ть здесь Тэкле, необходимо приглашение. Против царицы нехорошо в таком деле идти. Только теперь с полной ясностью понял Луарсаб невозможность приезда любимой. А просить мать пригласить Тэкле - значит раньше времени поставить в известность о своем решении. И потом, захочет ли царица? Гульшари не допустит... А может, напротив, уговорит?.. Нет, нет, Тэкле необходима безопасность. И Русудан не должна покидать Носте. Надо вежливо попросить отложить приезд. С откровенностью, с которой можно было говорить только с Хорешани, Луарсаб высказал ей свое опасение, а после всестороннего обсуждения желание Русудан исполнилось... Изысканный ответ Луарсаба мог польстить даже самолюбию царицы Савской и, пошумев несколько дней в Метехи, Хорешани, завершая дипломатическую миссию, понеслась обратно в Носте. Но препятствие распалило Луарсаба, и Нестан уехала гостить в Носте... Неожиданно царь изъявил желание посетить Твалади. Через несколько дней Нестан и Тэкле, закутанная вуалью, в сопровождении верного Иесэ выехали на прогулку. Только в темном ущелье, за разрушенной часовней, узнала Тэкле о предстоящем свидании. Иесэ стоял на страже, держа на поводу коней. Бешеный стук копыт. Иесэ едва успел схватить за узду царского скакуна. Перепрыгивая бесконечные камни, Луарсаб упал к ногам еле живой Тэкле. Говорить не могли. С изумленным восхищением смотрели друг на друга. Сердца стучали совсем близко, уплыли мысли, и в бесконечности растворилось настоящее... Тихо качнулись теплые сумерки. Ранняя звезда скользнула золотой слезой. Не понимая, смотрели они потемневшими глазами на бесцеремонно расталкивающую их Нестан. - Во имя бога, царь! Не подвергай нас опасности, разве не слышишь тревожного рога? Два часа здесь находишься. - Престол Картли готов отдать за право остаться здесь навсегда с возлюбленной. И, не обращая внимания на Нестан, царь, склонившись к Тэкле, восторженно произнес: - О... Если б чарою стал чеканною, Красноцветным вином сверкающей, На здоровье ее ты бы выпила Под черешнею расцветающей. Иль наперстком бы стал из золота, Пальчик твой обнимал под песни я. Или стал бы я ежевикою, Твои ножки колол чудесные. Иль косы твоей стал бы волосом, Вполз в иголку твою с зарницами, Или пеплом бы стал серебряным И над дивными стыл ресницами. Или стал бы я алой розою. Твои щечки обсыпал нежные, Иль рубашкою стал бы шелковой, Обнял грудь твою белоснежную. Иль твоим бы я стал желанием, Сердца самою сладкой мукою, Иль хотя бы твоею тенью стал, Незнакомый навек с разлукою.* __________________ * Старинная грузинская песня. Перевод Бориса Черного. Нестан с отчаянием умоляла Луарсаба: - Царь, я слышу приближающийся топот и лай собак, молю, пощади нашу честь... Луарсаб разжал объятия: - Жди меня, Тэкле... Тэкле блеснула черными глазами. - Буду ждать всю жизнь. После мимолетного свидания задумчивость не покидала Луарсаба. Едва сдерживал желание помчаться в Носте и тихо намекал Нестан об отсутствии терпения. И Нестан решила... - Прекрасная Нестан, чем вызвано твое поспешное желание видеть меня? Нестан перебирала преподнесенную Георгием яшму: - Я хотела посоветоваться, но раньше пусть друг посмотрит, охраняются ли двери. Убедившись, что их не подслушивают, Нестан стала упрекать Георгия в суровости к своей семье. Тэкле от скуки совсем больна. Вся военная сила страны в руках Моурави, а сестра схимницей тоскует... Сердце любви ждет, молодость веселья просит, а разве не гордость - показать красавицу сестру? Нестан решила развлечь Тэкле, да и Русудан давно в Ананури не была. Нестан большую охоту устраивает, и если Георгий не приедет с семьей, перестанет быть другом Нестан. - Дорогая Нестан, не следует уверять тебя в моей преданности, ты для меня - родная дочь, Зураб - любимое чадо. Я воспитал в нем воинственность, соединил вас, и мы связаны больше, чем жизнью... Но, Нестан, не назовешь ли, кого еще думаешь пригласить?.. - О Георгий, конечно, весь двор! - нарочно беспечно вскрикнула Нестан. - Но можешь быть спокоен: два раза одно и то же не повторяется... Георгий колебался, оскорбить Нестан отказом невозможно. Да и правда, Русудан и Тэкле скучно живут. Но кто там будет?.. Кажется, Луарсаб опомнился, ничего не говорит. А вдруг опять голову потеряет? Снесет ли Саакадзе вторично оскорбление?.. Нестан, видя колебание, повела решительную атаку. Тэкле будет жить в ее комнате. Русудан с сыновьями большую радость Нугзару доставит, "барсы" с царем охотиться будут, и... Саакадзе сдался. - Охота на медведей? Две недели видеться с Тэкле! Тайный ход в твои покои... О моя Нестан, чем отплатить? - Царь, ты, кажется, забыл главное, - смеялась Нестан. - Главное - видеть Тэкле, целовать лепестки ее уст, смотреть в солнечные глаза, держать трепещущие, как крылья пойманной птицы, руки! Нестан, Нестан! Любовь - великая мука! - Что же