го выйдет. Вышла из этого.... полная бессмыслица. Тогда он решил попробовать все комбинации 4х3, 2х6, 3х4, 12х1... 12. Двенадцать, думал он, двенадцать. Внезапно раздались звонки телетайпов. Что за черт? Он увидел, как связисты забегали по комнате, забыв обо всем. - Что это значит, черт побери? - поинтересовался Питер. - Сообщение чрезвычайной важности, - ответил один из связистов. - Значит, у них что-то есть для нас. - Ну так действуйте быстрее. Когда Питер подошел к телетайпу, там уже стоял Скейзи. - О'кей, - нетерпеливо сказал Скейзи, глядя, как машина выдает информацию, - о'кей, вот она. Он быстро пробежал глазами документ и подытожил: - Они изучили телеграмму Агрессора-1 и думают, что их психологи могут экстраполировать его мотивации, его психодинамику, его личность, намерения, возможности и наши ответные действия. - Ну и? - спросил Пуллер. Глаза Скейзи быстро бегали по тексту телеграммы, через каждые двадцать строчек он отрывал от принтера лист бумаги и пускал его по комнате. Принтер стучал несколько минут. - Конечно, - произнес наконец майор Скейзи, - вот почему мне это показалось знакомым, В течение некоторого времени Пуллер хранил молчание, давая молодым офицерам возможность оценить информацию. - Ладно, - произнес Пуллер, - так что там? - Мне показалось это знакомым, потому что я это знаю, - заявил майор Скейзи. - Это Джон Браун. В комнате повисла тишина. - Ведь это то же самое, неужели вы не видите? - продолжил Скейзи, размахивая листком бумаги. - Это налет Джона Брауна накануне Гражданской войны. Он захватил главный арсенал в центре крупного комплекса по производству оружия. Верно? - Это было в 1859 году, - подал голос Питер, - в Харперс-Ферри, на самом деле не далее чем в семи милях отсюда. В его отряде было около двадцати человек, они захватили арсенал и оружейный завод. Сейчас с более крупными силами он захватил ракетную шахту. А это уже не просто ружья, а стратегическое оружие. - А цель осталась прежней, - вставил Скейзи, - развязать большую войну, разбить силы добра и выпустить наружу силы зла. Но на этот раз в нашем распоряжении имеются элитные войска, они для того и существуют, чтобы остановить его. - С чего они это взяли? - спросил чрезвычайно удивленный Питер. - Это вытекает из отправленной им телеграммы, - ответил Скейзи. - Она представляет собой не что иное, как вы-держ-ку из допроса Джона Брауна федеральными властями в тюрьме города Чарльзтаун, штат Западная Виргиния, 17 октября 1859 года перед казнью. Скейзи зачитал справку психиатра-эксперта ЦРУ: "Подчеркнутое стремление предстать исторической фигурой предполагает параноидальную шизофрению в наиболее ярко выраженной стадии. Мужчины подобного склада представляют собой чрезвычайную опасность, поскольку в своем фанатизме проявляют необычайно сильную волю и умение подчинять себе других. Хорошо известные примеры включают Адольфа Гитлера, самого Джона Брауна, Иосифа Сталина, Чингисхана, некоторых римских императоров, Петра I. Обычный набор симптомов: крайне развитая агрессивность, тенденция к самооправданию своих действий. Как правило, это дети из неблагополучных семей, где отца или вообще не было, или он бросил семью, и где воспитывать ребенка приходилось матери. Обычно подобные люди обладают неестественно высоким коэффициентом умственного развития и на редкость хорошо развитым воображением. Они часто становятся блестящими тактиками и с легкостью решают узкие технические или стратегические проблемы. Но действуют исходя исключительно из своих интересов. Им не хватает дара видения перспективы, они воспринимают только небольшой фрагмент всей картины. У них отсутствует ассоциативное мышление, а значит, и тенденция к самоограничению. Это на редкость самовлюбленные личности, привыкшие выговаривать каждое слово по буквам, упиваясь при этом своим красноречием. Исторически они кончают тем, что замахиваются на непосильное: им кажется, что они в состоянии изменить весь мир, но почти всегда они заходят слишком далеко и терпят поражение из-за неспособности пойти на компромисс, расплачиваясь за это своей жизнью и жизнью близких". - Теперь мы знаем о нем все, кроме того, как его уничтожить, - посетовал Дик Пуллер. Скейзи между тем продолжал: - Исходя из вышесказанного, они предполагают, что мы имеем дело с американским военным. Он профессионал в узкой области, вынашивает тайные политические замыслы. Предположительно, его люди тоже американцы, скорее всего, бывшие зеленые береты, попавшие под его влияние. Похоже, они считают, что его финансирует консервативная партия. Ну и ну. - Тут он присвистнул. - Да у них тут готов целый сценарий. Похоже, это именно то, что вам нужно. Чокнутый генерал, одураченные солдаты, может быть, какие-нибудь придурки в полувоенной форме, из тех, что, начитавшись "Солдат Удачи" и натянув на себя маскхалаты, лениво