аполнял декларацию о доходах? По крайней мере до той поры. - Он покачал головой. - Нет, у меня к этим гадам ни капли уважения, потому что они сами же и нарушают законы. Так или иначе, но мы сколотили организацию и целых тринадцать лет дела шли отлично. А потом сухой закон отменили, и нам пришлось круто, надо было перестраиваться. Когда Солк* создал свою вакцину, все эти калеки-попрошайки жутко переполошились - как же, ведь теперь никто не поверит в их байки про перенесенный в детстве полиомиелит - и принялись быстренько придумывать себе другие болезни. То же самое было и у нас. Представь, выпивка снова разрешена и больше никаких прибылей не приносит. Тогда мы переключились на другие вещи - ведь есть еще и наркотики, и игорный бизнес, и шлюхи... Но лучше всего заниматься азартными играми, это самое безопасное. Два других направления - наркотики и проституция - куда хуже, потому что люди, с которыми приходится иметь дело, ненадежны по своей природе. Понимаешь? * Джонас Эдвард Солк (р. 1914) - американский бактериолог, создавший вакцину против полиомиелита. Я кивнул, и он, приложившись к бокалу, продолжал: - Конечно, есть еще и профсоюзы. Тогда там всем заправлял Лепке - всем, начиная от штрейкбрехеров и кончая торговыми ассоциациями и профсоюзными боссами. Но в сорок четвертом его прихлопнул Дэйви. Через четыре года после того, как меня посадили. Честно говоря, я всегда думал, что Лепке его переиграет. Он ведь задал Анастасии больше работы, чем ты себе можешь представить. Списки из пятнадцати, а то и двадцати имен за один раз. Но вскоре события приняли такой оборот, что он только и занимался тем, что подсовывал Анастасии списки людей, которых должна была убрать его группа. Видишь ли, профсоюзы - дело тонкое. Странно, но это единственная область нелегального бизнеса, где все опирается на закон: в них нет ничего незаконного, в отличие от азартных игр и проституции. Здесь нельзя действовать нахрапом. Единственная область, где надо выглядеть законопослушным гражданином и решать все проблемы без стрельбы и кулаков хотя бы потому, что ты там работаешь. - Но какое отношение все это имеет ко мне? Кэпп засмеялся, мотая головой. - Будь я проклят, парень, эта твоя "Палата лордов" здорово бьет по мозгам, прямо чувствую, как она в кровь впитывается... Просто я хотел ввести тебя в курс дела. Как в тридцать третьем сухой закон отменили, так все и начало разваливаться. Все бросились искать новые способы заработать - и пошла грызня... борьба за территорию - кому что достанется. Этот Дэйви здорово осложнил всем жизнь. Да еще федеральное правительство с этим поганым налогом на прибыль. Тогда многие из нас сошли с круга - кто-то умер, кто-то загремел за решетку, а кое-кто вообще отошел от дел. И тут появились люди нового типа. Бизнесмены, понимаешь? Респектабельные. Никакой тебе пальбы, кровавых бань, разборок, вот чего они хотели. Просто обыкновенный бизнес - платишь деньги, никто тебя не трогает, все спокойно занимаются своими делами, и никаких проблем. И все притихли. Об этом много писали в сороковых годах. И тут раз! - несколько лет назад в Аппалачине собирается сходка. Я читал в газетах - все были потрясены. Как будто никто не догадывался, что организация еще существует. Правда, теперь она называется синдикатом, и публика решила, что все несерьезно, понимаешь? А тут какой-то тип, который владеет заводом по производству прохладительных напитков, вдруг собирает у себя дома шестьдесят пять человек, и все словно с ума посходили. - Этот Аппалачин совсем рядом с Бингхэмптоном, - сказал я. - Мне тогда было лет восемнадцать, и мы с ребятами ездили на машинах посмотреть на дом Барбары. Кажется, там все и было? Кэпп снова рассмеялся. - Теперь ты меня понял? Господи боже мой, зеваки! Люди больше не верят в это. Было время - да хотя бы в тех же тридцатых, - когда народ держался от таких мест подальше, потому что боялся, что дело может кончиться стрельбой. А теперь столько лет все тихо и пристойно, что уже даже дети ездят поглазеть на этот дом. - Он грустно покачал головой. - Просто не верится. Да, а ведь было время, когда стоило кому-нибудь только шепнуть, что в городе появились, скажем, ребята Дженны, как мирные граждане запирались на все замки и заползали под кровати. А когда в пятьдесят седьмом шлепнули Анастасию, тоже никто не поверил. В "Дэйли ньюс" была фотография, где он лежит на полу парикмахерской с пятью дырками в груди, но стоило произнести слово "гангстер", и все вспоминали только тридцатые. - Ко мне это не относится. Они убили моего... отца. - Да это обыкновенный наемный убийца. Ты никогда его не найдешь. - Ошибаетесь, уже нашел. Он был одним из тех двоих в "крайслере". - Тот, в кого ты попал, или водитель? - Тот, в которого я попал. Он захохотал, откинувшись на спинку стула. - Молодчина. Клянусь богом, в тебе много от Эдди