торую перед тем изучал, а теперь держал перед собой, словно амулет-оберег: - Видите!? Я смотрел на Госпожу и размышлял о своем везенье. Пусть другие занимаются этой ерундой в полусотне миль от нас, вроде поединка каких-то проклятых колдунов, а у меня своих проблем хватает. - Что? - буркнул я, зная, что он ждет ответа. - Похоже на громадную птицу! Такую, с крыльями миль в двадцать! И совсем прозрачная! Я поднял глаза. Гоблин кивнул. Он тоже видел ее. Я посмотрел на север. Молний больше не было, но там явно что-то здорово горело. - Одноглазый! Твои новые дружки, случаем, не знают, что происходит? Черный карлик покачал головой. Он надвинул свою шляпу на лоб, чтобы ограничить угол зрения. Эти дела, чем бы они ни были, его здорово напугали. Сам он полагает себя могущественнейшим колдуном из всех, каких только рождала его земля. За исключением, может быть, лишь его покойного брата Там-Тама. И, что бы там ни творилось, оно - не местного происхождения. Чужое. - Но времена меняются, - напомнил я. - Только не здесь. А если бы изменились, эти двое знали бы об этом. Сопатый усиленно закивал, хотя не понимал ни слова. Затем он отхаркнулся и выплюнул в огонь бурый комок. Я почувствовал, что этот тип, как и Одноглазый, определенно не даст мне соскучиться. - Что за гадость он постоянно жует? - Кат, - пояснил Одноглазый. - Легкий наркотик. Не шибко полезно для легких, но, когда он жует, ему плевать, болят там легкие или нет. Сказано было легко, но - достаточно веско. Мне стало неуютно. Я снова взглянул на север. - Вроде улеглось. Остальные промолчали. - Мы все равно не спим, - сказал я, - а потому давайте паковаться. Надо бы двинуться, как только развиднеется. Никто не стал возражать. Сопатый кивнул и сплюнул. Гоблин, ворча, принялся собирать вещи. Остальные последовали его примеру. Мурген с заслуживающей одобрения бережностью отложил свою книгу. В конце концов из этого парня выйдет летописец. И каждый из нас, когда думал, что прочие не заметят его беспокойства, украдкой поглядывал на север. А я, когда не смотрел туда и не терзал себя, обмениваясь взглядами с Госпожой, пытался оценить реакцию наших новичков. Мы пока что не столкнулись с Колдовством напрямую, однако Отряд вполне может набрести на него по пути. Новички, похоже, испугались не больше, чем старослужащие. Поглядывая на Госпожу, я размышлял, сможет ли то, что было, с одной стороны, неизбежно, а с другой - обречено, сгладить трещину между нами. А если сгладит - не перекорежит ли все прочие наши отношения? Черт побери, я просто люблю ее - как друга. Нет на свете ничего столь непоследовательного, иррационального и слепого - и, кстати, просто глупого, - как мужчина, доведший себя до всепоглощающей страсти. Вот женщины вовсе не выглядят глупо - им положено быть слабыми. А кроме того, положено превращаться в бешеных сук, если их разочаровать. Глава 13. НЕМНОГО О ПОСЛЕДНЕЙ НОЧИ ЛОЗАНА Лозан, Корди Мотер и Нож до сих пор, владели своей таверной. В основном, потому, что получили одобрение Прабриндрах Драха. Но дела шли неважно. Жрецы обнаружили, что не могут управлять пришельцами напрямую, потому объявили их нежелательными персонами. А большинство таглйосцев повиновались тому, что говорят жрецы... - Живой пример того, сколько в людях здравого смысла, - сказал Нож. - Если бы было хоть чуть-чуть, они бы давно этих попов окунули в реку да подержали часок, чтоб те знали, что они - просто трутни. - Ты, Нож, кислейший сукин сын, какого я только в жизни видел, - заметил Лозан. - Могу спорить, если бы мы тебя тогда не вытащили, так крокодилы бы тебя выблевали. Прогорклое в пищу не годится. Нож, усмехнувшись, отправился в заднюю комнату. - Корди, - спросил Лозан, - как ты полагаешь? Может, эти попы и швырнули его крокодилам? - Ага. - Ничего сегодня выручка. В кои-то веки... - Ага. - А завтра, значит... Лозан налил себе полную кружку. Варево Корди в последнее время сделалось куда лучше. Поднявшись, выпил и ударил пустой посудой по стойке. - Те, кто помрет, приветствуют вас, - сказал он по-таглиосски. - Пейте и веселитесь, детки. До завтра - и далее. За счет заведения. Он сел. - Ты знаешь, как снова зазвать к нам публику? - спросил Корди. - А ты думаешь, надолго мы ее зазовем? Этому быстро положат конец! Ты отлично это понимаешь. Все эти попы навозные... Ах, добраться бы до них!.. Корди молча кивнул. Лозан Лебедь куда больше рычал, чем кусался. - Значит, вверх по реке, - буркнул Лозан. - Я тебе так скажу, Корди: вот эти ноги пойдут вверх по реке, пока еще в них будут силы двигаться. - Ну конечно, Лозан. Конечно. - Ты что - не веришь?! - Верю, Лозан, верю. Если бы не верил - так не был бы здесь, по самую шею в рубинах, жемчуге и золотых дублонах... - Слушай, а что ты хочешь от места, о котором никто раньше и не слыхивал? За шесть тысяч миль от границ любой карты? - Нервы, ребята? - спросил вернувшийся Нож. - Нервы? Какие нервы? Когда делали Лозана Лебедя, никаких нервов в него не вставили! Глава 14. ЧЕРЕЗ ДЛОК-АЛОК Мы вышли с первыми проблесками света. Путь наш легко катился под уклон, и только в нескольких местах нас ждали трудности с каретой да фургоном Госпожи. К полудню мы достигли первых деревьев. Еще через час первая партия погрузилась на паром. К закату мы уже были, в джунглях Длок-Алока, где всего-навсего десять тысяч видов различных букашек принялись терзать наши тела. И, что для нервов было еще хуже их жужжания, из Одноглазого забил неистощимый фонтан панегириков и од своей родине. С первого дня моего в Отряде я пытался расспрашивать его о нем самом и его стране. И всякую - малейшую! - подробность приходилось вытаскивать клещами. Теперь же он изрыгал все, что кто-либо только пожелал бы знать, и еще более того. Кроме разве что причин, побудивших их с братцем сбежать из этакого-то земного рая. То есть оттуда, где я сейчас сижу, вымучивая из себя самоочевидный ответ. Только безумец либо дурак станет подвергать себя пытке столь продолжительной. А я-то тогда - который из двух? Словом, мы прошли эти джунгли, что заняло два месяца. Сами они уже представляли собою значительное препятствие. Были они густы, и протащить сквозь них карету было, вежливо выражаясь, той еще работенкой. Другую трудность представляло местное население. Нет, они не проявляли недружелюбия. Зачем? Нравы их были куда проще, чем наши на севере. Эти гладкие, восхитительные, смуглые красули никогда не видали таких парней, как Мурген, Масло с Ведьмаком и их солдаты, а потому все желали чего-нибудь новенького. И наши пошли им навстречу. Даже Гоблин имел достаточно успеха, чтобы с его уродливой физиономии не сходила обычная улыбка от уха до уха. Ну а бедный, злополучный, угрюмый старый -Костоправ твердо держался среди зрителей и сердечно безмерно страдал. Я не склонен предаваться усладительным поскакушкам от случая к случаю, когда надо мной простирает крылья нечто более серьезное. Мое поведение не вызывало прямых словесных комментариев: порой у наших находится достаточно такта. Однако я уловил немало насмешливых взглядов искоса. В настроении для самокопания я становлюсь молчалив и не подходящ для компании людей либо зверей. А когда я понимаю, что на меня смотрят, во мне пробуждается естественная застенчивость или же отвращение, и тогда я ничего не предпринимаю - неважно, сколь прозрачны намеки. Так вот и сидел я сложа руки и чувствовал себя отвратительно - боялся, что ускользнет нечто важное, а я, сообразно обстоятельствам, не смогу ничего сделать. В старые дни жизнь, безусловно, была легче! Но настроение мое улучшилось, стоило только нам отмерить последние мили непомерно буйной растительности, поднявшись по усеянному роями насекомых склону и вырваться наконец из джунглей на высокое степное плато. Здесь я счел самой интересной стороной Длок-Алока тот факт, что Отряд не привлек там ни единого новобранца. Это показывает, насколько мирно тамошние люди уживаются со своим окружением. И до некоторой степени характеризует Одноглазого с его покойным братом. Что же они такого натворили? Примечательно, что он избегал всяких разговоров о своем прошлом, возрасте и происхождении, пока мы были в джунглях, имея при себе Лысого с Сопатым. Словно кто-то мог вспомнить вдруг пару подростков, что-то натворивших множество лет назад. Лысый с Сопатым надули нас, едва мы вышли за пределы их страны. Они заявили, что лежащих дальше земель не знают и не ведают. (И пообещали подыскать для нас пару достойные доверия туземцев) Лысый объявил, что собирается повернуть назад, невзирая на все предыдущие договоренности. (Сказав, что в качестве посредника-переводчика нам и Сопатого за глаза хватит.) Что-то ведь должно было случиться, чтобы он так поступил! Я не стал с ним спорить - он уже принял решение. Я просто выплатил ему только часть обещанного гонорара. Пугало меня то, что Сопатый собирается остаться. Этот тип оказался второсортным - как бы младшеньким - духовным братом Одноглазого. Проказлив был примерно так же. Наверное, есть что-то такое в воде Длок-Алока. Хотя Лысый и прочие, встреченные нами, были, в общем, вполне нормальны... Возможно, это мой личный магнетизм привлекает таких, как Одноглазый с Сопатым. В недалеком будущем нас, без сомнения, ожидало крупное веселье. Два месяца Одноглазый изгалялся над Гоблином и не получил в ответ ни единой искорки. Когда гром наконец грянет, это будет потрясающе! - Ну вот, теперь все меняется местами, - сказал я Госпоже, когда мы вдвоем обсуждали текущие дела. - Пожалуй, Одноглазый - вроде как случайно - подхватит какую-нибудь паршу, а Гоблин окажется вроде как ни при чем. - Может, это потому, что мы пересекли экватор. Времена года меняются