. Все было именно так, как заподозрил сыщик окружного полицейского участка, спихнувший на них дело. Кто-то сзади набросил удавку на шею Пепе и с силой рванул, упершись ногой в спину жертвы. Но кто? Горилла? Судя по всему, именно он занял место Пепе. Но Пепе был тертый калач, как же он мог доверчиво повернуться спиной к сопернику? И уж вовсе не понятно, каким образом ввалился в квартиру Пепе квадратноголовый с толстой веревкой в руках, заканчивающейся петлей. Полный абсурд, да и только! Откинувшись на стуле, Лелак зацепился мысками ботинок за нижнюю перекладину письменного стола, чтобы сохранить равновесие, закрыл глаза и попытался образно 3JO воссоздать картину преступления. Соперники, схватившиеся друг с другом не на жизнь, а на смерть, чередовались перед его мысленным взором, Альбер не обратил внимания, что кто-то вошел в комнату и все разговоры смолкли, до его сознания не дошло, что совсем рядом знакомый голос шефа произнес: "Когда проснется, пришлите его ко мне". Альбер очнулся от дружеских встряхиваний, его поставили на ноги, вытолкали в коридор и, едва успев опомниться, он уже стоял перед Корентэном. Шеф постригся и сейчас своей благородной проседью больше всего напоминал изысканную модель элегантных парикмахерских салонов. - Что нового? - поинтересовался он. Велик был соблазн ответить: мол, ничего. Но Альбер был уверен, что как минимум человек пять уже успели проинформировать шефа. - Я доставил арестованного. - Напрасно трудился. Мог бы прямиком везти его в больницу. Самым скверным в юмористических замечаниях шефа была невозможность ответить ему в том же тоне. Альбер погрузился в изучение ковра под ногами, пытаясь разобраться в хитросплетениях орнамента. v - Надеюсь, он напал на тебя первым? - Корентэн извлек кисет, не спеша набил и раскурил трубку. Приятный аромат табака смешался с запахом шампуня и мужского одеколона. - Да, шеф. Я не успел даже спустить предохранитель, как он на меня навалился. Ну а я... Корентэн дирижерским взмахом призвал его к тишине. - Изложи письменно. В четырех экземплярах, на мое имя. Буасси в это дело не впутывай. Ты просто надумал поговорить с этим типом. Кстати, о чем? - Э-э... об убийстве Пепе, то есть Жюля Пеперелли. Убитый систематически вымогал у временных работников завода "Фармацит" отчисления от платы за роль подопытных объектов. Эту функцию теперь перенял... этот, как его... - Альбер совсем расстроился: раз в кои-то веки решился заговорить официальным языком протокола, и вот вам... - - Жак Фремон. - Корентэн досадливо махнул рукой, рассыпав по полу табачные крошки. - Ступай, и напиши все, как положено! Когда Альбер вернулся к себе, Бришо протянул руку к вешалке, чтобы снять пальто. 331 - Не пойдешь со мной? - Куда? - К Лафронду. Альбер пожал плечами и достал стопку бумаги. - На кой черт? Ты все еще не расстался с мыслью, что это он убил Дюамеля из ревности? - Почему бы нет? Но мы могли бы собрать кое-какой материал и для твоей версии. - Какой именно? Ведь он 'сказал, что понятия не имеет, над чем работал Дюамель. - Скажем, мы могли бы выяснить, сколько Дюамель получал за каждую свою статью, сколько платил за информацию. Ведь если действительно замахнулся на серьезную тему, то Лафронд должен был знать об этом. - Ну что же... - Беда в том, что Альберу страшно не хотелось приниматься за докладную записку. Он понимал, что это необходимо, ведь Корентэн старается его выгородить, однако соблазн улизнуть был слишком велик. - Обожди немного! Шарль сбросил с себя пальто и подсел к телефону. Альбер взял четыре листка бумаги и копирку, насилу справился, ровно подогнав их, затем сунул листки под валик и отчаянно затарахтел на машинке. "Комиссару Корентэну. Уважаемый господин комиссар!.." Чушь какая, ведь это же не личное письмо. Всем известно, что официальная докладная записка начинается с даты. Смяв начатое, он вставил новую закладку. "Из окружного полицейского участка в отдел по расследованию убийств тогда-то и тогда-то поступило дело за номером... - он бросил взгляд на папку - таким-то и таким-то, в связи с чем..." Пальцы его летали по клавишам пишущей машинки. Невелика премудрость строчить донесения,~умственной работы здесь не требуется. III - Пойдем пешком, ладно? - Ладно, - согласился Альбер. Самая подходящая погода для прогулки, если не обращать внимания на дождь и холодный ветер. Бришо повернул к бульвару Сен- Мишель, и Лелак после нескольких минут ходьбы - уныло понурясь, руки в карманах - сообразил, что они идут не в редакцию, а на квартиру к Лафронду. Шляпу он с собой не захватил, а у подбитой сукном куртки капюшон отсутствовал. Мокрые 332 волосы липли ко лбу, и неприятный холод сразу оповестил о том, что его кроссовки не