женой и детьми, и чтобы налоги были справедливыми. - Даи Абдаллах отменит некоранические налоги. Он восстановит порядок. - Это он махди? - спросил Имран. - Нет. - А кто? - Придет время, узнаешь. Ты мне нравишься, хочешь перейти в нашу веру? Я сделаю тебя мустаджибом. - Не знаю, я привык пахать землю, собирать урожай. Я не такой умный, как ты. - Это ничего, я тебя всему научу, и вместе со мной ты будешь обращать людей в нашу веру. Имей в виду, я оказываю тебе большое доверие. Согласен? -Согласен. - Тогда слушай, каждая из степеней истинной веры ахл-и-да'ват обладает частицей духовной субстанции пророчества. По отношению к мировому разуму, к господину того мира, каждая ступень ахл-и-да'ват занимает определенное положение. Пророк получил весь свет знания, а члены исмаилитской иерархии - частицы его. Поэтому члены да'ват последовали за потомками пророка, и не последовали за чужими. Запомнил? Имран покачал головой. - Не запомнил, ну ничего, сегодня был тяжелый день. Давай спать. Ибрахим допил вино и лег на одну из лежанок. - Ложись и гаси свет, - сказал он. Имран послушно задул светильник и лег на вторую лежанку. Через некоторое время Ибрахим спросил из темноты: - Как тебе удалось бежать? Имран притворился спящим, и Ибрахим вскоре сам заснул. * * * Ибрахим и Имран покинули дом в полдень, в самую жару. По мнению, высказанному Ибрахимом, в это время бдительность полиции притуплялась, и можно было спокойно передвигаться по городу. Улочка со сводами привела их в центральную часть города, где Ибрахиму нужно было встретиться с другим даи и получить инструкции. Когда Ибрахим остановился перед дворцом правителя города и уверенно постучал в ворота, Имран изумленно спросил: - Что, наш человек находится во дворце султана? - Наши люди находятся везде, - ответил Ибрахим, и, обратился к вышедшему охраннику: - О достопочтенный страж ворот, у султана гостит врач, это мой хозяин. Он посылал меня за редкими снадобьями и мазями для султана, позволь мне увидеться с ним и передать ему их. - Я сейчас узнаю, - сказал стражник и исчез за воротами. - Ты подожди меня здесь, - шепнул Ибрахим, - если меня долго не будет, уходи, перед заходом солнца встретимся у северных ворот. Появился стражник и впустил Ибрахима. Имран, оставшись один, огляделся. Он стоял на самом солнцепеке. На майдане, перед дворцом, кроме него никого не было. Имран отошел немного в сторону и сел в тени, под дворцовой стеной. В горах сейчас прохладно, - думал он. Можно было раздеться и прыгнуть в ледяной ручей, который протекал рядом с горным селением, где жили его дальние родственники. Именно туда он отправил семью, опасаясь кровной мести. Имран в который раз отогнал от себя мысль о бегстве, как недостойную мужчины. Он дал слово начальнику полиции. До него и раньше доходили слухи о новом учении. Говорили, что оно обещает справедливость на земле. Имран мало обращал на это внимание. Все говорят добрые слова, а когда доходит до дела, обещания превращаются в пустой звук. Всегда так было. Размышляя так, Имран пытался оправдать свое предстоящее предательство. Собственно, иного выбора у него не было. На одной чаше весов лежала его жизнь и, соответственно, благополучие семьи, на другой - бредовые рассуждения о каком-то махди, который якобы несет справедливость. В настоящий момент справедливость была в том, чтобы он остался жив и вернулся к детям. Ради своих детей Имран готов был сдать десять таких махди. Это была несокрушимая логика родителя и крестьянина. Дойдя до этих мыслей, Имран немного успокоил свою совесть. После того, как он разделил с исмаилитским даи кров и еду, ему было не по себе. Имран прислонился спиной к каменной стене (совсем, как в тюрьме) и, прикрыв веки, стал глядеть сквозь прозрачный знойный воздух, плавящийся над площадью, на всадника, сонно, словно в забытьи пересекающего пространство, открытое палящему солнцу. Где-то в стороне иногда слышался звон бубенцов, наверное, привязанный верблюд встряхивал головой, отгоняя слепней. * * * Ибрахим в сопровождении стражника прошел в ворота и очутился во внутреннем дворе, где его препоручили заботам хаджиба. Они долго шли сквозь анфиладу внутренних помещений, затем в одном из залов поднялись по лестнице на второй этаж. - Постой здесь, я доложу о тебе, - сказал хаджиб. Оставшись один, Ибрахим огляделся. Он находился в зале, стены которого были украшены резными панно из cтука с изображениями пальм, виноградной лозы, лошадей, львов и газелей. У дверей с обеих сторон стояли два массивных изваяния львов. Подойдя поближе, Ибрахим потрогал их каменные морды. Появился хаджиб и объявил, что в данный момент лекарь пользует султана, и велел подождать его в отведенных ему покоях. Ибрахим кивнул и направился за хаджибом. * * * Выждав час Имран поднялся и отправился на