местами. Этой реплики я не понял и размышлял над нею многие часы. И тогда до меня дошло, что ничего она не значила. То была просто одна из чудных твердокаменных шуток Госпожи. Глава 15. САВАННА На самом краю расстилавшейся по плато саванны мы ждали шесть дней. Дважды на нас являлись посмотреть банды темнокожих воинов. В первый раз Сопатый сказал нам: - Будут с дороги сманивать - не ходите. Сказал он это Одноглазому, не зная, что я стал малость разбираться в этом языке и кое-что из их болтовни понимаю. У меня несомненный талант к языкам. Да и у многих старых солдат. Нужда, как говорится, научит. - С какой еще дороги? - скривился Одноглазый. - С этой коровьей тропы? Он указал на извилистые колеи, уходящие вдаль. - Все, что между белыми камнями, это дорога. Она священна. Пока остаетесь на ней, вы в безопасности. На первой стоянке нам было ведено не покидать круга, ограниченного белыми камнями Пожалуй, я знаю, почему здесь такой обычай. Торговля требует безопасности дорог. Хотя, видно, не слишком бойко идет здесь торговля... Покинув границы Империи, мы весьма редко встречали достойные упоминания караваны. И вообще все двигались на север. За исключением того ходячего пня. - И всегда берегитесь этих степняков, - продолжал Сопатый. - Им верить нельзя. Они всем мыслимым коварством и обманом будут склонять вас покинуть дорогу. Бабы их особенно - всем известно, кто они такие. Помните: с вас тут глаз не спускают. Сойти с дороги - смерть. Здесь разговором живо заинтересовалась Госпожа. Она тоже понимала язык. Да и Гоблин проскрипел: - Ну, покойник ты, червячья пасть. - Что? - взвизгнул Одноглазый. - Вот как положишь глаз на такую пухленькую - считай, что уже в котле у людоедов. - Они не людоеды... Внезапный ужас исказил лицо Одноглазого. Он не сразу въехал, что Гоблин понимает их с Сопатым беседу. Он взглянул на остальных. Некоторых выдали выражения лиц. Крайне обеспокоенный, он что-то зашептал Сопатому. Тот крякнул и рассмеялся. Смех его наполовину напоминал кудахтанье, наполовину - павлиний клекот. И стоил ему приступа кашля. Причем - жестокого. - Костоправ, - спросил Одноглазый, - ты точно ничего не можешь для него сделать? Повыплюнет ведь все легкие и помрет. Тогда нам плохо придется. - Нет, ничего. - Не надо было ему начинать... Хотя - что толку в этих разговорах? Он уже отказался внять им. - Ты либо Гоблин способны помочь ему куда скорее, чем я. - Поди помоги тому, кто помощи не хочет... - Истинно так. - Я взглянул прямо в его единственный глаз. - Скоро у нас будут проводники? - Я спрашивал. Было сказано только: "Вскоре". Это оказалось правдой. В лагерь наш твердой, мощной рысцой вбежали два высоких чернокожих человека. Более здоровых и развитых образчиков гуманоидов я в жизни не видел! Каждый имел за спиной колчан с дротиками, а в левой руке - щит из черных и белых полос какой-то кожи. Конечности их мерно двигались в едином ритме, словно оба были единым чудесным механизмом. Я взглянул на Госпожу. Выражение лица ее не отражало никаких мыслей. - Великолепные солдаты могут выйти, - сказала она. Эти двое рысцой подбежали прямо к Сопатому, прикинувшись полностью равнодушными ко всем остальным, однако непрестанно изучающе косясь на нас. По эту сторону джунглей белые люди весьма редки С Сопатым они заговорили надменно. Речь их напоминала отрывистый лай: множество щелкающих звуков и взрывных согласных. Сопатый с заметным трудом отвесил несколько нижайших поклонов и отвечал им на том же языке хнычущим тоном, словно раболепствующий перед раздраженным хозяином. - Беда будет, - предсказала Госпожа. - Точно. Презрение к чужим - штука не новая. Следовало распределить роли. - Я тронул Гоблина за локоть и заговорил с ним на пальцах, языком глухонемых. Одноглазый, уловив суть, гоготнул. И это возмутило наших новых проводников. Наступил ответственный момент. Теперь они должны были сами осознанно спровоцировать нас. Только после этого они примут как должное то, что их поставят на место. Одноглазый явно замышлял что-то большое и шумное. Я жестом велел ему утихомириться и приготовить какой-нибудь простой, но впечатляющий фокус. - Чего они там бухтят?! - сказал я вслух. - Ну-ка, разберись. Одноглазый заорал на Сопатого. Тот почувствовал, что попал меж молотом и наковальней. Он объяснил Одноглазому, что кхлата не торгуются. Просто, мол, пороются только в наших вещах и выберут, что покажется им подходящей платой за беспокойство. - Едва попробуют - лишатся пальцев. По самые уши. Объясни им. Вежливо. Но для вежливости было слишком поздно. Эти двое понимали язык Сопатого. Но рык Одноглазого смутил их. Они не знали, что предпринять. - Костоправ! - окликнул меня Мурген. - Отряд! То действительно был Отряд. Кое-кто из парней, ранее сделавших нам рыбий глаз. Сделаны они были специально для уязвленных эго наших новых