л Питер. Он моментально понял, в чем дело. Ведь Питер был знаком с этой идеей, знал ее соблазн, ее манящую притягательность. Понимал, как способна она заставить человека нажать на ядерную кнопку с мыслями о высокой моральности этого поступка. - Нет, здесь не шантаж. Это просто логика, скорее даже, стратегическая логика и желание следовать ей до конца. На лице Питера появилась кривая усмешка. Он понимал Пашина, понимал, как работает его мозг, потому что работал он точно так же, как и его собственный. - Знаете, - продолжил Питер, - все очень просто. Этот Пашин... он сделал то, что не сделал до него никто. Он придумал, как выиграть третью мировую войну. Питер глубоко вздохнул. - Пашин считает ракеты МХ оружием первого удара, и когда наша ракетная система будет полностью готова, мы получим преимущество, мы нажмем ядерную кнопку и уничтожим их. Более того, по нашей собственной логике мы так и должны будем поступить. К этому нас и подталкивают ракеты. Так как ракеты МХ превосходят их ракеты в плане точности и способности разрушать прочные ракетные шахты и так как наша собственная командная система, система связи и контроля, довольно ненадежна и не может противостоять советскому первому удару, то мы просто должны применить их первыми. Вопрос заключается в том, потерять ли их или применить, и он считает, что мы их обязательно применим. Таково его твердое убеждение, и я не могу, да и никто не может утверждать, что подобная возможность исключена. Мы не хотим делать этого, но боимся и будем бояться упустить момент и не применить наши ракеты. Все молчали. - Так что, с его точки зрения, выбор заключается не между войной и миром, а между поражением или победой в неизбежной войне. Вот и все. Если мы согласимся с этим, то все встанет на свои места, особенно если он из консерваторов, о чем свидетельствует его членство в обществе "Память". Пашин считает ядерную войну неизбежной. Она начнется, как только будет завершена наша ракетная система, для чего требуется еще полгода или год. И начнется она в результате нашего первого удара с использованием более совершенного оружия, а завершится полной победой США: все советские города превратятся в руины, все их ракеты будут уничтожены прямо в шахтах, все командные бункеры разлетятся на куски. Но если эта война начнется сейчас, сегодня вечером, через несколько часов, то... - Питер помолчал, позволяя присутствующим осознать сказанное, Советы выиграют эту войну. В комнате стояла полная тишина. - Как все будет происходить? Пашин выпустит ракету МХ на Советский Союз. Какие у нее цели? Все десять боеголовок ракеты нацелены на объекты, которые мы называем целями третьей или четвертой степени прочности в ядерном отношении, а не на уязвимые цели, такие, как города, население и тому подобное. Наши боеголовки W87 чрезвычайно точны, от них, как от смерти и налогов, невозможно спрятаться. И в силу своей точности они довольно маленькие. Так вот, все десять боеголовок нацелены на уничтожение трех основных РЛС дальнего обнаружения, командного пункта ПВО страны, подземного правительственного бункера в тридцати милях от Москвы и пяти сибирских ракетных шахт, которые к моменту запуска нашей ракеты МХ будут пусты. Вы можете спросить, в чем же тогда смысл? Как только советские радары засекут летящие десять боеголовок, они сойдут с ума и выпустят в нашу сторону все, что у них есть. Общая мощность наших боеголовок тридцать пять мегатонн, в СССР они уничтожат объекты, которые я перечислил выше, и, наверное, максимум тридцать тысяч человек. А через семь-девять минут Советы обрушат на нас четыре тысячи мегатонн, и все их ракеты нацелены на наши города и ракетные шахты. Электромагнитное излучение выведет из строя наши радары и компьютеры, погибнет примерно триста миллионов американцев. Вот и все. Гейм, сет, игра закончена, победил Советский Союз. Цель Пашина - вынудить свою страну нанести по США массированный удар, потому что цена первого удара очень высока. Но ни Политбюро, ни даже какие-нибудь сумасшедшие военные сами никогда не нажмут ядерную кнопку. Пашин нажмет ее, возможно, с помощью или по настоянию этого общества "Память" и с помощью небольшого спецподразделения. Понимаете? Легко, даже гениально. А когда все закончится, он выберется из горы, за ним прилетит вертолет, и он станет царем всей России. - Но наши подводные лодки, они могут... - Нет, - возразил Питер, - извините, но все наши подводные лодки у них под прицелом. Некоторые русские смогут уничтожить в первые же минуты, они собьют и самолеты "Такамо", которые держат связь с подводными лодками и должны передать им приказ на пуск ракет. С помощью электромагнитного излучения и электронных помех русские могут заблокировать всю связь, подводные лодки останутся без связи и станут непременно ждать, пока за пару недель их не потопят. Они постараются