а учительница. Еще одна учительница уехала. Бабушкина сотрудница продает квартиру, недорого. Вот еще кто-то во дворе грузит контейнер. Вот на толчке стоят русские люди с усталыми, наполненными безысходностью глазами, в их руках объявления "Продается квартира", "Меняю Баку на любой город России". Первая волна переселенцев была еще в 1988 году, когда только начался вооруженный конфликт между двумя республиками: Азербайджаном и Арменией. Погромы азербайджанцев там и армян здесь. Митинги, забастовки. Отец мой - был в этой первой волне переселенцев. Но в основном в 1988-89 году уезжали армяне. В основной своей массе, в России они устроились очень даже неплохо, я бы даже сказал, гораздо лучше нас, русских. В Москве осели, в Подмосковье, в Ставропольском, Краснодарском краях, устроились на хорошие должности, получили статусы вынужденных переселенцев, беженцев. Вторая волна - это были военные со своими семьями, уехавшие из Азербайджана во время январских событий 1990 года. Тогда, когда в городе началась очередная буча, горбачев ввел войска, и погибло около двухсот человек. Военные, дислоцированные в Баку, стали покидать город, опасаясь за себя и за семьи. Впрочем, уезжали и русские, не имевшие отношения к армии - просто, перед их глазами был пример армян, и они испугались. Третья волна - после прихода к власти Народного Фронта в 1992-93 годах. В течение этого года происходили открытые вооруженные столкновения, да что говорить, шла настоящая война между республиками. Люди боялись за сыновей, мужей, их увозили от войны. Да и Народный Фронт проповедовал откровенно националистическую политику по отношению ко всему советскому и русскому. В 1993 году Эльчибей, главный наци, ушел, власть переменилась, на некоторое время нападки на "имперскую" Россию прекратились. Но люди все равно уезжали. Просто если раньше это было похоже на бегство, то теперь это скорее напоминало организованный исход. Во всяком случае, очередь у Российского посольства была немалой. Уезжали и раньше, и между этими волнами тоже. После 1993 года стали уезжать уже те, кто хотел воссоединиться со своей семьей: брат перетягивал в Россию брата, муж - жену и детей, сын - мать и отца. Потом уже стали уезжать, потому что здесь никого не осталось. Потому что просто не с кем было посидеть в парке, поболтать вечером по телефону, обсудить прочитанную книгу. Потому что было противно жить на переименованных улицах, ломать язык, называя новое название твоего района, потому что снимались все вывески на русском, потому что на идущего по улице славянина понаехавшая в город деревенщина таращилась, как на с луны свалившегося. Потому что сидя в автобусе он, культурный человек, чувствовал себя неуютно среди кричащих, грызущих семечки поросших щетиной приезжих районских парней. Потому что русский язык стал насильственно вытесняться, а азербайджанским большинство из русских бакинцев не владели в достаточной степени. Приведу один такой факт, несколько комический, но вызывающий горькую улыбку. Раньше бакинские кошки откликались на "кс-кс-кс", сейчас уже нет, они уже откликаются на "пш-пш-пш". Потому что по-азербайджански "кошка" будет "пишик". Понимаете, о чем я ? И не только национально-политическая ситуация была причиной исхода, но и чисто экономическая. Закрывались заводы, фабрики, институты, конторы. Работающие получали маленькие зарплаты, 15-20 долларов, а пенсионеры получали еще более мизерные пенсии. Причем получали их с задержкой в три-четыре месяца. Народ нищал. Бедняки продавали за бесценок свое имущество. Никогда не забуду увиденного: на улице стоят общипанные, доведенные донельзя русские бабушки, продают вазы, сервизы. А может быть, она продает то, что дорого ее сердцу? Может, она когда-то честно работала на заводе, и сослуживцы подарили ей эту вазу на день рождения? Или это память о близком человеке? И - самое главное - кто купит? Везде полно и посуды, и одежды - понавезли из-за границы. У меня, как у любого нормального русского человека, не черствое сердце, я не мог без чувства сострадания смотреть на них. А что государство сделало с банковскими вкладами?! То, что собиралось, копилось, откладывалось десятилетиями, то, что люди отрывали от себя, инфляция уничтожила за один-два года. Разве это справедливо? Когда государство замораживает по решению суда вклады каких-нибудь преступников, негодяев, террористов, вроде Усамы бен-Ладена, это понятно. Но ведь эти бабушки никогда ничего плохого не делали никому, они всю жизнь молча и покорно вкалывали, откладывая по копейке себе на похороны. И так с ними поступить! Получается, что всех своих граждан государство априори рассматривает как негодяев? Но я не какой-нибудь оголтелый шовинист, и в честном, приличном человеке другой нации я не вижу своего врага. Как-то на улице я встретил пожилого азербайджанца, на его пиджаке висели