рынок. Улицы города были пусты. Зной разогнал мусульман по домам, где они будут отдыхать до вечера, ибо в такую жару все равно ничего путного не сделаешь, а затем вновь займутся своими делами. Имран с завистью подумал, что сельский житель не может себе этого позволить, он трудится от зари до заката. В лавке красильщика было прохладно. Ученики все также растирали краски, а сам мастер занимался с покупателем. - Еще дайте мне, - говорил покупатель, - по полмудда ярь-медянки, ляпис-лазури, мышьяка и свинцовых белил. Когда покупатель, увешанный банками, вышел из лавки, Бургин с уважением сказал, глядя ему вслед: - Художник, всегда много покупает. Затем он провел Имрана в комнату, завешанную пологом. - Говори, - потребовал красильщик. - У меня все получилось. Он ничего не заподозрил. - Почему ты ушел? - Я не ушел. Он во дворце султана. Велел мне подождать. - Во дворце султана? - недоверчиво переспросил Бургин. - Да, у него с кем-то встреча, а потом мы должны уйти из города. Поэтому я пришел, чтобы знали, что я не сбежал. - Хорошо, я все передам. Отправляйся обратно. Имран кивнул и покинул лавку. * * * Султан лежал на софе, накрытый белой простыней, а сидящий рядом с ним человек средних лет в белой гилала втирал мазь в закрытые веки правителя. У дверей стояли два нубийца с пиками в руках. Стоящие за спиной лекаря четверо телохранителей внимательно следили за этой процедурой. Катиб сидел, скрестив ноги, за низеньким столом, на котором стояла чернильница, лежали калам, бумажный свиток, матйана, стопка асахи и отчаянно боролся со сном. - Из чего делается эта мазь? - спросил султан. - Нужно мелко растереть сушеную муху, смешать ее с сурьмой и добавить немного животного масла. - Муха? - удивился султан. - В ней должно быть много вреда? - Сурьма забирает ее вред, - улыбнулся врач. - Скорее ты прав, - согласился султан, - после этих процедур, мне кажется, что я вижу лучше. - Это так, потому что данная мазь уменьшает боли в глазах и увеличивает ясность зрения. - Хорошо, - довольно сказал султан. Лекарь закончил процедуру и стал вытирать полотенцем руки. - Теперь лежите так, не открывая глаз, пусть мазь впитается, - сказал он. - На чем мы прервали нашу беседу? - Вы говорили о том, что хариджитское государство существует сто сорок шесть лет. - Именно так, - согласился султан, - исчисление ведется с 140 года. - Странно, что Аббасиды терпят инакомыслие у себя под боком. - Они вынуждены это делать. Они должны помнить, что тяжесть восстания против Омейядов вынесли хариджиты, много нашей крови тогда пролилось. Они должны быть благодарны нам, именно мы заложили большую часть фундамента их власти. Впрочем, наше инакомыслие не выходит за пределы вопросов веры, хотя они считают наши взгляды ересью, а себя правоверными мусульманами. От шиитов нам приходится слышать упреки в том, что от наших рук погиб Али - племянник пророка. А как было ему не погибнуть, если он свернул с правильного пути, и предал своей нерешительностью людей, выступивших на его стороне в битве при Сиффине против Муавии, когда часть его соратников вынудила его прибегнуть к третейскому суду, хотя победа должна была достаться ему! Он назначил судьей Абу Муса ал-Ашари, с тем, чтобы он рассудил согласно Книге Аллаха всевышнего, на что хариджиты заявили, что судейство может, принадлежать, только, Богу, не признали суда, и ушли от Али. В дальнейшем Али выступил против них и погиб в бою. - Вы можете встать, - сказал лекарь. Султан открыл глаза, откинул простыню и сел на кушетку. Тут хаджиб сделал знак, по которому двое слуг подбежали и помогли правителю надеть черный кафтан с массивным воротом. - Принесите розовой воды и льда, - приказал султан. Слуга бросился выполнять приказание и вскоре появился, держа в руках поднос, накрытый дабикийским платком. Под платком оказался хрустальный кувшин, в котором была вода, с плавающими в ней кусочками льда. Султан налил себе, сделал глоток и продолжал: - Ты знаешь, Каддах, нас обвиняют во многих ересях. Вот одна из них - мол, мы проповедуем полное равенство мусульман. Но что в этом плохого? - Еще бы, - отозвался Каддах, - ведь это касается имамата. Косвенным образом вы утверждаете, что Имам может быть не из курайшитов. - А мы не скрываем этого, мы считаем, что любой верующий, будь он хоть черным рабом может быть избран халифом и имамом, если он чист моралью и верой. Но его должно сместить, как только он сойдет с правильного пути, как Али, например, после битвы при Сиффине. Так же мы считаем, что вера недействительна без дел, мы не признаем степеней в вере. Кто совершил смертный грех, теряет право считаться верующим и должен быть уничтожен вместе с семьей. - Но этого нет ни у иудеев, ни у христиан, - возразил Каддах,- а ведь у них достаточно сект. - Ну, так что же? Я не постигаю логики