заблокировать действия подводных лодок, Пашин наверняка об этом позаботился. Тогда все. Русские не хотят воевать, но Пашин не оставит им выбора. Одним ударом он надеется разгрести весь хлам и мусор в руководстве страны, выполнить роль этакой уборщицы. - Но почему же он не захватил русские ракетные шахты и не нанес первый удар подобным способом? - спросил кто-то. - Потому что Саут Маунтин - единственная в мире ракетная шахта с независимой системой запуска. Единственное место, где он сам может нажать на кнопку. Пашин выбрал сложный, но и самый логичный путь. Согласно его моральным понятиям, такой выбор можно даже назвать безупречным. Он не сумасшедший, на самом деле он просто действует в рамках правил игры, той самой игры, которую изобрели его и наша страны. - А что за люди с ним? - Вашингтон уверен, что это люди из спецназа, - ответил Скейзи. Советские войска специального назначения. Они находятся в подчинении ГРУ, а не Министерства обороны, ведь Пашин - большая величина именно в ГРУ. Эти люди прошли специальную подготовку по захвату ракетных шахт, они воевали в Афганистане. Отсюда их загар и вставные зубы, не позволяющие определить, из какой они страны. Их человек шестьдесят? Значит, четыре группы по пятнадцать человек, такие группы и являются боевой единицей спецназа. Теперь понятно, откуда взялись эти проклятые "стингеры", мы поставляли их моджахедам, чтобы сбивать советские штурмовые вертолеты М1-26. Должно быть, спецназовцы перехватили караван и использовали это оружие против нас. Очень, очень крепкие парни. Пуллер не слушал Скейзи, он думал, пытаясь отыскать уязвимое место в рассуждениях Питера. - Доктор Тиокол, - внезапно спросил он, - не думаете ли вы, что ваша теория развалится с учетом нашего ответного удара? Как только наши радары засекут русские ракеты, мы нанесем ответный удар. И уничтожим их. А весь мир погибнет от радиации... - Вы не совсем поняли, полковник Пуллер. Должно произойти что-то еще. Что-то такое, что воспрепятствует нашему ответному удару, что полностью расстроит наши действия в те семь-девять минут с момента запуска нашей ракеты и до массированного удара русских. Снова наступила полная тишина. - Запуск МХ - это только часть операции. Существует, просто должна быть и другая часть. Я с самого начала говорил вам об этом, но не имел представления, что это может быть такое. Теперь я знаю. Вот вам и объяснение того странного радиосигнала, отправленного утром сразу после захвата шахты. Пашин подал сообщение своим сообщникам, что операция задерживается на восемнадцать часов из-за хранилища для ключей. - Так в чем же все-таки дело? - спросил Скейзи. - Это называется обезглавливание, - пояснил Питер, - или убийство главы государства. Означает отсечение правящей верхушки, а вся наша правящая верхушка находится в Вашингтоне. Лучше соедините меня побыстрее с ФБР. Пашин собирается запустить МХ здесь, в Саут Маунтин, и одновременно устроить ядерный взрыв в Вашингтоне. Это было, пожалуй, самое трудное задание. Акли предпочел бы ему любое другое, но события развивались стремительно, и из Вашингтона объяснили, что он обязан выполнить это задание. - Я... я не уверен, что смогу, - попытался возразить Акли. - Не могли бы вы прислать кого-нибудь еще? После небольшой паузы голос на другом конце ответил: - Уже нет времени, поздно. Фотографии и документы мы можем переслать по факсу в полицейский участок на дороге No 40 рядом с Фредериком, вам их доставят через двадцать минут. Вы старший сотрудник ФБР в том районе, так что действуйте. Акли сглотнул слюну. Разве у него был выбор? Через двадцать минут подлетела полицейская машина с включенными сиреной и мигалкой, а еще через несколько секунд Акли уже держал документы. - Мы получили это по компьютерной сети из Вашингтона, - сказал полицейский. - Эй, с тобой все в порядке? Приятель, ты выглядишь так, словно у тебя сегодня самый худший день в жизни. - Да уж точно не лучший. - Слышал, тут была большая стрельба. - Да. Я в ней участвовал. - Ох, Господи, извини, парень. Эй, и они не дали тебе времени отдохнуть... - Сегодня нет времени для отдыха. Спасибо. С конвертом в руках Акли направился по дорожке к дому. Весь он светился огнями, уже пришли священник, семейный доктор, а несколько минут назад прибыла пожилая пара, должно быть, дедушка и бабушка. Ой остановился у двери. Как ему хотелось очутиться сейчас за сотни миль отсюда, чтобы все закончилось, чтобы это был не он. Но это был он, и Акли постучал в дверь. Ему показалось, что прошло несколько минут, прежде чем дверь открыл мужчина лет шестидесяти, грузный, с ничего не выражающими глазами. - Что вы хотите? - спросил он. - Гм, моя фамилия Акли. Я специальный агент ФБР. Сожалею, что вынужден делать это, но мне необходимо поговорить с девочками. Мужчина долго и пристально смотрел на Акли. - Девочки очень устали, - сказал он