друзей. Они скакали, кричали и стучали древками копий по щитам. Они изрыгали ядовитейшие насмешки. Они гарцевали вдоль отмеченной камнями обочины. За ними рысил Одноглазый. Сами рыбы не кусаются, нет. Однако некоторые служат приманкой для своих же. Это о чем-то говорит. Воины с воплем атаковали, застав всех врасплох. Трое чужаков были повержены. Остальные быстро, хоть и не без дальнейших потерь, усмирили наших проводников. Сопатый стоял на обочине, заламывая руки и коря Одноглазого. Над нами, в высоте, кружили вороны, - Гоблин! Одноглазый! - зарычал я. - Ну-ка, разберитесь! Одноглазый захихикал, схватил себя за волосы и рванул. Прямо из-под шляпы стащил он кожу со своей головы и сделался тварью - клыкастой, злобной и отвратительной достаточно, чтобы кого угодно вывернуло от одного взгляда на нее. Пока он таким образом играл на публику, отвлекая внимание, Гоблин проделывал главную часть работы. Казалось, его окружают гигантские черви. Даже я не сразу понял, что все это, извивающееся и кишащее, всего-навсего веревки. А когда я увидел, в каком состоянии наша упряжь, из горла, помимо воли, вырвался негодующий крик. Гоблин весело заулюлюкал - и сотня кусков веревок скользнули в траву, взвились в воздух, готовые заполонить собою все, настичь, опутать, задушить. Сопатый забился в настоящем апоплексическом припадке: - Стойте! Стойте! Вы же нарушаете соглашение! Одноглазый не повел и ухом. Он снова припрятал свой ужас под суровой личиной и теперь метал в Гоблина свирепые взгляды. Он отказывал ему в малейшей изобретательности. Но Гоблин еще не сказал последнего слова. Повязав всех, кто не был мертв либо наш, он заставил свои веревки стащить трупы на обочину. - Свидетелей не было, - заверил меня Одноглазый. Ворон он не замечал. Он смотрел на Гоблина. - А вот что замыслил этот мерзкий лягушонок... - Что же? - Эти веревки. Это, Костоправ, не минутное дело. Чтобы все это зачаровать, нужен месяц. Я знаю, на кого он нацелился. Раз - и нет больше замечательного, благожелательного, так много вынесшего на своем веку Одноглазого... Теперь маски сорваны, и я покараю его, не дожидаясь подлого, предательского удара в спину. - Превентивный удар, значит? - Это, чтобы объяснить всем идею Одноглазого. - Я же сказал: он явно замышляет недоброе. И я не собираюсь сидеть и ждать... - Спроси Сопатого, что делать с трупами. Сопатый посоветовал закопать их поглубже и получше замаскировать. - Беда, - сказала Госпожа. - С какой стороны ни посмотри. - Лошади отдохнули. Пора двигаться. Уйдем. - Надеюсь. Если бы... В ее голосе было нечто такое, что не поддавалось дешифровке. Только много позже я понял. Ностальгия. Тоска по дому. По чему-то, безвозвратно утерянному. Гоблин прозвал наших новых проводников Ишаком и Лошаком. И опять, вопреки моему неудовольствию, прозвища прижились. Мы пересекли саванну за четырнадцать дней и без всяких неприятностей, хотя Сопатый с проводниками всякий раз, заслышав барабаны вдали, колотились в страхе. Ожидаемое ими послание не пришло, пока мы не покинули саванну, выйдя в гористую пустыню, лежащую южнее. Оба проводника немедленно возжелали остаться с Отрядом. Что ж, лишние копья не помешают. - Барабаны говорят, - объяснил Одноглазый, - что они объявлены вне закона. А что говорится о нас - лучше и не слушать. Задумаешь возвращаться на север, попробуй найти другой путь. Через четыре дня мы встали лагерем на какой-то высотке в виду большого города и широкой реки, текущей к юго-востоку. Мы добрались до Джии-Зле, находящемся в восьми сотнях миль за экватором. Устье реки располагалось в шести сотнях миль южнее, на самом краю света, согласно карте, сделанной мною в Храме Отдыха Странствующих. Последние известные земли назывались - очень приблизительно - Троко Таллио и лежали на пути от побережья вверх по реке. Как только лагерь принял удовлетворивший меня вид, я отправился на поиски Госпожи. Она нашлась среди каких-то больших валунов. Но вместо того чтобы любоваться видом, она неотрывно смотрела в крохотную чайную чашечку. На секунду из чашечки блеснуло искристое сияние, а затем Госпожа почувствовала мое приближение и с улыбкой подняла глаза. В чашечке не оказалось никаких сияний. Померещилось мне, наверное. - Отряд растет, - сказала она. - С тех пор как вы оставили Башню, ты навербовал уже двадцать человек. - Ага. - Я сел рядом, устремив взгляд к городу, - Джии-Зле... - Где Черный Отряд уже нес службу. Да где он только не служил... - Верно, - хмыкнул я. - Мы пробираемся в наше прошлое. Отряд возвел на трон Джии-Зле нынешнюю династию. И ушел без обычных разборок. Что же будет, если мы въедем в город под развернутым знаменем? - Есть лишь один способ выяснить. Надо попробовать. Взгляды наши встретились. Множество мыслей и чувств искрами скользнули навстречу. С той потерянной минуты прошло много