твоих слов. - Логика в том, что пророк Мухаммад, да будет доволен им Аллах, называл иудеев и христиан людьми писания и считал, что все три книги как то - Коран, Тора и Библия произошли от одной небесной книги, которую сотворил Господин всего сущего. - Ты очень образованный человек, Каддах, - заметил султан, - с тобой интересно вести беседу. Врач приложил руки к груди и поклонился. - А какие еще есть средства для лечения глаз? - спросил султан. - Самые разные, о повелитель, если взять бирюзу, мелко растереть ее и посыпать глаза, то это уменьшит боль в них и увеличит ясность зрения. Также увеличивает ясность глаз и их блеск, пепел летучей мыши. Кроме того, при употреблении мяса ласточки, увеличивается зоркость глаз. А еще помогает при глазных болезнях и укрепляет зрение мелко истолченный лал или яхонт. Султан важно кивнул головой. - А скажи, Каддах, какие ты еще болезни можешь врачевать? - Повелитель, скажите, что вас беспокоит, и я отвечу, знаю ли я средство. - Меня многое беспокоит, - ответил султан, - ведь говорят, если после сорока лет ты проснулся и у тебя ничего не болит, значит, ты умер. Султан засмеялся. Врач вежливо улыбнулся, а остальные подхватили смех. Султан понизил голос и спросил: - Ну, скажи, к примеру, чем лечить шишки в заднице? - А, геморрой, - весело отозвался врач, - это просто. Олово надо растереть на камне с выпаренным вином и оливковым маслом и втирать этот порошок. Еще помогает мышьяк с маслом или можно взять ярь-медянку, растолочь, смешать с укропным соком и розовым маслом и втирать. - Куда втирать? - спросил султан. - В больное место, - улыбнулся Каддах. - Ну, что же, - сказал султан, - медицины на сегодня достаточно, прервемся, наступило время трапезы. Мы дозволяем тебе остаться, и разделить ее с нами. - Благодарю тебя повелитель. Разреши мне отнести лекарства и отдать необходимые распоряжения своему помощнику, он ждет меня. - Иди и возвращайся. Врач поклонился и вышел из зала. * * * Примерно в это время сахиб аш-шурта, совершив омовение, оставил обувь при входе и вместе с другими людьми вошел в молитвенный зал. Боковым зрением он увидел Абу-л-Хасана, идущего вдоль галереи, но виду не подал. Нижние части колонн, поддерживающих своды потолка, были обернуты ковровыми дорожками. Ахмад Башир сел возле одной из них, подальше от деревянного минбара. Через каменные решетки окон, расположенных над михрабом, лился свет, в котором плавали пылинки. Мусульмане сидели на коврах, в которых преобладал красный цвет. В зале из-за недостаточного освещения было сумеречно, но медные рожковые люстры зажигались только по вечерам. Подумав об этом, сахиб аш-шурта поднял голову и увидев, что сидит прямо под одной из них, переместился в сторону. Он сидел скрестив ноги и опустив глаза долу. Ему было тридцать шесть лет. Пятнадцать из них он отдал службе в полиции и достиг неплохого положения. Большей властью в этом городе обладал лишь султан, но треть прислуги во дворце была завербована полицией. Дабира из Багдада все еще не было. Ахмад Башир закрыл глаза и привалился к колонне. Он уже знал о том, что Ибрахим, исмаилитский даи, находится во дворце и ждет встречи с человеком по имени Каддах, который выдавал себя за глазного врача. Сомнений не оставалось, это был именно тот - махди, за которым прибыл Абу-л-Хасан, и о поимке которого лично его, начальника полиции, просил сам халиф, но Ахмад Башир еще не принял решения. Халиф далеко, а ссориться с султаном, гостем и лечащем врачом, которого был махди, ему не хотелось. Султаны не прощают таких вещей, султаны вообще ничего не прощают. Сахиб аш-шурта вздохнул, тяжелый был сегодня денек. С самого утра жена устроила скандал из-за того, что он вторую ночь подряд провел с новенькой рабыней. Супруга была дочерью влиятельного человека, главы дивана переписки в Кайруане. Надо признать, что это тесть сделал его начальником полиции. В этом мире будь ты хоть семи пядей во лбу, ничего не добьешься без нужных рекомендаций. Что говорить, если даже Али,племянник пророка Мухаммада, не смог получить принадлежащей ему по праву власти. И главное, что больше всего выводило из себя начальника, жена при каждом удобном случае спешила заявить, мол, это мой отец сделал тебя человеком. Конечно, если бы не ее отец, Ахмад Башир скрипнул зубами, он не мог себе ничего позволить в отношении жены. К тому же, он не любил перемен, а приезд этого человека из Багдада мог привести к переменам. Услышав шорох, Ахмад Башир открыл глаза и, скосив их, увидел, как рядом на колени опускается Абу-л-Хасан. Сахиб аш-шурта кивнул ему и обратил лицо в сторону минбара, откуда раздался зычный голос имама. Настало время молитвы, салят аль-аср. Все встали, подняли ладони и вслед за имамом произнесли "Аллах акбар", затем, продолжая стоять и, вложив левую руку в