Позавчера ему нанесли визит мужчина и женщина. Они прервали выплату ему условленной суммы. -- Малтин не знает ничего, -- встрепенулся Реймонд. -- Вы заплатили ему лишь за то, чтобы он перестал привлекать внимание к исчезновению объекта. -- Ничего? -- Драммонд был в ярости. -- Малтин знал, что это я заплатил ему. Именно это узнали от него мужчина и женщина. Женщину пока не удалось опознать, хотя у нее рыжие волосы и она утверждала, что пишет для "Вашингтон пост", а мужчина по описанию походит на того человека, который помешал наблюдению за домом родителей объекта. -- Бьюкенен? -- Реймонд нахмурился. -- Да. Бьюкенен. Теперь подумай. Какая тут связь с Майами? -- резко спросил Драммонд. -- Яхта. Она там, к югу от Майами. В Ки-Уэсте. -- Вот именно, -- согласился Драммонд. -- Капитан сообщает, что трое членов команды привозили на борт женщину вчера во второй половине дня. Женщину с рыжими волосами. -- Она, должно быть, помогала Бьюкенену. Высматривала, как можно пробраться на яхту. Драммонд кивнул. -- Я должен предположить, что он что-то знает про плепку. Следует также предположить, что он будет подбираться ко мне все ближе и ближе. Перехвати его. И убей. -- Но где я найду его? -- Разве это не очевидно? Какое следующее звено в цепи? -- Дельгадо. -- Да. Мехико. Я только что получил сообщение от своих людей в международном аэропорту Майами, что человек, назвавшийся Чарльзом Даффи, купил два авиабилета до Мехико. Вертолет доставит тебя туда сегодня к вечеру. ГЛАВА 12 1 Мехико Беспорядочные выбросы бесчисленных фабрик, изрыгающих клубы дыма, и неухоженных автомобилей, сжигающих содержащее свинец топливо, оказались в ловушке тепловой инверсии над окруженной горами столицей и сделали воздух этого самого большого и наиболее быстро растущего города планеты поистине непригодным для дыхания. У Бьюкенена першило в горле. Он начал кашлять сразу же, как только они с Холли, получив туристские карточки, вышли из здания международного аэропорта Хуарес. Глаза щипало от смога, такого густого, что, если бы не резкий запах и едкий вкус, его можно было принять за туман. В такси, которое они наняли, кондиционер не работал. Несмотря на это, они закрыли окна. Лучше уж париться в машине, чем дышать этой ядовитой наружной атмосферой. Времени было 9 часов 15 минут. Им удалось доехать от Ки-Уэста до Майами так быстро, что они успели на восьмичасовой рейс компании "Юнайтед" до Мехико. Из-за перехода в другой часовой пояс действительное время полета составило два часа с четвертью, и, съев омлет с сыром и луком, которым угостила пассажиров авиакомпания, Бьюкенен сумел немного подремать. Уже очень давно его жизнь никак нельзя было назвать размеренной. Накапливалась усталость. Головные боли продолжали его мучить. Как и горечь, которую он чувствовал, находясь рядом с Холли. Вопреки своим инстинктам он действительно начал доверять ей. Ведь она на самом деле тогда спасла ему жизнь. Да и в других отношениях помогла немало. Но ему следовало все время напоминать самому себе, что она журналистка. В напряженной ситуации поисков Хуаны он и так уже косвенно раскрыл слишком многое о своем прошлом. Кроме того, его приводила в ярость мысль о том, что эта женщина, которой он позволил приблизиться к себе, была подослана Аланом, чтобы уничтожить его. Все это время Холли хранила молчание, словно понимая, что любые ее слова будут ложно истолкованы, словно зная, что ее присутствие будут терпеть, только если она не станет привлекать к себе внимание. -- Национальный дворец, -- приказал Бьюкенен по-испански шоферу такси, и эти слова были достаточно похожи на английские, так что Холли поняла, но не решилась спросить, почему они едут во дворец, а не в гостиницу. А может, так называется гостиница. Она не знала, потому что раньше в Мехико ей бывать не приходилось. Оказалось, что они приехали и не в гостиницу, и не во дворец, а в правительственный комплекс. Даже сквозь густую дымку смога это место производило сильное впечатление. Громадную площадь окружали массивные, величественные здания, в том числе два собора. Сам Национальный дворец славился своими арками, колоннами и внутренними двориками. Покинув такси, Бьюкенен и Холли прошли сквозь толпу и вошли в вестибюль дворца, где главную лестницу и коридоры первого этажа украшали большие красочные фрески. Эти росписи Диего Риверы рассказывали об истории Мексики, начиная от эры ацтеков и майя, потом шло вторжение испанцев, смешение рас, многочисленные революции и, наконец, идеализированная картина будущего, где мексиканские крестьяне счастливо трудились и гармонично сосуществовали с природой. Судя по загрязнению окружающей среды за степами дворца, до этого идеального будущего было, очевидно, еще очень и очень далеко. Бьюкенен лишь на мгновение задержался перед росписями -- еще