Мы найдем для тебя апартаменты здесь, при дворе. Ты будешь моим официальным толкователем снов - даже если ты никогда не скажешь мне и слова о своем толковании. И ты можешь рассказывать мне о Дюне. Я испытываю огромное любопытство к этому месту. - Этого я не могу сделать, Принц. Гнев, достигший критической точки, снова вернулся к нему. Фарадин бросил молниеносный взгляд на черную маску. - А почему бы и нет, умоляю, скажи? - Мой принц, - прервал Тайканик, снова дотрагиваясь до руки Фарадина. - В чем дело, Тайк? - Мы доставили его сюда, заключив соглашение с Космическим Союзом. Он должен быть возвращен на Дюну. - Мне велели вернуться на Арракис, - сказал Проповедник. - Кто велит тебе? - требовательно спросил Фарадин. - Власть более великая, чем твоя, Принц. Фарадин вопросительно посмотрел на Тайканика. - Он шпион Атридесов? - Не совсем так, мой Принц. Алия установила цену за его голову. - Если это не Атридесы, тогда кто приказывает тебе? - спросил Фарадин, переключая свое внимание на Проповедника. - Возможность более великая, чем Атридесы. У Фарадина вырвался смешок. Это была какая-то мистическая чепуха. Как могли одурачить Проповедника? Проповеднику приказывали, и скорей всего это были сны. Какое важное значение имели эти сны? - Это пустая трата времени, Тайк, - сказал Фарадин. - Почему ты подверг меня этой... этой Шутке? - Это имеет двойную ценность, Мой Принц, - ответил Тайканик. - Этот толкователь снов обещал мне доставить Данкана Айдахо как агента Дома Коррино. Все, о чем он просил, это встретиться с тобой и истолковать твой сон. - Про себя Тайканик добавил: "И так он сказал Вэнсике". Новые сомнения напали на Башара. - Почему мой сон так важен для тебя, старик? - спросил Фарадин. - Твой сон говорит мне, что великие события идут к логическому заключению, - сказал Проповедник. - Я должен поспешить с возвращением. Усмехаясь, Фарадин сказал: - Ты хочешь остаться загадочным, так и не дав мне совета. - Совет, Принц, очень опасное дело. Но я рискну сказать несколько слов, которые ты можешь воспринимать как совет или как-то иначе, вообще как ты этого захочешь. - Конечно, - сказал Фарадин. Закрытое маской лицо Проповедника было прямо против лица Фарадина. - Правительства могут приходить к власти или распадаться по причинам абсолютно незначительным, Принц. Какие пустяковые события! Спор между двумя женщинами... куда дует ветер в какой-то определенный день... насморк, кашель, длина одежды или как соринка попала в глаз придворного. Это не всегда важные интересы министров Империи, которые диктуют ход истории, а также вовсе необязательные понтификации священников, которые движут руками Господа! Эти слова глубоко взволновали Фарадина, и он не мог найти объяснения этим чувствам. Тайканика, однако, заинтересовала одна фраза. Почему Проповедник говорил про одежду? Мысли Тайканика сосредоточились на Имперских костюмах, которые отправили Атридесам-близнецам, на тиграх, которых выдрессировали нападать. Неужели этот старик делал неуловимое предупреждение? Много ли он знал? - Как можно воспользоваться этими словами, в качестве совета? - спросил Фарадин. - Если у тебя это получится, - сказал Проповедник. - Ты должен свести свою стратегию к точке ее применения. Где применяют стратегию? В особом месте и с особыми людьми. Но даже если учесть все мельчайшие детали, все равно одна ничего не значащая деталь останется не замеченной тобой. Может быть, Принц, твоя стратегия доведена до амбиций жен местного правителя? Холодным голосом Тайканик прервал его: - Почему ты заладил про эту стратегию, Проповедник? Как ты думаешь, что ожидает Принца? - Все идет к тому, что он пожелает занять трон, - сказал Проповедник. - Я желаю удачи, но ему, возможно, понадобится нечто гораздо большее, чем удача. - Это опасные слова, - сказал Фарадин. - Как ты осмеливаешься произносить такие слова? - Амбиции ведут к тому, что действительность перестает тебя волновать, - сказал Проповедник. - Я осмеливаюсь произносить такие слова, потому что ты стоишь на распутье. Ты мог бы стать замечательным. Но сейчас ты окружен теми, кто не ищет моральных оправданий, советниками, которые стратегически ориентированы. Ты молод, силен и вынослив, но тебе не достает определенного, хорошо продуманного обучения, с помощью которого мог бы формироваться твой характер. Это грустно, потому что у тебя есть слабости, о которых я уже рассказывал. - Что ты имеешь в виду? - потребовал Тайканик. - Будь осторожен, когда говоришь, - сказал Фарадин. - Про какую слабость ты говоришь? - Ты не дал ни малейшего намека на то, каким может быть общество, которое ты мог бы предпочесть, - сказал Проповедник. - Ты не принимаешь во внимание надежды своих подданных. Ты не имеешь даже малого представления о форме Империи, которой ты добиваешься. - Он