правую, молящиеся стали вполголоса повторять "Фатиху" - первую суру корана: "Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала - Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, - не тех, которые находятся под гневом и не заблудших". Затем имам приступил к молитве. Отговорив положенные слова, он сделал паузу для того, чтобы смочить себе горло. В зале в это время возник негромкий гул от того, что верующие принялись переговариваться друг с другом. Затем имам перешел к хутбе. "Каждый пророк до пророчества был верующим в своего господа, - сказал имам, - знающим о его единственности, либо в следствии умозрительных доказательств, либо в следствии религиозного закона предшествующего пророка. О нашем пророке говорят, что до нисхождения на него откровения он следовал вероучению Ибрахима - мир ему! Это допустимо разумом, но об этом нет предания. Утверждали также, что он следовал религиозному закону Иса - мир ему. Это допустимо, но об этом нет предания..." - Какие новости? - вполголоса спросил Абу-л-Хасан. - Все прошло успешно, - ответил Ахмад Башир, - Имран исчез вместе с исмаилитским проповедником. Теперь ждем от него известий. - Как бы он совсем не исчез. - Человек не птица, а городские ворота под наблюдением. - Хорошо. - Вот список людей, прибывших в город за истекшие сутки. Сахиб аш-шурта протянул бумажный свиток. Дабир принял список и спрятал в рукаве. - Посмотрю в кайсаре, - сказал он, - а вы смотрели? - Я сам его писал, - заметил Ахмад Башир. - Есть какие-либо соображения? Подозрения? Сахиб аш-шурта покачал головой: - Ничего определенного. Я вот что думаю, может назначить вознаграждение, пустить по городу глашатая? - Не надо раньше времени, а то мы его спугнем. - Раньше какого времени? - с сарказмом спросил начальник полиции. - Раньше того времени, когда это будет необходимо, - невозмутимо ответил чиновник из Багдада - дока в канцелярских формулировках, - подождем сведений, которые добудет ваш человек. - Не следует обольщаться насчет моего агента, - сказал сахиб аш-шурта. - Что это значит? - ледяным голосом спросил дабир. - Это обычный крестьянин. Не думаю, что он проявит чудеса расторопности. Я смотрел его уголовное дело. Он проломил голову налоговому инспектору, кстати, я бы на его месте сделал то же самое, а затем пошел и сдался мухтасибу, а мог бы скрыться. Кто бы стал его искать? Наивный сельский житель. - Странно слышать все это из уст начальника полиции, - недовольно сказал Абу-л-Хасан. - Я полагал, что вы отнесетесь к этому делу с большой ответственностью. - Прошу прощения, - сказал привыкший к вседозволенности сахиб аш-шурта, упустивший из виду, что его собеседник - столичная штучка, - у меня плохое настроение, все видится в черном свете. Жена, будь она неладна, пьет мою кровь, к вашему делу я приложу все силы. Абу-л-Хасан кивнул. - Да, - смягчаясь сказал он, - понимаю вас и сочувствую. В это время имам, приводя слова Посланника возвысил голос: "Всякий раз, как мы отменяем стих или заставляем его забыть, мы приводим лучший, чем он, или похожий на него". Этими словами он закончил проповедь. Люди стали подниматься и выходить из молитвенного зала. * * * Сахиб аш-шурта взял у дежурного сводку происшествий по городу и, не заходя в свой кабинет, вышел во внутренний дворик и крикнул евнуха. Появился Али, почтительно поклонился и замер в ожидании распоряжений. - Где госпожа? - спросил хозяин. - Спит, - ответил Али. - Приведи наверх Анаис. - Слушаюсь, господин. Сахиб аш-шурта поднялся по винтовой лестнице на крышу дома, где был навес, закрытый от посторонних глаз. Здесь лежал толстый индийский ковер, конфискованный у мошенника-торговца, несколько муттака и одеяло. Ахмад Башир снял сандалии, скинул кабу и лег, подложив под голову подушку. Подумав, он бережно снял чалму, обнажив плешь на макушке, и положил рядом. Голову приятно захолодило. Здесь на крыше было не так жарко, к тому же веял легкий ветерок. Ахмад Башир с наслаждением потянулся и лег на бок, держа перед глазами сводку. Вскоре послышались шаги, и на крыше появилась молодая красивая девушка. Она была в голубом платке, накинутом на голову, в длинной, до колен, рубашке и шароварах. - Здравствуйте, господин, - робко сказала девушка. - Садись, милая, - пригласил Ахмад Башир. Девушка поблагодарила и присела на край ковра. - Не бойся, ближе садись. Сними платок и распусти волосы. Девушка все выполнила и стала еще моложе и красивей. Но Ахмад Башир знал, что ей уже пятнадцать лет. Он купил ее у работорговца за сто динаров, не торгуясь, хотя мог бы просто забрать. Начальник полиции мог позволить себе все, что угодно. Новая рабыня понадобилась жене для ведения хозяйства. Ахмад Башир зашел на рынок и увидел, как подняв платок, работорговец предлагал ее купцу. Такой красивой женщины у него еще не