что дом, в котором он так уверенно распоряжался, принадлежит другому. - Я надеюсь, что ты уяснил, кто здесь главный? - спросил у него Абу-л-Хасан. - Да, - еле слышно сказал Азиз, но все услышали. - Тогда убирайся прочь и не попадайся мне больше на глаза. В следующий раз не отпущу. Азиз, не оглядываясь, пошел к выходу. Наср ал-Кушури, увидев группу людей в резиденции, послал хаджиба выяснить кто такие. Вернувшись, хаджиб доложил, что вазир Али ибн Иса ожидает аудиенции повелителя правоверных. - То есть, как ожидает? - возмущенно воскликнул главный администратор, - Сегодня же не приемный день, среда, а не понедельник или четверг. Хаджиб пожал плечами. - Старик совсем выжил из ума, - проворчал Наср ал-кушури и отправился к халифу с докладом. Повелитель проснулся не так давно, и все еще лежал, глядя в потолок, который слегка кренился в его глазах. Это было следствием ночной попойки. Услышав о визите вазира, он слабо возмутился, но в следующую минуту сказал: - Ладно, пусть его проведут в открытый меджлис, жалко старика. - В открытый меджлис? - переспросил хаджиб ал-худжаб. - Сегодня очень холодно. - Меня тошнит, - сказал ал-Муктадир, - мне надо подышать свежим воздухом. Али ибн Иса основательно продрог. День был холодный, с утра даже шел мокрый снег. По дороге он умудрился ступить в лужу и промочить ноги, обутые в сапоги из мягкой кожи. Вазир уже понял свою оплошность, он испытывал неловкость перед своей свитой. Надо же было явиться во дворец с такой помпой, чтобы попасть в неприемный день и выставить себя на посмешище. "И главное, ни один собачий сын не напомнил мне об этом, - с горечью подумал вазир и тут же решил, - всех уволю". Он хотел, было, уйти восвояси, но тут получил известие о том, что его примут. Халиф, повелитель правоверных, дал вазиру аудиенцию в открытом зале. Он сидел на троне с непокрытой головой и чувствовал удовольствие от того, как воздух холодит его лицо в отличие от вазира, нахохлившегося от холода. Закончив свой доклад, Али ибн Иса поблагодарил халифа за то, что тот принял его в неприемный день. - Ну что ты, Али, - ответил халиф, - дела государства превыше всего, к тому же мы знаем твои заслуги перед нами. Вазир с завистью посмотрел на румяное лицо халифа. "Что значит молодость, - подумал замерзший вазир, - даже бровью не поведет". Вслух же он неожиданно сказал: - О, эмир верующих, ты появляешься в такое холодное утро в таком просторном дворе без головного убора, хотя люди в подобных случаях сидят в закрытых помещениях, надевают верхнее платье и греются у огня. Я считаю, что ты неумерен в употреблении горячих напитков и еды, обильной специями. Халиф был единственным человеком в отношении, которого Али ибн Иса сдерживал свою несдержанность. Грубость вазира стала нарицательной. "Такой-то невежлив, как Али ибн Иса", говорили близкие ко двору люди. Но не мог же он, в самом деле, сказать халифу, что тот злоупотребляет горячительными напитками. Ал-Муктадир все принял за чистую монету. - Нет, - сказал он, - клянусь Аллахом, я не делаю этого, не ем острой пищи. Мне добавляют только чуть-чуть мускуса в хушканандж. Вазиру ничего другого не оставалось, как продолжить разговор о специях. - О, эмир верующих, - мрачно сказал он, - это удивительно, учитывая то, что я отпускаю каждый месяц из общей суммы кухонных расходов на покупку специй триста динаров. Ал-Муктадир нахмурился. Наступило молчание. Все присутствующие почувствовали неловкость, какая бывает при уличении кого-либо во лжи или воровстве. И человеком, заставившим всех испытывать эту неловкость, оказался вазир. Али ибн Иса, счел за лучшее удалиться. Он повернулся и пошел прочь, не соблюдая этикета. Но как ни странно, именно эта бестактность была извинением, так как говорила о смятении вазира. Шагая к выходу, Али ибн Иса мучительно пытался вспомнить, зачем он явился во дворец, ведь он должен был сказать халифу что-то важное. Когда он был почти у дверей, Ал-Муктадир встал и велел ему вернуться. Вазир вернулся. Халиф сел на свое место и, глядя себе под ноги, сказал: - Я полагаю, что ты сейчас отправишься на кухню и выскажешь свое мнение управляющему, изложишь, что произошло между нами по поводу специй и отстранишь его от должности. - Да будет так, о эмир верующих! - воскликнул Али ибн Иса. Но халиф вдруг засмеялся и промолвил: - Я предпочел бы, чтобы ты этого не делал. Может быть, эти динары уходят на нужды людей. Я не хочу отбирать их у них. Сбитый с толку, Али ибн Иса машинально ответил: - Слушаю и повинуюсь, - и добавил, - да благословит Аллах твою щедрость. - Что-нибудь еще? - улыбаясь, спросил Ал-Муктадир. Он был доволен собой и уроком, который преподал вазиру. Заставил померзнуть в отместку за его несвоевременный визит и ловко дал понять старому скряге, что не намерен заниматься учетом