дальше, мой царь? - Дальше? Не догадываешься? Но, надеюсь, Гульшари не будет в Ананури? - Нет, царь, она откажется... Нугзар, немало озадаченный внезапной любезностью царя, спешно готовился к приему. Наверно, Нестан, в пику Гульшари, упросила Луарсаба. Что ж, это надо приветствовать. "Уже второй раз царь в гости едет, - с гордостью вспомнил Нугзар. - Даже в Мухрани только раз был... Наверно, друзья Шадимана от зависти заболеют. Хотя им некогда, трофеи Сурамской битвы никак не могут поделить... Георгий войну выиграл, а шакалы добычу растаскивают... Хорошо - шакалов вспомнил, почему я до сих пор старшего Качибадзе не выругал? Обещал половину турецких ятаганов мне прислать и все на арбах в свой замок свез... Надеется, у меня память плохая. Тоже умный! Красные усы носит и думает, уже шаха покорил". Нато от гордости не находила места: Нестан оправдала все чаяния, возлагаемые когда-то на Русудан. И пока князья спешили на охоту в Ананури, Саакадзе спешил переселить царских крестьян на очищенные от турок земли, розданные мелкоземельным азнаурам в наделы. Известным только "барсам" путем в замки князей проникли слухи, что хизани получат земли и скот в двойном размере и их хозяйство не будет облагаться в течение трех лет. Взбудораженные крестьяне стихийно бросали насиженные места у князей и толпами тянулись на свободную окраину. Взбешенные феодалы поскакали в Метехи, требуя пресечь бегство трудолюбивых крестьян. Но царь сослался на освященный веками закон, не нарушенный еще ни одним царем. Феодалы обратились к Шадиману, и, хотя действия Моурави были направлены на обогащение страны, Шадиман сильно тревожился популярностью и стремительностью Саакадзе. Необходимость тайного совещания с союзными князьями заставила Шадимана обрадоваться охоте в Ананури и, получив разрешение царя, отправиться в свой замок на три дня. Он разослал верных гонцов к дружественным князьям. Андукапару тоже посчастливилось не поехать к ненавистным Эристави. Нестан тонко задела самолюбие Гульшари, пригласив ее последней. Разгневанная красавица язвительно заметила, что она давно мечтала предоставить Луарсабу возможность усладиться обществом медведей, но сама предпочитает орлиные гнезда. И отсутствие царя даст ей возможность вместе с царицей навестить светлейшую княгиню Липарит. Нестан с притворной обидой вечером поспешила упрекнуть царицу в нежелании доставить радость Эристави. Царица смутилась. К сожалению, она только что дала слово Гульшари навестить княгиню Липарит, но зато зимою обязательно приедет в Ананури. Довольная своей политикой, Нестан, пошутив с Луарсабом над неведением ревнивой Гульшари, уехала в Ананури готовиться к встрече царя. Саакадзе удивлен. Шадиман, оберегающий царя, как собственность, вдруг на три дня отпускает Луарсаба без себя в Ананури. И хотя замок Шадимана был недоступен для посторонних, все же слепой нищий с провожатым - мальчиком Арчилом нашел приют на ночь у богобоязненной старой служанки. В разгар празднества в Ананури Саакадзе уже знал имена князей, совещающихся у Шадимана. К большому удовольствию Эристави, Луарсаб был шумно весел и радостен... Покои Нестан в Ананурском замке были изысканно украшены влюбленным Зурабом. Но Нестан пожелала на время праздника устроиться в покоях польщенного мужа, а свои приказала убрать цветами для любимой Тэкле. Уступая странному желанию Нестан, царю разукрасили покои в крепостной башне... Царь любит небо и горы, а из башни красивый вид. Но не восточная роскошь восхитила Луарсаба, а невидимая дверца в круглой стене. Хотя Тэкле и была предупреждена заботливой Нестан, но когда в первую ночь в мерцании хрустальной лампады колыхнулся ковер, невольный крик сорвался с дрожащих губ Тэкле. Прильнувшая к овалам окон ночь подслушивала оброненные слова любви и улыбалась длительному свиданию влюбленных. Георгий совсем успокоился. Царь изысканно любезен со всеми, не отдавая предпочтения никому. Даже когда на охоте Луарсаб собственноручно вонзил в сердце медведя нож и бросил к ногам Тэкле шкуру со словами: "Возьми, Тэкле, и запомни: я знаю, где находится сердце", - даже тогда Георгий не почуствовал надвигавшихся событий. Накануне отъезда Луарсаб украдкой совещался с Нестан. - Ты должна помочь удалить Гульшари. Я не могу подвергать Тэкле опасности... - Шадиман с Андукапаром тесно связаны, вместе три дня заняты были. - Заняты? Чем? - Луарсаб подозрительно насторожился. Но Нестан, помня оказанную однажды "услугу" Георгию, не произнесла имени Саакадзе, зато назвала всех князей, тайно совещавшихся при участии Гульшари в замке Шадимана. Ей, конечно, показалось подозрительным отсутствие Шадимана, и она из преданности к царю послала верного человека... На этом можно уязвить Андукапара, и Гульшари еще раз обидится... Ведь она заманила и царицу Мариам на подозрительное