было. - Какова ей цена? - спросил начальник. - Вам, раис, она ничего не будет стоить, - тут же забыв про купца, сказал работорговец. Глаза девушки смотрели на начальника. Сахиб аш-шурта понимал, что это глупо, но все же решил произвести на нее впечатление. - Скажи цену, - повторил он. - Восемьдесят пять динаров, - дрожа от страха сказал работорговец. Он не понимал, почему сахиб аш-шурта хочет заплатить, и ожидал подвоха. О коварстве начальника полиции знали за пределами Сиджильмасы. - Вот тебе сто динаров, - сказал Ахмад Башир, - отправь ее ко мне домой. В первую же ночь разразился скандал. Жена Ахмад Башира словно обезумела, увидев новую рабыню, хотя к другим женщинам она так не ревновала. Когда сахиб аш-шурта за неуважение к мужу толкнул ее, жена завопила как резаная и пригрозила пожаловаться отцу. Все это было неправильно, закон на стороне Ахмад Башира. Но кто знает, как дело обернется. Ведь это только пророк Мухаммад мог отправить дочь обратно к мужу, когда она пришла жаловаться на него. Ахмад Башир не имел за спиной влиятельной родни и был вынужден опасаться необдуманных поступков. - Что это? - поднеся палец к ее виску, спросил начальник. Там была свежая царапина. - Госпожа побила меня сегодня утром, - сказала девушка. - Я поговорю с ней, - угрожающе сказал Ахмад Башир. - Не надо, прошу вас, - взмолилась девушка, - будет еще хуже. - Иди сюда, - притягивая ее к себе, сказал Ахмад Башир. - Я весь день думал о тебе и знаешь, какие стихи пришли мне на ум? - Нет, господин. - "Прохладу уст ее, жемчужин светлый ряд Овеял диких трав и меда аромат". - Вы хотите сейчас, господин? - покраснев, сказала девушка. - Да, сейчас хочу, - зашептал ей в ухо Ахмад Башир. - Здесь очень светло, - нерешительно, также шепотом, ответила девушка, - я не могу. - Глупости, - запуская руку в ее шаровары, шептал Ахмад Башир. Анаис начала вздрагивать, слабо сопротивляясь. Когда сахиб аш-шурта навалился на нее всем телом и коленями разжал ее ноги, снизу раздался пронзительный крик: - Анаис! Где эта нечестивица? Анаис задрожала и с неожиданной силой высвободилась. - Успокойся, - сказал Ахмад Башир, - сюда она не посмеет прийти. - Простите меня, господин, я должна спуститься вниз. - Нет, ты останешься здесь. - Я умоляю вас, господин, разрешите мне спуститься к госпоже. Я боюсь ее. - Ты боишься ее больше, чем меня? - Да, господин. - Вот как, почему же? - Вы добрый. Сахиб аш-шурта улыбнулся. - Порасспроси обо мне в городе, вряд ли кто согласится с тобой. - Вы добры ко мне, а до города мне дела нет. Разрешите мне спуститься. Ахмад Башир подумал, что сейчас уже все равно ничего не получится. - Ну, хорошо, можешь идти. Анаис спустилась вниз. Ахмад Башир, выглянув с крыши, увидел свою супругу, которая, подбоченясь, стояла во дворе у водоема, глядя на рабыню. Анаис она схватила за волосы и рванула с такой силой, что бедняжка вскрикнула. Затем госпожа при помощи других невольниц стала ее бить, толкать, царапать, пока, наконец, не сбросила Анаис в водоем. Видя это безобразие Ахмад Башир понял, что стычки не избежать. Он спустился вниз как был, без чалмы, босиком и в расстегнутых шароварах. Невольницы при виде хозяина потупили глаза. Он рявкнул: "Вон отсюда", и они исчезли. - Что здесь происходит? - тихо, стараясь держать себя в руках, спросил Ахмад Башир. - Салям алейкум, - с насмешливым почтением произнесла госпожа. - Я, ваша рабыня, надеюсь, что вы хорошо провели время. Не слишком ли скоро я проснулась? - Замолчи, женщина, - яростно сказал начальник полиции, понимая, что крики доносятся до здания полиции и инспектора, бросив работу, с любопытством прислушиваются к скандалу. Лицо супруги побагровело, она оставила насмешки и стала кричать, как бешенная: - Машаллах! Машаллах! Да как же? Кто я теперь для вас? Даже с собакой больше считаются. Ты смеешь предпочитать мне нечистую служанку. Что я тебе сделала, кроме того, что вышла за тебя замуж и вывела тебя в люди, когда ты был мухтасибом и у тебя за душой ничего не было. Как же теперь ты человек, тебе все кланяются. Да я... Госпожа не договорила, получив раскрытой ладонью в лоб, она, как птица взмахнула руками и очутилась в водоеме рядом с Анаис. Это на нее подействовало. Она замолчала, изумленно глядя на мужа, посмевшего ударить ее. Но это было еще не все, тыча указательным пальцем, сахиб аш-шурта объявил: - Женщина, я даю тебе развод. Талак! Талак! Талак! Собирай вещи и убирайся из моего дома. - Ну, смотри, - потрясая ладонью перед собой, сказала супруга, - ты все потеряешь. Дай только мне доехать до Кайруана. Улицы будешь подметать, никто тебя на работу не возьмет. Анаис стояла сзади нее, изо всех сил удерживаясь от смеха. Сахиб аш-шурта повернулся и зашагал к себе в кабинет. Пути назад не было. Он вызвал Бахтияра и приказал послать за