шатаются у торговых центров. Бездельники, тупицы и прочая шваль. Дик слушал его, уставившись в пустоту. Потом он сказал: - Так что же они предлагают? - Лобовую атаку. Они считают, что как только он начнет нести тяжелые потери, его сброд долго не Продержится. Они советуют одну атаку за другой. - Лучше бы прислали побольше мешков для трупов, - только и сказал Дик. Помолчав немного, он спросил: - А что вы думаете, майор? Лобовая атака? - Да, сэр. Я думаю, нам следует нанести им еще один удар. И чем быстрее, тем лучше. Я соберу Дельту, и мы начнем. Национальные гвардейцы будут прикрывать. Оставьте небольшой резерв на тот случай, если их утренний радиосигнал был адресован какому-нибудь неизвестному нам отряду, который может напасть с тыла. Когда прибудет 3-й пехотный полк и рейнджеры, вы можете послать в бой и их, если мы к тому времени не добьемся успеха. Пуллер прошелся по комнате. Все сходились на одном - надо атаковать. Бить и бить его, и он не выдержит. Ждать было нечего, особенно сейчас, когда Крыса-6 погибла и не было надежды на то, что в горе что-то происходит. Даже туповатый лейтенант Дилл, бывший преподаватель гимнастики, возглавлявший теперь то, что осталось от роты Национальной гвардии, вынужден был согласиться. - Надо атаковать, - решительно заявил он. - Атаковать до тех пор, пока не разобьем. Наконец Пуллер подошел к Питеру. - Поскольку у нас теперь демократия и мы все решаем голосованием, доктор Тиокол, я хочу услышать также ваше мнение. Скажите, нам и в самом деле надо атаковать до победы? Питер задумался. Он чувствовал на себе тяжелый, сверлящий взгляд Скейзи, но это его не пугало. В свое время он выдерживал взгляды и разгневанных генералов. - А что, если вы не сумеете его разбить? Если его люди действительно крепкие парни и потери их не испугают? А если у них там достаточно боеприпасов, чтобы противостоять дивизии? К тому же он знает, что вы можете атаковать только узким фронтом по склону горы? - К тому же если суть его плана заключается в том, чтобы убедить вас: он чокнутый, он Джон Браун, и, оказавшись в безвыходном положении, он сломается, продолжил Питер. - Что тогда? А если в этих атаках вы потеряете всех своих людей и их тела усеют весь склон, как сломанные деревья? Подтянутся рейнджеры, пехота, а он уложит и их. А у оставшихся в живых уже не будет сил. Что тогда? - Тогда он победит. - Именно так. И в шахту мы не попадем. А если в Вашингтоне ошибаются? - Там сидят опытные парни, ученые, - возразил Скейзи. - Майор Скейзи, я не очень-то разбираюсь в психиатрии. Но могу вам сказать, что в мире не найдется и трех психиатров, которые признают, что дважды два четыре. Скейзи промолчал. - Я не думаю, что он сумасшедший, - сказал Питер. - По-моему, он исключительно умный человек, и все это он затеял, всю эту историю с Джоном Брауном, потому что он прекрасно знает наши предрассудки, равно как и наше стремление всегда идти на поводу у них. Он и подталкивает нас поверить им - но заплатим мы за это собственным уничтожением. Питер решил оставить при себе свои худшие опасения, возникшие у него в последние секунды и вызванные нелепостью и сверхъестественностью происходящего. Все это связывалось в его сознании не с историей, а с чем-то куда более личным. С памятью. Его. С его собственной памятью. Он вспомнил. Да, Джон Браун, но кто первым вспомнил о Джоне Брауне и использовал его действия в качестве аналогии для захвата ракетной шахты в книге "Ядерные игры, дорога к Армагеддону"? Питер Тиокол. Этот сукин сын читал мою книгу, подумал Питер. Тем временем Пуллер продолжал: - Я только что получил сообщение от Акли, который исследовал тела троих убитых захватчиков в Беркеттсвилле. У них у всех вставные зубы. Полковник помолчал, давая присутствующим время осмыслить сказанное. - Судебному медэксперту проще всего определить национальность человека по работе дантиста. Поэтому этим парням и удалили все зубы - до единого, а вместо них в какой-то третьей стране поставили вставные, чтобы в случае смерти или плена нельзя было установить, откуда они. Эти парни не психи, не лунатики, не правые экстремисты и не банда с большой дороги. Это группа отборных профессионалов-иностранцев, выполняющих чье-то задание. Они прибыли сюда с одной-единственной, известной только им целью. И мы должны ждать до тех пор, пока не выясним, кто они такие. Только тогда мы будем знать, что делать. Распылять наши ограниченные ресурсы прямо сейчас - обречь себя на поражение. Нам еще слишком мало известно, чтобы начинать штурм. - А когда же? - с горечью спросил Скейзи. - Когда я скажу. Когда мы будем знать, кто они. И не раньше. 