совещание. ГЛАВА СОРОКОВАЯ Шадиман снова развернул пергамент, внимательно просмотрел приготовленный для амкаров капкан, спрятанный в глубины холодных строк, но подписи Луарсаба не было. Первый раз правитель потерпел поражение: Луарсаб не утвердил нового налога на амкаров... Средства для содержания двора? А разве Моурави недавно не наполнил царскую казну? И потом надо послать гзири проверить управляющих в личных владениях царя Картли. Почему-то князья от хозяйства богатеют, а царь беднеет! Шадиман взволнован. Донос? Но кто проник в дела главного правителя Картли? Блеск, роскошь царского замка, тайные подарки Стамбулу... связь с атабагом... расточительность Гульшари, жадность царицы... Что еще? Все! Политика, лазутчики во всех странах, послы, подношения, милости могущественным князьям... Ни один придворный не желает тратить средства на личные нужды. На западной стороне замка еще больше неприятностей: сухость Луарсаба, торжество врагов... Гульшари бросилась к царице... На все ласковые расспросы царицы Луарсаб упорно молчал. Однажды Нестан послала Иесэ справиться о здоровье Тэкле, и вот присланный подарок - подушка для ног, вышитая возлюбленной тонким золотом и нежными шелками. Луарсаб, не отрываясь, смотрел на бисерного беркута, радостно думая о прикосновении пальчиков Тэкле, и взволнованно пошел к царице. - Жениться? Давно пора. Кем пленился, греческой или имеретинской царевной? Луарсаб произнес имя любимой. Сначала Мариам не поняла. Несколько раз повторенное имя Тэкле Саакадзе проникло наконец в сознание. Мариам безмолвствовала, на бледном лице застыли изумленные глаза. Позвав Нари, Луарсаб резко хлопнул за собою дверью. Пораженная холодностью сына, Мариам послала за Шадиманом. Царедворец рассмеялся: цари в Грузии не женятся без одобрения высшего Совета светлейших... Больше надо беспокоиться о странном поведении неизменно нежного сына. Царица поспешила в покои Луарсаба: она не поняла шутки, но зачем сердиться? Луарсаб холодно посоветовал на превращать в шутку любовь, равноценную трону. Царица рассердилась: где видел Луарсаб царя, женатого на простой азнаурке? Если нравится такая, разве нет иного способа приблизить? Луарсаб гневно заявил: даже матери он, царь, не позволит оскорблять невесту. - Невесту? А разве светлейшие уже дали согласие на брак? - Мало забочусь. Светлейшие и даже близкие люди не спрашивают моего согласия, когда потихоньку собираются обсуждать свои дела... Царица побледнела. Луарсаб пристально смотрел на пальцы, нервно перебирающие четки. "Говорить, - думала Мариам, - значит выдать себя". - Видишь, в ваши дела я не вмешиваюсь, очевидно, из расчета не давать повода вмешиваться в мои... В замке наступило затишье, предвещающее бурю. Луарсаб небрежно спросил Баака, по-прежнему ли уверен князь в охране? Начальник метехской стражи насторожился: тотчас скрытно проверил стражу, добавил из верных людей телохранителей и, кроме обычных, расставил еще тайные посты. Приехавшему на Совет Саакадзе, улучив момент, Луарсаб шепнул: - Найди предлог стянуть к Тбилиси верные трону войска. На ближайшем совещании, созванном Шадиманом по поводу посольства в Иран, Саакадзе обратился с просьбой к царю сделать смотр перестроенным по персидскому образцу дружинам. Просьба никому не показалась странной, даже прозорливый Шадиман был введен в заблуждение скучающе-вежливым ответом Луарсаба: хотя он вполне доверяет своему Моурави, но рад будет вместе с князьями посмотреть затею полководца. Когда Моурави думает устроить смотр? Через две недели? Дорогой Шадиман озаботится приглашением всех князей. Георгий еще раз убедился в хитрости и ловкости двадцатитрехлетнего царя. Никому, даже Баака, не открыл Луарсаб задуманного. Зураб с момента возвышения Саакадзе находился при войсках, изучая военную тактику Великого Моурави. Любимый ученик быстро усвоил стратегию великого полководца. Через много лет Саакадзе горько пожалел об этом... Встревоженный озабоченностью Моурави, Зураб вместе с "барсами" расположил дружины с расчетом на быстрое окружение Метехи. По желанию царя князья перед смотром собрались в посольском зале. Бартом расположился с писцами позади трона. В зале смолкли голоса. Луарсаб поднялся. Он ни в чем не хочет нарушать обычай, напротив, считает долгом не только светлейших посвятить в задуманное... Шумное одобрение подхватило последние слова... Жениться? Царь поручает князьям выбрать невесту? - Нет, князья, я сам нашел будущую царицу и жду вашего восхищения. - Князья давно восхищаются мудростью любимого царя... Неужели имеретинская царевна? Нет? Значит, Шадиману удалось сватовство греческой Елены? - Нет, князья, я женюсь на прекраснейшей из прекрасных, чей ум и красота достойны делить со мною трон... Будущая царица - Тэкле Саакадзе, сестра героя, спасшего Картли от гибели в Сурамской долине... Зал