Абу-л-Хасаном. Сахиб аш-шурта принял решение. * * * Каддах и Ибрахим стояли друг против друга в небольшой комнате, отведенной под покои врача. Ибрахим медлил с уходом, хотя Каддах выражал нетерпение. Даи все казалось, что он забыл спросить что-то важное. - Вчера полиция устроила облаву, - сказал он, - едва удалось бежать. - Будь осторожен. - А на собрание каким-то образом попал богослов. Затеял со мной спор. Каддах презрительно усмехнулся. - Догадываюсь, что он утверждал. То, что исмаилиты хотят опрокинуть устои шариата и сделать общими жен, уничтожить ислам и возродить учение Зардушта. - Нет, учитель, он обвинил имама Джафара в том, что Джафар отказался возглавить восстание против Омейядов, когда Абу-Муслим предложил ему это. Вот как, - насторожился Каддах, - что еще говорил богослов? - Он обвинил имама Джафара в предательстве Абу-л-Хаттаба. - Странно, - задумчиво сказал Каддах, - похоже, неспроста он там появился. Не нравиться мне все это. Прекрати пока пропаганду. - Хорошо, наверное, мне нужно уходить, учитель? - Иди с Богом. - Какие будут указания? - Пошли доверенного человека в Кабилию, пусть найдет Абу Абдаллаха и скажет, что я жду его здесь. - Будет сделано, учитель. - Иди и будь осторожен. Ибрахим поклонился и вышел из комнаты. * * * Оставшуюся часть дня Имран слонялся по городу. Когда солнце побагровело и опустилось к западу, он пошел к северным воротам. Там царило оживление, люди толпились у выхода, где полицейские проверяли каждого, кто пересекал ворота. Имран увидел начальника полиции, сидевшего на лошади и возвышавшегося над толпой. По тому, как изменилось выражение его лица, Имран понял, что он замечен. - Не подавай виду, - сказал кто-то рядом. Имран скосил глаза и узнал Ибрахима. - Незаметно следуй за мной, - приказал даи, - что-то мне все это не нравится. Имран повернулся и вслед за Ибрахимом стал выбираться из толпы. Сахиб аш-шурта, наблюдавший за этой немой сценой, сделал знак рукой Бахтияру, который достал свисток и выдал несколько коротких трелей. Тотчас из ближайшего переулка появился отряд полиции, который рассыпался по площади в разрозненное кольцо. По следующему свистку цепь полицейских стала сужаться, сжимая круг. - Закрыть ворота, - скомандовал начальник полиции. Стоявший у стремени мухтасиб бросился выполнять приказание. Цепь полицейских сомкнулась, оставив лишь небольшой выход из круга. Увидев это, Ибрахим схватил Имрана за руку и сказал: - Слушай внимательно! Если меня схватят, пойдешь в Кабилию, к племени Котама. Найдешь Абу Абдаллаха и скажешь, что тот, кто его послал находиться в Сиджильмасе. Ждет, когда за ним придут. Запомнил? Имран кивнул. - А теперь иди вперед, - Ибрахим подтолкнул неофита в спину. Имран перестал сопротивляться течению толпы и вскоре оказался у выхода из оцепления, где два инспектора внимательно осматривали проходящих людей. Только один из них стал расспрашивать Имрана, как полицейский, стоящий рядом, вскричал: - Это убийца. Я его знаю, он бежал из тюрьмы! Имран толкнул инспектора и бросился бежать. Но его догнали, повалили на землю и принялись избивать ногами. Сразу наступила тишина. Кто со страхом, кто с любопытством, люди смотрели, как корчится на земле человек, пытаясь увернуться от ударов. Затем избитого Имрана связали и, подталкивая тупыми концами копий, погнали в участок. Наблюдавший за происходящим Ахмад Башир подъехал ближе и приказал, указывая на Ибрахима. Этот человек был с ним. Арестуйте сообщника. * * * - Сахиб аш-шурта и катиб дивана тайной службы халифа ал-Муктафи, - громогласно доложил хаджиб и впустил названных лиц в аудиенц-зал. После формул благопожелания, установленных этикетом, Абу-л-Хасан достал из рукава конверт из черного дибаджа, завязанный шелковым черным шнуром, с печатью и протянул его со словами: - Вот копия письма султана верующих наместнику в Кайруане. Правитель сделал знак. Подошел секретарь, взял из рук Абу-л-Хасана конверт, внимательно осмотрел печать, затем вскрыл конверт, достал свиток бумаги и передал его в руки правителя. В письме было изложено следующее. "Во имя Аллаха милостивого, милосердного! От Абдаллаха ал-Муктафи имама, султана верующих - Абу Кариму, сыну Муавия, мавла султана верующих. Мир тебе! Султан верующих славит перед тобой Аллаха и утверждает, что нет божества, кроме него. Он просит Аллаха благословить Мухаммада раба его и посланника, да благословит он его и да приветствует! Далее. Да сохранит тебя Аллах и позаботится о тебе. Воистину по законам справедливости, которых придерживается султан верующих. Охраняя их и по заповедям Аллаха, которым он следует, повелитель вознаграждает добродетельного благодеянием. Каждому воздает он по заслугам, согласно тому, что известно об их преданности и поступках. Ты знаешь, да хранит тебя Аллах, и другим помимо тебя доподлинно