мелких расходов. Халиф вспомнил, что Али ибн Иса подсчитывает лебединый корм на прудах, и вновь засмеялся. Беспричинно для окружающих. Вазир счел это хорошим знаком, взбодрился и тут же вспомнил об истинной цели своего визита. - О, эмир верующих, - без обиняков сказал он, - я давно приглядываюсь к Мунису, не назначить ли вам его главнокомандующим? - Что, Муниса? - опешил халиф. - Почему, что за вздор! Ал-Муктадир любил Муниса, но не любил и боялся ответственных решений. Тем более, что предложение вазира застало его врасплох. - В Мунисе я вижу большие способности к военному делу, вот и вчера, я знаю, он отличился на ристалище. - Да, вчера он был хорош, - с удовольствием подтвердил халиф. Испуг его прошел, и теперь он порадовался тому, что кто-то еще, кроме него, оценил достоинства фаворита. - Я хочу сказать тебе, о, повелитель правоверных, что таких, нелепых на первый взгляд, решениях есть очень много рационального, но очевидным это становится впоследствии. - Это хорошо ты сказал, - ответил Халиф, - но дело это государственной важности. Не стоит торопиться с принятием таких решений, стоит все как следует обдумать. Я соберу вас всех в приемный день... - Али ибн Иса потупил глаза... - И мы обсудим этот вопрос. - Конечно, о эмир верующих, во всем твоя воля, торопиться не следует, но с другой стороны, в делах касающихся государственной безопасности промедление опасно. - Я подумаю над твоими словами, - сказал халиф и поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. Мать халифа Ша'аб была когда-то греческой рабыней. То есть гречанкой она так и осталась, но теперь она была Госпожой. Сейчас она возлежала на подушках, а рабыня подрезала ей ногти на ногах. Только бывший раб может оценить блаженство, которое она испытывала, а нам,читатель, этого, увы, не дано. Картину эту лицезрел Мунис. Ему, как евнуху, вход на женскую половину был открыт и он совершенно спокойно мог лицезреть бесстыдно обнаженные ляжки старой ведьмы, как именовал ее про себя Мунис. Впрочем, надо быть справедливым, несмотря на возраст, а Госпоже было под тридцать, она еще обладала привлекательным телом, но конечно не в пресыщенных глазах евнуха, хотя красотой лица не отличалась. Госпожа иногда взвизгивала от щекотки, но не сердилась. - Так что, Мунис? - наконец спросила она. - Говоришь, что все у него получается. - Да, госпожа, все хорошо. - А ты молодец, Мунис. Я думала, что только я могу делать мужчин мужами. Ведь у его отца тоже были проблемы с этим. - У нас разные методы, госпожа. - Хорошо, я не буду выпытывать у тебя подробности. Я в этом уже не нуждаюсь, слава Аллаху. Но я рада, что не ошиблась в тебе. Мунис поклонился в знак благодарности. Он никогда не мог понять, почему именно Ша'аб было отдано предпочтение среди множества рабынь, которые были настоящими красавицами. Впрочем, можно выбрать из двух женщин одну, но предпочесть одну из четырех тысяч нелегко. К тому же халифы были известны своей неразборчивостью. Их наложницами, а следовательно матерями наследников часто становились рабыни. А сами халифы за редким исключением были незаконнорожденными. Причиной было то, что никто не мог быть равен халифу по положению, а значит, он не мог ни на ком жениться, не уронив своего достоинства. А Ша'аб была похожа на пантеру, точь-в-точь как та черная кошка из Ал-Хайра. За внешней негой чувствовалась сила. Мунис, было, подумал, что разговор окончен, но Госпожа сказала: - Евнух, ты запросил за лечение слишком высокую цену. - Я ничего не просил госпожа, здесь какое-то недоразумение. Я не понимаю, о чем ты. Мунис сразу все понял и оправдывался скорее по привычке. Что она может ему сделать, ему, человеку лишенному всего на свете вплоть до мужского достоинства? Мунис ничего не боялся. - Я, Мунис, не люблю дерзких рабов, - только произнесла бывшая рабыня. - И напрасно ты думаешь, что евнуху больше нечего отрезать. А уши, а нос, в конце концов, у человека есть голова. От неожиданности Мунис вздрогнул, Ша'аб словно заглянула в его мысли. - Ты испугался, Мунис, - довольно сказала Госпожа, - это уже лучше. Значит, в отношении тебя еще не все потеряно. Человек должен бояться для своего же собственного блага. Но я тебя не за этим позвала. Мой сын вознес до небес твои способности массажиста, а у меня в последнее время появились боли в спине, сделай мне массаж. - Слушаю и повинуюсь госпожа, - сказал Мунис, - только мне нужно сходить за маслом. - Не надо никуда идти, здесь все найдется. Эй, ты, как тебя, - обратилась госпожа к служанке, - подай масло. Мунис, какое масло?