повернул лицо, закрытое маской, к Тайканику. - Тебя больше притягивает власть, а не то, как ею пользоваться и как избежать опасности, которые она уготовила. Таким образом, твое будущее заполнено явными таинствами: спорящими женщинами, кашлем и ветреными днями. Как ты можешь создать эпоху, если не можешь видеть каждой мелочи? Твой здравый ум не будет служить тебе. Вот в этом-то и есть твои слабости. Фарадин долго изучал старика, удивляясь глубоким выводам, которые были результатом его мысленной деятельности, постоянству таких подвергнутых сомнения понятий. Мораль! Цели общества! Это были мифы, которые должны были существовать параллельно с верой в восходящее движение эволюции. Тайканик сказал: - Достаточно произнесено слов. На какой цене вы остановились, Проповедник? - Данкан Айдахо - вал, - сказал Проповедник. - Подумайте, как лучше использовать его. Ему цены нет. - О, у нас для него есть подходящая миссия, - ответил Тайканик. Он взглянул на Фарадина. - С вашего разрешения, Мой Принц? - Отошлите его до того, как я изменю свое решение, - сказал Фарадин. Потом, глядя на Тайканика: - Мне не нравится, как ты обошелся со мной, Тайк! - Прости меня, Принц, - сказал Проповедник. - Твой верный Башар выполняет волю Бога, даже не подозревая об этом. Откланявшись, Проповедник удалился, и Тайканик поспешил проводить его. Фарадин смотрел им вслед и думал: "Я должен узнать, что это за религия, которой отдается Тайк". И он грустно улыбнулся. 15 "И он в своем видении увидел доспехи. Доспехи не были его собственной кожей: они были сильнее, чем пласталь. Ничто не могло проникнуть сквозь его доспехи: ни нож, ни яд, ни песок, ни пыль пустыни или ее изнуряющая жара. В своей правой руке он содержал силу, чтобы вызвать кориолисову бурю, чтобы вызвать землетрясение и превратить все в ничто. Его глаза были прикованы к Золотой Тропе, а в левой руке он держал скипетр абсолютной власти. А там, где обрывалась Золотая Тропа, его глаза устремлялись в вечность, которая, как он знал, должна быть пищей для его души и вечно существующей плоти." "Хейхия: Сон моего брата" из "Книги Ганимы". - Лучше будет, если я никогда не стану Императором, - сказал Лито. - Я не намекаю на то, что совершил ошибку своего отца и заглянул в будущее, приняв стакан спайса. Я говорю, что это все из-за эгоизма. Моя сестра и я отчаянно нуждаемся в том времени, когда мы сможем узнать, как жить таким, как мы? Он умолк, вопросительно посмотрев на Леди Джессику. Интересно, каков будет ответ их бабушки? Джессика изучала своего внука в тусклом свете светильников, которые освещали ее апартаменты в съетче Табр. Все еще было раннее утро, это был ее второй день пребывания здесь, и ей уже успели доложить, что близнецы провели целую ночь вне съетча. Что они там делали? Она плохо спала в эту ночь. Это был съетч ее ночных кошмаров - но за его стенами, не было пустыни, насколько она помнила. Откуда взялись все эти цветы?. И воздух, окружавший ее, казался слишком сырым. - Объясни, дитя, что это значит: вам нужно время, чтобы познать себя? - спросила она. Он слегка покачал головой, зная, что это был жест взрослого человека в детском теле, напоминая себе, что он должен вывести эту женщину из равновесия. - Во-первых, я не ребенок. О... - Он дотронулся до груди. - Это тело ребенка, и это не подлежит сомнению. Но я не ребенок. Джессика покусывала верхнюю губу. Ее Герцог, который так давно умер на этой проклятой планете, смеялся над этой ее привычкой. "Это твой необузданный ответ". Так он называл это покусывание губы. "Это говорит мне о том, что ты встревожена, и я должен поцеловать эти губы, чтобы снять с них это волнение". Теперь ее внук, который носил имя ее герцога, успокоил ее лишь одной улыбкой и фразой: - Ты встревожена: я вижу это по твоим дрожащим губам. Необходимо было глубокое знание одной из дисциплин Бене Джессерит, чтобы создать хотя бы видимость душевного равновесия. Она овладела собой и спросила: - Ты насмехаешься надо мной? - Насмехаться над тобой? Никогда. Но я должен объяснить тебе, что мы очень сильно отличаемся друг от друга. Позволь напомнить тебе о тех оргиях, происходивших много лет тому назад, когда старая Преподобная Мать передала тебе ее собственные жизни и воспоминания. Она передала тебе длинную цепь, каждое звено которой подразумевает отдельную личность. Ты до сих пор имеешь всех в своем распоряжении. Поэтому ты знаешь кое-что из того, что мы с Ганимой испытываем. - А Алия? - спросила Джессика, дразня его. - А разве ты не говорила об этом с Гани? - Я хочу обсудить это с тобой. - Очень хорошо. Алия отрицала то, что было с ней, и, наконец, стала тем, чего они больше всего боялись. Это опасно для любого человека, но для нас, предрожденных, это хуже, чем смерть. И это все, что я хочу сказать про Алию. - Итак, ты