отличаются водостойкостью. - Пожалуй, мне следует сначала переодеться... - Некогда. - Разумеется, сам Шарль был в длинном, приталенном плаще с утепленной подкладкой, а над головой держал старомодный зонт на длинной ручке. - Необходимо переодеться. В четыре у меня свидание с Луизой. - Придется отменить. Через пару часов очухается этот тип, которого ты исколошматил до полусмерти, и ты обязан допросить его. По всей форме, с составлением протокола. Затем следует еще раз потрясти твоего приятеля Делькура. Ну, и по возможности сегодня ты должен выяснить, кто задушил Пеперелли. Альбер терпеть не мог, когда Шарль строил из себя начальника. Раздает советы, выспрашивает и вообще весь преисполнен чувства ответственности. Забыл, как сам ходил допрашивать Ласочку за спиной у ее муженька, тогда в его служебные действия никто не вмешивался... - Шеф здорово на тебя взъелся. Говорит, он заметил, как ты вчера вечером из неосвещенного окна подсматривал за ним. Альбер взглянул на часы. - Много времени это у нас займет? - Насколько я знаю Лафронда, минут за десять управимся. Они молча шлепали по лужам. Альбер пытался хоть как-то укрыться под зонтиком Бришо. Сену они перешли по мосту Сен-Мишель, стало быть, надо свернуть направо. Бришо тоже посмотрел на часы и замедлил темп. - Не стоит торопиться. Лафронд спустится навстречу к условленному часу. - А вы сверили часы? - Можешь смеяться, но мы действительно это сделали. - И пароль назначен? Когда они подошли к дому, Лафронд ждал их в подъезде. В шлепанцах и халате он торчал в натопленном вестибюле, через стекло посматривая наружу. Он поздоровался с Шарлем за руку, буркнул нечто невнятное Альберу, после чего все трое втиснулись в лифт и застыли в напряженных позах, молча, уставясь на собственное отражение в зеркале. Наверху они стряхнули с себя воду, Бришо тщательно расправил зонт и поставил его сушиться, повесил пальто на плечики. Бог знает, как ему это удалось, но 333 даже ботинки его казались сухими. Альбер чувствовал, что сам он выглядит плачевно. Суконная подстежка, впитав в себя дождевую воду, промочила дешевый старенький свитер и верх заношенных вельветовых брюк. Теперь уж простуды не" миновать. Если не воспаление почек, то воспаление легких обеспечено, свалишься с температурой под сорок. Вот тогда-то некоторые пожалеют, что не отпустили его домой переодеться. Главный редактор провел их через длинную, сумрачную прихожую, сплошь увешанную картинами и загроможденную статуэтками, в просторную гостиную, обставленную резной мебелью в стиле барокко и стеклянными горками. В эту часть квартиры они попали впервые. Повсюду безукоризненные чистота и порядок, тут не было и следа столь свойственной мадам Лафронд непринужденной богемности. Промаршировав через гостиную, они оказались в кабинете Лафронда. Полицейские переглянулись: они ожидали увидеть совсем иную картину. Возможно, дубликат редакционного офиса с персональным компьютером, книжными стеллажами и массивным письменным столом резного дерева, возможно, кабинетный гарнитур в старинном английском стиле с баром, упрятанным за полкой книг. Но только не эту узкую с гладко побеленными стенами келью, дешевый канцелярский стол, старенькую, потемневшую от времени пишущую машинку и в беспорядке разбросанные газеты и справочники. Окошко с цветным витражом выходило на черный ход, нижняя часть его была задернута занавеской. Занавеска посерела от пыли, и чистка ей явно не повредила бы. - В эту часть квартиры имею доступ только я, - пояснил Лафронд. - Уборку здесь делаю я сам, а когда ухожу из дома, запираю. Не то чтобы моя супруга... - Оборвав себя на полуслове, он махнул рукой. - Что вы пишете? - поинтересовался Альбер. - Мемуары, - с гордостью ответил главный редактор. Из встроенного шкафа он достал складные стулья, три больших бокала и плоскую стеклянную флягу. Альбер пододвинул свой стул к электрообогревателю и предоставил Бришо начать расспросы. Шарль отпил глоток, поставил бокал и посмотрел на Лафронда с таким видом, словно собирался произнести здравицу в его честь. - Господин редактор, не могли бы вы сказать, сколько зарабатывал Дюамель? - В среднем около десяти тысяч." Восемь тысяч - 334 это его твердое жалованье плюс премиальные. Тут сумма колебалась. - Понятно. А сколько он получал за солидную статью разоблачительного характера? Скажем, подлинную сенсацию? - Подлинную сенсацию? Да вы хоть представляете себе, как редко это случается?! Согласен, известного рода сенсаций хватает: тут - взрыв, там - вооруженный налет, жаловаться не приходится. Но все это чисто информационные сообидения, констатация фактов. Ведь расследование приводилось не нами, не нам и пальма первенства. Доподлинная сенсация, да еще