оцепенел. Даже Шадиман потерял дар речи. Луарсаба не удивило настроение князей. Он украдкой взглянул на бледного Саакадзе. Встал, задыхаясь, Баграт: - Царь, никто не сомневается в твоем вкусе, но... женитьба царя - женитьба царства. Поэтому выбор неизменно принадлежит старейшим, царской крови... - Такое не нарушал ни один царь из Багратидов, - прохрипел Амилахвари. Князья возмущенно убеждали царя отказаться. - Уж не хочет ли царь Картли стать посмешищем не только Грузии, но и магометан! - кричал Симон. - Посмотрю, кто рискнет смеяться над Луарсабом Вторым. Сабля угрожающе качнулась. Князья едва сдерживали ярость. Баака скользнул в дверь. Плотной стеной сошлась стража, телохранители неслышно придвинулись к трону. Напрасно Шадиман призывал князей спокойно обсудить тяжелое дело: не слыша друг друга, они выкрикивали просьбы, мольбы, угрозы. Что можно противопоставить переживаниям Моурави? Гибель Димитрия Самопожертвователя? Поражение железного потрясателя земли Баязета? Трагедию Александра Кахетинского? Саакадзе наконец, пришел в себя. Он сжал рукоятку шашки. Неслыханное возвышение. Брат царицы Картли!.. А дальше?.. Раскрытая пропасть, поглощающая все его начинания, друзей, приверженцев, тысячи крестьян, сестру... Разве тавади смирятся? Такой поступок не прощают царю. Значит, начало кровавой распри? А если страсть Луарсаба остынет? Тогда? Монастырь? Нет, смерть! Смерть наполовину сделанному... Все отдать за изменчивую страсть царя? Нет! Пусть лучше под обломками страшной любви погибнет один... Или... или должна сейчас разбиться княжеская власть... Неожиданно все руки угрожающе легли на рукоятки... - Великий царь царей! Честь, оказанную мне, нельзя передать словами, пусть меч Моурави заменит слова... Но, великий царь, прости смелость: благородное желание неисполнимо. Князья правы! Подумай, царь, о распрях, о смутах! Не простят тебе светлейшие... На войне ты благосклонно выслушивал меня, и разве Моурави не отличался благоразумием? Пусть Тэкле прекрасна, но разве цари вправе отдаваться влечению сердца? Откажись, царь, ради Картли пожертвуй изменчивой любовью... Изумленно слушали князья Великого Моурави. Андукапар шепнул Шадиману: - Хитрый плебей, - и громко добавил: - Разве Саакадзе не был подготовлен к неслыханному подарку? - Нет, и я не вижу желающих похвастать доверием царя в этом "тяжелом деле", - насмешливо бросил Георгий. Действительно, кроме злобы, Шадиман переживал мучительное унижение: "железную руку" провели, как мальчика, и кто? Его же ученик. - Царь не был откровенен, не надеясь на согласие князей. - На согласие князей?! Разве я обязан просить вашего согласия?! Не является ли этот акт вежливостью царей? Разве князья, вопреки царскому желанию, не делают, что заблагорассудится? Как же вы смеете давать царю указания в его личном желании? Дипломатия? Но разве женитьба на имеретинской или кахетинской царевне не гибельна для Картли? Разве постоянные требования родственников вмешиваться в междоусобия, войны и споры не препятствуют развитию царства? И почему я один во всей Картли должен быть глупцом и лезть в рабство к беспокойным соседям? Почему Мирван Мухран-батони, несмотря на упорное желание Мамия, не женился на гурийской княжне? - Почему? Разве новость, кого должен выбирать царь? - Луарсаб Второй сочетается браком, с кем он желает, и докажет силу царской власти... А ты, Георгий, забылся: я могу возвысить и могу уничтожить... Как посмел со мной говорить, словно с неразумным юношей? Или дарованная власть давит голову? Так знай: на что пал взор Луарсаба Второго, то больше никому не принадлежит... Я напомню князьям время, когда цари носили корону без многочисленной помощи... Кому не нравится будущая царица, может оставить Метехи. Не боюсь! Уйдете в замки? Не дадите помощи в войне, бороться будете? Не боюсь! Сам рыцарь, сумею отстоять честь Багратидов... Кто против, пусть уходит, открыто хочу знать, сколько у меня друзей... Луарсаб поднялся и гордо покинул бушующий зал... - Унизить достоинство царя! - Угрожать владетелям! - Не допустим! - Такого царя насильно надо учить! - К оружию! - Тише, тише, светлейший Баграт говорит!.. Луарсаб распахнул окно. Все поставлено на нарды... А вдруг порешат заключить в Кавту? Луарсаб вздрогнул, схватил шашку и рванулся к потайной двери. - Посмотрим. Войско мое у стен Метехи, вскочить на коня и... дать волю дружинникам... Но Георгий с ними, неужели изменил? Нет! Этого не может быть, а если?.. Тогда я один против всех, и посмотрим, умею ли я быть царем. - Тише, тише, светлейший Баграт говорит... - Господин, княгиня за дверью ждет, слово имеет... Сандро изогнулся. Андукапар поспешно, держась стены, вышел. - Царица послала, предупреди... Луарсаб знает о совещании у Шадимана, все имена знает... потому войско собрал... Зураб у стен Метехи