не ребенок, - сказала Джессика. - Мне миллионы лет. Джессика кивнула, на этот раз спокойнее, но с ним она была более осторожной, чем с Ганимой. А где была Ганима? Почему Лито пришел один? - Послушай, бабушка, - сказал он. - Мы - это последствие! Мерзость и мы - разве это надежда Атридесов? Джессика не обратила внимания на вопрос. - Где твоя сестра? - Она отвлекают Алию, чтобы оградить нас от беспокойства. Это необходимо. Но Ганима рассказала бы тебе больше, чем я. Разве ты не заметила этого вчера? - То, что я заметила, это мое дело. Почему ты лепечешь про Мерзость? - Лепечу? Не обращайся ко мне на своем Бене Джессеритском жаргоне, бабушка. Тем же самым я тебе отвечу, слово за слово. Я хочу большего, чем дрожание твоих губ... Джессика встряхнула головой, чувствуя холодность этого... лица, в жилах которого текла ее кровь. Она пыталась противостоять его тону и спросила: - Что ты знаешь о моих намерениях? Он усмехнулся. - Ты не должна спрашивать, совершил ли я ошибку, как мой отец. Я не выглядывал за пределы нашего сада времени, по крайней мере, не пытался. Оставь абсолютные знания будущего для моментов deja vu, которые может испытать любой человек. Я знаю, какую западню готовит предвидение. Жизнь моего отца говорит мне, что я должен знать об этом. Навсегда пойманным, как в ловушку, этим будущим. Это разрушает время. Настоящее становится будущим мне нужно гораздо больше свободы, чем эта. Джессика не знала, что ответить. Это чудовищно! "Мой любимый Лито!" Эта мысль потрясла ее. На мгновение ей показалось, что детская маска сейчас упадет и обнаружатся те дорогие черты... Нет! Лито опустил голову и смотрел исподлобья, изучая ее. Да, ею можно управлять. Он сказал: - Когда ты думаешь о предвидении, ты ничем не отличаешься от других. Большинство людей представляет, как было бы хорошо, если бы можно было знать завтрашний курс цен на китовый мех. Или будет ли Харконнен когда-нибудь еще управлять своим Домом Гайди Прайм. Но, конечно, мы знаем о Харконненах без предвидения, не так ли, бабушка? Она не захотела снизойти до его насмешек над кровью Харконненов, которая передалась ему от его далеких предков. - Кто такой Харконнен? - спросил он. - Кто такой Зверь Раббан? Это один из нас, а? Но я отклоняюсь от темы. Я говорю об общепринятом мифе предвидения: знать будущее абсолютно! Полностью! Какие судьбы могли бы быть созданы, а какие потеряны благодаря таким абсолютным знаниям, а? Толни верит в это. Они верят, что если откусить маленький кусочек, то будет хорошо, а если большой, то будет намного лучше. Как замечательно! И если ты дашь любому из них полный сценарий его жизни, то какой это будет жуткий подарок. Что за скука! Он будет иметь абсолютное знание о любом моменте его жизни, который он проживает. Никакого отклонения! Он мог бы предвосхищать каждый ответ, каждое высказывание - еще и еще, и еще, и еще, и еще и... Лито покачал головой. - Незнание имеют свои преимущества. Вселенная, которая таит в себе неожиданности, вот чего я хочу! Это была длинная речь и, когда она слушала его, то была очень удивлена, что его манера говорить, его интонации напомнили ей его отца - ее потерянного сына, даже сами Идеи: это были вещи, о которых мог бы говорить Пол. - Ты напоминаешь мне своего отца, - сказала она. - Тебе это причиняет боль? - Некоторым образом, но и в то же время убеждает, что он продолжает жить в тебе. - Как мало ты помнишь из того, как он продолжает жить во мне. Джессика заметила, что он говорил ровным голосом, но в голосе этом слышалась горечь. Она приподняла подбородок чтобы смотреть ему прямо в лицо. - Или как твой Герцог живет во мне, - это ты! Алия настолько повторяет тебя, что твоя жизнь не может утаить никаких секретов от нее. И я! Я - как Каталог записей памяти. Бывают моменты, когда становится просто невыносимо. Ты пришла сюда, чтобы судить нас. Ты пришла сюда, чтобы судить Алию? Это лучше, чем если бы мы судили тебя! Джессика не знала, что на это ответить. Что он делает? Неужели он достиг состояния Алии - Мерзости? - Это беспокоит тебя, - сказал он. - Это беспокоит меня. - Она пожала плечами. - "Да, это беспокоит меня, - и причины ты прекрасно знаешь. Я уверена, что ты пересмотрел мое обучение в Бене Джессерит. Ганима делает это. Я знаю, что Алия... делала. Ты знаешь, откуда вытекает твое отличие". Он напряженно смотрел на нее. - Мы знаем дрожание твоих губ, как это знал твой возлюбленный. В каждой спальне, если мы захотим, мы можем услышать шепот Герцога. Ты восприняла это интеллектуально, я в этом не сомневаюсь. Но я предупреждаю тебя, что интеллектуального восприятия недостаточно. Если кто-то из нас станет Мерзостью... возможно ей окажешься ты, создающая это. Или мой отец... или мать! Твой Герцог. Любой из вас мог овладеть нами - и условие будет тем