неохотно, - у них был такой ужасный день. Мы только что уложили их, я даже собирался дать им снотворное, чтобы они лучше спали. Здесь их дедушка и бабушка. Нельзя ли отложить разговор на другое время? - Был бы рад, доктор, но я обязан поговорить с ними. Ситуация чрезвычайная, а времени очень мало. - Молодой человек, сегодня на глазах девочек застрелили их мать. Неужели у вас... - Послушайте, мне глубоко ненавистна моя роль, но вы должны понять, насколько ужасна, просто ужасна ситуация. Доктор, в этом районе объявлена угроза ядерного нападения, и формально у меня есть все права делать то, что нужно. Пожалуйста, не заставляйте меня превращаться еще и в безжалостного тупицу. - Акли сглотнул слюну, дыхание у него было тяжелым, колени вспотели. Доктор бросил на него свирепый взгляд, потом отступил в сторону, пропуская Акли в дом. В доме стояла жуткая тишина. Двое пожилых людей сидели на софе. Женщина плакала, мужчина выглядел оцепеневшим. Гостиная была тускло освещена, соседка Кэти Рид суетилась возле .обеденного стола, что-то расставляя на нем, но к еде никто не притрагивался, она лежала на тарелках, поблескивая в скудном свете. В комнате до сих пор валялись осколки стекла, дерева, пластика - результат стрельбы, но, правда, полицейские забили фанерой окна, где были выбиты стекла. Вид комнаты и связанные с ней ужасные воспоминания вызвали у Акли тошноту. - Кэти, как ты думаешь, можно разбудить и поднять девочек? - спросил доктор. - Этот офицер утверждает, что ему надо срочно поговорить с ними. - Неужели нельзя оставить их в покое... - начала миссис Рид повышенным тоном. - Мне очень жаль, - извинился Акли, - но это необходимо. Может быть, мне понадобится только старшая. Кажется, Пу? - Бин, - бросила Кэти, поднимаясь по лестнице, но вдруг внезапно повернулась. - Вы были сегодня днем таким решительным, таким уверенным. И посмотрите, что случилось. Посмотрите, что вы сделали с этой семьей. Акли не знал, что ответить ей. Он снова сглотнул слюну. - У них была такая счастливая семья. Настоящая семья. Почему вы сделали с ними такое? Акли опустил голову, уставившись на кончики ботинок. К нему подошел доктор. - Вы тот самый человек, что был наверху? - Да, - ответил Акли, в который раз сглатывая слюну. - Поверьте, я не хотел, чтобы так все получилось. - Но доктор смотрел на него, не веря ни единому слову. Через несколько минут Кэти Рид спустилась по лестнице вместе с Бин. Лицо девочки припухло от сна, на ней была розовая ночная рубашка и тапочки, отороченные кроличьим мехом. Бин потирала кулачками глаза, но, увидев Акли, замерла неподвижно, ее фигурка буквально излучала страх. Кэти Рид подвела ее по ступенькам к Акли. - Привет, - сказал Акли, придавая своему голосу бодрый тон. - Эй, мне очень жаль, что я разбудил тебя. - Да оставьте вы свой тон, - буркнула миссис Рид. Акли не умел обращаться с детьми, как-то не доводилось ему делать этого. Но сейчас, глядя на девочку, на ее серьезное личико, бледную пуговку носа, большие, темные, вопрошающие глаза, на ее маленькие ручки, прижатые к груди, ему ужасно захотелось встать перед ней на колени, прижать к себе и молить о прощении. Кожа на ее шейке была такой мягкой. - Меня зовут Джим, - вымолвил он. - Малышка, я хочу попросить тебя посмотреть фотографии. - Ты собираешься застрелить меня? - спросила девочка. Внезапная боль расколола Акли на тысячу кусков, и каждый из кусков ужасно болел. - Нет, дорогая. Это был ужасный, жуткий несчастный случай. Я все бы отдал, чтобы его не произошло. - А моя мамочка в раю? Нана сказала, что ты отправил ее в рай, потому что Иисусу захотелось иметь рядом своего лучшего друга. - Наверное, это так. Иисус, гм... - Акли не знал, что говорить... - Иисус иногда поступает загадочно, ты же знаешь. Но думаю, он знает как лучше. Бин медленно кивнула, размышляя. - Иисус очень любит нас, но мамочку он любил больше всех. Моя мама будет очень счастлива с ним. - Уверен, что так оно и будет. А теперь, сладкая моя, пожалуйста, окажи мне одну маленькую услугу, и я навсегда уйду отсюда. У меня есть фотографии, мне их прислали из Вашингтона. Я хочу, чтобы ты посмотрела на них и сказала, нет ли там людей, которые увели твоего папу. Акли подвел девочку к столу, и она принялась внимательно, одну за одной, рассматривать фотографии. Потом выбрала одну и протянула Акли. - Вот этот. Он был здесь сегодня утром. Он новый начальник моего папы, он забрал папу на новую работу. Это друг Германа. Акли посмотрел на фотографию. На ней было изображено примечательное волевое лицо явно профессионального военного: сломанный нос, короткая стрижка, жесткие, суровые глаза. Одет он был в камуфлированную куртку, на плече Акли разглядел ремень автомата, наверняка АК-47. Задний фон фотографии был размазан, словно снимали с расстояния нескольких сот футов с помощью очень мощных объективов. Акли