радостным, привыкшим судить о профессиональной компетентности по количеству лет службы и не видящим ничего предосудительного в этом способе оценивать людей. Инспектор Мендель, напротив, был человеком худым, с лисьим лицом; он говорил очень быстро, едва открывая рот. Мысленно Смайли сравнивал его с лесником, знающим свою территорию и не любящим посторонних. - Я получил предписание от вашего ведомства. Вас просят немедленно позвонить советнику.- Своей громадной рукой комиссар указал на телефон и вышел из кабинета. Мендель остался. Мгновение Смайли смотрел на него пристальным взглядом ночной птицы. - Закройте дверь. Мендель подошел к двери и тихо закрыл. - Я хочу кое-что узнать на центральной телефонной станции Уоллистона. К кому мне обратиться? - К помощнику дежурного по станции. Дежурный все время витает в облаках, и всю работу делает его помощник. - Кто-то по Мэрридэйл Лэйн, пятнадцать, заказывал вызов на восемь тридцать утра. Я хотел бы узнать, когда и кем был сделан заказ. Еше я хотел бы узнать, идет ли речь об одном заказе или это повторяется каждое утро. Тогда мне необходимы все детали. - У вас есть номер? - Уоллистон, 2944. Абонентом, скорее всего, является Сэмюэл Феннан. Мендель подошел к телефону и набрал на диске ноль. Ожидая ответа, он спросил у Смайли: - Конечно, никто не должен знать о вашем запросе, не так ли? - Да. Даже вы. Хотя он все равно ничего не даст. Если мы начнем говорить об убийстве, кол... Наконец Мендель связался с центральной и попросил позвать помощника дежурного. - Это Уоллистон, уголовная полиция. Кабинет комиссара. Мы ведем расследование... Да, конечно... тогда позвоните мне... по служебному кабелю, Уоллистон, 2421. Он положил трубку и ждал, пока ему позвонят. - Эта девчонка неглупа,- пробормотал он, не глядя на Смайли. Телефон зазвонил, и Мендель без вступления начал: - Мы расследуем дело об ограблении на Мэрридэйл Лэйн. Номер восемнадцать. Мы подозреваем, что дом номер пятнадцать был использован как наблюдательный пункт, из которого следили за домом напротив. Не могли бы вы узнать, заказывал ли абонент Уоллистон, 2944 разговор с кем-либо и не вызывал ли его кто-нибудь за последние сутки? Последовала пауза. Мендель закрыл трубку рукой и, слегка улыбаясь, повернулся к Смайли. Внезапно Смайли почувствовал к нему симпатию. - Она спросит у своих коллег и попросит квитанции заказов. Он снова повернулся к телефону, записывая в блокнот суперинтенданта цифры. Вдруг он напрягся и выпрямился над столом. - Вот как?- проронил он безразлично, что контрастировало с его позой.- Мне интересно, когда она заказывала это? (Снова пауза.) Девятнадцать пятьдесят пять... Мужчина, да? Ваш приятель уверен? Понятно... Ну вот, вопрос улажен. Все же благодарю вас. По крайней мере мы теперь знаем, с чего начать... Да нет, вы мне оказали большую услугу... Просто версия, вот и все... Нам нужно искать в другом месте. Хорошо, большое спасибо. Вы очень любезны... Пусть эта история останется между нами... Пока. Положив трубку, он вырвал страницу из блокнота и спрятал ее в карман. Смайли с живостью сказал: - На углу улицы есть ужасная харчевня, а мне хочется перекусить. Пойдемте выпьем по чашечке кофе. Зазвонил телефон; Смайли почти ощутил Мастона на другом конце провода. Мендель посмотрел на него и, кажется, понял. Они быстро вышли из комиссариата, оставив телефон звонить, и пошли по направлению к Хай-стриг. Кафе "У фонтана" (хозяйка мисс Глория Адамс) было построено в стиле Тюдор, безвкусно украшено медью и доспехами и славилось в округе медом, который продавали там на шесть пенсов дороже, чем везде. Мисс Адамс лично продавала самый скверный кофе к югу от Манчестера и называла своих клиентов "мои друзья". Ее прошлое было туманным, хотя она величала своего покойного отца полковником. "Друзья" мисс Адам, которым эта "дружба" стоила особо недешево, распускали слухи, что чин полковника ему был пожалован Армией спасения. Мендель и Смайли сели за столик в самом углу возле огня и стали ждать заказанный кофе. Мендель как-то странно посмотрел на Смайли. - Телефонистка отлично помнит заказ, его сделали вчера вечером в тот момент, когда у нее заканчивалось дежурство. Просили позвонить сегодня в восемь тридцать утра. Феннан сделал заказ сам, она в этом уверена. - Почему? - Феннан, кажется, вызывал центральную в предновогодний вечер, как раз , когда дежурила эта девушка. Он всем им пожелал счастливого Нового года. Малышка нашла это милым. Они довольно долго болтали. Она уверена, что голос, заказывавший вызов накануне, был тем же. "Очень обходительный джентльмен", как она сказала. - Но ведь этого не может быть. Он написал письмо в десять тридцать. А что же произошло между восемью и десятью тридцатью? Мендель взял старый кожаный портфель без замка, который, как подумал Смайли, походил на бухгалтерскую