали радушно и ценили за новости, сказки и песни, нарушающие однообразие повседневной жизни. Клавдий Цивилис также был рад принять Эверарда. Независимо от того, мог ли тот сообщить что-нибудь полезное или нет, он на время отвлек внимание Цивилиса от рутинных обязанностей долгой военной кампании. Никто не поверил бы Эверарду, если бы тот стал утверждать, что никогда не участвовал в боях или что теряет сон, случись ему изрубить на куски человека. И чтобы никто не заподозрил в нем шпиона, патрульный поспешил объяснить: - О, конечно, я участвовал в битвах, и в рукопашных схватках тоже. Любой, кто назовет меня трусом, еще до наступления утра станет кормом для ворон. Он помедлил. "Кажется, я могу расшевелить Берманда, заставить его слегка раскрыться. Нам просто необходимо знать, что этот человек - ключевая фигура всех событий - думает о происходящем, если мы хотим понять, в какой момент история подходит к развилке и в каком направлении ее развитие идет с пользой для нас и нашего мира, а в каком - нет". - Но я человек здравомыслящий. И когда есть возможность выбора - торговать или воевать, - я выбираю первое. - В будущем с нами хорошо можно будет торговать, - объявил Классик. - Ведь империя галлов... - Он на мгновение задумался. - Почему бы и нет? Янтарь можно доставлять на запад и по суше, и морем... Надо бы подумать об этом на досуге... - Подожди, - прервал его Берманд. - У меня дело к одному из них. Он пришпорил лошадь и поскакал прочь. Классик внимательно смотрел ему вслед. Батав подъехал к колонне плененных римлян. Хвост этой печальной процессии как раз поравнялся с ними. Он заставил лошадь идти медленнее, чтобы двигаться рядом, наверное, с единственным из воинов, кто шел прямо и гордо. Человек этот был в чистой тоге, укрывающей его исхудавшее тело, и как будто не замечал непрактичности такой одежды. Берманд наклонился и заговорил с ним. - Что ему взбрело в голову? - пробормотал Классик, но сразу же опомнился и взглянул на Эверарда. Должно быть, вспомнил, что незнакомец может услышать лишнее. Трения между союзниками не должны выставляться на обозрение посторонним. "Мне надо отвлечь его, иначе он прогонит меня", - решил патрульный, и произнес вслух: - Империя галлов, вы сказали? Вы имеете ее в виду как часть Римской империи? Он уже знал ответ. - Это независимое государство всех населяющих Галлию народов. Я провозгласил его. Я его император. Эверард притворился ошеломленным. - Прошу прощения, сир! Я не слышал об этом, поскольку прибыл сюда совсем недавно. Классик язвительно ухмыльнулся. И в этой ухмылке было не только тщеславие. - Империя как таковая создана только-только. Пройдет еще немало времени, прежде чем я смогу править не из седла, а с трона. Разговорить его большого труда не составило. Грубый и в общем-то не пользующийся влиянием, этот гот тем не менее представлял собой довольно колоритную фигуру. С ним стоило поговорить: он немало повидал и его трудно было чем-то удивить. Планы Классика удивляли глубиной и вовсе не казались безумными. Он хотел отделить Галлию от Рима и тем самым отрезать от Империи Британию. С немногочисленными гарнизонами, с норовистым и обидчивым населением остров просто свалился бы ему в руки. Эверард знал, что Классик сильно недооценивает мощь и целеустремленность Рима. Но это естественная ошибка. Он не знал, что гражданские войны закончились, а Веспасиан будет продолжать править уверенно и со знанием дела. - Нам нужны союзники, - признал Классик. - Но Цивилис колеблется... - Он сомкнул губы, опять сообразив, что сказал слишком много, затем спросил в упор: - Каковы твои намерения, Эверард? - Я просто путешественник, сир, - уверил его патрульный. - "Выбери верный тон, не просительный и не наглый". - Вы оказали мне честь, поделившись своими планами. Перспективы торговли... Классик нетерпеливо отмахнулся и отвел взгляд. На его лице появилось жесткое выражение. "Он раздумывает, и видимо, близок к решению, над которым, должно быть, размышлял раньше. Могу предположить какое". По спине Эверарда пробежал холодок. Берманд закончил свой короткий разговор с римлянином, затем отдал приказ стражнику отвести пленника в грубую мазанку из тех, что германцы построили для себя на время осады. Потом, подъехав к небольшой группе шумных подростков, гарцевавших неподалеку на лошадях, он обратился к самому маленькому и шустрому среди них. Парень послушно кивнул и поспешил к