они опередили молодого ротмистра, прикрыв его на мгновение лошадьми, и галопом поскакали на белоцерковскую дорогу. Томиленко по-своему расценил маневр гусар. Вместо нападения на них с фланга приходится принимать бои с фронта. Количественное превосходство гусар не страшило его. Но во время этого неожиданного маневра гусар казаки оказались под косогором. В эти считанные горькие минуты и зацепили гусары своим крылом казаков. Они выбили из седла четырех казаков, потеряв лишь одного своего. Но преимущество стремительного удара с холма на этом и закончилось. Сам Томиленко повел своих молодцов на врага, молниеносно сразив двух гусар. Один из них, с рассеченной пополам головой и шлемом, тут же свалился с лошади. Только перо от шлема закружилось в воздухе. И как раз в это время на том же холме, с которого напали на казаков Томиленко гусары, появились лисовчики Ивана Сулимы. Гонец от полковника Жмайло предупредил их, чтобы они осмотрительно продвигались к Киеву. А здесь они услыхали шум боя и с ходу включились в него. Сулима первым ринулся на гусар, сразу поняв, что творится за холмом. Только крикнул: - Гусары напали на батька Нестора!.. И" полетели головы захваченных врасплох гусар. Сотники гусар хотя и заметили появление казаков, но уже сделать ничего не могли. Даже удрать не успели. Неосмотрительные гусары полегли при первой же стычке с казаками. Трубачи затрубили отбой. Ротмистры указывали им путь к отступлению. Опытные ротмистры повели гусар в покуда еще открытую, спасительную щель между двумя колоннами казаков на васильковскую дорогу, на Белую Церковь. Чарнецкий не мог понять: что же произошло? Когда гусары налетели на казаков Томиленко, ротмистр оставался на опушке леса. Наблюдая за боем, он сгоряча рассекал карабелей воздух. Увлекшись, не заметил, как оказался отрезанным от остальных гусар. А когда увидел отступавших гусар, пришел в недоумение. У него даже мелькнула мысль, как он накажет подхорунжего Скшетуского, бежавшего впереди отступающих. И не успел опомниться, как сотник лисовчиков, подскочивший сбоку, выбил у него из рук карабелю. Казак уже занес было саблю над головой ротмистра. - Стой, сотник! Это же Чарнецкий, "пся крев"... Штаны ему, штаны надо снять! - крикнул Скидан, подлетая с другой стороны. Из-за страха Чарнецкий не почувствовал боли в руке, из которой выбили карабелю. Ему даже показалось, что действительно треснули по швам его гусарские рейтузы. Единственная надежда у него теперь на коня. Он пришпорил его и понесся, опережая изнуренных казацких коней. Чарнецкий заметил, как последний из гусар скрылся в придорожном лесу, где они отдыхали на рассвете. "Штаны ему, штаны надо снять!.." - до сих пор звучали у него в ушах слова Скидана, словно стегая его плетью позора. Наконец издевательские выкрики затихли, прекратилось преследование. О, Сулиму Чарнецкий хорошо помнит по встрече с ним на чигиринской дороге, когда в молодости был гусаром у старосты... - Карабеля моя, гунцвот... карабеля сломалась в поединке с Сулимой! - неистово крикнул он подхорунжему, поджидавшему его вместе с гонцом от Конецпольского на опушке леса. - Приказано немедленно возвращаться в Белую! - перебил его гонец. - Езус Мария! - только теперь облегченно вздохнул Чарнецкий. - Прошу ни слова пану гетману об этом несчастливом для нас нападении разбойников, пся крев!.. Так изменила мне фортуна... 25 Богдан не получал особого удовольствия от посещения балов у Потоцких. Бывая в доме вельможи, он не чувствовал себя так же непринужденно, как в кругу молодого Станислава Потоцкого в Кракове. И он решил больше не ходить на вечера. Но дать себе слово было легче, чем сдержать его, будучи в таком окружении. Однажды осенью, в обеденную пору, в имение Потоцких приехал сам польный гетман. Гость высокий и весьма желанный для живущей вдали от Кракова каменецкой шляхты. Богдана не удивил этот приезд Конецпольского к Потоцким. Пути гетмана всегда лежат по ветру государственной политики. Значит, ветер повернул в сторону Днестровского пограничного округа. Гетман возвращается с Днепра - это было известно Богдану. Ему хотелось поподробнее разузнать о походе гетмана на Украину, зачем он туда ездил, в каких местах побывал. Гостил ли он на Украине только со своей гетманской свитой или же с войском?.. По-видимому, и Станислав Хмелевский приехал вместе с гетманом, он теперь всегда сопровождает его. Во время таких размышлений и нашел его на хозяйственном дворе Станислав Хмелевский с дворецким. Богдан обрадовался другу. Хмелевский заговорил первый, обнимая Богдана. - Разве легко найти тебя, так занятого делами? - упрекал он Богдана. - Стась, милый. Я погибаю тут в одиночестве... - искренне признался Богдан. Он хотел рассказать другу, что тоскует, не находит общего языка с хозяевами. - Погибаешь?.. Я бы этого не сказал. О конюшем здесь такая слава ходит. - И Хмелевский переглянулся с дворецким, даже