медали участника Великой Отечественной. Воровато, озираясь по сторонам, старик продавал лимоны. Продавцов гоняла полиция - мол, идите на базар и торгуйте там себе на здоровье. А почему люди не идут на базар - да потому что едва они пойдут туда, начнется: базаркому - дай, участковому - дай, санитарной инспекции - дай, в результате с учетом издержек товар будет стоить в два раза дороже, и его никто не купит, так как и само население тоже бедствует. И орлы гоняли таких торгашей, подойдут, распинают, растопчут ягоды, могут и дубинкой огреть. (Вы, сраные диссиденты-правозащитники, скажите, когда при "тоталитарном строе" менты ходили с резиновыми дубинками ?). Оскорбления от орлов стоит вообще рассматривать как комплименты. Надень на них погоны - и они возомнят себя богами, причем свою "божественность" будут подчеркивать хамским отношением к согражданам. Стоят на улице две женщины с тяжеленными сумками, продают товар, подкрадывается сзади орел, свисток в губы и как свистнет! Женщины испугались, схватили сумки и пошли прочь. Орел - за ними. С сумками-то идти трудно, а тем более убегать от полиции, а орел за ними поспевает, подходит, догоняет и еще раз свистит в ухо. Гад, словом. Но если ему дать несколько мамедов, то мент будет не замечать торговца. Причем взятку они брали открыто, при всех, никого не таясь, сколько раз я был свидетелем. Да, так вот, чтобы не обращать внимание на себя, дед этот подходил к прохожим, доставал из сумки лимоны и предлагал их купить. - Сынок, купи лимоны, четыре штуки на мамед. - Нет у меня денег сейчас. - Пять лимонов на мамед. - Ай, дедуля, денег нету, да. Старик вздохнул с горечью: - И у меня тоже нету... Ты русский?. - Да. - Э, русские люди хорошие. Когда был Советский Союз, я как человек жил. - Нет больше Советского Союза, - я пожал плечами, - что хотите - независимость. - Е*** я эту независимость, - с омерзением сказал аксакал. Мне стало жалко старика, я вытащил последний мамед и купил у него четыре лимона. x x x От этого кошмара, беспредела, ниезвестности люди уезжали. Уехали очень, очень многие. Раньше, бывало, проезжаешь по городу, и говоришь: "А, вот в этом доме живет наш учитель. Вот там живет одноклассник. О, а там знакомые моей мамы живут, мы у них в гостях были. Это - мой город." А сейчас: "О, это моя школа. Я в ней когда-то учился, в ней сейчас нет русского сектора. А в этом доме наша классная руководительница жила, в Москву в позапрошлом году уехала. А здесь жила наша родственница, она в Саратов уехала. А еще кто-то в Саратов уехал? А, вспомнил, Генка, сын военного. Он еще с Катькой все время заигрывал. Катька уж пять лет, как в Америку уехала. Катька уехала, и Ленка, подруга ее, уехала. О, а в этом дворе мы с Алешкой играли. Где теперь Алеша? В Ставрополе, кажется...". Возникает ощущение, что едешь по мертвому, пустому, чужому тебе городу. Одна бакинка, год назад была в Петербурге, так она говорит, что там она за месяц отпуска встретила больше знакомых, чем осталось в Баку! Оставшиеся здесь теряли, порой навсегда, друзей и родственников, знакомых и соседей, - все, кого нажили здесь за многие годы жизни. В основной массе это были интересные и неплохие люди. Мир, в котором мы жили, рушился. Причем, чем больше умных людей уезжало, тем более остававшиеся здесь предавались тоске и унынию, тем чаще от охватившего их одиночества, а вослед ему и отчаяния их посещали мысли о бегстве. Раньше, бывало, на праздники к нам приходили родственники, друзья, мы вместе обедали, обсуждали новости, смеялись. А теперь мы живем как будто в изоляции. После 1991 года я не помню, чтобы у нас весело прошел хоть один новый год, хоть один праздник. Нет, нас не бьют, не преследуют из-за этнической принадлежности. Баку - это не Грозный и даже не Рига. Скажу прямо, по отношению к русским Азербайджан еще далеко не самая неблагополучная страна СНГ. В определенной доле это и заслуга нынешнего режима. Но после 1992-93 годов чувствуешь себя как изгнанником, чувствуешь себя ненужным своей стране. Обидно. Живешь, но, будто бы наполовину, словно бы дышишь одним легким. Не удивляйтесь, но я, молодой человек, иногда чувствую себя стариком. И знаете, почему? Да потому, что именно старости присущи те явления, что я описал: ощущение собственной ненужности, никчемности, беспомощности. Уходят твои друзья, дорогие и близкие тебе люди. Исчезают. А молодости присуще совсем другое по определению - наоборот, энергичность, эксперименты, заведение знакомств, заложение основ будущего, предпосылки для создания семьи, для своего дальнейшего социального статуса. А мне сейчас даже и влюбиться не в кого. Просто не в кого, нет, как говорят математики, области определения функции... Но самое страшное, что многие русские бакинцы, переселившиеся в Россию, и там не ощущают себя дома, чувство ностальгии, порой переходящее в щемящую, тупую