известно то, что существует много лет и передается из поколения в поколение Аббасидская династия, с помощью которой Аллах утвердил истину и ради которой потушил огонь лжи. Но наступило время, когда Аллах решил испытать наших подданных в этой смуте, которую сеют враги наши. Один из тех, кто зажег пламя раздора в Сирии, исмаилитский даи по имени Убайдаллах находится сейчас в пределах твоего наместничества. По нашему повелению он должен быть арестован, заключен в темницу, а люди, которые сделают это добро своими руками, и помощью которых установится благоденствие, - станут великими в веках и возвысятся над толпой. Пока существует халифат, никому из халифов не опередить в жизненном благополучии Ал-Муктафи. Ответь эмиру верующих, что ты получил это письмо, что выполнишь то, что, написано в нем, и что будешь среди идущих прямым путем и среди самых благоразумных, если Аллаху угодно. Мир тебе и милосердие божье! Писал Насир ад-Дин ан Рахим абу Тайар 17 джумада 290 г, йаум аль-иснайн." Закончив чтение, султан поднял голову и вопросительно посмотрел на посетителей. Абу-л-Хасан достал из рукава второй конверт и протянул его хаджибу со словами: "Письмо от султана Кайруана." Хаджиб внимательно осмотрел печать, вскрыл письмо и протянул правителю. Правитель расстегнул ворот красной, сусского шелка, рубахи, взял письмо и развернул свиток. В письме султан Кайруана препоручал заботам правителя розыск государственного преступника Убайдаллаха и возлагал на него ответственность за его поимку. Сахиб аш-шурта выступил вперед и сказал: - По нашим сведениям, преступник находится во дворце под видом врача Каддаха. - Этого не может быть, - презрительно сказал султан. Должность начальника полиции утверждалась в Кайруане, и это было унизительно для правителя. - Врач Каддах - человек достойный уважения. - Это можно легко проверить, - заметил Абу-л-Хасан, - пригласите сюда врача. - Позовите врача, - приказал султан и, обращаясь к начальнику полиции, - скажи ради Бога, раис, почему я узнаю об этом в последнюю очередь? - Извини меня, но я не мог докладывать о непроверенных сведениях. К тому же данная ситуация требовала особо тщательной проверки. Ведь речь шла о твоем госте. - Напиши мне подробный отчет об этом деле. - Будет исполнено, - сказал сахиб аш-шурта. В зале появился врач и, кланяясь, спросил: - Что-нибудь случилось, повелитель? - Эти люди утверждают, что ты вовсе не тот, за кого себя выдаешь. Врач изобразил на лице удивление, развел руками. - Я в смятении повелитель, какие мои поступки вызвали подозрение. Могу я узнать, кто эти люди? - Это сахиб аш-шурта - сказал султан, - а это дабир из дивана тайной службы халифа. Ответь же скорей на их вопросы, чтобы развеять наши сомнения. Приступайте. Последнее относилось к посетителям. Абул-Хасан кивнул и выступил вперед. - Назовите свое имя. - Каддах. - Нам известно, что ваше имя Убайдаллах. Вы ввели в заблуждение правителя. - Меня прозвали Каддах за мои операции по удалению катаракты. Я так привык к этому слову, что считаю его своим именем. - Профессия? - Глазной врач. - Место жительства? - Саламия. - На таможне вы заявили, что являетесь купцом, и в Сиджильмасе будете ждать караван, с которым прибудет ваш товар. Затем вы неожиданно оказались во дворце в качестве врача. Чем объяснить такую непоследовательность? - До меня дошло, что султан жалуется на боль в глазах, поэтому я предложил свои услуги, к тому же разве нельзя быть купцом и врачом одновременно. - Можно, - согласился Абу-л-Хасан. Боковым зрением он отметил, что султан начал ерзать на своем месте. Пока что ответы врача казались убедительными для окружающих, но не для Абу-л-Хасана; основные доводы он приберег напоследок, дабир не мог отказать себе в удовольствии растянуть допрос человека, уходившего от него в течение трех лет. Но медлить уже было нельзя. Султан начинал терять терпенье. Абу-л-Хасан, более не мешкая, ринулся в атаку. - Известен ли вам человек по имени Ибрахим? Врач помедлил, наморщив лоб, шевеля пальцами, словно силясь вспомнить. - Мне не хотелось бы солгать, - сказал допрашиваемый, - у меня много знакомых с таким именем, это распространенное имя, например одноименный пророк... - Не надо столько слов, - остановил его Абу-л-Хасан, - в этом городе у вас есть знакомый по имени Ибрахим? - Нет, - твердо сказал врач. - Прошу всех присутствующих запомнить ответ. Султан нахмурился, ему не понравилось, что косвенно он оказался приравнен ко всем присутствующим. - Повелитель! - обратился к султану Абу-л-Хасан. - Позволь пригласить сюда свидетеля. Дождавшись позволения, он подошел к двери и впустил в зал человека. - Этот гулам стоял вчера у ворот дворца. Он утверждает, что человек по имени Ибрахим нанес визит врачу, назвавшись его помощником. Дабир сделал паузу, ожидая