подмигнул, вызвав у того улыбку. - Да... - по-своему расценил эти намеки и улыбки Богдан. - Ну, пошли. Пан гетман хочет поговорить с тобой об одном важном деле... Мы недолго задержимся в этом уютном уголке: наверное, поедем в Варшаву, где, видимо, проведем зимние праздники. - На ночь глядя собираетесь выехать из Каменца? - Для таких непосед-гетманов, как пан Станислав, ночь и день слились в одно понятие - сутки! Ну, пошли. Богдан отряхнул свой костюм, испачканный во время работы, и не без зависти посмотрел на новую гусарскую форму посолидневшего адъютанта Хмелевского. На нем висела новая карабеля, на сафьяновых сапогах серебряные шпоры. По всему видно, что Стасю живется куда лучше, чем ему, Богдану, на службе у шляхтича... Адъютант гетмана заметил, как внимательно оглядывал его друг, и смутился. Стараясь отвлечь Богдана, Хмелевский заговорил с ним в шутливом тоне: - Слыхал я, Богдась, что ты великолепно освоился при дворе Потоцких, увлекаешься танцами... Помнишь, как мы убегали из коллегии, чтобы потанцевать? Богдан засмеялся, поняв намек Стася на его увлечение танцами с паненкой Елизаветой, гостьей вельмож Потоцких. - Откуда ты узнал об этом? - спросил улыбаясь. - Откуда узнал, спроси у пана гетмана. Как мне кажется, эта молодая паненка не особенно заботится о целомудрии, хотя и носит на руке обручальное кольцо. - Не судить ли меня приехал вельможный пан гетман за эти танцы? - О нет, успокойся. Гетман человек дела. Заехали мы сюда с Украины, где рассматривали претензии реестровых казаков. Настоящий бунт подняли посполитые, объединенные еще покойным Сагайдачным в казацкие полки, которые воевали под Цецорой. Слово "бунт" в устах поляка, пусть даже и друга, встревожило Богдана. Не прислушиваться к словам Хмелевского он не мог. Это известие поразило его, точно гром среди ясного дня. Хмелевский знал, как реагирует Богдан, когда заходит речь про казачество и бунтарство. Щадя друга, он не все рассказал о стычке гусар с казаками под Киевом. К тому же и сам знал об этом только из уст Чарнецкого. - Немного напугали киевлян и полковника Жмайло, который с каким-то фанатизмом старается сохранить все украинские войска, участвовавшие в боях под Хотином. До боя дело не дошло, да и не гетман сопровождал казначеев со злотыми. Послал туда нашего соученика по коллегии, ротмистра Чарнецкого. А Богдан живет здесь, в конюшнях, точно в лесу!.. Чванливые шляхтичи, очевидно, знали об этом походе польного гетмана, но молчали. За столом у хозяев говорилось о чем угодно, только не о военном выступлении казаков или об усмирении их. 26 Станислав Конецпольский появился у Потоцких как вестник богини Фемиды [богиня правосудия]. То, что гетман заехал в Каменец, возвращаясь из военного похода после усмирения казачества, и взволновало и обрадовало местных шляхтичей. Гетман действительно уже ждал конюшего, поскольку собирался ночью выехать из Каменца, будто бы спешил в Варшаву на срочное свидание с королем. Одетый в легкий мазурский кунтуш, с кожаной плетью в руке, он прогуливался в ожидании по саду. Лакомился зрелыми яблоками, которыми его угощали гостеприимные хозяева, окружившие такого важного гостя. Когда же он услышал разговор возле садовой калитки, быстро обернулся. - На-аконец-то ра-азыскали вас, па-ан конюший! - больше чем обычно заикаясь, обратился к Богдану на украинском языке. Он, как деловой человек, торопился и тотчас начал разговор по существу: - Про-ошу прощения. Это я п-пригласил вас. И пошел навстречу Богдану, оставив хозяев подле садовой беседки. Своей подчеркнутой украинской речью он весьма удивил Богдана. Право же, такая встреча интриговала! Не из личной же симпатии к Богдану, тем более к украинскому люду, он так тепло встретил заброшенного судьбой в конюшни Каменца сына чигиринского подстаросты. Поздоровался с ним за руку, как старый приятель, переложив плеть из правой руки в левую. Он сразу же увел Богдана от гостей, уединившись в укромное место сада. Богдану почему-то вспомнился миф о змее-искусителе и Адаме... - Спешу в Варшаву по вызову короля. А разговор у меня с вами, пан Хмельницкий, хотя и не такой уж срочный, но интригующий. Сам не могу уснуть, волнуюсь! - заговорил просто, как старый знакомый, не скрывая своей заинтересованности во встрече. Воздух в уютном саду был насыщен солнечным теплом и ароматом плодов. Более приятного места для встречи и не найдешь. Богдан был растроган. И действительно, военный поход гетмана на Киев показался ему скорее прогулкой. "Не такие уж жестокие люди военные и государственные деятели Речи Посполитой", - подумал Богдан. - Вы, уважаемый пан гетман, встревожили и напугали меня, - учтиво промолвил Богдан, воспользовавшись минутной паузой. А тот, очевидно, еще раз обдумывал, как начать разговор с казацким сотником. Конецпольский фамильярно коснулся локтя своего собеседника. - Стоит ли пугаться пану старшине, достаточно уже