18.00 Уидерспун должен был заметить их первым, но заметил их Уоллс. Скорее даже почувствовал, учуял по запаху, ощутил. Его острый локоть ткнулся в ребра Уидерспуна, и этого сигнала было достаточно. Сквозь окуляры приборов ночного видения они выглядели какими-то фантомами, колышущимися призраками фантастической расцветки, раскачивающимися из стороны в сторону на зеленом фоне стен тоннеля. Чудища из кошмарного сна, ужасные и отвратительные, с постоянно меняющимися очертаниями, перетекающие одно в другое, они покачивались прямо перед ним - белые люди с оружием во мраке. Ну и подыхайте, ублюдки, подумал Уидерспун. Он выстрелил первым, винтовка МР-5 дернулась, выплевывая в спешке пули. Какое это прекрасное чувство! Страх тут же покинул его. Сквозь окуляры он не видел следов трассеров, не видел, попали ли пули, но зато увидел нечто иное горячие красные пятна, которые улавливал и увеличивал инфракрасный прибор. Впечатление было такое, словно сумасшедший художник беспорядочными мазками швырял на холст красную краску. Пятна дрожали, расплывались, мелькали перед ним. В нос ударил острый запах пороха, подобный элексиру. Магазин винтовки опустел. Разразившись сумасшедшим хохотом, Уидерспун попятился назад. Господи, скольких же он убил! Он слышал стоны и крики. Мы покончили с этими ублюдками! - Ложись! - закричал Уоллс, услышавший в этом грохоте какой-то посторонний звук, отразившийся от стен. Желая подстраховаться, он ударом кулака сбил Уидерспуна на землю, и в этот момент взорвалась граната. Она взорвалась совсем рядом, грохот был ужасный, но это было не самым страшным. Уидерспуна контузило, сквозь окуляры вспышка взрыва показалась ему невероятно сильной, такой жаркой и яркой, что ее не с чем было сравнить. И только после этого пришла ударная волна, мощная, как пинок от Господа Бога. Словно тряпичную куклу его швырнуло на стенку тоннеля, он почувствовал, что течет кровь, хотя боли никакой не было. Уидерспуну удалось сесть, хотя он потерял всякую способность ориентироваться. На какое-то мгновение он совершенно забыл, кто он и где находится, новорожденный птенец, он моргал, открывал и закрывал рот. Из темноты на него надвигались какие-то светлячки, воздух был полон пыли и дыма, ужасно болела голова. - Давай, малыш, стреляй! - послышался голос неподалеку от него. Уидерспун повернулся и увидел необычное зрелище. Поскольку один окуляр оторвало взрывом, в цветном абстрактном изображении он видел теперь только половину Уоллса разъяренное, сверкающее красное божество, полное благородного гнева и грации. Но другая половина Уоллса была половиной человека: до смерти испуганный солдат, полный решимости и ответственности, противостоящий урагану огня в полной темноте и палящий из своего обреза. Краткие вспышки выстрелов на мгновения освещали стены тоннеля розово-оранжевым светом, превращая неистового ниггера в белого. Уоллс расстрелял всю обойму, но к тому времени, когда Уидерспун слегка очухался, он вставил новую и продолжал поливать свинцом тоннель. После некоторой паузы раздались ответные выстрелы, яростные и частые. Казалось, пули поражают все на своем пути, в кожу вливались горячие осколки угля. Он опустился на колени, нащупывая запасную обойму. - А теперь гранату, - сказал запасливый Уоллс, всегда думавший на ход вперед, и Уидерспун увидел его в классической позе метателя копья. Последовал бросок, после чего Уоллс упал на землю. Уидерспун услышал панические крики совсем рядом с собой и, к несчастью, не успел опустить глаза, которые поразила вспышка взрыва. В глазах потемнело, он упал на спину. - Я ничего не вижу, я ослеп! - закричал он. Уоллс подполз к нему. Стрельба, похоже, стихла. Уоллс взял Уидерспуна под мышки и потащил назад. Он чувствовал себя глупеньким черномазым из старой кинокартины. И все-таки продолжал тащить напарника все дальше и дальше. Постепенно к Уидерспуну возвращалось зрение. Он увидел перед собой потное лицо Уоллса. - Я уже вижу. - Парень, не стоит пялиться на эти игрушки, когда они взрываются. - Скольких мы положили? - Не знаю. Трудно сказать. В темноте все время кажется, что больше, чем на самом деле. Некоторое время оба молчали. Уидерспун энергично дышал, набираясь сил. У него было такое чувство, что он мог бы проспать сейчас целых сто лет. Рядом с собой он ощущал запах Уоллса, напарник не обнаруживал никаких признаков волнения. - Тебе что, нравится все это? - с удивлением спросил Уидерспун. Уоллс фыркнул. - Де-ерьмо, - вымолвил он наконец, - возможность прихлопнуть белого? Да это просто праздник. - Думаешь, с них хватит? - Нет. С этих не хватит. Большинству белых хватило бы, но только не этим. Этим белым мальчикам на такое наплевать. По шагам Фуонг поняла, что их не меньше пяти. Она слышала, как они торопливо пробирались вперед, тяжело дыша от тяжести снаряжения и спешки. Затем раздался первый взрыв, его вспышка отразилась от стен, осветила повороты и дошла до Фуонг, и только через полсекунды до нее долетела волна горячего, сухого воздуха. Послышались крики и стоны. Но затем она вновь