же. Джессика почувствовала жжение в груди, в глазах потемнело. - Лито... - едва выговорила она, позволив себе, наконец, произнести его имя. Оказалось, это причиняло меньше боли, чем она думала. Собрав силы, она продолжала. - Чего ты хочешь от меня? - Я хотел бы поучить свою бабушку. - Учить меня? Чему? - Прошлой ночью мы с Ганимой играли роли наших родителей, это почти довело нас до самоуничтожения, но зато мы многое узнали. Есть вещи, которые надо знать. Благодаря им можно предупредить любые действия. Теперь Алия это совершенно верно, замышляет похитить тебя. Джессика метнула взгляд в его сторону, она была потрясена услышанным. Она знала хорошо этот прием, и сама несколько раз пользовалась им, когда человека убеждают, и затем шокируют; Она пришла в себя, сделав резкий вдох. - Я знаю, что Алия делала... что она, но... - Бабушка, пожалей ее. Положись на свое сердце, а равно и на свой интеллект. Раньше ты это делала. Ты несешь угрозу, и Алия хочет прибрать к рукам всю Империю, по крайней мере, это единственное, чего она хочет. - Как мне распознать, кто это говорил: она сама, или это результат проявления Мерзости? Он пожал плечами. - Вот где тебе должно помочь сердце. Гани и я знаем, как она чувствует. Не очень-то легко противостоять требованиям этого великого множества лиц, которые внутри, подавить их собственное "я", а потом они снова будут атаковать всей толпой - каждый раз, когда вызываешь чью-нибудь память. Однажды... - он сглотнул слюну, чтобы смочить пересохшее горло, - ...один из этих решит, что пора делить плоть. - И ты ничего не можешь сделать? - Она задала этот вопрос, хотя боялась ответа. - Мы верим, что есть что-то... да. Мы не можем быть подвержены спайсу. И мы не должны полностью подавлять прошлое. Мы должны воспользоваться им. В конечном итоге мы смешаемся с ними в нас самих. Мы перестанем быть самими собой - но также мы не будем одержимы. - Ты говоришь о плане похищения меня. - Это очевидно, Вэнсика очень честолюбива по отношению к сыну. Алия тоже честолюбива по отношению к себе... - Алия и Фарадин? - Это не точно, - сказал он. - Но Алия и Вэнсика идут параллельными курсами сейчас. Сестра Вэнсики находится в доме Алии. Что может быть проще послания к.. - Ты знаешь об этом послании? - Я будто бы видел его и читал каждое слово. - Но ведь ты не видел этого послания? - В этом нет необходимости. Мне достаточно знать, что все Атридесы здесь, на Арракисе. Вся вода в одной цистерне. - Он жестом охватил всю планету. - Дом Коррино не осмелился бы напасть на нас здесь! - Алия немедленно воспользуется этим, если только попытаются... Усмешка в его голосе рассердила ее. - Я не хочу, чтобы мне покровительствовал мой внук, - сказала она. - Тогда, женщина, перестань думать обо мне, как о своем внуке! Думай обо мне, как о герцоге Лито! - Тон его голоса и выражение лица, даже жест руки, были настолько точны, что она в смущении замолчала. - Лито сухо добавил: - Я пытался подготовить тебя. Предоставь мне хотя бы эту возможность. - Почему Алия хочет похитить меня? - Для того, чтобы взвалить вину на Дом Коррино. - Я не верю этому. Даже для нее это было бы чудовищно. Слишком опасно! Как она могла бы сделать это без... Я не могу поверить этому! - Когда это случится, ты поверишь. Бабушка, ведь Гани и я погружались в самих себя, и мы знаем. Это своего рода самозащита. Как же еще мы можем реагировать на ошибки, которые совершаются вокруг нас? - Я ни на минуту не приму это похищение как часть плана Алии... - Всю Империю мучают сомнения, зачем ты здесь. Люди Вэнсики готовы дискредитировать тебя. Алия не может ждать, когда это случится. Если бы мы опустились, Дом Атридесов мог бы пострадать от смертельного удара. - Какие же сомнения мучают Империю? Она холодно, насколько это было возможно, отчеканила каждое слово, зная, что на этого не-ребенка не сможет воздействовать никакая интонация. - "Леди Джессика планирует сочетать браком этих близнецов", - сказал он. - Вот чего хотят Сестры ордена Бене Джессерит. Кровосмешения! Она сверкнула глазами. - Глупые слухи. - Она сделал паузу. - Бене Джессерит не допустит, чтобы такие слухи распространялись по всей Империи. Мы еще имеем некоторое влияние. Помни это. - Слухи. Что за слухи? У тебя же были планы относительно того, чтобы скрестить нас? - Не отрицай этого. Позволь нам провести годы нашей половой зрелости в том же доме, в котором и ты живешь, и твое влияние будет не более чем размахивание тряпкой перед мордой песчаного червя. - Ты думаешь, что мы так глупы? - спросила Джессика. - Да. Твой Орден Сестер - это всего лишь букет проклятых глупых старых женщин, которые ни в коем случае не перешагнут рамки их бесценной своднической программы! Гани и я знаем их способы. Ты думаешь, мы дураки? - Способы? - Они знают, что ты из Харконненов. У