более напряженный, еще более взведенный, словно им управляло какое-то ужасное предчувствие, он не смел потратить зря ни одной секунды. В шумном, гулком коридоре он о чем-то спросил гида, и тот указал ему па дверь, расположенную чуть дальше. Это оказался магазин сувениров. Не обращая внимания на выставленные для продажи книги и произведения искусства, Бьюкенен окинул взглядом стены и увидел фотографии людей, по-видимому, правительственных чиновников, снятых и группами, и персонально. Он внимательно изучил несколько фотографий, и Холли последовала его примеру, рискнув при этом искоса посмотреть в его сторону. У нее тревожно екнуло сердце, когда она увидела, как затвердели мышцы его лица и как сильно и яростно пульсируют жилки у него на шее и на виске. Его темные глаза сверкали. Он показал на одну из фотографий, которую заметила и Холли: высокий стройный латиноамериканец с худощавым лицом и ястребиным носом, лет сорока с небольшим. Мужчина носил усы, был одет в дорогой костюм и полон высокомерия. -- Да, -- сказала Холли. Бьюкенен обратился к молоденькой продавщице и указал на фотографию. -- Este hombre. Como se llama, роr favor? [Этот человек. Скажите, пожалуйста, как его зовут? (исп.)] -- Quien? Ah, si. Esteban Delgado. El Ministro de Asuntos Interiores. [Который? А, вижу. Эстебан Дельгадо. Министр внутренних дел (исп.)] -- Gracias, [Спасибо (исп.)] -- поблагодарил Бьюкенен. Покупая какую-то книжку, он задал продавщице еще несколько вопросов, и пять минут спустя, когда они с Холли вышли из магазина, Бьюкенен уже знал, что человек, который изнасиловал и убил Марию Томес, "не просто министр внутренних дел, он -- второй по могуществу человек в Мексике, имеет шансы стать следующим президентом". -- Продавщица говорит, это все знают, -- заметил Бьюкенен. -- В Мексике, когда уходящий президент подбирает себе преемника, его избрание становится не более чем формальностью. Удивленная тем, что он заговорил с ней, Холли воспользовалась случаем в надежде, что его отношение к ней смягчилось. -- Если только у кого-то не окажется видеопленки, где он предстает в таком отвратительном виде, что его карьера тут же рухнет, не говоря уж о том, что он сядет в тюрьму. -- Или будет казнен. -- Бьюкенен потер лоб, за которым пульсировала боль. -- Такой человек, как Дельгадо, отдаст все на свете за то, чтобы эта пленка не стала достоянием гласности. Но что именно, вот вопрос? Что хочет получить Драммонд? -- И что случилось с Хуаной Мендес? Во взгляде Бьюкенена отражалась напряженная работа мысли. -- Да. В конце концов все возвращается к этому. Хуана. Это слово ужалило ее своим скрытым смыслом: не ты. -- Не нужно меня просто терпеть, -- попросила Холли. -- Не нужно меня просто держать рядом из боязни, что я пойду против тебя. Я не враг тебе. Пожалуйста. Располагай мной. Позволь помогать тебе. 2 -- Меня зовут Тед Райли, -- сказал по-испански Бьюкенен. Вместе с Холли он стоял в устланном ковром и обшитом панелями офисе, на двери которого красовалась дощечка с надписью "Ministro de Asuntos Interiores". Министр внутренних дел. Седая секретарша в очках кивнула и выжидающе посмотрела на него. -- Я переводчик сеньориты Маккой. -- Бьюкенен сделал жест рукой в сторону Холли. -- Как вы можете видеть по ее документам, она является репортером "Вашингтон пост". Она пробудет в Мехико недолго, ей нужно взять интервью у важных должностных лиц правительства -- узнать их мнение о том, как США могут улучшить отношения с вашей страной. Если это вообще возможно, не согласится ли сеньор Дельгадо уделить несколько минут разговору с ней? Это было бы весьма ценно. Сочувственно посмотрев на них, секретарша развела руками с жестом сожаления. -- До конца этой недели мы не ожидаем сеньора Дельгадо в министерстве. Бьюкенен разочарованно вздохнул. -- Может быть, он примет нас, если мы съездим к нему? Газета сеньориты Маккой придает особое значение его взглядам. Ведь все знают, что он, по всей вероятности, станет следующим президентом. Секретарше было явно приятно слышать, что американец признает ее причастность к великому будущему. Бьюкенен продолжал: -- И я уверен, что сеньору Дельгадо принесет пользу лестный отзыв о нем в газете, которую каждое утро читает президент Соединенных Штатов. Министру представляется прекрасная возможность сделать несколько конструктивных замечаний, которые подготовят американское правительство к восприятию его взглядов, когда он станет президентом. Секретарша взвесила полученную информацию, прикинула значимость Холли и кивнула. -- Одну минуту, пожалуйста. Она зашла в соседний кабинет и закрыла за собой дверь. Бьюкенен и Холли обменялись взглядами. Из-за двери доносился шум шагов проходящих по коридору людей, а из многочисленных служебных помещений вокруг -- неумолчное бормотание голосов. Вернулась