Кэппа. - Да. Мы остановились на пятьдесят седьмом году. - Подожди. - Кэпп заказал еще виски и, сделав солидный глоток, сказал: - За последние несколько лет вернулся кое-кто из старой гвардии. Одних выпустили, другие приехали из-за границы, и так далее. А эти скользкие типы из новых им и говорят: "Знаешь, папаша, мы ведь теперь обходимся без пистолетов. Нам хватает телефонов. Почему бы тебе не заняться чем-нибудь более подходящим, например, написанием мемуаров для комиксов?" И они ничего не могут поделать. В свое время они сами создали эту организацию, а теперь их посылают куда подальше. Они пытаются что-то предпринять, и тут же появляются адвокаты и продажные фараоны. Сейчас уже никто не бросает гранат в окна гостиной, есть куча законных способов приструнить кого надо. Типичные бизнесмены, понимаешь? Иногда, конечно, появляются люди типа Альберта Анастасии, но он не захотел перестраиваться, и его тут же пришили. Или как вышло с твоим отцом. Но сейчас такое редко случается. "Хорошая пресса" - кажется, сейчас это так называется. Хорошая пресса, хорошие связи с общественностью - короче говоря, все тихо и пристойно. - Мы все еще не добрались до меня. - А ты, парень, мой самый настоящий туз в рукаве. Я ведь уже говорил - семья. Мы соберем вокруг себя всех стариков, которые сейчас болтаются не у дел и которых такое положение не устраивает. Но они ничего не могут. Среди них нет никого, кто бы мог стать боссом, вот что их останавливает. Они встречались, переписывались, обсуждали и в конце концов выбрали человека, который способен принять на себя всю ответственность. Меня. Кэпп залпом допил виски и криво усмехнулся. - Да, я вошел во вкус... Так вот, я не хотел этим заниматься, а собирался уехать во Флориду вместе с Дот. Или без нее, черт бы ее побрал. Но ты - символ. В сороковом году я был готов сделать свой ход. Речь шла не просто о Нью-Йорке, я хотел заграбастать половину восточного побережья от Бостона до Балтимора. Надо было заняться этим лет на девять раньше, но я опоздал. Зато теперь у меня есть все. У меня есть поддержка. Черт, да в то время я сам был представителем нового поколения. И в этот момент меня сцапало это проклятое федеральное правительство! Уклонение от уплаты налогов, видите ли! И я сказал кое-кому из ребят: "Когда я выйду, весь пирог - мой". А они мне говорят: "Эдди, двадцать пять лет - это чертовски долго. Когда ты выйдешь, тебе будет шестьдесят четыре". А я ответил: "Они еще вспомнят Эдди Кэппа. И вы тоже вспомните". Они мне: "Конечно, Эдди, кто спорит" но ведь ты будешь стариком. Кто за тобой пойдет? А я сказал: "Эдит Келли родила мне сына. Когда я выйду, он уже подрастет и встанет на мою сторону". Так я и сказал. - Он небрежно кивнул, глядя на дно бокала. Я махнул официанту, и тот забрал пустой бокал. Кэпп посмотрел ему вслед и тихо произнес: - Как, по-твоему, на них это подействует? Семья. Символ, черт возьми, вот кто ты для них, мой мальчик. Символ. Эдди Кэпп внес струю свежей крови. Эдди Кэпп и его сын. Вот почему я им нужен. У них будет символ, который свяжет их вместе. - Когда отец приехал в Нью-Йорк, чтобы встретить меня, его, наверное, кто-то узнал. - Конечно. Прошло двадцать два года, ну и что с того? Перед тем как меня упекли в Даннемору, я посоветовал Уиллу уехать из Нью-Йорка и не возвращаться. Он понял, что я говорю серьезно, и послушался. Он не знал почему, да и не надо было ему этого знать. - Он не знал, что я ваш сын? Кэпп с усмешкой покачал головой. - Он знал только, что ты не его ребенок. Я поспешно глотнул виски, вспомнив, какие были глаза у отца за секунду до того, как он рухнул мне на колени. - Он даже не знал, за что его убили. Господи, какой кошмар. - Я махнул официанту и почувствовал, что руки меня плохо слушаются. - Он никогда мне ничего не говорил. Я был его сыном. Когда мать умерла, он меня вырастил. Меня и Билла, не делая между нами никаких различий. Я замолчал, потому что чувствовал - еще чуть-чуть, и расплачусь. Когда официант принес виски, я одним глотком осушил свой бокал и попросил еще. - Они знали, что я скоро выхожу, - Кэпп насмешливо прищурился. - А увидев Уилла Келли в городе, запаниковали по-настоящему. И решили, что пора избавиться от Келли и его сыновей. Они не могли рисковать и оставлять в живых символ, который столько значит. - Он кивнул. - А это до сих пор значит многое. Я передал ему зажженную сигарету и закурил сам. Подошел официант с нашим заказом. Держа сигарету в правой руке, Кэпп левой взял бокал и вдруг, вскрикнув, уронил его на стол. Лицо его резко осунулось и побледнело. - Господи, - простонал он, - я совсем забыл про руку. - Дайте взглянуть. Рука посинела и распухла, а опухоль стала совсем лиловой. - Черт с ним, потом доскажете. Вам надо к врачу. - Я же ничего не чувствовал, - удивленно сказал он. - Пока не взял бокал. Официант с раздраженным