них есть запись: Джессика - дочь Танидии Нерус, наследница Барона Владимира Харконнена. Случайно эта запись может быть обнародована... - Ты думаешь, Сестры способны на шантаж? - Да, я знаю, они могут. Они делают это очень тонко. Они приказали тебе разобраться со слухами, которые ходят о твоей дочери. Они дали пишу твоему любопытству и твоим страхам. Они пробудили твое чувство ответственности, заставили тебя почувствовать себя виновной, потому что ты вернулась на Келадан. И они предложили тубе план спасения твоих внуков. Джессика могла лишь молча смотреть на него. Было такое ощущение, будто он говорил правду о том, что Алия планирует похищение. Она была полностью подавлена его словами, и теперь допустила возможность, что он говорил правду, когда сказал, что Алия планировала. - Вот видишь, бабушка, я должен решить очень трудный вопрос, - сказал он. - Следую ли я мистике Атридесов? Живу ли я ради моих идеалов и... умру ли за них? Или я выбираю другой путь - тот, который позволил бы мне прожить тысячи лет? Джессика невольно отшатнулась. Эти слова, сказанные так легко, затронули один из предметов, который в Бене Джессерит преподносят как аксиому. Много Преподобных Матерей могли бы выбрать этот путь или попытаться это сделать. Но если бы одна из них сделала это, то потом попытались бы сделать это все остальные. Они знали наверняка, что этот путь приведет их к самоуничтожению. Тогда все смертное человечество отвернулось бы от них Нет - этого нельзя было допускать. - Мне не нравится ход твоих мыслей, - сказала она. - Ты не понимаешь моих мыслей, - сказал он. - Гани и я... - Он покачал головой. - Алия завладела всем - и отбросила это прочь. - Ты уверен в этом? Я уже отправила весточку в орден о том, что Алия практикует не подлежащий обдумыванию второй путь. Посмотри на нее! Она нисколько не постарела с тех пор, как я в последний раз... - О! Я говорю несколько о другом - "совершенство существования никогда не было достигнуто человечеством". Джессика молчала, ошеломленная тем, как легко он сбросил с нее пелену таинственности. Он должен был знать, наверняка, что это послание было смертным приговором Алие. Разве он не знал опасности, которую представляли эти слова? - Ты должен объяснить, - наконец сказал она. - Как? - спросил он. - Если ты понимаешь, что Время совсем не то, как оно встает перед нами; то я не могу объяснить. Мой отец догадывался об этом. Он стоял на пороге реализации, но отступил. Теперь на очереди мы с Гани. - Я настаиваю, чтобы ты объяснил, - сказала Джессика и потрогала отравленную иголку, запрятанную в складках ее платья. Это был Гом Джаббар, игла с настолько быстродействующим ядом, что малейшее прикосновение ее убивало свою жертву в течение нескольких мгновений. Она подумала: "Они предупреждали меня, что, возможно, мне придется воспользоваться ею". От этой мысли рука ее задрожала, и она была благодарна за то, что могла спрятать руки под складками одежды. - Очень хорошо, - вздохнул он. - Во-первых, что касается Времени: нет различия между десятью тысячами лет и одним годом; нет разницы между сотней тысяч лет и ударом сердца. Никакой разницы. Это первое, что касается Времени. И второе: "вся Вселенная со всем его Временем находится внутри меня". - Что за чепуха! - сказала она. - Ты так думаешь? Ты не понимаешь. Я попытаюсь объяснить иначе. - Мы идем вперед, мы возвращаемся назад. - Эти слова ничего не объясняют. - Это верно, - сказал он. - Есть вещи, которые невозможно объяснить словами. Ты должна почувствовать их без слов. Но ты для этого не готова, это все равно, что ты смотришь на меня и не видишь меня. - Но... я смотрю на тебя в упор. Разумеется, я вижу тебя! - Она посмотрела на него. Его слова отражали знание Кодекса Дзэнсунни, как ее учили в школе Бене Джессерит: играй словами, чтобы ввести в заблуждение собеседника. - Некоторые вещи происходят вне твоего контроля, - сказал он. - Так это объясняет, что... что совершенство недосягаемо для других людей? Он кивнул. - Если отложить срок старости или смерти с помощью применения меланжа и изучения регулирования баланса организма, чего так боится Бене Джессерит, то эта отсрочка только вызывает иллюзию контроля. Идешь ты через съетч быстро или медленно, все равно ты пересекаешь его. И это прохождение времени ощущается внутренне. - Почему ты так играешь словами? От этой чепухи я отказалась задолго до рождения твоего отца. - Слова! Слова! - Ах, ты очень близка! - Ха! - Бабушка! - Да! Он долго молчал. Потом сказал: - Ты понимаешь? Ты можешь ответить как самой себе. - Он улыбнулся ей. - Но ты не можешь видеть за тенями. Я здесь. - Он снова улыбнулся. - Мой отец подошел к этому очень близко. Когда он жил, то жил, но когда он умер, то имел неосторожность умереть. - Что ты говоришь? - Покажи мне его тело! - Ты