ления на престол король неустанно повышал свой морально-политический уровень, изучая труды основоположников конфуцианства и многочисленные комментарии к ним. Занятия с королем проводили специально отобранные знатоки конфуцианского канона. Продолжалась эта процедура часа полтора, и только после этого король мог отправиться завтракать. После завтрака короля ждала аудиенция. Четыре раза в месяц ему полагалось давать "большую аудиенцию", в которой участвовали все высшие и средние столичные чиновники, и которая представляла из себя многолюдное, торжественное, но формальное мероприятие. В остальные дни на утреннюю аудиенцию приглашались только руководители министерств и ведомств, а также высшие чиновники и генералы, с которыми и обсуждались реальные вопросы текущей политики. В обязательном порядке на утренней аудиенции -- своего рода "планерке" -- присутствовали главы министерств, которых в старой Корее было шесть: ритуала, юстиции, финансов, администрации, военное, общественных работ. После аудиенции король отправлялся работать с бумагами, а также принимал представителей различных центральных ведомств. Совещания кончались к полудню, и король отправлялся обедать, а потом -- опять на занятия. После дневных занятий король продолжал работать с бумагами, но теперь -- с поступившими из провинций, а также встречался с провинциальными чиновниками и военными, которые вызывались в Сеул для доклада о положении дел на местах. К тому времени уже приближался вечер, и король лично проверял список заступающих на службу солдат и офицеров охраны дворца, обходил посты и утверждал действующие в ночное время пароли. Хотя на протяжении правления династии Ли ситуация в Корее была обычно очень спокойной, но, как говорится, "береженного бог бережет", так что пренебрегать своей безопасностью и безопасностью династии королю никак не следовало! На проверку охраны уходило часа полтора-два, и заканчивалась она к заходу солнца. На закате король ужинал, а потом отправлялся на занятия -- третьи за день, где опять читал и перечитывал все те же с детства знакомые древнекитайские тексты. И только после этого у короля наступало "свободное время" -- два-три часа перед сном. Распорядок дня, скорее, напоминает существование солдата первого года службы, а не размеренную жизнь абсолютного монарха, полновластного владыки страны. И, тем не менее, именно так жило большинство корейских королей. Болезнь короля мгновенно нарушала весь ритм работы государственного механизма, ведь решения по всем мало-мальски важным вопросам должны были приниматься или хотя бы утверждаться Его Величеством. Если по болезни король не мог работать хотя бы несколько дней, в канцелярии накапливались груды бумаг, по которым никто не мог принять решения в отсутствие правителя, и тому приходилось, выздоровев, работать с удвоенной энергией. Если болезнь короля оказывалась серьезной и затягивалась, он передавал свои обязанности заместителю (обычно им был наследник престола). Конечно, время от времени эта рутина нарушалась теми или иными событиями -- в основном религиозными обрядами. По конфуцианским представлениям, король отвечал перед Небом за процветание страны и народа, и должен был лично совершать важнейшие жертвоприношения. Подходили к таким обрядам со всей серьезностью, ведь считалось, что от правильности исполнения королем всех ритуальных предписаний зависит благосклонность потусторонних сил и, значит, благополучие Кореи. Впрочем, могли короли и повеселиться -- изредка. Временами во дворце устраивались банкеты для придворных, на которых гостей развлекали певицы и танцовщицы. Однако, особо увлекаться всем этим не рекомендовалось: репутация короля, который слишком уж предавался увеселениям, неизбежно страдала, и всегда находились чиновники, которые говорили монарху об этом прямо. Король в Корее не был хозяином страны -- скорее, его можно было назвать Первым Чиновником, который своим поведением должен был показывать пример всем прочим чиновникам и простолюдинам. Иногда король покидал свой дворец и столицу и отправлялся в поездку по стране. Корейские короли, вообще говоря, путешествовали очень мало, а за границей вообще не бывали никогда. Первые правители династии Ли, люди военные, любили поохотиться в горах, но их штатские преемники со временем отказались от этой забавы, которую сочли неподобающей своему высокому сану. Зато довольно часто выезжали короли полечиться на целебных горячих источниках, которых в Корее имеется немало. Некоторые короли даже специально преувеличивали свои болезни, слегка симулировали, чтобы таким образом получить предлог для частых поездок на источники: это давало им возможность немного отдохнуть от монотонной жизни во дворце. Во время этих поездок королю едва ли удавалось побыть наедине, ведь его сопровождала многочисленная (до 5 тысяч человек!) свита. И, тем не менее, при всей ответственности, неудобствах