Розовое подойдет? - Да, госпожа, но лучше оливковое, - сказал евнух и улыбнулся. - В чем дело, Мунис, почему ты смеешься? Уж не вздумал ли ты смеяться надо мной? - Прости меня, госпожа, я не подумал. Масло, за которым я хотел сходить, я сделал именно для эмира верующих, для его лечения. Ша'аб сердито посмотрела на евнуха, но,не выдержав, засмеялась. - Представляю, что бы это было, - сказала госпожа. Чуткое ухо Муниса уловило в ее голосе тоскливые нотки. Никто ничего не знал о личной жизни матери халифа. - Госпожа, нужно лечь на живот и обнажить спину, - сказал Мунис. - Как? В такой холод, я должна обнажить спину? Ты с ума сошел, Мунис? - Но госпожа, ты же обнажила ноги. - Знаешь, Мунис, очень сложно, стричь ногти, не снимая обуви. Ну ладно, поставь поближе жаровни. В комнате стояли две жаровни с раскаленными углями. Мунис поставил их с обеих сторон ложа. Госпожа скинула с себя верхнее шерстяное платье, черное, расшитое белыми цветами, а затем белую нательную рубашку из тончайшего сукна, осталась в одних шароварах и легла на живот. Мунис стал рядом на колени. Удобней было бы сесть рядом, но он не решился. Евнух взял из рук служанки пузырек с маслом открыл его и пролил немного на спину Ша'аб. От прикосновения холодного масла Госпожа взвизгнула. Евнух принялся растирать спину маслом, но Ша'аб сказала: - Мунис, у тебя руки холодные, погрей их над жаровней. Мунис погрел руки, ухватил кончиками пальцев кожу на спине и стал ее быстро перебирать. Госпожа заерзала под его руками, но промолчала. Перебрав, таким образом, всю кожу на спине, Мунис стал энергично растирать ее ладонями, разогревая мышцы. Ша'аб застонала. - Вот здесь у меня болит, - сказала она, - под лопаткой. - Это простудное, госпожа, где-то вас продуло. Заведя ее руку назад, на спину, Мунис ловко ухватил пальцем какую-то жилу под лопаткой и потянул. Госпожа завопила. Мунис отпустил и вернул руку на месте. - Больше не будет болеть, - сказал он. Ша'аб вновь застонала, теперь уже блаженно. Через некоторое время она спросила: - Как выглядит мое тело? - Твое тело выглядит прекрасно, госпожа, - ответил Мунис, обрабатывая позвоночник. Интересно, что бы еще он мог ей ответить. - Мунис, мой сын прав, у тебя действительно волшебные руки. Они меня волнуют. "Старая стерва", - подумал Мунис. Евнуха нельзя было оскорбить сильнее, чем дать понять, что его желает женщина. Он закончил массаж.. - Я хочу повернуться на спину, - сказала Ша'аб. - Да, конечно. Госпожа повернулась и Мунис с удивлением отметил, что грудь у женщины еще достаточно упруга, что было странным для рожавшей женщины. "Не было молока, - догадался Мунис, - не кормила грудью". Подошла служанка и накрыла госпожу одеялом. - Одного не могу понять, - задумчиво сказала Ша'аб, - почему Али ибн Иса назвал твое имя. Что-то не сходится, может, действительно ты здесь не при чем. С какой стати вазир будет хлопотать за тебя? Халиф еще молод, но я не дам ему совершить ошибку. Я поговорю с ним. Иди, Мунис, ты хорошо постарался, я довольна тобой. Мунис поклонился и ушел. Имран открыл глаза и увидел вчерашнюю голубоглазую девушку. Она ставила перед ним большую чашку с каким-то напитком. Поставила, подула на пальцы. - Пей, - сказала она, - пей, пока горячий. Имран не стал спорить, сделал глоток и обжегся. Со свистом втянул в себя воздух. - Предупреждать надо, - с упреком сказал он. - Сам не видишь, - отозвалась девушка. Имран подул на бульон и сделал осторожный глоток. Это был мясной бульон с острым чесночным вкусом. - Что, пост кончился? - спросил он. Девушка засмеялась. - Тебя зовут Имран. - С этим трудно поспорить, - заметил Имран. - А меня Анна. - Очень хорошо, а где твой отец? - Отец дома, - удивленно сказала Анна. - Подожди, ты что, ничего не помнишь? - Что я должен помнить? - Имран огляделся. Он лежал в комнате, укрытый необъятным шерстяным одеялом. В окне были видны ветки дерева. Он допил бульон и откинулся назад. Лицо его покрылось испариной. - Ты вспотел, это хорошо, - довольно сказала Анна. Полотенцем она вытерла ему лицо. - Как приятно, - сказал Имран, - сделай это еще раз. Анна покраснела и отодвинулась. - Подожди-ка, - вспомнил Имран. - Со мной был Ахмад Башир. - Здесь нет никакого Ахмад Башира, - уверенно сказала девушка. - А кто здесь есть? - Здесь есть хозяин, Абу-л-Хасан, Хамза, управляющий, ну и другие люди. - И как я сюда попал. - Ну, айары, стали ко мне приставать, ты заступился, они потом пришли и скрутили тебя. Твой друг тебя нашел, его тоже схватили, а мой хозяин вас освободил. Он очень хороший. - Что ты говоришь? - ревниво сказал Имран. - Да. - Вот я очень не люблю, когда при мне кого-то хвалят. Анна пожала плечами. - Кстати, а твой отец рассчитался со мной за работу? - Я не знаю. За стеной послышались голоса. Девушка вскочила и выбежала из комнаты. Имран закрыл глаза, намереваясь погрузиться в дрему, но это ему не удалось. В комнату вошел Хамза, оглядел комнату и кашлянул. Имран приподнялся и сел. - Анна приходила? - спросил управляющий, кивая на чашку. Имран кивнул. - Добрая