книгу, достал из него желтую папку и протянул Смайли. - Вот факсимиле письма. Шеф сказал, чтобы я вам передал копию. Оригинал послали в МИД, а другую копию- Марлен Дитрих. - А она здесь при чем? - Прошу прощения. Так мы называем вашего советника. Этим прозвищем его называет вся спецслужба. Извините еще раз. Это великолепно, подумал Смайли. Нет, действительно великолепно. Он открыл папку и начал просматривать дубликат. Мендель продолжал: - Впервые вижу, чтобы человек, который собирается покончить с собой, напечатал последнее письмо на машинке. И к тому же с числом. Хотя подпись, кажется, подлинная. Я ее сравнивал в комиссариате с квитанцией на утерянные вещи, которую он когда-то подписывал. Они абсолютно идентичны. Письмо, скорее всего, было отпечатано на портативной машинке. Так же, как и анонимный донос. Однако подпись была разборчивой: подпись Феннана. Вверху страницы- адрес, а внизу- время: десять тридцать вечера. "Уважаемый сэр Дэвид. Все обдумав, я решил уйти из жизни, Я не хочу провести остаток жизни в атмосфере подозрения. Я отдаю себе отчет в том, что моя карьера окончена и что я- жертва продажного информатора. Искренне ваш, Сэмюэл Феннан". Нахмурив брови, плотно сжав губы, Смайли перечитал эти строки несколько раз. Мендель спросил: - Как вы это узнали? - Что? - Что этим утром был вызов из центральной? - Так случилось, что я подошел к телефону. Я думал, это меня. Но это была центральная. Я сразу не понял. Я решил, что вызывают миссис Феннан. Я спустился вниз, чтобы ей сообщить. - Спустились? - Да, у них телефон в спальне. Фактически это кабинет... Миссис Феннан долгое время была прикована к постели, и после этого они ничего не меняли в комнате, я полагаю. На первый взгляд, это скорее кабинет, чем спальня: книги, пишущая машинка, рабочий стол и так далее. - Пишущая машинка? - Да, портативная. Как мне кажется, письмо было напечатано на ней. Понимаете, когда я поднял трубку, я и предположить не мог, что вызывают миссис Феннан. - Почему? - Она мне говорила, что страдает бессонницей. И даже мрачно пошутила по этому поводу. Я посоветовал ей отдохнуть, на что она ответила: "Мое тело и моя душа вынуждены терпеть друг друга двадцать часов в сутки. Мы уже и так живем дольше остальных". И добавила, что сон- это роскошь, которой она лишена. В таком случае зачем бы ей понадобилось заказывать вызов на восемь тридцать? - А зачем мужу или кому-либо другому понадобилось заказывать вызов на это время? Ведь это время завтрака. - Точно. Меня это тоже заинтриговало. Мне известно, что министерство иностранных дел начинает работать в десять часов. Даже если предположить, что Феннан проснулся в восемь тридцать, ему надо было еще успеть одеться, побриться, позавтракать и сесть в поезд. Вообще-то жена могла его разбудить. - Вполне возможно, что она лгала, говоря о бессоннице. Женщины часто сетуют на бессонницу, на мигрень и тому подобное. Это один из способов показать, какие они нервные и чувствительные. Хотя в большинстве случаев это блажь. Смайли покачал головой. - Нет, заказать вызов она не могла, так как вернулась только в двадцать два сорок пять. Впрочем, если допустить, что она неправильно указала время своего возвращения, она не могла бы подойти к телефону, не заметив труп мужа. И не говорите мне, что, обнаружив труп, она первым делом поднялась на второй этаж и позвонила на телефонную станцию, чтобы заказать вызов на раннее утро. Какое-то время они молча пили кофе. - И еще,- сказал Мендель. - Ну? - Вы согласны, что его жена вернулась из театра без пятнадцати одиннадцать? - Она это утверждает. - Она ходила одна? - Не знаю. - Держу пари, что нет. Держу пари, что она вынуждена была по этому поводу сказать правду и что она сама напечатала время на письме, чтобы обеспечить себе алиби. Смайли вспомнил Эльзу Феннан, ее гнев, ее покорность судьбе. Говорить о ней в таком тоне ему показалось нелепым. Нет, это не она. Нет. - Где нашли тело? - У лестницы. - У лестницы? - Да, он лежал навзничь в передней, а пистолет под ним. - А записка? Где она была? - Рядом на полу. - Еще что-нибудь? - Да, чашка какао в гостиной. - Понятно. Феннан решил покончить с собой. Он заказывает вызов на восемь тридцать, готовит какао и относит его в гостиную, поднимается на верх и печатает прощальное письмо, затем спускается, чтобы убить себя, и по рассеянности забывает выпить какао. Все складывается очень мило. - А что, разве не так? Кстати, не позвонить ли вам в вашу контору? Смайли двусмысленно посмотрел на Менделя. - Вот и конец старой дружбе,- сказал он. Направившись к телефону-автомату, висевшему у двери с надписью "Служебный вход", он услышал, как Мендель пробормотал: - Держу пари, что то же самое вы говорите всем. Смайли с улыбкой набрал номер Мастона. Мастон хотел его немедленно видеть. Он вернулся за столик. Мендель помешивал вторую чашку кофе с таким видом, будто бы эта операция требовала максимума внимания. Он жевал большой пирожок. Смайли остановился напротив него. - Я должен вернуться в Лондон. - Ну что ж, тогда волк останется в овчарне. (Он резко повернулся к Смайли.) Или я ошибаюсь? Он говорил сквозь зубы, не переставая жевать. - Если Феннан был убит, ничто не помешает газетчикам узнать об этом деле... Я полагаю, что это не понравилось бы Мастону. Он предпочел бы самоубийство,- добавил он как бы для себя.