и проблемах, власть манила к себе, и добровольно расставались с нею очень редко (хотя такие случаи и бывали). Впрочем, относиться это не только к Корее. @ 3.13 СЕМЬЯ В СТАРОЙ КОРЕЕ. С незапамятных времен и до начала XX века Корея была страной конфуцианской, а уж эта идеология отводила семье совершенно особое место. Важнейшим и лучшим из всех человеческих качеств в конфуцианстве считалось "хе" (или, в китайском произношении, "сяо") -- термин, который на русский язык слегка неуклюже переводится как "сыновняя почтительность". О человеке судили во многом по тому, как он относится к своим родителям. В отличие от стран Европы, беспрекословное повиновение родительской воле требовалось даже от давно уже ставших взрослыми сыновей (замужние дочери должны были подчиняться в первую очередь мужу и свекру со свекровью). Долг человека перед его родителями был выше его долга перед государством, что (нехотя) признавало и само государство. Предания говорят, что Конфуций, в бытность свою чиновником в княжестве Лу, не раз прощал виновных, если те совершили преступления из любви к родителям. Никого в те времена не удивляло, если, скажем, знаменитый генерал, узнав о смерти одного из своих родителей, посреди важной кампании неожиданно уходил со службы, бросал войска и, спешно передав дела преемнику, возвращался домой на несколько лет. Его не осуждали даже в том случае, если подобный отъезд кончался, скажем, падением важной крепости или чем похуже (конечно, при условии, если отставка была оформлена надлежащим образом). Традиция требовала, чтобы после смерти родителей человек соблюдал трехлетний траур, в течение которого он должен был носить простую одежду, избегать увеселений, и жить поближе к родительской могиле. Чиновник или офицер в случае смерти отца или матери должен был на некоторое время уйти со службы и провести этот отпуск в родных местах. Смерть родителей ни в коем случае не освобождала человека от обязанностей перед ними -- менялся только характер этих обязанностей. Теперь главными задачами "почтительного сына" было регулярное проведение жертвоприношений на могилах предков. Без этих жертвоприношений души родителей и более далеких предков были бы обречены на голод и страдания в загробном мире. Однако жертвы на могиле мог приносить только прямой потомок по мужской линии. Это означало, что если род вдруг прерывался, то души предков больше не получали необходимого для безбедной загробной жизни довольствия. Это было, разумеется, катастрофой, поэтому другой важнейшей обязанностью конфуцианца было продолжение рода, точнее -- его прямой мужской линии (дочери, сколько бы их не было, в счет не шли, ведь приносить жертвы предкам они не могли). Идеалом конфуцианства была большая патриархальная семья, в которой под одной крышей жили представители нескольких поколений: родители, их женатые сыновья с невестками, их внуки и даже правнуки. На практике этот идеал удавалось реализовать не так уж часто: не россиянам объяснять, какие проблемы возникают, когда на одной кухне сосуществует не то что шесть или восемь, а даже и две хозяйки. И тем не менее, к этому идеалу стремились, а государство этому в меру сил способствовало, предоставляя, например, всякие льготы большим неразделившимся семьям. Если семья разделялась, то родители оставались жить со старшим сыном, который (вместе со своей женой) должен был обеспечивать их старость. В конфуцианской Корее не было и не могло быть ни "старых холостяков", ни "старых дев". Только самые бедные корейцы, голь перекатная, не женились (потому, что просто не могли прокормить семью). Для подавляющего большинства вступление в брак было обязательным и воспринималось как нечто, само собой разумеющееся. Подходящую пару подбирали родители и иные родственники (иногда с помощью свах), а мнением жениха и невесты, если они вообще имели какое-либо мнение, никто не интересовался. В семьях побогаче и познатнее в большинстве случаев жених и невеста впервые встречались на своей собственной свадьбе. "Молодые" были действительно очень молоды. По законам династии Ли, в брак можно было вступать по достижении 14 лет -- для мужчин и 13 -- для женщин, но с разрешения властей можно было заключать и более ранние браки. Разрешения такие давались легко, так что 12-летние супруги в те времена ни у кого особого удивления не вызывали. Только в начале XX столетия средний возраст вступления в брак поднялся до 18-19 лет. В случае смерти мужа вдова, как правило, не могла опять выйти замуж. Формальных ограничений на сей счет не было, но повторные браки вдов категорически осуждались общественным мнением, а к детям от таких браков все относились с презрением. Считалось, что женщина должна быть верна памяти своего мужа, и порою выйти замуж не могли даже те молодые кореянки, у которых будущий муж умер еще до формальной свадьбы. Корейские законы позволяли мужчинам, помимо