стоит... Шершавое стекло светило настороженно. Андукапар отделился от изразцов и повернул в зал... - Тише, тише, доблестный Нугзар говорит!.. - Довольно говорили! Нугзар словами не удивит, действовать надо! Андукапар дернул тестя за рукав: - Князь, умерь неуместный гнев... Мы в ловушке, предупреди Симона. Шадиман качнулся. Так вот каков царь Луарсаб II! - Уступить! Во всем уступить! Иначе через час в подземелье очутимся... - А Мухран-батони, Эристави наверху ходить будут, - прошептал Андукапар. - Слышишь разговор Нугзара? - Я тоже не хуже скажу - предупреди наших. Сражение сейчас проиграно, но это начало, конец за нами... - Если кричать будем, серьезного решения не примем, и потом... Георгий, ты показал мужество, князья должны такое оценить, но... лучше, если без тебя обсудим... Саакадзе направился к выходу. Баака чуть склонился: - Друг... - Уже распорядился, царский удар в тамбури откроет ворота. - Пора знать царя, не изменит решения. Что можем сделать? Уйти в замки? Слышали, царь не боится... Слишком сильный, сейчас войском любим... Думаю, поддержкой шаха Аббаса заручился... Война с собственным царем? Что славного в такой войне? Потом... Заранее скажу, шах не допустит унижения царского достоинства. Должен откровенно заявить, хотя я и против неравного брака, но против царя не пойду. Еще некоторые могущественные князья не пойдут... Луарсаб чутко прислушивался. Мягкий ковер заглушал нервные шаги. Он твердо решил защищать свое право на звание независимого царя. - Тише, тише, Шадиман говорит... Луарсаб оглянулся. Нестан белее облака... - Прости, царь, за смелость, но почему не принимаешь мер? Разве от крика князей не дрожат стены? Разве шакалы доброе замышляют? - Я все предвидел... Но я докажу Грузии, что достоин меча Багратидов. - Кто смеет сомневаться? Но ты один против всех! Царь, они сейчас в твоих руках... Луарсаб шагнул вперед, пристально, вглядываясь в горящие зрачки. - Говори... Кто послал? - Моурави... Не теряй лучшее время, через час может быть поздно... - Поздно, Нестан? - Царь! Царь! Сейчас все в твоих руках, можешь навсегда освободиться от надзора князей... будешь единым... Сейчас может случиться великое. За стеной стоят верные дружины, Моурави и Зураб ждут... Только ударь в медный тамбури, ворота откроются, ни один враждебный тебе князь не выйдет отсюда. Захватишь их владения, объединишь разрозненную Картли, укротишь князей... Царь, о мой царь! Не медли, именем Тэкле умоляю... - Что говоришь? Тэкле будет любить предателя?! - Не предателя, а повелителя, такой случай больше не повторится... Умоляю, ударь в тамбури, шире открою окно... О, если бы смела сама. Вот, вот молоток, возьми, царь, совсем легкий, каждый день таким ударом слуг зовешь... Возьми, царь, только руку поднять... - Да, да, надо решиться. Избегну междоусобия, распри, мщения, брошу непокорных в подземелье и спрячусь за щит Великого Моурави... - О царь, идет гроза! Молоток! Железный молоток! От него по всей Картли гул пойдет!.. Луарсаб судорожно сжал золоченую ручку. "Один удар, сюда ворвется Моурави, и... я останусь один... Да, да, сейчас ударю по владетелям замков Картли... Кровавый Луарсаб Второй... предатель, заманивший князей на... на смотр войска, иначе они не приехали бы без дружин... Но тогда получу Тэкле. Тэкле - мое счастье, жизнь, слава!.. Мать! Да, она с Шадиманом... его первого надо убить... Убить всех, и сразу конец... Как великий шах Аббас - воткнуть шашку в рот первому советнику. Так погиб Муршид-Кулихан, возведший на престол Аббаса, так погибнет мой учитель, и я тоже останусь великим Луарсабом... Сразу конец... Как тяжела рука..." - Скорее, скорее, царь, - задыхалась Нестан, - о, уже поднял руку. О мой царь! Вот, вот тамбури... Куда смотришь, царь? О, о, о... Рука опустила молоток. Мы все погибли! Сюда идут! Нестан рванулась к стене. Шадиман вошел радостной, легкой походкой. - Могущественный царь, мне, доблестному Нугзару и Андукапару удалось сократить языки и руки сумасшедших князей... Ты должен простить... Привыкли, с древности пользуются правами вмешиваться не в свое дело... Пора знать: Шадиман не мог воспитать слабовольного царя... - Шадиман, дорогой Шадиман... Луарсаб весь дрожал, сгибались колени, к вискам прилипли мокрые волосы. Он нервно схватил голову Шадимана, осыпал лицо поцелуями. Вмиг отхлынуло пережитое... Опять все по-старому: хорошо, весело, без братской крови, без жестокостей к преданным князьям... Шадиман прав - нельзя сердиться, с древних времен привыкли... Этого следовало ожидать, не на русийской царевне женюсь. Шадиман пристально смотрел на Луарсаба, на разорванный ворот куладжи и перевел взгляд на молоток, на прижавшуюся к стене мраморную Нестан... Да, уступить, во всем уступить, спасти власть князей, но последний ход в "сто забот" за нами... - Царь, ты