- Как бы там ни было, мы должны допустить такую возможность. Смайли молчал. Он уже слышал, как Мастон разбивает его подозрения раздраженным смешком. - Я ничего не знаю,- произнес он.- Я действительно абсолютно ничего об этом не знаю. Надо возвращаться в Лондон, думал Смайли. В сверкающие палаты Мастона. И снова круговерть подозрений и упреков. И все то же нелепое отгораживание от человеческой трагедии тремя страницами отчета. Снова пошел дождь, теплый и назойливый, и Смайли успел промокнуть по дороге в комиссариат. Он снял пальто и бросил его на сиденье машины. Смайли с облегчением покидал Уоллистон, несмотря на то, что ему предстояло вернуться в Лондон. Повернув на автостраду, краешком глаза он заметил силуэт Менделя в мокрой бесформенной шляпе, потемневшей от дождя, который упорно двигался своим тяжелым шагом к вокзалу. Смайли даже не подумал предложить подвезти его в Лондон и теперь упрекал себя за отсутствие предупредительности. Мендель, безразличный к щекотливости ситуации, открыл дверцу и сел в машину. - Повезло,- заметил он.- Я боюсь поездов. Вы едете на Кембриджскую площадь? Вы можете меня подбросить до Вестминстера, а? Автомобиль тронулся. Мендель вытащил старый зеленоватый кисет и свернул сигарету. Он поднес ее к губам, передумал, протянул Смайли и зажег ее своей необычной зажигалкой, которая выбросила громадное голубое пламя. - У вас раздосадованный вид. - Еще бы. Молчание. Мендель продолжал: - Беда всегда приходит оттуда, откуда не ждешь. Они проехали семь или восемь километров, и Смайли остановил машину на обочине. - Вы не будете возражать, если мы вернемся в Уоллистон? - Неплохая мысль. Поедем расспросим миссис Феннан. Смайли развернулся и медленно поехал по дороге в Мэрридэйл Лэйн. Оставив Менделя в машине, он проследовал хорошо знакомой вымощенной гравием дорожкой. Она открыла дверь и молча пригласила его войти в салон. На ней было то же платье, и Смайли спрашивал себя, что она делала после того, как он оставил ее. Может быть, она бродила по дому или неподвижно сидела в гостиной? Или в комнате с кожаными креслами? Как она представляет себя вдовой? Осознала ли она уже до конца то, что с ней произошло, или она в том состоянии скрытого возбуждения, которое быстро сменяет траур? Может быть, она смотрелась в зеркало, безуспешно пытаясь заплакать, увидеть волнение, ужас, написанные на лице? Ни он, ни она не садились- оба инстинктивно избегали повторения утреннего разговора. - Я очень сожалею, что мне снова проходится вас беспокоить, миссис Феннан; но есть вопрос, который я должен был вам задать. - Я думаю, это по поводу звонка, звонка из центральной? - Да. - Я так и знала, что это вас заинтригует. Женщина, страдающая бессонницей, которая просит, чтобы ее разбудили ранним утром. Она старалась говорить непринужденно. - Да. Я должен признаться, что мне это показалось странным. Вы часто ходите в театр? - Раз в две недели. Вы знаете, я член Вэйбриджского театрального клуба. Я участвую во всех их начинаниях. Каждый первый вторник для меня автоматически бронируют место на все спектакли. В тот вторник мой муж работал допоздна. Он со мной никогда не ходил; он интересовался только классическими постановками. - Но он любил Брехта, не так ли? Он очень интересовался гастролями "Берлинер ансамбль" в Лондоне. Она посмотрела на него, потом внезапно улыбнулась. Впервые Смайли увидел эту улыбку. Она была пленительной; лицо ее засияло, как у ребенка. Смайли на мгновение представил, какой она была в детстве- неудавшийся мальчишка, проворный, тонкий, похожий на гадкого утенка. Полуженщина, полудевочка, говорливая обманщица. Он представил ее лукавым подростком, независимую, как дикая кошка, потом- голодную, съежившуюся в концлагере и цепляющуюся за жизнь любыми средствами. Эта патетическая улыбка напоминала то светлую невинность, то грозное оружие, используемое в борьбе за выживание. - Боюсь, что причина этого звонка покажется вам смехотворной,- сказала она.