пробежал глазами сопроводительный документ. "Совершенно секретно. Центральное разведывательное управление. Научно-исследовательский отдел: советские военнослужащие/войска специального назначения. Ясотый Александр, майор. Последнее установленное место службы: 22-я бригада спецназа, ГРУ, прикомандирован к 15-й гвардейской мотострелковой дивизии, Кабул, Афганистан. Объект Ясотый закончил разведывательный факультет академии им. Фрунзе; Череповецкое Высшее военно-инженерное училище связи; факультет спецназа Рязанского высшего воздушно-десантного училища; Серпуховское высшее командно-инженерное училище. Служил в воздушно-десантных войсках, снайпер, владеет техникой затяжных прыжков с парашютом. Принимал участие в военных действиях в Анголе, Центральной Америке, на советско-китайской границе. Объект Ясотый впервые опознан представителями израильского Моссада в 1972 году, когда работал инструктором в лагере иракских партизан. Впоследствии был замечен в тренировочном центре КГБ в Карловых Варах, служил советником 15-го отряда кубинских коммандос, действовавших в Анголе. 14 января 1984 года агентом "Гортензия" установлено его пребывание в Кабуле, Афганистан. В 1986 году московский агент "Цветочная ваза" упоминал его как возможного члена общества "Память" - правой организации националистической ориентации. Силы этой организации невыяснены, возможно, с ней связаны высокопоставленные правительственные чиновники. "Память" остается объектом повышенного интереса западных разведслужб". - Он хороший человек? - поинтересовалась Бин. - Да, малышка, он очень хороший человек. - А он приведет папу назад ко мне? - Да, сладкая моя, обещаю тебе, он приведет. - Акли посмотрел в ясные, чистые глаза девочки. - Обещаю тебе, он приведет твоего папу к тебе. 21.00 В трубке слышались только гудки. - Алло? - Наконец-то! Сердце Григория чуть не выскочило из груди. Ее голос звучал для него прекрасной музыкой, так сильно он хотел услышать его. Сначала Григорий просто ошалел, не в силах вымолвить ни слова, но затем взял себя в руки и закричал: - Молли, о Молли, это ты, слава Господу, это ты! То, что он услышал в ответ, было просто замечательным. - Ох, Боже, Григорий, дорогой, я уже начала бояться, что потеряла тебя и ты больше никогда не позвонишь! Григорий, я все узнала! Ты не поверишь, что творится, Григорий. Это просто невероятно, я все тебе расскажу. - Молли, что это? Пожалуйста, скажи мне сейчас. Я должен знать. - Григорий, ты о таком и мечтать не мог. Ты не только спасешь свою карьеру, но и шагнешь еще выше. Это невероятно. Я все для тебя узнала. Ты где? Григорий находился в очередном баре на Четырнадцатой улице, в этом районе осталось всего несколько подобных заведений, которые он еще не обошел. - Гм, я в Джорджтауне, - солгал он. - Как быстро ты сможешь доехать? У меня документы, фотографии, отчеты. Боже, ты не поверишь. Это происходит прямо сейчас, в штате Мэриленд. Это касается... послушай, дорогой, приезжай как можно быстрее. - Считай, что я уже у тебя. Ох, Молли, Молли, я люблю тебя, ты знаешь? Я люблю тебя, я так тебе благодарен. Светясь от радости, Григорий выскочил из бара. Вечерний воздух был чистым и свежим, он пах триумфом. Ему срочно требовалось выпить, чтобы отметить это дело. Григорий огляделся и увидел невдалеке открытый винный магазин, но когда он подбежал к нему и влетел в сверкающее помещение, то обнаружил, что у него осталось всего три доллара. - Мне надо водки. Сколько стоит бутылка? - Самая лучшая русская, "Столичная", - ответил продавец, - четыре доллара двадцать пять центов. "Абсолют" - пять с половиной долларов. Есть еще... В конечном итоге Григорий, как и утром, купил американскую "Водка-сити", которая, как он обнаружил тут же на улице, была не крепче пощечины слабой женщины и отнюдь не укрепляла его огромную радость. Ладно, не имеет значения. Любая водка лучше, чем отсутствие водки. Пока Григорий бежал к машине, он еще несколько раз приложился к бутылке. К стеклу машины была прилеплена штрафная квитанция за не правильную парковку, но Григорий просто скомкал ее и швырнул на землю. Забравшись в машину, он направился в сторону Александрии. Через двадцать минут, в течение которых Григорий еще несколько раз хлебнул из бутылки, он был на стоянке возле дома Молли. Сегодня утром он покинул эту стоянку в темноте, в темноте и вернулся. Круг замкнулся. От отчаяния к триумфу вот каким был этот круг, вот к чему привели его ум и ловкость. Он сунул водку в карман пальто, вбежал в подъезд, поднялся на лифте и буквально подлетел к двери. Он постучал. Молли рывком распахнула дверь. - Григорий! Боже, что за прекрасная женщина! На Молли было ее обычное домашнее платье в гавайском стиле, но благодаря массивным плечам она походила на профессионального футболиста. Щедрые синие тени на глазах, волосы начесаны и аккуратно уложены, на коренастых