пуганному! О, прошу не сомневаться в искренности моей оценки военных способностей пана Хмельницкого. Она у меня сложилась давно, еще после наших встреч в Терехтемирове. Надеюсь, пан Хмельницкий не забыл, как он выступал в Кругу казацких старшин в роли автора дипломатического ответа казаков покойному гетману Жолкевскому... Но эта моя оценка ваших способностей больше подтвердилась на полях сражения под Цецорой. Именно эта оценка и принуждает нас... Гетман подчеркнул слово "нас" и оглянулся, не подслушал бы их кто-нибудь. Богдан понял, что Конецпольский разговаривает сейчас с ним не только от своего имени. Он говорит от лица многих, не присутствующих здесь. - Мы не так часто встречались с паном сотником. Но и эти встречи говорят о многом. Начались они еще в годы счастливой юности пана... Но нужны ли нам эти объяснения, как дипломатическая осмотрительность! Давайте поговорим по-деловому, как воин с воином! Гетман вздохнул, словно перед нелегкой работой. - Не согласился ли бы пан Хмельницкий стать воином более широких горизонтов, чем, скажем, казачество? Предположим, что вам надо возглавить боевую когорту войска, состоящего не только из казаков! Разумеется, таким рыцарям, как казаки, принадлежала бы главенствующая роль. Кстати, пану сотнику известно, какой сложной проблемой являются для государства казаки, количество которых с каждым днем увеличивается. Собственно, не только количество, но и... качество. Теперь появился Яхия, претендент на султанский престол. Из Вены доходят слухи, что он, подобно змею, собирается искушать казаков, как пани Еву... Но давайте вернемся к разговору об этой новейшей идее Запада - создать военную когорту из волонтеров европейских государств. Точнее - польских, немецких, австрийских, итальянских и славяно-сербских волонтеров. Даже и французских!.. Это не только идея некоторых государственных мужей! Она уже обсуждается в военных кругах Западной Европы! - Да! Не собирается ли пан гетман созданием такой всеевропейской военной коалиции сбить спесь с зазнавшихся турок? - спросил Богдан. - Но именно это, очевидно, и на руку претенденту на турецкий престол Яхии, или как там его. Конецпольский вдруг остановился, резко повернувшись. Каждое умное замечание Богдана вызывало восхищение у гетмана. - Я рассчитывал на такое, заслуживающее похвалы понимание паном Хмельницким ситуации. Но вижу... В отношении Яхии вы, как сотник, несколько поторопились с выводами. Яхия - это еще один султан все той же великой Турции, хотя он и граф Александр Черногорский... Давайте посидим в этой чудесной беседке. Надеюсь, пан сотник не откажет мне, как соратнику по трагической Цецорской битве, выпить бокал доброго токайского вина. Эй, джура: пригласите сюда пана дворецкого! Вы правы, сотник, действительно речь идет о том, чтобы сбить спесь с турок. Наш слишком беспокойный сосед, будем говорить на дипломатическом языке, становится угрозой для европейской цивилизации. Настало время поставить на место этого недоноска в утробе матери, цесаря Турции. А Яхия предполагает осуществить все это руками турецких подданных и вассалов. Туркам, как и самому Яхии, нужно не только умерить воинственный пыл, пан Хмельницкий. Деятели всеевропейского альянса хотят возвратить их в лоно alma mater, ограничить пределами их государства. На стол подали походную закуску, как назвал ее польный гетман, прося подать жбан с вином и вазу со свежими фруктами. Алмазные росинки на плодах, оставшиеся после мытья, жадно ловили лучи солнца, пробивающегося сквозь ветви. Богдан был растроган гостеприимством польного гетмана, проявившего столько внимания к казацкому сотнику. Он стал серьезнее относиться к разговору с Конецпольским. Неужели это только завуалированная прелюдия к беседе о какой-то, может быть кровавой, стычке с казаками под Киевом... - Разрешит ли пан гетман высказать несколько соображений о затронутом вопросе? - обратился Богдан к Конецпольскому, когда из беседки следом за слугами вышел и дворецкий. - Да, да, прошу. Но я еще ничего... Энергично поднятая рука Богдана остановила гетмана, и он умолк. Тень неудовольствия промелькнула у него в глазах. - Думаю, что самое важное сказано паном гетманом... - Хмельницкий словно пытался оправдать свою поспешность. Конецпольский одобрительно кивнул головой. - А сказано именно то, что политическая верхушка Европы возвращается к мысли, так сказать, крестового христианского похода. Мне не впервые приходится слышать о Яхии, перекрещенном матерью-гречанкой в Александра. С султаном прижила она его в Афинах. Яхия искал поддержки и у лисовчиков, претендуя на стамбульский престол. Правда, султанский престол сейчас находится в очень нетвердых шатких руках полубезумного выродка. И Александр-Яхия хочет посеять зерно дворцового переворота в хорошо подготовленную почву... Но учитывают ли государственные политики, что именно Европа - христиане с христианами