- У меня очень плохая память, просто ужасная. Когда я иду прогуляться, то постоянно забываю сделать необходимые покупки, или, например, назначаю встречу и, как только кладу трубку, сразу об этом забываю. Я приглашаю друзей к себе на уик-энд, но когда они приходят, дома никого нет. Иногда, когда мне просто необходимо не забыть что-нибудь, я звоню в центральную и прошу, чтобы мне позвонили в назначенное время. Это как узелок на память, но узелок не может вам позвонить, так ведь? Смайли проницательно посмотрел на нее. В горле у него пересохло, и, проглотив слюну, он спросил: - И по какому поводу этот звонок, миссис Феннан? И снова чарующая улыбка: - Проблема в том... что я абсолютно не помню. Глава пятая МАСТОН В ОГНЯХ РАМПЫ Смайли не спеша ехал в Лондон, совершенно забыв о присутствии Менделя. Было время, когда Смайли расслаблялся, ведя машину, находя в нереальности длительного уединенного путешествия шанс отдохнуть своему беспокойному мозгу, так как усталость, приходящая после долгих часов езды, предоставляла возможность отвлечься от более серьезных проблем. То, что он больше не может так укрощать свой мозг, наверное, было одним из неуловимых признаков зрелости. Сейчас он прибегал к мерам более суровым: однажды он даже пытался представить себя в европейском городе, отмечая, к примеру, магазины и дома Берна, перед которыми он прошел бы по дороге из собора в университет. Но, несмотря на эти энергичные умственные упражнения, тень действительности преследовала его и охотилась за его мечтаниями. Его спокойствие похитила Энн, придававшая большое значение действительности, научившая мужа осознавать реальность; и в конце концов, покинув Смайли, она лишила его всего. Он и мысли не допускал, что Эльза Феннан убила своего мужа. Должно быть, инстинкт заставил ее защищать и накапливать ценности жизни, воздвигнуть вокруг себя символы обыденного существования. В ней не было никакой агрессивности, кроме желания защитить свои приобретения. Кто знает? Как там у Гессе: "Странная вещь: в тумане каждый блуждает в одиночестве. Ни одно дерево не знает своего соседа, каждое само по себе". Мы не знаем ни тех, ни других, вздохнул Смайли. Как я могу осуждать Эльзу Феннан? Я могу понять ее страдания, ее выдумки, которые диктует ей страх, но что я о ней знаю? Ничего. Мендель показал на указатель: - Вон там я живу. Митчем. Это в самом деле недурно. Мне надоела неустроенность. Там я купил себе приличный домишко, чтобы в нем отдохнуть после отставки. - Отставки? Вам еще долго ждать. - Да. Три дня. Потому-то мне и доверили это дело. Все просто. Никаких осложнений. Дайте это старому Менделю, он все равно все испортит. - Постойте, постойте. Я полагаю, что в понедельник мы оба станем безработными. Он высадил Менделя у Скотланд-Ярда и поехал на Кембриджскую площадь. Войдя в здание, он понял, что все уже в курсе; он понял это по выражению их лиц, по неуловимому изменению взглядов и поведения. Он направился прямо в кабинет Мастона. Когда он вошел, секретарша быстро подняла голову. - Советник у себя? - Да, он вас ждет. Он один. На вашем месте я бы постучала и вошла. Но Мастон сам открыл дверь и пригласил Смайли. На нем был черный пиджак и полосатые брюки. Вот и пришел конец безвкусной элегантности, подумал Смайли. - Я пытался с вами связаться. Вы получили мое сообщение?- спросил Мастон. - Да, но я не имел возможности вам ответить. - Не понимаю. - Так вот, я думаю, что Феннан не застрелился. Я уверен- его убили. Я не мог вам это сообщить по телефону. Мастон снял очки и ошарашенно посмотрел на Смайли. - Убит? С чего вы взяли? - Феннан написал письмо в десять тридцать вчера вечером, если верить времени, указанному на письме. - Ну? - Так вот, в девятнадцать пятьдесят пять он звонил в центральную, чтобы заказать звонок на сегодняшнее утро. На восемь тридцать. - Откуда, черт возьми, вы это знаете? - Я был в доме, когда звонили с центральной. Думая, что звонят из управления, я снял трубку. - Откуда у вас такая уверенность в том, что разговор заказывал Феннан? - Я проверял. Телефонистка из центральной прекрасно знает голос Феннана. Она утверждает, что вчера вечером, в без пяти восемь, звонил именно он. - Они что, знали друг друга? - Да нет же, они по случаю просто обменялись когда-то любезностями. - И из этого вы делаете вывод, что его убили? - Я разговаривал с его женой по поводу этого звонка... - И?.. - Она солгала. Она сказала, что сама его заказывала. Она, дескать, чрезвычайно рассеянна и иногда звонит в центральную, чтобы ей напомнили... так же, как другие завязывают узелок на память... когда у нее срочное свидание. И еще одна деталь: перед тем как пустить себе пулю в висок, Феннан приготовил какао. Он так его и не выпил. Мастон молча слушал, потом улыбнулся и встал. - Мне кажется, между нами произошло недоразумение,- сказал он.