думаешь, этот Проповедник.. - Может быть, но даже если это так, то это не его тело. - Ты ничего не объяснил, - обвинила она. - Как я и предупреждал тебя. - Тогда почему... - Ты спрашивала. Тебе надо было показать. Теперь давай вернемся к Алии и ее планам похищения... - Ты планируешь что-то невообразимое? - требовательно спросила она, держа наготове отравленную иглу под одеждой. - Ты хочешь быть исполнителем ее приговора? - В ответ спросил он, и на этот раз его голос был необычно мягок. Он указал на руку, спрятанного под одеждой; - Ты думаешь, она допустит это? Или ты думаешь, я это допущу? У Джессики перехватило горло от волнения. - Отвечаю на твой вопрос, - сказал он. - Я не насколько глуп. Но я потрясен тобой. Ты осмелилась осуждать Алию. Конечно, она нарушила запреты Бене Джессерит! А чего ты ожидала? Ты бросила ее здесь, в качестве королевы! Все, что ей досталось от этой власти! Поэтому ты вернулась на Келадан, чтобы залечить свои раны в руках Гурни. Достаточно хорошо. Но кто ты есть, чтобы судить Алию? - Я говорю тебе, я не хочу... - Ах, замолчи! - Он отвернулся от нее в негодовании. Но его слова были восприняты так, как это делалось Бене Джессерит, - контролирующей Голос. Она молчала, как-будто чья-то рука сжала ей горло. Потому подумала: "Кто бы знал, что меня можно сразить Голосом лучшим, чем этот?" Это было смягчающим аргументом, который облегчил ее раненые чувства. В то время, как она много раз использовала Голос против других, она никогда не думала, даже в школьные дни, что сама поддастся ему... Он повернулся к ней. - Я сожалею. Я лишь узнал, как слепо ты можешь реагировать, когда... - Слепо?! Я?! - Это вывело ее больше из себя, чем Голос, который он использовал против нее. - Ты, - сказал он. - Слепо. Если в тебе осталась хоть капля честности, ты признаешь свои собственные реакции. Я называю твое имя, и ты говоришь: "Да". Я заставляю тебя молчать. Я пробуждаю в тебе мифы Бене Джессерит. Посмотри, каким образом тебя учили. Это, по крайней мере, что-то, что ты можешь сделать для своей... - Как ты осмеливаешься? Что ты знаешь о... - Ее голос сорвался. Конечно, он знал. - Посмотри внутрь, я говорю! - Его Голос повелевал. И снова этот Голос подчинил ее. Она почувствовала учащенное дыхание, страсти ее улеглись. Широко раскрыв глаза, в каком-то шокирующем состоянии она поняла, что ее тело подчиняется командам. Медленно она восстановила в себе равновесие. Этот не-ребенок играл ею, как будто в его руках был прекрасный инструмент. - Теперь ты знаешь, как глубоко - погрязла во всех условностях Бене Джессерит, - сказал он. Она смогла только кивнуть. Лито вынудил ощутить ее физическую вселенную прямо на ее лице. "Покажи мне - тело!" Он показал ей ее собственное тело, как будто оно было новорожденным. Никогда в жизни она не ощущала такой неуверенности в себе. - Ты позволишь себя похитить, - сказал Лито. - Но... - Я не собираюсь спорить по этому поводу, - сказал он. - Ты позволишь это. Думай, что эта команда идет от твоего Герцога. Ты увидишь цель тогда, когда все будет сделано. Ты встретишься с очень интересным учеником. Лито стоял, покачивая головой. Потом сказал: - Некоторые действия имеют конец, но не имеют начала; некоторые начинаются, но не кончаются. Все зависит от того, где стоит наблюдатель. - Он повернулся и вышел из ее апартаментов. Во второй комнате, Лито встретил Ганиму, спешащую в их собственные комнаты. Она остановилась, когда увидела его, и сказала: - Алия занята Собранием Верующих. - Она вопросительно посмотрела в коридор, который вел в покои Джессики. - Сработало, - ответил Лито на ее немой вопрос. 16 Злодейство равно распознается как пиковое, и жертвой, и преступником, всеми, кто его познает, неважно, с какой стороны. Злодейство не имеет ни извинений, ни смягчающих доводов. Злодейство никогда не уравновешивает и не выправляет прошлое. Злодейство лишь вооружает будущее на еще большее злодейство. Оно навечно замыкается на самое себя - чудовищная форма кровосмешения. Кто ни содеет злодейство - тот также вскармливает и злодейство будущего. Апокрифы Муад Диба. Вскоре после полудня, когда большинство пилигримов разбрелось освежиться в елико доступной прохладной тени и еликодоступными источниками утоления жажды, Проповедник вошел на огромную площадь под храмом Алии. Ведом он был заменителем его глаз, юным Ассаном Тариком. В кармане под развевающейся плащаницей Проповедника была маска из черного газа, которую он надевал на Салузе Второй. Его забавляла мысль, что и маска, и мальчик служили одной и той же цели - маскировке. Пока он нуждался в замещении собственного зрения, сомнения продолжали жить. "Пусть миф растет, но вживе поддерживает сомнения", - думал он. Никто не должен обнаружить, что маска - простая тряпка, вовсе не изделие Иксиана. Рука