ответа врача, но тот молчал. - Человек, по имени Ибрахим нами арестован. На допросе он показал, что врач Убайдаллах есть ни кто иной, как именуемый себя махди, глава преступной организации ас-сабийа. Убайдаллах посмотрел на султана. Тот нахмурясь, ждал ответа. Врач невольно оглянулся, оценивая обстановку, он был один, и помощи ждать было неоткуда. Врач был сильным человеком, но даже если он свернет шею одному из стоящих у дверей, вряд ли ему удастся скрыться. Охрана стояла на всех этажах. Была еще надежда, что хариджитский правитель найдет в себе мужество и откажется выдать его аббасидским ищейкам. - Я тот, кого вы ищете, - сказал Убайдаллах. - Арестуйте меня, - и вновь посмотрел на султана. - Вы руководили карматским восстанием в Сирии в 285 году? - спросил Абу-л-Хасан. - Да. - Затем, когда вы поняли, что проиграли, вы бросили восставших на произвол судьбы и бежали в Египет. - Я уже не мог их спасти. - Вы спасли себя. - Они сами во всем виноваты. Слишком много ослов было в руководстве, мне приходилось убеждать их, спорить. Мы потеряли время. Абу-л-Хасан удовлетворенно кивнул и обратился к султану. - Прошу твоего позволения, о повелитель, арестовать этого человека. Он государственный преступник и вина его доказана. Султан знаком подозвал к себе вазира, и тот принялся шептать правителю на ухо. В зале наступила тишина. Все ожидали решения. Хариджитское государство Сиджильмаса всячески проповедовало свою независимость. Но пока это была лишь независимость суждений. Султан был вынужден, подчинятся силе Аглабидов, которая, в свою очередь, признавала духовную власть Багдада. Поэтому султан Кайруана не стал сориться с халифом из-за смутьяна Убайдаллаха, приказав султану Сиджильмасы выдать его в случае поимки. Султану стало щекотно, он тряхнул головой и потер ухо. - Каддах, ты обманул меня, поэтому должен понести наказание, - сказал правитель и, обращаясь к Абу-л-Хасану, - можете арестовать этого человека. Я был введен им в заблуждение. Вы повезете его в Багдад? Мы еще не закончили курс лечения. - Я сообщу халифу о поимке преступника и поступлю в зависимости от распоряжений. Пока же он будет содержаться в местной тюрьме. - Впрочем, - сказал султан, - я могу послать в тюрьму придворного лекаря и он запишет рецепт мазей. Каддах, ты не откажешься сообщить рецепт? - Не беспокойся, о султан, я все ему расскажу, - сказал врач. Сахиб аш-шурта, внимательно слушавший Убайдаллаха, вдруг спросил: - А чем лечат выпадение волос, не знаешь? - Знаю, - сказал врач, - надо растереть мышиный помет с оливковым маслом и натереть им голову и облысение прекратится. Ахмад Башир благодарно кивнул и сказал стражникам: - Уведите арестованного. У двери Убайдаллах оглянулся и негромко сказал, оглядывая всех присутствующих: - Придет время, и я сотру этот город с лица земли. Смех был ему ответом. Стражник подтолкнул врача в спину, а султан сказал ему вслед: "Какой неблагодарный человек, а мы еще колебались". * * * - Интересно, - сказал начальник полиции, когда они оказались за пределами дворца, - откуда этот человек знает искусство врачевания, если он мошенник? - Неудивительно, - отозвался Абу-л-Хасан, - он из семьи врачей. - Вы много знаете про него. - Да, - сказал дабир, - я иду за ним уже три года. - Довольны теперь? - Еще не осознал. - Дело сделано. Пойдемте ко мне, пообедаем вместе. Да и вина не мешает выпить по случаю завершения операции. - Надо еще обсудить кое-какие детали. - Вот за обедом и обсудим. Сахиб аш-шурта велел накрыть стол в саду под навесом. Гулам принес запеченную на углях куропатку, вареные овощи, хлебные лепешки, зелень, хурдази с белым вином и кубки. - Что-нибудь еще принести, господин? - осведомился слуга. - Принеси полотенца для рук, - приказал начальник полиции и уже в спину уходящему слуге бросил, - пусть Солмаз сядет у окна и играет на лютне. - Угощайтесь, прошу вас, - сказал он дабиру. Тот кивнул и принялся за еду. Ахмад Башир наполнил кубки и сказал: - За наше здоровье. Он выпил и стал разрывать куропатку на части. Абу-л-Хасан взял кусок куропатки и, попробовав, сказал: - Очень вкусно. - Да, - согласился Ахмад Башир, - повар у меня хороший. Как вы думаете, у меня не будет неприятностей? Абу-л-Хасан удивленно поднял брови. - Правитель не простит, что я действовал за его спиной и арестовал его гостя. - Не беспокойтесь, в рапорте я отдельно оговорю этот момент. Халиф не даст вас в обиду. - Халиф далеко, в Багдаде, а правитель здесь. Может быть, он переведет меня в Багдад? - Все возможно, - улыбнулся дабир, - халиф по достоинству награждает верных ему людей. - Хорошо жить в столице. Я бывал там, в юности, когда торговал пряжей. Я останавливался в Кайсаре рядом с Сук ал-газал. А где вы живете? - В квартале Баб ал-Басра, но собираюсь переехать в Баб ал-Маратиб. - Наве