ведут сейчас между собой смертельную борьбу? Сын султана, очевидно, и это учел... - Цесарь Австрии тоже утихомирил Бетлена Габора, там борьба уже затихает, - бросил гетман, доброжелательно улыбнувшись. - Нет... не затихает, уважаемый пан гетман! - Богдан взял из рук Конецпольского хрустальный бокал с вином и, поднимая его, сказал: - Граф Валенштейн только взял разбег, возглавив войска габсбургской коалиции. Правда, поговаривают, будто бы шведы прекращают войну с Речью Посполитой, готовясь объединиться с европейскими войсками. Сейчас война назревает в Италии, во Франции, в Нидерландах, где сосредоточиваются войска, накапливается оружие. Нет, вельможный пан гетман, война в Европе только разгорается. И Богдан залпом выпил бокал вина. Гетман как очарованный слушал тревожные предсказания молодого Хмельницкого. Да, об этом говорили и у короля Сигизмунда. Как неосторожны государственные деятели в разговорах. Их беседы становятся известны более широким кругам!.. - Но и эту внутриевропейскую войну, а особенно авантюристические действия Яхии, нам следовало бы использовать, по крайней мере, для подготовки нашей антитурецкой партизанщины. Не война королей с султаном, а партизанские набеги на турок! - А кто будет отвечать? Ведь за набеги казаков на мусульман вы же сами безжалостно наказываете их... - Разумеется, не государство должно отвечать. А об этих наказаниях не стоит и говорить... Нужен тут какой-то государственный авторитет! - подумав немного, ответил гетман. - Государство объявит такую же "анафему" и партизанам, скажем, воевавшим на Дунае. Лисовчикам же оно объявило!.. А, несмотря на эту "анафему", на стороне цесаря воевало около двадцати тысяч вооруженных лисовчиков. Одних казаков там насчитывалось до десятка тысяч! Пан Радзивилл, шляхтичи Рогавский, Собеский, Ружинский, полковник Стройновский. Всех не перечесть! Даже блаженный патриарх вашей восточной церкви Лукарис, благословляя схизмой этот современный крестовый поход, окажет действенную помощь от имени целой патриаршей корпорации. - Лукарис, уважаемый пан, схизмат! А в крестовый поход, как сказал пан гетман, пойдут только одни католики. Получается, cujus regio ejus religio [чья власть, того и вера (лат.)] или наоборот. - Известно, что и Александр Македонский опирался не на религиозность своих воинов, разгромив Дария... А в антитурецкой войне, махнув рукой на распятие, примет участие каждый третий шляхтич. Конечно, найдутся казаки, которые охотно помогут Яхии осуществить дворцовый переворот, угрожая этим не только молодому султану, но и крымчакам... Это, надеюсь, понятно пану сотнику! Вполне возможно, что наши действия могут затянуться на десятки лет, молодой пан Хмельницкий к тому времени, как видим, станет уже зрелым мужчиной... - засмеялся гетман. - Казачество, как вам известно, каждый день стремится к действиям. Так стоит ли нам... королевским войскам, препятствовать им или, поддерживая это европейское движение, лучше... предоставить им свободу действий. Мудрая государственная политика много теряет оттого, что сдерживает естественное стремление казачества к экспансии. - Пан гетман, вижу, уже разработал широкий план этой многообещающей европейской акции. Говоря откровенно, в войне, с турками, постоянно грабящими христианский народ, найдутся командиры, достойнее простого казацкого сотника. - Казацкий сотник уже зарекомендовал себя в борьбе с турками! А такие, как Собеский, Радзивилл, даже Стройновский, это уже, извините, представители Речи Посполитой. А она, как известно, подписала с султаном мирный трактат на несколько лет... Гетман умолк, будто высказал все, что хотел, но вдруг, словно вспомнив о чем-то, произнес: - Кстати, пан сотник, неужели вам, право, нужна так эта... служба конюшим или рискованные танцы с чужими невестами?! Думаю, что пан Богдан не откажется от моего подарка - коня с седлом. Без оседланного коня пану сотнику труднее было бы на Приднепровье добираться. "Как знакома эта давняя политика двойной игры знатных вельмож!" - подумал про себя Богдан. Договорились ли?.. Во всяком случае, и не разошлись окончательно! Богдан поймал себя на мысли о том, что все-таки тут пахнет каким-то сговором между ними. К тому же польный и не торопит... Наскоро попрощавшись с хозяевами дома, Станислав Конецпольский вместе со своим эскортом выехал из Каменца. С Богданом он попрощался как со своим союзником. Расстались на дорожке под яблоней со зрелыми плодами, не обмолвившись ни словом о своем сговоре. - Нас ни-икто не с-слышал, уважаемый пан сотник! - предупредительно напомнил гетман Богдану, когда они шли по дорожке сада. - Думаю, уважаемый пан гетман, что никакого сговора между нами не произошло, - в тон гетману многозначительно произнес и Богдан. Гетман лишь улыбнулся на прощанье. И величественная программа польного гетмана о всеевропейском заговоре против Турции, словно туман от ветра, рассеялась