ногах открытые домашние туфли на высоком каблуке и с золочеными ремешками, ногти на ногах покрыты розовым лаком. - Я хотела получше выглядеть сегодня вечером, - сказала она. - Тебе это удалось, моя дорогая. Да, удалось, сейчас ты просто великолепна. Молли за руку потащила Григория в комнату. Его охватило страстное желание, сердце колотилось, как метроном, член торчал, словно ракета 55-24, и готов был взорваться. В гостиной горели свечи, царствовал полумрак, стол был накрыт для ужина, на столе Григорий заметил бутылку вина. - Думаю, нам есть что отметить, - заметила Молли. - Конечно. Отметим. Ведь я теперь никуда не уеду! - Садись, дорогой. Налить тебе шампанского? - Шампанского! Да! Боже, как чудесно! - Он-то знал, что водка и шампанское вместе имеют потрясающий эффект. Григорий уселся в большое, легкое кресло. Молли подошла к нему с бутылкой шампанского. - Пожалуйста, дорогая, я тебя внимательно слушаю, - поторопил ее Григорий. Он весь светился в ожидании желанного момента. Молли устроилась напротив него. - Послушай, Григорий, есть одна маленькая деталь, которую я сообщу тебе, прежде чем начну свой рассказ. Одна ма-асенькая деталь, - по-детски протянула Молли, изобразив на своем пухлом личике что-то глуповатое и ребяческое. Только, пожалуйста, не сердись на меня. - Я все тебе прощаю. Отпускаю все твои грехи. Ты не можешь сделать ничего плохого. Ты ангел, дорогая, ты просто святая. - Григорий взял ее на удивление тонкую руку и посмотрел ей прямо в глаза. Странно, он как-то раньше не замечал, что у нее совсем нет скул, лицо Молли было похоже на белую подушку с глазами. - Но ко всему этому я еще специальный агент отдела контрразведки ФБР. Она улыбнулась. Григорий посчитал ее слова забавной шуткой. - Ох, ну ты даешь, Молли. - Он рассмеялся, но тут только до него дошло, что в комнате полумрак лишь по той причине, что здесь еще полно людей. Люди в костюмах быстро обступили Григория, что повергло его в шок. В комнате зажегся свет, из спальни вышел еще один агент и задул свечи. Несколько агентов появились из стенных шкафов и из ванной. Трагическая сцена, как в театре, когда пьеса закончена, зажегся свет, и ты понимаешь, что сидишь всего-навсего в старом здании театра. Молли встала. - Отлично, Ник, - бросила она, - он полностью в твоем распоряжении. Молли повернулась к Григорию. - Извини, дорогой, жизнь иногда бывает очень суровой. Ты очень хороший парень, но, Боже мой, ты же грязный шпион. Молли скрылась в спальне, а перед Григорием уселся мужчина средних лет. - Итак, - начал незнакомец, - вот мы наконец и встретились, Григорий Иванович Арбатов. Меня зовут Махони. Ник Махони. Я уже два года не спускаю с тебя глаз. Согласись, разве Молли не прелесть? Она одна из лучших. На самом деле хороша, да? - Я... я... - Послушай, старина Грег. У нас возникла проблема. Ошеломленный Григорий тупо глядел на Махони - Могу я выпить? - Извини, Грег, но ты нужен нам трезвым. Ох, Господи, ты действительно нужен нам трезвым. Григорий продолжал молча смотреть на собеседника - Грег, у нас серьезные неприятности, очень серьезные. Махони посмотрел на часы. - Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Аркадий Пашин? - Я... - Конечно, слышал. В данный момент Аркадий Пашин является самым могущественным человеком в мире. Он сидит в американской ракетной шахте в пятидесяти милях от Вашингтона и собирается начать третью мировую войну. Он хочет запустить птичку, что будет началом последнего танца. Вместе с ним находятся спецназовцы, ты слышал о спецназе? Григорий сглотнул слюну. - Штурмовики. Головорезы. Герои. Говорят, они самые лучшие убийцы. Но почему? - Совершенно очевидно, - дальше развивал свою мысль Ник, - что он пытается вынудить твою страну нанести первый ядерный удар, пока еще между нашими странами сохраняется ядерный паритет. Он собирается запустить нашу ракету с десятью ядерными боеголовками, нацеленными на ваши командные пункты и сеть управления, и он прекрасно понимает, что в ответ Советы тут же ударят по Америке. Вот тебе и третья мировая война. Пашин осознает, что никогда не смог бы добиться этого от Политбюро, поэтому делает все сам, понимаешь? Представляешь себе? Я имею в виду смекалку этого парня. Григорий молчал. Да, это было похоже на Пашина. - А ты слышал об обществе под названием "Память"? - "Память" - повторил Григорий. - Фанатики. Они ненавидят Горбачева, гласность и вообще все новое, мечтают вернуть сталинские времена. Да, они всех нас держат в страхе. - Да, так вот, похоже, этот Пашин один из его ведущих членов. Сейчас там, в Саут Маунтин, примерно восемьсот наших самых лучших парней, они пытаются помешать Пашину, но времени очень мало... - Но если вы нанесете ответный удар, то это будет конец света, - ужаснулся Григорий. - Вот именно, - натужно усмехнулся Ник Махони. - Однако наши стратеги считают, что здесь