услышала звук шагов, удивительно четких и направляющихся прямо к ней, потому что больше направляться им было некуда. "Мама, они продолжают идти". "Я слышу". Их действия удивили Фуонг. Во время войны американцы почти всегда поворачивали назад, если несли потери. Во время боев на поверхности, начиная терять людей, американцы отходили и вызывали самолеты. Но в тоннели самолетов не вызовешь, поэтому они просто отступали. Сейчас же Фуонг слышала шаги, были они даже более решительными, чем раньше. Не ожидавшая подобного, Фуонг повернулась, теперь ей уже стало страшно, она забиралась в тоннель все дальше и дальше. "Быстрее, мама. Наверное, они нашли вторую гранату и обезвредили ее. Они движутся быстрее". Фуонг спешила изо всех сил, тоннель сужался, установленные когда-то шахтерами стойки кончились, теперь он напоминал классический тоннель в Ку Чи тесный и вонючий. Фуонг уже ползла вперед, нащупывая дорогу руками, она понимала, что заползла очень далеко и глубоко. Через некоторое время она остановилась, повернулась и прислушалась. Шагов уже не было, Фуонг подумала, что она уже в безопасности. "Я в безопасности?" "Мама, будь осторожна. Надо подождать". Фуонг затаилась. Время текло медленно. "Мама, будь терпеливой. Нетерпение грозит смертью". Что это? Запах? Сотрясение воздуха? Долетевшая откуда-то непонятная вспышка ментальной энергии? Или это просто к ней вернулись прежние темные инстинкты? Как бы там ни было, Фуонг знала, что она не одна. Рука Фуонг потянулась к ремню. Она отстегнула нож и затаилась, вжавшись в стену. Молча и неподвижно лежала она в темноте вместе со своей дочерью. Фуонг хотелось забраться под землю и заглушить биение своего сердца. Ей показалось, что она услышала что-то опять, потом еще. Время тянулось медленно, Фуонг понятия не имела, сколько его уже прошло. Она снова услышала это. Шаги мужчин с тяжелым снаряжением, но теперь они уже осторожно и с неохотой пробирались по сужающемуся тоннелю. Фуонг могла представить их состояние, когда большой тоннель перешел в маленький и они вообразили себе, какой трудный и опасный путь им предстоит. Западные люди не любят одиночества в темноте, где нельзя свободно двигаться, говорить или дотрагиваться друг до друга. Если их что-то и может остановить, так это страх перед тесным пространством и темнотой. Послышались громкие голоса, они спорили между собой. Один голос звучал громче остальных, но Фуонг не могла разобрать искаженных звуков. Спор стал громче, а затем стих. Она услышала, как они уходят, звуки их шагов постепенно исчезли. Фуонг уже собралась поползти вперед. Но не поползла. "Подожди, мама. Если ты двинешься, то умрешь. Подожди. Подожди". Темнота нависла над ней, как крышка гроба, ныло прижатое к острым камням бедро, начали болеть затекшие мускулы, в ушах стоял звон, онемело предплечье. Все тело требовало движения. Фуонг пыталась думать о своей деревне, когда еще не было войны. Деревня находилась в лесу Тхан Дьен рядом с местечком Бен Сак. У Фуонг была сестра и девять братьев. Ее отец со старым ружьем сражался против французов во Вьет Мине, а когда ружье совсем развалилось, в ход пошли бамбуковые копья. Когда-то их местечко было процветающим, там было много фруктовых деревьев и скота. Жизнь нельзя было назвать легкой, но они много трудились и жили вполне прилично. Фуонг было пятнадцать, она помогала по хозяйству, когда на ее дом обрушились бомбы. Фуонг вызывала в памяти то время, которое было для нее золотым, то есть время за несколько лет до бомбежки. Иногда она вспоминала о нем в тоннелях и собиралась рассказать обо всем своей дочери. "Наступит день, и мы будем жить под ярким солнцем, у всех будут фрукты ирис. Ты увидишь этот день, моя малышка". И тогда она любовно прижмет к себе свое дитя, чувствуя ее маленькое сердечко рядом с собственным, и споет ей колыбельную: "Спокойной ночи, моя сладенькая, Утром наступит спокойствие. Спокойной ночи, доченька, Война скоро кончится. Спокойной ночи, моя сладенькая, Утром наступит..." "Он там, мама, - донесся из сердца голос дочери. - Ты чувствуешь его? Это совсем другой". Это был опытный боец, без обуви, как и Фуонг, без снаряжения. Он двигался, как змея, медленно, осторожно, не форсируя событий. Он пролез в тоннель под шум и громкий крик остановившихся сообщников и теперь бесшумно полз, охотясь на нее. Фуонг понимала, что он был чрезвычайно храбрым и самым подготовленным из всех. Такого человека она могла бы полюбить, как полюбила своего мужа, который тоже сражался в катакомбах. Сейчас Фуонг видела просто расплывчатое пятно, другой оттенок темноты, он приближался и становился все больше, она уже чувствовала его тепло. И затем его мягкое дыхание, ужасную, пугающую близость. "Я не должна брать тебя с собой, доченька, - подумала Фуонг. - Тебе не надо видеть то, что я собираюсь сделать. Я люблю