от слов: "Нас никто не слышал!.." Так что же это? Прощупывание противника, экзамен подопечного или тонкий намек шляхтича: уезжай, казаче, отсюда, потому что ты здесь лишнее ухо, лишний глаз! Неужели руководители Речи Посполитой, король задумали что-то против нашего народа? Но Богдана успокаивало то, что он еще до встречи с гетманом сам решил уйти от Потоцких. Если бы не это намерение, он определенно отказался бы и от подаренного гетманом коня. Тревога охватила Хмельницкого после этой неожиданно откровенной беседы с гетманом и проявленного им расположения к нему. "Напористый гетман!.." - вспомнил он слова своего друга Стася Хмелевского. Однако неуверенность в себе и предчувствие опасности заставили насторожиться. Кто победит?.. 27 Осеннее утро. Словно запоздавшая радость, оно сначала охладит заморозками или густой росой. Зато с каким удовольствием наслаждаешься теплом проснувшегося и выглянувшего из-за горизонта солнышка. Богдан ощутил эту утреннюю прохладу. Однако не заморозок, а собственные думы охладили его: не поступает ли он слишком необдуманно, неожиданно порывая с Потоцкими, давшими ему работу и приют? Как воспримут хозяева его уход без всякого предупреждения? Но просить у них разрешения он не станет. Как ни таились Потоцкие, тревожные слухи с Украины доходили и до Богдана. Королевское правительство не только не выплатило казакам содержания, но и не выразило простой человеческой благодарности, соболезнования семьям погибших воинов в этой тяжелой войне. Это возрождало у казаков дух наливайковщины. Конецпольский, сглаживая противоречия между королем иезуитов и казаками, которых хочет во что бы то ни стало подчинить Польше, вынашивает какую-то всеевропейскую идею смертельного для турок реванша. А кто же у них на "щите" власти и справедливости? Король со шляхтой или Конецпольский с войском? Но хуже всего - если они вместе! Не станет Богдан унижаться и говорить хозяевам, что оставляет их по совету польного гетмана. Он собрался еще вечером, и теперь даже не заглянет в комнату, в которой поселили его Потоцкие. Достаточно будет того, что попрощается с дворовым маршалком. Восход солнца застал его во дворе за подготовкой к отъезду. Двое молодых конюхов помогали пристроить к седлу дорожные сумки. Ведь дорога дальняя и трудная... Над Днестром поднимались облачка тумана, освещенные лучами восходящего солнца. Вот скоро пригреет солнышко и легкий ветерок с Днестра поднимет вверх паутину, висящую на росистых ветвях деревьев, и понесет ее вдаль. Так и желания-мечты Богдана, запутанные как паутина, поднимут его и понесут по течению естественных устремлений и призваний рода... От этих мыслей Богдана отвлек несколько приглушенный утренним шумом голос дворцового маршалка. Он понимал озабоченность конюшего. Маршалок поздоровался с Богданом. Потом поинтересовался, куда ни свет ни заря собрался конюший. Богдан почему-то решил, что маршалку все хорошо известно. Ведь он неоднократно говорил с ним о своем отъезде. Так почему его ответ так удивил маршалка? - Как это - в Киев, если егомость пан польный гетман, кажется, советовал пану конюшему поехать в Краков? - спросил маршалок. Богдан удивленно пожал плечами, отойдя от снаряженного в дорогу коня, подаренного ему гетманом, и вопросительно посмотрел на маршалка: - В Краков? Зачем мне ехать в Краков? Ведь родом я с Украины, с Приднепровья! - Пану гетману виднее. По-видимому, и он знает, откуда пан конюший родом. - Только это и передал мне пан польный гетман? Или, может, сказал еще, и к кому следует обратиться в Кракове, если так таинственно перехожу к нему на службу? Маршалок почувствовал раздражение и злую иронию в словах конюшего, к которому он с первых дней службы относился с большим уважением. - Не понимаю, что в моих словах было оскорбительного? Пан Богдан может охать, куда ему заблагорассудится. Это его дело и меня не касается. В такое время не мудрено и к Люциферу в ад попасть... Да сохранит вас матка боска! Маршалок резко повернулся и ушел. Словно сраженный этими словами, Богдан в тот же миг опомнился. Зря обидел человека. Торопясь, привязал коня и побежал догонять маршалка. А тот быстро шел, то закладывая руку за борт кунтуша, то раздраженно опуская ее, и Богдан понял, что старик нервничает. - Przepraszam bardzo, pana Wojceha! [Прошу прощения, пан Войцех! (польск.)] Я был занят своими делами и невнимателен к вам. Прошу простить меня великодушно. Моя ирония адресована лишь Конецпольскому... - А, ничего... - махнул рукой маршалок, но все же остановился, посмотрел на взволнованного юношу. - Клянусь, пан Войцех. Разумеется, я еду в Киев, где попытаюсь разыскать хоть друзей, раз потерял родителей. Вы должны понять меня... Я хочу осесть на родной земле, поехать в Чигирин. Там мой родной дом... похозяйничать надо в усадьбе отца. Ничего другого у меня и в мыслях не было, хотите верьте, хотите нет! А сообщение пана