выронил молоток, может, хотел распорядиться приготовиться к смотру войска? - Ты прав, дорогой Шадиман... Вот и Нестан просит разрешения княгиням присутствовать на смотру... Хорошо, Нестан, я доставлю тебе удовольствие видеть любимого Зураба в боевом вооружении. Нестан гордо выпрямилась: - Я видела любимого Зураба в боевом вооружении, когда князь, как и вся Картли, бросился на зов Моурави к Сурамской долине... У себя в комнате Нестан, обессиленная, упала на ковер... Все кончено, все пропало! О, какой план у Георгия! Уничтожить противников, уничтожить власть враждебных князей, только царь, Эристави, Мухран-батони и Цицишвили... Она, Нестан, первая княгиня в замке, после царицы первая... Зураб вместо Шадимана... Нестан сжала пылающую голову... Все цари слабы, разве Луарсаб знает, что потерял? За Шадимана, словно малолетний за ленту матери, держится... Постепенно ее мысли приняли более тревожный характер... Царь Шадиману расскажет или сам начнет мстить. За... заговор, хотя бы и в интересах царя... Тогда изгнание? Ананури... Расстаться навсегда с Метехи, где выросла, где каждый камень дорог. Пусть Ананури - город владетелей Эристави, но разве там кипит жизнь? Разве там борьба за первенство? Нет, нет! Только бы не покинуть Метехи... Она вздрогнула. Тихо стукнула дверь, вошел молодой князь Кайхосро, в руках - груда белых роз. - Госпожа, царь приветствует прекрасную Нестан и просит принять розы в знак признательности... Нестан радостно тряхнула золотыми кудрями: опять все по-старому - весело, легко, не надо думать... Все по-старому: беэ крови, без изгнания, опять в Метехи... ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ Сначала тихо, придушенно ползли по дорогам, городам и деревням темные слухи. Неизвестные люди, таинственно оглядываясь, шептали страшные слова. Вначале от шептунов шарахались, потом стали испуганно прислушиваться. На майданах шныряли мрачные старики: - Люди, молитесь за царя, за Картли, большое несчастье идет. Распустив седые космы, хитрые старухи поднимали к небу гнойные, слезливые глаза, грязными ногтями царапали шершавую грудь и жалобно выли. Вокруг "пророчиц" собирался народ. - Вай ме, вай ме! Не будет больше сиять небо, налетела туча. Колдунья обнажила клыки, закружила свой глаз, подняла хвост, и дрожит от ее гнева Табакела. Вай ме, вай ме! Косматый каджи зашагал по уступам скал, блестит нагрудный топор, стучат алмазные зубы... Вай ме, вай ме! Крепко сидят на земле прислужницы колдуньи, напоили нашего светлого царя любовным напитком. Люди, люди, молитесь за нашего чистого ангела царя! В церквах, монастырях неизвестные люди щедро оплачивали молебны за "здравие" царя. Неурочный колокольный звон тревожил беспокойным любопытством. В духанах неизвестные люди щедро угощали всех желающих. Лились пьяные слезы, тяжело падали угрозы врагам возлюбленного царя. - Не допустит народ ведьму овладеть сердцем доброго, как бог, царя. Разрушит народ козни колдуньи... В придорожных духанах полубезумные мествире, дуя в гуда, выплясывали сумасшедшие танцы, призывали народ послушать о злобствующих чинках. Уже громко причитают женщины, уже точат шашки мужчины, уже не смолкает колокольный звон. В переполненных церквах люди обливают слезами иконы, молят защитить царя от надвигающейся опасности. Деревни вокруг Мцхета особенно наполнены тревогой. В первопрестольном Мцхета вдруг, от неизвестной причины вспыхнул пожар, в Сасхори пропало стадо овец, в Ничбиси задушены в люльках три младенца, в Дзегви женщина родила хвостатую тройню, а в Ниаби церковная стена треснула накануне Нового года... Крестятся крестьяне, заслышав в ночи стук копыт. Угрюмо смеется Черный башлык: - Сколько деревень наши люди и мы объехали, ни один человек ночью не вышел посмотреть, кто скот пугает, кто огонь разбрасывает. - Боятся! Ночью хорошо, ночь всегда тайну бережет, - рассмеялся Сандро. И скачут два всадника все дальше, тревожа и запугивая доверчивый народ. Боязливо оглядываясь на обгорелую церковь, шепчутся крестьяне: - Плохо о Черном башлыке говорили, а он монеты на починку церкви дал. - На месяц о здоровье царя молебен служить заказал. - Священнику тоже три марчили подарил. - А Сандро, племянник добрый Кето, как о царе беспокоится!.. - Люди, люди! Богу крепче надо молиться. - Богу непременно, а черту тоже... - Что ты говоришь, мествире? Разве можно рядом ставить? - Зачем рядом ставить? Бог сам свое место хорошо знает. Мествире, любимец тбилисских амкаров, осушил рог, вытер рукавом серебристые усы и посмотрел на всех прищуренными глазами. - Почему в праздник не веселитесь? Почему всем верите? Лучше о веселом черте послушайте, потом гуда для танцев раздую. Аральцы плотным кольцом окружили рассказчика. - Вот, грузины, раньше люди близко к небу стояли, счастливое время и для камней и для деревьев было. Тоже