тебя. Скоро мы увидимся". Дочь молчала... она ушла. Фуонг осталась в тоннеле один на один с этим человеком. В темноте они были так близки друг к другу, как любовники, его гибкое тело оказалось настолько рядом, что Фуонг ощутила страстное желание погладить его. Ей, у которой уже десять лет не было мужчины, вдруг захотелось этого тела. Но вместо этого она ударила его ножом. Когда он проползал мимо. Лезвие с невероятной силой прорезало темноту. Фуонг почувствовала, как нож погрузился в живую плоть, как сопротивлялась ему эта плоть по мере того, как лезвие погружалось все глубже и глубже. Их тела сплелись, прижавшись бедрами. В этой дыре секс и смерть были пугающе одинаковы. Его руки обняли ее, дыхание стало тяжелым и учащенным, как во время полового акта, кровь была теплой и мягкой, как сперма. Его член прижался к ее лобку, он терся об него, дергаясь из стороны в сторону, и это было ей приятно. Но ему внезапно удалось ударить ее ножом в плечо, рана была ужасной, Фуонг почувствовала, что нож достал почти до кости. Она глухо закричала, уткнувшись ему в грудь. Фуонг выдернула свой нож и снова ударила. Потом еще раз... и еще. И только тогда он затих, перестав дышать. Подождав немного, она сползла с него и зажала рану на плече. Фуонг вся была перепачкана кровью, его и своей. Руки у нее дрожали, но она все же смогла оторвать полоску от разорванной рубашки и скрутить ее жгутом. Вставив лезвие ножа в жгут, она закрутила его. Кровь остановилась, однако плечо онемело. Несмотря на рану, Фуонг попыталась ползти вперед, но усталость была слишком велика. Она поддалась ей, легла на спину, открыла рот и закрыла глаза. Вот так она и лежала в полной тишине и темноте тоннеля, в самом центре горы. Фуонг чувствовала, что потолок тоннеля всего в дюйме от ее лица, и ей захотелось закричать. Вдруг впереди послышался звук: кал, кал. Вытянув руку, она нащупала лужу, подползла ближе и начала жадно пить, и только напившись, догадалась сунуть руку в висевший на ремне подсумок и вытащить спички. Яркое пламя спички резануло по глазам. Фуонг зажмурилась, потом открыла глаза. Прямо над ней в потолке тоннеля была дыра, Фуонг увидела, что это был еще один очень узкий тоннель. Но вел он наверх... Он получил две раны, и это казалось ему несправедливым. Уидерспун лежал на спине, пытаясь привести в порядок мысли. Сколько их может быть там? Почему у него все так смешалось в голове? - Ты отлично поработал, сынок, - послышался рядом голос Уоллса. - Без дураков, мы задали хорошую трепку этим белым мальчикам, да? Боль была очень сильной, отвечать не было сил. Какой-то фантастический бой. Полная тишина, а затем внезапные вспышки выстрелов и свист пуль, впивающихся в стены тоннеля. Они моментально открыли ответный огонь, но потом он упал, как раз перед тем, как начали рваться гранаты. Сколько же тогда разорвалось гранат? Три, четыре? А сколько у нас осталось гранат? И самый неприятный вопрос: сколько еще ползти по этому тоннелю? Ответ был безрадостный: впереди тупик. - У-У-У; - тихонько простонал Уоллс, - мы добрались до конца, парень. За ними тоннель заканчивался. - Похоже, никто не собирается уходить домой с этой вечеринки, - беспечно заметил Уоллс, словно они находились не в конце, а в начале тоннеля. - Но мы хорошо всыпали этим белым мальчикам, да? Уидерспун молчал. Он потерял свою винтовку МР-5 и теперь сжимал дрожащей рукой автоматический пистолет. Послышался легкий металлический звук - это Уоллс перезаряжал свой обрез. - Будет обидно, если я не смогу вернуть эту штуку ее владельцу. - Уоллс передернул затвор. - Отличная штука, знаешь? И ухаживает он за ней хорошо. Оружие не подводит, не то что женщины. - Моя жена никогда не подводила меня, - вставил Уидерспун. - Конечно, парень. Только лежи тихо. Повсюду в тоннеле стоял запах пороха. Во рту у Уидерспуна пересохло, хотелось выпить воды или чего-нибудь еще. Левую ногу он не чувствовал, вряд ли вообще сможет двигаться, так что, может, и к лучшему, что дальше идти некуда. Он лежал и думал о жене. - Эй, Уоллс! Уоллс? - Да. - Моя жена. Передай ей, что я любил ее, ладно? - Парень, ты думаешь, я буду заниматься подобной болтовней? - Уоллс хмыкнул, словно поражаясь абсурдности такого предположения. - В любом случае готов поспорить, что она знает об этом. - Уоллс, ты ведь хороший парень, да? - Нет, малыш. Я очень плохой парень. На самом деле я подонок. Просто так получилось, что я умею хорошо воевать в тоннелях. А теперь лучше помолчи. Похоже, нам предстоят тяжелые времена. Да, так оно и было. Они слышали шум в темноте, но никого не видели. Ужасное состояние, ты не можешь стрелять, пока противник первым не откроет огонь. Остается только спокойно лежать и ожидать конца света. Уидерспун поднял "браунинг" калибра 9 мм. В магазине тринадцать патронов - и все. И идти некуда. Они слышали, как противник