- Я отправил вас туда только затем, чтобы узнать, почему Феннан застрелился. Сейчас вы утверждаете, что он не покончил с собой. Мы не полицейские, Смайли. - Нет. Иногда я задаюсь вопросом, кто же мы. - Вы узнали что-либо такое, что может отразиться на нашей деятельности? Или что могло бы объяснить его поступок? Какой-нибудь факт, который увязывается с его письмом? Смайли колебался, прежде чем ответить. Он предвидел вопрос. - Да. Если верить миссис Феннан, наш разговор вывел Феннана из равновесия. (Пожалуй, придется все выложить.) Его это преследовало, он не мог заснуть. Она дала ему снотворное. То, что она мне сказала о настроении Феннана после нашего с ним разговора, полностью соответствует письму... (Мгновение он помолчал, с глупым видом моргая глазами.) Я вот к чему веду: я не думаю, что она говорит правду. Я не верю ни в то, что Феннан на писал это письмо, ни в то, что он хотел умереть. (Он повернулся к Мастону.) Мы не должны отвергать априори все эти противоречия. И еще. Я не обращался к экспертам, но существует сходство между анонимным письмом и запиской Феннана. Складывается впечатление, что они напечатаны на одной машинке. Это кажется нелепым, но это так. Мы должны предупредить полицию... и представить им факты. - Факты?- повторил Мастон.- Какие факты? Допустим, что она лжет. Конечно, эта женщина довольно странная. Иностранка. Черт ее знает, что у нее в голове. Мне говорили, что она многое перенесла во время войны, что она подвергалась преследованиям, и тому подобное. Может быть, она увидела в вас угнетателя, инквизитора. Она почувствовала, что вы вынюхиваете что-то. Ее охватила паника, и она рассказала вам первое, что пришло в голову. И из-за этого она преступница? - В таком случае почему Феннан звонил в центральную? Зачем готовил какао? - Кто может вам ответить? (Мастон говорил теперь звонче и убедительнее.) Если, к примеру, вы или я, Смайли, дойдем до этой крайности, если решимся уйти из жизни, кто может знать наши последние мысли? Так же и с Феннаном. Он видит, что его карьера кончена, жизнь теряет всякий смысл. Разве мы не можем понять, что он хотел в момент слабости или нерешительности услышать человеческий голос, почувствовать еще раз перед смертью теплоту человеческого общения? Может быть, это абсурдно, сентиментально, но это понятно в человеке, доведенном до отчаяния, решившем покончить с собой. Смайли обнаружил в нем новое качество: Мастон хорошо играл комедию. И в этой области Смайли был не в состоянии соперничать с ним. Вдруг он почувствовал, что в нем нарастает паника рожденная невыносимым обманом. И в то же время им овладела неудержимая ненависть к этому льстивому лицемеру, к этому омерзительному франту с его седеющими волосами и заученной улыбкой. Паника и ярость пробежали как зыбь, охватив его с ног до головы. Его лицо побагровело, очки затуманились, слезы подступили к глазам, что еще больше унизило его. Мастон, к счастью, ничего не заметивший, продолжал: - Вы не должны настаивать, чтобы я внушил министру внутренних дел, опираясь на подобное заявление, что полиция идет по ложному следу; вы же знаете, насколько наши отношения деликатны. С одной стороны, у нас есть ваши подозрения, которые вдвух словах сводятся к тому, что вчера вечером поведение Феннана не соответствовало намерению покончить с собой. Очевидно, жена Феннана вам лгала. С другой стороны, мы получили заключение полицейских экспертов, которые не нашли ничего подозрительного в обстоятельствах смерти Феннана. И, кроме того, из показаний миссис Феннан следует, что ее муж был потрясен разговором с вами. Я очень сожалею, Смайли, но это так. Наступила полная тишина. Смайли медленно овладел собой, и это усилие отобрало у него ясность мысли и дар речи; Его близорукие глаза часто мигали, толстощекое морщинистое лицо было все еще багровым, рот глупо приоткрыт. Мастон ждал, когда он заговорит, но Смайли чувствовал себя уставшим, и вся история сразу же перестала его интересовать. Не глядя на Мастона, он встал и вышел. Он добрался до своего кабинета и сел за стол. Машинально просмотрел бумаги. На подносе для писем не было ничего интересного: несколько служебных циркуляров и письмо, адресованное лично Джорджу Смайли, эсквайру, в министерство обороны. Почерк был незнакомый. Он вскрыл конверт и прочел: "Уважаемый Смайли, Мне крайне необходимо встретиться с вами завтра в кафе "Комплит Энглер" в Марлоу. Очень прошу, обязательно приходите в час. Я должен вам кое-что сказать. Искренне ваш, Сэмюэл Феннан". Письмо было написано от руки и датировано вчерашним числом: вторник, 3 января. Его бросили в ящик в Уайтхолле в шесть вечера. Держа письмо кончиками пальцев, Смайли несколько минут пристально его разглядывал. Потом он положил его на стол и вытащил из ящика чистый лист бумаги. В кратком послании он просил Мастона принять его отставку и присоединил письмо Феннана к рапорту. Затем он вызвал секретаршу, оставил письмо на подносе для отправки и направился к лифту. Но, как всегда, лифт стоял в подвале, занятый тележками для чая, и, подождав несколько минут, он пошел пешком. На полпути он вспомнил, что оставил в кабинете плащ и кое-какие вещи. Неважно, подумал