убогим укрытиям, обогнав римлянина и стражника. Германцы еще оставались там, чтобы присматривать за гражданским населением крепости, и у них было несколько лишних лошадей, припасы и снаряжение, которые Берманд мог потребовать для своих нужд. - В чем дело? - резко спросил Классик, когда он присоединился к ним. - Их легат, как я и думал, - ответил Берманд. - Я решил, что надо отвезти его к Веледе. Гутлаф, мой самый быстрый всадник, поехал вперед предупредить ее. - Зачем? - Я слышу, люди ропщут. Дома народ тоже недоволен. Да, у нас были победы, но нам пришлось пережить и горечь поражений, а война все тянется. Под Асцибургием [Асцибургий - город в Германии, ныне предположительно Асберг], и это не секрет, мы потеряли цвет нашей армии, и я сам пострадал так, что несколько дней не мог даже двигаться. Чтобы одолеть противника, нужны свежие силы. Люди говорят, сейчас самое подходящее время устроить кровавый пир для богов. А тут целое стадо врагов попало в наши руки. Надо, мол, зарезать их и принести в жертву богам, тогда мы одержим победу. Эверард услышал вздох наверху. - Если того хотят твои подчиненные, то так и сделай. - Классик произнес это почти спокойно, хотя именно римляне пытались отучить галлов от человеческих жертвоприношений. Берманд уставился на него единственным глазом. - Что? Этих осажденных, сдавшихся тебе под честное слово? Очевидно было, что ему не нравится эта идея и смирился он с ней только по необходимости. Классик пожал плечами. - Они бесполезны, пока их не откормишь, да и потом им доверия не будет. Убей их, если захочешь. Берманд весь сжался. - Я не хочу. Такая резня спровоцирует римлян на более активные действия. Глупо. - Он помолчал. - Но какую-то уступку сделать нужно. Я пошлю к Веледе этого сановника. Пусть поступает с ним как хочет и убеждает людей в правильности своего решения. - Воля твоя. Ну, а у меня свои дела. Прощай. Классик пришпорил коня и галопом поскакал в южном направлении. Он быстро миновал повозки и колонну пленников, становясь все меньше и меньше, и пропал из виду, где дорога сворачивала за стену густого леса. Эверард знал, что там стояла лагерем большая часть германцев. Некоторые лишь недавно присоединились к войску Берманда, другие находились под стенами Кастра Ветера в течение нескольких месяцев, и им до смерти надоели заросшие грязью мазанки. Лес, хоть и без листьев, все же защищал от ветров, он был живой и чистый, как в родных краях, а ветер в вершинах деревьев разговаривал на языке таинственных богов. Эверард усилием воли унял дрожь. Берманд, прищурясь, смотрел вслед своему союзнику. - Занятно... - произнес он на своем языке. - Да... - Мысль еще не оформилась, возникло только смутное предчувствие, которое заставило его развернуться и, махнув телохранителям, поехать за человеком в тоге с его сопровождающим. Телохранители поспешили за ним, и Эверард рискнул присоединиться. Посыльный Гутлаф выехал из-за хижин на свежем пони с еще тремя запасными. Он спустился к реке и погрузился на ожидающий его паром. Приблизившись к легату, Эверард смог хорошо разглядеть его. Судя по чертам довольно красивого, даже несмотря на перенесенные лишения, лица, по происхождению он был италийцем. Повинуясь приказу, он остановился и теперь с античным бесстрастием ожидал, как распорядится судьба. - Я сам займусь этим делом, а то как бы чего не вышло, - произнес Берманд. - Затем галлу на латинском: - Возвращайся к своим обязанностям. - И двум своим воинам: - Вы, Саферт и Гнаф, доставите этого человека жрице Вел-Эдх к бруктерам. Гутлаф только что отправился, чтобы предупредить ее, но это к лучшему. Вам придется ехать помедленнее, а то угробите римлянина: он и без того слаб. Почти доброжелательно он обратился к пленнику на латинском: - Тебя доставят к святой женщине. Думаю, к тебе хорошо отнесутся, если не будешь брыкаться. С благоговейным страхом получившие приказ воины поспешили в свой бывший лагерь готовиться в дорогу. В голове Эверарда зазвучал дрожащий голос Флорис: - Это, должно быть, Муний Луперк. Ты, надо полагать, знаешь, что с ним случилось. - Я знаю, что произойдет со всеми вокруг меня, - ответил патрульный, субвокализируя. - И мы ничего не можем сделать? - Нет. Эти события описаны в истории. Держись, Джейн. - Ты мрачно выглядишь, Эверард, - произнес Берманд на германском наречии. - Я устал, - ответил Эверард. Знание этого языка (как и готского) вложили в него