боль, не покидает их и там. Во-первых, было бы глупостью сказать, что Русь принимала их хлебом-солью, они и там продолжали сталкиваться с экономическими трудностями, а во-вторых, они с трудом осваивались на новом месте - жизнь-то прошла в другой республике, с другим климатом, с другими понятиями, с другим бытом и укладом, среди других людей. На адаптацию нужно лет пять-десять, как минимум, пока освоишься, обзаведешься знакомыми, связями, пока станешь считать родными стены твоего нового дома. Получаешь от уехавших письма, и все они буквально плачут, так и говорят, "кажется, что мы в гостях, и вот-вот сядем на поезд и вернемся к себе домой, в Баку", вспоминают свой родной южный город, где прошла их жизнь, во сне видят своих старых бакинских друзей и знакомых (которые-то и сами, скорее всего, куда-нибудь уехали), узкие серые улочки Баксовета, лавочки на Торговой, книжный Пассаж, увитые виноградниками и плющом, освещенные щедрым солнцем стены Монтинских двориков, Шиховский пляж, на берег которого набегают волны, Приморский бульвар, с разводами нефтяных пятен на поверхности воды, ресторан "Садко", вынесенный на дамбе далеко в море, полупустынный пейзаж солончаков, разноображенный нефтяными качалками и мутными озерцами, уютные Мардакянские дачные домики с инжиром во дворах. Люди же жили здесь, они уже привыкли ко всему этому, и именно из таких мелочей и складывается понятие малой родины... (А что, бывшие бакинцы, разве это не так? Бывшие рижане, душанбинцы, грозненцы, кишиневцы, ферганцы, ставшие волей судеб москвичами, белгородцами, волгоградцами, свердловчанами, пензенцами - разве вы не вспоминаете свою доперестроечную родину? Да никогда не поверю!) И потом, даже когда все перебирались в Россию, это не гарантировало воссоединение семьи. Один брат, например, перебирался в Саратов, другой, с родителями - в Подмосковье, дочка его выходила замуж за еврея, уезжала в Германию. Так рушились семейные гнезда. Знаете, когда говорят о белогвардейцах, о белоэмигрантах, мне очень понятна и близка их трагедия, их боль разлуки с Родиной - я сейчас говорю не об идеологии. Примерно то же самое пережили и мы. Кто - эмигрировал, а кто остался, но никто не стал счастливым. Уехать, допустим, можно. Но разве это счастье - жить с ощущением того, что тебе пришлось отправляться искать лучшей доли в чужих краях, бросив отчий дом? Чувствовать себя изгнанным - не важно, чем изгнанным - нищетой, национальными преследованиями, страхом перед войной, и нести эту боль всю жизнь?! Осадок все равно остается. Разве это не трагедия? Трагедия миллионов и десятков миллионов, оказавшихся чужими здесь и чужими там? Однако уезжали не только русские. Уезжали украинцы и евреи, татары и лезгины. Поехали и семьи метисов. Потом поехали в Россию и чистые азербайджанцы. Были среди них принципиальные, в основном, русскоязычные, представители интеллигенции, да и просто приличные люди, которые, конечно же, есть в любой нации, понимающие, что так жить нельзя. Что государство, где коррупция называется уважением, а кумовство является нормой жизни, далеко не поедет. Уезжали на чужбину и те, кто попроще, из более прозаических соображений, кто-то работать разнорабочим, кто-то спекулировать, заниматься "алвером" - на заработки, надеясь вернуться. Но не возвращались. Оседали там, получали российское гражданство, даже и не думая возвращаться. Были такие, которые даже стали презирать своих соплеменников и свою историческую родину. Они там, среди чужих народов, добивались больше, чем среди своего, и добивались не "дядей", как принято на Востоке, а своими головой и руками. "Мне тогда - сам Бог велел бежать прочь, - думал я ночами, - и у меня папка там, голый, общипанный, помощи от него никакой, но хоть будет где мне жить. Но на что бежать? И как бежать? Бросить больную мать я не могу. Она недавно пережила операцию. Ее сердце не выдержит..."- Сердце мое мечется в грудной клетке, точно птица, оказавшаяся взаперти, не зная, что делать. И тут - такой случай. Мы все втроем переселяемся в Россию. Мне это решение тоже далось с трудом, оно было в буквальном смысле выстрадано. Наконец, в какой-то момент, мать дала свое согласие. Вот и катит сейчас меня поезд по заснеженным долам самостийной Украины. x x x В дупель накачанному арагом Валерию с его газовыми горелками мы помогли слезть с поезда, где он был встретчен своими детьми. Детьми, в которых перемешались три крови: украинская, азербайджанская и армянская, но которые мыслят и говорят на русском языке. В вагоне стало совсем холодно. Я выпил чаю и, закутавшись в одеяло и дубленку, уснул. Под Харьковом меня разбудил Эмин. Было часа три ночи. Я собрал свои вещи, попрощался с проводниками и сошел с Эмином на Харьковском вокзале. Было довольно морозно - плевок замерзал сразу. Какой красивый в Харькове вокзал! Самый красивый изо