кроется что-то еще. Для товарища Пашина недостаточно вынудить твою страну к ядерному удару по Америке, он должен сделать что-то еще, чтобы обеспечить преимущество на семь-девять минут - с момента пуска ваших ракет и до взрыва. Так что, когда вылетят наши ракеты, их полет не будет скоординированным, будет потеряно всякое управление. Черт побери, приятель, наши ракеты могут вообще не взлететь. Ты когда-нибудь слышал о доктрине, называемой "обезглавливание"? Григорий молчал, глядя на Махони. - Это означает отсечение головы. А голова нашей страны находится как раз в том городе, в котором мы и сидим сейчас с тобой. - Ник улыбнулся. - Да, Грег. Мы предполагаем, что Пашин намерен вечером взорвать ядерную бомбу. Может быть, уже через час. Прямо здесь, в Вашингтоне. Прощай, Белый дом, Объединенный комитет начальников штабов, командный пункт Пентагона, ЦРУ, Агентство национальной безопасности и даже Бюро государственных стандартов. Прощай, вся система управления. Прощайте, несколько миллионов граждан, спокойно спящих и видящих сны. Махони улыбнулся Григорию. - Послушай, а где он мог взять бомбу? Я имею в виду, если в его распоряжении не имеется русской ракетной шахты или ракетной подводной лодки, то где же он все-таки взял бомбу? Не купил же он ее в магазине? У Григория совсем пересохло в горле. Если тут скоро произойдет ядерный взрыв, то не разумнее ли смыться отсюда, пока еще есть время? Неужели они не начнут эвакуацию? - Грег, ты что-нибудь знаешь об этой бомбе? - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - ответил Григорий. - А я слышал совсем другое. Сказать честно, мы плотно следили за тобой и твоей квартирой, и все слухи нам известны так же хорошо, как и тебе. Мы считаем, что в советском посольстве находится ядерный заряд мощностью одна килотонна. Он под строгим контролем ГРУ, там только ждут приказа, чтобы взорвать его, следовательно, время от нажатия кнопки до взрыва будет урезано до секунд, так что для выполнения этого задания потребуется очень храбрый парень. У Григория перехватило дыхание. Да, об этом всегда ходили темные слухи, что-то вроде этакой мрачной шутки. Ужасные, невероятные слухи. И они не уходили с течением лет. - Понимаешь, в старые времена бомба весила пару тонн, - пояснил Махони, - и никто бы не рискнул тайком протащить ее в посольство. Но сейчас в так называемых специальных ядерных фугасах всего сто шестьдесят фунтов, его может перенести в рюкзаке здоровый солдат, даже в наставлении об этом сказано. Вот мы и считаем, что подобная штучка запрятана где-то на Шестнадцатой улице, в четырех кварталах от Белого дома. Что ты думаешь об этом, старина Грег? Есть в посольстве такой идиот, который смог бы взорвать фугас? Внезапно до Григория дошло. Все стало на свои места, многое приобрело смысл. - Да, я знаю такого человека. Его фамилия Климов. Он заместитель резидента ГРУ, протеже и племянник Пашина. Махони кивнул. - Возможно, тоже член "Памяти". - Плохо дело, - продолжил Григорий. - Бомба должна находиться внизу, в шифровальной комнате, которую мы называем "Винный погреб". Это самое секретное место в посольстве. Прошлой ночью там в качестве шифровальщика дежурила мой друг Магда Гошгарьян. Если Климов захотел бы взорвать бомбу, то одна бедная Магда не смогла бы остановить его. - Да, они собирались произвести пуск сегодня рано утром, но столкнулись с задержкой, которая стоила им восемнадцати часов. Пашин по радиостанции из шахты послал какой-то непонятный сигнал, наверняка тому, кто должен был взорвать бомбу, а означал этот сигнал приказание повременить со взрывом до дальнейших сообщений. Драма разразится где-то около полуночи. Если мы не сумеем помешать, то Пашин пошлет другой сигнал своему человеку - прикажет нажать кнопку. Взрывы бомбы в Вашингтоне и ракеты в Москве должны произойти почти одновременно. - Да, - согласился Григорий. - Теперь я понимаю, что произошло со мной сегодня. Спланировано было все заранее, поэтому днем Климов и пытался убить меня с помощью спецназовского десантного ножа. Ведь если бы это удалось, то вечером обязанности шифровальщика должен был бы исполнять тот, кто дежурил прошлой ночью. Значит, Магда. Она снова дежурила бы в "Винном погребе", а с нею у Климова не будет никаких проблем. Ох, Магда, бедная Магда, во что я тебя втянул? - Она сейчас там? - Да, я позвонил и попросил ее сегодня подежурить вместо меня. Боже, да ведь Климову только это и надо. Она умрет, даже не вскрикнув. Этот маленький негодяй убьет ее, довольный тем, как все удачно получилось, и радуясь своей значимости. Оба они замолчали. Потом Григорий сказал: - Нужно этому помешать. Вы обязаны остановить его. Может быть, ворветесь в посольство? Проникните туда вместе с полицией? - Но вы же знаете, что посольство - это советская территория. - Да бросьте, сейчас не до этого. - Грег, старина. Да у вас