его не должна соскальзывать с костлявого плеча Ассан Тарика. Хоть раз пройдись Проповедник как зрячий, невзирая на безглазые впадины своих глазниц - и все сомнения развеются. Малая надежда, пестуемая им, умрет. Каждый день он молился о перемене, о чем нибудь непохожем, где он мог бы споткнуться, но даже на Салузе Второй все обернулось простым и гладким, от и до известным. Ничто не меняется, ничто не может измениться... пока еще. Многие обратили внимание на его проход мимо лавок и аркады, особенно отметив, как он из стороны в сторону поворачивал голову, устремляя невидящий взгляд точно на человека или на дверной проем. Движения его головы всегда были естественными для слепца, и это способствовало разрастанию мифа. Алия наблюдала за ним из потайного смотрового отверстия в возвышающихся зубчатых стенах своего храма. Она тщательно присматривалась к изрубцованному шрамами Лицу далеко внизу в поисках какой-нибудь приметы - верной опознавательной приметы. Каждый слух для нее доходил. И в каждый новый - вкладывалась своя доля трепетного страха. Алия полагала, что ее приказ схватить Проповедника оставался в тайне - но приказ вернулся к ней в виде слуха. Даже среди ее стражей некоторые не умели хранить молчание. Теперь она надеялась, что стражи не последуют ее новым приказам и не вздумают схватить эту ходячую загадку в плащанице на людном месте, у всех на виду это разнеслось бы по белу свету. На площади стояла пыльная жара. Юный проводник Проповедника обмотал покрывало своего балахона вокруг носа, оставив обнаженными лишь темные глаза и тонкое пятнышко лба Под покрывалом выпячивалась фильтротрубка стилсьюта. Отсюда Алия поняла, что они пришли из пустыни. Зачем они там прячутся? Проповедник не защищался покрывалом от иссушающего воздуха. Он даже откинул клапан фильтра на своем стилсьюте. Его лицо распахнуто было солнечному свету и горячей дрожи, видимыми волнами поднимавшейся от плит, которыми была вымощена площадь. Там, на ступенях храма, группка из девяти пилигримов творила прощальный намаз. На укрытом тенью краю площади находились еще человек пятьдесят, в основном - пилигримы, выполнявшие наложенные из них жрецами епитимьи. Среди глазевших на них можно было различить нескольких рассыльных и немногих купцов, еще недостаточно наторговавших, чтобы закрыть свои лавки на самый пик дневной жары. Алия, наблюдавшая из отверстия бойницы, ощутила иссушающую жару. Тело и мысль тащили ее в разные стороны, она попала в такую же западню раздвоенности, в которой частенько видела прежде всего брата. Соблазн посоветоваться с самой собой зловещим гудением зазвенел у нее в голове. Барон был здесь: как должно покорный, но всегда готовый поиграть на ее ужасе, когда суждения рассудка переставали иметь силу, а в происходящем вокруг нее терялось ощущение прошлого, настоящего и будущего. "Что, если это Пол там внизу? - спросила она себя. - Чушь!" - проговорил голос внутри нее. Но в донесениях о том, что говорит Проповедник, сомневаться не приходилось. ЕРЕСЬ! Ее ужасала мысль, что сам Пол может разрушать построение, возведенное на его имени. А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? Она подумала о том, что сказала сегодня утром на Совете, желчно выступив против Ирулэн, настаивающей на том, чтобы принять дары одежд от Дома Коррино. - Все дары для близнецов будут тщательно обследованы, как и всегда, - доказывала Ирулэн. - А если мы обнаружим, что дары безвредны? - вскричала Алия. Каким-то образом, для всех эта мысль оказалась самой пугающей, какую можно вообразить - обнаружить, что дары не таят никакой угрозы. Под конец, они приняли чудесные одежды и перешли к другому вопросу: следует ли предоставить леди Джессике место в Совете? Алии удалось добиться отсрочки голосования. Она думала об этом, неотрывно вглядываясь в Проповедника. То, что происходило сейчас с ее Регентством, являлось изнанкой трансформации, которой они подвергали планету. Дюна некогда символизировала власть окончательной и бесповоротной пустыни. Сама эта власть уменьшилась материально, но миф о ее могуществе рос не по дням, а по часам. Только пустыня-океан остается, великая Мать Пустыня внутренней планеты, окаймленная колючим кустарником, до сих пор называемая Свободными Царицей Ночи. После колючек - плавные очертания зеленых холмов, пологими склонами ниспадающих к песку. Все холмы рукотворны. Все они созданы людьми, трудившимися наподобие ползучих насекомых. Зелень этих холмов представляется наделенной почти всесокрушающей мощью тех, кто, подобно Алии, развился и вырос на прежних устоях, среди подернутого серыми тенями песка. Ей мнилось, как и всем Свободным, что пустыня-океан держит Дюну мертвой хваткой, которая никогда не ослабнет. Стоит ей только закрыть глаза - и она видела пустыню. Открытые глаза