всех, что я видел. На нем купол, стены в росписях. Стоят памятники Марксу и Ленину, на головах которых сидят аполитичные голуби. Как и на любом вокзале, маленькие магазинчики. Ценники висят. Какое здесь дешевое пиво! Чуть больше одной гривны! В украинских деньгах мне ориентироваться даже легче, чем в российских, одна гривна примерно равна одному мамеду. Эмин договорился с проводницей, она нас поместила в купе вагона, и мы поехали в Россию. Удивительно, украинских таможенников я в Харькове даже не видел. Блин, какой теплый, какой чистый вагон! Освещение работает! В наших же вагонах - это фантастика! В Белгороде нас проверила пограничная служба и ленивый таможенник. Поезд поехал дальше. Рано утром мы приехали в Курск, а оттуда на автобусе - в N. Эмин отправился к себе домой, а я - в деревню, где жил мой отец. Когда отец увидел меня, он чуть не потерял дар речи - не ожидал меня увидеть. x x x Россия - мачеха В Баку с Эмином был уговор, что он в N на свои деньги купит мне квартиру, я получу на руки купчую на мое имя, ключи и поеду с ними в Баку. Там мы подпишем на родственника Эмина дарственную на нашу квартиру. Это был очень удобный для нас вариант, так как не надо перебиваться с места на места, а сразу приедем на уже обустроенную, нашу квартиру. Эмин обещал помочь и с работой в N. Однако оказалось, что мой отец cбуквоедничал, стал настаивать, чтобы мы заключили договор с Эмином, а то вдруг он кинет нас. А как мы заключим этот договор, если все участники договора находятся в Баку? Эмин стал тянуть с заключением этого договора. И вообще он какой-то подозрительный тип. Еще в Баку он упорно не показывал мне свой паспорт. Даже когда мы покупали билеты, он купил билет на паспорт своего родственника. - А зачем вы не купили билет на свой паспорт ? - спросил я его. - А у меня регистрации нету, а кассирша мозги делать начнет, - ответил Эмин. Как я понял, он живет в N, и он гражданин РФ. Как он рассказывал, он и родился в России, да и говорил не так, как говорят местные бакинские русскоязычные азербайджанцы и, может быть, даже, в какой-то мере и я - у него чувствовался натуральный центрально-черноземный говор, ложившийся на его азербайджанский акцент. Интересное было явление. Если ему верить, всю Россию он изъездил вдоль и поперек, и тут и там у него были знакомые. - А как же вы сядете на поезд, если билет куплен на чужое имя? - Да сделаю проводнику `уважение', и все тут. Я поверил. Но всем пограничникам он показывал азербайджанский загранпаспорт, такой же, как у меня, выданный в бакинском ОВИРе. За кого он себя выдает? С кем я связался? Поэтому-то моя мать так волновалась, отправляя меня в Россию. И потом - как он вышел на нас? Отец сказал, что не давал ему наш номер телефона. Непонятно. В N мы пошли регистрироваться - меня отказались регистрировать в N, потому что я, как они сказали - "лицо кавказской национальности". Я долго смеялся, но это был смех сквозь слезы. Потом оказалось, что у них там было какое-то совещание, и пока оно шло, чтобы не было недоразумений, регистрацию временно приостановили. В конце концов через десять дней печать о регистрации мне поставили. Отец мой тоже не лаптем щи хлебает - обложился законами, стал читать. Достали "Закон о правовом положении иностранных граждан в РФ", стали ходить по юристам, по инстанциям. Вот тут-то и выяснилось, что Вид на жительство дадут не через три месяца, как сулил в Баку Эмин, а только после, как минимум, года проживания. Причем не просто проживания, а проживания на основе специального разрешения. Оно так и называется - "Разрешение на временное проживание". Чтобы его получить, нужно сначала устроиться на работу, и оттуда принести справку, что я - платежеспособный. А на работу меня не возьмут, потому что я - иностранец. Иностранцу можно устроиться на работу лишь на основе специального разрешения на осуществление трудовой деятельности. Причем не у меня это разрешение должно быть, ладно бы, купим, а у моего работодателя. А ему нужны лишние проблемы, не проще местных гавриков нанять? Эмин обещал меня устроить в N, но его слова дальше обещаний не пошли - так он и не показал меня моему новому начальнику. Да и потом, мое трудоустройство было бы сопряжено с государственной службой, а туда иностранцев не берут по закону. А что касается матери и бабки, так тут еще сложнее. Пенсии они не будут получать вплоть до получения Вида на Жительство. А на что им жить эти полтора-два года? Одну я, может быть, и потянул бы, но двоих вряд ли. И не известно, устроюсь ли я на работу сразу? Иностранцу ведь гораздо труднее, чем местному. Это что касается средств существования и правового статуса. С покупкой жилья оказалось еще труднее. В N купить квартиру просто невозможно - Эмин не располагал такими деньгами, во всяком случае, нашу квартиру в Баку он оценил гораздо ниже, чем стоила равноценная