времени. Мы избегали подобных встреч, словно нами овладела запоздалая юношеская застенчивость. Закат сиял великолепным заревом. Я просто не мог забыть, кем она была. Она же злилась на меня. Но все же хорошо скрывала это, присоединившись ко мне и наблюдая, как лицо города окутывает ночь. То было косметическое искусство, не снившееся ни единой пожилой княгине! Зачем ей было тратить силы, сводя меня с ума? Я и сам прекрасно справлюсь. - Чужие звезды, чужое небо, - заметил я. - Все созвездия полностью покинули свои места. Еще немного, и я не смогу отделаться от мысли, что попал в иной мир. Она тихонько фыркнула. - Мне это уже кажется. Ч-черт... Пойду-ка я пошарю в Летописи, что там сказано об этом Джии-Зле. Не знаю отчего, но не нравится мне это место. То была истинная правда, хотя я только что осознал это. Странно. Как правило, меня тревожат люди, а не места. - Так что же тебе мешает? Я почти слышал, что она думает. Иди. Прячься. Заройся в книги и дела давно минувших дней. Я останусь здесь, чтобы взглянуть в лицо дню нынешнему и грядущему. То был один из таких моментов, когда что ни скажи, все будет не то. Поэтому я выбрал из двух зол меньшее - молча встал и пошел. И по дороге к лагерю едва не налетел на Гоблина. Он был так занят, что не услышал меня, хотя я, пробираясь впотьмах, наделал немало шуму. Он, лежа за валуном, пожирал глазами сутулую спину Одноглазого и столь явно замышлял недоброе, что я не смог пройти мимо. Нагнувшись к его уху, я негромко сказал: - Бу-у-у! Он всквакнул и подскочил футов на десять, а затем смерил меня злобным взглядом. Придя в лагерь, я принялся за поиски нужной мне книги. - Костоправ, какого дьявола ты суешь нос куда не просят? - спросил Одноглазый. - Что? - Не суй нос в чужие дела! Я караулил этого пакостного жабеныша, и, если бы ты его не спугнул, он бы у меня... Из темноты к нему скользнула веревка и улеглась кольцом на его коленях. - Ладно, в другой раз не повторится. *** Летопись ничем не смогла развеять моих опасений. Я нажил себе настоящую паранойю с нервным зудом между лопаток и уже стал вглядываться в темноту, пытаясь рассмотреть, кто следит за мной. Гоблин с Одноглазым продолжали щетиниться друг на друга. Наконец я спросил: - Ребята, вы не могли бы хоть немного делом заняться? Да, конечно, еще бы не мочь, однако они не могли согласиться, что их склока - вовсе не такое уж всесодрогающее событие, и потому просто взирали на меня, ожидая продолжения. - Как-то мне не по себе. Не то чтоб я предчувствовал беду, но чувство похожее. И чем дальше, тем оно сильнее. Они с каменными лицами хранили молчание. Зато высказался Мурген: - Я знаю, о чем ты. Костоправ. Как мы пришли сюда, я - тоже весь дерганый. Я оглядел остальных. Гогот смолк. Прекратилась игра в "мясо". Масло с Ведьмаком слегка кивнули, подтверждая, что и они как бы не в своей тарелке. Прочие же постеснялись признаться, опасаясь выглядеть сопливыми Вот так. Может, моя медвежь. Я болезнь - не совсем игра воображения. - Я чувствую, что в этом городе наступит переломный момент в истории Отряда. Вы, два умника, можете мне сказать, отчего? Гоблин с Одноглазым переглянулись и промолчали. - Единственная странность этого места, описываемая в Летописи, заключается в том, что отсюда Отряд просто взял да ушел. Случай редкий. - Это как понимать? Нет, из Мургена вышел бы прекрасный базарный зазывала! - Так, что нашей братии не пришлось отступать отсюда с боем. Они могли продлить срок службы. Но капитан услышал о чудесной горе на севере, усыпанной якобы серебряными самородками в фунт каждый. Там еще было о чем порассказать, но меня просто не слушали. Мы более не были Черным Отрядом, а просто кучкой людей, родства не помнящих, собравшихся похожими способами. Насколько в этом виноват я? Насколько это неблагоприятное стечение обстоятельств? - Нечего сказать? - Оба лишь задумчиво смотрели на меня. - Ладно. Мурген, завтра расчехляй наше знамя. Со всеми регалиями. У многих поднялись брови. - Кончайте с чаем, ребята. Готовьте глотки для настоящего питья. Там, внизу, варят подлинный эликсир бессмертия! Это вызвало некоторый интерес. - Видите? Все же Летопись кое на что годна! Я устроился сделать кое-какие записи в последнем из собственных томов Летописи, поглядывая временами на наших колдунов. Они забыли свою вражду и заняли мысли свои делами посерьезнее, чем измышление проказ. В очередной раз подняв глаза, я внезапно увидел серебристо-желтую вспышку. И, похоже, именно у тех валунов, где мы с Госпожой любовались огнями ночного города. - Госпожа! Я с десяток раз ободрал колени, а после почувствовал себя круглым дураком, увидев, что она сидит себе на камне, обняв колени, опустив на них подбородок и предаваясь вечерним раздумьям. Свет только что взошедшей луны освещал ее сзади. Мое внезапное шумное появление