главной жены, иметь еще и наложниц. Количество их не ограничивалось, но на практике даже одна наложница была роскошью, которую могли позволить себе только богатые люди, а уж 3-4 наложниц могли содержать лишь представители самой верхушки общества. Для рядового же корейца в старые времена наложница была доступна примерно также, как "Роллс-ройс" -- для рядового москвича в наши дни. Существование наложницы существенно увеличивало шансы на появление сыновей, однако в большинстве случаев дети, рожденные наложницами, считались неполноправными, и подвергались в дворянском обществе некоторой дискриминации. Впрочем, дискриминация эта была весьма относительной: наложницы, как правило, были только в дворянских домах, и дети дворян от наложниц все равно вели такую жизнь, о которой простым крестьянам не приходилось и мечтать. Со временем дети дворян от наложниц даже образовали особое сословие неполноправных дворян -- "чунъинов". Даже в том случае, если в доме было несколько наложниц, полновластной хозяйкой оставалась все равно главная жена. В отличие от мусульманских стран, где жены были более или менее равноправны, в Корее грань между главной (и, строго говоря, единственной) женой и наложницами была очень четкой, и закон стоял на страже интересов жены, которой наложницы должны были беспрекословно подчиняться. Старинная корейская литература полна историями о непокорных наложницах, которые осмеливались перечить главной жене и даже интриговать против нее. Разумеется, конфуцианские авторы были возмущены подобным аморальным и разнузданным поведением, так что в романах зарвавшиеся мерзавки всегда в конце концов получали по заслугам. Вообще старая корейская семья держалась на всепроникающей иерархии. Не случайно в корейском, равно как и в языках иных конфуцианских стран, просто нет слова "брат вообще" или "сестра вообще": братья или сестры могут быть либо "старшими", либо "младшими". Для жены теоретически высшим начальством был ее муж, но мужчины редко вникали во внутрисемейные и хозяйственные дела, так что на практике в первые годы семейной жизни молодой жене приходилось подчиняться свекрови. Во многом здесь действовал бессмертный принцип армейской дедовщины: поначалу молодую супругу шпыняли все, кому не лень; после рождения сына ее статус существенно повышался; а со смертью свекрови она делалась старшей в доме и со временем, в свою очередь, сама начинала по всем правилам гонять молодых невесток, чтобы тем "служба медом не казалась". Разумеется, люди никогда и нигде не были одинаковыми, так что не надо думать, что для всех корейских невесток в старые времена жизнь в семье напоминала существование солдата первого года службы -- бывало и так, что отношения со свекровкой складывались у невестки очень даже неплохо. Однако в целом особой нежности между свекровью и невесткой не было, и подтверждение этому легко найти в корейских поговорках: "Если долго жить -- можно и смерти свекрови дождаться", "Рисовый хлебец в руках невестки всегда кажется слишком большим". Главная задача женщины в браке заключалась в рождении сыновей, которые потом совершали бы жертвоприношения душам предков и продолжали линию семьи. Дочери считались, скорее, неизбежными отходами производства, и рождение их на положение женщины особо не влияло. Поэтому не удивительно, что в старой Корее существовало великое множество примет, следование которым должно было бы обеспечить рождение желанного сына. Именно этой проблеме -- как зачать сына, а не дочь -- посвящено большинство дошедших до нас корейских трактатов на сексуальные темы. Авторов этих сочинений, в отличие от их европейских или китайских коллег, наслаждения чувственной любви и прочие глупости волновали явно меньше, чем исполнение главной обязанности конфуцианца -- продолжение мужской линии рода. Традиция требовала, чтобы любые контакты между женской половиной дома и окружающим миром были сведены к минимуму. Как считалось, это было необходимо для того, чтобы предотвратить супружескую измену, за которую -- если она все-таки происходила -- наказывали по всей строгости закона. С семилетнего возраста мальчики и девочки воспитывались отдельно друг от друга. В дворянских семьях женщины действительно почти никогда не выходили за пределы усадьбы, а если они все-таки изредка отправлялись в гости к родным или в буддистский храм, их всегда сопровождали слуги. В богатых усадьбах женские и мужские покои были часто отделены друг от друга высокой каменной стеной с воротами, причем даже мужчинам -- членам семьи запрещалось без особой надобности заходить на женскую половину. В таких семьях не могло быть и речи о самостоятельном передвижении женщин по городу. Как правило, женщинам дворянского рода разрешалось выходить за пределы усадьбы лишь в вечернее время, закутавшись с головы до ног в специальное покрывало чанъот -- отдаленный корейский аналог мусульманской