квартира там. К тому же нам сказали, что, если иностранец покупает недвижимость, с него берется налог 30% от стоимости покупки. Все это означало, что денег нам хватит лишь на домик в деревне. Жить в деревне мои предки в Баку наотрез отказались. Да и я из Баку-то уехать собрался потому, что город превратился в деревню. И опять месить грязь? Это же шаг назад! Да и потом выяснилось, что иностранцу дом продадут, а на землю он прав не имеет. Стали искать в небольшом поселке около N хоть какую-нибудь квартирку - тоже ничего не вышло, хозяин квартиры был где-то очень далеко, а ждать его не было возможности. Рынка жилья в этом поселке почти не было. Еще один нюанс. Россия требует, чтобы загранпаспорт был переведен на русский язык и нотариально заверен. В Баку с меня за эту услугу взяли два ширвана. В одной из государственных организаций по недвижимости в городе N у меня потребовали паспорт и его перевод. Я показал. Чиновник посмотрел перевод. Там была ксерокопия моего паспорта, построчный перевод каждого атрибута, и ниже стояли печати бакинской переводческой фирмы и нотариальной конторы, заверившей его. Ниже по-русски от руки было написано : "Перевод произвел Ашраф Расулов". Но весь прикол в том, что эти печати тоже были на азербайджанском. А откуда чиновник знает, что это за печати? Может, мне кладовщица перевела и за бутылку свою печать поставила? Тоже пришлось заново переводить, уже в России, N, где русская печать. Короче, я понял, что все против меня, и поэтому рисковать тем малым, что есть в Баку, я тоже не мог. Отпуск мой заканчивался. Потерять работу для меня равноценно смертному приговору. А оказывается, оформление купчей занимает месяц-два, и я явно опаздывал. Я стал торопить Эмина, давай, подпиши договор, какой отец просит, (отец запретил мне без письменного договора предпринимать что-либо), подыщи мне квартиру, поговори с хозяевами, отведи меня на место моей будущей работы. Он говорил "да, да, да", а сам смывался. К своим обязанностям он относился весьма несерьезно - прибегал на полчаса к отцу обсудить с ним ситуацию, потом убегал, сославшись на то, что торопится. И регистрация, и хождение по юристам - все осуществлялось за наш счет. Деньги мои подходили к концу, а отец и вовсе безработный, неплатежеспособный, живет на пенсию своей матери. Эмин обещал возместить мои траты. Обещал... Но пропал. Через неделю пришел его родственник, и сказал, что Эмин вывихнул ногу и лежит в больнице. Я еще раз поторопил их, они обещали, что все сделают в сроки, у них, якобы, знакомый юрист, он все оформит без задержки. А оставалось-то чуть больше недели. В конце я все же решился, во что бы то ни стало начать процедуру оформления Разрешения на временное проживания. Прихожу в отделение, а мне заявляют "Все это приостановлено". Кем, когда, почему - никто не дал вразумительного ответа. Вот так-то. Значит, получается, мы сорвемся с места, приедем сюда, а у нас даже не будет правового статуса. Россия хлопнула дверью перед моим носом. Россия оказалась не матушкой, а мачехой. Мою маму, русскую, родившуюся в России, крещенную в Русской Православной Церкви, Закон приравнял к какому-нибудь китайцу, что вырубает тайгу и занимается контрабандой. Не хотите мне давать полноправного российского гражданства, считать меня равноправным членом вашего общества - не надо, не давайте. Даете мне птичьи права - давайте птичьи, но права, которые бы как-то определяли мой социальный статус. Если пять лет надо ждать гражданства, хорошо, подожду, десять - подожду. Я хочу одного - господа политики, если вы не помогаете мне и таким, как я, то, по крайней мере, не ставьте препоны, не унижайте людей, разберитесь с законодательством, чтобы оно не ставило людей в дурацкое положение... А то как в песне Жанны Бичевской на слова Ю. Борисова : "Все теперь против нас, словно мы и креста не носили, Словно аспиды мы басурманской крови, Даже места нам нет в ошалелой от горя России, И Господь нас не слышит, зови - не зови." Я стал собирать чемоданы. До последнего часа я глядел на дорогу, ожидая появления Эмина, но он так и не появился. Мы с отцом поехали в Курск, потом в Белгород. Ну, каковы мои впечатления от России? Как сказать, конечно, по сравнению с Азербайджаном, там жить легче. Там, по крайней мере, рабочий может расчитывать на трудоустройство. Требуются водители, сварщики, экскаваторщики, каменщики и особенно дворники. Интеллигенция не в чести, правда. Вообще мне обидно за Россию. Знаете, если вдуматься, то Россия оказалась даже в худшем положении, чем южные республики. Почему? Да потому что эти республики получили то, что заслужили, то, за что боролись, за что ратовали в 1988-1992 г.