на всякий случай, когда он покидал двадцатый век. Язык напоминал тот, который он использовал в Британии четырьмя веками позже, когда потомки варваров с берегов Северного моря отправились ее завоевывать. - Я тоже, - пробормотал Берманд. - На мгновение в нем проявилась необычная, внушающая симпатию мягкость. - Мы оба долго были в пути, не так ли? Надо отдохнуть, пока есть возможность. - Я думаю, тебе пришлось тяжелее моего, - произнес Эверард. - Ну, в одиночестве меньше хлопот. Да и земля цепляется к сапогам, если пропитана кровью. В предчувствии удачи Эверарда охватила дрожь. Именно на это он надеялся, над этим упорно бился с тех пор, как прибыл сюда два дня тому назад. Во многих отношениях германцы вели себя как дети, капризные, простодушные. Больше, чем Юлий Классик, которому хотелось лишь продемонстрировать свои амбиции, Клавдий Цивилис - Берманд - жаждал общения с дружелюбным собеседником, возможности облегчить душу с тем, кому ничего от него не нужно. Эверард связался с Флорис. - Слушай внимательно, Джейн. И сразу передавай любые вопросы. За время короткой, но интенсивной подготовки Эверард убедился, что она хорошо разбирается в людях. Вдвоем им легче будет понять, что происходит. - Ладно, - нервно ответила она, - но лучше не упускать из виду и Классика. - Ты с юных лет сражался на стороне Рима? - спросил Эверард на германском. Берманд издал короткий смешок. - Да уж, и не только сражался. Ходил в походы, учил рекрутов, строил дороги, торчал в бараках, дрался, пьянствовал и развратничал, проигрывался в пух и прах, умирал от болезней - в общем, терпел бесконечную дурь солдатской жизни. - Я слышал, у тебя есть жена, дети, хозяйство. Берманд кивнул. - Не одни лишь тумаки да шишки валятся на головы солдат. А мне и моим сородичам везло больше других. Мы же королевского рода, как тебе известно. Рим хотел от нас, чтобы мы не только воевали, но держали в повиновении свой народ. Всех нас вскоре произвели в командиры и часто давали длительные отпуска, когда войска стояли в Нижней Германии. Собственно, пока не начались волнения, мы там по большей части и стояли. Дома частенько бывали, участвовали в народных собраниях, Рим нахваливали, ну, и семьи, конечно, навещали. - Он сплюнул. - Только никакой благодарности! Воспоминания хлынули потоком. Действия чиновников Нерона вызывали все возрастающий гнев налогоплательщиков, вспыхивали мятежи, сборщиков налогов и им подобных псов просто убивали. Цивилиса и его брата арестовали по обвинению в заговоре. Берманд сказал, что им оставалось только протестовать, хотя и в сильных выражениях. Брату отрубили голову. Цивилиса отправили закованным в цепи в Рим для дальнейшего расследования, несомненно пытали, и скорее всего его ждало распятие. Но после свержения Нерона обвинения сняли. Гальба [Гальба Сервий Суплиций - легат, участник заговора против Цезаря, император в 68-69 гг.] простил Цивилиса, в числе прочих жестов доброй воли, и отправил снова служить. Вскоре Отон сместил Гальбу. В это время армии в Германии провозгласили императором Вителлия, а войска в Египте возвели на вершину власти Веспасиана. Преданность Цивилиса Гальбе едва не сгубила его снова, но все грехи были забыты, когда четырнадцатый легион вывели с территории лингонов [лингоны - кельтская народность] вместе с его резервными подразделениями. Пытаясь обезопасить Галлию, Вителлий ввел войска на земли треверов. Его солдаты во всю грабили и убивали в Диводуре, нынешнем Метце, и это привело к тому, что Классик, восстав, мгновенно получил поддержку народа. Ссора между батавами и регулярными войсками могла перерасти в катастрофу, но была вовремя погашена. Цивилис предпринял шаги, чтобы взять ситуацию под контроль. Вместе с Фабием Валентом в качестве генерала войска выступили на юг, чтобы помочь Вителлию в борьбе против Отона. На протяжении всего пути Валент получал большие взятки от местных властей за то, что удерживал свою армию от грабежей. Но когда он приказал батавам выступить в Нарбон, город в южной Галлии, чтобы освободить осажденные там войска, его легионеры подняли мятеж. Они кричали, что это погубит храбрейших их товарищей. Но разногласия были урегулированы, и батавы вернулись к прежним порядкам. После того, как он пересек Альпы, пришло сообщение еще об одном поражении их сторонников в Плаценции. Солдаты снова заволновались. На этот раз возмущенные его бездействием. Они хотели выступить