ходить умели, с людьми говорили, дружно жили. Человек в яблоке нуждался, дерево подходило, качалось, и яблоки в платок сами падали. Если в золоте или в серебре нуждались, от камней свободно получали. Хорошо жили без хлопот, дерево и камни для людей работали, человек тоже к ним доброе сердце держал. Только черт хвост чешет, не любит, когда спокойно. Глаза сон гонят, уши мягкими стали, испугался черт, к богу побежал. Богатый замок бог имеет. На потолке звезды золотым виноградом растут, на стенах разноцветные рыбы плавают, на полу ковры из роз спят, на тахте - подносы с вином и сладостями, на окнах вежливые птицы вместо сазандари поют, на лунном мангале ни шашлык, ни шампур не обгорает. Сад тоже имеет, только скрывает, яблоню бережет. В буйволятниках голубых буйволов кормит, в конюшнях трехглазых "раши" учит. Поле тоже имеет, марани тоже, большое хозяйство держит. Месепе крылья носят, не любит бог, когда медленно кушанье подают. Только черта в замок не пустил, боялся: что вору нужно? Ночь темная... Черт снаружи в глазах замок крутит, хвостом на птиц машет и такое начал: - Великий бог из богов, ты все хорошо придумал, только одно забыл... Разреши мне, батоно, хорошее дело имею... - Имеешь для собственного удовольствия, твой характер слишком хорошо знаю... Однако не хочу лишний разговор о моей несправедливости слышать, ступай и сотвори, что можешь. Очень веселый отскочил от неба черт, только одной вежливой птице успел хвост выдернуть... Туда, сюда покрутился и как раз на большой сбор камней попал: царя себе выбирали. В то время камни совесть имели, пока не выберут, сами не навязывались... Долго спорили, кричали, первый раз подрались, потом сразу успокоились. Золотой камень на каменный престол уже залез, тут черт смех бросил: - Не знаю, батоно, в каком месте ум держите: выбрали золотой камень, потому что красиво блестит, а не догадываетесь о волшебной силе кремня. Подождите, батоно... Ударил черт хвостом - саман, кизяки, дерево в большую комнату побежали. Схватил кремень и железняк и три раза стукнул их головами. Как из-под подков, искры полетели, конечно, в дом тоже попали, сразу огонь целоваться стал. Очень удивились камни, люди тоже побежали. Языком огонь до леса достал, поле тоже захватил, сад тоже... Когда дальше побежали, люди жареных зверей, печеные фрукты нашли. Стали пробовать, и зубы от удовольствия оторвать не могут. Тогда каждый спешил домой горячие угли утащить, после разную еду готовить... Чурек тоже пекли... Огонь дальше побежал, уже половину земли закрыл. Забеспокоился бог, призвал черта и сердито спрашивает: - Ты что сделал? Какое несчастье выдумал? Зачем любимую птицу испортил? Засмеялся черт, хвост языком попробовал: - Напрасно сердишься, бог, разве я не осчастливил людей? Посмотри, как любят огонь, берегут, ночью не спят, боятся, погаснет. Бог еще больше рассердился. - Сам прекрасно вижу, но это их несчастье. Теперь для внушения страха и уважения я еще сильнее должен огонь создать. Тут бог схватил рыбу, молнией вниз бросил, схватил голубого буйвола - гром упал. На первый раз убило десять человек. Закрутил черт уши и к себе побежал, только еще одной вежливой птице успел хвост выдернуть. Но бог на этом не успокоился и крепко наказал виновников огня. Камни и дерево навсегда свои права потеряли. Ходить и есть не смеют, говорить тоже... Но только черт хорошо придумал. Какое удовольствие сырой шашлык жевать? Лунного мангала не имеем, виноград, даже простой, на потолке не растет... Только напрасно рыба и голубой буйвол с неба летели, за огонь люди драться будут... Мествире лукаво подмигнул. Черный башлык осадил коня, распахнул бурку. - Глупостями народ забавляешь. Чем о вежливых птицах беспокоиться, лучше держи марчили и расскажи о невежливых лисицах, пролезающих в царский замок, и о здоровье светлого царя чаще в церкви вспоминай. Разве не знаешь, о чем народу сейчас надо думать? Мествире пристально посмотрел на Черного башлыка. "Саакадзе прав, - думал он, - князья народ запугивают, на нехорошее толкают. Что ж, мествире тоже средство знает затупить стрелы собак". И пошел мествире дальше, раздувая веселую гуда, предсказывая свадебный пир. Но боязливо оглядываются крестьяне, больше верят в плохое: - Горе нам, что теперь будет?! Молва ширилась, бежала, летела: конечно, царя опоили. Недаром чубукчи "железной руки" видел в метехском марани прыгающих сатанят, а на серебряной башне три дня просидел нахохлившийся филин. Уже не стеснялись, гудели деревни, уже не скрывали тревогу города. И не только в Картли, но и по всем грузинским царствам и княжествам росло возмущение выбором царя. Все беспокойнее становилось при выездах Луарсаба из Метехи. Толпы с плачем падали ниц, целовали ноги коня, молили царя быть осторожным, остерегаться народного возмущения, остерегаться