паранджи. Крестьяне или, скажем, мелкие торговцы не могли соблюдать эти запреты со всей строгостью, ведь женщина в таких семьях должна была и в поле поработать, и за водой сходить, и в лавке за товаром присмотреть. Однако и в семьях простонародья считалось, что муж не должен без крайней надобности обсуждать с женой свои дела и заботы. Женщинам тоже не следовало втягивать мужчин во всяческие домашние проблемы, с которыми они должны были разбираться сами. Отсюда, между прочим, и распространенный в корейском языке термин для жены -- "человек нашего дома". Традиция требовала, чтобы "жена почитала мужа как само Небо". Как с почитанием обстояло дело в действительности -- за давностью лет сказать сложно, но ко многим корейским семьям была применима мудрая поговорка: "муж -- голова, а жена -- шея: куда захочет, туда и повернет"... Мальчиков по возможности старались учить, хотя для большинства крестьянских детей вся эта учеба ограничивалась парой лет в местной школе, где ребята в свободное от сельскохозяйственных работ зимнее время выучивали несколько сотен иероглифов и основы древнекитайского языка. Порою учились они и корейской грамоте, но особого проку в ней не было: ведь до конца XIX века вся официальные документы и большинство книг в Корее выходили на древнекитайском (ханмуне). В полной мере владели этим языком только дворяне, дети которых проводили в школе не один год. Для девочек -- даже дворянок -- образование ограничивалось корейской грамотой, ведь иероглифы и древнекитайский язык были им не к чему. Зато их учили готовить, прясть, ткать, шить и делать множество иных домашних дел. Впрочем, время от времени попадались в Корее и хорошо образованные женщины, хотя всю книжную премудрость им приходилось усваивать дома, ведь девочек в школу не отправляли никогда. Такова была жизнь патриархальных семей в Корее времен династии Ли (XIV-XIX века), и только в колониальный период стала она постепенно меняться. Однако, как читатели уже заметили, перемены эти затронули далеко не все стороны семейной жизни. Немало традиций многовековой давности живо и в наши дни... @3.14 КОРЕЯ МУЖИЦКАЯ Статистика населения для Кореи времен династии Ли (1392-1910) не слишком надежна, но представление об общей картине она все-таки дает. В XVII веке дворяне составляли примерно 3-5% всего населения страны, а в начале XIX столетия их доля возросла до 10%. Это, кстати сказать, по мировым меркам считается очень высоким показателям (в России, например, численность потомственных дворян не превышала и процента). Еще 3-5% населения были торговцами и ремесленниками, а остальные -- около 90% -- являлись крестьянами (примерно две трети их считалась лично свободными, а треть была крепостными). Именно о крестьянах, которые до недавнего времени составляли подавляющее большинство населения Кореи, и пойдет у нас рассказ. Отношение к крестьянству в старой Корее, как и в других странах конфуцианской Восточной Азии, было куда более почтительным, чем, скажем, в средневековой Европе или России. Конфуцианская традиция выделяла четыре вида занятий: государственную службу, крестьянствование, ремесло, торговлю. Перечислялись они именно в таком порядке -- по мере убывания престижа. Крестьянин считался вторым по значению человеком в государстве, он уступал только бюрократу-интеллигенту, представителю собственно правящей элиты. Если в старой России или Европе для помещика было немыслимо самому идти за плугом ("не дворянское это дело"), и поведение Льва Толстого даже в просвещенном XIX веке воспринималось как неуместное оригинальничанье, то на Дальнем Востоке никто не видел ничего зазорного в том, что какой-нибудь крупный чиновник сам пахал землю, а его жена лично пряла или ткала. Зачастую такие вещи делались демонстративно, чтобы показать ту "суровую простоту нравов", которую так ценило официальное конфуцианство. С другой стороны, для многих бедных корейских дворян-янбанов никакого спектакля, никакой демонстративности в таком поведении не было: им действительно приходилось кормиться с земли своим трудом. Заниматься торговлей или ремеслами янбанам запрещалось, а вот сельскохозяйственный труд считался вполне приличествующим их "благородному" положению. Однако уважение уважением, а деньги деньгами. В своей массе крестьяне старой Кореи были очень бедны, куда беднее, чем их европейские или русские собратья. Отчасти вызвано это было высокой плотностью населения и, следовательно, нехваткой пахотных земель, а отчасти -- и низким уровнем сельскохозяйственной техники, ее заметным отставанием. Современные корейские националисты, само собой, обычно отрицают, что такое отставание вообще имело место, но этот факт не вызывал никаких сомнений у корейских интеллигентов XVII-XIX веков, которые старались внедрять в Корее китайские агротехнологии. С точки зрения государства, свободные крестьяне, которые составляли примерно 