на помощь. - Фабий не стал нам отказывать, - прорычал Берманд. Из поселения выехали двое воинов. Между ними находился римлянин, одетый для дальней дороги. Запасные лошади с провизией и прочей поклажей шли позади. Путники спустились к Рейну. Паром уже вернулся, и они стали грузиться. - Отонианцы пытались удержать нас у реки По, - продолжил Берманд. - Именно тогда Валент убедился, что легионеры были правы, оставляя нас - германцев - в своих рядах. Мы переплыли реку, отбили плацдарм, и удерживали его до прихода подкрепления. После того как мы преодолели реку, враги дрогнули и отступили. У деревни Бедриак была ужасная резня. Вскоре после этого Отон покончил с собой. - Лицо его скривилось. - А Вителлий не смог удержать бразды правления войсками. Они пронеслись по Италии как ураган. Я видел, что они натворили. Мерзость. Ведь не вражескую же территорию они завоевали! Это страна, которую они должны были защищать, так ведь? Наверное, это и стало одной из причин того, что четырнадцатый легион охватило беспокойство, воины возроптали. Стычки между наемниками и местными служаками превращались чуть не в настоящие бои. Цивилису то и дело приходилось утихомиривать их. Новый император Вителлий приказал легионерам двинуться на Британию, а батавов оставил в качестве дворцовой гвардии. - Но это тоже не принесло пользы. Вителлий не обладал даром командовать людьми. Солдаты распустились, пили на посту, дрались в казармах. Наконец нас отправили обратно в Германию. Не желая кровопролития и опасаясь за свою драгоценную жизнь, он не мог поступить иначе. Да и нам он до смерти надоел. Паром, плот из толстых бревен, движимый веслами, пересек поток. Путники выгрузились на берег и исчезли в лесу. - Веспасиан удерживал Африку и Азию, - продолжал Берманд. - А вскоре его генерал Прим высадился в Италии и написал мне. Да, к тому времени мое имя уже что-то значило. Берманд разослал обращение своим многочисленным сторонникам. Незадачливый римский легат согласился. Людей отправили удерживать перевалы в Альпах; ни сторонники Вителлия среди галлов, ни германцы не могли пройти на север, а у италийцев с иберийцами хватало забот и на местах. Берманд созвал совет своего племени. Мобилизация, объявленная Виттелием, была последним оскорблением, переполнившем чашу. Стерпеть это было невозможно. Воины колотили мечами по щитам и кричали. Соседние племена - каннинефаты и фризы уже знали, что затевается. На народных собраниях мужчин призывали подниматься на правое дело. Тунгрийская когорта покинула свои казармы и присоединилась к восставшим. Услышав такие новости, германские наемники, удерживающие для Вителлия южные земли, дезертировали. Против Берманда выступили только два легиона. Он разбил их и загнал остатки в Кастра Ветера. Перейдя Рейн, он выиграл схватку неподалеку от Бонна. Его парламентеры убеждали защитников Старого Лагеря перейти на сторону Веспасиана. Те отказались. Тогда он объявил открытую войну ради свободы. Бруктеры, тенктеры и хамавы вступили в его лигу, но Бердман не унимался и разослал гонцов по всей Германии. Все больше и больше любителей приключений из глухомани стекалось под его знамена. Вел-Эдх предсказала падение Рима. - Галлы тоже присоединились, - продолжал Берманд, - те из них, кого смогли поднять Классик и его друзья. Всего три племени, но... В чем дело? Эверард вздрогнул от вскрика, который мог услышать только он. - Ничего, - проговорил Эверард. - Мне показалось, я уловил какое-то движение, но ошибся. Усталость, знаешь ли... - Они убивают их в лесу, - послышался дрожащий голос Флорис. - Это ужасно. О боже, почему мы прибыли сюда именно в этот день? - Ты помнишь, почему, - ответил он ей. - Не смотри туда. Они просто не могли тратить годы своей биологической жизни на выяснение всех деталей. Да и не мог Патруль так жертвовать временем своих агентов. Тем более что этот сектор пространства-времени был нестабилен и чем меньше здесь будет людей из будущего, тем лучше. За несколько месяцев до раздвоения хода событий Эверард нанес визит Цивилису. Предварительная разведка показала, что к батавам будет легче подступиться после сдачи Кастра Ветера, это увеличивало вероятность личной встречи с Классиком. Эверард и Флорис надеялись добыть информацию и вернуться, прежде чем начнутся перемены, описываемые Тацитом. - Не Классик ли организовал это? - предположил он. - Не уверена, - ответила Флорис, сдерживая слезы