г. Ведь кричали же на митингах, да еще как кричали! Стремились к независимости, и получили ее. Произошло то, что и должно было произойти, все закономерно, ничего другого и ждать не следовало. А вот Россия явно не заслуживает такой доли, конечно, ее место должно быть выше, это действительно великая страна. А народ живет небогато, и у страны на мировой арене нет должного почета, Россия унижена, и поэтому мне, как русскому, горько. Путин, конечно, же предпринимает шаги для улучшения экономической ситуации, но бедность в стране все равно чувствуется. В электричках граждане едут плохо одетые: замызганные тридцатилетние плащи, прорвавшиеся галоши. Такое же разрушение деревни. Заходишь в сельский частный магазинчик, хочешь купить сметану к борщу, а на тебя смотрят как на идиота. И это на Черноземье! Это же абсурд. Зато водка есть круглый год и круглые сутки. Но глушить белую россияне стали меньше, за эти два визита я видел всего четырех пьяных (нет, простите, пятерых, считая Эмина). Много сортов пива. Особенно мне понравился напиток "Отвертка". Вот Москва, когда я там был год-полтора назад, оставляет, конечно, совсем другое впечатление. Широченные проспекты. Все куда-то бегут. Только вышли из метро - и понеслись. С одной стороны, какое-то состояние раскрепощенности, особенно после закомплексованного, подавленного Баку. Но с другой, Москва как-то сразу отталкивает, отпугивает, ошарашивает новичка, дает ему понять, что в этом городе он всегда будет только гостем, причем гостем не слишком-то желанным. Все куда-то бежит, но бежит мимо тебя, просто не замечая. В Белгороде мы с отцом сели на электричку и поехали в Харьков. Электричка Белгород-Харьков шла полупустая. Шлялись менялы, мелкие торговцы. Российских пограничников в электричке я даже в глаза не видел. Вошел таможенник, руки в брюки, вяло прошелся по вагону, и все. Потом была еще какая-то российская станция, потом украинская, и только на третьей станции зашли украинские погранцы. Значит, получается, что границу можно проехать, минуя пограничников? Но я же хороший мальчик, я не нарушаю законов, вы же знаете. Проблем не возникло, отметили в паспорте дату въезда. Правда, меня, как гражданина Азербайджана, больше других спрашивали, с какой целью я еду на Украину, как долго буду оставаться и кто я по национальности. В Харьков мы прибыли днем, подходим покупать билет к окошечку. Спрашиваем у кассирши: билеты на поезд "Харьков-Баку" есть? - Есть, - отвечает. - Плацкартные есть? - Есть. - Сколько стоит? - Не знаю. - Как не знаете? - Ну, вы сначала купите, а на билете распечатается цена, - отвечает кассирша. - А где можно узнать? - В справочной. Пошли в справочную, стали спрашивать цену, нам говорят "Две гривны за консультацию". Вот бизнес придумали! Везде обирают. Что за долбарь писал эту программу, если в программе preview нету! Пошли опять к окошечку кассы. - До Баку выбейте мне один плацкартный,- даю ей паспорт. Распечатав билет, она называет цену - 214 гривен. Это в полтора раза больше, чем я предполагал, билет на поезд "Баку-Харьков", если на гривны перевести, стоил 130 гривен. На такие деньги мы явно не рассчитывали. Папа меняет последние рубли. Наконец, билет куплен. Денег у меня остается около двухсот рублей на карманные расходы. * * * Харьков - Баку Поехали к моему хлебосольному дяде, побыли у него день и две ночи, и утром отец меня проводил до поезда. Я сел на свое место. Люди заходили в поезд, не показывая никаких документов. Помахал рукой моему папе. Поезд тронулся. Бедный мой отец! В молодости я помню его совсем другим - веселым, жизнерадостным. Нищета, деревня, разрыв с семьей, да и просто годы скрутили, скорчили его. Он стал совсем стариком. В поликлиниках нередкий гость, в больнице раза два лежал. Не на кого мне опереться. Все у меня больные, все старые. Жизнь моя уже надломлена. Что меня ждет впереди? Угасание и смерть близких, а дальше мое собственное никчемное существование, и старость... Никаких перспектив. В купе со мной едет районская ханум лет пятидесяти, не знающая русского языка, она ездила к родственникам на Украину. Из Казахского района (К Казахстану это не имеет никакого отношения). Вообще, в Азербайджане это, вообще, очень частая и популярная беседа - кто откуда. Как я уже писал, настоящих бакинцев мало, и население города в основном сформировалось в XX веке из-за притока населения из районов. Азербайджанцы очень любят выяснять: ты откулешный, к какому "клану" ты относишься? Ленкоранские, Геокчайские, Казахские, Карабахские, Гянджинские, Нахичеванские, Шекинские, Шемахинские. Узнав в своем собеседнике земляка с малой родины, сразу начинают искать общих знакомых, вспоминать родные места. Ведь в состав России в начале XIX века вошел не Азербайджан как таковой, а отдельные, разрозненные ханства. Все кадры, подбираются также исходя из местнических соображений: если не родственниками, то, по крайней мере, земляками. Сейчас очень престижно быть нахичеванским: правящий клан - оттуда. Если девушке удалось заарканить нахичеванского