видом вытирал салфеткой залитую виски клетчатую скатерть. Мы расплатились, вышли в вестибюль и узнали у портье адрес ближайшего врача и как туда добраться. Оказалось, что это совсем рядом, на той же улице. Осмотрев руку Кэппа, врач сразу вскрыл опухоль, чтобы остановить внутреннее кровоизлияние, и забинтовал ее, предупредив, что он сможет владеть ею полностью только через пару недель. Все это время каждый день надо менять повязку и первые три-четыре дня ежедневно показываться врачу. Поскольку Кэпп все еще хромал, доктор осмотрел и его колено и сказал, что ничего серьезного, обыкновенный синяк. Кэпп объяснил, что налетел на кресло, а поскольку от нас обоих разило спиртным, доктор прекратил дальнейшие расспросы. Мы вернулись в отель и поднялись в номер. Билл лежал на кровати, сжимая "люгер" в правой руке. Его лицо было залито кровью, вытекшей из пулевого отверстия в центре лба. ГЛАВА 18 Расследование проводили трое полицейских. Один был местный детектив в штатском, этакий полусонный шут, непрерывно жевавший табак; второй, похожий на хорька, страдающего манией величия, оказался представителем окружной прокуратуры. Третий был из полиции штата - седой человек с восточным разрезом глаз. Я сказал, что два месяца назад жена Билла погибла в автомобильной катастрофе, а еще месяц спустя убили нашего отца, и с тех пор он постоянно находился в депрессии. "Люгер" хранился у него уже несколько лет, но я и не подозревал, что он захватил его с собой в поездку. Мы решили совершить путешествие по штату, чтобы попытаться отвлечься от переживаний, но состояние Билла становилось все более подавленным, и вот... он покончил с собой. Местный фараон принял мою версию целиком, не задавая вопросов Типу из прокуратуры пришлась бы по вкусу история покруче, но ему было лень копаться в этом деле. Детектив из полиции штата не поверил ни единому слову, но, скорее всего, он приехал лишь затем, чтобы занести описание моей внешности в картотеку. В конце концов следствие пришло к выводу, что это самоубийство. С моей точки зрения это была жалкая пародия на следствие, не говоря уже о том, что Билл никогда бы не застрелился. До этого он бы просто не додумался. Местный блюститель закона вызвал местного гробовщика, который вполне мог быть его братом или свояком. Увидев меня, тот потер руки - мы оба знали, что он обдерет меня как липку, и я ничего не смогу с этим поделать. В четверг вечером я вышел из отеля и надрался. Сначала я допоздна шатался по барам, а потом непонятно как оказался у авиабазы и затеял драку со штабным сержантом. Тут откуда ни возьмись появился тот самый детектив из полиции штата, затолкал меня в свой серый "форд" и отвез назад в отель. Перед тем как я вышел из машины, он сказал: - Не вздумай делать того же, что твой брат. - И что же он, по-твоему, сделал, умник ты этакий? - Точно не знаю, но, что бы это ни было, считай, что тебя предупредили. - Пошел ты к черту! - Я с силой хлопнул дверцей и ушел. Больше я его не видел - если у него и были какие-то подозрения на мой счет, то либо они не оправдались, либо он сдался. Запершись в номере, я лег в постель и долгое время не мог сообразить, что здесь не так, а потом догадался: я не слышу, как на соседней кровати дышит Билл. Я прислушался. Точно, не дышит. Бедный старина Билл. Однажды мне попался сборник рассказов писателя фантаста Фредерика Брауна. В одном из них он цитирует сказку о крестьянине, который идет домой через страшный лес и говорит себе: "Я хороший человек и никому не сделал ничего плохого. Если дьяволы могут причинить мне вред, то в мире нет никакой справедливости". И тут хриплый голос у него за спиной произносит: "А ее никогда и не было". Писатель не указал, как звали того крестьянина, но я уверен, что его звали Билл. Жаль, что я не мог поговорить с Кэппом, но мы с ним решили, что, пока от меня не отвяжется полиция, нам следует держаться подальше друг от друга. Его присутствие только осложнило бы обстановку, поэтому я сказал, что был один, когда нашел Билла. Я встал, включил свет и вышел на улицу, но все бары в Платтсбурге были уже закрыты. Тогда я вернулся в номер и, погасив свет, закурил и сел на кровать. Каждый раз, когда я затягивался, комната озарялась тусклым красноватым светом, и казалось, что покрывала на соседней кровати тихонько шевелятся. Докурив сигарету, я снова включил свет и лег спать. В пятницу днем из Бингхэмптона приехал дядя Генри, и мы крупно повздорили. Он настаивал на том, что тело Билла надо отправить домой, а я хотел похоронить его здесь и как можно скорее. Билла больше не было, от него остался только безжизненный кусок мяса В конце концов последнее слово осталось за мной, поскольку я взялся оплатить похороны. Потом у меня вышла стычка с пастором по фамилии Уоррен, который утверждал, что раз Билл покончил жизнь самоубийством, то не может быть похоронен