и вскрытая самим журналистом - удача, знаете ли, редчайшая. - И все же, сколько получил бы Дюамель в подобном случае? - Затрудняюсь точно сказать. Но не так уж много. Жалованье у него было высокое, и Дюамель получал его, даже если не давал ни строчки за месяц, ссылаясь на то, что собирает материал. - Не пыльная работенка, - заметил Альбер. - Место вакантно, - перевел на него взгляд Лафронд. Несите сенсацию, и письменный стол Дюамеля за вами. По крайней мере, у нас был бы свой репортер с практикой сыщика. - Я поинтересовался лишь потому, - невозмутимо продолжил Бришо, - что Дюамель вроде бы часто покупал информацию. - От вашего друга Леметра вам, очевидно, известно, как это у нас делается. Если репортеру подвернулась удачная тема, но в связи со сбором материала предстоят расходы, он может взять ссуду в кассе. - Какую сумму? - Все зависит от того, кто именно берет ссуду и с какой целью. Чем выше ранг у журналиста, тем больше лимит. Если сотрудник вынужден превысить установленный уровень, он обращается ко мне. - Предвосхищая очередной вопрос, он поднял палец. - Дюамель не обращался. - Не могли бы вы сказать, брал ли он ссуду в последнее время? - Если это так важно... - Важно. Лафронд поставил бокал. ' - Минуту терпения, господа, - Лафронд оставил их одних. 335 Коллеги уставились друг на друга. Шарль неопределенно пожал плечами, а Альбер прикидывал про себя, прилично ли попросить у хозяина стакан горячего чаю. Лафронд вернулся минуты через две. - Сожалею, что заставил ждать, но я не стал проводить телефон в эту комнату. - Он поспешно занял свое место за дешевым канцелярским столом, в безопасном отдалении от телефонных звонков. - Вот уже полгода, как Дюамель не брал ни гроша. - Как это могло быть? - спросил Шарль, вполоборота повернувшись к Лелаку. - Ведь его видели с Риве. Думаешь, тот ему выложил все по дружбе? - Вероятно, Дюамель посулил заплатить, но потом его убили. - Видите ли, господин редактор, меня заставил призадуматься поразительно богатый домашний архив вашего бывшего сотрудника. Какой-то он чересчур подробный и обширный. Или я ошибаюсь? - Это-его хлеб, - пожал плечами Лафронд. - Кстати сказать, без такой осведомленности при его убогом стиле мы не стали бы его держать даже практикантом. - Если кто-то живет тем, что собирает на. каждого досье... Вам ясен мой ход мыслей? - Дюамель был шантажистом?! - удивленно воскликнул Альбер. Как это он сам не додумался! Что если Дюамель вовсе не собирался предавать огласке темные делишки хозяев лаборатории с их опытами на людях, а попросту решил "подоить" преступников? - Какая ерунда! Есть у вас хоть малейшие доказательства? - Нет. Но разве вам никогда не бросалось в глаза, что Дюамель живет явно не по средствам? - А что бы вы сказали, если бы я обвинил вашего коллегу в коррупции? Уважающий себя журналист так же не способен нарушить определенные моральные нормы, как полицейский, священник или врач... Он может быть ленив, лжив, может страдать клептоманией, но когда берется за перо, остается только журналистом. - Лафронд говорил слишком гладко для человека, экспромтом формулирующего свою мысль. Похоже, он цитировал предисловие к собственной книге воспоминаний. - Дюамель был изрядным мошенником, но он выше всего ставил свою профессию. Нет таких денег, ради которых он отказался бы от выигрышного материала. - Понятно. -.Теперь смысл сентенции действительно 336 стал яснее. - Были у Дюамеля в редакции скандалы? Я имею в виду из- за женщин. - Нет. - Лафронд выдержал взгляд полицейского. Бришо вздохнул и попытался подъехать с другой стороны. -- Насколько мне известно, у Дюамеля были интимные отношения со многими сотрудницами. - Меня это совершенно не касается. - Вам не кажется вероятным, что его мог прикончить чей-нибудь ревнивый муж? - Я не знаком с мужьями своих сотрудниц. - Нам стало известно, что в субботу, вечером Дюамель ушел с приема вместе с одной из бразильских танцовщиц. - Это с которой? - С солисткой. Той, что потоньше и постройнее. - Да, у него была губа не дура! - Вы не обратили внимания, как он за ней ухаживал? - Нет. Я ведь уже говорил... Шарль извиняющимся жестом поднял руку. - Знаю, что вы к нему не приглядывались. Выпили бокал и вскоре ушли, все знаю. Просто я подумал, вдруг вам вспомнятся какие подробности. Лафронд отрицательно покачал головой. В домашнем виде он казался каким-то беззащитным и простодушным. Такой человек ни за что не утаит, если что знает. Красуйся главный редактор во всем своем начальническом великолепии, они не поверили бы ни единому его слову. Полицейские поднялись, вновь прошествовали через всю квартиру и удалились, так и не встретив мадам Лафронд. - Думаешь, он и правда не замечал, что творится