парня, то подруги говорят: о, смотри, как тебе повезло! Один приемщик стеклотары мне тоже задал этот дурацкий вопрос: "откуда ты родом?". Я сначала не понял, о чем речь, потом дошел весь абсурд его вопроса. Откуда я? Сам я в Баку родился. Мама моя родилась в среднем Поволжье, хотя и прожила там не более года, дедушка с маминой стороны - из Подмосковья, бабушка - Вятская. Отец в Баку родился, его мать (моя бабушка) - Астраханская, отец и дед моего отца тоже, кажется, в Баку родились. А вот мой прапрадед со стороны отца, кажется, из Урала в Баку приехал. Кажется, а точно я и сам не знаю. Вот и судите, откуда я родом! x x x Проводник проверяет и отбирает билеты. Подходит, спрашивает: - Билеты есть? Если билеты есть, даешь, если нет, то начинается стандартный диалог: - До куда едете? - До /туда-то/. - Чем будете платить? Манатами, гривнами, рублями, долларами? Дают деньги. - Маловато. Добавляют. Идут искать свободное место. Проводник собрал по "питеру" за постель и еще десятку - уборщице, высохшей, ободранной, всклочной, и, как мне кажется, психически больной женщине. Все время следования поезда эта психопатка лаялась с проводником и подкалывала пассажиров. Зато вагон был теплым - это ее заслуга. Поезд выехал из Харькова и поехал через живые, зеленые сосновые леса. Заходят люди, предлагают купить глиняные сервизы. Недорого. Заходит милиция, требует документы. Нет возражений. Едем. Хочется кушать, я достаю колбасу, купленную в Харькове, и начинаю ее есть! Какая колбаса! Я такой в жизни не ел! Бакинские колбасы едят даже не все кошки ("пш-пш-пш"- помните?) - мяса, там, видать, маловато, один крахмал. Едем дальше, по Донбассу. За окном - терриконы. Чтобы не было скучно, читаю журнал "Вокруг света". Граждане разных государств сетуют друг другу на тяжелую жизнь, произвол чиновников, бедность, ругают правительства. Час-полтора стоим в Красной Могиле, час-полтора в Гуково. Наступает ночь. Едем по донской земле. Волгоград я проспал. Просыпаюсь - за окном в степи пасутся кони, красивые они все-таки животные. Днем приехали в Астрахань. На перроне продают сушеную рыбу, хлеб. Я выхожу, покупаю полуторалитровую бутылку "Очаковского" пива - не мог не купить, друзьям в Баку обещал. Кладу ее в сумку, под кулек с бельем. Едем дальше. Съестных запасов у меня уже не остается, а ехать еще целые сутки. Попутчики делятся провизией. А тем временем мы пересекли сорок пятую параллель, а, значит, въехали в Пустыню, где, как сказал К. Бальмонт, "совесть - вещь пустая, Там царствует кулак, нагайка, ятаган". В северных районах Дагестана, где-то в поселке Кочубей, входят два милиционера, аварцы, кажется. С автоматами наперевес. Требуют документы. Меня и еще одного парня ведут на собеседование в "Купе для отдыха проводников и обдирания пассажиров". Пристально смотрят на меня, вероятно, пытаясь понять, кто я такой. - Чипсет, где ты живешь? - В Баку. - Где ты был? - В N, у отца, там у меня регистрация стоит, - проверили. - Что делал в России? Я им рассказал свою историю, причем со всеми подробностями, но приврал много разных деталей. В общем, Маринине то, что я наплел, точно понравилось бы. - Я связался с такими аферистами. Они у меня в Баку квартиру отобрать хотели. В N привезли, шантажировали. Угрожали в Баку моей матери. Некоторое время я, даже можно сказать, был в состоянии заложника. - Да ладно!- усмехнулся орел. Я понял, что ляпнул лишнее. - Фигурально сказать - заложника. Ну, если у человека отбирают паспорт, как это можно назвать? Едва деньги достал на дорогу, - это я сыграл на опережение, чтоб орлы не вымогали, - теперь вот почти без денег еду, попутчики подкармливают. - Да... Хорошо. Колюще-режущие предметы везешь с собой? - Нет, что вы. - А если проверим? - Проверяйте, - я пожал плечами. - Хорошо, ты пока выйди, а тот парень пусть зайдет. Паспорт остался пока у них. Иду к себе на полку, а сам думаю: "А ведь ножик-то у меня есть, которым я колбасу резал. Вдруг проверят и докопаются. Конечно, формально-то это не холодное оружие, но повод придраться у джигитов найдется. Сейчас же по всей планете идет 'вихрь-антитеррор'. ". Парень вышел из купе. По-азербайджански его спрашиваю, чтобы орлы не поняли: - Чего менты хотели-то? - Деньги, - ответил он. - Сколько? - Пятьдесят рублей. А у меня всего-то восемьдесят рублей. А впереди еще - тот лезгин в вязаной шапочке, российская и азербайджанская границы, и наши менты, требующие "уважительного" к себе отношения. Где столько бабла взять? Менты, наконец, открыли дверь и молча отдали мне паспорт. Я пошел к себе. Где-то под Кизляром зашли две женщины-аварки, занимающиеся алвером, и я купил у них йогурт за десять рублей. Сели рядом, поболтали с ними за жизнь. Один мужик спрашивает их: - Ну, как живет Дагестан? - Бедно. - А мужья ваши что делают? - Водку жрут и яйца дома греют. Я рассеялся от