он. Все это мне пришлют. На стоянке, сев в машину, он стал пристально смотреть через лобовое стекло, по которому катились капли дождя. Ему было все безразлично, абсолютно все. Конечно, он был удивлен. Тем, что чуть не сорвался. Беседы с людьми играли значительную роль в работе Смайли, и он считал, что давно уже привык к разговорам особого рода. Они вселяли в его скрытую натуру страх; он ненавидел их давящую близость, их неизбежную реальность. Он вспомнил веселый вечерок с Энн в "Куаглинос". Во время ужина он объяснил ей систему хамелеона-броненосца, задуманную, чтобы развить в допрашиваемом комплекс неполноценности. Они ужинали при свете свечей; белая кожа и натуральный жемчуг. Они пили коньяк. Влажные, чуть навыкате глаза Энн смотрели только на него. Смайли изображал страстного влюбленного, и это ему прекрасно удавалось. Энн была нежна и взволнована их полной гармонией. - ...Вот как я научился быть хамелеоном. - Ты хочешь сказать, что ты был похож на этакую злую жабу? - Нет. Это вопрос цвета. Хамелеоны меняют цвет. - Ах да, верно! Когда они сидят на листьях, они зеленеют. И ты зеленел, жаба? Его пальцы легко прикоснулись к руке Энн. - Послушай меня, ехидина. Я тебе сейчас объясню технику хамелеона-броненосца, разработанную Смайли специально для любопытных наглецов. Лицо Энн было совсем близко от лица Смайли, и она с обожанием смотрела на него. - Ты напыщенная жаба. Но умный любовник. - Тихо. Случается, что этот метод терпит неудачу из-за идиотизма или недоброжелательности твоего собеседника. В таком случае- превращайся в броненосца. - Так что, надо выставлять защитный панцирь, жаба? - Нет. Ты ставишь его в такое неудобное положение, что сам становишься выше. Я был подготовлен к конфирмации одним бывшим епископом. Его паства состояла лишь из меня одного. И за половину каникул я получил достаточно советов, чтобы руководить епархией. Созерцая лицо епископа и представив, что под моим взглядом он покроется шерстью, я сохранил свое влияние на него. С тех пор мое умение только увеличивалось. Я мог превратить его в пыль, подставить под нож гильотины, заставить его появиться совершенно голым на масонском собрании, пресмыкаться как змею... - Злая жаба! С этим проблем не было. Но в течение недавних разговоров с Мастоном он потерял способность к защите; он слишком глубоко был втянут в это дело. Как только Мастон перехватил инициативу, Смайли почувствовал слишком большую усталость и отвращение, чтобы возражать. Он предполагал, что Эльза Феннан убила своего мужа, что у нее были на это веские причины. И вследствие этого обстоятельства он потерял всякий интерес к делу. Загадка перестала существовать: подозрения, опыт, восприятие, здравый смысл- все это Мастон не расценивал как факты. Для него неоспоримыми фактами были бумаги, указания министров и, в частности, министра внутренних дел. Смутные подозрения одного функционера не принимались во внимание, когда шли вразрез с линией департамента. Смайли устал. Это было глубокое тягостное утомление. Он медленно направился домой. Этим вечером он собирался поужинать в городе, чтобы хотя бы ужин не был заурядным. Но было только время обеда. Он проведет остаток дня, как Олеарий в своем "Ганзейском путешествии по русскому континенту". Потом он поужинает в "Куаглинос"и поднимет бокал за убийцу, которому удалось сделать свое дело и которым, возможно, являлась Эльза Феннан; и поблагодарит его за то, что тот прервал карьеру Джорджа Смайли, убив Сэма Феннана. Он не забыл забрать свое белье в прачечной на Слоун-стрит, наконец повернул на Байсуотер-стрит, где оставил машину в трех кварталах от дома. Он вышел из машины, держа завернутый в коричневую бумагу пакет с бельем, тщательно закрыл дверцы и по привычке обошел машину, чтобы проверить замки. Все еще моросил дождь. Он с раздражением отметил, что кто-то опять поставил машину перед его домом. Слава Богу, что миссис Шейпл догадалась закрыть окно его комнаты, иначе бы дождь... Внезапно он насторожился. Что-то промелькнуло в гостиной. Свет, тень, человеческий силуэт- в любом случае что-то было. Он увидел это или сработал инстинкт? Отпечаток его профессии? Может быть, его предупредило какое-то неуловимое чувство, какой-то нерв, и он это уловил. Не колеблясь, он положил ключи в карман, поднялся по ступенькам и позвонил в свою дверь. По дому разнеслось пронзительное эхо. Тишина. Затем Смайли отчетливо услышал шаги, тяжелые и уверенные, приближающиеся к двери. Скрежет цепочки, щелканье замка, и дверь открылась быстро и уверенно. Смайли никогда раньше не видел этого человека. Крупный, светловолосый, симпатичный, около тридцати пяти лет. Светло-серый костюм, белая рубашка, серый с отливом галстук. Прямо дипломат. Немец или швед. Рука небрежно опущена в карман пиджака. Смайли посмотрел на него, как будто бы хотел