девушка. Я ей ничего не говорил. - Спасибо, - невпопад ответил Имран. - Я же вместе со всеми освобождал тебя. Ох, и задали мы им жару. Еле удержали меня солдаты, а то бы разнес я этот дом в пух и прах. - Спасибо, - повторил Имран. - Вот уж не думал, что у моего хозяина есть друзья среди босяков. Надо же, отряд гвардейцев вызвал из казармы. Откуда ты его знаешь? - Я его не знаю, - искренне ответил Имран. - А, ну да, ты же друг его знакомого Ахмад Башира. Ну ладно, лежи, пойду, дел много. Кстати, твой приятель хотел зайти вечером. А сейчас уже вечер. Хамза вышел из комнаты. Имран лег и укрылся одеялом. Сознание его прояснилось, и он постепенно стал вспоминать все, что произошло с ним за истекшие сутки. К Мунису приблизился некий слуга и назвал место в резиденции, где его ждал сейчас человек по имени Абу-л-Хасан. Мунис поспешил на встречу. Абу-л-Хасан ждал его в беседке в одном из укромных уголков сада. После обмена приветствиями Мунис сказал: - Меня вызвала к себе Госпожа и отчитала за дерзкие желания. - Это говорит о том, что я начал действовать.По моему совету Али ибн Иса предложил халифу назначить тебя военачальником. Мунис почувствовал холодок в груди. - Не причинил бы ты мне вреда, о Абу-л-Хасан. - Большой риск, большая выгода, - заметил Абу-л-Хасан. - В таком случае, скажи, какая у тебя выгода? - Очень просто. По некоторым поступкам ал-Фурата я понял, что неугоден ему. Он кого-то прочит на мое место. Если я потеряю работу, мне придется наниматься писарем, а я отвык от этого. Денег у меня на черный день отложено очень мало, вот вся моя выгода. Я должен свалить его. Когда я понял, что халиф хочет видеть тебя главнокомандующим, я понял, что нашел союзника, ибо ал-Фурат ни за что не допустит этого. - Но халиф ничего мне не сказал об этом, - воскликнул Мунис, - ты ошибаешься! - Я могу тебе доказать свою правоту, - невозмутимо сказал Абу-л-Хасан, - халиф молод и неуверен в себе. Твоя преданность, Мунис, мало чего стоит, поскольку ты бесправный раб, зависящий от прихоти господина. Но если к твоей преданности присовокупить силу - тогда халиф будет в полной безопасности. - А разве ему что-то грозит. - Вспомни восстание ал-Мутазза. Ведь все висело на волоске. Во главе армии всегда должен стоять преданный человек. - Что я должен сделать? - спросил Мунис. Слова Абу-л-Хасана показались ему здравыми. - Я еще не знаю, - честно ответил Абу-л-Хасан, - у меня есть кое-что на ал-Фурата, но я не решил, чему отдать предпочтение. То, что он вор, этим халифа при его добродушии не удивишь. Но, в любом случае, халифа уже сейчас надо настраивать против ал-Фурата. Если халиф проникнется к нему неприязнью, мое наступление станет успешным. Ты, Мунис, умен. Вместе мы одолеем общего врага. По рукам? - Правильно ли это? - неуверенно сказал Мунис. - Ты, Абу-л-Хасан, боишься потерять свое положение, но мне-то терять нечего, в моем случае речь может идти лишь о приобретении. Оправданы ли будут мои действия против ал-Фурата? - Ты, Мунис, совестлив, - заметил Абу-л-Хасан, - это хорошо. Но, положа руку на сердце, разве есть сейчас при дворе человек имеющий такие способности к военному делу , разве кто-то более чем ты достоин должности силах-салара; и, наконец, если твоя привязанность к халифу искренняя, то ты сослужишь ему большую службу. Но я не буду торопить тебя, Мунис. Я объяснил тебе положение дел и имей в виду, ничего противозаконного здесь нет, никакого заговора, если это тебя смущает. Наоборот, я призываю тебя к еще большей преданности по отношению к своему хозяину. Я должен идти, Мунис, сообщи мне о своем решении. - Я согласен, - сказал Мунис. - Хорошо, - улыбнулся Абу-л-Хасан, - сообщу тебе, что нужно будет сделать. Али ибн Мухаммад ибн Муса ибн ал-Абу-л-Хасан Ибн ал-Фурат Абу-л-Хасан наследовал пост вазира пятидесяти пяти лет от роду у своего брата Ал-Аббаса, погибшего во время заговора 296 года. Но от привычек, приобретенных за многолетнюю чиновничью службу, не смог избавиться: по прежнему вставал рано и принимал своих подчиненных, вручая каждому, документы по его ведомству и отдавал распоряжения. Затем принимал людей, желавших его приветствовать. После этого, в приемный день ехал во дворец, где докладывал повелителю. Сегодня была среда, поэтому он остался дома, продолжая просматривать готовые документы, оформленные счета, различные бумаги, поступившие из ведомств, требующие утверждения. Во время заседания каждый чиновник, а было их более десятка, сидел на твердо установленном месте лицом к вазиру, а первый секретарь, христианин по имени Несторий, -впереди всех напротив вазира. Несторий собрал все бумаги, подписанные вазиром, и посмотрел в лицо ал-Фурату. - Что-нибудь еще? - спросил вазир. Несторий сказал: - Из Египта пришло сообщение, задержан человек, предъявивший залоговую