секретарша. -- Сеньор Дельгадо находится у себя дома в Куэрнаваке, это в часе езды отсюда. Я объясню вам, как туда ехать. Он приглашает вас на ленч. 3 -- Можно задать тебе вопрос? Холли ждала ответа, но Бьюкенен молчал, глядя прямо перед собой, ведя взятую напрокат машину по скоростному шоссе Инсурхентес в направлении на юг. -- Правильно, на что еще я могу рассчитывать? -- вздохнула Холли. -- Ты стал неразговорчив с тех пор, как... Ладно, замнем этот вопрос. Я просто хотела спросить, как ты это делаешь? И опять Бьюкенен не отозвался. -- Например, в офисе у Дельгадо, -- продолжала Холли. -- Ведь секретарша с легкостью могла бы от нас отделаться. Каким-то образом ты заставил ее позвонить Дельгадо. Я все пытаюсь сообразить, как это у тебя получается. Ничего особенного ты вроде бы не говорил. Это как... -- Я забираюсь в мозги другого человека. Холли нахмурилась. -- Этому тебя обучили в ЦРУ? Голос Бьюкенена зазвучал жестко. -- Опять из тебя лезет репортер. -- А ты все бдишь. Может, хватит? Сколько раз я должна это повторять? Я -- на твоей стороне. Я не собираюсь вредить тебе. Я... -- Скажем так: я тренировался в этом направлении. -- Бьюкенен крепче сжал руль и продолжал не отрываясь следить за оживленной дорогой. -- Быть глубоко законспирированным агентом не значит просто иметь фальшивые документы и правдоподобную легенду. Для того чтобы перевоплотиться в другого человека, я должен уметь внушить всем окружающим абсолютную убежденность в том, что я именно тот, за кого себя выдаю. А это значит, что я сам должен абсолютно в это верить. Когда я разговаривал с секретаршей, я был Тедом Райли, и что-то от меня передалось ей. Вошло в ее сознание. Расположило ко мне. Помнишь, мы говорили о выуживании информации? Дело не только в том, чтобы умно задавать вопросы. Нужно еще суметь повлиять на человека определенным к нему отношением, эмоционально привлечь его на свою сторону. -- Это похоже на гипноз. -- Ну, а с тобой я совершил ошибку. -- Голос Бьюкенена изменился, в нем теперь звучала горечь. Холли замерла. -- Я перестал концентрироваться на управлении тобой, -- сказал Бьюкенен. -- Я все же не понимаю. -- Перестал лицедействовать. Какое-то время, находясь рядом с тобой, я переживал нечто совершенно необычное. Я отказался от чужой личины. Не отдавая себе в этом отчета, я стал человеком, о котором давно забыл. Самим собой. Я вел себя с тобой как... я. -- Может, именно этим ты и привлек меня. Бьюкенен презрительно фыркнул. -- Я успел перебывать множеством людей, которые были лучше меня. Фактически я -- единственная личность, к которой я не испытываю симпатии. -- Так что теперь ты избегаешь себя самого, существуя как... кем ты, говорить, был однажды? Питером Лэнгом?.. Как Лэнг, который ищет Хуану? -- Нет, -- покачал головой Бьюкенен. -- С тех пор как я встретил тебя, Питер Лэнг все больше и больше отступал на задний план. Хуана для меня -- это особый человек, потому что... в Ки-Уэсте я сказал тебе, что ничего не могу загадывать на будущее, пока не проясню прошлое. -- Он наконец взглянул на нее. -- Я не дурак. Знаю, что нельзя вернуться назад на шесть лет и Бог знает сколько вымышленных жизней, чтобы снова начать с того места, где мы с ней остановились. Это все равно как... Очень долгое время я притворялся, лицедействовал, переключался с одной роли на другую и встречал людей, которых не мог себе позволить полюбить, потому что играл эти роли. Очень многим из этих людей нужна была моя помощь, а я не мог вернуться, чтобы помочь им. Многие из них погибли, а я не мог вернуться, чтобы отдать им последний долг. Моя жизнь, похоже, состоит из каких-то фрагментов. Я должен соединить их. Я хочу стать... Холли молча слушала. -- ...человеческим существом. Вот почему я зол на тебя. Потому что я раскрылся, а ты предала меня. -- Нет, -- отозвалась Холли и коснулась его правой руки, лежавшей на баранке. -- Теперь уже нет. Клянусь Богом -- я не представляю для тебя угрозы. 4 После шума и удушливой атмосферы Мехико покой и чистый воздух Куэрнаваки были особенно приятны. Небо было чистое, солнце ярко светило, и под его лучами вся долина нарядно сверкала. Бьюкенен, следуя полученным указаниям, нашел нужную улицу и оказался перед высокой каменной стеной с большими железными воротами, позволявшими разглядеть сад, тенистые деревья и большой дом в испанском стиле. Красная черепичная крыша блестела на солнце. Бьюкенен проехал мимо, не останавливаясь. -- Нам разве не сюда? -- спросила Холли. -- Сюда. -- Тогда почему же?.. -- Надо еще кое-что обдумать. -- Например? -- Может, уже пора рубить трос. Холли вздрогнула: се испугали эти слова. -- Может случиться все, что угодно. Не хочу впутывать тебя, -- пояснил Бьюкенен. -- Но я уже впутана. -- Тебе не кажется, что в погоне за материалом для газеты ты