Войцеха о Кракове... по воле гетмана, конечно, меня возмутило. Пан Конецпольский совсем иначе хотел бы распоряжаться моей судьбой. Именно поэтому меня не прельщает никакая служба в Кракове. Слушая трогательное признание конюшего, маршалок все реже поглядывал на дом Потоцких, куда он так спешил, оскорбленный. Окинул Богдана долгим взглядом и, выслушав его извинения, улыбнулся, решительно подошел к нему и пожал протянутую руку. Мир! Хозяева беседовали с ним еще до встречи пана Богдана с польным гетманом в беседке: маршалок предусмотрительно огляделся вокруг, призывая этим и своего собеседника быть осторожнее. Польный гетман не уверен, что именно на службе конюшим пан найдет свое место среди знатных поляков. Да и жених паненки Елизаветы, по-видимому, невзлюбил пана Богдана. Поэтому польный гетман и считает, что пану следует перейти на сугубо королевскую военную службу, возможно в тех же казацких полках, в которых сейчас просеивают, словно через сито, неугодных шляхте людей... Не удалось же покойному чигиринскому старосте Даниловичу это сделать в приднепровской Украине... - Покойному Даниловичу? - искренне удивился Богдан. - Да, уважаемый пан, примерно с неделю тому назад мы получили эту печальную весть. Разве пан конюший не заметил траура в доме? Нет ни званых обедов, ни танцев. Староство теперь без хозяина. А покойный приходился шурином польному гетману по первой жене. Король сейчас щедро одаряет пана Конецпольского - очевидно, староство перейдет ему. Значит, и во всем старостве произойдут большие перемены. Неужели пан конюший не слыхал о смерти своего уважаемого старосты? Его жена, любимая дочь пана Жолкевского, и ее сын Станислав, по-видимому, уговорят пана гетмана помочь им навести порядки в старостве. А управляющий польного гетмана сейчас находится в Кракове. Вот поэтому я и думаю, что вам следовало бы прежде поехать в Краков, чтобы воспользоваться расположением пана Конецпольского. - Да, да. Это и в самом деле проще всего... Сердечно благодарен вам, пан Войцех, за это сообщение... Но все же... Богдан вдруг умолк на полуслове, посмотрел на оседланного коня. Все чужое, панское. Подарок хитрого иезуита!.. - Мне уже пора, пан Войцех. Нашему брату все равно где служить, покуда наша жизнь зависит от пана старосты. Надеюсь, что у нас с вами и в будущем сохранятся хорошие отношения! - Еще раз протянул руку, теперь уже на прощание. - И все-таки я еду не в Краков, а... на Днепр, уважаемый пан Войцех! Прошу так и доложить Потоцкому. И вернулся к оседланному рыжему коню, который нетерпеливо бил передними ногами. Маршалок дружелюбно снял с привязи поводья и подал их Богдану. Отошел немного в сторону, чтобы полюбоваться, как садится казак в седло. При нем простая австрийская сабля. К седлу привязаны сумки с пожитками. В осанке всадника ничего не осталось от замкнутого в себе, всегда озабоченного службой недавнего конюшего. Прижал шпоры к бокам, и конь рванулся точно ужаленный, Казак отправлялся в путь. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВЗБАЛАМУЧЕНЫ СТОЯЧИЕ ВОДЫ 1 Чигирин этой мирной осенью был очень многолюдным. Такое не часто бывало, разве что в военные годы. Чигирин находился далеко от Порогов и Переяслава, а Киев казался чигиринцам уже "другим миром". Здесь собирались казаки перед морским походом, отсюда уходили они и на Дунай. Но даже когда приезжал в Чигирин староста со своими войсками, в городе было значительно просторнее. Наступила уже осень со слякотью, когда казаки и хлебопашцы готовились сушить стельки на печи, как говорили в Чигирине. Начались ненастные дни, моросил мелкий, холодный дождь. В Чигирин со всех сторон, особенно от Днепра, прибывали казаки. Они шли группами, десятками, а то и в одиночку. Возмущенные нападением королевских гусар под Киевом и постоянными столкновениями с польскими войсками на дорогах и селах, казаки особенно были поражены несправедливостью в выплате им денег. Королевское правительство, вместо того чтобы отблагодарить казаков-украинцев за их участие в победе над турками под Хотином, стало на путь провокаций под Киевом и Кагарликом. И вооруженные украинские крестьяне не видели иного пути, как идти к казакам. Король и шляхтичи стремились снова заставить крестьян взяться за панский плуг, сделать их своими крепостными. Именно потому, что считают их своими крепостными, шляхтичи не заплатили им за участие в кровавых боях под Хотином. Король и польская знать упорно и настойчиво старались ограничить число реестровых казаков. В такой обстановке и стали распространяться по Украине слухи о большом походе казаков за "казацким хлебом". Это одобряло воинов, вселяло надежду на сохранение казацкого положения для всех вооруженных во время Хотинской войны крестьян-казаков. Единственная чигиринская корчма не могла вместить всех желающих. Вооруженные люди укрывались от холодного осеннего дождика под крышей сараев, а то