расписку, якобы выданную вами. Я проверил, этой расписки в реестре не числится. В ожидании ваших указаний, человек взят под стражу. - На какую сумму выдана расписка? - Сто динаров. - Напиши, чтобы ему выдали деньги и отпустили. Человек, надеющийся на помощь от меня, должен ее получить даже в Египте. Не стоит из-за таких пустяков подвергать мое имя сомнению. - Хорошо, господин. Какие еще будут указания? - Откупщик налогов Ибн-ал-Хаджжадж выполнил свои долговые обязательства? - Нет. Ал-Фурат задумался и через некоторое время произнес: - Мне нужен человек, который не верил бы ни в бога, ни в черта, ни в день Страшного суда, но повиновался бы мне полностью. Поскольку на лице Нестория отразилось удивление, ал-Фурат пояснил: - Я хочу использовать его для одного важного дела. Выполнит он то, что я ему поручу, - я его щедро вознагражу. Не успел вазир произнести последнее слово, как вскочил один из писарей и сказал: - Я такой человек, мой господин. Несторий оглянулся. Это был Абу Мансур, брат хаджиба вазира. Ал-Фурат поманил его и спросил: - Ты действительно хочешь это сделать? - Я хочу это сделать и даже больше того, - ответил Абу Мансур. - Какое ты получаешь жалование? - Сто двадцать девять динаров в месяц. - Несторий, выдай ему вдвойне, так же выдай ему мой письменный приказ, а ты, Абу Мансур, отправляйся в налоговое ведомство, возьми выписку задолженности Ибн ал-Хаджжаджа и получи с него деньги. Делай с ним что хочешь, требуй с него деньги,бей хоть до смерти и пока деньги не получишь, не поддавайся ни на какие уговоры, не давай отсрочки. Он задолжал казне больше миллиона дирхемов. Ступай. Возьми с собой человек тридцать в карауле. - И, обращаясь к Несторию: - Пенсии выплачены? - Да, господин, но я хочу обратить ваше внимание на то, что их количество достигло пяти тысяч. - Это ничего, - сказал ал-Фурат, - а жалованье поэтам выдай, не задерживай. Тем, кто в стихах будет воспевать мою щедрость, плати сверх того. - Слушаюсь. - Как идет строительство больницы? - Я проверял, они освоили полученные суммы, вот смета. Вазир подписал смету. Несторий протянул ему клочок бумаги. - Это что? - Прошение о материальной помощи, от Халида-повара. - Сколько он просит? - Десять динаров. - Ты мог сам решить этот вопрос. - Прошение написано на ваше имя. - Позовите его сюда. Через некоторое время появился повар, пожилой тощий человек с испуганным выражением лица. - Вот тебе совет, Халид, - сказал ал-Фурат, - кстати, всех касается. Если у тебя есть дело к вазиру, но ты можешь решить его с секретарем, то сделай так и не доводи дело до вазира. Ты понял меня? Повар обрадовано закивал головой. - А чтобы ты лучше запомнил это, - продолжал ал-Фурат, - денег я тебе на дам. Иди работай. Повар поклонился и ушел. - Все свободны, - объявил Фурат. После обеда Хамза собирался немного вздремнуть. Прилег, закрыл глаза, но тут услышал голос привратника, зовущий его. Отпустив проклятье, Хамза пошел к воротам и увидел вчерашнего гостя. - Приветствую тебя, о Хамза, - жизнерадостно произнес Ахмад Башир, - позволишь ли ты мне посетить моего больного друга. Хамза нехотя ответил на приветствие и сказал, что господина нет дома. - Послушай, я же не спросил, дома ли твой хозяин. Я спросил, могу ли я навестить своего друга, или тебе надо напомнить, что хозяин твой разрешил мне это. Ахмад Башир начинал злиться, он очень не любил заносчивых слуг. Хамза помялся, но гостя все же впустил. И проводил в комнату, где лежал Имран. - Вот он, живой и здоровый, - сказал Хамза. - Я посижу с ним, если ты не возражаешь, все равно мне надо дождаться твоего господина. Хамза что-то буркнул и ушел, оставив их наедине. Имран спал, или делал вид, что спит, Ахмад Башир подсел поближе, скрестив ноги, и кашлянул. Имран открыл глаза. - Ну, как больной? - весело спросил Ахмад Башир. Борода его была искусно завита, и сам он благоухал розовой эссенцией. - В бане был, - завистливо сказал Имран. - До чего же ты, парень, умен, - воскликнул Ахмад Башир. - Ну, ничего нельзя от тебя скрыть! Да, я был в бане, что там терщик вытворяет - с ума сойти можно! Я тебя свожу туда, если захочешь. Как здоровье твое? - Я здоров, можно уйти отсюда, - сказал Имран. - Так нельзя. Хозяина нет, а мы уйдем, не высказав ему нашу благодарность, нехорошо это. - Тогда расскажи, что было дальше? - Охотно, я как раз собирался это сделать. А дальше было вот что... ... Дверь отворилась и в комнату вошла Анна с горячим молоком в чаше. Поставив его перед Имраном, она спросила у Ахмад Башира: - А вы, господин, не желаете молока? - Молока? - скривился Ахмад Башир. - Ну что ты, милая, разве я похож на младенца? Я бы выпил вина, да неудобно в отсутствии хозяина. Я подожду. Анна вышла из комнаты. Поглядев ей вслед, Ахмад Башир сказал: - Недурно ты здесь устроился, Имран. Смотри, какая