70% населения страны (еще 20% было крепостными), были, в первую очередь, налогоплательщиками. Именно крестьяне несли на себе основные повинности, от которых дворянство было освобождено. Этих повинностей было три -- земельный налог, воинская обязанность и трудовая повинность. Главной проблемой был, конечно, налог, который взимался в зависимости от урожая. Чиновники периодически составляли подробную опись всех обрабатываемых земель страны. В зависимости от плодородия, земельным участкам присваивалась определенная категорий. Чем плодороднее была земля, тем больше с нее следовало платить. Принималось во внимание и то, урожайным ли был год (налог собирали по осени). В зависимости от урожайности годы делились на 9 категорий. Существовали таблицы, сколько налога надо брать с единицы площади земли такого-то качества, если данный год был годом такой-то категории. В принципе идеалом считалось, когда налог составлял 10-15% урожая, но в реальности он был, как правило, куда больше. Кроме налогов, крестьянину теоретически полагалось отслужить в армии, пройти то, что у нас назвали бы "срочной службой". Однако на практике крестьян в армию практически не призывали, ведь на протяжении почти всей истории династии Ли корейские вооруженные силы были в десятки раз меньше своей теоретической штатной численности. Со временем власти ввели систему, в соответствии с которой вместо действительной службы военнообязанный крестьянин просто платил дополнительный денежный налог, шедший на нужды армии. Наконец, существовала и трудовая повинность -- набор крестьян в строительные подразделения, которые трудились на возведении дворцов, каналов и крепостей. Происходили такие наборы довольно редко, но у крестьян они вызывали особое недовольство. Однако главной проблемой корейского мужика были не государственные налоги и повинности, а арендная плата. Земли в Корее хронически не хватало, и редкий крестьянин мог прокормить себя и свою семью с собственного участка. Большинству приходилось прибегать к аренде дополнительной земли. Обычно владельцем земли был янбан-помещик, а иногда -- и просто сосед-крестьянин побогаче. Главная проблема заключалась в том, что арендная плата была, по европейским или русским меркам, несуразно высока. Обычно она равнялась 50% урожая, но иногда могла быть и еще выше. Даже корейские помещики не отличались особым богатством, а крестьяне жили в полной нищете, которая в свое время, в конце XIX века, поражала русских путешественников. До весны продуктов не хватало, и голод был постоянной частью корейской крестьянской жизни не только во времена династии Ли, но и позднее -- вплоть до середины 1960-х годов. Корейские поговорки и поныне отражают это положение вещей, напоминая, что весна -- это время голода. Мясо было роскошью, которую крестьянин мог позволить себе только по большим праздникам, да и чистый рис круглый год могли есть далеко не все. Питание бедноты состояло из ячменя, который по весне порою приходилось смешивать с травой или сосновыми иголками. Хотя большинство корейских крестьян было свободными, но это не означало, что они могли легко продать землю и уйти куда-то. Во-первых, правительство осуществляло довольно строгий контроль за передвижением по стране и требовало от всех корейцев постоянно носить специальные таблички, которые служили удостоверениями личности. Во-вторых, в небольшой и густонаселенной Корее бежать было особо-то некуда, это не Россия, где всегда можно было уйти на Дон или в Заволжье. Поэтому деваться крестьянину было некуда, и ему оставалось только как-то выживать на своей земле и как-то налаживать отношения с властью. Выживать нужно было вместе. Для старой корейской деревни был очень характерен коллективизм. Во многом это связано с самим характером корейского крестьянского хозяйства. Главной культурой был рис, а вырастить рис без сложной системы ирригации невозможно. В России крестьянская семья могла существовать более или менее за счет своих собственных сил, хотя помощь соседей была часто необходима и у нас. На Дальнем Востоке дела обстояли иначе: поддерживать сложную систему каналов и водохранилищ там мог только совместный труд больших коллективов. Отсюда -- неизбежность всяческих групп взаимопомощи. Всей деревней строили и ремонтировали каналы и дамбы, возводили общественные здания, помогали друг другу в работе на полях, в строительство и ремонте домов, создавали деревенские школы, храмы и даже нечто вроде общественных ссудных касс на случай семейных проблем. К последним, кстати, относились свадьбы и, особенно, похороны, которые в старой Корее были очень дорогими. Основной сельскохозяйственной культурой в Корее был рис. Рис -- это очень эффективное растение с точки зрения его "пищевой эффективности". Один гектар рисового поля производит куда больше калорий (и, следовательно, кормит больше людей), чем гектар пшеничного поля или, тем