на освященной земле. - Святой отец, полицейские в вашем городе полные идиоты. Билл не убивал себя. - Простите, но официальная версия... - Вы когда-нибудь слышали о конституции? - перебил я. - Церковь отделена от государства. - Потом я добавил еще кое-что, и он на меня страшно разозлился. Дядя Генри был поражен, и, когда пастор ушел, сказал: - Пойми, у церкви свое отношение к самоубийству, и это - Если вы еще хоть слово скажете о самоубийстве, я запихну вам в глотку распятие. - Если бы только был жив твой отец... - И так далее. В субботу шестеро могильщиков вынесли гроб с телом Билла из похоронного бюро, не останавливаясь у церкви, перевезли его на зеленый холм с видом на озеро Шамплейн и положили в могилу, которую священник не окропил святой водой. Придется моему брату обойтись дождем, посланным господом. Мы с дядей были единственными на похоронах, кто знал Билла при жизни. К нам подошел хозяин похоронного бюро и поинтересовался, не желаем ли мы, чтобы он произнес небольшую прощальную речь? До этого момента я и не подозревал, что у человека может быть столь вопиющее отсутствие такта. Я холодно посмотрел на этого наглеца и сказал: - Нет, ни за что. После похорон я поставил машину Билла в платный гараж и договорился об обслуживании. Теперь она была моей, но я не имел права ее водить, пока она не была перерегистрирована на мое имя, что, впрочем, не должно было занять много времени. Никто не имеет права разъезжать на машине, зарегистрированной на имя умершего. Дядя Генри вернулся в отель вместе со мной. - Когда собираешься домой? - В Бингхэмптон? У меня там больше нет дома. - Если хочешь, живи у нас. Твоя тетушка Агата будет очень рада. - Я сейчас вернусь, - сказал я, заперся в ванной и заплакал как ребенок. Мне и хотелось вновь стать маленьким. Пол ванной был выложен мелкими шестиугольными кафельными плитками. Я посчитал плитки, чтобы успокоиться, немного погодя встал, умылся и вышел. Дядя Генри, стоя у окна, дымил сигарой. - Простите, - сказал я. - Я был не в духе. Спасибо вам, что приехали. - Тебе пришлось нелегко. - Наверное, пока что мне не стоит возвращаться в Бингхэмптон. - Ты сам себе хозяин, Рэй. Но знай, что мы всегда будем рады тебя видеть. - Спасибо. Мы замолчали. Он явно хотел что-то сказать, но не знал, с чего начать. Я ничем не мог ему помочь, поскольку не представлял, чего он хочет. Наконец он откашлялся и спросил: - Как быть с Бетси? - С кем? - С дочкой Билла. Она живет у нас. - Господи, я совсем про нее забыл. - Мы хотим ее удочерить. - Он помолчал, но я не знал, что сказать на это. - Ты не возражаешь? - Конечно, нет. А почему вы спрашиваете? - Но ведь ты же ее дядя. Ее ближайший родственник. - Я никогда ее не видел. К тому же, у меня ничего нет - ни дома, ни денег. - Тогда я начну оформлять документы. Возможно, тебе придется кое-что подписать, точно не знаю. Как мне тебя найти? - Я напишу, когда устроюсь. - Хорошо. - Он снова откашлялся. - Наверное, мне пора. Не хотелось бы ехать поздно ночью. Я проводил его до машины. - Да, и вот что еще, - сказал он. - Дом Билла... - О, господи боже мой, только не сейчас! Давайте как-нибудь в другой раз. Оставьте меня в покое! - Да, конечно, ты прав. Обязательно пришли мне свой адрес, а я пока обо всем позабочусь. Он уехал, а я отправился в ближайший винный магазин и попросил две бутылки "Старого мистера Бостона", лишь потом вспомнив, что вторую покупаю по привычке для Билла. Все же я взял обе, вернулся в отель, сел по-турецки на кровать, закурил сигарету и задумался. Через некоторое время я почувствовал себя легче. Как раз настолько, что мог снова обращать внимание на свои мысли. За окном постепенно темнело, а я с трудом пытался нащупать какое-то окончательное решение. В начале десятого в дверь постучал Кэпп. - Твой дядя уехал? - Да, сегодня днем. - Я наблюдал за отелем. За тобой никто не следит. Наверное, их устроила версия о самоубийстве. - А вас? - Чушь собачья! Конечно, нет. Как и тебя Если это сделал профессионал, то нынче они стали работать куда более небрежно, чем в мое время. - Я знаю. Он ткнул пальцем себе в лоб. - Пуля вошла не под тем углом. Понимаешь, что я имею в виду? Я сразу это просек. Слишком высоко. - Вы правы. - Что ты пьешь? Я принес "Палату лордов" - Под мышкой Кэпп сжимал коричневый пакет и теперь, вытащив оттуда бутылку, протянул ее мне - Будешь? - Нет, я уж лучше свою. Я снова сел на кровать, а он в кресло в углу комнаты. - Ну что, Рэй, поговорим? - Да, наверное, стоит. - До того как мы нашли Билла мертвым, я собирался задать тебе вопрос. Ты сам знаешь какой. - Думаю, да. - Рэй, я хочу сделать свой ход. Как только я подыщу себе базу, я собираюсь кое-кому позвонить и сказать, что они могут на меня рассчитывать. И первое, о чем меня спросят, будет: "Твой сын с тобой?" Что мне им ответить? Я промолчал, рассматривая этикетку на бутылке. То, что