девушка, а ты уходить собрался. Эх, мне бы на твое место. Имрану стало неприятно, и он повторил: - Что же было дальше? - ... трупы были аккуратно сложены на трех подводах и укрыты тканью. - Какие трупы? - удивился Имран. - А разве я не сказал? Они были перебиты, все до единого, человек двадцать во главе с чиновником, арестовавшим меня. Я обнаружил их случайно. Я чуть с ума не сошел, пытаясь, что-нибудь понять. Я сел там, где стоял и целый час пытался понять, что здесь произошло. Если на крепость напали разбойники, то почему они пощадили меня, кто-то ведь открыл дверь. Если это был мой покровитель, почему он решил остаться неизвестным. К тому же у меня нет покровителей, кроме кредиторов, но они обо мне еще ничего не знали. Я признаться даже о жене бывшей вспомнил, ведь мой тесть был влиятельным человеком, но потом подумал, что, вряд ли представляю для них интерес, ведь денежки мои она все выкрала, я тебе не рассказывал... В конце концов, Ахмад Башир решил, что здесь не обошлось без участия сверхъестественных сил. Он поднялся на крепостную стену и обозрел окрестности. Повсюду, куда бы ни падал его взгляд, была степь, редкие бесплодные пальмы и колючие кустарники. - Что за половинчатость, - пробурчал Ахмад Башир, адресуя слова, неведомому избавителю, - уж если ты освободил меня, так будь любезен, перенеси меня в подобающее моему положению место. Какой-нибудь тенистый оазис с едой и напитками, с хорошенькой гурией. Правду видно говорят, что счастье полным не бывает. Однако, надо было что-то делать. Остаться на ночь в крепости полной мертвецов Ахмад Башир не хотел. В то, что мертвецы гуляют по ночам, он, конечно, не верил, но ему, скажем так, было неприятно. Полный сомнений, Ахмад Башир, вышел из ворот крепости, и пораженный остановился, к стене была привязана оседланная лошадь. - Чудеса продолжаются, - пробормотал Ахмад Башир. Осмотрев коня, остался им доволен, влез в седло и обнаружил торчащий из луки клочок бумаги, на которой было написано: "Работорговец! Следуй прямо на запад. В часе езды отсюда, триумфальная арка императора Искандера Двурогого. Там тебя ждут". - Хорошо бы еще узнать, где он, этот запад, - недовольно сказал Ахмад Башир, - и матроса нет под рукой, чтобы спросить. Потом он все же вспомнил, что запад это там, где садится солнце. У него было большое искушение погнать коня прямо на восток, но поразмыслив, Ахмад Башир решил, что людей, вырезающих по два десятка человек за ночь, обманывать не следует, а если это джины, тем более. Он тронул коня и, не торопясь, поехал на запад. Через час или больше он увидел развалины Древней Тугги, что находятся в долине Меджерда, остатки былой роскоши Римской империи. Подъехав к триумфальной арке, он никого там не обнаружил. Медлить, а тем более удивляться он не стал, какого черта, условие было выполнено, он не виноват, что никого не оказалось. Из ближайшей рощи поднимался дымок и Ахмад Башир направился туда, по запаху определив, что там должна находиться корчма. И он не ошибся. Подъехав, он бросил поводья слуге, потребовал умыться. Заказал еды и вина. Корчмарь сказал, что соблюдает заветы пророка Мухаммада и вина не держит, чтобы не осквернять заведение. Ахмад Башир не хотел ничего слушать, и требовал вина. После недолгого препирательства наш герой схватил глиняный кувшин с питьевой водой и пригрозил разбить его о голову хозяина. Хозяин не поверил. Тогда Ахмад Башир разбил кувшин о стенку и пообещал разнести к чертовой матери все заведение. Этой демонстрации оказалось достаточно. Горестно поглядев на разбитый кувшин, корчмарь ушел, и вскоре вернулся, сгибаясь под тяжестью огромного кувшина с вином. - Случайно в подвале оказался, - виновато сказал хозяин, - неверные когда-то оставили, а я совсем забыл про него. - Дай бог им здоровья, - радостно сказал Ахмад Башир. - Постой-ка, - сообразил он, - раз вино не твое, значит, я за него платить не буду. Корчмарь перекосился, но возражать не стал. Ахмад Башир засел в корчме основательно. После запеченного в глиняном горшочке ягненка он потребовал еще вина. - Вина не бывает много, - пояснил он изумленному его аппетитом хозяину, - бывает мало еды. А у нас, слава богу, есть и то и другое. А я никуда не тороплюсь. У меня здесь недалеко свидание назначено, но человек не пришел. Хотя я не уверен, что это человек. У меня есть сильное подозрение, что меня за нос водит джин. - Джин? - в ужасе воскликнул корчмарь. - Джин, - подтвердил Ахмад Башир. - А что ты так испугался, джины тоже люди. - Господин, может, вы рассчитаетесь со мной? - робко попросил корчмарь. - Но я же еще не ухожу, - удивился Ахмад Башир. Из-за стола он поднялся вечером, когда наступили сумерки. Потребовал себе комнату и улегся в ней спать. Корчмарь, подсчитав стоимость съеденного постояльцем, пришел