неслыханного дела. Никто открыто не говорил, но Луарсаб чуствовал угрозу, и тревога за любимую росла. "Но почему? Народ радоваться должен, из незнатных царицу беру. Почему же плач над Тбилиси повис?!" Шадиман мимоходом рассказывал о нарастающем в народе неудовольствии и советовал Баака увеличить стражу. Через стены в Метехи вползал страх, придворные тихо передавали слышанные новости, многие княгини под разными предлогами покидали царский замок. Луарсаб задумался - и однажды ночью Баака тайно провел Дато в царские покои... Через час закутанный в бурку всадник мчался в Кватахевский монастырь. Настоятель Трифилий, конечно, осведомлен о состоянии умов Картли, для него также не тайна, кому Луарсаб обязан народной "нежностью". Но если Шадиман такой мерой надеялся отторгнуть царя от неравного брака, то светлейший Баграт и Амилахвари были рады случаю захватить трон. Настоятелю Трифилию был не по душе скупой и жестокий Баграт с титулом царя и по счету шестой. Потом у Баграта тяготение к Шиомгвимскому монастырю, давно ведущему борьбу с Трифилием за первенство во влиянии на дела Картли. Значит, влияние и власть Кватахеви может пасть с царем Луарсабом. Обеспокенный Трифилий с нетерпением ждал, когда о нем вспомнит царь. И вот совсем "неожиданно" в Метехи приехал настоятель Трифилий. Шадиман насторожился, но благополучие монастыря прежде всего, и монах не преминул на совете попросить у Луарсаба отписать монастырю Варалейский лес, необходимый для расширения монастырского хозяйства. Даже князя удивила смелость монаха. Лес славился молодыми оленями и считался доходным государственным имуществом. Луарсаб понял, на каких условиях духовный отец окажет помощь. Скрыв радость, Луарсаб нарочито пытался высказать неудовольствие, и обманутый двор не препятствовал тайной их беседе. На следующий день царь на совете заявил, что считает неудобным отказать монастырю и после венчания исполнит просьбу отца Трифилия. Совещание у католикоса длилось целый день. Католикос считал необходимым поддержать царя, уже сидящего на царском престоле, а не мечтающих о такой возможности. Епископы, архиепископы и митрополиты думали точь-в-точь, как думал католикос, и, снабженный благословением, синклит поспешно разъехался. Беспокойно проходила зима, шумно началась весна. Первый колокол должен был ударить из Кватахевского монастыря. Поэтому Трифилий, прискакав из Тбилиси, призвал к себе столетнего монаха и приказал старцу во имя спасения церкви увидеть сон. На следующее утро старец, прижимая к груди перо, вылез из кельи и дрожащим голосом поведал монастырю о благости, ниспосланной ему богом через архангела Михаила... Поспешный звон притянул в Кватахеви покорную паству. Окутанный синими клубами ладана, старец, подняв лучезарные глаза и белоснежное перо, повторял свой "светлый" сон. Перезвоны монастыря подхватили медные голоса картлийских храмов. Митрополиты, архиепископы и епископы, спешно призвав священников, приказали служить благодарственное молебствие и в прочуствованных проповедях объявить пастве о чудесном сне благочестивого старца и оставленном ему светлом знаке - белоснежном пере архангела Михаила. Мартовские ветры разносили по Картли весть о чуде святого монастыря. Торжественно гудели колокола. Церкви размножали весть о божьей благодати. "И сказал господь бог архангелу Михаилу: спустись на грешную землю и передай мое повеление самому благочестивому старцу. И было так. Летит задумчиво святой архангел Михаил над спящей Картли, и ярче горят небесные светила. Летит архангел Михаил над церквами Картли, летит, заглядывая в кельи благочестивых старцев. И скорбит архангел Михаил, не найдя достойного, и сурово повернул крылья к святому Кватахевскому монастырю. И сподобился столетний старец. Спит и будто не спит. Наполнилась келья благоуханьем, и слышит старец серебряный голос: "Встань, удостоенный божьей милости, возьми перо от крыла моего, иди и поведай людям желание господа бога. Пусть возрадуются христиане, бог благословляет святой брак царя Луарсаба, ибо берет себе ставленник неба женой сестру Великого Моурави, спасшего Картли от торжества неверных магометан. И знаком желания господа бога да послужит венчание Луарсаба в церкви благочестивого монастыря Кватахевской божьей матери. И да переступит бесстрашно чистая Тэкле, благословенная богом, порог, не переступаемый под страхом смерти ни одной женщиной более двухсот лет. И да будет божье благословение над царственной четой". Князья поняли: церковь стала на сторону царя. Против этого даже оружие бессильно. В игре с Трифилием в "сто забот" Шадиман получил мат, и Луарсаб под сдавленный скрежет аристократии и растерянность перепуганных картлийцев повел возлюбленную под венец. От кватахевского поворота, от тваладских стен до западных ворот монастыря колышутся взлохмаченные то