там люди КГБ с автоматами АК, и им отдан приказ как смертникам стрелять в любого, кто попытается проникнуть на территорию посольства. И как только начнется стрельба, твой друг Климов побежит вниз и успеет сделать свое черное дело Послушай хорошенько своего приятеля Ника, ты же отличный парень. Здесь существует один-единственный путь. Нам нужен парень, хороший, храбрый парень, хладнокровный, настоящий мужик с яйцами размером с покрышки "кадиллака", крутой, сообразительный, этакий Джеймс Бонд, но только он должен быть русским, чтобы попасть в подвал посольства и остановить Климова. На самом деле для этого нужен всего один хороший выстрел. На штурм горы мы бросили восемьсот отборных коммандос, но здесь, в Вашингтоне, нам может помочь один-единственный человек. Ты понял7 - Но где же вы возьмете такого парня? - спросил Григорий, все еще не понимая, какую помощь может оказать лично он. Он предположил, что американцам, вероятно, понадобится чертеж расположения "Винного погреба", особенности входа туда, может быть, даже документы, по которым американский агент пройдет мимо охранников из КГБ, и... И тут Григорий заметил, что Махони пристально смотрит на него. Боже милосердный, они все смотрели на него! И Молли смотрела на него, ее большие, глупые коровьи глаза блестели от слез. - Ох, дорогой, - сказала Молли, - конечно, было бы гораздо лучше, если бы в нашем распоряжении имелся зеленый берет, полицейский или агент ФБР. Но у нас их нет, дорогой. Григорий вдруг понял. - У нас есть только ты, Грег, - добавил Махони. - Настало время совершить геройский поступок. Пора тебе стать зеленым беретом, старина Грег. 22.00 Теперь информация посыпалась, как из рога изобилия: ФБР обнаружило арендованную шесть месяцев назад неким "Исааком Смитом" ферму вблизи Саут Маунтин, откуда и действовали спецназовцы. Агенты ФБР нашли в сарае ящики из-под боеприпасов, различные машины, грузовики и даже автобусы - на них спецназовцы все эти шесть месяцев мелкими группами добирались сюда по проселочным дорогам из Канады или Мексики. Были там планы, графики, склад продуктов питания, карты и некое подобие казармы с нарами. А еще нашли агенты несколько полотен какого-то материала, похожего на белый брезент, но пропитанного химическими веществами. Таких полотен было четыре. Поломав голову, агенты предположили, что эти полотна вручную обработали по специальной технологии, позволяющей свести на нет действие доплеровских РЛС обнаружения наземных движущихся целей, установленных на Саут Маунтин. Четыре неиспользованных полотна предназначались тем четырем десантникам, которые утром проникли в дом Хаммела. Пентагон, ЦРУ и разведывательное управление Министерства обороны США прислали дополнительную информацию о спецназе: самые лучшие, но и самые беспощадные солдаты. Преданные, очень опытные, очень жестокие, особенно беспощадно действовали они в Афганистане, где на их совести были несколько стертых с лица земли кишлаков. Недавнее прошлое свидетельствовало: там, где Советам нужно было нанести быстрые, смертельные удары, использовали спецназ: например, пражский аэропорт, захваченный десантниками весной 1968 года, когда русские подавили революцию в Чехословакии, возглавляемую Дубчеком. На самом деле там действовал штурмовой отряд спецназа. Именно спецназовцы захватывали в Кабуле дворец президента Амина в декабре 1979 года. Из спецназовцев формировались подразделения, действовавшие в странах третьего мира, в самых разных местах: в горах Перу, в горах Ирака, на полуострове Малакка, на азиатском материке, среди рисовых полей Вьетнама, в нагорьях Сальвадора. - Крепкие ребята, - заметил Скейзи, - но мы с ними справимся. - Самая трудная часть операции придется на спуск в шахту, - сказал Пуллер. - Веревки, темнота... Вы же понимаете, что они будут стрелять в вас. Конечно, сначала вы швырнете в шахту гранаты и, возможно, хорошую порцию взрывчатки С-4, но затем наступит момент, когда первому человеку из вашей группы придется спускаться в темноту по веревкам. И вы, естественно, прекрасно понимаете, что обороняющие коридор спецназовцы откроют огонь по движущимся мишеням. Это будет очень сложный момент, Фрэнк. Вы уже решили, кто спускается первым? Скейзи засмеялся, демонстрируя крепкие белые зубы. В 1968 году он поступил в Вест-Пойнт и любил на выходные ездить автобусом в Принстон, где находился один из старейших университетов. Он шатался по городку, коротко стриженный, в нелепой для этих мест форме курсанта-первогодка и задирался с местной шпаной. Скейзи любил драться, все время только и думал о драке. В каких только передрягах он не побывал. - Вы и сами не стали бы прятаться за спины своих людей, - ответил Скейзи. - Первым пойду я. Ответ не удивил Пуллера, это он и предполагал услышать, задавая свой вопрос. - Мне хотелось бы, чтобы вы пересмотрели свое решение, Фрэнк. Командир