более, гектар пастбища. Это означает, что рис является идеальной культурой для стран с большой плотностью населения. Однако рис -- это очень трудоемкая культура. Рис не высевают на ровные сухие поля, как пшеницу, а высаживают вручную, в виде рассады, на залитые водой поля, причем высадка должна быть проведена в минимальные сроки. И строительство ирригационных сооружений, и их поддержание в рабочем состоянии, и сама ежегодная высадка рисовой рассады (каждый кустик -- вручную, по колено в воде, согнувшись, под палящим солнцем) требуют огромного труда. Иначе говоря, рис может прокормить очень много людей, но только если эти люди согласны много и тяжело работать. Именно этим и приходилось заниматься корейским крестьянам. Помимо свободных крестьян, существовали в Корее и крепостные. Кстати, в этом отношении Корея весьма похожа на старую Россию, где крепостными являлась примерно половина населения. Об этом обстоятельстве у нас сейчас модно забывать, представляя Россию начала XIX века страной поручиков Голициных и корнетов Оболенских. Впрочем, кто знает: может быть, через пару столетий наши отдаленные потомки будут рисовать в своем воображении Россию начала XXI века как страну, населенную исключительно олигархами, суровыми строителями финансовых империй, злодейски-обаятельными "политтехнологами" в черных лимузинах, киллерами со снайперскими винтовками? Не удивлюсь -- те образы прошлого, что овладевают массами, с исторической реальностью имеют мало общего. Касается это не только нашей страны, мне уже приходилось писать о произошедшей в первые послевоенные годы в Корее массовой фальсификации родословных, в результате которой 9/10 населения страны стало утверждать, что является потомками дворянских родов. В реальности же примерно треть населения Кореи при династии Ли составляли крепостные, которые получили свободу только в конце XIX века. Крепостные в Корее были как частными, так и государственными. Государственных крепостных было немного, и по большей части они являлись обслуживающим персоналом всяческих учреждений. Как и в России, частные крепостные -- в Корее их называли "ноби" -- делились на две группы. Часть из них составляли "дворовые", которые жили в помещичьих усадьбах и выполняли там всяческие хозяйственные работы, а также прислуживали господам. Другая, большая, часть занималась нормальным сельскохозяйственным трудом на землях своих хозяев, которым они выплачивали оброк (барщины в российском понимании этого слова в Корее почти не было). По сути, они были такими же арендаторами, как и большинство свободных крестьян, разница заключалась лишь в том, что им приходилось платить хозяину больше, чем платил бы свободный арендатор и, кроме того, они находились от него в полной зависимости. Их можно было продать, купить, превратить в дворовых, отправить в другое поместье или другую усадьбу. Крепостные не имели фамилий, а только имена или прозвища, в то время как свободные крестьяне фамилиями обзавелись уже в XV-XVI веках. Понятно, что времена изменились. Потомки крепостных и свободных крестьян стали инженерами и врачами, живут в современных городах, и, как правило, даже приписали себе дворянское происхождение. Никто больше не голодает весной в Южной Корее, которая занимает 12-13 место в мире по объему своего ВВП. Однако многие традиции, заложенные веками крестьянской жизни, дожили до наших дней. В привычке к коллективному труду и коллективному отдыху, в готовности работать с полной отдачей сил, в склонности подчиняться власти, какой бы она не была -- во всем это можно увидеть следы старой корейской деревенской жизни. @ 3.15 БЮРОКРАТЫ ДАВНИХ ВРЕМ╗Н ... Как и большинство конфуцианских стран, Корея при династии Ли (1392-1910) обладала очень совершенным для тех времен государственным аппаратом. Если сравнивать Корею со странами средневековой Европы или Ближнего Востока, нельзя не отметить рациональность, регламентированность и некое, я бы сказал, "бюрократическое изящество", которым отличалась корейская государственная машина. Построена эта машина была во многом по китайским проектам, хотя, конечно, и с учетом местной корейской специфики. Вообще говоря, Корея XV-XIX веков была государством бюрократическим (в данном случае в слове "бюрократ" нет ничего ругательного). Армия в старой Корее была не в чести, и в этом отношении Корея мало походила на хорошо нам известные государства европейского средневековья, к которым, пусть и с оговорками, относится и Россия. Во всех этих странах правящее сословие было, по преимуществу, сословием военным, а типичным представителем верхов был рыцарь, витязь, богатур -- короче говоря, воин (и, если уж быть честным, по совместительству немножко бандит). В Корее дела обстояли иначе. Армия, конечно, существовала и там, но офицерство находилось в подчиненном по отношению к чиновничеству положении. Даже главой военного министерства обычно