слишком увлекаешься? -- Слушай, ну что мне сделать, чтобы вернуть твое доверие? Дельгадо ожидает репортера-женщину. Без меня ты не сможешь попасть к нему. Ты придумал легенду. В соответствии с ней ты -- мой переводчик. Будь же последовательным. -- Последовательным? -- Бьюкенен побарабанил пальцами по баранке. -- И то верно. Для разнообразия. Он развернул машину в обратном направлении. За решеткой ворот стоял вооруженный охранник. Бьюкенен вышел из машины, подошел к нему, показал журналистское удостоверение Холли и объяснил по-испански, что его и сеньориту Маккой ожидают. Нахмурившись, охранник перешагнул порог деревянной будки, стоявшей справа от ворот, и поднял трубку телефона. В это время его напарник не сводил с Бьюкенена глаз. Первый охранник вернулся с еще более мрачным лицом. Бьюкенен внутренне напрягся. Видно, что-то пошло не так, как надо. Но угрюмый страж открыл ворота и жестом показал Бьюкенену, чтобы тот снова сел в машину. Брендан поехал по извилистой аллее мимо тенистых деревьев, цветников и фонтанов, направляясь к трехэтажному особняку. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он увидел, что охранник запер ворота, и заметил, что еще какие-то вооруженные люди патрулируют участок, вышагивая вдоль стены. -- Мне сейчас гораздо страшнее, чем когда я ездила на яхту Драммонда, -- призналась Холли. -- Неужели ты никогда не чувствуешь?.. -- Каждый раз. -- Тогда почему, скажи на милость, ты продолжаешь этим заниматься? -- У меня нет выбора. -- В этом случае, может, и нет. Но в других... -- Нет выбора, -- повторил Бьюкенен. -- Если ты военный человек, то подчиняешься приказам. -- Но ведь сейчас ты никому не подчиняешься. И, кроме того, у тебя не было необходимости поступать на военную службу. -- Ты не права, -- возразил Бьюкенен, думая о том, как им тогда овладело это навязчивое стремление наказать себя за убийство брата. Он тут же отогнал эту мысль, встревоженный тем, что позволил себе отвлечься. Хуана. Надо быть внимательнее. Вместо Томми надо все время думать о Хуане. -- Знаешь, мне кажется, что я никогда еще так не боялась, -- проговорила Холли. -- Это нервы -- как перед выходом на сцену. Постарайся расслабиться. Для нас это только прикидка, -- успокоил ее Бьюкенен. -- Мне надо разведать, как охраняют Дельгадо. А твоя роль не должна представить особенной трудности. Просто бери интервью, и все. Ты ничем не рискуешь. Чего никак нельзя будет сказать о положении, в котором окажется Дельгадо, когда я вычислю, как к нему подобраться. Не выдавая своего волнения, Бьюкенен припарковался перед домом. Выйдя из машины, он заметил и других охранников, не считая садовников, которые явно интересовались больше посетителями, чем своими непосредственными обязанностями. Можно было заметить телекамеры внутренней системы слежения, проходящие по окнам провода, металлические ящики в кустах -- детекторы охранной сигнализации. Подавив эмоции, Бьюкенен назвал Холли и себя слуге, вышедшему встретить их. Тот проводил гостей в прохладный, затененный, гулкий мраморный вестибюль. Они прошли мимо широкой закругленной лестницы, потом дальше по коридору и оказались в кабинете, отделанном панелями красного дерева. Кабинет, в котором пахло воском и политурой, был обставлен кожаной мебелью и украшен охотничьими трофеями; за сверкающими стеклами шкафов и витрин можно было видеть множество винтовок и ружей. Бьюкенен сразу узнал Дельгадо, как только тот поднялся из-за письменного стола. Он казался еще более крючконосым, более надменным, чем на видеопленке и фотографиях. Кроме того, он выглядел очень бледным и худым, его щеки ввалились, словно у тяжело больного человека. -- Добро пожаловать, -- приветствовал он гостей. Бьюкенен живо представил себе запечатленные на пленке сцены, где Дельгадо насилует и убивает Марию Томес. Как только он получит нужную ему информацию, он покончит с Дельгадо. Дельгадо подошел ближе. Его английский был очень хорош, хотя и страдал некоторой вычурностью. -- Всегда приятно беседовать с представителями американской прессы, особенно когда речь идет о столь известном издании, как "Вашингтон пост". Сеньорита?.. Простите меня. Я забыл имя, которое назвал мой секретарь... -- Холли Маккой. А это мой переводчик Тед Райли. Дельгадо пожал им руки. -- Прекрасно. -- Он игнорировал Бьюкенена, сосредоточив свое внимание на Холли, внешность которой явно произвела на него впечатление. -- Поскольку я говорю по-английски, ваш переводчик нам не нужен. -- Я также и фотограф, -- улыбнулся Бьюкенен. Дельгадо сделал отстраняющий жест. -- Фотографии можно будет сделать потом. Сеньорита Маккой, что предложить вам выпить перед ленчем? Может быть, вина? -- Благодарю вас, но, по-моему, чуть-чуть рановато... -- Чудесно, -- перебил ее Бьюкенен. -- С удовольствием выпьем вина. -- У