приближается все ближе. Черт побери, тоже храбрые ребята. Уидерспуну не хотелось воевать с такими хорошими солдатами, была в этом какая-то несправедливость. Ведь несмотря на потери, они продолжали наступать. Это были самые лучшие солдаты. Первый батальон 3-го пехотного полка опоздал на три часа, продвижение колонны к зоне боевых действий задержали пробки на дорогах. "Какие-то странные эти солдаты", - подумал Пуллер, наблюдая, как в наступающих сумерках они высаживались из больших грузовиков прямо возле его штаба. И тут до него дошло: все они были белыми, симпатичными, волосы коротко подстрижены вокруг ушей - ему уже много лет не приходилось видеть такой прически, и вообще они до смешного напоминали прусских кадетов. Тут же ему бросилось в глаза их оружие. Вместо обычных винтовок М-16 с черными пластиковыми прикладами он увидел у них старые винтовки М-14 с деревянными прикладами калибра 7,62 мм. И еще - о Боже! - накрахмаленная форма! - Черт побери, да кто они такие? - поинтересовался он у Скейзи. - Церемониальные войска. Стоят в карауле у могилы Неизвестного солдата и прочая чепуха. Маршируют на парадах, присутствуют на похоронах на Арлингтонском кладбище, несут караул в Белом доме. Опереточные солдаты. - Господи, - только и вымолвил Пуллер. Он отыскал командира в чине полковника, что было большой редкостью для батальона, даже для отдельного, и представился. - Я Пуллер. Полковник, высаживайте людей из машин и раздавайте боеприпасы. Если успеете, можете даже покормить их. Но пусть не отходят от грузовиков. Штурм уже скоро, я надеюсь, все зависит от информации из Пентагона и от молодого гения, который пытается решить проблему, как открыть дверь лифта. Полковник посмотрел на Пуллера. - Сэр, не могли бы вы сообщить мне, что здесь происходит? - А вам никто не объяснил, полковник? - Нет, сэр. Я так понял, что здесь какое-то ЧП с ядерными боеприпасами, и нам предстоит стоять в оцеплении. - Вам предстоит ночной штурм, полковник, атака объекта по периметру. Поддерживать вас будут остатки роты Национальной гвардии, которая уже потеряла половину личного состава, полиция штата, подразделения подготовки офицеров резерва, которые только смогу собрать, и, если позволит эта чертова погода, еще батальон рейнджеров, который сейчас где-то на полпути из Теннесси на двух самолетах С-130. Ваша задача - очистить путь для группы Дельта, чтобы она смогла подойти как можно ближе и начать штурм шахты. Отделения тяжелых пулеметов вам лучше преобразовать в резервный пулеметный взвод. - Понял, сэр. - Отлично. Соберите сейчас же своих офицеров и сержантов. Последнее совещание в 20.00. Карты можете получить в штабе группы Дельта. Я хочу, чтобы ваши офицеры ознакомились с местностью как впереди, так и сзади. - Слушаюсь, сэр. - Вы были во Вьетнаме, полковник? - Да, сэр. Был капитаном в 101-м полку, командовал ротой. - Что ж, считайте, что вы снова вернулись во Вьетнам, полковник, правда, здесь чуток похолоднее, да и задача наша неизмеримо важнее. Уоллс выстрелил. Еще раз. И еще. Рядом с ним Уидерспун стрелял из пистолета, звуки его выстрелов напоминали Уоллсу собачий лай. В них тоже стреляли из автоматического оружия, пули свистели над головами и отскакивали от стенки, которой заканчивался тоннель. Совсем как на горячей сковородке, а вокруг пляшут пузырьки кипящего жира. Уоллс представил себе такую картину, хотя, естественно, все было иначе. Ведь это был просто тоннель. Чарли отступили. - Отлично, - буркнул Уоллс. - Проклятье, хоть на этот раз я, похоже, свалил одного. Парень, их должно бы уже мало остаться. У нас кончился тоннель, но у этих ребят скоро кончатся люди, слышишь, да? - И он рассмеялся, довольный собственной шуткой. - Да я успею перебить целый взвод, прежде чем они прикончат меня! - Уоллс снова засмеялся, но смеялся он один. Уидерспун молчал. Уоллс дотронулся до него и понял, что молодой солдат умер во время боя. Он просто тихо истек кровью. Огорченный Уоллс покачал головой. С кем он теперь будет разговаривать? Да, это хуже, чем карцер. Впереди снова послышались голоса и клацанье оружия, проверяемого перед боем. Понятно, белые мальчики предпринимают еще одну попытку. Уоллс старался думать о них как о куклуксклановцах, как о здоровых громилах в машинах, с топорами и пылающими крестами. Или как о здоровых ирландцах-полицейских из Балтимора, краснорожих, восседающих на лошадях и готовых раздавить тебя даже взглядом. Или как о белых пижонах, глядящих на тебя так, словно ты кусок собачьего дерьма, валяющийся на улице. Он снова засмеялся и передернул затвор "моссберга", почувствовав, как патрон вошел в патронник. - Эй, ну давайте, ублюдки! - крикнул Уоллс со смехом. - Давайте, белые ублюдки, я приготовил для вас дерьма! И тут его осенило, что он может сыграть с ними куда более серьезную шутку. Он может взорвать