я пил, было семидесяти градусной крепости. Кэпп немного подождал, а потом быстро заговорил, словно пытался опередить меня, если я все-таки решу отказаться - Слушай, Рэй, я тебе объясню создавшееся положение. Это все равно случится, либо так, либо этак. Сейчас люди возвращаются и выбирают, на чью сторону встать. Что бы ты ни сказал, твое "да" или "нет" не будет иметь решающего значения, понимаешь? Это все равно произойдет. - Он наставил на меня палец. - Есть только одно отличие, если ты скажешь "нет". Только одно. Эдди Кэпп не будет заправлять делами в организации. Не знаю, кто это будет, но только не Эдди Кэпп. А я, как и планировал раньше, заберу свою сестру и уеду во Флориду. - Я слышал, что там неплохо. - Это и есть твой ответ? - нахмурился он. - Пока еще не знаю. Продолжайте говорить. - Хорошо. Ты мне нужен. То есть я хочу сказать, не только для этого, понимаешь? Черт возьми, ведь ты же мой сын. Раньше я никогда не думал о тебе с этой точки зрения, но потом меня как будто осенило. Когда меня посадили, ты был... ну, понимаешь, маленьким комочком в колыбели. Да я и видел-то тебя всего три-четыре раза. Ты тогда был никем, понимаешь? - Но теперь ваше сердце наполнилось отцовскими чувствами. - Да. А стакан мой, наоборот, опустел. - Он подлил себе виски из своей бутылки. - Я и не надеюсь, что ты почувствуешь то же самое по отношению ко мне. Черт возьми, сам знаю, что отец из меня никакой. Но, клянусь богом, эта мысль меня потрясла. То, что ты мой сын, понимаешь? - Да, понимаю. Забудьте, что я вам тогда говорил, я и не собирался перед вами выпендриваться. - Ну, конечно, черт возьми. Но, видишь ли, существуют две причины, по которым я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Во-первых, потому что ты мой сын, тут все ясно. И, во-вторых, если ты будешь со мной, я смогу сделать свой ход. Поверь мне, Рэй, из этой нью-йоркской операции можно извлечь огромную прибыль. Особенно в наше время. Я жестом остановил его. - Секунду. Вот что я вам скажу, для меня это не имеет значения, мне на это абсолютно наплевать. Плевать я хотел на какую-то там нью-йоркскую мафию. Если вы встанете во главе организации, я не собираюсь становиться вашим наследником. - Если ты так считаешь... - Да, считаю. Еще какие-нибудь доводы у вас есть? - Все зависит от того, что ты собираешься делать дальше. - В каком смысле? - Ты все еще хочешь отомстить за Уилла? Если да, то ты должен держаться меня. Потому что мы выступим против одних и тех же людей. - Он одним глотком отпил полстакана. - Все зависит от того, хочешь ты этого или нет. - Хочу. - Потянувшись к столику, я взял свою бутылку. Стакан мне был не нужен, и я бросил его на кровать Билла. Потягивая из горлышка, я начал говорить, не сводя взгляда с Кэппа. - Я уже об этом думал. Прямо здесь, когда уехал дядя. Пытался решить, что мне с собой делать. Хотите знать, до чего я додумался? - Конечно, хочу, ясное дело. В смысле, именно этого я и хочу, понимаешь? - А придумал я вот что. Начнем с того, что у каждого человека должен быть либо свой дом, либо цель в жизни. Вы понимаете? Либо место, где жить, либо занятие по душе. Если у него нет ни того, ни другого, он просто начинает медленно сходить с ума. Или теряет уважение к себе, как какой-нибудь бродяга. Или спивается, или кончает жизнь самоубийством, или еще что-то вроде этого, неважно. Главное то, что он должен иметь хотя бы одно из того, что я перечислил. - Хорошо, я все понял, - перебил меня Кэпп. - У меня было то же самое, когда я решил жить с сестрой. Если у меня не было цели в жизни, то должен был быть хотя бы свой дом. Я тебя отлично понимаю. - Это хорошо. Теперь возьмем меня - я был просто пацаном, только и всего. У меня всегда был родной дом. Даже когда я служил в Германии, то всегда знал, что у меня есть дом в Бингхэмптоне на Бербанк-авеню, где живет мой отец. А потом его убили, и теперь у меня больше нет дома. Но вместо этого у меня появилась цель. Отомстить. Разделаться с убийцей моего отца. Вполне достойная цель, верно? - Еще бы. - Я тоже так думал. И тут появляетесь вы и говорите, что мой отец - это не мой отец. Что же получается, отомстить за приемного отца - это то же самое, что и за родного? Нет, не то же самое. - А как же твой брат? - Мой единоутробный брат. Подождите, я хочу показать вам ход моих рассуждений. В настоящее время я плыву по течению. У меня нет ни дома, ни семьи, только жалкое подобие цели. Чтобы продолжать мстить за отца, который мне не отец. Отомстить за невестку, которую ни разу в жизни не видел. Защитить племянницу, до которой мне нет дела. Помочь вам совершить этот дворцовый переворот, от которого я ничего не выиграю. Даже за глаз мне не рассчитаться, потому что его уже не вернуть. Спасти свою жизнь, которая ничего не стоит, поскольку лишена всякого смысла? Отомстить за своего сводного брата, единственного