привело ее в замешательство. - Что случилось? - спросил я. - Что? - Я видел здесь какие-то странные вспышки. Выражение ее лица в неверном лунном свете казалось искренне недоумевающим. - Ладно. Наверное, просто шутки лунного света. Возвращайся поскорее. Завтра выходим рано. - Ладно, - тихо, встревоженно отвечала она. - Что-нибудь не так? - Нет. Просто мне одиноко. Я и без объяснений понимал, что она хочет сказать. Возвращаясь назад, я наткнулся на Гоблина с Одноглазым, осторожно пробиравшихся вперед. В пальцах их плясали волшебные искры, а в глазах - тлел ужас. Глава 16. ЛОЗАН ВОЮЕТ Лозан был изумлен. Все действительно шло так, как и должно было. Таглиосцы отдали лежавшие за Майном земли, не шевельнув даже пальцем, даже не думая защищать их. Войска Хозяев Теней перешли реку и по-прежнему не встретили сопротивления. Тогда армия разделилась на четыре свои составляющие. Не встретив сопротивления и после этого, армии разделились на отдельные роты - так удобней грабить. И добыча была так хороша, что под грузом ее дисциплина не устояла. Внезапно и повсеместно таглиосские мародеры принялись вырезать фуражиров и мелкие разведотряды. Армии вторжения понесли огромные потери, прежде чем разобрались в обстановке. План этот был разработан Корди Мотером, заявившим, что он подражает тактике своих военных кумиров Черному Отряду Когда же агрессор отреагировал увеличением фуражиров, он ответил заманиванием их в засады и ловушки. Наивысшей точкой его успеха стало уничтожение двух рот, завлеченных в специально подготовленные тесные городки, поджигавшиеся по входе в них неприятеля. В третий раз, однако, противник на эту приманку не клюнул. Вдобавок доверенные Корди таглиосцы были истреблены Сам он, раненый, вернулся в Таглиос, чтобы поразмыслить о поворотах фортуны. Лозан в это время отправился в восточные земли с Копченым и двадцатью пятью тысячами добровольцев, держась поближе к неприятельскому главнокомандующему и усиленно изображая серьезную угрозу, силу, готовую при малейшей ошибке врага жестоко покарать его. Копченый не собирался вступать в бой и выказал такое упрямство, что даже Лозан склонен был возроптать. Копченый объявил, что ждет, когда случится нечто, меняющее ситуацию. Что именно - не говорил. Что касается Ножа - тот был на юге, в отданных без боя землях вдоль реки Майн. Он должен был собрать отряд из местных для перехвата вражеских гонцов. Это оказалось легко мостов через Майн не было, а переправиться вброд можно было лишь в четырех местах. Должно быть. Хозяева Теней были крайне заняты Они ничего не заподозрили. А быть может, они просто решили, что отсутствие вестей - само по себе благая весть. И то, чего ждал Копченый, наконец-то произошло. *** Как выразился Нож, жрецы являли собою кошмар Таглиоса. Между распространенными основными тремя религиями согласия не наблюдалось. Когда же межконфессионная вражда затихала, внутри каждой находились собственные раскольники, еретики и сектанты. Вся таглиосская культура вращалась вокруг различий в догматах веры и жреческих усилий, направленных на то, чтобы обойти остальных. Множество бедняков - особенно в провинциях - не принадлежали ни к одной конфессии, так же как и правящая династия. Кто хочет править и впредь, тот не может позволить себе никаких предпочтений. Старый Копченый ждал, когда кто-нибудь из высших жрецов додумается попробовать обрести популярность для себя и своих присных, обезглавив неприятеля и тем самым лишив возможности продолжать войну. - Совершенно циничный политический маневр, - пояснил он Лозану. - Прабриндрах долго выжидал оказии показать остальным, что получится, если не послушают его. И он таки показал. В конце концов одного из жрецов осенила эта гениальная идея. Убедив пятнадцать тысяч человек в том, что они способны справиться с опытными профессионалами, он взялся за дело. Он даже вывел всю эту толпу навстречу неприятелю. Найти врага оказалось легче легкого: главнокомандующий Хозяев Теней тоже решил воспользоваться удобным случаем. Все прочие завоеванные земли были полностью усмирены одним мощным ударом. Лозан и Копченый с несколькими прочими стояли на вершине холма, где обе стороны могли видеть их, и полдня наблюдали, как две тысячи человек вырезают пятнадцать тысяч. Впрочем, части таглиосцев удалось уйти, но только потому, что неприятель слишком устал для погони. - Вот теперь будем драться, - сказал Копченый. И тогда Лозан выдвинул свои силы и принялся допекать противника, пока тот, в раздражении, не начал преследование. Лозан бежал, пока враг не остановился. Тогда он ударил снова. И снова побежал. И так далее. Он перенял этот трюк из некоей полузабытой былины, когда Черный Отряд отступал целых десять тысяч миль, прежде чем заманил противников, в ловушку, где те и полегли - все, до единого, - хотя до последнего момента