может поставить под угрозу всю операцию, если в самом ее начале он без всякой необходимости выйдет из строя. - Я никогда не приказал бы человеку сделать то, чего не могу сделать сам, - твердо ответил Скейзи. - Фрэнк, послушайте, я не собираюсь указывать вам, как проводить операцию, но не спускайтесь первым из-за какого-то идиотского желания укорить меня. Я знаю, вы злы на меня из-за Ирана, знаю, вы думаете, будто я разрушил вашу карьеру. Я ведь говорил с Брюсом Палмером и пытался убедить его присвоить вам звание полковника. Я объяснил ему, что вина за операцию "Пустыня-1" лежит только на мне, что вашей вины там совсем нет. Вы поняли? Скейзи не смотрел на Пуллера. - Я просто стараюсь выполнить задачу, полковник. Вот и все. Мне нужен шанс. Тот, которого я не получил в Иране. Пуллер, никогда не объяснявший Скейзи своих тогдашних действий, почувствовал желание сделать это сейчас. Ему хотелось сказать: "Мы не могли отправиться на пяти вертолетах без специального разрешения Объединенного комитета начальников штабов, который негласно руководил операцией. У меня не было выбора. Я офицер, мне платят за то, что я выполняю приказы, платят за то, что я несу всю ответственность и тогда, когда все открещиваются от меня, чтобы не испортить свою карьеру. Я мог бы устроить скандал, но не сделал этого. Такой уж я есть". Но ничего этого он не сказал. - Что ж, тогда желаю удачи, Фрэнк. Теперь дело за Дельтой. - Просто на этот раз разрешите нам действовать, Дик. Что бы там ни было, разрешите нам действовать. Как много всяких поворотов, извилин, ступенек! Уоллсу казалось, что он пробирается по чьим-то внутренностям, двигаясь в направлении мерцающего света. Там, где тоннель выпрямлялся и шел прямо вверх, ему приходилось карабкаться, как в печной трубе, упираясь в стенки коленями и спиной. Тогда он особенно чувствовал какую-то гранитную тяжесть патронов в карманах, да и самого обреза, примотанного к руке. Да выбрось ты его, сказал себе Уоллс. Но не послушался. Он любил эту штуку, она никогда его не подводила. Иногда по Тоннелю можно было просто идти, не карабкаться - это когда встречался небольшой уклон, уводя его все выше. Так и пробирался он вверх в темноте, видя перед собой лишь слабый отблеск света в конце этого лабиринта. Воздух в тоннеле был уже другой, более холодный и чистый, а там, вдалеке, был свет. Сейчас Уоллс знал только это. А может быть, ты мертв, парень, а это просто ад, подумал он. Может быть, тебе суждено вечно карабкаться через эти дыры. Таков конец тоннельной крысы: вечно из тоннеля в тоннель. Уоллс увидел их перед собой: тоннели в ад, тоннели в космос, тоннели в вечность. Он остановился, пот залил глаза. Похоже, начинаешь слегка сходить с ума, вот так-то, парень. Отдышавшись, Уоллс почувствовал вдруг ужасный голод. С удовольствием умял бы сейчас цыпленка. Он представил себе, как он хрустит, как нежное белое мясо, легко отделяясь от костей, падает в руку, пачкая ее жиром. Уоллс улыбнулся, вспомнив своего брата Джеймса. " них была такая шутка - когда белые умирают, они превращаются в цыплят, так что неграм нужно есть их побольше, это будет им только на пользу. Как много лет он не думал о такой чепухе. Эй, парень, будь умнее, выбирайся из этой заварухи, вылезай из дыры, возвращайся повидаться с Джеймсом и поесть маминых цыплят. Мама была баптисткой, много лет она работала у евреев в Пайксвилле, и они хорошо к ней относились. Пожалуй, больше никто не относился к ней хорошо, ни ее муж Тайрон, который исчез, ни Уиллис, занявший его место и частенько колотивший маму. Мама была крупной печальной женщиной, всю жизнь она много работала и умерла тогда, когда ее старший сын Натан воевал в тоннелях во Вьетнаме. Так что о смерти матери он узнал только от своего брата Джеймса. А потом Джеймса убили. Говорят, во время игры в баскетбол Джеймс оскорбил одного из игроков, а у того был пистолет, и он застрелил Джеймса. Так что Натан не нашел дома ни мамы, ни брата Джеймса. Да и все, с кем он воевал в катакомбах, тоже умерли. Смерть была повсюду, словно крысы на задворках Пенсильвания-авеню. Уоллс не мог найти работу, а когда все-таки нашел, у него начались головные боли - результат взрыва в тоннеле - и его уволили. "Сегодня первый день оставшейся тебе жизни" - такое объявление встретило его на станции Дерос, когда он вернулся из Вьетнама, но это была очередная ложь для белых: это был первый день несуществующей жизни. Этот плакат следовало бы заменить другим, с надписью: "Трахай ниггеров". Уоллс помотал головой и с такой силой сжал обрез, что чуть не сломал его. Никто не знает, как жестоко может изменить человека Пенсильвания-авеню. "Парень, сделай что-нибудь, чтобы вырваться с Пенсильвания-авеню, похорони маму и брата в более приличном месте этой страны". Он скучал по маме, скучал по брату. Уоллс так и не вырвался с Пенсильвани