у него за спиной? - спросил Шарль в лифте. - Или это действительно его не интересовало? Они вышли на улицу и остановились на минуту, пока Бришо раскрывал зонт. - А сам до того ревнив, что по нескольку раз на дню звонит домой: проверить, не улизнула ли женушка... Эй, ты куда? IV Вдоль длинного, холодного, выложенного кафелем перехода метро они добрели до перрона и остановились напротив плаката с изображением усатого мужчины, кривившего физиономию в ухмылке. Плакат служил рекламой некоему бюро путешествий, хотя связь их представлялась 337 Альберу неясной. Впрочем, возможно, именно в этом был весь секрет рекламы. Бришо тем временем увлеченно анализировал душевный склад шестидесятилетнего мужчины, который берет в жены пылкую двадцатилетнюю красотку. Ясно как божий день: Шарль тоже успел проштудировать . книгу "Психология сексуальных преступников", изданную в прошлом месяце. Сейчас он пытался доказать, будто бы проявляющаяся в ревности страсть обладания в данном случае является формой самовыражения: покорная жена есть необходимый атрибут имиджа настоящего мужчины. Образ мужчины деятельного, твердого, решительного и к тому же безраздельно властвующего над очаровательной женщиной, - единственное, что связывает стареющего Лафронда с лучшей порой его жизни. И любой, кто вроде Дюамеля, зарится на его жену, тем самым разрушает этот образ... Альбер не вникал в рассуждения коллеги, обдумывая, что он должен сказать Луизе. По этой линии метро ходили вагоны старого типа. Вот и сейчас с невыносимым грохотом подкатил допотопный поезд; все здесь было обшарпанное, грязное, лишь расклеенные по стенам рекламные плакаты выделялись цветовыми пятнами. Полицейские втиснулись в вагон, и тут Бришо слава богу замолчал. Лелак уставился на шляпу одного из пассажиров, словно надеялся извлечь из нее ответ на стоящие перед ним вопросы. На следующей неделе бразильцы уезжают, у него совсем нет времени на ухаживания. Если он хочет чего-либо добиться, надо спешить. Но где и когда? Луиза к нему явно расположена, разговоры у них получаются задушевные... Как же добивался своего этот растреклятый Дюамель? Ведь не красотою же, ясно как дважды два. Толпа вынесла их на улицу. Отель находился в нескольких сотнях метров от станции метро, они прошагали это расстояние молча. Альбер прошел вперед и нырнул в вертящуюся дверь; в холле гостиницы, устланном пышным бордовым ковром, его простецкая экипировка показалась ему еще более убогой, чей в квартире Лафронда. Подойдя к портье, он облокотился о стойку. - Мне нужна мадемуазель Кампос из 407-го номера. Портье обернулся к доске с ключами. - Она дома. Позвонить ей? t - Не надо, я поднимусь. - Альбер знал, что это запрещено, поэтому предъявил удостоверение. Лицо его пылало, вся надежда была на то, что Бришо не заметит. Альбер считал делом принципа не использовать в личных 338 целях тот минимум власти, что дает ему служба. Но на сей раз решил, что бывают исключения. Он сделал Шарлю знак обождать его в холле и направился' к лестнице. У него не хватало терпения тащиться в лифте. Собрав всю свою волю в кулак, он намерился действовать решительно. Смять, смести в сторону сопротивление Луизы. Как Дюамель. Судя по всему, именно это и требуется женщинам. Мечтают об утонченных, галантных кавалерах, а потом какой-нибудь необузданный зверь наподобие Дюамеля запросто затаскивает их в постель. Четыре этажа он проскочил без малейшего труда. Пышный ковер приятно пружинил под кроссовками, и Альбер почти летел к цели. Все шло как по маслу. Он вмиг отыскал нужный номер. Постучал и тотчас услышал в ответ: "Войдите". Луиза была одна. Все верно: стоит человеку сосредоточиться на воле к победе, и удача способствует ему. Альбер захлопнул за собой дверь и решил, что теперь уже не отступит. Луиза улыбнулась ему, но он не ответил ей улыбкой. Еще чего не хватало! Чтобы затем опять удовольствоваться нежной беседой, когда девица возьмет его за руку, а он зардеется от смущения, и они простятся целомудренным-поцелуем в щеку! Девушка лежала на тахте и читала журнал. Легким, грациозным движением она поднялась навстречу Альберу. На ней были те же юбка и блузка, как в тот раз, когда Альбер впервые увидел ее. Это он тоже счел хорошим предзнаменованием. Не говоря ни слова, Лелак буквально набросился на девушку, и в следующий момент они уже боролись на тахте. Под ним извивалось упругое, состоящее из одних мышц тело, и через несколько мгновений Альбер сообразил, что девушка сопротивляется. Левой рукой он нащупал маленькие, острые груди, однако не испытал наслаждения. Луиза билась, как необъезженная лошадь во время родео, а он правой рукой сжимал плечи девушки, будто седок, цепляющийся за узду, чтобы не упасть. В