человека на свете, с которым у нас была общая кровь? - Ну ладно, и что же в этом плохого? - В том, чтобы отомстить за Билла? Мне этого недостаточно. Это не может быть целью жизни. - Я приложился к бутылке и достал сигарету. - Во всем этом есть только одна цель, ради которой стоит постараться. Да и то она ведет в тупик. Кэпп заерзал в кресле. - И что это? - Где-то в Нью-Йорке живет человек, который указал на меня пальцем и сказал: "Отберите дом у Рэя Келли". Разумеется, это сделали другие, но они всего лишь как бы продолжение этого пальца. А я хочу оттяпать его напрочь! Не потому, что его хозяин приказал убить моего приемного отца, сводного брата и его жену. И не потому, что он лишил меня дома. Просто он не оставил мне другого выбора, кроме как убить его. Кэпп нервно засмеялся. - Согласись, Рэй, ведь мы вернулись к тому, с чего начали, верно? - Убить человека, который уничтожил того Рэя Келли, каким бы я мог стать? Нет, Кэпп, это не то же самое. Он допил виски и налил себе еще. - Какого черта, Рэй?! Чтобы ты там ни говорил, но ты против тех же людей, что и я. Против тех, кто руководит нью-йоркской организацией. Правда, по другой причине. Ну и подумай сам, стоит ли бороться с ними в одиночку? - У меня на это личные причины. - Но мы можем объединиться. Я помогаю тебе, ты - мне. - Что ж, прекрасно. Как зовут человека, который отдал приказ? - Что? - Как зовут человека, который приказал убить Уилла Келли? - Откуда я знаю, черт возьми? - Кэпп, вы хотите получить корону. В таком случае вы должны знать, у кого она сейчас. - Ну да, как же! Ты хоть представляешь, что это за организация? Это может быть любой из полудюжины шишек. Я же не знаю, кто именно. - Тогда, Кэпп, я предлагаю вам честный обмен. Я даю вам две недели, а вы называете мне имя. Думаю, этого времени вам хватит с лихвой. Люди, которых вы хотите склонить на свою сторону, сначала пожелают посмотреть на меня, но не более того. Как только вы организуетесь, они будут слишком заняты, чтобы задумываться о том, куда я делся. - Ты серьезно? Значит, ты останешься, пока мы не уладим наши дела? - Я останусь только на две недели. До... какое сегодня число? Так, в четверг было пятнадцатое, - стало быть, сегодня семнадцатое. В сентябре тридцать дней... Ладно, я ухожу в субботу, первого октября. - Но до этого будешь делать вид, что ты со мной, так? - Да. - Что ты мой сын и наследник, так? Чтобы эти парни не сомневались, что, когда я сыграю в ящик, на трон сядешь ты, так? - Да, буду делать вид. А от вас требуется только назвать мне имя. - Назову. К первому октября я узнаю, кто из шишек приказал убить Уилла. - Мы так не договаривались, Кэпп. Он вскочил, со стуком поставил пустой стакан на комод. - Черт побери, я же не знаю, кто из них это сделал! Да пойми ты, Рэй, я знаю только, что это был один из шести или семи человек. Я мог бы назвать тебе любое имя, и ты бы купился на это, как миленький, сам ведь знаешь. Но сейчас я даже не представляю, кто это был, и стараюсь играть по-честному. Я сам хочу, чтобы ты его пристрелил! Это же мне только на пользу, понимаешь? - Ну хорошо, я вам верю. - К тому времени, когда ты захочешь уйти, я точно буду знать его имя. Даю слово. - Хорошо. - Тогда пожмем друг другу руки. Я выполнил его просьбу, а когда он ушел, допил вторую бутылку. ГЛАВА 19 В понедельник днем мы уехали из Платтсбурга, но еще в пятницу Кэпп перевел в местный банк кучу денег из Нью-Йорка и Джерси и тут же снял их со счета. Утром в понедельник мы зашли в местное отделение магазина "Кадиллак" - "олдсмобиль" - "бьюик", и Кэпп купил "кадиллак" прямо из демонстрационного зала, заплатив наличными. Вести пришлось мне, потому что у него не было водительских прав. Я все больше начинал привыкать управлять машиной с одним глазом и постепенно приспособился нажимать на педаль акселератора правой ногой. Из Платтсбурга мы направились на юг, к Лейк-Джорджу, где Кэпп снял дом на восточном берегу озера. Он сказал, что дома с южной и западной сторон ему не нравятся, поскольку распланированы совсем не так, как он привык. Дом, большой белый особняк, стоял на крутом берегу озера в окружении зарослей вечнозеленого кустарника. По верху склона мимо летних коттеджей тянулась грунтовая подъездная дорожка, которая заканчивалась у дома площадкой, рассчитанной на две машины. Выйдя из "кадиллака", мы перешли дорожку и остановились у живой изгороди, отмечавшей границу участка. В изгороди были ворота, а рядом на столбике торчал почтовый ящик с надписью "М-р Рид". Мы сняли дом через агентство, которое сдавало дом Ридов после окончания сезона летних отпусков. Остальные коттеджи между дорогой и озером в это время года пустовали. Пройдя через ворота, мы поднялись по деревянным ступенькам к двери, затянутой мелкой проволочной сеткой. С этой стороны дом казался совсем небольшим - всего один этаж и маленькое