являлось гражданское лицо. Офицеры подвергались всяческой дискриминации по сравнению с гражданскими чиновниками, так что честолюбивые молодые дворяне избегали армейской службы, предпочитая сдавать гражданские экзамены и делать штатскую карьеру -- более престижную и лучше оплачиваемую. Во главе корейского правительства стоял премьер-министр -- "ренъыйчжонъ" (в буквальном переводе -- "главный в обсуждении дел правления"), и его два заместителя -- "левый" и "правый". "Первым вице-премьером" считался "левый" заместитель, ведь испокон веку левая сторона считалась на Дальнем Востоке более почетной, чем правая. Главными органами отраслевого управления служили министерства, которых в старой Корее, как и в Китае, было шесть. Всегда -- ровно шесть. Система эта была введена в VII веке нашей эры и с тех пор без изменений просуществовала до конца XIX столетия, то есть тринадцать веков. Самым важным из министерств было Министерство по делам чиновников, в ведении которого находились вопросы назначений и перемещений всех корейских государственных служащих. За ним следовало Министерство финансов, которое в Корее называлось Министерством налогов. На третьем месте стояло Министерство церемоний. Для нас, грешных не-конфуцианцев, бывает трудновато понять важность этого ведомства, но в старой Корее к нему относились со всем почтением. Министерство церемоний отвечало за правильное проведение конфуцианских обрядов. Его чиновники следили за тем, чтобы вовремя и в полном соответствии с вековыми правилами приносились жертвы духам неба и земли, душам предков правящей династии и знаменитых чиновников. К ведению Министерство церемоний относились и вопросы внешней политики. Кроме этого, были в Корее Военное министерство и Министерство наказаний (то есть юстиции). Замыкало список Министерство общественных работ, которое занималось в основном строительством дворцов, крепостей и ирригационных сооружений, а также управлением государственными мануфактурами и мастерскими. С министерствами были тесно связаны и королевские секретариаты. Важными органами власти были Цензораты. Несмотря на закрепившееся за ними в западной и российской традиции название, никакого отношения к цензуре в нынешнем смысле слова эти учреждения не имели. Скорее, по своим функциям они были ближе к нынешней Генеральной прокуратуре или Конституционному суду, ведь в их задачи входило наблюдение за соблюдением законности чиновниками и самим королем. Впрочем, Цензораты не ограничивали себя юридическим контролем: они также следили за нравами и поведением, стремясь выявлять и пресекать то, что по понятиям тех времен считалось "аморальным поведением". Цензоратов было два. Один из них следил за чиновниками, а другой -- за самим королем и его семьей. Сотрудники этого учреждения имели право и, более того, были обязаны систематически критиковать действия монарха -- именно за это они и получали свою зарплату! Разумеется, чаще всего критика была, мягко скажем, не слишком суровой, но из этого понятного правила бывали и исключения. Порою излишняя принципиальность стоила карьеры или даже жизни, но именно такие неустрашимые чиновники от века воспринимались конфуцианской традицией как мученики и герои. Другим своеобразным учреждением был "Кенъен". Он представлял из себя учебное заведение, в котором был только один студент -- сам король. В соответствии с конфуцианскими традициями, корейский монарх должен был два-три раза в день посещать специально организуемые для него занятия по конфуцианской философии, истории и теории государственного управления. Занятия эти вели лучшие ученые страны, а по форме они несколько напоминали нынешние вузовские семинары -- тексты конфуцианских классиков подвергались там всестороннему обсуждению. Порою король задавал своим наставникам довольно каверзные вопросы, и тем приходилось лихорадочно искать правильные ответы -- ситуация, хорошо знакомая преподавателям и в наши дни. Был в старой Корее и государственный Институт истории, который тоже считался правительственным учреждением. Назывался он "Чхунчхугван" -- "Палата Весны и осени" (в названии содержится намек на знаменитую древнекитайскую летопись "Весны и осени", которую когда-то редактировал сам Конфуций). Отношение к истории в странах Дальнего Востока было всегда совершенно особым, и дело сбора и хранения исторических документов находилось там на такой высоте, о которой в средневековой Европе или России никто не мог и мечтать. В задачу "Палаты Весны и осени" входило составление подневных хроник деяний монарха, на основании которых впоследствии, уже после смерти короля, готовились т.