этом жесте выразилось все его разочарование. Да что она о себе воображает, эта девица? Решила выставить его дураком? Выходит, Дюамелю можно, Бришо - тоже можно, перед ними не грех заваливаться на спину? Постой же, я тебе покажу! Девушка оказалась на редкость сильной и увертливой. Альбер попытался поцеловать ее в шею, но Луиза так резко повернулась, что они стукнулись головами. Он надеялся, что теперь она рассмеется, и со всеми этими глупостями наконец будет покончено. Но не тут-то было. Девуш- 339 ка сопротивлялась все ожесточеннее. До Лелака постепенно стало доходить, что Луиза и в самом деле не желает близости и сопротивляется, не просто отдавая дань условностям. Не жди, что она через несколько секунд - или минут через двадцать - обовьет его за шею руками и поцелует. Защищается она, можно сказать, с мужеством отчаяния. Боже правый, как же ему теперь умилостивить несчастную девушку? Выпустив руки Луизы, он попытался отпрянуть от нее, и в этот момент схлопотал чудовищную пощечину. Альбер дернулся всем телом, и в этом было его спасение. Удар пришелся ему в бедро, в считанных сантиметрах от цели. Девушка ударила коленом, и если бы она не промахнулась, Альберу несдобровать. Альбер в два счета вскочил на ноги и попытался было заговорить. Следующий удар был направлен ему в лицо и походил на невероятной силы пощечину. Луиза ударила его ступней в лицо. Мелькнуло дивное, смуглое бедро, и Лелак плюхнулся на четвереньки. Когда он снова занял вертикальное положение, Луиза попятилась, ступая мягко, расслабленно, словно в танце, пятки ее не касались пола. Взглядом она мерила расстояние между ними. - Капоейра, что ли? - спросил Альбер. Он заправил в брюки выбившуюся рубашку и попытался пригладить встрепанные волосы. - Значит, вы поэтому?.. Альбер кивнул, не понимая, что она имеет в виду. - Ненавижу вас! - Не сердитесь. У меня и в мыслях не было ничего дурного, просто... - Подлец! Вы обманули меня. -Я-то думала, мы друзья. Альбер не нашел что сказать. Не объяснять же сейчас этой девушке, что с такой внешностью ей нечего рассчитывать на бескорыстную мужскую дружбу. - Мне очень жаль, Луиза. Я еще увижу вас? - Вы прекрасно знаете, что это от вас зависит. Замерев в позе обиженной девочки, она была чудо как хороша. Альберу хотелось подойти к ней, погладить ее, обнять и держать в объятиях, пока ее не отпустит напряженность. Но он не осмелился подступиться к ней. - Тогда до свидания. Ответа он не получил. Луиза повернулась к нему спиной и даже не взглянула на него, когда он, понуро опустив голову, шагнул в коридор. - - Альбер снова направился к лестнице. На сей раз лифт был слишком скорым средством передвижения. Хотя все равно, иди он как угодно медленно, ему не удастся за это время разобраться в своих чувствах. Что же он натворил? Такое ощущение, будто разбил нечто хрупкое. До конца дней своих он будет стыдиться этого воспоминания. Но в чем же дело? Он думал* что Луиза отвечает ему взаимностью. Отчего же его лупят по физиономии, а такие, как Дюамель, срывают цветочки? Альбер остановился, задумчиво разглядывая ковер под ногами. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ В инспекторской никого не было, и Альбер возблагодарил судьбу. С него хватало дурацких подшучиваний Шарля. Альбер смахнул прочь записку с очередным напоминанием, что его спрашивал Корентэн, и пододвинул к себе телефон. Как бишь зовут этого квадратноголового! Имя начисто вылетело у него из головы, пришлось перелистать свои записи. Фремон, черт бы его побрал. Жак Фремон. Телефон полицейского архива он тоже не знал, получалось как-то так, что туда всегда звонили другие. Бришо обиженно шелестел бумагами, видно, Альбер слишком грубо обошелся с ним по дороге из гостиницы. Перелистав справочник внутренних телефонов, он набрал нужный номер. Назвал себя, сказал, что ему нужны материалы на Жака Фремона и стал ждать. - Фремон, говорите? - На другом конце провода слышался шорох, словно трубку неплотно прижимали к уху. - Вы из отдела расследования убийств? - Да. - Я только что отправил досье вашему начальнику. - Ай-яй-яй! - воскликнул Альбер. - Джо Проворная рука опять меня опередил. - Что вы сказали? - Ничего. Прошу прощения. - Еще что-нибудь? - Нет. Благодарю, - он положил трубку. - Привет твоей бабушке. - По какому принципу отбирают этих тупиц для работы в центральном архиве? Не иначе, как им рассказывают анекдоты, и тех, кто не поймет соли, считают пригодными. Надо бы домой, переодеться. Он чувствовал, что даже нижнее белье у него промокло, а брюкам и куртке теперь сохнуть несколько дней. Альбер чихнул и высморкался в мокрый носовой платок. Да, он сейчас пойдет домой, примет горячий душ, докрасна разотрется полотенцем, наденет