считали, что победа - факт уже решенный. Однако неприятель, вероятно, тоже знал эту историю. Во всяком случае, не пожелал быть заманенным. Перед первыми же препятствиями враги просто стали лагерем, прекратив движение. Лозан переговорил с Копченым, тот кликнул по ближайшим деревням добровольцев и начал окружение чужеземцев стеной. В следующий раз враг просто повернул назад и маршем направился к Таглиосу. Это следовало сделать с самого начала, оставив на время охоту за богатством. И Лозан принялся наскакивать с тыла и продолжал досаждать врагам, пока их командир не убедился, что от него лучше бы избавиться, иначе покоя не предвидится никакого. Лозан сказал Копченому: - Я ни хрена не смыслю ни в тактике, ни в стратегии, но я себе представил, что против меня - один-единственный человек. То есть их главный. Если заставить его делать, что мне надо, он поведет за собой остальных. А уж как раздразнить человека, чтоб полез драться, - это я знаю. Это было правдой. Генерал Хозяев Теней наконец загнал его в городишко, специально подготовленный к этому маневру. То была более масштабная разновидность трюка Корди. Только без пожаров. Из города было выведено все население, а его место заняли двадцать тысяч добровольцев. Эти, пока Лозан с Копченым играли с неприятелем в кошки-мышки, строили стену. Лозан вошел в город и показал врагам нос. Он сделал все, чтобы разозлить неприятельского командира. Хотя и не сразу это удалось. Неприятель окружил город, мобилизовал всех, подвернувшихся под руку и способных хотя бы ноги переставлять, и двинулся штурмом. Получилась кровавая свалка. Врагам пришлось туго, так как тесные улочки не позволяли использовать преимущество сплоченности и дисциплины. Со всех крыш в них стреляли из луков. Их кололи копьями из-за каждого угла и каждой двери. Однако как солдаты они были на голову выше. Они положили множество таглиосцев прежде, чем осознали, что попали в западню и обороняющихся - раз в шесть больше, чем ожидалось. Отступать было поздно. Однако большую часть, оборонявшихся враги забрали с собой в могилу. *** Когда все было кончено, Лозан вернулся в Таглиос. Воротился домой и Нож. Они снова открыли свою таверну и недели две праздновали победу. Тем временем Хозяева Теней поняли, что произошло, и это их вовсе разозлило. В ход пошли все мыслимые угрозы. Но таглиосский князь, Прабриндрах Драх, в основном показывал им нос и предлагал приберечь все это для тех мест, где не светит солнце. Лозан же с Ножом и Корди отдохнули с месячишко, а затем настала пора следующей части плана, заключавшейся в долгом походе на север с Радишей Драх и Копченым. Лозан полагал, что веселого по пути будет мало, - однако лучшего способа, никто предложить не смог. Глава 17. ДЖИН-ЗЛЕ Поутру я поднял всех и заставил нарядиться в лучшие. Праздничные одежды. Мурген развернул наше знамя. Как раз для этого случился кстати достаточно крепкий бриз. Громадные вороные жеребцы наши били копытами и грызли удила - им не терпелось отправиться в путь. Страсть их сама собою передалась меньшим братьям. Все было упаковано и погружено. Ждать долее не было никаких причин - кроме, разве, той, что нам, возможно, предстояло не просто так себе въехать в город. - Волнуешься, Костоправ? - спросил Гоблин. - Словно скоро выходить на сцену? Это было правдой, и он это отлично понимал. Мне хотелось демонстративно плюнуть в лицо своим предчувствиям. - Что ты придумал? Вместо прямого ответа он обратился к Одноглазому: - Когда спустимся к той седловинке, где они уже смогут видеть нас, сработай парочку громов и "трубу рока". А я займусь "скачкой сквозь огонь". Пусть видят, что Черный Отряд вернулся. Я взглянул на Госпожу. Та Наблюдала за происходящим отчасти насмешливо, отчасти покровительственно. На минуту мне показалось, что Одноглазый сейчас затеет свару, однако он проглотил командирский тон Гоблина и коротко кивнул. - Давай, Костоправ. Идти - так идти. - Тронулись! - скомандовал я. Что они задумали, я не понял, однако они могут производить впечатление, если захотят. Они поехали вперед вместе. В дюжине ярдов позади скакал Мурген со знаменем. Остальные построились в обычный порядок. Мы с Госпожой ехали бок о бок, ведя на поводу запасных лошадей. Поймав краешком глаза блеск спин Ишака с Лошаком, я подумал, что теперь у нас имеется даже кое-какая пехота. Сначала мы ехали, подчиняясь изгибам и петлям узкого пологого овражка, но милю спустя он начал расширяться, пока не превратился в пристойную дорогу. Мы миновали несколько домиков, принадлежащих, по-видимому, пастухам, но вовсе не таких уж убогих и простых. И вот, едва перевалили мы за склон указанной Гоблином седловинки, началось представление. Оказалось оно почти таким, как он и обещал. Одноглазый пару раз хлопнул в ладоши, и в ответ прогремели удары грома, заставившие содрогнуться