в ужас и велел слугам не спать всю ночь, чтобы постоялец, чего доброго, не улизнул. Джин появился ночью. Спящий мертвецким сном, Ахмад Башир открыл глаза в ответ на произнесенное вслух слово. Было полнолуние, и в комнате было достаточно светло, чтобы разглядеть белую фигуру, стоявшую у двери. - Сахиб аш-шурта, - повторил человек. Могильным холодом повеяло от этих слов на Ахмад Башира, мороз побежал по коже. О каких прошлых грехах пришел напомнить этот человек? Первой мыслью было прыгнуть в окно. Ахмад Башир лихорадочно пытался вспомнить, что находится под окном, но не мог, поэтому он оставил эту мысль. - Дом окружен? - на всякий случай спросил Ахмад Башир. - Нет, - сказал человек, - мне не нужна твоя жизнь, хотя в моих возможностях ты уже убедился. - О да, - сказал Ахмад Башир. Человек был в белом плаще, в белой чалме скрепленной крупным сверкающим камнем, лицо его было закрыто платком. - Встреча была назначена у триумфальной арки. - Я был там, никого не нашел. - Надо было подождать. Мы с ног сбились, разыскивая тебя. - Я просто поехал подкрепиться... - Ну хорошо, - оборвал его человек, - не будем терять времени в пустопорожней болтовне. Знаешь ли ты, сахиб аш-шурта, что встречи с тобой с нетерпением ждет фатимидский халиф. - О Аллах! - воскликнул Ахмад Башир. - Я так и знал, что все этим кончится, этот каторжник накаркал. Скажи, любезный, нельзя ли как-нибудь избежать этой встречи. Я за ценой не постою. - Можно, - легко согласился человек, - я берусь все устроить. - Какова будет цена? - спросил Ахмад Башир, он привык к деловым отношениям. - Ты - мне, я - тебе. Это нормально, более того - это правильно, каждая вещь, каждый поступок имеет свою цену. Чтобы потом не попрекать друг друга: "Я тебе то сделал, а ты, неблагодарный, вот как ответил!" - Мне нужен протокол, - сказал человек. - Какой протокол? - спросил Ахмад Башир. Побольше удивленных ноток в голосе, хотя сразу понял, о чем речь, но пусть сам скажет. - Подлинник. Ты допрашивал Убайдаллаха в Сиджильмасе. Отпираться или изображать неведение больше не имело смысла. - Может быть, ты думаешь, что я ношу его с собой? - спросил Ахмад Башир. Странно, что он сразу догадался, о чем речь. Давно уже не помнил о том допросе, как и многом другом, связанном с именем Убайдаллаха. Старался не думать, потому что все эти воспоминания заканчивались мыслями об Анаис. - Нет, не думаю. Наверное, где-то спрятан. - Что я получу взамен? - спросил Ахмад Башир. - Жизнь. - Жизнь, - горестно произнес Ахмад Башир, - кому нужна такая жизнь! - Жизнь нужна любая, - философски заметил незнакомец, - жизнь тем и хороша, что она разная. - Ты вернешь мне корабль и рабов? - с надеждой спросил Ахмад Башир. - Нет, - сказал незнакомец, - но я дам тебе столько денег, что ты купишь десять кораблей. - Ты мне делаешь предложение, от которого трудно отказаться, - заметил Ахмад Башир, - но я все же откажусь. У меня нет протокола, ни с собой, ни где-либо. - Что же ты торгуешься? - удивился незнакомец. - Привычка, - с сожалением сказал Ахмад Башир. Незнакомец открыл дверь, и в комнату вошли несколько человек. Ахмад Башир не успел ничего сказать. Его связали , подняли и подвесили на крюк, торчащий в стене. "Как барана", - подумал он, а вслух сказал: - Что, шкуру снимать будешь? Страшной силы удар в солнечное сплетение заставил его задохнуться. - Это хорошая мысль, - сказал незнакомец, - но сначала тебе отрежут яйца. - Так нечестно, - сказал Ахмад Башир, едва к нему вернулась способность говорить. - Я же не отрезал яйца Убайдаллаху. Ахмад Башир уже не был уверен, что поступил правильно, приехав сюда. Надо было дать деру сразу из крепости. - А жаль, - ответил незнакомец, - это было бы решением всех проблем. - Послушайте, пока вы не отрезали мне яйца, можно я пойду пописаю? - попросил Ахмад Башир. - Где оригинал протокола? - Оригинал сразу увез один хлыщ из Багдада. Сейчас, наверное, он находится у аббасидского халифа. - Почему сразу не сказал? - Не успел. - Не врешь? - спросил незнакомец. - Не сойти мне с этого места, - поклялся Ахмад Башир. Раздался сдержанный смех. Присутствующие оценили шутку. - Развяжите его, - приказал незнакомец. Развязали. - Миллион динаров я заплачу тому, кто доставит мне протокол допроса Убайдаллаха. - Примерно столько у меня украла жена, - сказал Ахмад Башир, - я попробую. У меня есть связи в Багдаде. Не представляю, как это можно сделать... - Вот задаток, - незнакомец бросил Ахмад Баширу приятно звякнувший мешочек, - сто тысяч динаров. Вот исмаилитский знак, с ним ты можешь рассчитывать на помощь в трудную минуту. Когда ты вернешься в эту корчму, отдашь хозяину этот знак, и он скажет тебе, что надо сделать. Ты все запомнил? Если ты вздумаешь обмануть меня, тебя найдут, и убьют, где бы ты ни был. - Понял, - сказал Ахмад