сухую, теплую одежду, а уж потом позвонит Корентэну. Альбер встал и потянулся за курткой. - Ты куда-то уходишь? - В Дверях стоял шеф - в отглаженном, элегантном костюме и с папкой под мышкой. - Як вам собирался. - Вот как? - Корентэн вошел в комнату и бросил на стол Альберу папку с документами. Альбер поднял ее и принялся перелистывать. У Фремона был солидный послужной список. Карьеру свою он начал малолетним преступником и до настоящего времени отсидел в общей сложности пятнадцать лет. Грабеж, покушение на убийство, нанесение тяжких телесных повреждений, разбойное нападение. Имеет профессию плотника. Какое-то время работал на барже, но бросил, потому что надоело. В 1975 году поступил в цирк "Магнифик" на амплуа силача. Лелак захлопнул досье и бросил его на стол. - Ну? - спросил Корентэн. - Ну? - отозвался Альбер. - Какое твое мнение? - Тон шефа не предвещал ничего хорошего. Корентэн любил Альбера, но не всегда мог его выносить. Иной раз его раздражали разболтанность и лень подчиненного. Действовали на нервы нахальство, с каким Альбер ухитрялся вечно спихивать с себя неприятную работу, и его неспособность вовремя затребовать нужный материал или составить донесение по форме. Альбер исподлобья смотрел на шефа. В сущности, он тоже любил Корентэна. В прошлом году тот нашел ему слесаря, который отремонтировал котел, и тем самым Корентэн снискал его вечную признательность. Комиссар обычно прощал ему своеобразные методы расследования, требуя лишь результата. Но иногда он при всех своих достоинствах бывает буквально невыносим: одет всегда безукоризненно, многих членов судейской коллегии, помощников министров и политических деятелей он величает просто по имени, всегда-то он лучше всех все знает, и вздумай человек затребовать нужный материал, окажется, что шеф уже перебежал тебе дорожку. - По-моему, ничего сложного в этом деле нет. Сейчас я все объясню, только сначала позвоню, если вы не возражаете... - Номер он знал на память и стал набирать, прежде чем шеф успел бы возразить. Корентэн достал кисет и принялся не спеша набивать трубку. Луизы в номере не было, и портье сначала вызвал бар, затем номер Дакосты - импресарио ансамбля, потом звонил бог весть куда, пока наконец Альбер услышал удивленный, недоверчивый голос девушки. - Это я, - сказал Альбер. На другом конце провода молчали. - Я хотел бы встретиться с вами. Обсудить происшедшее. „ - Где? - Голос девушки звучал тихо, едва разборчиво. - На обычном месте. - Хорошо. - Через час. Оба положили трубку. Альбер застыл, уставясь перед собой, и попытался обдумать свой шаг. - Может, выкроишь время и для меня? - Корентэн успел продымить полкомнаты. Он сидел на месте Буасси, и Альбер подумал, что надо бы сегодня вечером заскочить в больницу. Альбер устроился поудобнее, откинулся на стуле и принялся раскачиваться на двух ножках. - Как я уже говорил, на заводе "Фармацит" разрабатывают новый допинг и с этой целью проводят опыты на людях - полуграмотных, опустившихся или приблатнен-ных типах, готовых пойти на что угодно даже ради небольших денег. Эти не дрожат за свою шкуру, чувство опасности у них притуплено, им дают подписать соответствующую бумагу, что они берут на себя всю ответственность за последствия опыта, хотя, в сущности, не понимают, о какой ответственности идет речь. На их взгляд, им платят вполне прилично, игра стоит свеч. Приходишь по утрам, вкатят тебе укол, возьмут кровь на анализ, измерят давление, сделают электрокардиограмму, велят покрутить велосипед на тренажере, - и все дела. Куда легче, чем горбиться у станка. - До сих пор все в порядке, - заметил Корентэн. - Что? Ах да... словом, к лаборатории прибились и уголовные элементы, в том числе Пеперелли, или Пепе. За короткое время он взял верх над всей этой публикой, привел своих дружков, отбил у посторонних охоту туда соваться и наконец заставил платить каждого, кто хотел стать подопытным кроликом. - Думаешь, для него это было такой уж выгодной лавочкой? Вряд ли он брал больше десяти- двадцати франков с человека. - Ну и что? Наверняка у него были и другие статьи дохода. Дай бог, чтобы мне столько перепадало по мелочам, сколько ему в одном месте. И ведь эти денежки никак не надо было отрабатывать, разве что изредка поколотить кого да следить, чтобы чужак не втерся. Корентэн покачал головой. - "Фармацит" - солидное предприятие, а не какая-то кустарная артель. Не допускаю мысли, чтобы там не заметили, что у них под носом процветает рэкет. - По-моему, они заметили. Но "Фармациту" тоже есть что скрывать, и целая банда добровольных вышибал пришлась там как нельзя кстати. Другие фирмы тратят немалые средства на охрану, а эти парни по собственной инициативе отшивают