сами небеса. Затем он прижал ладони к щекам, и вострубила труба - с такой же примерно громкостью. В это время Гоблин проделал нечто, наполнившее седловинку густым черным дымом, превратившимся затем во внушающее страх, однако безвредное пламя. Мы поскакали сквозь него. Я подавил искушение пустить коней галопом, а Гоблину с Одноглазым - велеть, чтобы лошади извергали огонь и вышибали молнии из-под копыт. Да, возвращение Отряда следовало сделать зрелищным, однако нельзя переигрывать - может оказаться больше похожим на объявление войны. - Это произведет на них впечатление, - сказал я, оглянувшись на своих людей, выезжающих из пламени, причем обычные лошади становились на дыбы и кидались в стороны. - Если только не перепугает до чертиков. Осторожнее бы надо. Костоправ. - Ничего. Сегодня с утра я дерзок и опрометчив. Может, этого не стоило говорить после вчерашних нехватки дерзости и недостатка опрометчивости. Но она промолчала. - Они говорят о нас. Госпожа указала на две приземистые сторожевые башни, выстроенные по сторонам дороги, в трех сотнях ярдов впереди. Хочешь не хочешь, а придется ехать между ними, сквозь узкий проход, осененный тенью смерти. На верхушках башен вовсю работали гелиографы, переговариваясь между собой и, без сомнения, с городом также. - Надеюсь, они говорят что-нибудь приятное. Наподобие: "Ура, они вернулись!". Отсюда я уже мог разглядеть и людей. С виду они не собирались драться. Двое-трое сидели между зубцов, свесив ноги наружу. Один, которого я определил как офицера, стоял в амбразуре, поставив ногу на зубец и облокотившись на колено, и внимательно наблюдал за нами. - Вот примерно так делаю и я, когда нужно устроить действительно надежную и коварную ловушку, - проворчал я. - Не у всех же в мире такой змеиный ум, Костоправ! - Да-а? Да я сущий простак в сравнении с некоторыми моими знакомыми! Она одарила меня испепеляющим взглядом огненной Госпожи старых времен. И, поскольку рядом не было Одноглазого, я сам сказал себе: "Да в змеях-то смысла куда больше, чем в Костоправе. Они-то только ради позавтракать на охоту выбираются..." Мы уже приблизились к одной из башен; Мурген и Гоблин с Одноглазым уже миновали ее. Я поднял шляпу в приветственном салюте. Офицер на миг отвернулся, нагнулся и бросил вниз какой-то предмет. Вращаясь, летел он прямо в меня, поэтому я подхватил его в воздухе. - Каков молодец! Неплохо бы нам пару таких... Я посмотрел, что же такое поймал. Предмет оказался черным стеком, около дюйма с четвертью в толщину и дюймов пятнадцати в длину, вырезанным из какого-то тяжелого дерева и изукрашенным какой-то неуклюжей резьбой. - Будь я проклят!.. - Будешь. Что это? - Офицерский жезл! Никогда прежде не видал! Но в Летописи они повсюду упоминаются до самого падения Шама - это такой таинственный затерянный город на плато, по которому мы прошли... Я поднял жезл и еще раз отсалютовал человеку наверху. - Отряд бывал там? - Там-то он и кончился после ухода из Джии-Зле. Капитан не нашел своей серебряной горы. Он нашел Шам. Летопись об этом рассказывает крайне невнятно. Похоже, населяла Шам какая-то заблудшая белая раса. И, кажется, дня через три после того, как Отряд отыскал Шам, его нашли и предки наших Ишака с Лошаком. Они ввергли себя в какое-то религиозное неистовство и напали на город со всех сторон. Первая волна к тому времени, как Отряд отразил ее, повылезала почти все население и большинство офицеров Отряда. Уцелевшие отправились на север, так как с юга наступала еще одна орда, не дававшая вернуться в Джии-Зле. После этого о жезлах никто и не упоминал. На это она ответила только, одно: - Они знали, что вы придете, Костоправ. - Ну да. В этом было что-то загадочное. Загадок и тайн я терпеть не могу, но тут наличествовала всего одна из целой серии, которая никогда не выплывет на поверхность и не окажется у меня на глазах. За сторожевыми башнями, в трети мили от городской стены, у дороги ждали два человека. Прилежащие к городу земли, ясное дело, были совершенно голы. Наверное, земля была истощена. В отдалении, к северу и к югу, было полно зелени... Между тем один из двоих ожидавших вручил Гоблину старое отрядное знамя. Я не разобрал символики, но это, несомненно, было оно, только совсем истлевшее, - чего же еще ждать от вещи столь древней... Что за дьявольщина? Одноглазый попробовал заговорить с ними, однако это было все равно что беседовать со скалой. Они развернули лошадей и поскакали к городу. Одноглазый оглянулся, и я кивнул, подтверждая, что намерен следовать за ними. На въезде в город нас встретил почетный караул из двадцати человек, однако больше никто не торопился с приветствиями. Под гробовое молчание ехали мы по улицам. Люди замирали, дивясь на бледнолицых пришельцев. Половину всего их внимания привлекала Госпожа. Да, она этого заслуживала.