видели теперь зеленеющие холмы на краю пустыни, болотистую жижу, устремляющую к песку зеленые псевдоподы - но во всем остальном пустыня оставалась такой же могучей, как всегда. Алия тряхнула головой и пристально посмотрела на Проповедника. Тот одолел первый пролет идущих террасами лестниц под храмом и повернулся лицом к почти пустой площади. Алия коснулась кнопки возле своего окошка - кнопки усилителя голосов внизу. В ней поднялась волна жалости к самой себе, такой одинокой предстала она в собственных глазах. Кому она могла доверять? Она-то считала, что до сих пор может положиться на Стилгара, но и Стилгар подпал под влияние слепца. - Знаешь, как он считает? - спросил ее Стилгар. - Я слышал, как он отсчитывает монеты в уплату своему проводнику. Странным это было для моих ушей Свободного, и жутким. Он считает: "шак, ишкай, кимса, чаксу, пича, сукта" и так далее. Я не слышал подобного счета с давних дней в пустыне. Отсюда Алия поняла, что Стилгара нельзя посылать с поручением, которому следует быть исполненным. И ей следует быть поосмотрительней со своими стражами, склонными любое чуть подчеркнутое словцо от Регентства воспринимать как беспрекословный приказ. Что он там делает внизу, этот Проповедник? Окружающая рыночная площадь под защитными балконами и изгибами аркад и так представляла яркое и пестрое зрелище: торговцы не убрали разложенные образцы товаров, оставив их под присмотром нескольких мальчиков. Кое-кто из торговцев остался - зарясь на пропахшие спайсовыми хлебцами монеты из глубинки и на то, что позвякивало в кошельках паломников. Алия разглядывала спину Проповедника. Поза у него была такая, словно он собирался заговорить, но что-то сковывало его речь. "Почему я стою здесь, наблюдая за этой развалиной, за этой обветшалой плотью? - спросила она себя. - Не могут эти смертные обломки быть "сосудом великолепия", как некогда называли моего брата". Ее наполнило разочарование, граничащее с гневом. Как может она выяснить что-либо о Проповеднике, вызнать наверняка, НЕ ЗАНИМАЯСЬ ВЫЯСНЕНИЕМ? Она в ловушке. Она не осмеливалась показывать, что проявляет к этому еретику хоть нечто большее преходящего любопытства. Ирулэн это чувствовала. Лишась своей знаменитой выдержки Бене Джессерит, она истошно вскрикнула в Совете: - Мы не в силах больше хорошо относиться к самим себе! Даже Стилгар был шокирован. В чувство их привел Джавид: - У нас нет времени на такую чепуху! Джавид прав. Что за дело, как они относятся к самим себе? Все, что их касается, зиждется на имперской власти. Но Ирулэн, обретя самообладание, заговорила еще более уничтожающе: - Говорю вам, мы утратили что-то жизненно важное. А утратив это, утратили с тех пор и способность принимать правильные решения. Сегодня мы их принимаем с налету, словно кидаемся на врага, - или ждем-пождем, а это форма капитуляции; и позволяем, чтобы нами двигали решения других. Разве забыли мы, что мы - те самые, кто сотворил истоки нынешних течений? И - надо всем - вопрос о том, принимать ли дар от Дома Коррино. От Ирулэн надо будет избавиться, решила Алия. Чего ждет этот старик там, внизу? Он называет себя проповедником. Почему он не проповедует? Ирулэн не права насчет того, что мы разучились принимать решения, сказала себе Алия. Я ДО СИХ ПОР СПОСОБНА ПРИНИМАТЬ НАДЛЕЖАЩИЕ РЕШЕНИЯ! Тот, кто обязан принимать решения о жизни и смерти, должен или воистину их принимать или вечно попадать под маятник Пол всегда говорил, что застой - наиопаснейшее среди всего неестественного. Единственно, что постоянно - изменчивость. Значима только перемена. "Будет им от меня перемена!" - подумала Алия. Проповедник благословляюще воздел руки. Немногие остававшиеся на площади потянулись поближе к нему, и Алия отметила медлительность этого движения. Да, разошедшиеся слухи, что Проповедник вызывает неприязнь Алии. Алия наклонилась поближе, к иксианскому громкоговорителю возле своего шпионского отверстия. Громкоговоритель донес до нее бормотание голосов на площади, шум ветра, шарканье ног по песку. - Четыре послания я вам несу! - проговорил Проповедник. Его Голос чуть не оглушил Алию, и она убавила мощность звука. - Каждое послание - определенному человеку, - сказал Проповедник. - Первое послание - Алии, владычице этого места, - он указал себе за спину, точно в направлении отверстия, за которым она находилась. - Я принес ей предостережение. Ты, хранящая в своем лоне секрет долголетия, обменяла свое будущее на пустой кошелек! "Как он смеет?" - подумала Алия. Холод пробежал по коже от этих слов. - Второе послание, - произнес Проповедник, - Стилгару, наибу Свободных, верящему, будто он сможет преобразовать власть племен во власть Империи. Мое предостережение тебе, Стилгар: самое опасное из всего сотворенного - это жесткий этический кодекс. Он обратится про