не в меру любопытных. - А Дюамель? - задал вопрос шеф. Альбер пожал плечами. - Дюамеля пока оставим в покое. Займемся для начала Жаком Фремоном. Он вышел из заключения и занял место Пепе. - Фремон его убил? - В деле есть справка о том, что одно время он работал в цирке силачом. Надо будет проверить, но, по- моему, именно в цирке он свел знакомство с Риве. Тот был довольно хорошим гонщиком, когда его выгнали из профи. Кроме как крутить педали, ничего другого он делать не умел. Вы бы на его месте чем занялись? - Ну... пожалуй, стал бы тренером. - Полно, шеф, ведь я подчеркиваю - на его месте. Парень необразованный, тренерского диплома у него нет, и из спорта его вышибли за то, что не только сам он прибегал к допингу, но за деньги снабжал стимуляторами других. Разве такого возьмут куда бы то ни было тренером? - Я лично занялся бы ремонтом велосипедов, - вмешался Бришо. До сих пор он сидел тихо, на его тонкое, интеллигентное лицо падала тень от вешалки. - Он ничего не смыслил в технике, и начального капитала на мастерскую у него тоже не было. - Лелак с самодовольным видом раскачивался на стуле. - И по-моему, он поступил в цирк велосипедистом- эксцентриком. - Интуиция? - подозрительно уточнил Корентэн. - Пожалуй, - признался Альбер. - Но ведь это легко проверить. - В таких случаях Корентэн ледяным тоном заявлял, что тогда, мол, пусть и проверит. И Альбер тотчас продолжил свою речь, дабы шеф не успел вставить замечание. - Впрочем, не в этом суть. Наверняка они с Фремоном были знакомы раньше. Друзья детства, школьные товарищи, соседи или сокамерники. - Риве не был в заключении. - Но Фремона он знал, наверняка знал, иначе бы... - Он закрыл глаза и еще раз прикинул в уме. - Да, я почти убежден, что убийство Пепе - дело рук Риве. Пеперелли был бандит ловкий хоть куда, так что лишь кто-то из близких приятелей мог в его собственной квартире подобраться к нему сзади с удавкой в руках. Подозрение у меня зародилось, когда Риве, как ненормальный, вздумал спасаться от меня бегством. Я объяснил его поведение тем, что под воздействием экспериментального препарата у него возникли галлюцинации. Но все обстояло не так. Та дрянь, которую его заставили принять, могла вызвать как максимум лишь подавленное состояние. Скажем, у него не хватило бы пороху открыть дверь и спросить чего мне надо. Будь он в здравом уме и трезвой памяти, он наверняка так бы и поступил. Не стал бы увиливать от разговора, а, напротив, постарался бы отвести от себя подозрения. Ведь он был уверен, что никто не видел его у Пепе и что он не оставил после себя никаких улик. Однако под воздействием инъекции психические реакции его изменились. Он совершает убийство, и вскоре после этого к нему является полиция. Риве впадает в панику и убегает. В таком виде картина становится яснее. - Но Пепе был его приятелем. Альбер презрительно скривил рот. - С тех пор как я служу в полиции, мне почти не доводилось встречать убийц, которые бы расправлялись с людьми чужими, незнакомыми, разве что случайно, в беспорядочной перестрелке или при разбойном нападении. Иногда, конечно, попадаются маньяки. Но люди редко убивают даже своих недругов. Убивают жен, мужей, собутыльников, благодетелей, опекунов... своих начальников. Кто знает, какие это были "приятельские отношения". Наверняка Пепе терроризировал его точно так же, как и всех остальных. Тем более что Риве был свой в доску, и с ним можно было не церемониться. - А Фремон? - Откуда мне знать? Каким-то образом ему удалось подцепить Риве на крючок. Возможно, эти двое действительно были близкими приятелями. Не исключено, что Фремон посулил Риве оставлять больше денег. Не все ли равно? Детали прояснятся мгновенно, как только мы допросим Фремона. По-моему, они условились, что квадрат- ноголовый возьмет на себя роль Пепе. Не думаю, чтобы этот тип боялся Пепе, но если бы они прикончили его ножом или забили насмерть, подозрение легко могло бы пасть на них. А повесив его, они надеялись выдать смерть за самоубийство, и даже если бы возникли- сомнения, то все равно это не походило на почерк Фремона. И поскольку именно к Фремону переходили все делишки Пепе, то в первую очередь мы заподозрили бы его. А при таком раскладе Риве преспокойно отправился в берлогу Пепе, выждал, пока тот повернется к нему спиной, и накинул ему на шею петлю. До тех пор он держал удавку в сумке или прятал под курткой... Уперся ступней в спину Пепе, дернул за конец веревки - и дело с концом. - А Дюамель? Альбер, погруженный в свои думы, молчал. - Нам известно, что он имел разговор с Риве, - продолжал Корентэн. - Дюамель знал, что в результате лабораторных опытов Параж поплатился жизнью, а возможно, были и другие жертвы. Заманчивая