крыльцо с ящиками из-под пива и прохладительных напитков, составленных в штабель у стены. Но на самом деле это был всего лишь верхний этаж из трех; остальные два располагались ниже по склону. Внутри было три просторных, заставленных плетеной мебелью комнаты, пол которых был покрыт соломенными и бамбуковыми циновками. Окна завешаны длинными темно-красными гардинами. Там, где комнаты соединялись проходами в виде арок, циновок не было, и тщательно натертые воском полы блестели. На этом же этаже находилась и ослепительно белая кухня, похожая на операционную для лилипутов, окно которой выходило на подъездную дорожку. В самом центре кухни в полу был прорезан широкий люк, обнесенный перилами, через который по широкой лестнице на черных резиновых роликах можно спуститься на средний этаж. Он состоял из четырех спален со стенами, обшитыми панелями из орехового дерева, и маленькими зелеными занавесками на узких окнах, из которых открывался вид на озеро и косогор. Боковая дверь выходила на тропинку, сбегавшую вниз по склону от дороги к озеру. Рядом с ней начинался обшитый сучковатыми сосновыми досками коридор, ведущий на нижний этаж, где располагались кладовые, лодочный сарай и второе крыльцо. Возле лодочного сарая была устроена квадратная деревянная пристань. Весь дом с трех сторон окружали деревья, а задняя стена была обращена к озеру. Телефон не работал, но в тот день было уже слишком поздно заниматься этой проблемой. На следующее утро мы съездили в город и попросили телефонную компанию включить наш номер. Ночью заметно потеплело, и, перед тем как вернуться, я купил себе плавки. Все это время мы почти не разговаривали. Кэппа переполняли радужные планы, а я уже начинал терять терпение. Примерно то же самое я испытывал, когда надиктовывал свой рассказ на магнитофон у Биуорти; только вот тогда потерпеть пришлось не больше получаса, а сейчас - две недели. Я сильно сомневался, что столько здесь выдержу. Меня удерживала лишь твердая уверенность в том, что если бы я рыскал по Нью-Йорку, пытаясь самостоятельно узнать нужное имя, то это заняло бы гораздо больше времени. Вспоминая, как я говорил Биллу о своем нежелании ввязываться в "тихоокеанскую кампанию", я чувствовал, что у меня по-прежнему не остается другого выхода. В спальне, которую я для себя выбрал, был шкаф с большим зеркалом на двери. Переодеваясь для купания, я случайно взглянул на свое отражение и впервые за два с половиной месяца, прошедших после аварии, увидел себя в полный рост. Обе ноги от голеней до лодыжек были иссечены шрамами, а правая лодыжка была слишком тонкой и больше походила на отрезок водопроводной трубы, чем на часть человеческого тела. В ней не хватало пары костей, и врачам пришлось буквально "конструировать" ее заново. Полно шрамов было и на правом плече, на животе и над правым коленом. Я распахнул дверцу шкафа, повернув зеркало к стене, и пошел купаться. Теплая погода продержалась до конца первой недели. Я много плавал, всегда один. Большую часть времени Кэпп просиживал на телефоне, делая множество междугородных звонков - в Нью-Йорк, Майами, Сент-Луис и другие города. Через пару дней лавиной посыпались ответные звонки, и каждый раз, встречая меня, он ухмылялся и подмигивал. Но разговаривали мы мало. Я толком не знал, чем он занимается, да и все равно меня это не интересовало. Он был слишком занят своими планами, и болтать со мной ему было просто некогда. Мы основательно запаслись "Палатой лордов", и обычно я видел его с бокалом в руке. Он непрерывно дымил сигарами, и его голос стал сиплым, но выглядел он очень довольным. Воздух по-прежнему был теплым, но вода в озере уже остыла. Меня это не особенно беспокоило. Хотя я не мог плавать так, как раньше, поскольку искалеченная нога затрудняла координацию движений, получалось все равно неплохо. Постепенно я приучил себя купаться каждый день. Обычно я заплывал как можно дальше, а потом переворачивался на спину и отдыхал, набираясь сил для возвращения. Иногда у меня появлялась шальная мысль нырнуть и пойти ко дну, но всерьез об этом я никогда не задумывался. Говорят, что армейская служба состоит из беготни и ожидания. То же самое и в авиации. Помню, во время службы мы часто из-за этого злились. Вскакиваешь по тревоге, запрыгиваешь в грузовик, а потом два часа сидишь и ждешь, когда дадут команду выступать. Сейчас я чувствовал себя точно так же, за исключением того, что на сей раз проделывал это по своей воле. Мне не терпелось начать действовать, но в то же время не хотелось, чтобы все закончилось слишком быстро. Едва это произойдет и я выполню задуманное, мне будет больше нечем заняться. Разве что отправиться ко дну. Засыпал я с трудом и на этот случай всегда держал под кроватью бутылку виски. Никогда не гасил в спальне на ночь свет. Порой лежал часами, бесцельно глядя в потолок. То, что я проделывал с