него не было времени научить Холли не отказываться выпить с объектом. Такой отказ подавляет у собеседника желание быть общительным, вызывает у него подозрение, что у вас есть причина во что бы то ни стало сохранить контроль над собой. -- А впрочем, почему бы нет? -- подхватила Холли. -- Перед ленчем. -- Красного или белого? -- Пожалуй, белого. -- "Шардонне"? -- Замечательно. -- Мне то же самое, -- добавил Бьюкенен. Продолжая игнорировать его, Дельгадо повернулся к слуге в белой куртке, стоявшему возле двери. -- Ты слышал, Карлос? -- Да, сеньор Дельгадо. Слуга пятясь вышел за дверь и удалился по коридору. -- Садитесь, пожалуйста, -- Дельгадо подвел Холли к одному из мягких кожаных кресел. Бьюкенен, который последовал за ними, заметил во внутреннем дворике за стеклянной дверью, ведущей оттуда в кабинет, какого-то человека. Это был явный американец, лет тридцати пяти, хорошо одетый, светловолосый, приятной наружности. Заметив, что заинтересовал Бьюкенена, человек кивнул ему и улыбнулся мальчишеской улыбкой. Дельгадо между тем говорил: -- Я знаю, что американцы любят жить и работать по насыщенному графику, так что если вы хотите задать мне какие-то вопросы перед ленчем, то не стесняйтесь. Через стеклянную дверь из патио вошел тот человек. -- А, Реймонд, -- обратился к нему Дельгадо. -- Вернулся с прогулки? Входи. У меня тут гости, с которыми я хочу тебя познакомить. Эта сеньорита Маккой из "Вашингтон пост". Реймонд почтительно наклонил голову и подошел к Холли. -- Очень рад. -- Он пожал ей руку. Что-то в этом рукопожатии заставило ее вздрогнуть. Реймонд повернулся к Бьюкенену. -- Здравствуйте. Мистер?.. -- Райли. Тед. Они обменялись рукопожатием. Бьюкенен сразу ощутил, как что-то ужалило его в правую ладонь. Ладонь горела. Рука постепенно немела. Встревоженный, он взглянул на Холли, которая в ужасе смотрела на свою правую руку. -- Эта штука быстро действует? -- спросил Дельгадо. -- Мы называем это "двухступенчатым парализан-том", -- ответил Реймонд. Снимая с пальца кольцо и укладывая его в небольшую ювелирную коробочку, он по-прежнему улыбался, но его голубые глаза остались бездонными и холодными. Холли упала на колени. Правая рука Бьюкенена потеряла всякую чувствительность. Холли рухнула на пол. Словно обруч сжимал грудь Бьюкенена. Сердце бешено колотилось. Он растянулся на полу. Сделал отчаянную попытку встать. Не смог. Не смог даже пошевелиться. Тело сделалось чужим. Руки и ноги не повиновались. Смотря прямо над собой обезумевшими глазами, он заметил самодовольную ухмылку Дельгадо. Светловолосый американец пристально вглядывался в Брендана со своей механической улыбкой, от которой кровь стыла в жилах. -- Это снадобье с полуострова Юкатан. Эквивалент кураре, который был в ходу у майя. Сотни лет назад туземцы пользовались им, чтобы парализовать свои жертвы, лишить их возможности сопротивляться, когда им будут вырезать сердце. Не в силах повернуть голову, не в силах взглянуть на Холли, Бьюкенен слышал, как она хватала ртом воздух. -- И ты не вздумай сопротивляться, -- сказал Реймонд. -- Твои легкие могут не выдержать напряжения. 5 Вертолет с грохотом перемещался по небу. Его "вамп-вамп-вамп" отдавалось по всему фюзеляжу. Не то чтобы Бьюкенен ощущал эти сотрясения. Его тело по-прежнему ничего не чувствовало. Жесткий пол кабины мог с таким же успехом быть и пуховой периной. Такие понятия, как "жесткое" или "мягкое", "горячее" или "холодное", "острое" или "тупое", потеряли всякое значение. Все было одинаковым -- никаким. Зато его слух и зрение неимоверно обострились. Каждый звук в кабине, особенно мучительное хриплое дыхание Холли, усиливался многократно. За окном небо было почти невыносимо яркого бирюзового цвета. От такого сияния, казалось, можно было ослепнуть, если бы не спасительное помигивание век, которые -- наряду с сердцем и легкими -- действовали как бы отдельно от остального тела, находившегося под воздействием яда. Напротив, его сердце работало в чудовищно усиленном режиме, что вызывало сильную тошноту; оно бешено колотилось -- без сомнения, в том числе и от страха. Но если начнется рвота (допуская, что его желудок тоже не парализован), то он обязательно захлебнется и умрет. Он должен сосредоточиться и побороть страх. Должен держать себя в руках. Чем быстрее колотилось сердце, тем больше воздуха требовали легкие. Но грудные мышцы отказывались повиноваться, и он чуть не поддался панике, испугавшись, что сейчас задохнется. Соберись, подумал он. Соберись. Он силился заполнить сознание какой-нибудь успокоительной мантрой. Пытался найти единственную всепоглощающую мысль, которая давала бы ему цель. Хуана, подумал он. Хуана. Хуана. Я должен выжить, чтобы помочь ей. Должен выжить, чтобы найти ее. Должен выжить, чтобы спасти ее. Должен... Его взбесившееся сердце продолжало неистовствовать. Его охваченные паникой легкие продолжали требовать воздуха. Нет. Эта мантра не действовала. Хуана? Она была далеким воспоминанием, отстоящим на годы, а для Бьюкенена -- в буквальном смысле на несколько жизней. С тех пор он успел побыть столькими людьми! Разыскивая Хуану, твердо решив во что бы то ни стало найти ее, он в действительности искал самого себя -- и тут, по мере того как новая всепоглощающая и всеобъемлющая мысль заполняла его мозг... ... непрошеная, стихийная... ... Холли... ... слушая, как она силится дышать... ... надо помочь Холли, надо спасти Холли... ...