их! Разве у Увдерспуна, у этого маленького отважного солдата, не было с собой взрывчатки С-4? Уоллсу приходилось во Вьетнаме рвать тоннели этой штукой, так что он знал, как с ней обращаться. Он подполз к телу Уидерспуна. "Извини, парень, но мне надо у тебя кое-что поискать". Уоллс торопился, опасаясь, что белые мальчики убьют его раньше, чем он подготовит для них большой сюрприз. Наконец, в нижних карманах брюк Уидерспуна он обнаружил кирпичик величиной примерно с книгу. Вытащив его, он начал сильно разминать его, пытаясь передать пластику тепло и гибкость. Сейчас я сделаю бомбу и взорву этих ублюдков к чертовой матери, подумал Уоллс. Комок у него вышел в виде приплюснутого мячика весом примерно в фунт. У него еще оставалась граната. Уоллс снял ее с ремня, осторожно вывинтил взрыватель, а корпус отбросил в сторону. Наклонившись над Уидерспуном, он снова обшарил его карманы в поисках пентритового детонирующего шнура. Найдя шнур, Уоллс осторожно намотал его кончик на капсюль взрывателя, сунул взрыватель в вязкую массу взрывчатки и быстро обмазал взрыватель взрывчаткой, не трогая при этом предохранитель, чтобы он был свободным и мог сработать, когда будет вырвана чека. Он работал энергично, зная, что времени у него очень и очень мало. Для начала нападающие выпустили несколько трассеров в заднюю стенку: теперь они знали, что тоннель заканчивается тупиком. - Эй, белые ублюдки, не хотите ли потрахаться? Ха, у старины Уоллса есть для вас несколько симпатичных сучек. Есть сексапильная мулатка, пара беленьких цыпочек, есть рыжая, отличные телки. Идите сюда, белые мальчики, и вы их получите. Три автомата ударили одновременно, вокруг засвистели пули, ударяясь в стенки, вздымая облака угольной пыли с пола. Уоллс выдернул чеку и каким-то неуклюжим движением швырнул бомбу. Он чувствовал, как она вылетает из его руки, летит медленно и падает не очень далеко. И тут до Уоллса дошло, что он тоже погибнет от взрыва. И он начал карабкаться назад, подальше, подальше, хотя на самом деле двигаться дальше уже было некуда... В таком тесном пространстве взрыв был просто ужасным. Уоллса приподняло и швырнуло сквозь спертый воздух, сквозь грязь и камни. Казалось, рухнул весь мир, старая гора дрогнула, и потолок тоннеля обсыпался. Уоллс почувствовал, как его засыпает землей. Он не мог двигаться. Тоннель обвалился. Уоллс оказался похороненным в полнейшей темноте. Питер подумал, что пора бы ему уже что-нибудь поесть. Его потрясывало, появилась головная боль Прошло уже много часов с того момента, когда он ел последний раз, и было это в той, другой жизни. Но его держала дверь. Проклятая дверь. На самом деле, идея была довольно бесхитростна, требовалось просто написать программу, вот и все. В этой простоте и заключалась вся гениальность. Если группе Дельта предстояло пробиться к дверям лифта, то Питеру следовало вычислить код, чтобы открыть эти двери. Многотонные, суперпрочные двери. Но чтобы открыть их, следовало знать код из двенадцати цифр. Агрессор же наверняка поменял код с помощью терминала компьютера, который был в центре запуска, делалось это довольно просто. Так какой же он установил код? В этом и была вся загвоздка. Новый код мог состоять из двенадцати букв или цифр или их комбинаций. Питер предполагал, что здесь должна быть сознательно выбранная последовательность, потому что... потому что по-другому и быть не могло. Код был частью игры, которую вел Агрессор-1. Именно так и работал его мозг. Питер начинал понимать ход его мыслей. Вся трудность сводилась именно к программе компьютера. Эта программа была придумана и написана Питером Тиоколом, руководителем группы моделей базирования ракет МХ, и предназначена была именно для предотвращения того, чем он сейчас вынужден был заниматься. Да, ему требовалось проникнуть в систему всего с трех попыток. Если не набрать правильный код с трех попыток, компьютер воспримет это как действия посторонних людей, код немедленно сменится на цифры произвольной последовательности, и тогда другому компьютеру понадобится как минимум 135 часов постоянной работы с огромной скоростью, чтобы перебрать миллионы и миллионы возможных комбинаций. Всего три попытки, подумал Питер. Но сделать их было необходимо, потому что шахта Саут Маунтин могла самостоятельно произвести пуск ракеты. Может быть, объект захвачен специально подготовленным подразделением по захвату ракетных шахт? ЦРУ сообщало, что русские создают подобные подразделения. А может, это Каддафи прислал команду смертников? А может быть, - нет, это уж слишком! - правые из числа американских военных захватили шахту, чтобы нанести упреждающий удар по "красным"? И во всех этих сценариях, как и предсказывалось в его книге о сценарии Джона Брауна, главным были дверь и хранилище для ключей, а не служба охраны и система радаров. Смехотворность