самим собой, было ничуть не лучше того, что сотворили со мной гангстеры. Но я уже никак не мог вернуться назад в 12 июля, последний нормальный день в жизни Рэя Келли. Оставалось надеяться, что если я не буду сидеть сложа руки, то рано или поздно мне удастся найти выход из сложившейся ситуации. В конце недели ко мне явился Кэпп и сказал: - Нам надо съездить в город и сделать кое-какие покупки. Я составил список. В понедельник, а может, и во вторник к нам нагрянут гости. Мы накупили кучу продуктов, море пива и "Палаты лордов", а вдобавок четыре армейские походные койки, дешевые одеяла и подушки. Когда мы вернулись, телефон надрывался вовсю. Он продолжал трезвонить и в выходные. Кэпп изжевывал сигары в клочья. Теперь с его лица не сходила победная улыбка Я ему даже завидовал. В воскресенье резко похолодало. С севера неожиданно подул ветер, и вода в озере стала свинцово-серой. Солнечные лучи больше не падали на соломенные циновки. Резкие порывы ветра гнали облака на юг. Мы закрыли окна и включили во всех комнатах электрические обогреватели. Я натянул свитер и отправился прогуляться по раскисшей дорожке. Было тихо. Земля под кустами пропиталась водой и стала темно-коричневой. Я подумал, что хорошо бы было до конца жизни вот так же беззаботно бродить среди деревьев. Мне захотелось стать индейцем и жить здесь в те времена, когда сюда еще не пришел белый человек. Когда я уходил из дома, телефон звонил; когда я вернулся, он продолжал надрываться. Тогда я вынес на пристань шезлонг и просидел там до самых сумерек. К вечеру телефон умолк. В понедельник начали прибывать первые гости. Это случилось днем. Мы сидели на кухне и пили виски и вдруг услышали, как снаружи коротко прогудел автомобильный клаксон. Я посмотрел в окно на подъездную дорожку и между кустами увидел боковые окна машины и профиль человека в шоферской фуражке. - Кто-то приехал, - сказал я Кэппу. Он обошел вокруг стола и встал рядом со мной. - Пойди узнай кто. Спустившись по ступенькам, я подошел к воротам и остановился у машины - жемчужно-серого "кадиллака". На заднем сиденье развалились трое. Шофер с крупным мясистым носом неподвижно застыл, положив руки на руль и не глядя на меня. Я остановился у заднего окна и наклонился. Тот, кто сидел в середине, сказал: - Мы к Эдди Кэппу. - Он хочет знать, кто вы такие. - Ник Ровито. Я вернулся в дом и слово в слово передал Кэппу наш разговор. - Хорошо! - он кивнул и, выскочив на крыльцо, радостно крикнул: - Эй, Ник! Из машины заорали в ответ: - Это ты, старый сукин сын?! - Захлопали дверцы машины, и шофер съехал с подъездной дорожки на площадку. Из машины вышли трое. Все они были похожи друг на друга - плотные, коренастые, с бычьими шеями и тяжелыми головами, всем лет по пятьдесят с гаком. Все трое держали руки в карманах тесных пальто. Ровито и Кэпп с улыбками обменялись рукопожатиями, двое других кивнули Кэппу, тот - им, а затем все вошли в дом. Ровито окинул меня пристальным взглядом. - А ты кто такой? - Рэй Келли. Он осмотрел меня, выпятив толстые губы, сунул руки в карманы пальто и, повернувшись к Кэппу, промычал что-то, по-видимому, означавшее "я дам тебе знать". - Устраивайтесь поудобнее и давайте выпьем, - предложил Кэпп. - Как насчет "Палаты лордов"? - Я - пас, - смущенно сказал один из прибывших. - Врач запретил. Ровито хмуро посмотрел на него. - Но наливать-то еще не разучился? - Что ты, Ник - Ну так давай. Они расположились в гостиной. Я немного посидел с ними, но разговор шел о старых временах и об общих знакомых. На меня никто не обращал внимания, и вскоре я спустился вниз и устроился на пристани. Окно гостиной над моей головой было открыто, но, хотя до меня доносились звуки их голосов, слов разобрать было нельзя. Минут через пятнадцать - двадцать на пристань вышел тот, кому врач запретил пить, и встал, прислонившись к стене лодочного сарая. Закурив сигарету и бросив спичку в воду, он пару минут пялился на озеро, а затем повернулся ко мне. - Ты хромой, да? - Да, - сухо ответил я. - Что, упал в детстве с самоката? Я в упор посмотрел на него - он улыбался. - Нет. - А, все понятно, - продолжал он, - Не любишь трепаться по пустякам, да? Неразговорчивый и крутой, да? Тут я обратил внимание на то, что последние пару минут не слышу голосов из окна, но не стал выяснять, в чем дело. Вместо этого я встал, аккуратно сложил шезлонг и изо всех сил ударил им своего оппопнента в живот. Он согнулся пополам и второй удар я нанес по жирному затылку. Он упал, а я ногой спихнул его в воду и, подняв голову, посмотрел на лица зрителей. - Ну что, довольны? Кэпп и компания заулыбались. - Ничего, - Ровито кивнул. Пожав плечами, я направился к дому. - Эй, а как же Джо? - окликнул меня Ровито. - Что - Джо? - я прищурившись посмотрел на него. - Ты не собираешься помочь ему выбраться из воды? - Нет. Я не шутил. Я никогда не шучу. Я ве