души. - А спокойно ли в вашем регионе? Чечня ведь рядом, - спросил я. - Спокойно, - отвечали женщины, - Надоела нам всем эта война, хочется спокойной жизни. Черт побери, а кто ее не хочет! Расспросили еще о чем-то. - Эх, почти ничего не продали, - посетовали аварки и ушли. У меня оставалось всего семьдесят рублей и три мамеда. И, - только никому не говорите, ладно - пятьдесят долларов. Я их так и не потратил. Было поздно, и я уснул. Проснулся уже в Дербенте, там Россия при выезде производит паспортно-визовый контроль. Из поезда было видно гору, верхушка которой была покрыта снегом. В точности картина - как на наклейке с минеральной водой. Пришла добродушная пухленькая русская тетенька в очках, проверила паспорта и удалилась. В соседнем вагоне ехала пара азербайджанцев, муж и жена, причем женщина была в положении. Где-то в России у них украли чемодан с документами и деньгами. Остаться без документов в дороге, в другом государстве - хуже, чем без штанов. Без штанов, в принципе, можно доехать, а вот без паспорта - нет. В Дербенте их высадили для выяснения личности. Я иду по коридору, навстречу мне проводник. - Я тебе давал таможенную декларацию? - Нет. - На, возьми. Ну, какая публика со мной ехала, я вам описал уже. Явно, Сорбонны не кончали, а про Оксфорд и не слышали. Некоторые и на родном-то писать не умеют из-за введения латиницы. А тут на русском. Все просят меня, как самого грамотного. У меня даже ручка с собой была. Заполнил для себя. Все, как есть написал, я же не контрабандист, чтоб юлить. Так и написал: пятьдесят долларов, три тысячи манатов, семьдесят рублей, даже сорок украинских копеек указал, которые затерялись где-то в одежде. Видите, какой я честный. Ой, а что мои спутники делали! Я, значит, за них пишу декларацию, а они называют только ФИО, и страны въезда-выезда, и там, где валюта, везде велят ставить прочерки. Ставлю прочерки. Но подписываться даю им . Подписываются. Сидящая впереди тетка из Казахского района прячет баксы в исподнее. Заходят таможенники, молодые дагестанцы. Начинается такой шмон! Ой, блин. Как обыск в квартире у Ленина, если верить советским фильмам. Подходят ко мне: - Декларацию! Я им протягиваю свою, а они кричат : - Почему только одну! Я говорю: - Я за себя отвечаю только. Дал им и другие. Открыл им полку, они расстегнули сумку, щипнули пакет с бельем. Претензий нет. - А чьи это пятьдесят долларов? -спросил джигит, просматривая декларацию. В голове мелькнула мысль, что лучше было бы спрятать, как сделали все умные люди. - Мои, - признаюсь. - А где разрешение на вывоз валюты? - Какое разрешение? Я эти доллары в Баку купил, привез в Россию, но не потратил, везу обратно. Таможенник скептически ухмыльнулся, но пошел дальше. Открыли ящик в полу вагона, порыскали там, и вытащили на свет божий кулек с орехами. - Чьи орехи ?! - громко спросил таможенник. Ответом ему было молчание. - Чьи орехи, спрашиваю ?! - повторил он вопрос. Пассажиры вагона переглянулись, но права на владение куля с орехами никто не признал. Подключился и проводник, истошно заорав на весь вагон по-азербайджански: - Чьи орехи здесь лежат? Никто не ответил. - Так, понятно. Орехи - ничьи, я их выгружаю. - Таможенник поднял куль и направился к выходу. - ...Это мои орехи, - тихо сказала женщина, сидящая рядом с люком. - А чего вы молчите тогда?- возмущенно спросил дагестанец. - Ну орехи они и орехи, чего здесь такого? - Э, вы не понимаете. Орехи - вещь опасная. Достаточно один орех съесть вечером, чтобы утром не проснуться. - А как вы определяете съедобность орехов? - У нас есть специальные методы определения, съедобны орехи или нет. Я догадался, что это за методы, и, видно, "лаборатория" расположена в том же Купе для отдыха..., но факта передачи взятки я не видел и признать не могу. Во всяком случае, куль добрался до Баку в целости и сохранности, как и его владелица. Таможенники присели, еще раз пересмотрели декларации и направились прочь. Все успокоились. Поезд стоял еще минут десять, как вдруг в вагон ввалился жирный мент. Остановился около нашего купе. Рядом со мной сидел один помятый районский мужичок. Тихо сидел, трезвый, в туалет на остановке не ходил, в вагоне не курил, к женщинам не приставал, никого не трогал. Мент показал на него пальцем и говорит: - Ты один едешь? - Да. - А эта женщина напротив тебя сидит - кем она тебе приходится? - Никем, она сама по себе, я сам по себе. - Давай 50 рублей! - Нету у меня ! - Ала, давай ! - Ала, нету, да ! Мент постоял несколько секунд рядом с ним, выжидая, что у мужичка "заговорит совесть". Однако мужичок оказался на редкость бессовестным, не сделал ему уважения. Мент повернулся и, недовольный, ушел, не скрывая своей досады. Причем дело было на российской территории, а весь разговор шел на азербайджанском языке. Кто этот мент, не понятно. Впрочем, азеры и в Дербенте живут.