ситуации состояла в том, что Питер боролся против себя же. Его неверная жена снабдила Джона Брауна, Агрессора-1 или как там его, всем - идеями, секретами, теоретическими расчетами. Он знает абсолютно все, что знаю я, подумал Питер. Ужасно, но он - это я. Меня подменили. У меня появился близнец, поглотивший мою личность. Питер вернулся к документам, подобранным экспертами-психиатрами на "Джона Брауна". Читая психологические выкладки, Питер видел, что они применимы к нему самому. Ужасно. Это означает, что все началось с него самого, или с его книги, или, возможно, с его знаменитого эссе. А потом уже Джон Брауна разработал свой план, не вкладывая столько труда в Саут Маунтин, сколько его вложил Питер Тиокол. По телу Питера пробежал озноб, становилось холодно. Он посмотрел на часы, цифры торопливо перескакивали на циферблате: 6:34.32 6:34.33 6:34.35 Оставалось менее шести часов. "Джон Браун. Джон Браун, ты и твоя дверь. Всего три попытки". Он начал машинально писать в блокноте: Питер Тиокол - Джон Браун - 12 - 9 - 12 -9? Проклятье, был бы какой-то смысл, если бы в имени Джон Браун было двенадцать букв... как, например, в имени Питер Тиокол (В английском написании 12 букв.) Большее время генерал говорил по телефону с находившимся наверху Алексом, спокойно выслушивая его доклады. Или стоял позади Джека Хаммела, наблюдая, как тот резал титановый блок, отделявший генерала от второго ключа, необходимого для запуска ракеты. Джек к этому времени уже значительно продвинулся в своей работе, но чем глубже он проникал в титановый блок, тем сложнее это давалось. Болели руки, по лицу струился пот и. Господи, ему хотелось есть. - Мистер Хаммел, как, на ваш взгляд, продвигается работа? - Можете сами посмотреть. Я уже врезался довольно глубоко. Джек почувствовал, как генерал заглядывает через его плечо, рассматривая похожую на рану щель в металле. - Вы режете по прямой? - Совершенно верно. Режу прямо в центре, и если эта камера, или как там вы ее называете, находится в центре, то я как раз попаду в нее. - Долго еще? - Не могу знать. Вы говорите, что диаметр у блока двести сорок сантиметров, а я углубился примерно на треть. Так что уже близко. Еще два или три часа. Посмотрим. Джек следил за пламенем, с завидным аппетитом пожиравшим титан. Даже сквозь плотные затемненные очки он чувствовал его необычайную мощь. Ничто на земле не могло противостоять ему, все плавилось, испарялось и отступало перед напором его температуры. Он попытался представить себе это маленькое пламя, выросшее в миллион раз, гигантcкое, пожирающее все пламя, движущееся по земле. Словно огромная горелка, оно терзало земной шар, города и деревни, превращая мужчин, женщин и детей в пепел. Он попытался представить всех мертвыми, мертвую планету. Мир превратится в пустыню, если не остановить это пламя. В его голове возникали картины, словно из кинофильмов: грибовидное облако, разрушенные города, горы трупов, выжившие мутанты, кучки голодных людей-крыс, рыскающих в руинах... а теперь наша реклама: "Жидкая слоновая кость для истинно гладких рук". Я не могу видеть, как все это будет, подумал Джек. Просто не могу. Он постарался отогнать от себя мысль о том, что увиденная картина является прямым следствием его собственных действий. Это не моя вина, сказал себе Джек. Что мне оставалось делать, позволить им убить моих детей? Конечно, можно сказать, что судьба детей менее важна, чем судьба всего мира, но это легко говорить любому, кроме отца этих детей. Возможно, это и было бы по плечу какому-нибудь необычному человеку. Но я самый обычный человек. Бомба, не бомба, война, не война - это мои дети! Он снова посмотрел на пламя, которое жадно лизало металл, стремясь навстречу полуночи. - Но я же говорила вам, - пыталась втолковать Меган Трем Тупицам. Сколько раз надо повторять? Они сказали, что они израильтяне. Клянусь вам, я думала, они израильтяне. Евреи, просто евреи. Может, кто-нибудь из вас еврей? Трое Тупиц покачали головами. - В ФБР нет евреев? - недоверчиво спросила Меган. - Даже в наше время в ФБР нет евреев? - Вы отвлеклись, миссис Тиокол, - оборвал ее самый грубый из агентов. - У нас очень мало времени. Давайте вернемся к нашему разговору. Вы рассказали о том, как вас завербовали, рассказали о своем душевном состоянии, пояснили характер переданной информации, описали Ари Готтлейба и загадочного офицера разведки из израильского консульства. - Это все, что я знаю. Я рассказала вам все. Пожалуйста, спрашивайте, но я все рассказала. На улице уже было темно, Меган видела сквозь окна огни в соседних домах. - Кто-нибудь хочет кофе? - предложила она. Ответа не последовало. - Ну а для себя я могу сварить кофе? - Разумеется. Она подошла к шкафчику, где хранилась кофеварка, вытащила ее, вставила фильтры, насыпала кофе, налила воды и включила. Когда готовый напиток