он вдруг понял, что у него наконец есть цель. Не для Питера Лэнга. И не для кого бы то ни было из других персонажей его репертуара. А для Брендана Бьюкенена. И осознание этого побуждало его смотреть вперед, а не оглядываться назад, чего с ним не бывало с тех пор, как тогда, очень давно, он убил брата. У Брендана Бьюкенена теперь была цель, причем цель эта не имела никакого отношения к нему самому. Она заключалась просто и абсолютно в том, чтобы сделать все возможное и невозможное для спасения Холли. Не потому, что он хотел, чтобы она была с ним. А потому, что хотел, чтобы она жила. Оказавшись запертым в самом себе, он нашел там себя. В то время как его сердце продолжало бесноваться, он ощутил -- по тому, что сильнее стало давить на уши: вертолет пошел на снижение. Он не мог повернуть головы, чтобы увидеть, где сидят Дельгадо с Реймондом, но мог слышать их разговор: -- Не понимаю, какая была необходимость в том, чтобы и я летел вместе с тобой. -- Таков приказ, который мистер Драммонд передал мне по радио, когда я летел в Куэрнаваку. Он хотел, чтобы вы посмотрели, как продвигаются работы. -- Это рискованно. Мое имя могут связать с этим проектом. -- Я подозреваю, что в этом и состояла идея мистера Драммонда. Пора вам платить долги. -- Вот безжалостный сукин сын. -- Мистер Драммонд посчитал бы комплиментом, если бы кто-то назвал его безжалостным. Посмотрите-ка вниз. Отсюда все видно. -- Бог мой! Вертолет продолжал снижаться, и боль в ушах Бьюкенена стала еще мучительнее. Боль? Бьюкенен вдруг понял, что кое-что чувствует. Он никак не ожидал, что будет рад боли, но сейчас с радостью приветствовал ее. Его ноги пощипывало. Руки кололо, словно иглами. Швы на ножевой ране начали чесаться. В почти зажившей ране в голове появилась пульсация. Череп, казалось, распух, а кошмарная головная боль постепенно возвращалась. Эти ощущения возникли не все сразу. Они приходили по отдельности, поочередно. И каждое было для него всплеском надежды. Он знал, что если попытается пошевелиться, то сможет это сделать. Но сейчас не время рисковать. Надо затаиться, пока он не будет уверен, что функции конечностей восстановились полностью. Надо выждать идеальный момент для... -- Примерно сейчас действие снадобья начнет проходить, -- сказал Реймонд. Сильная рука схватила Бьюкенена за левое запястье и защелкнула на нем наручник. Потом левую руку завели ему за спину, сильно дернули, и наручник щелкнул на правом запястье. -- Так удобно? -- Судя по тону, можно было бы предположить, что Реймонд разговаривает с любимой. Бьюкенен не ответил, продолжая делать вид, что не может двигаться. Услышав позвякивание и скрежет металла, он понял, что на Холли тоже надевают наручники. Рев вертолета стал тише -- изменился угол наклона лопастей ротора. Машина приземлилась. Пилот выключил приборы, вращение лопастей замедлилось, и рев турбины перешел в тонкий вой. Когда открылся люк, Бьюкенен ожидал, что его глазам придется плохо от яркого солнечного света. Вместо этого его накрыла тень. Какая-то дымка. Он еще раньте, пока вертолет снижался, заметил, что яркая синева неба несколько замутилась, но ему нужно было столько всего обдумать, что он не обратил на это особенного внимания. Теперь же этот туман проник в кабину и наполнил ее таким резким запахом, что Бьюкенен рефлекторно закашлялся. Дым! Поблизости что-то горело. Бьюкенен никак не мог остановить кашель. -- Это снадобье временно блокирует работу твоих слюнных желез, -- пояснил Реймонд, выволакивая Бьюкенена из кабины и швыряя его на землю. -- От этого у тебя в горле сухость. Кстати, раздражение в горле ты будешь ощущать еще довольно долго. -- По тону, каким это было сказано, можно было предположить, что ему доставляет удовольствие мысль об ожидающем Бьюкенена недомогании. Холли тоже закашлялась, потом застонала, когда Реймонд вытащил ее из кабины и бросил рядом с Бьюкененом. Мимо них тянулись клочья дыма. -- Зачем выжигать столько деревьев? -- В голосе Дельгадо звучала тревога. -- Чтобы как можно больше расширить размеры площадки. Чтобы не подпускать близко туземцев. -- Но разве огонь не воспламенит?.. -- Мистер Драммонд знает, что делает. Все рассчитано. Реймонд пнул