Башир. - Прощай, - незнакомец вышел из комнаты. Через некоторое время Ахмад Башир услышал стук копыт. Он подошел к окну и увидел стремительно удалявшуюся кавалькаду всадников. Ахмад Башир открыл окно и с наслаждением помочился. Закрывая окно, он посмотрел вниз и увидел согбенную фигуру хозяина, который стоял, закрыв голову руками... - Что ты смеешься? - сказал Ахмад Башир Имрану. - Он еще легко отделался, что было бы, если бы я выпрыгнул в окно! Я бы сломал бедняге шею. Утром я пересчитал деньги, в мешочке было ровно сто тысяч динаров. У человека всегда есть выбор - это мое твердое убеждение. Я мог бежать в Испанию, искать защиты у кордовского халифа, но конфискованные рабы, корабль, кто бы мне их вернул. Всю оставшуюся жизнь скрываться от кредиторов? Нет, это не по мне. Поэтому я оказался в Багдаде. В этой истории многое для меня осталось непонятным. Это странное освобождение, едва не сведшее меня с ума, ночной визит. Миллион золотых динаров за протокол допроса Убайдаллаха. Только он сам мог быть заинтересован в этом протоколе, но он уже халиф и может помочиться на всякого, кто будет размахивать этой бумажкой, . И откуда этот человек мог узнать про протокол. Четыре человека видели этот протокол, и единственный, кто мог рассказать о нем, давно умер в тюрьме. - А кто остальные трое? - спросил Имран. - Я, сам Убайдаллах и Абу-л-Хасан в доме, которого мы сейчас находимся. - Так вот почему мы здесь. - Ты думаешь правильно, - согласился Ахмад Башир. Имран сказал: - Я берусь объяснить все эти тайны, о которых ты мне сейчас рассказал. Ахмад Башир усмехнулся. - Мальчишка, ты берешься разгадать тайну, которая оказалась не по зубам мне - бывшему начальнику полиции. - Именно так, досточтимый сахиб аш-шурта. - Не называй меня так, - грустно сказал Ахмад Башир, - много воспоминаний неприятных. - Простите. Так объяснить? - Ну, попробуй. - Но у меня есть одно условие. - Какое еще условие? - удивился Ахмад Башир. - Ты меня ссудил деньгами на корабле. - Ну? - Я все тебе объясню, и мы будем в расчете. - Ну, приятель, - возмущенно сказал Ахмад Башир, - да ты совсем испортился. - Не люблю быть обязанным, - сказал Имран, улыбаясь. - Денег у меня мало, значит, я должен отработать. - Ну, хорошо, согласен. Они ударили по рукам, и Имран сказал: - Как Убайдаллах вышел на тебя, наверное, нет нужды объяснять, и так ясно. -Нет уж, ты отрабатывай, как следует. - Они настигли тебя в Карфагене, значит, шли по пятам. На невольничьем рынке они узнали, кто купил партию рабов, в которой находился я. В купчей, оставшейся у продавца, есть твое имя. В моей поимке был лично заинтересован Убайдаллах, значит, все подробности сразу сообщались ему. Когда выяснилось, что я исчез, об этом сразу доложили ему, и он тут же отдал приказ о твоем аресте. - Ну, это просто, - сказал Ахмад Башир, - ты лучше объясни, что произошло в крепости, кто этот таинственный незнакомец, предложивший мне сделку, почему тебя хотели арестовать, если до этого ты уже был у них в руках, почему такая непоследовательность? - Этому может быть только одно объяснение. Убайдаллах на радостях, что избавился от своего главного врага Абу Абдаллаха, сохранил мне жизнь, но потом пожалел об этом. Ночь перед казнью Абу Абдаллах провел в одной камере со мной. Халиф, видимо, сообразил, что перед смертью полководец вполне мог поделиться со мной какими-нибудь опасными для головы тайнами. - Поделился? - Да. Абу Абдаллах погиб из-за того, что пригрозил обнародовать протокол допроса Убайдаллаха в тюрьме Сиджильмасы. - Но откуда, - вскричал пораженный Ахмад Башир, - откуда взялся у него протокол? - Я принес ему, невольно. Ходжа Кахмас, отравленный исмаилитами, умер в тюрьме. Я сидел с ним в одной камере и бежал, переодевшись в его платье. - Неисповедимы пути Господни, - произнес Ахмад Башир, - но протокол? - Это была копия, она оказалась зашитой в полу халата богослова. - Вот оно что! А я то думаю, откуда взялась копия, значит, он записал ее по памяти, думал, пригодится, а мы теперь, расхлебываем последствия его дальновидности. Вот что бывает, когда привлекают к делу непрофессионалов. Профессионалы умеют хранить тайны. - Освободить тебя и проявить заинтересованность в протоколе мог только один человек. Некто, обладающий большими возможностями, если не сказать властью, и имеющий какие-то права на фатимидский престол. - Подожди-ка, - вспомнил Ахмад Башир, - в протоколе говорилось о каком-то племяннике. - Его зовут Мухаммад, - сказал Имран, - очень неприятный тип. - А зачем в таком случае ему понадобилось устраивать эти загадки с моим освобождением: мертвецы, записки, развалины. - Исмаилиты любят подобные вещи, это их обычная практика - побольше непонятного, тайна всегда вызывает страх. Если человека уверить в сверхъестественности происходящего, с ним