н. "Правдивые записи" ("Силлок") -- исключительно подробная хроника его правления. Со времен Древнего Египта ни одно государство не обходилось без полиции и спецслужб. В Корее полицейские функции в основном выполняли подразделения Министерства наказаний и местная администрация, однако для расследования политических преступлений существовало специальной полицейское агентство -- Ыйгымбу, нечто вроде службы безопасности. Помимо государственных преступлений, оно расследовало и все преступления, совершенные дворянами. Еще в самом начале XV века страна была разделена на восемь провинций, границы которых оставались неизменными на протяжении четырех столетий. Только в самом конце XIX века большинство провинций было разделено на две части (так появились, например, провинции Северная и Южная Чолла, Северная и Южная Кенсан и т.д.). Кроме того, особым статусом пользовались города Сеул и Кэсон -- вторая столица страны (сейчас на территории Северной Кореи). Во главе каждой провинции стоял губернатор, которого по закону полагалось сменять не реже, чем раз в два года. Корейские законодатели опасались, что слишком долго просидевший на своем месте губернатор начнет или взятки брать, или поддерживать какие-то местные группировки в ущерб государственным интересам. Губернатору провинции и его небольшой канцелярии подчинялись уезды, которых в стране было более 300. Во главе каждого уезда стоял уездный начальник, которого также полагалось сменять раз в несколько лет (вдобавок, чиновникам, как правило, запрещалось служить в своих родных местах). Уезды состояли из волостей, но в волостях уже никаких правительственных чиновников не было. Все вопросы на этом уровне решались местным самоуправлением, в котором основная роль принадлежала дворянам и их ассоциациям. Нельзя не отметить, что чиновничий аппарат старой Корее отличался очень небольшими размерами. При том, что население страны за пять веков правления династии Ли возросло от примерно 7-8 до примерно 15 миллионов человек, во всех центральных министерствах и ведомствах, вместе взятых, насчитывалось менее двух тысяч чиновников! В провинции чиновников было еще меньше, около пяти сотен. Это означает, что в среднем на 7 тысяч корейцев приходился только один профессиональный бюрократ -- пропорция, делающая честь эффективности государственного аппарата. Правда, кроме штатных чиновников, в стране были еще и писари и счетоводы, охранники и тюремщики, которые не имели формальных чиновничьих рангов, но получали государственное жалование и фактически тоже были государственными служащими. Не исключено, что их было даже больше, чем чиновников в точном смысле слова, однако даже с учетом этого обстоятельства нельзя не признать -- корейский государственный аппарат был маленьким и, следовательно, дешевым. Для сравнения: в Российской Федерации сейчас насчитывается примерно 4 миллиона чиновников, то есть по одному на 40 россиян -- примерно в 200 раз больше, чем в старой Корее. Впрочем, не все было так уж идеально в Корее. Например, все высшие чиновники менялись там с прямо-таки калейдоскопической быстротой. В этом отношении Корея времен династии Ли напоминала Италию семидесятых годов с ее непрерывными правительственными кризисами. Подсчитано, например, что сеульский градоначальник (немаловажная в те времена должность министерского уровня) в 1392-1910 годах в среднем находился на своем посту всего лишь 5 месяцев. Рекорд принадлежит У Ок Рену, который пробыл мэром столицы 13 лет, с 1610 по 1623 год, однако пять сеульских градоначальников были сняты в день своего назначения, 10 человек пробыли на этом посту два, а 11 -- целых три дня... Примерно такая же министерская чехарда была характерна для всех высших постов. Как ни парадоксально, эта кажущаяся нестабильность (к которой на деле в старой Корее как-то сумели привыкнуть и приспособиться) во многом была связана с малочисленностью государственного аппарата. Чиновников действительной службы было, от силы, две тысячи, а дворян, которые поголовно стремились к чиновничьим местам, -- десятки тысяч. Отсюда -- желание властей "пропустить" через высшие должности как можно больше дворян, дав им, таким образом, возможность подтвердить свой привилегированный статус. Чиновники набирались из числа правящих сословий, в первую очередь -- из дворян, и занятие государственного поста уже само по себе давало право на дворянское звание. Впрочем, корейское дворянство -- это уже тема особого разговора... x x x 4. А КАК НАСЧ╗Т ПОЕСТЬ?: 4.1 ПАЛОЧКИ, ЛОЖКА, ВИЛКА... 4.2 ЧТО ЕДЯТ КОРЕЙЦЫ? 4.3 СТРАНА БЕЗ ЧАЕПИТИЙ 4.4 ДАРЫ МОРЯ 4.5 КОРЕЙСКИЙ РИС 4.6 СЕУЛ РЕСТОРАННЫЙ 4.7 ЕВРОПЕЙСКАЯ КУХНЯ В СЕУЛЕ 4.8 КОРЕЙЦЫ И ТАБАК 4.9 ФРУКТЫ-ОВОЩИ 4.10 О ТОМ, ЧЕГО В КОРЕЕ НЕТ 4.11 КОРЕЙСКИЙ ЖЕНЬШЕНЬ @ 4.1 ПАЛОЧКИ, ЛОЖКА, ВИЛКА... Чем едят корейцы? Разумеется, в основном -- палочками, как и большинство их соседей по Восточной Азии. Для нас, конечно, палочки как инструмент еды -- вещь странная и экзотическая. Иногда привычка есть палочками становится даже объектом насмешек (дурацких, как и все насмешки по адресу чужих традиций). Помнится, в свое время известный наш китаевед академик В.М.Алексеев час