Бьюкенена в бок. Брендан со стоном втянул в себя воздух, стараясь показать, что ему больнее, чем па самом деле, и радуясь, что пинок Реймонда не пришелся по заживающей ране. -- Поднимайся, -- приказал Реймонд. -- У наших людей есть дела поважнее, чем тащить тебя. Я знаю, что ты можешь встать. Если не встанешь, я буду катить тебя пинками до самой конторы. Чтобы быть правильно понятым, Реймонд пнул Бьюкенена еще раз, уже сильнее. Бьюкенен с усилием поднялся на колени, зашатался, но все-таки встал на ноги. В голове у него все кружилось -- совсем как этот дым, от которого он опять закашлялся. Холли поднялась тоже с трудом, чуть не упала, но удержалась на ногах. Она в ужасе смотрела на Бьюкенена. Он попытался взглядом ободрить ее. Это не помогло. Реймонд толкнул их обоих так, что едва не сбил с ног. Их погнали к приземистому бревенчатому зданию, которое частично заволакивали клубы дыма. Бьюкенена поразила царившая вокруг бурная деятельность: сновали туда и сюда рабочие, тяжело проезжали мимо бульдозеры и грузовики, краны переносили балки и трубы. Бьюкенену показалось, что сквозь шум работающих механизмов он услышал выстрел. Потом перед ним возникли разбросанные каменные блоки с высеченными на них иероглифами -- по-видимому, из развалин. Тут и там он видел едва возвышавшиеся над землей останки древних храмов. Вдруг, когда дым на какое-то время рассеялся, его взору предстала пирамида. Но эта пирамида была не древней постройки и не из каменных блоков. Эта пирамида, высокая и широкая, была выстроена из стали. Бьюкенен никогда не видел ничего подобного. Она походила на гигантский треножник с широко расставленными ногами, которые были связаны между собой какой-то арматурой. Хотя он никогда раньше не видел ничего подобного, интуитивно он понял, что это такое, что это ему напоминает. Нефтяную вышку. Так вот что, по-видимому, нужно здесь Драммонду. Но почему у вышки такая необычная конструкция? Когда они подошли к наполовину скрытому за дымной пеленой бревенчатому строению, Реймонд толкнул дверь и впихнул Бьюкенена с Холли внутрь. Бьюкенен чуть не растянулся в полутемном и затхлом внутреннем помещении, а его глаза не сразу приспособились к тусклому свету работавших от генератора лампочек на потолке. Он с трудом удержался на ногах, остановился, выпрямился, почувствовал, как на него налетела Холли, и обнаружил, что смотрит снизу вверх на Алистера Драммонда. 6 Ни одна из фотографий, виденных Бьюкененом в биографической книге и газетных статьях, которые он читал, не могла передать, насколько личность Драммонда доминирует в той точке пространства, где он в данный момент находится. Из-за толстых стекол очков глубоко посаженные глаза этого старика пронзали вас взглядом, от которого становилось не по себе. Даже его старческий голос лишь усиливал это впечатление -- его хрупкость не мешала его властности. -- Мистер Бьюкенен, -- произнес Драммонд. Это обращение заставило Бьюкенена вздрогнуть. "Как он узнал мое имя?" -- подумал он. Драммонд прищурился, потом перенес свое внимание на Холли. -- Мисс Маккой, надеюсь, что Реймонд удобно устроил вас на время полета. Сеньор Дельгадо, я рад, что вы смогли прилететь. -- По тому, как мне передали ваше приглашение, я не почувствовал, что у меня есть выбор. -- Разумеется, у вас есть выбор. Вы можете сесть в тюрьму или стать следующим президентом Мексики. Что бы вы предпочли? Реймонд закрыл дверь после того, как они вошли. Теперь она вновь со стуком распахнулась, и какофония строительных механизмов ворвалась внутрь. Вошла женщина в пыльных джинсах и намокшей от пота рабочей блузе, в руках у нее были длинные рулоны толстой бумаги -- Бьюкенен подумал, что это могут быть карты. -- Не сейчас, черт побери, -- прорычал Драммонд. Женщина явно испугалась. Неловко попятившись, она вышла и закрыла дверь. Драммонд продолжил разговор с Дельгадо: -- Мы продвинулись дальше, чем я рассчитывал. К завтрашнему утру должны, по идее, начать качать. Я хочу, чтобы вы, когда вернетесь в Мехико, приняли необходимые меры. Скажите своим людям, что все в порядке. Мне не нужны никакие неприятности. Услуги оплачены. -- Вы меня вызвали сюда, чтобы сказать то, что я и так знаю? -- Я вызвал вас сюда, чтобы вы увидели то, за что продали душу, -- ответил Драммонд. -- Не годится держаться на расстоянии от цены своих грехов. А то вам, чего доброго, захочется позабыть о нашей сделке. Чтобы освежить вашу память, хочу показать вам, что произойдет с двумя моими гостями. -- Плавным движением, поразительным для человека в его возрасте, он повернулся к Бьюкенену и Холли. -- Много ли вам известно? -- Вот это я нашел у них в сумке для фотоаппарата, -- объявил Реймонд и выложил на стол видеопленку. -- Подумать только! -- проронил Драммонд. -- Я ее просмотрел у Дельгадо. -- Ну и как? -- Копия