тема для репортера. - Вопрос в том, можно ли выдвинуть обвинение против "Фармацита", - вмешался Шарль. Корентэн задумчиво выбивал трубку в пепельницу. Альбер встал. - Прошу прощения, но мне нужно... - Ступай, - к его удивлению, тотчас отозвался Корентэн. - Ты хорошо проделал работу, но теперь я беру дело в свои руки. Необходимо мое вмешательство. - Но... - Следует действовать крайне осторожно. Если твои предположения верны и "Фармацит" своими экспериментами одного за другим отправляет людей к праотцам, тут дело очень серьезное. Нельзя допустить, чтобы они ускользнули от наказания из-за какого- нибудь чисто формального упущения. - Слушаюсь, шеф. - Натянув на себя отвратительно мокрую куртку, Альбер кивнул Шарлю и вышел из кабинета, Разумеется, Корентэн прав. Об афере "Фармацита" раструбят все газеты. Альбер сбежал по лестнице, пронесся через обшарпанный боковой коридор и выскочил к автостоянке. Доставив Фремона, он занял место на стоянке для служебных машин, в каких-то двадцати метрах от входа. На сегодня хватит мокнуть под дождем. Альбер бегом помчался к машине. Запустил мотор и включил отопление. Вырулив на набережную, рявкнул клаксоном и вклинился в поток машин по направлению к мосту Сен-Мишель. Время было послеобеденное, однако уже смеркалось, и на бульваре зажглась цепочка фонарей. Впереди длинной, двойной полоской змеились красноватые огоньки стоп-сигналов, мимо с включенными фарами медленно двигался встречный поток, по сторонам мелькали огни реклам и витрины, а тротуары заполонили толпы людей в плащах ярких расцветок. Похоже, весь Париж неожиданно собрался на этом узком отрезке. Послышался нарастающий треск: двое совсем зеленых юнцов в кожаных куртках, маневрируя среди еле ползущих машин, пронеслись на мощном японском мотоцикле. Они едва не задели его "рено", и Альбер нервно вздрогнул. Следует быть благодарным Корентэну. Он забирает у него дело как раз на том этапе, когда начинается самая противная работа. Теперь предстоит вести допросы и составлять протоколы строго по форме, а не просто беседовать с подозреваемыми, как он привык. Теперь необходимы консультации с многоопытным прокурором относительно того, как перехитрить не менее многоопытных адвокатов "Фармацита". Теперь наступил черед проверок, уточнений, составления деловых бумаг, подтвержденных начальственной подписью и заверенных печатями. Пусть упивается этой работой Корентэн. Пусть о нем пишут газеты, ему это нужно. Альбер Лелак не играет на повышение, ему нужно, чтобы его оставили в покое и дали возможность делать свое дело. Черт побери! Не без доли коварства он газанул, чтобы сосед по ряду не смог вырваться вперед, и со скучающим видом отвернулся, когда водитель погрозил ему кулаком. Альбер не знал, как бы в аналогичной ситуации поступил Буасси; у него этот короткий отрезок пути занял полчаса. Места для стоянки он, конечно, не нашел и поставил машину у первого же запретительного знака, метрах в ста от скромного входа в ресторанчик с провансальской кухней. Он всего лишь третий раз здесь, а такое впечатление, будто наведывается сюда годами. Справа гардероб, в дверях долговязый, курчавый официант, жестом указывающий на столики в боковых кабинках, за стойкой бара миловидная блондинка, по стенам пейзажи Прованса минувшего века. Луизы еще не было. Альбер сел за их обычный столик. - Пардон, мосье. - Подошел официант. - Я должен привести стол в порядок. - Приводите. Альбер не стал пересаживаться. Подперев лоб ладонями, он погрузился в размышления. Легкая рука коснулась его плеча. Он вскинул голову. На Луизе был новехонький красный плащ. Альбер встал и помог ей повесить одежду. Красная косынка, красные резиновые сапожки. Кожаные брюки, рубашка со множеством карманов. И косметики больше обычного. Они сели за столик, и в то же мгновение появились официанты, которые до сих пор не обращали на Альбера ни малейшего внимания. Луиза заказала коньяк, Альбер - кофе. - Едой займемся потом, - добавил он безо всякой нужды. Наконец они остались наедине. - Мне очень жаль, что так вышло. - Мне тоже. - Я думал, что нравлюсь вам, и... словом, что вы не будете против. Луиза печально улыбнулась. - Я и не была бы против, веди вы себя так, как прежде. Сердечно и учтиво. Сдержанно и вместе с тем по-мужски. - Хм... - Альбер и не подозревал, что способен вести себя сдержанно и вместе с тем по-мужски. - Если бы вы тогда взяли меня за руку, медленно привлекли к себе, приласкали, обняли... Но нет! - Луиза стукнула кулачком по столу. - Набросились на меня, как необузданный зверь. - Видите ли, я ведь не записной волокита. Да и никогда им не был. Словом... я думал, что завоевывать успех у женщин тоже можно научиться, как, скажем, вождению ав