и прямо в овинах хлебопашцев. Непогода предвещала скорое наступление зимы, а значит, и вынужденной передышки, затишья. Не на казацкий Круг собираться бы в такую пору. Даже священник вдруг затеял в церкви службу, давая приют многим пришлым казакам. Но никому в голову не приходило, что именно из-за непогоды собрались в Чигирин вооруженные люди. Как известно, и прежде перед большими походами казаки всегда съезжались в определенном месте. Нечто подобное происходило и сейчас. - Тьфу ты, мать родная, что тут творится, в этом Чигирине! - воскликнул пожилой запорожец Онысько, обращаясь к моложавому казаку. С ним он только что вошел в город, приехав с Сечи. - А можно мне спросить у кого-нибудь, где мой батько? - спросил Данило, впервые приехав из Запорожья в Чигирин. Онысько разрешил. Посоветовал не забираться далеко, поскольку дождь все усиливался. Укрылись от дождя под широким навесом сарая. Были благодарны хозяину за то, что коней разрешил поставить в сарай. Одетый в отцовский запорожский жупан, Данило чувствовал себя как на большом празднике. То, что мокрый от дождя жупан был заметно великоват - полы пришлось подоткнуть за пояс, - юноша не замечал. Зато на поясе турецкая сабля, за ним пистоль, хотя и незаряженный, а на персидской цепочке игриво болтался рожок для табака! Все это вызывало у юноши приподнятое, воинственное настроение. Он думал, что такое же впечатление производит и на встречных казаков. И сразу оторопел от первых насмешек старших, измученных долгой дорогой и непогодой казаков. Хотя казаки и торопились, но они заметили забрызганного грязью юношу, и кто-то насмешливо спросил: - Ты смотри, там мать хворостинку для тебя приготовила. Задаст она тебе, казаче, за то, что испачкал отцовский праздничный жупан. - Ха-ха-ха! - раздалось вокруг. Данило смутился, попятился под крышу корчмы. Его смуглое лицо еще больше потемнело, покраснев от стыда и злости. Черные глаза, казалось, метали молнии на обидчиков. Точно загнанный звереныш, ежился он от оскорбительного смеха. - Чего заржали, как на свадьбе у шляхтичей? По чарке все равно не дадут за это. А по... заднице огреть вас мне, младшему, неудобно. Нашли над чем смеяться. - Ну, ну, разошелся, зеленый еще. - А вы, погляжу, переспели так, что даже лопаетесь... - Ну, казаче, не обращай внимания на этих ветреных, пойдем со мной. Куда идешь? Провожу, я здешний. Богуном зовут, Иваном, и тоже, как видишь, казакую. Тут нас наберется столько, что сможем и сдачи дать этим... Ты откуда? - Я?.. Да из Запорожья, Данило, сын Нечая, кошевого атамана, - ответил, обрадовавшись такому защитнику. - Нечая? Олексы? Кажется, он тут, с казаками утром приехал из Киева. Мартын! - окликнул кого-то из толпы, стоявшей возле корчмы. Вместе с Мартыном подошли еще несколько молодых казаков, окружив Данила и Богуна. Пушкаренко тотчас сообразил, что Ивану Богуну и этому молодому казаку нужна помощь. - Гляди, тоже мне чудо увидели, как на пьяного бычка, выпялили свои зенки... А ну-ка, Иван, пошли с казаком в хату. Там кошевой совет держит со старшинами. Нечай тоже чуть не ахнул, увидев сына в своем праздничном и таком замызганном жупане. С появлением сына, которого безгранично любила Закира, у полковника снова заныло сердце. Увидев в сыне черты матери, он понял, как сильно и преданно любил он свою турчанку! Ему захотелось подойти к Данилу и прижать его к груди так, как, казалось, никогда не прижимал свою жену... Поспешил Данько вырасти. Еще рано ему впутываться в события, которые назревают на казацкой земле. Нечай повернулся к сыну, хотел сказать ему что-то теплое, ласковое. Но полковник Острянин пошел навстречу кошевому, преградив ему путь. И тут же начал рассказывать ему о киевских событиях и о королевской выплате содержания казакам. - До стычек у казаков с гусарами Конецпольского дошло. Ненависть шляхты к казачеству и обман с выплатой содержания возмутили даже доброжелательно настроенных к Речи Посполитой старшин... И как раз в эти дни появился на горизонте новый претендент на султанский трон - Александр Оттоманус, или Яхия, побочный сын Мухамеда III. Его неожиданный приезд на Сечь, да еще и призыв к походу против султана, вскружил казакам голову. А горькая несправедливость Короны по отношению к казачеству заставила казаков снова взяться за оружие. Яхия набирал войско, чтобы с его помощью захватить турецкий трон. Побочный сын Мухамеда III считал себя достойным занять монарший трон, пускай даже и мусульманский! - Так, значит, сынок встречает кошевого! - воскликнул полковник Острянин, прервав свой рассказ о киевских событиях и отпуская руку Нечая. - Зачем ты тут, Данько? Я уже все знаю... Беда свалилась на нас, бес помутил разум матери, а мы проглядели... С кем приехал? Григорий тоже тут? - поторопился Нечай перевести разговор на другое, чтобы унять сердечную боль. - Григорий в сотне. Я с казаком Оныськом приехал искать вас. А это