извиниться. - Здравствуйте. Извините, мистер Смайли дома? - Да. Вы зайдете? Долю секунды он колебался. - Нет, благодарю. Не могли бы вы передать ему вот это? Он протянул пакет с бельем, спустился по ступенькам, сел в машину. Он знал, что за ним наблюдают. Он тронулся, повернул и поехал по улице, ни разу не обернувшись. Он нашел стоянку на Слоун-сквер, припарковался и быстро записал в блокнот семь номеров машин, стоявших возле его дома. Что делать? Сообщить в полицию? Но к тому времени его уже там не будет. Кроме того, возникли другие проблемы. Смайли вновь закрыл дверцу машины, пересек улицу и вошел в телефонную будку. Он позвонил в Скотланд-Ярд, связался со спецслужбой и попросил позвать инспектора Менделя. Оказалось, что инспектор написал рапорт суперинтенданту и чуть раньше срока воспользовался радостями отставки. Смайли, наврав с три короба, получил наконец его адрес и снова сел за руль. За мостом Альберт он заказал сэндвич и большую рюмку виски в маленьком кафе на берегу реки и полчаса спустя выехал на мост, ведущий в Митчем. А дождь по-прежнему хлестал по его непримечательной машине. Он был взволнован, необычайно взволнован. Глава шестая ЧАЙ И СИМПАТИЯ Смайли приехал, все еще шел дождь. В саду он заметил Менделя в необыкновенной шляпе, каких Смайли никогда и не видел. Она напоминала одновременно анзакскую шапку и головной убор канадского полицейского, что придавало Менделю вид гигантского гриба. Мендель, с угрожающим видом согнувшись над колодой, держал в жилистой руке большой топор. Мгновение он пристально вглядывался в Смайли, затем его лицо медленно расплылось в улыбке, и, протягивая руку, он произнес: - У вас неприятности? - Да. Смайли пошел за ним в уютный дачный домик. - В гостиной света нет. Я только что вселился. Может, мы выпьем чаю на кухне? Они вошли туда. Смайли с улыбкой отметил безукоризненную чистоту, почти женский порядок, царивший вокруг него. Лишь полицейский календарь, висевший на стене, разрушал это впечатление. Пока Мендель ставил чайник на плиту, искал чашки и блюдца, Смайли беспристрастно рассказывал о том, что произошло на Байсуотер-стрит. Когда он закончил, Мендель долго молча смотрел на него. - Почему вам предложили войти? Смайли моргнул и слегка покраснел, - Я уже задавался этим вопросом. На секунду меня это поставило в тупик. К счастью, у меня был пакет. Он отхлебнул чаю. - Учтите, я не думаю, что пакет сбил его с толку. Это возможно, но было бы удивительно. - Вы полагаете, что этот фокус с пакетом ничего не дал? - Я бы все равно не зашел. На его месте я бы не поверил. Простой развозчик белья, приехавший на "Форде". Это было подозрительно... Кроме того, я спросил Смайли, а затем отказался войти... Это, наверное, ему показалось странным. - Но что он искал? Что бы он вам сделал? За кого вас принял? - В этом-то и весь вопрос. Я думаю, что он поджидал меня, но, конечно же, не предполагал, что я позвоню. Я застал его врасплох. Я полагаю, что он намеревался меня убить. Вот из-за чего он приглашал меня войти; без сомнения, он узнал меня по фотографии, но не до конца был уверен. Некоторое время Мендель смотрел на него. - Черт возьми,- произнес он. - Допустим, что я прав по всем статьям,- сказал Смайли.- Предположим, вчера вечером Феннан был убит и что этим утром наступила моя очередь. Но моя профессия, в отличие от вашей, как правило, не выдает по трупу в день. - Что вы хотите этим сказать? - Ничего. Совсем ничего. Не могли бы вы прежде всего собрать сведения об этих машинах? Утром они стояли на Байсуотер-стрит. - Почему бы вам самому этим не заняться? Смайли растерянно посмотрел на него, потом вспомнил, что он еще не сказал, что подал в отставку. - Извините, я забыл вам сказать. Утром я подал в отставку. Я сделал это вовремя, не дожидаясь, пока меня выставят за дверь. Итак, я свободен, как ветер, без настоящего и будущего. Взяв у него список с номерами, Мендель пошел в прихожую звонить. Спустя две минуты он вернулся. - Они перезвонят через час. Пойдемте, я покажу вам мои владения. Вы разбираетесь в пчелах? - Немного разбираюсь. В свое время в Оксфорде я был помешан на естественных науках. Он собирался рассказать Менделю, как он штудировал тексты Гете, осмысливая превращения растений и животных в надежде открыть, как Фауст, "то самое тайное, на чем держится мир". Он хотел ему объяснить, почему было невозможно понять Европу девятнадцатого века, не имея познаний в естественных науках. Он чувствовал себя распухшим от откровений и от важных идей, зная, что в глубине этого состояния чрезмерного нервного возбуждения покоятся события дня, которые его мозг, не переставая, переваривал. У него вспотели ладони. Мендель провел его через заднюю дверь: три хорошо ухоженных улья возвышались у низенькой кирпичной стены в глубине сада. Они стояли под дождем, и Мендель