немного зернит, но выступление Дельгадо все так же увлекательно. Всякий раз я не могу оторваться. -- Тогда вам известно больше, чем нужно, -- сказал Драммонд, снова обращаясь к Бьюкенену и Холли. -- Послушайте, все это -- совершенно не наше дело, -- начал свой маневр Бьюкенен. -- Что верно, то верно. -- Нефть меня не интересует, и мне безразлично, как именно вы наказываете Дельгадо, -- продолжал Бьюкенен. -- Я всего лишь пытаюсь найти Хуану Мендес. Драммонд поднял свои густые белые брови: -- Ну, в этом вы не одиноки. Они пристально смотрели друг на друга, и вдруг Бьюкенен понял, как все было. Хуана согласилась поработать на Драммонда, изображая Марию Томес. Но по прошествии нескольких месяцев она либо почувствовала, что попала в западню, либо поняла, что ей грозит опасность, а может, ей просто опротивел Драммонд. Каков бы ни был мотив, она нарушила соглашение и скрылась. Находясь в бегах, не смея позвонить начальству Бьюкенена по телефону, она должна была установить с ним контакт таким образом, чтобы никто посторонний не мог проникнуть в суть ее послания, и поэтому отправила ему ту загадочную открытку, расшифровать которую мог только один Бьюкенен. В это время люди Драммонда сбивались с ног, разыскивая ее, устраивали засады у нее дома, у дома ее родителей и в других местах, где она, по их разумению, могла укрыться. Им надо было обеспечить ее молчание. Если правда о Марии Томес всплывет на поверхность, Драммонд тут же потеряет власть над Дельгадо. А без Дельгадо Драммонд лишался политических средств поддержания проекта. Нефтяная промышленность в Мексике была национализирована еще в тридцатые годы. Иностранцам запрещалось вторгаться в эту отрасль, а Драммонд явно стремился именно к этому. То, что здесь находились археологические памятники, делало проблему еще более политически масштабной, хотя, судя по всему, Драммонд преодолел препятствие с бесстыдной простотой -- уничтожил древние постройки. Когда Дельгадо станет президентом Мексики, он воспользуется своей властью, чтобы повлиять на нужных политиков. С Драммондом можно будет заключить закулисное соглашение. За открытие и разработку месторождения Драммонду будут тайно выплачивать огромные прибыли, такие, какие получали иностранные нефтяные компании до национализации. Но и это еще не все, интуитивно чувствовал Бьюкенен. Просматривалось здесь и еще что-то, какой-то скрытый смысл, но он был слишком занят спасением своей жизни, чтобы анализировать, в чем он состоит. -- Вам известно, где находится Хуана Мендес? -- спросил Драммонд. -- Не исключено, что она работает вон на той буровой. Драммонд усмехнулся. -- А вы смельчак. Ваше поведение делает честь силам особого назначения. Это замечание удивило Бьюкенена. Но потом он понял, в чем дело: -- А-а, машина, которую я взял напрокат в Новом Орлеане, чтобы доехать до Сан-Антонио! Драммонд кивнул. -- Для этого вы воспользовались собственной кредитной карточкой. -- У меня не было другого выхода. В моем распоряжении была только эта карточка. -- Но это дало мне небольшое преимущество, -- уточнил Драммонд. -- Мои люди видели вас, когда вы подъехали к дому Мендесов в Сан-Антонио, и по номерным знакам определили, кто нанял машину, а потом провели расследование и установили вашу личность. Личность, подумал Бьюкенен. Столько лет мне удавалось оставаться в живых под чужими личинами, а теперь, чего доброго, придется загнуться под собственным именем. Он чувствовал, что совершенно выдохся. Раны болели. Голова раскалывалась. У него не осталось больше сил. Потом он посмотрел на Холли, увидел ужас в ее глазах, и спасительная мантра снова зазвучала в его сознании. Надо выжить, чтобы помочь Холли. Надо спасти Холли. -- Вы -- инструктор по тактическим маневрам, -- сказал Драммонд. Бьюкенен насторожился. Инструктор? Но тогда, значит, Драммонд не расколол его прикрытие. Драммонд продолжал: -- Вы знали Хуану Мендес по Форт-Брэггу? Бьюкенен лихорадочно соображал, какую роль сыграть, какую избрать линию защиты. -- Да, ответил он. -- Каким же образом? Ведь она была в армейской разведке. Какое отношение это имеет к вам? Внезапно ему в голову пришла идея. Бьюкенен решил сыграть самую дерзкую роль в своей жизни. Роль самого себя. -- Послушайте, я не полевой инструктор, а статус Хуаны в армейской разведке был просто прикрытием. Драммонд был явно удивлен. -- Я ищу Хуану Мендес, потому что она прислала мне открытку с зашифрованным посланием, из которого я узнал, что она попала в беду. Шифровать его нужно было обязательно, потому что меня как бы не существовало. Хуана когда-то служила, а я служу и до сих пор, в подразделении спецопераций, которое настолько засекречено, что можно подумать, будто им руководят призраки. У нас принято заботиться о своих людях, в том числе и о бывших коллегах. Когда я полу