вот - хлопцы казаки, потому что одному тут как-то... - Правильно сделал, Данько. Да мы с тобой... Спасибо, хлопцы, что показали моему сыну дорогу к отцу. Вот, видишь, Яцко, вылитая покойница. А какой казак растет! Еще покойного чигиринского подстаросты сына помню, тоже рос таким! Кстати, Богдан Хмельницкий жив, вернулся из неволи, где-то у Потоцких служит... Но своего Данька я бы не пустил на панские харчи. Правда, в отцовском жупане Данилу только в церковь ходить, а не казаковать. Младшего отвез учиться в бурсу, к киевским монахам. А этот рвется казаковать, - может, и ему придется наводить порядок на турецком престоле. - Может, еще рановато, пан кошевой?.. - начал было Острянин. И не закончил свою мысль, потому что его прервал подбежавший к Нечаю сотник Беда, гонец от запорожского коша. - Как хорошо, пан полковник, что я нашел вас тут! Старшины послали меня за вами. - Что стряслось, пан сотник? Данько мой тут, он ничего не говорил. - Да ничего особенного, полковник. В кош вернулись казацкие послы к московскому царю. Привезли от него много даров, добрые советы... Но старшины послала меня, чтобы вернуть вас. - Зачем? Послы вроде бы мужики толковые. - Говорю же, даров навезли много! Но старшин сейчас беспокоит другое, и они срочно вызывают вас. На Сечь собираются казаки, поджидают Нестора Жмайло, Круг собирают. Шляхтичи по наущению гетмана Конецпольского, вместо того чтобы справедливо рассчитаться с казаками, убивают их. - Знаем, слыхали, - вмешался полковник Яцко. - Хотя бы Нестор не вступал в бой с гусарами Конецпольского. Кошевой неодобрительно посмотрел на бывалого полковника. Острянин, уловив в его взгляде осуждение, добавил: - Я это к тому, что сейчас не время нам, обессиленным боями на Днестре, вступать в драку с Короной. - Не сегодня так завтра, а драться придется! На это толкают нас шляхтичи Збаражские вместе со своим иезуитом королем... Ну, сотник, - обратился он к гонцу, - что же там стряслось, что так срочно понадобился кошевой? - Да сын султана, какой-то байстрюк от гречанки, - Яхией дразнят его казаки, - собирает войско, чтобы отнять султанский престол у придурковатого Мустафы. Ходят слухи, что и Польская Корона не против, чтобы казаки помогли ему. 2 Нелегким был путь из Каменца до Днепра! Днем ехал по степным дорогам, а на ночь останавливался отдыхать у чужих людей. В пути Богдан словно проснулся после длительного сна, присматривался к людям, искал знакомых. Ему хотелось засветло добраться в Острог. Еще издали заметил перемены, происшедшие здесь: на куполах семейной церкви Острожских возвышались черные, точно вороны, кресты! Окатоличенный иезуиткой, чужой Острог!.. С ума спятила или с жиру бесится молодая вдова Ходкевича, внучка неутомимого поборника православия Василия-Константина Острожского, после бегства Максима Кривоноса, для которого ласки очередной любовницы были только хмельной встряской души!.. - Нет больше Острога!.. - воскликнул Богдан, глядя на черные кресты острожского храма. И Богдан не остановился в Остроге, стараясь больше не думать о любовных похождениях юной грешницы Анны-Алоизы Острожской. Когда он отъехал далеко от замка внучки Острожской, простые люди накормили его и показали дорогу. И как естественно все: эта же дорога вела его когда-то от Днепра к Днестру, словно на последний экзамен перед вступлением в жизнь. Там лилась кровь, сносились головы отцов. Все ли уже позади? И ты возвращаешься по той же дороге, раскрывая теперь двери зрелости? Сколько лет скрипят они, несмазанные, тревожат, и тебе так хочется хотя бы на миг вернуть детство, особенно прошедшую юность! Неужели и река Тясьмин высохла, суровыми, как у Сули мы, стали улыбки друзей? Возвращаясь на Украину по тем же дорогам, по которым проехали когда-то с отцом, Богдан думал не только о прошлом, но и о настоящем. Как необходим ему сейчас казак Полторалиха! У одинокого Богдана, вот уже несколько недель блуждавшего по руинам такого недавнего прошлого, всплывали светлые и радостные воспоминания. Придорожные селения на степных просторах Украины, опустошенных татарскими набегами и войсками польного гетмана Речи Посполитой, казались безлюдными. Здесь до сих пор еще бродили ватаги гусар, попадались и телеги с больными жолнерами. Богдан тоже встречал польских жолнеров. Гетман уехал, следом за ним бегут и они, грабя крестьян, словно иноземные захватчики. Несколько раз пытались отобрать и у него коня. Одиноко едущий по степи казак не страшен карателям! Теперь Богдан больше не упрекал себя, что взял коня у гетмана. "Точно папская всепрощающая булла этот конь!.." - подумал, улыбаясь в усы, Богдан Хмельницкий. Долго искал в Белой Церкви двор казака, у которого останавливался еще с отцом. Приютом называли приднепряне двор старого казака Митрофана, жившего за рекой Рось. Ночью к нему заезжали, как к родственнику, да и днем не проезжали мимо. Наконец Богдан нашел двор Ми