сказал: - Мне всегда хотелось их разводить, наблюдать за ними. Я прочел множество вещей об этом. Забавные козявки. Он несколько раз покачал головой, чтобы придать больше значения этому заявлению, и Смайли снова посмотрел на него с интересом. У него было худое жесткое лицо молчуна; его серо-стальные коротко подстриженные волосы щетинились, как колючки. Он, казалось, так же мало обращал внимания на время, как и время на него. Смайли в точности знал, какую жизнь провел Мендель. Он видел у всех полицейских мира эту обветренную кожу, один и тот же запас терпения, горечи и гнева. Он угадывал долгие бесплодные часы, проведенные в засаде при любой погоде в ожидании того, кто, может быть, никогда и не придет... А если и придет, то уйдет слишком быстро. И он знал, в какой мере Мендель и другие были во власти эгоистичных, странных, угрюмых и беспокойных личностей, редко проявлявших понимание и здравый смысл. Он знал, как умный человек может быть нейтрализован глупостью своего начальства и как недели терпеливой напряженной работы- двадцать четыре часа в сутки- сводятся на нет такого рода людьми. Мендель провел его по каменистой дорожке к ульям, все такой же безразличный к дождю, и принялся разбирать один, не переставая объяснять. Он говорил отрывистыми, обрубленными фразами с длинными паузами, его тонкие пальцы двигались медленно и точно. Наконец они вернулись в дом, и Мендель показал гостю две нижние комнаты. Гостиная была похожа на цветок: цветущие коврики и занавески, цветущие накидки на мебели. В маленьком стеклянном шкафу находились пивные бокалы и пара очень неплохих пистолетов рядом с кубком за победу в соревнованиях по стрельбе. Смайли прошел за инспектором на второй этаж. Печка распространяла запах керосина, а из умывальника исходило глухое урчание. Мендель показал свою комнату. - Свадебная комната. Кровать я купил за фунт на одном аукционе. Матрац с пружинами. Удивительно, что только можно отыскать. Коврики от самой королевы. Она их меняет каждый год. Я их купил в магазине Уотфорда. Смайли в замешательстве стоял на пороге. Мендель вернулся и прошел перед ним, чтобы открыть дверь следующей комнаты. - А вот и ваша комната. Если, конечно же, она вам подходит. На вашем месте я бы не возвращался сегодня домой. Всякое бывает. Впрочем, здесь вам будет лучше спаться. Прекрасный воздух. Смайли начал возражать. - Решать вам. Делайте, что хотите. (Казалось, Мендель в плохом настроении.) Откровенно говоря, я не понимаю вашу работу, так же как и вы не понимаете профессию полицейского. Делайте, что хотите. Насколько я вас знаю, вы умеете защищаться. Они спустились. Мендель зажег в гостиной газовый отопитель. - Разрешите хотя бы пригласить вас поужинать вместе,- сказал Смайли. В прихожей зазвонил телефон. Звонил секретарь Менделя по поводу номеров машин. Мендель вернулся с листом в руках и протянул его Смайли. Там было семь имен и адресов. - Четверо из них не представляют никакого интереса- они живут на Байсуотер-стрит. Остается три: машина, взятая напрокат в фирме "Адам Скарр и сын" в Бэттерси, грузовик, принадлежащий Севернской керамической компании из Ист-Торна; третья принадлежит посольству Панамы. Я поручил своему человеку заняться третьей машиной. Это будет нетрудно: в посольстве только три машины. Бэттерси недалеко,- продолжал Мендель.- Мы можем вместе туда поехать на вашей машине. - Конечно, конечно,- поспешил ответить Смайли.- И мы могли бы поужинать в Кенсингтоне. Я закажу столик в "Антраша". Четыре часа. Двое все еще бессвязно беседовали о пчелах и о доме. Мендель, в хорошем расположении духа, и Смайли, предупредительный и смущенный, пытающийся подобрать подходящий тон к этому разговору, чтобы не показаться самодовольным. Он представил, что Энн сказала бы о Менделе. Она бы его нашла очаровательным, оригинальным. Она бы в разговоре с ним подстраивалась под его голос и выражение лица; а дома стала бы придумывать о нем разные истории, чтобы развеять окружавшую его тайну и сделать его похожим на них самих. "Дорогой, кто бы мог подумать, что он такой простой! Вот уж от него я никак не ожидала услышать, где можно недорого купить рыбу. И какой прелестный домик! Такой непритязательный. Он должен знать, что пивные бокалы совершенно уродливы и безвкусны, но ему все равно. Я его нахожу милашкой. Жаба, пригласи же его на ужин. Это будет очень кстати. Совсем не для того, чтобы над ним насмехаться, а чтобы приласкать". Этого приглашения, конечно же, не последовало бы, но Энн была бы довольна; она бы нашла способ проникнуться к Менделю привязанностью, а после этого сразу же о нем забыть. Это было то, чего Смайли добивался: найти способ проникнуться к Менделю привязанностью. Он не был наделен, как Энн, нужными для этого качествами. Энн - это была Энн. Она чуть не убила племянника, студента Итона, за то,